terra incognita

Курса так до пятого Барти навскидку мог назвать всего две-три ситуации, когда они с Поттером перекидывались и парой фраз вроде: «Привет, не подскажешь, Маккошка сегодня злая?» До какого-то там очкастого гриффиндорца у Барти, тогда ещё заучки похлеще Грейнджер, дела не было никакого. Он учился на факультете Воронов, будучи лучшим не только на своём курсе, но и во всём Хогвартсе. Чары давались ему играючи, к Зельеварению он подходил со всей ответственностью и кропотливостью (так, что даже профессор Снейп его иногда хвалил, а подобных почестей удостаивались только его любимчики-слизеринцы), Трансфигурация любой сложности получалась сама-собой, Руны читались с полусимвола, а на Защите от тёмных искусств его беспрестанно ставили в пример другим ученикам. Стоило ли говорить о том, что друзей у Барти Крауча-младшего не было. И вот однажды всё изменилось по какой-то совершенно нелепой случайности. Шло 31 октября, в Большом зале, украшенном тыквами всех форм и размеров по случаю Хэллоуинского пира, во всю играла музыка и гремели столовые приборы. Барти всеобщего веселья не разделял — ему не приходились по душе шумные вечеринки, особенно когда дело касалось разрумяненных преподавателей, в чьих бокалах могло плескаться всё что угодно, но уж точно не тыквенный сок. Когда же икающий профессор Флитвик под всеобщие аплодисменты пригласил на танец Аврору Синистру, ростом раза в три выше его самого, Барти захлопнул учебник, который протащил с собой, и незаметно ускользнул из Большого зала. В самом деле, на пирушках ему делать было нечего: собственный факультет ему завидовал, а потому и ненавидел, а с барсуками, львами или, не приведи Мерлин, змеями гордым когтевранцам было не принято общаться. Его путь к башне Когтеврана пролегал мимо туалета на третьем этаже. При любом обычном раскладе он бы прошёл мимо, но неприличное количество выпитого от безделья тыквенного сока дало о себе знать, поэтому Барти свернул с намеченного пути. Зайдя в кабинку, Барти сквозь стенку услышал чужое копошение и бессвязный шёпот. Памятуя о негоднике Пивзе, он настороженно спросил: — Кто здесь? Копошение за стенкой прекратилось и через секунду из соседней кабинки сверху показалась чёрноволосая взлохмаченная голова. Тогда он ещё не знал Поттера, не считая имени и того, что мальчик был на курс младше него. — Фух! Мы уж подумали, что это кто-то из преподов! — с нескрываемым облегчением выдохнул тот. — Как тебя зовут? — Крауч… — Барти замешкался. — Бартемиус Крауч-младший. — О, — Поттер сощурился, его очки хитро блеснули, — ну с ним всё понятно. А тебя-то как звать? Барти открыл было рот, но тут же захлопнул его и медленно опустил взгляд вниз. В то же мгновение, чувствуя как его лицо резко заливается краской, Барти впопыхах принялся поправлять штаны и мантию. Поттер рассмеялся и чуть не свалился назад, но вовремя успел схватиться руками за туалетную стенку, разделяющую кабинки. Барти меж тем пытался унять бешено колотящееся сердце. Какой позор! И перед кем? Перед младшекурсником! — Это шутка, шутка! — тут же воскликнул Поттер. — Хочешь к нам? Залезай! — Я… — Барти опешил, пытаясь выдумать оправдание, чтобы уйти. — Я лучше через дверь. — Да, точно! Заходи, у нас ещё есть местечко, а стаканчик можно трансфигурировать! Не ведая, что и зачем творит, Барти вышел из кабинки и толкнул дверцу соседней, в которой секунду назад исчез Поттер. Тот оказался сидящим на корточках в компании Уизли и небольшой тыквы с крышкой, в которой плескалось нечто подозрительное. — Я Гарри Поттер, — представился главный подрыватель нервных клеток, отливая жидкость, пахнущую травами, из тыквы в стаканчик и протягивая его Барти. — Это Рон Уизли, — он кивнул на своего рыжего друга, уже порядком подуставшего, а теперь просто развалившимся на полу кабинки и заторможенно кивающим