Алая Магнолия

В последние дни Исаак был особенно обеспокоен. Его обычно жизнерадостные глаза, как будто скрылись за дымкой тревоги. Каена, наблюдая за ним, старалась не вмешиваться. В его напряжённом взгляде она читала всё: он что-то предчувствовал. — Что-то случилось? — осторожно спросила она однажды вечером, когда застав его в своей комнате, сидящим за столом и задумчиво листающим книгу, не читая её. Исаак поднял голову, его тёмные глаза встретились с её. — Нет… — он замолчал, затем добавил: — Пока ничего. Каена удивилась, как он смог пролезть в её комнату, ведь замки были почти не преступно крепки, но не стала задавать лишних вопросов. Она лишь молча положила руку на его плечо, молча составив ему компанию, зная, что время само всё расставит по местам. Поздняя ночь. Особняк был погружён в тишину, прерываемую лишь скрипом ветвей за окном. Каена, уже переодевшись в ночное платье, сидела за столом, пытаясь сосредоточиться на книге, но её мысли снова и снова ускользали к Деону. Он уехал на задание ещё три дня назад, и в доме стало непривычно пусто. Вдруг её слух уловил тяжёлое дыхание за дверью. Затем послышался слабый стук, больше похожий на царапанье. Каена моментально вскочила и распахнула дверь. На пороге стоял Деон — вернее, он почти падал. Его лицо было бледным, а на лбу выступили капли пота. Одежда разорвана, из множества ран медленно сочилась кровь. — Деон! — воскликнула она, подхватив его за плечи. Он пытался улыбнуться, но его лицо исказилось от боли. — Ничего… пустяки, — прохрипел он, прежде чем рухнуть на колени. Каена, преодолев страх и шок, помогла ему дойти до комнаты. Она уложила его на кровать и тут же занялась его ранами. — Ты хоть понимаешь, что мог умереть? — строго сказала она, перевязывая глубокую рану на его руке. — Умирать… не в моём стиле, — едва слышно прошептал он, но его глаза потемнели от боли. Каена на мгновение замерла, её рука сжимала бинт. Она посмотрела ему в лицо и впервые увидела в его взгляде что-то ещё — не страх, не боль, а какое-то странное, мучительное сожаление. — Ты не должен больше так рисковать… — мягко сказала она, её голос стал почти шёпотом. Деон приподнялся на локте, его взгляд пронзил её. — Я делаю это не ради себя, Каена, — прошептал он. Он поднял руку, чтобы коснуться её лица, но остановился на полпути. Его рука дрогнула, и он бессильно упал обратно на подушку, глаза закрылись, но дыхание стало ровнее. Каена сидела рядом, не отводя взгляда. "Не ради себя... Тогда ради кого, брат?" — подумала она, прежде чем встать, задернуть шторы и оставить его отдыхать. Тусклый свет ламп в главной зале особняка Агриче едва освещал стены, покрытые картинами и странными реликвиями, словно вытянутыми из мрачных сказок. На середине комнаты, прямо на мраморном полу, лежал человек — его тело дрожало, кожа покрыта синяками, а руки были связаны грубой верёвкой. Вокруг него кружились младшие дети Ранта. Их лица светились от предвкушения, как если бы они только что получили новую игрушку. — Отец сказал, что он наш, — довольно прошептал один из них, наклоняясь к мужчине. — Что будем с ним делать? — Давайте посмотрим, сколько боли он сможет выдержать, — со смехом предложил другой, протягивая нож, блеснувший в свете ламп. Крики жертвы начали разноситься по всему особняку. Дети смеялись, словно играли в невинную забаву. Они с удовольствием экспериментировали, кто из них сумеет доставить больше боли. Но игрушка оказалась слишком слабой. Мужчина вскоре затих, его глаза остекленели. — Уже всё? — разочарованно спросила одна из девочек, брезгливо ткнув тело ногой. — Ну и скукота. — Надо было попросить отца привести кого-то поинтереснее, — проворчал другой. Они, расстроенные, стали расходиться, оставляя тело в центре комнаты, словно ненужную сломанную вещь. Роксана наблюдала за этим изящно оформленного балкона второго этажа. Её взгляд был направлен вниз, но она словно не видела происходящего, глаза её были пустыми. Она стояла неподвижно, прислонившись к мраморной колонне, а её руки сжимали балюстраду, настолько сильно, что побелели пальцы. Крики жертвы доносились до неё как отголоски далёкого, противного сна. Но она видела всё. Слышала всё. "Маленькие монстры", — подумала она, чувствуя, как отвращение подступает к горлу. Роксана ненавидела эти сцены. Ненавидела