Железо внутри, железо снаружи

— Руки. — фавн в тюремной робе покорно просунул руки через небольшое окошко в двери камеры. Защелкнулись наручники, и последовала новая команда. — Лицом к стене. Заключенный развернулся и ничего не выражающим взглядом уставился в белую стену. Его нынешнее место обитание представляло собой небольшое помещение три на три метра. Койка справа, а в левом углу туалет. Его перевели сюда примерно два месяца назад и это сводило с ума. Сидеть в одиночке было настоящей пыткой. Он пытался просить книги или журналы, но ему отказали. В какой-то момент от отчаянья он попробовал разговорить охрану, молчание стало ответом. Он не мог понять, за что его наказывают. После вынесения приговора суда, он вел себя образцово и даже дисциплинировано. Государственный адвокат сказал, что ему повезло пройти в качестве соучастника. Он не был замечен с оружием в руках, никого не убивал. Значит, есть вариант выйти по УДО или амнистии. Нужно лишь показательно раскаяться в содеянном. И он раскаялся, по-настоящему раскаялся. После всего того, что он видел и слышал, это было неизбежно. Он не рассказывал об это следователю. Он не говорил об этом адвокату. Никому и никогда. Было страшно даже вспоминать. Темными бессонными ночами ему казалось, что своими мыслями он вновь может привлечь внимание этого существа. Страх разъедал его, изнутри обретая почти мистический характер. Он не был особо религиозным, но все, же обратился в тюремную часовню. Святой отец предложил исповедоваться, и он принял это предложение. Он открыл всё, каждый грешок и грязный секрет. Все кроме одного. Он не рассказал о событиях той ночи. Просто физически не смог себя заставить. В горле тут же пересохло, язык не слушался, а глаза наполнились слезами. Это было сильнее него. Однако исповедь и последующие беседы со святым отцом помогли обрести хрупкое подобие душевного спокойствия. Само заключение начало восприниматься по-другому, здесь он в безопасности. Тюрьма превратилась в надежное убежище. Личную крепость. Неотличимые один от другого серые дни растянулись в бесконечную вереницу. Они захлестнули его с головой, повседневная тюремная рутина стала спасением от воспоминаний. Не думать. Не вспоминать. Все нормально. К сожалению, тщательно возводимое внутреннее равновесие было разрушено в один миг. Просто и буднично. В одно хмурое утро ровно два месяца назад его перевели в одиночную камеру. Причины, по которым его жизнь подверглась таким кардинальным изменениям, остались неизвестными. Никто ему не объяснил в чем дело, и за что на него обрушилась эта кара. Вроде бы согласно законам Вейла заключение в одиночную камеру на срок больше пятнадцати дней было запрещено. Это считалось одной из форм пыток. Очевидно его случай был особенным. Неопределенность будущего и полное отсутствие нормального общения терзали разум. Он смертельно устал, наверное, имеется некий предел, за которым теряется всякий смысл. Не хочется жить в постоянно гнетущем страхе. Зачем такая жизнь? К таким выводам он пришел за два месяца в одиночестве. Наверное, было бы легче вынести все это, если бы не та ночь. В обычной камере можно отвлечься, там есть с кем поговорить. Но здесь он остался наедине с собой и своими демонами. Стараясь сохранить рассудок, он вел тщательный отсчет времени. Ориентируясь на расписание приема пищи. В этом не было никакого смысла, но так можно не думать о тех событиях. Не вспоминать. Он отдал бы все, чтобы забыть. Стереть себе память и провести остаток жизни в тюрьме, не помня за что, он сюда угодил. Пусть исчезнет все. Лишь пустота принесет долгожданный покой и истинное освобождение. В камеру зашли двое конвойных и вывели