на слова друга. — Ну что, за встречу, Бартемиус Крауч-младший? Его открытая и искренняя улыбка не оставила иного выбора, кроме как принять предложение. Барти чокнулся с Гарри и в один заход осушил стакан. Травянистая жидкость, чем-то напоминающая зелье от кашля, мигом обдала жаром горло и желудок. Барти закашлялся под хихиканье Поттера и зачем-то сказал: — Можешь звать меня Барти. — Без проблем, Барти! Будешь ещё? Жизнерадостностью мальчика можно было душить мантикор. Барти покачал головой. Во что он только что ввязался? — Нет, спасибо, я… я, пожалуй, пойду. Он хотел было выйти из кабинки, как вдруг услышал стук каблуков, разносящийся в коридоре. Сердце упало куда-то на уровень подземелий Слизерина. Если поймают — ему конец! В панике Барти обернулся к Гарри, который также испуганно посмотрел на него и перевёл взгляд на Рона, который уже мертвецким пьяным сном развалился на полу туалета и вставать явно не собирался. — Ладно, — прошептал Гарри нервно. Шаги замерли около входа в туалет. Кто-то сделал первый шаг по туалетной плитке. У них оставалось всего около пяти секунд на обдумывание плана действий. — Я могу доверить тебе один маленький секрет? Барти кивнул, не совсем понимая, что тот собирается делать. Гарри прошептал заглушающие чары, направив палочку на Рона, и, достав что-то из лежащей подле него сумки, накинул на друга. Барти удивлённо моргнул: мерцающая ткань, расправившись, полностью скрыла Уизли от глаз. Мантия-невидимка? Барти хотел было что-то сказать, как его прервала распахнувшая дверь туалетной кабинки. Грозным коршуном над ними навис тот, на кого Барти хотел бы наткнуться в последнюю очередь. Чувствуя, как начинают трястись коленки, Барти смотрел на разгневанного профессора Снейпа. Внимание последнего, однако, было всецело уделено Гарри. — Поттер! — прогремел Снейп. — Я так и знал, что твоё отсутствие в Большом зале не сулит ничего хорошего! — Северус! — воскликнул Гарри, и Барти к своему ужасу и недоумению услышал в его голосе облегчённые нотки. — Слава Мерлину, что это ты, а не старая кош… — Ещё слово, Поттер, — резко перебил его Снейп. — И я превращу тебя в крысу и подкину в миску миссис Норрис, раз уж ты вспомнил о кошках. Это у тебя что такое? Он выхватил у Гарри тыкву, открыл крышку и принюхался. Взглянул слегка удивлённо. — Зелье от кашля? — Обижаете, сэр! Первоклассный егермейстер! — гордо отрапортовал Гарри, выпятив грудь вперёд. Мерлин, да сколько нужно выпить, чтобы заполучить такое бесстрашие?! Или у них на Гриффиндоре его бесплатно раздают? Снейп закрыл тыкву и вздохнул. Перевёл взгляд с Гарри на Барти с таким видом, будто только сейчас его заметил. — Только ты мог притащить в волшебную школу литр… — он задумчиво булькнул тыквой, прислушался, — пол-литра магловского пойла. Я хочу напомнить, что ты всё ещё в школе, и тебе всего четырнадцать. Что скажет твоя мать, когда узнает? — О нет, профессор! — Гарри в явно наигранном ужасе схватился за сердце. — Это разобьёт её нежное материнское сердце, сэр! Неужели вы хотите, чтобы она узнала, что грозный профессор Снейп, на которого всегда можно положиться, допустил подобное? Снейпа сощурился, но каким-то шестым чувством Барти не без удивления уловил, что гнев профессора поутих. Чудеса! — Мелкий поганец, — пробормотал тот. — А что же ваш отец, мистер Крауч? Ему явно не понравится такое пятно на репутации. Барти почувствовал, что сердце, валяющееся где-то в пыльных закоулках подземелий, покрылось льдом и треснуло. Если отец узнает… если узнает, то… — Северус, Барти тут ни при чём! — воскликнул Гарри, выступая вперёд и становясь между ними. — Он пришёл в туалет по своим делам, а я просто предложил меня поддержать! Он даже не знал, что в этой тыкве! Барти удивлённо взглянул на Гарри. Он не ожидал, что его новый знакомый возьмётся его защищать. — Неужели