жестокость, ставшую нормой в её семье. Кровь, насилие, безразличие. Она знала, что должна уйти, но почему-то стояла там, словно невидимый наблюдатель. Но когда она увидела, как жертва перестала дышать, как дети с презрением оставили тело, её лицо исказилось. Она резко развернулась и пошла прочь, её каблуки гулко раздавались по деревянному полу коридора. В своей комнате она остановилась у зеркала. Её руки дрожали, и она схватилась за край туалетного столика, чтобы не упасть. — Не показывай слабость, — прошептала она себе, глядя в своё отражение. Роксана всегда носила маску жестокости и холодности, которую от неё ожидали. Но её маска начинала трескаться. Она закрыла глаза, её мысли вихрем метались. "Почему я до сих пор здесь? Почему я играю эту роль? Ради чего?" И хотя она знала ответ, он лишь ещё больше её злил. Ради выживания. Ради контроля. Ради того, чтобы никто никогда не посмел использовать её так, как они используют других. Едва Роксана успела вытереть дрожащие руки платком, как в дверь раздался тихий, но настойчивый стук. Она глубоко вздохнула, заставляя себя собраться. Нацепив на лицо привычную маску невозмутимости, она подошла к двери и медленно открыла её. Перед ней стоял Деон. Его лицо оставалось таким же холодным, как всегда, но в глазах мелькала едва уловимая тень напряжения. — Деон, — ровно произнесла она и чуть кивнула, давая понять, что пускать его внутрь она не против. Деон шагнул в комнату. Он не произнёс ни слова. Роксана тут же выглянула в коридор, быстро оглядев его. Тишина. Никто не следил, никто не подслушивал. Убедившись в этом, она тихо захлопнула дверь и повернула замок, лишив комнату доступа для посторонних. Когда Каена привела Исаака в сад своей матери, она сразу заметила, как Сиерра тепло встретила вампира. Её мягкие голубые глаза наполнились искренним интересом, а её светлые локоны в лучах заходящего солнца казались почти эфирными. — Исаак, это моя мать, Сиерра, — сказала Каена с лёгкой улыбкой, наблюдая за реакцией вампира. Исаак, ещё не привыкший к тёплым человеческим отношениям, сделал несколько шагов вперёд и, склонив голову, выразил почтение: — Мадам, для меня большая честь находиться рядом с вами. Каена часто упоминает вас, и я всегда считал вас человеком редкой доброты и чуткости. Сиерра смущённо улыбнулась, как всегда искренне и немного стеснительно, и ответила: — Ах, как мило с вашей стороны! Каена много рассказывает о вас, Исаак. Мы рады, что она нашла кого-то, с кем ей так приятно быть рядом. Исаак почувствовал, как его сердце лёгким волнением отозвалось на её слова. Он был вампиром, он был замкнутым и строгим по природе, но доброта этой женщины казалась ему необъяснимо родной и близкой. В её глазах не было осуждения, не было страха — лишь тепло и искренность. Сиерра продолжила: — Но ты должен быть голоден, не так ли? Каена не рассказывала мне, как часто ты находишь время для пищи. Подойди, я сама принесу тебе что-нибудь, у нас есть отличный стейк с кровью. Исаак не мог отказать. Он ещё никогда не чувствовал такой заботы, такой спокойной уверенности в людях. Ему показалось, что в этом месте его прием — важный и долгожданный. Когда Сиерра вернулась с блюдом, она уложила его перед ним с удивительной грацией. Исаак, хотя и был вампиром, не мог не заметить, как с трепетом она подала ему вино и уверенно сказала: — Выпей, Исаак. Ты ведь заслуживаешь отдых и покой, не так ли? В его груди тронуло что-то тёплое, что он сам не мог объяснить. Это была привязанность, которая пробивалась сквозь его железные стены. Но не только привязанность. Исаак понял, что искренность Сиерры, её естественная доброта стали его якорем. Это было что-то большее, чем простое восхищение. Каена наблюдала за этим с лёгким любопытством, но её сердце таяло от мысли, что она могла бы создать такую связь, такую привязанность между Исааком и Сиеррой. Может быть, это даже то, чего она хотела больше всего — чтобы их жизни переплелись, чтобы вампир почувствовал поддержку, любовь и силу в этой семье. Он был таким уязвимым и сильным одновременно. Каена знала, что если Исаак привяжется к Сиерре, то и её сила, её влияние, начнёт расти. С каждым днём Исаак всё больше проводил времени с Сиеррой. Каена внимательно наблюдала за их общением. Она заметила, как Исаак стал мягче, как его