заключенного в коридор. Шли очень долго, поначалу его завели в пустую допросную и усадили на стул. Там он в полной тишине просидел полчаса, а потом ему завязали глаза. После его снова вывели в коридор и принялись водить по всему тюремному корпусу. Он уже перестал понимать, где находится, казалось, что его сопровождающие бесцельно наматывают круги. Однако это не беспокоило, хоть на расстрел. Так даже лучше, наконец-то этот кошмар закончится. Скрипнула деревянная дверь, и он ощутил новые запахи. Пахло старой мебелью и бумагой, а также уходящей затхлостью. Созывалось ощущение, что кто-то пришел в давно неиспользуемое помещение и открыл окно. Дуновение свежего ветра подтвердило эти догадки. Конвойные усадили его на стул и сорвали повязку с глаз. Он тут же прищурился, прямо напротив него находилось окно, через которое все помещение заливало своим багровым светом закатное солнце. Через несколько минут он все-таки смог осмотреться. Старый административный кабинет был наверно раза в два больше его одиночной камеры. Спереди располагался стол, а за ним сидел человек которого не получалось рассмотреть. Справа и слева помещение стискивали два больших шкафа доверху забитые папками, отдельные кипы каких-то бумаг валялись на полу. Похоже, этот кабинет использовали для хранения всякой ненужной документации, а потом хозяева и вовсе забыли про него. Помещение можно было назвать даже уютным, если не воспоминать, что оно находилось в режимном объекте. — Пожалуйста, не дергайтесь, мальчики за вашей спиной очень нервные и быстро приведут вас в чувство. Как видите вам не стали заковывать ноги и приковывать руки к столу, так что не злоупотребляйте моей доброй волей. — голос человека сидящего за столом сквозил плохо скрываемой усмешкой. — Хорошо. — безразлично согласился заключенный. — Ну вот и славно. Давайте для начала познакомимся, мое имя Поль Кречмер. Теперь ваша очередь. — Тирр Эдвальд. — Отлично. Мистер Эдвальд, сейчас мы с вами проведем предварительную беседу, по результатам которой я решу, нужно ли делать вам одно очень интересное предложение. Так что все в ваших руках, советую не упускать этот шанс. — Какое предложение? — Очень хорошее предложение, поверьте, оно вам понравится. — Хорошо. — вновь безучастно повторил Тирр, он не верил этому странному следователю. Однако очередной допрос позволит отвлечься и сосредоточится на чем-нибудь другом. Сказки про какое-то предложение не стоило воспринимать всерьез, скорее всего это хитрая ложь. Трюк, чтобы заставить его говорить. — Давайте приступим. — Поль зашелестел бумагами. — Так, вам недавно исполнилось тридцать лет, поздравляю с круглой датой. Ваше детство и отрочество меня не интересуют, личную жизнь тоже опустим… Так ваша семья… Это тоже не интересно… Хммм, начнем пожалуй с причины побудившей вас вступить в Белый Клык. — Она такая же, как и у всех. — Расскажите подробней об этой причине. — Я - фавн и у таких, как я нет будущего. У моих детей его тоже нет. — Вы решили бороться за свое будущее? — Я работал младшим помощником на распределительном энергоузле завода компании «Эласта», на нем производили бытовую технику. А эта должность была вершиной моей карьеры. Платили нам на первый взгляд неплохо, но на самом деле этих денег хватало только на поддержание собственного существования. Я хотел пойти учится на инженера, но на учебу нет денег. Моя семья, как и прочие едва сводила концы с концами. Можно было взять очередной кредит, за который я буду платить до конца жизни. Однако даже так после учебы меня никуда не возьмут. — Продолжайте. — На нашем заводе было много таких как я, мне еще повезло попасть на более-менее оплачиваемую работу. Как можно