ты всё это время сидел с этой тыквой один? — задал закономерный вопрос Снейп и подозрительно оглядел кабинку. Барти сглотнул. — Именно! У меня выдался очень сложный день, поэтому я решил скрасить своё одиночество таким, без сомнения, крайне безрассудным способом. Барти просто оказался не в то время не в том месте! Обещаю, сэр, больше такого не повторится! — Гарри для правдоподобности стукнул себя кулаком по груди. — Да и неужели вы никогда таким не промышляли по молодости, профессор Снейп? — зачем-то добавил он. Барти прикрыл глаза, готовясь к буре, которой, однако, не последовало. Вместо того, чтобы разразиться праведным гневом, гроза подземелий… усмехнулся. Барти издал едва слышный писк, на мгновение задумавшись о том, не подлили ли ему в тыквенной сок каких-нибудь галюциногенных зелий. — Но я в отличие от вас, Поттер, никогда не попадался. Минус пятьдесят баллов с Гриффиндора, причину, полагаю, объяснять не придётся. И минус тридцать баллов с Когтеврана за пособничество в незаконной на территории Хогвартса деятельности и потворство этому маленькому негоднику, мистер Крауч. Ах да, месяц отработок вам обоим, молодые люди! — Но Северус!.. — воскликнул Гарри. — Никаких «но», — оборвал его Снейп и, развернувшись, направился к выходу из туалета, держа подмышкой тыкву. — За мной. Прослежу, чтобы вы добрались до гостиных ваших факультетов без приключений. Только когда он вышел и туалета, Барти позволил себе выдохнуть. Взглянул на безмятежного Поттера, восхитился его феноменальной наглостью и тихонько спросил: — А что с Уизли? — Пусть проспится, — пожал плечами Гарри. — Надеюсь, до этого момента на него никто не наступит. Или что похуже… Они синхронно рассмеялись. Из коридора послышалось грозное «Поттер!», и мальчики поспешили на выход. Пожалуй, этот эпизод и положил начало их дальнейшей дружбе. Хотя, наверное, самым важным стал последовавший за ним месяц отработок, открывший им обоим гораздо больше, чем они сами могли представить.

***

Барти глянул на настенные часы в виде каменной горгульи, которые на своё «новоселье» притащил Теодор, блеснув не только своим излюбленным идиотизмом, но и полным отсутствием вкуса. Горгулья, злобно зыркнув на него в ответ, когтистой лапой перевела часовую стрелку на одно деление вперёд. Барти устало упал лбом на расчищенный стол. Он оттягивал встречу с отцом настолько, насколько мог, даже заполнил все мордредовы бумажки, затарился в архиве старыми отчётами по делам, в которых были замешаны приведения, и выпил стаканчиков пять кофе. Тем не менее, в отделе он остался чуть ли не последним, не считая авроров на ночном дежурстве. Пора бы отправляться к отцу, сова уже пару часов назад как должна была принести ему письмо, и тот, вероятно, уже локти кусал в ожидании. Усмехнувшись абсурдности мысли, закравшейся ему в голову, очевидно, от неимоверной усталости и стресса, Барти хлопнул себя по щекам и уже собирался было вставать из-за стола, как вдруг дверь отворилась, а на пороге кабинета появился Драко Малфой собственной персоной, в белом халате и собранными в низкий хвост волосами. У Барти мигом разболелась голова. Только препирательств с этим белобрысым павлином ему не хватало для полного счастья! — Вы, кажется, дверью ошиблись, мистер Малфой, — елейным голосом произнёс Барти. — Уборная дальше по коридору и направо. — Очень смешно, — закатил глаза целитель и к священному ужасу Барти прошёл в кабинет, останавливаясь аккурат напротив его стола. — Только я по делу. Не могу понять, у вас в отделе что, работать не принято? — За переработки не платят, Малфой, и кому как не тебе знать, что крепкому здоровью способствует стабильный семичасовой сон, — огрызнулся Барти, мысленно пытаясь понять, как бы ему незаметно улизнуть прямо из-под носа целителя. — А у тебя, видимо, проснулась тяга к