Эпитафия Эдэль

      Перед тем как уснуть, Ханни долго ворочалась, не в силах сомкнуть глаза. В её голове крутился целый ворох вопросов. Она думала об Аве и Эмилии: «интересно, что за книгу они переводили, если за обладание ею преступник пошёл даже на убийство?». Потом о Саломее и освященной печати, которую та с невероятной лёгкостью поставила: «если она имеет духовный сан, то, что делает здесь?». Ну и, конечно, о Шаме, ведьме, явно слишком сильной для второкурсницы, даже если учесть тот факт, что она осталась на второй год: «черная кошка. Она черная кошка. Ей нельзя доверять». Но Ханни верила, ведь Шама не врала ей. «Она всё сказала прямым текстом. Мне остаётся лишь понять, что на самом деле произошло в момент, когда разбилось зеркало. Преступник, совершенно точно, выстрелил. А обычная пуля с лёгкостью бы прошла сквозь зеркало — я была бы мертва. Значит, в револьвере были всё те же пули на основе перетертых листьев аталеи. Пуля попала в зеркало, но какова вероятность, что достаточная доза яда могла попасть в меня? Процент ничтожно мал, а даже если яд всё же попал, то я всё ещё жива, моя вторая половинка тоже», — тут Ханни вновь, очень нежно, коснулась своего левого глаза, или, правильнее сказать, глаза своей сестры? Да, определённо, так будет правильно.       «Безобразное отродье, убившее собственную мать! Зачем вы вообще появились на свет!», — слова отца часто мучили Ханни, когда она думала о себе и сестре, ведь он был прав. Они — безобразны. Глаза разного цвета — один карий, другой синий. Волосы светлые почти золотые вперемешку с чёрными. Маленькие и толстые, сросшиеся так, что ни один врач, никогда не сможет их разделить. И, они, действительно убили собственную мать. Она умерла рожая их.       Ханни перевернулась на другой бок, уставившись в стену и тяжко вздохнула: «Нет. Мне нужно понять, почему я осталась жива. Я же и правда думала, что умру, пока Шама не опровергла это. Вернее, она констатировала ложный факт о правде будущего. Я останусь жива. Следовательно, яд, содержащийся в пулях, даже в мельчайших пылинках не попала в меня. Преступник просто защищался, поэтому выстрелил, поэтому разбил зеркало, а осколки, кровью, просто попали сестре на лицо. Это значит, что мне с самого начала ничего не угрожало».       29 сандрамахаса. Среда.       Ханни ещё не проснулась, но уже чувствовала, нечто совершенно странное. С одной стороны ощущалась небывалая лёгкость, с другой неимоверная тяжесть. Она впервые была единственной и полноправной хозяйкой своей, правой половины тела, однако левая часть была точно камень — недвижимой, твердой. Ханни не могла открыть левый глаз, пошевелить пальцем левой руки, да что там… Когда девушка коснулась левой щеки, то не почувствовала этого. Если бы она не знала, что это и её лицо тоже, то подумала бы, что гладит кожу другого человека. Конечно, с одной стороны это правда, ведь эта половина принадлежала Лунне, но тело то у них с Ханни было одно на двоих.       В какой-то момент Ханни поняла, что у неё не дышит левая ноздря. Тяжко вздохнув, девушка поджала дрожащие губки, уставилась в потолок. Он был высокий, красивого бледного коричнево-зеленого цвета, как впрочем и стены и пол… Ханни шмыгнула носом. Сводчатой формы… Ханни вновь втянула текущие сопли, тщетно пытаясь отвлечься на рассматривание уже давно выцветшей и осыпавшейся фрески. Там, в темноте, ещё угадывались очертания рисунка листьев и цветов. Ханни надула губки. По её щеке, оставляя за собой тонкую влажную дорожку, скатилась слеза.       — Не реви. — в тишине комнаты раздался знакомый Ханни шепот её собственного голоса, только куда более спокойного.       Девушка почувствовала, как её щёки коснулись холодные пальцы левой руки, вытирая слёзы. Ханни вновь шмыгнула носом, сглотнула, отчаянно пытаясь сдержать подступающие слезы.       — Я же сказала, не реви. — повторила сестра, всё так же тихо, но в этот раз с тонкими нотками раздражения, продолжая аккуратно вытирать уголки глаза Ханни.       — О чём ты думала? — осторожно прошептала Ханни, её голос почти дрожал.       — О том, что стекло попало мне на лицо. Но ведь, мы же умылись. Всё в порядке. — спустя несколько секунд тихо ответила Лунна. — А ты?       — И я. — подтвердила Ханни, а после, немного помедлив, добавила. — Мы что-то неправильно думаем.       — Что именно? — спросила Лунна и, в этот момент, Ханни показалось, что сестра хмурится.       — Не знаю. — вновь шмыгнув носом, прошептала Ханни.       Ханни зевнула, в этот раз прикрывая рот обеими руками.       — Я хочу спать. — закрывая глаз, прошептала Лунна. — Ещё очень рано.       — А я подумаю ещё. — всё так же смотря в потолок, ответила Ханни.       Вот только разум был предательски чист. Ни единой, даже самой жалкой мысли, не скользнуло в сознании Ханни. Она просто смотрела вверх, разглядывая очертания листьев и цветов. В спальне постепенно светлело. Луч солнца скользнул и по старой фреске, заставляя поблескивать тонкие, серебристые линии рисунка. Ханни криво улыбнулась.       — Доброе утро. — тихо сказала Саломея и помахала рукой перед смотрящей в потолок Ханни. — И давно ты не спишь? — удивлённо поинтересовалась она.       Ханни моргнула, перевела взгляд на стоящую над ней девушку.       — Не знаю, наверно. — растерянно ответила Ханни.       — Эй, что случилось? — взволновано спросила Саломея, заметя как на единственном открытом глазе девушки наворачиваются слезы.       Ханни поджала губки, чувствуя что опять вот-вот расплачется, ведь она так и не смогла понять своей ошибки. Саломея в этот раз ничего не сказала, лишь слегка нахмурившись, выпрямилась и покинула комнату. Ханни, поняв, что осталась совсем одна, громко шмыгнула носом, втягивая текущие сопли и крепко зажмурила глаз, с которого по щеке скатилась слезинка. Ей не хотелось оставаться одной. Она чувствовала себя совсем беспомощной.       — Ну и что тут было сложного?! — с негодующим восклицанием, распахнув скрипнувшую дверь, в спальню вошла Шама.       Ханни, вздрогнув, резко открыла глаз и почти тут же зажмурилась. О, говорить с Шамой было последним чего она сейчас хотела!       — Я с тобой разговариваю. — нагнувшись к девушке, строго произнесла Шама.       Ханни вновь открыла правый глаз и испуганно посмотрела на неё, а потом на Аву и Саломею, что стояли в дверях комнаты, а затем снова на старосту. Ханни тут же попыталась отодвинуться, отползти от Шамы поближе к стенке. Это естественно получалось совершенно неуклюже и с большим трудом. Левую часть тела, девушка не то что контролировать не могла, сейчас даже не чувствовала.       Шама едко усмехнулась, и, оскалив белые зубки в злорадной улыбке, неспешно потянула простынь за край, медленно стягивая с кровати ткань и саму Ханни. И, надо сказать, сделала она это весьма аккуратно, ибо шлёпнулась на пол Ханни почти мягко, но от того не менее неприятно. Было твёрдо и холодно.       — Ну же, вставай! — отходя скомандовала Шама.       — Я не могу! — почти срываясь на плачь и, правой рукой, вытирая сопли и слёзы, простонала Ханни.       — Вставай! — нахмурившись, всё тем же тоном повторила Шама.       — Я не могу! — в отчаянии воскликнула Ханни.       — Что ты, чёрт возьми, не можешь! — нагнувшись к Ханни и схватив её за прядь волос, начала Шама. — Понять суть? Тебе не хватает мозгов?       Шама тянула её за волосы несильно, но ощутимо, и, от медленно нарастающей боли, Ханни вновь тихонько заскулила.       — Я сделала всё, что могла. — дрожаще прошептала она.       — Что ты сделала? — в этот раз дернув её за волосы чуть сильнее, от чего Ханни вскрикнула, спросила Шама. — Придумала кривое оправдание? Если ты хочешь стать ведьмой правды, такие ошибки не допустимы! Ты не способна понять элементарных вещей!       — Я всё поняла! Я не могу сделать большего… — захлебываясь слезами, прошептала Ханни.       — Что ты поняла? — неожиданно совсем спокойно спросила Шама, выпустив из пальцев прядь волос девушки.       В этот момент Ханни как током ударило. Она вдруг осознала, что всё ранее произошедшее, было не более чем игрой. Шама не злилась на неё, она кричала не по настоящему. Просто хотела напугать?       — Это был не яд, в глаз попал осколок зеркала. — стирая с щеки влагу, ответила Ханни.       — И? — вскинув одну бровь, спросила Шама. — С какой стати это могло лишить тебя возможности двигаться? — негодующие спросила она.       Ханни с трудом прекратилась на спину, тяжело дыша и вопросительно смотря на Шаму. Кажется, девушка понемногу начала понимать суть своей ошибки: «Верно, «мы», у нас одно тело. В своих мыслях, вчера вечером, я говорила о себе и сестре раздельно. Но, я всё равно не понимаю, что я упустила. Почему наше тело не может двигаться слаженно, как и прежде?».       — Для начала объясни мне, почему ты не можешь двигаться. — попросила Шама.       Однако Ханни промолчала. Она была не готова рассказывать о своем положении, о сестре. Они безобразны и отвратительны… Ханни не хотелось и здесь слышать едкие смешки в свою сторону, в сторону своей сестры. Они не для этого сбежали из дому…       — Возможно, ты неправильно сформулировала свои мысли, и проблема именно в этом? — задумчиво расхаживая по комнате, начала рассуждать Шама. — Ты выбрала для себя очень сложный вид магии. Мысли, даже мимолётные, могут испортить результат, если он нигде не был закреплён.       — Я должна была написать это? — изумлённо спросила Ханни.       — Да. Магия правды, зачастую, требует вещественных доказательств. — уже с некой суровостью взглянув на девушку, подтвердила Шама. — Я не собираюсь боле давать тебе прямую правду или ложь. Обдумай всё как следует и поднимись.       Ханни тяжко вздохнула, пытаясь понять почему это всё же произошло: «И так, я уже поняла, что моя первая ошибка заключается в том, что я сама лично разделила нас с Лунной, говоря, что осколок попал ей на лицо. Но у нас общее тело, следовательно, это и моё лицо тоже. Но что дальше?», — на этом моменте Ханни вновь подняла взгляд полный безысходности и отчаянья на Шаму.       — Зеркало. — холодно произнесла Шама.       — Ну, осколок зеркала попал мне в глаз, я не понимаю! — в этот момент Ханни хотелось помотать головой, но она лишь с трудом повернула её чуть левее.       — Хорошо. — собравшись с мыслями и подавив раздражение внутри, сказала Шама. — Твоё зеркало обладает волшебной силой. Оно показывает правду. А теперь подумай, что могло тебя напугать в тот момент, когда ты поняла, что осколок зеркала попал тебе в глаз.       Именно в этот момент на Ханни снизошло озарение. Глаза девушки засияли от радости, на губах читалась улыбка: «Я поняла! Я никогда подолгу не смотрела в зеркало, никогда не вглядывалась двумя глазами, только одним, своим. В глубине души я боялась, что зеркало разделит нас на пополам, может быть даже убьет, и тогда я потеряю часть себя — мою сестру. Страх стал явью, когда я поняла, что осколок попал ей в глаз. Но правда в том что у нас одно тело, и зеркало не разделит нас, по крайней мере до тех пор, пока мы обе не будем к этому готовы».       — И, каков результат? — не сумев сдержать слабой улыбки, в ответной реакции на счастливую мордашку Ханни, спросила Шама.       — Я могу встать. — осторожно поднимаясь, ответила Ханни.       — И это всё? — возмущённо спросила Шама.       Ханни, встав, в ответ лишь смущённо опустила взор.       — Возьмём тебя и него X. — начала Шама. — Ты — ведьма правды, он — простой человек. А теперь возьмём яблочную косточку, перетрем её в порошок и высыпем в пузырек с простой водой, сверху наклеим надпись «яд». В косточках яблока содержится цианид, и несмотря на то, что его количества не достаточно, чтобы убить человека — это всё же яд. Ни ты ни этот X не знаете, что за яд находится в пузырьке. Нсли его выпьет обычный человек — с ним ничего не произойдёт. Однако, если его выпьешь ты, то твой разум и страх могут додумать, что в пузырьке была не вода с яблочной косточкой, а действительно смертельный яд. Иными словами, ты, даже будучи ведьмой правды, можешь поместить в пузырек любой яд, а обычный человек нет. Говоря простым языком — это самовнушение. И нет, тебя убьет не яд, тебя убьет твой страх. Ты ещё плохо контролируешь свою магию, тебе нужно взять за привычку, сначала всё обдумать, а потом написать. И вдолбить в голову. — тут Шама подошла ближе и несильно постучала согнутым указательным пальцем по лбу Ханни, от чего девушка поморщилась. — То что написано, имеет больший вес, чем то, что сказано и уж тем более подумано. Твои возможности безграничны, если ты случайно себя не убьешь.       — Выходит, всё так просто? — щуря левый глаз и потирая лоб, спросила Ханни. — Магия книжников — это не более, чем самовнушение?       — По большей части — да. Поэтому, ты должна быть осторожна и всегда, всегда помнить о том, что является истоком твоих сил. — вздохнув, ответила Шама, и Ханни кивнула. — Вот и славно. А сейчас нам пора идти завтракать. — с этими словами Шама развернулась, покинув комнату.       Мысль о завтраке окончательно взбодрила Ханни. Девушка поспешила быстрее умыться, пока девочки согласились её подождать. Ей не хотелось ещё раз испытывать их терпение и идти одной. Странно, но за этот совершенно небольшой промежуток времени она успела привыкнуть к тому, что её окружают люди, и ходить одной по академии было уже некомфортно. Назвать девочек друзьями Ханни не могла, тут больше подходило слово «партнёры».       Ещё не доходя до столовой, все ощутили сладкий аромат малинового варенья и свежей выпечки. Ханни, вбежав в большой, светлый зал, тут же принялась искать взглядом свободный столик, а после, схватив сонную Аву под ручку, потащила её в самый дальний угол. Саломея и Шама не сочли бег необходимостью и спокойно последовали за ними.       Когда два из оставшихся четырех свободных мест за выбранным Ханни столиком были заняты, девушка невольно улыбнулась. До этого года, весь первый курс, она ходила одна, сидела она, а её единственным собеседником была сестра.       Это было неприятно признавать, но Ханни понимала, если бы не убийство Эмилии, она и сейчас была бы одна. На миг, улыбка девушки искривилась. Поджав губки, Ханни опустила голову смотря на румяные оладья лежащие в её тарелке. Пожалуй, лучше делать вид, что она рада завтраку, а не смерти человека… В этот момент Ханни подумала, что должна, если и не найти преступника, то сделать всё возможное раде этого, ибо так она сможет отблагодарить Эми за эти минуты счастья. Девушка взяла вилку, отломив ею кусочек пролитого сметаной и вареньем оладушка, положила в рот и зажмурив глаза, широко улыбнулась.              — Я могу подсесть рядом? — по-обыденному холодно спросила Никки, оглядывая сидящих за столом.       От неожиданности этого вопроса, с личика Ханни даже сползла улыбка. Девушка, чуть склонив голову набок, широко распахнутыми от удивления глазами, уставилась на Никки. Реакция Авы и Саломеи была похожа, появление председателя студсовета явно их смутило. Другое дело — Шама — оставшаяся совершенно невозмутима. Прошло ещё некоторое время, прежде чем Ханни, Саломея и Ава ответили на вопрос Никки одобрительным кивком.       — Директриса попросила меня присмотреть за вами. Я надеюсь, вы будете не против, если я перееду к вам в комнату. — с этими словами Никки опустилась на стул рядом.       Девочки ничего не ответили, лишь кивнули, ибо по интонации Никки было ясно, она констатировала факт, но чисто из вежливости спросила.