жить, если все что ты делаешь, лишено смысла? Тебе платят так, чтобы ты не сдох прямо сейчас. На учебу, лечение или нормальную еду денег нет. Вот мы и решили организовать профсоюз, чтобы начать защищать свои права. — И как у вас пошли дела? — Не очень, но поначалу все было даже успешно. Мы объединились и организовались, выбрали руководство. У нас была даже касса взаимопомощи. К нам начали присоединяться не только фавны, но и обычные люди. — Звучит вполне разумно, что же пошло не так? — Мы озвучили свои требование руководству завода. Там не было ничего невозможного. Поднятие заработной платы, второй выходной, сокращение рабочих часов и минимальный соцпакет. — Вам отказали? — Нет, нас просто проигнорировали. Тогда мы устроили блэкаут и начали угрожать длительной забастовкой. — И тогда вас услышали? — Еще как услышали, заводская охрана разогнала бастующих, а потом началось… — Что именно? — В основном увольнения, таких как мы несложно заменить. Чтобы окончательно разрушить нашу организацию, именно людям повысили зарплаты, дали еще один выходной и соцпакет. Все, им уже незачем бороться. Слепые глупцы. — Я так понимаю, они выиграли, а вы нет и вам обидно. — Выиграли. Забавное слово. Выиграли право нормально жить. Нет, мне не обидно, а они действительно оказались дураками. — Почему? — Как дали все эти блага, так и забрали обратно. Профсоюза то уже нет. — Что было дальше? — Мне повезло остаться на заводе, некоторых из уволенных потащили в суд. В основном отделались штрафами, а наше руководство посадили в полном составе. Другие кто смог постарались перебраться в Куо Куана на Менаджери в поисках лучшей жизни. Может у них и получилось, я не знаю. — Вот мы и подошли к переломному моменту на вашем жизненном пути. — Наверно так и есть. В наш квартал пришел… ммм…. — Имя агитатора меня не интересует. — Пусть тогда будет Оливер. Так вот Оливер рассказал нам, что всем фавнам нужно объединиться. Если на одном заводе не получилось, значит нужно собраться всем фавнам Вейла, а потом и всего Ремнанта. — Вы сразу прониклись этой идеей? — Нет, тогда еще были свежи воспоминания о нашей неудаче с профсоюзом. Но постепенно Оливер убедил большинство вновь попробовать отстоять свои права. — И так вы вступили в Белый Клык. — Да, в то время никто и не думал скрывать свое членство в организации. Мы открыто носили партийные значки. — Каким образом вы стали бороться за свои права? — Исключительно мирным, все в рамках закона. Насколько это было возможным в нашем положении. — Приведите пару примеров. — Мы проводили согласованные с правительством демонстрации, распространяли листовки и другую печатную продукцию. Пытались привлечь внимание к нашей проблеме. Чем мы хуже людей? Почему нас лишили права достойно жить? — Насколько я помню, были еще и инициированные вами судебные процессы? — Были, мы наняли хороших юристов и судились с «Вейл ХимПром» за невыплату зарплаты фавнам. — Успешно? — Процесс мы выиграли, но выяснилось, что счета компании пусты, а все руководство переехало в Мистраль. Нам даже судебные издержки не возместили. — Потом вы приступили к более радикальным методам борьбы? — Нет. Сначала начались разговоры внизу. Мы постоянно что-то делаем, но нет никакого прогресса. Мы митингуем, судимся, требуем, к нам даже некоторые политики приезжали… Обещали помочь… Все это пустое сотрясение воздуха. Нас не хотят слышать, значит нужно громче заявлять о себе. Заставить услышать. — Продолжайте. — Недовольство низов организации дошло до ее верхушки. Там наверно тоже о чем-то таком думали. Гира Белладонна ушел, и нас возглавила Сиенна Кан. А заодно начался раскол, не все были согласны с новыми методами. — Что