саморазрушению, — произнёс Малфой и бросил на стол увесистую папку с бумагами. О нет, только бы это не оказались ещё какие-нибудь мандрагоровы отчёты! В таком случае Барти сегодня же сиганёт в Арку смерти! — Медицинское заключение по делу Корбана Яксли. Хотел отдать лично Макнейру, только в Аврорате его не оказалось. Ты единственный из группы, кто остался в отделе. Малфой махнул палочкой. Папка раскрылась, из неё вылетели листы, исписанные мелким витиеватым почерком. Некоторые слова были подчеркнуты несколько раз, какие-то — обведены красными чернилами. Местами графики и расчёты переплетались с рисунками человеческих органов, из которых именно сердце отчего-то встречалось чаще всего. — Проверил всё раз пятнадцать, так что ошибки быть не может, — Малфой приманил чарами один из листов, на котором размеренно билось чернильное сердце. — Корбан Яксли, сорок пять лет, идеальное даже по меркам волшебника здоровье. Официальная и единственная причина смерти — остановка сердца. Но, — Малфой ударил по листку палочкой. Нарисованное сердце заглохло и иссохлось. — Знаешь ли ты, сколько обычно живут волшебники? — Если они не поражены проклятиями и прочими болезнями, в среднем, около ста-ста двадцати лет, — вспомнил Барти. Нехорошее предчувствие засреблось у него в районе желудка. — Именно. Десять баллов Когтеврану, Крауч. По всем медицинским показателям Корбан Яксли умер от старости, не прожив и половины от возраста среднестатистического волшебника. Все его органы в полном порядке, но сердце перестало биться по естественным причинам. Естественным для двухсотлетнего волшебника, конечно. Малфой вновь махнул палочкой, возвращая листы в папку. Барти задумчиво почесал подбородок. Даже по меркам волшебного мира слова Малфоя казались… фантастическими. — Но как такое могло произойти? — задал он закономерный вопрос. — А это, — Малфой невесело улыбнулся, — уже ваша работа, господин аврор. Но вы были правы — ни следа остаточной магии, а последнее проклятье, судя по анализам, касалось Яксли несколько лет назад и было благополучно снято. Исключительно естественные процессы старения, происходящие в человеческом теле. — Таким образом, — задумчиво протянул Барти, — мы имеем дело с естественной смертью при неестественных обстоятельствах. Маховик времени? — Я тоже подумал о нём, — кивнул Малфой, — однако маховики переносят во времени всего человека, а не отдельные его части. — И у Яксли мы не нашли ни одного маховика, — продолжил мысль Барти. — Да даже если бы и нашли — они могут переносить только на пять часов. Чтобы состариться, Яксли должен был перемещаться во времени… — Больше двухсот тысяч раз, — подсказал Малфой. — Чего его тело уж точно не вынесло бы. Впрочем, повторюсь, строить догадки — не в моей профессиональной компетенции. Барти откинулся на стуле, прикрывая глаза. Если убийца был как-то связан со временем, то проблемы будут не только у магического сообщества Великобритании, но и у всего мира. Впрочем, нельзя было отметать и какие-либо тёмные древние проклятия, знания о которых были утеряны столетия назад. А ещё привидения. Мерлин, сколько работы! Вздохнув, Барти достал из кармана зажигалку и щёлкнул колёсиком. С каждым мгновением она всё больше тревожила его, но при этом каким-то совершенно необъяснимым образом успокаивала. Заметив внимательный взгляд Малфоя, он приподнял одну бровь. — Поттер снова начал курить? — спросил тот. Барти опешил. — Что ты сказал? — О, — глаза Малфоя как-то странно блеснули, — я подумал, это его. Очень похожа на ту зажигалку, которой он пользовался на седьмом курсе. — Гарри курил на седьмом курсе? — Барти окинул собеседника подозрительным взглядом, но не смог уловить фальши. — Ты не знал? — удивился Малфой. — Когда у нас… всё пошло под откос, он купил магловскую зажигалку и сигареты. Но баловался не долго, может быть, пару недель. Быстро… бросил. «А точно ли ты говоришь про вредные привычки?» — подумал Барти и прикусил язык. Малфой уже не выглядел таким деловым, как с минуту назад. Тот быстро оглянулся на часы-горгулью, скривился, видимо, также уловив её изысканное уродство, и как-то уж слишком поспешно засобирался на выход. — Мне пора, — пробормотал Малфой, не смотря на Барти, — а ты, пожалуй, последуй примеру своих менее ответственных коллег и отправляйся домой. Я тебе это как целитель говорю. Барти кивнул, не сумев сдержать улыбки. Всё-таки Малфой был не таким уж и плохим, если не строил из себя принца с горошиной в одном месте. Дойдя до двери, Малфой отчего-то замер и, не оборачиваясь, тихо произнёс: — Крауч, скажи… как он там? Барти опешил. О нет, нет-нет-нет, только не эти слезливые разговоры! — Хорошо, Малфой, у него всё хорошо, — решил ответить честно Барти. — М-м, отлично, — Малфой неопределённо пожал плечами, взялся за дверную ручку и в последний момент всё же обернулся через плечо. — Я… мне жаль. — А это, Малфой, ты должен сказать ему сам, — чуть резче, чем собирался, ответил Барти. Должно быть, на нём сказалась усталость. Малфоя, если постараться, тоже можно было понять, пусть и не очень-то и хотелось. — Ты прав, да, — Малфой замешкался, но наконец-то отворил дверь. — Хорошей ночи, Крауч. — И тебе, — задумчиво ответил Барти в тишину пустого кабинета. — И тебе…

***

Их первая (а впоследствии, как оказалась, не единственная) совместная отработка проходила в самых тёмных, пыльных и захламлённых кабинетах подземелий. Профессор Снейп со всей тщательностью отслеживал результаты их уборки и заставлял драить полы вручную по несколько раз, дабы добиться зеркального блеска. Барти готов был оставить руку на съедение троллю, будучи уверенным в том, что эти начищенные кабинеты никогда не будут задействованы ни для чего, кроме как для наказаний следующих поколений нерадивых учеников. Но кое-что приятное в этих отработках всё же было, а именно — Гарри. С ним оказалось поразительно легко. Гарри, казалось, ничего не стеснялся, не боялся, и всегда пребывал в такой бодрости, что едва находящий время на сон Барти мог ему только по-хорошему завидовать. Ранее он тратил всё своё свободное время исключительно на учёбу, но уже после второй отработки ноги сами его несли в подземелья, чтобы поскорее встретиться с собратом по несчастью. Как-то незаметно они и подружились. Барти открыл для себя человека, который не только понимал, но и поддерживал его шутки. А ещё, оказывается, всё это время затворничества его душа больше всего тяготела к сплетням. У Гарри, к своему четвёртому курсу ставшему любимчиком половины Хогвартса, в закромах завалялось достаточно косточек, которые нуждались в перемывке! После того, как на Барти были вывалены котлы информации о том, кто с кем встречается, кто кому послал Летучемышиный сглаз, и кто по ночам издаёт такой храп, что шатаются стены Гриффиндорской башни (этим «кем-то» оказался Рон Уизли на пару с Невиллом Лонгботтомом), Барти получил моральное разрешение на то, чтобы узнать и самого Гарри получше. На его вопрос, как же так получилось, что гроза подземелий Северус Снейп так мягко отнёсся к вопиющему нарушению Поттером школьного устава, Гарри лишь рассмеялся и пустился в долгую историю, которую Барти совсем не ожидал услышать. Оказалось, что вот уже лет десять как Лили Эванс, известный на всю Великобританию зельевар, а по совместительству мать Гарри Поттера, развелась с мужем и живёт вместе с другим известным на всю Великобританию зельеваром, по совместительству преподающему в Хогвартсе. И Северус Снейп оказался вовсе не грозой подземелий, а чутким и любящим отчимом, на публике раздающем Гарри оплеухи — успей только увернуться. Оказалось, что легендарные Мародёры, о которых в стенах Хогвартса слагали