же решили именно вы? — Выбрал середину. — Поясните. — Остался в организации, помогал, как мог, но от активных действий отошел. — Хорошо. — Поль откинулся на спинку стула и вновь повторил. — Хорошо. — Мы закончили? — поинтересовался Тирр, он немного устал говорить. — Не совсем, расскажите о вашем участии в подрыве туннеля под столицей. — Я давал показания и к уже сказанному мне нечего добавить. — Вам некуда торопится, расскажите еще раз. — Тогда я не знал для чего все это. Меня пригласили в качестве специалиста по энергосистемам. Там были и другие. Слесаря, работники городского маглева, шахтеры, монтажники… Все было под секретом и мы могли только догадываться в чем была конечная цель проекта. — Например? — Мы думали, что организация хочет наладить скрытную транспортировку крупнотоннажных грузов. Все указывало именно на это. — Вы ошибались. — Если бы я знал… — Тирр выдохнул и закрыл глаза, а потом продолжил. — Если бы я знал, то не стал бы в этом участвовать. — Совесть проснулась? — Это безумие. — фавн казалось не услышал ехидство следователя. — Там погибли многие наши собратья. Их никто не предупредил. Сраная секретность… — А тот факт, что погибли люди вас не смущает? — А должен? Вам всю дорогу было плевать на нас. Я всего лишь плачу той же монетой. — Оставим это. Что было после подрыва туннеля? — Я находился в другом месте. Нашу бригаду укрыли в технических помещениях одной из заброшенных станций. Были и другие группы, организации требовалось много рабочей силы, чтобы реанимировать пришедшие в негодность системы и пути. — У вас была охрана? — Была, а позже оружие выдавали всем желающим. — Продолжайте. — Нечего продолжать. После взрыва и устранения прорыва гримм, началась зачистка. Был бой… Меня контузило… Я ничего не помню, меня достали из-под завала и отправили в госпиталь, а потом… Вы и сами знаете. — Вот слушаю я вас и не могу понять. — Поль слегка наклонился вперед и Тирр наконец-то смог его рассмотреть. Обычный ничем не примечательный мужчина среднего возраста, но уже начинающий лысеть. — Где пламенный борец за права своего вида? Почему нет огня? Вы ведь прошли такой путь… Где все это? — Перегорел наверно. — Тирр отвел глаза и уставился на закатное солнце за спиной следователя. — Даже в случае амнистии я выйду отсюда глубоким стариком. Моя жизнь окончена. — Наверное вы мне врете. — усмехнулся следователь. — Видите ли, не все ваши подельники умерли там, кое-кого успели довести до госпиталя и немного допросить. Они рассказали очень, очень интересные вещи… — Нет. — это было единственное, что смог выдавить из себя Тирр. Воспоминания. Гриммовы воспоминания, они опять пришли. Кровь отхлынула от лица, он чувствовал головокружение и слабость. А еще запах… Просто чем-то горелым несло из окна, но он ощутил другое, вонь запекшегося мяса… В ушах зашумело, крики умирающих, звон колокола… Последние дни обреченных… — Вот мы собственно и дошли до того, о чем я вам говорил в самом начале. — усмехнулся Поль, но фавн его не слышал. — Мое предложение. — Не заставляйте меня вспоминать. — словно в трансе ответил Тирр. — Лучше убейте… Из глаз фавна потекли слезы, все от чего он так долго бежал, неожиданно настигло его. Темные коридоры, рев пламени, ползущая смерть и механический убийца. Огонь, что сжигал заживо за считанные секунды и исторгал из себя ядовитые пары. Бесполезные мольбы о пощаде. Тусклый блеск огромного топора и треск рассекаемой плоти. Безумие в чистом виде… Осознание собственной ничтожности… Они хотели сдаться. Они молили. А в ответ лишь молчание и жуткая смерть. Так нельзя умирать. Никто не должен так умирать. Жестокое оружие обретшее форму и направляемое чем-то… Это