легенды, принимали не последнее дело в воспитании Гарри, один из них оказался его отцом, другой — крёстным, а остальные — просто очень хорошими друзьями семьи. Лили и Джеймс, несмотря на развод, сумели окружить Гарри такой любовью и заботой, о которых Барти не приходилось и мечтать. Оказалось, что та самая таинственная Мантия-невидимка — это фамильный древний артефакт, передающийся в роду Поттеров по наследству. Но в случае Гарри — главный, если не считать карту Мародёров (ещё один страшный секрет), помощник в совершении его злодеяний. Но главная тайна Гарри Поттера открылась Барти только спустя две недели отработок. Тогда они закончили с уборкой кабинета раньше, чем планировали, и лежали на блестящем, без единой пылинки, полу, болтая ни о чём. В какой-то момент Гарри замолчал и тихо произнёс: — Я могу тебе кое в чём признаться? Барти насторожился. — Надеюсь, это не касается того, что от меня воняет, или что тебе надоело со мной общаться? Гарри тут же встрепенулся и замахал руками. — Нет! Ты что! И думать о таком не смей! Нет, это… один секрет, который я никому пока не рассказывал. — Даже Рону? — удивился Барти. Он же по праву занимал позицию лучшего друга Поттера! — Тем более Рону! — Гарри приподнялся, глядя на Барти широко раскрытыми глазами. Очки его съехали на самый кончик носа и теперь держались исключительно на честном слове. — Я думаю, он меня не поймёт. Вернее… я боюсь, что не примет. А мне бы не хотелось, ну, знаешь, терять друга из-за тараканов в собственной голове. Барти кивнул. Он и сам практически не говорил о том, что действительно его беспокоило. Гарри был добрым, честным и понимающим человеком, но кто знает, как бы он отреагировал на скелеты в глухих шкафах семейства Краучей? Барти ни за что не хотел бы потерять единственного человека, которого он мог назвать своим другом. — Обещаю, что всё сказанное в этом кабинете останется между нами, — заверил Барти. Гарри благодарно улыбнулся и, с шумом вдохнув носом воздух, скороговоркой протараторил: — Кажетсямненравятсяпарни! Барти пару раз моргнул, пытаясь осмыслить, вернее, расчленить сказанное на отдельные слова. Гарри зажмурился, будто готовясь к удару, но, не услышав хоть какого-нибудь комментария, осторожно приоткрыл один глаз. Очки его забавно съехали на бок, что непроизвольно вызвало в Барти улыбку. — Скажешь что-нибудь? — пробормотал Гарри. — Да, — Барти кивнул, всё ещё улыбаясь. — Кажется, тебе надо поработать над речью. Ничего не разобрать! — Да иди ты! — Гарри шутливо пихнул его кулаком в плечо, поправил очки и улёгся рядом. — Знал бы ты, как долго я мысленно репетировал свою речь! Продумал все варианты развития событий, вплоть до Авады! — Брось, — отмахнулся Барти, глядя в потолок. — Я бы никогда такого не сделал! Ты мой друг, Гарри, а то, что у тебя есть свои предпочтения, ни на что не влияет. Вот ты же, например, любишь квиддич — лучший ловец за последние десятилетия, как-никак! А меня к полётам никогда не тянуло. И что теперь? Неужели мы перестанем общаться из-за таких мелочей? Несмотря на беспечность, которую он постарался придать своему голосу, внутренне Барти всё же насторожился. Не из-за признания Поттера, а потому, что сам, пусть и между строк, признался: он хочет продолжить дружбу, несмотря на то, что они разные, несмотря на то, что рано или поздно их отработка подойдёт к концу. Сбоку донеслось шебуршание и что-то, подозрительно напоминающее всхлип. Барти повернулся к Гарри, и тот, заметив движение, тут же принялся тереть лицо руками. — Конечно, конечно мы не перестанем общаться из-за квиддича, — проговорил он, пряча лицо. — Но… Мерлин, спасибо тебе! Я так сильно боялся кому-нибудь рассказать, постоянно думал о том, как отреагируют мои друзья. Когда Гермиона рассказывала про новую книгу Локхарта, который два года назад вёл у нас Защиту, то Рон