нельзя понять и невозможно описать. Слишком чужеродно. Слишком страшно. Пепел, падающий из вентиляционной шахты, его вкус на языке. Нельзя об этом думать. Его начало трясти. Это росло словно опухоль. Инфекция в крови. Тянущее чувство. Ожидание. Мерзкий звук статики из всех раций и свитков, что проникал под кожу. От него болели зубы. Он заставлял мозг зудеть. Лишал сна. Полная безнадежность и накатывающая волна ужаса от понимания неизбежности. Осознание. Они все мертвы. Они знают, как это будет и кто это сделает. Замурованные в бетоном лабиринте, как в древних легендах. Звон колокола. Нет. Кто-то бил тяжелым гаечным ключом по трубе. Они молились. Бесполезно. Оно идет. Последние, бесплодные попытки к сопротивлению. Растворяющиеся остатки здравомыслия. Все грехи и надежды. Все тлен. Незримые стены стягиваются вокруг. Они запирают в собственном разуме, а потом начинают душить. Петля палача. Маска смерти. Механический убийца. Никто и никогда, не должен видеть это. Он не хотел жить в мире, где существует это. Вся его борьба, все его стремления, уже не имели никакого значения. Пусть все сгорит. Пусть человечество подавится этой планетой… Ему уже все равно. После того, что он видел и слышал… Ничего не важно, кроме одного. Забыть и не вспоминать. А если для этого нужно умереть, то пусть. Когда он попадет на суд Близнецов или в бесконечную пустоту, не важно, что будет за гранью жизни. Главное он наконец-то очутится в недосягаемости от этого кошмара. Все закончится. Он обретет долгожданный покой. Близнецы. Все это выдумки. Боги не могли впустить такое в свой мир. Их нет. Но есть кто-то другой. Неизмеримо чуждый холодный разум, который ненавидит их. Он создал это. Позволил ему существовать. Сотворил железное проклятие и выпустил его в мир живых. Только забвение. У него нет других вариантов. Нужно получить его любой ценой. — Наверное, это и вправду впечатляет. — усмехнулся следователь. — Вижу, вы прониклись. — Убейте меня. — Тирр обмяк, едва не свалившись со стула, и двум конвойным пришлось усаживать его обратно. — Я не хочу… — Так вот, мое предложение. — Поль не обращал внимания на предобморочное состояние заключенного. — Я предлагаю вам новую жизнь. — Идите к гримм со своей новой жизнью… — прохрипел фавн, его бил озноб. — Непременно, но мне кажется, что вы не до конца поняли суть моего предложения. — следователь достал из ящика стола две толстые папки и небольшую пластиковую коробочку. — Вы начнете жизнь с чистого листа, никакого прошлого, никаких воспоминаний. Ничего, кроме содержания одного из этих документов. Если хотите, то можете уже послезавтра выйти на свободу. Вы проснетесь по дороге в Вакуо с непреодолимым желанием начать новую жизнь и хорошей суммой наличности на первое время. А может вы хотите остаться здесь навсегда? Это тоже вариант, пожизненное заключение в особых условиях. Выбирайте. — Как… Вы… — Хотите уточнить про воспоминания? — Поль пододвинул указательным пальцем пластиковую коробочку к Тирру. — Здесь ампула с экспериментальным препаратом, весьма дорогим кстати. Он лишит вас воспоминаний о последнем году вашей жизни. Хотя, скорее всего даже больше. Года полтора. — Я… Я согласен на Вакуо. — взгляд Тирра был прикован к вожделенному контейнеру. Внутри спасение. Желанное забытье. Ради него он готов на все. Наконец-то это закончится. — Что мне нужно сделать? — Ах, не пугайте меня, у вас такие глаза… Как у наркомана при виде дозы во время ломки. — следователь шутливо поднял руки. — Ничего такого от вас не потребуется. Вам лишь нужно собраться и рассказать правду. — Спрашивайте. — решительно выдохнул фавн. — Отлично. Начнем с чего-нибудь простого. — Поль прищелкнул пальцами. — Почему Белый Клык сразу не эвакуировал бригады, которые готовили поезд и пути к запуску? — Слишком заметно. Мы покидали город мелкими группами и должны были также возвращаться. — Логично. В туннелях у вас были перевалочные базы? — Да, нас рассредоточили и начали постепенно возвращать в город. — Когда вы заметили армейские подразделения? — Слухи стали появляться на следующий день после взрыва, но это было ожидаемо. Нас предупредили, чтобы мы не боялись. Руководство знало о тактике полицейских действий армии. — Вы хорошо в этом разбираетесь. — Я много учился и люблю читать. — Похвально. Однако все пошло не по плану? — Не могу объяснить, но… Мы уже сталкивались с армией и специальными силами милиции. Это привычный враг. В этот раз они действовали иначе. — Надо же. — искрение изумился Поль. — Даже вы это заметили. Продолжайте. — Нам методично отрезали пути к отступлению, а потом отсекли друг от друга. Словно кто-то нарезал всю систему подземных коммуникаций на сектора. Я не могу представить, какой нужен уровень планирования, чтобы разработать такое. Он учел все. Все ходы и любую возможность к бегству. — У вас было оборудование и взрывчатка. Почему вы ими не воспользовались, чтобы пробить новые пути? — Мы пытались… О, да… Мы пытались. — истерически хихикнул Тирр. — Все бесполезно, он все предусмотрел… — Спокойней, спокойней. — Поль постучал ладонью по столу, привлекая внимание фавна. — Не забывайте про новую жизнь. Что было дальше? — Уничтожение. Армейцы лишь блокировали нас и принуждали к сдаче. Мы думали, что все закончилось, а потом ОН спустился вниз. — Кто? — Жон Арк. — это имя Тирр прошептал с суеверным ужасом. — Так, так. Вот на этом моменте заканчиваются доступные мне рапорты. Все что вы сумеете вспомнить, будет чрезвычайно важно. — Многие хотели ему отомстить за бойню в порту. К нашим боевикам присоединились добровольцы. Оставшиеся анклавы формировали охотничьи команды. — Охота на охотника. Чего же вы хотели этим достичь? — Не знаю. Наверно убить его, а потом попытаться прорваться или все же сдаться. Неважно, мы слышали, как они умирали. Все наши коммуникационные устройства оказались взломаны, и кто-то перенастроил их на частоту охотничьих команд. Мы слышали их крики. Они гибли так быстро… Но некоторых он словно намеренно оставлял умирать так, чтобы мы слышали их агонию… Два координатора покончили с жизнью. Они забрали у нас свитки, но все еще пытались руководить операцией. — Как-то не похоже на него. — задумчиво проговорил Поль. — Он предпочитает более прямолинейный подход. — Это было лишь началом. — Тирр перестал обращать внимание на следователя, все больше погружаясь в темную пучину воспоминаний. — Потом пришел этот звук, казалось он раздавался отовсюду. Рации, свитки, аварийное оповещение… Все. Мы слышим лучше людей, но воспринимаемый диапазон частот отличается от фавна к фавну. Сначала это было почти незаметно, но потом начало усиливаться. Бессонница и боль. Мы ничего не могли с этим поделать, связь была жизненно необходимой. Марта… Бедная Марта, у нее был абсолютный слух, она хотела стать певицей… Марта сказала, что шумы постоянно меняют свою тональность, словно кто-то экспериментирует… Подбирает подходящие частоты, ставит на нас опыты. Бедная Марта… Она лишила себя слуха, но продолжала кричать. Как она кричала… Она говорила, что они внутри… Они никогда не смолкают… Мы пытались ей помочь, вылечить ее. Под конец пришлось ее связать, но это не помогло. Во время очередного припадка она разбила голову об стену. — Вот как… Весьма изобретательно. — Он убил всех, кто вышел против него. Убил так легко… Наши силы не представляли для него никакой угрозы. Всего