назвал его «грязным педиком», а та возмутилась, но не тем, как он его обозвал, а тем, что Локхарт — совсем не такой. А ты… я так рад, что решился и рассказал именно тебе. От его слов в животе заурчало что-то тёплое и нежное, словно разнеженный на солнце книззл. Барти осторожно коснулся руки Гарри и, не встретив сопротивления, отвёл её в сторону, открывая раскрасневшееся лицо. В изумрудных глазах Гарри всё ещё стояли слёзы. Барти никогда не умел утешать, но сейчас собирался приложить все возможные усилия. — Я думаю, Рон поймёт. Мы боимся и ненавидим то, чего не понимаем. Но если он увидит, что у тебя не отрастают рога и хвост только потому, что ты заглядываешься на парней, то его отношение к тебе, как к человеку и как к другу не изменится, — Барти ободряюще улыбнулся. — А Гермиона — умная девушка, но, наверное, она просто неправильно подобрала слова, вот и всё. Если ты поговоришь с ними, то, я уверен, всё будет хорошо. У тебя отличные друзья, Гарри, просто позволь себе поверить в них. Гарри резко подался вперёд, утыкаясь Барти в плечо и крепко обнимая. — Спасибо, ты прав, да, спасибо, — зашептал он отрывисто. — Ты полностью прав. Однажды я всё им расскажу, обязательно. Спасибо тебе. — Как давно ты понял? — осторожно поинтересовался Барти. — На самом деле, наверное, это было со мной всегда, — отозвался Гарри, отстраняясь. Он уже не плакал, что Барти посчитал большим достижением. — Я просто никогда не придавал значения. Но в начале сентября я случайно услышал, как девчонки в гостиной шептались о том, у кого за лето успела вырасти грудь. Я представил себя рядом с одной из них, но… ничего. Я подумал о Чжоу Чанг с Пуффендуя, которая всегда казалась мне очень красивой девушкой, но она не вызвала во мне ничего, кроме восторга её красотой. Потом девчонки перешли на обсуждение парней, и вот тут я вспомнил… — Гарри замялся. Барти приподнял бровь, предлагая продолжить. — Ты, возможно, сейчас будешь надо мной смеяться, но Драко Малфой… — Стой-стой-стой! — Барти в ужасе замахал руками. — Тот самодовольный хорёк, с которым вы враждуете? Да ты же мне все уши прожужжал тем, как ты его ненавидишь! Гарри почесал затылок. Его лицо залилось краской и он смущённо опустил взгляд. — Ну, в общем-то, да. Раньше я его провоцировал, чтобы побесить, а потом — чтобы лишний раз обратить на себя внимание. Барти со стоном закрыл лицо руками. Так вот, какова была настоящая драма между Гриффиндором и Слизерином! А он-то думал, что всё дело в ценностях, мировоззрении и Кубке Хогвартса. — Ну ладно, — Гарри хлопнул в ладошки, хитро улыбнувшись. Барти напрягся. — С моими тараканами мы разобрались. А что у тебя? — Что у меня? — не понял Барти. — А тебе кто-нибудь нравится? Барти задумался. Честно говоря, до встречи с Поттером его не то чтобы интересовали люди в принципе. Начиная с первого курса, он старался держаться в стороне от толпы, от собственных одногруппников, которые в какой-то момент и сами перестали проявлять к нему интерес. Подражая манере отца, он старался вести себя сдержанно и холодно, а если кто-то ступал на его территорию (особенно когда это касалось учёбы) — ощетинивался, как змеезуб, готовый к атаке. Гарри вторгся в его жизнь спонтанно, в одно мгновение разрушив, казалось, тот незримый барьер, что Барти годами возводил вокруг себя. Барти стал чаще улыбаться, смеялся с шуток за столом Когтеврана, приводя однокурсников в священный ужас, пару раз даже предложил младшим ребятам объяснить материал, над которыми они часами корпели в библиотеке. И всё это — за каких-то две недели совместных отработок. Но вместе с этим тогда Барти понимал одно: даже его отношение к людям не изменит той цели, которую он поставил себе ещё будучи ребёнком. И никакой романтической симпатии, а уж тем более любви, места здесь не было. — Нет, — улыбнулся Барти. — Никто.