лишь стая надоедливой мошкары. Нет. Насекомые могут доставить неудобства, мы не смогли и этого. — Ожидаемо. — Потом он стал уничтожать наши анклавы, места сосредоточения рабочих бригад. Ему почти не сопротивлялись, а просто бежали. Он не стремился преследовать отступающих. Мы могли отслеживать его перемещения, он двигался от одной базы к другой. Кольцо сжималось и стало ясно, он сгоняет нас в одно место, словно бессловесный скот на убой. Тогда же мы впервые услышали про ползущую смерть… — Расскажите об этом подробнее. — Я плохо разбираюсь в химии… Это мерзость… Топливо для его огнемета, оно почти моментально прожигает тело до кости, его невозможно потушить… Никто не должен это видеть… Скрюченные тела… Его пламя отравлено, те кто не сгорел заживо завидовали мертвым. Их постоянно рвало, они не могли дышать, судороги настолько сильные, что ломались кости… Безумие. Вы все безумцы… Вы не знаете, что он сможет сделать со всеми вами, если захочет. — Впечатляет. — Поль задумчиво разглядывал раскачивающегося на стуле фавна, глаза которого затуманились, а из уголка рта повисла нить слюны. — Наверное, я вам даже могу посочувствовать. Дело в том, что после подрыва туннеля и прорыва гримм было объявлено чрезвычайное положение и охотники, а также армия получили несколько больше прав. Жон Арк не руководил операцией, он только разработал план. Кстати большинство из ваших собратьев все-таки сдалось. А вам не повезло, наш общий знакомый решил, что пленных достаточно и можно наконец поразмяться. Благо от вас не поступало сообщений о прекращении сопротивления. — Мы… Потом мы были готовы… Мы пытались связаться… — Никаких сообщений от оставшихся в тоннелях не поступало. А Жон Арк великодушно предложил командованию свои услуги. Какое удачное совпадение, все остальные охотники заняты прочесыванием города и подземных коммуникаций и никому пока нет дела до старых туннелей. Армейцы, конечно, согласились и план замечательно сработал. — Будьте вы прокляты… Он рано или поздно убьет вас всех… Это не человек. — Поверьте, мы в курсе. Продолжайте. — Мы слушали… К нам приходили выжившие. Мы оказывали им помощь и слушали их рассказы. Мы слушали радиопереговоры. Мы продолжали надеяться, но чем больше нас становилось… Наше убежище располагалось в огромном техническом зале, к которому вел всего лишь один коридор, это выглядело как добровольная западня, но у нас не было выбора. Мы решили обороняться здесь. Мы готовились, заминировали и забаррикадировали коридор, организовали позиции… Но нас было много… Слишком много. Мы ждали неизбежного, многие не выдержали ожидания. — Случился бунт? — Нет. Хотя было бы лучше, если бы мы действительно перестреляли друг друга. Артур всегда был излишне религиозен, он стал рассказывать, что все происходящее это испытание, которое смоет наши грехи. Боль и покаяние помогут нам. Он собрал вокруг себя таких же фанатиков, и они начали молиться… — Сложная ситуация, как же вы ее разрешили? — Никак, это все зашло слишком далеко, и мы побоялись что-либо делать с ними. Так они и погибли, стоя на коленях и истово веря в несуществующее спасение. — Полагаю, ваша история подходит к своему логическому финалу? — Он пришел. Я видел его сквозь прицел, но так и не смог заставить себя нажать на спуск. Это все равно ничего бы не изменило. Он спокойно шел сквозь поток нашего огня. Неуязвимый. Сжег наши баррикады. Его оружие оно не для людей или фавнов. Вы не видели, что оно делает с телами. Нет… Его оружие даже не для гримм… Оно для других врагов… Я не хочу представлять. — Я видел, даже под всей этой броней насколько он высокомерен. Его поза лучилась презрением к нам. Мы были его работой, результатом которой станут наши изуродованные тела. Отравленный огонь и молниеносные взмахи топора. Не было ни малейшего шанса на победу. Кира выстрелила из гранатомета почти в упор, но он моментально увернулся. Я… Я не могу… Это невозможное механическое уничтожение, скотобойня. Он перерабатывал нас. Я… Механический убийца. Вот кто он на самом деле. Чудовище с человеческим лицом. Маска палача. Мы задыхались, мы горели, кричали разрубаемые надвое… Кто-то продолжал молиться… Он, молча, делал свою работу. Тирр уже не раз успел пережить этот кошмар. Глупо ненавидеть ураган или наводнение. Это необоримая сила природы, которую можно боятся, но за страхом придет смирение. Выжившие восстановят былое и все продолжится. Однако в тот злосчастный день их погибель имела имя, у нее было лицо… Холодное, безжалостное и прагматичное. Расчетливое уничтожение. Он вновь и вновь чувствовал животный ужас пред этой машиной войны. Настоящий страх и слезы боли. Всех кого он знал поглотило железное проклятие шагавшее по темным коридорам. Сужающееся пространство. Инфекция. Зуд в голове. Невыносимо, но то что случилось дальше… Лучше умереть, чем жить и страдать от этого знания. Знание о том, что такие, как Жон Арк могут существовать. Действительно нельзя ненавидеть землетрясение, но испытай его хоть раз и вот ужас уже вгрызается в мозг. Невозможно восстановить утраченное, пережить и отрефлексировать случившиеся. Это существо гораздо хуже, чем любое стихийное бедствие. Хуже, чем гримм или любой выдуманный монстр. Механический убийца, что прячется за маской человека. Жернова перемалывающие плоть, метал и саму душу. Нельзя вспоминать… — Никаких воинственных кличей. Ничего. Он был здесь и делал, то для чего его создали. Истребление. У него нет семьи, это все ложь. Такие, как он не рождаются. Кошмар обретший плоть. Железное проклятие. Я не мог смотреть на эту бойню… Потом был взрыв, кто-то от отчаянья подорвал склад боеприпасов. Меня завалило, но я слышал… Жертва была так наивно бесполезна. Гудение его доспеха, он ушел, оставив за собой горящий могильник. — Я не помню, как выбрался из-под завала. Потом почти ослепнув от испарений каким-то чудом выполз в коридор и двинулся… Не знаю куда, вроде были взрывы и обрушения туннелей. Меня подобрал саперный взвод, был госпиталь, следствие, суд и вот я здесь. — Ну что же… — Поль выпрямился, его лицо было непроницаемо, рассказ Тирра произвел впечатление даже на него. Солнце окончательно скрылось за горизонтом. — Вы исполнили свою часть сделки, время исполнить мою. Жаль конечно, что мы встретились так поздно, ваши откровения помогли бы в… А, впрочем, уже неважно, Арк хорошо замел следы, да и военные постарались. Он достал из пластикового контейнера ампулу и, сняв колпачок зарядил ее в инъектор. Подойдя к фавну Поль уже примеривался сделать укол, когда тот вновь заговорил: — Перед тем как я забуду, скажите, кто еще выжил? — Никто, вы последний. — Тогда зачем… Это по вашему приказу меня посадили в одиночку? — фавн начал замечать несоответствия, следователь явно был непростым человеком. Но даже так, он вел себя слишком свободно, говорил вещи, о которых не стоило знать заключенному. Либо этот Поль Кречмер занимает невероятно высокое положение… Либо по какой-то причине ему уже плевать на последствия своих действий, а это значит... — Нет, что вы. Приказы это так муторно, после них остаются документы и другие неприятные следы. — Будьте вы прокляяя… — Тирр не успел договорить, его тело окончательно обмякло. — Пакуйте его. — распорядился Поль Кречмер. — Новая жизнь ждет, как жаль, что мы не станем свидетелями трогательного воссоединения мистера Эдвальда с его дорогими друзьями.