жесткость, привычная для вампира, начала ослабевать в присутствии Сиерры. Его слова становились теплее, его взгляд — внимательнее. Он будто бы привык к её заботе, и её доброта, совершенно не требующая чего-то взамен, наполняла его сердце чем-то новым. Сиерра не осознавала, какой огромной была её роль в жизни Исаака. Она просто была собой — доброй, светлой женщиной, которая с любовью заботилась о каждом. Исаак, в свою очередь, начал воспринимать её почти как мать, хотя и не мог полностью освободиться от своего вампирского прошлого. Он знал, что не мог бы вернуться к обычной жизни, что его прошлое было слишком темным. Но здесь, рядом с Сиеррой, он ощущал нечто новое. И это было как нежное пробуждение, которое вытягивало его из одиночества. Каена всё это время не вмешивалась. Она наблюдала. Она начала осознавать, как важен этот союз. Сиерра могла стать опорой для Исаака, а Исаак мог бы стать чем-то большим для неё, чем просто «питомец». Каена понимала, что если Исаак влюбится в Сиерру или привяжется к ней, это принесёт ей невероятную власть. Её мысли стали коварными. Она могла манипулировать ими обоими. Если бы Сиерра и Исаак стали чем-то большим, чем просто знакомыми, она могла бы влиять на них, направлять их в своих интересах. Сиерра, с её добротой и чистосердечностью, была той, кто могла держать Исаака в нужных рамках. А Исаак, со своей силой и возможностями, мог бы стать мощным союзником. В тот вечер, когда Исаак снова пришёл к Сиерре, чтобы поблагодарить её за заботу, Каена решила подыграть судьбе. — Исаак, ты правда много времени проводишь с мамой, — сказала она с лёгким ироничным оттенком в голосе, наблюдая за его реакцией. — Ты так привязался к ней. Это так мило. Исаак на мгновение замолчал, его глаза вспыхнули какой-то тенью. — Она... она добра ко мне, — произнёс он с лёгким смущением, всё же чувствуя неосознанную близость к женщине. — Ты так ей благодарен. Это... действительно трогательно, — продолжала Каена, её голос стал мягким и напевным. — Думаю, она станет для тебя чем-то большим, чем просто добрым человеком. Может быть, ты найдешь в ней не только друга, но и мать, которую никогда не имел. Исаак почувствовал, как эти слова проникли в его душу. Он знал, что они не были просто случайными. Каена всегда знала, как правильно расставить акценты. Сиерра, сидя рядом, не заметила, что между её дочерью и Исааком возникла скрытая напряженность. Она с улыбкой ответила: — Ты должен поблагодарить Каену за её заботу. Она всегда стремится делать всё лучше, чтобы у нас в доме был порядок. Каена улыбнулась в ответ и, казалось, её слова плавно переходили в нечто большее. Исаак, уже несколько размышлявший над тем, как сильно он привязался к этой женщине, почувствовал себя уязвимым. — Я... благодарен и тебе, Каена, за всё, что ты для меня сделала, — сказал Исаак, его голос стал немного мягче, чем обычно. Он не знал, как правильно это выразить, но ощущал, что не может скрыть своих чувств. Каена заметила, как его голос слегка дрогнул. Это был тот момент, который она ждала. Она осторожно подняла взгляд и встретила его глазами, в которых теперь был явно заметен не только уважение, но и скрытая привязанность. — Ты такой искренний, Исаак, — прошептала она. — Это тебе идёт. Исаак опустил взгляд, слегка смущённый её словами. Каена сделала паузу и, наклонившись ближе к нему, тихо сказала: — Я надеюсь, ты понимаешь, что ты в нашем доме всегда найдёшь поддержку. Мы с мамой будем рядом, и ты можешь довериться нам. Ты не один. И это, думаю, стоит больше, чем любая сила, не так ли? Исаак почувствовал, как эти слова проникли в его сознание. Он действительно почувствовал тепло. И в этот момент, как и хотела Каена, он начал привязываться к Сиерре ещё сильнее. Она была для него не только материальным источником утешения, но и тем, кто мог бы дать ему что-то, чего не было в его жизни уже много лет. В комнате, украшенной мягкими бархатными занавесками и изысканной посудой, разливался аромат свежезаваренного чая. За большим деревянным столом сидели жены Ранта, каждая из которых пыталась казаться равной среди других, хотя и скрывалась напряжённая конкуренция за внимание хозяина. Молочные и фруктовые пироги, свежие булочки с орехами, чашки с чаем, заполненные до краёв, создавали атмосферу, которая в любой другой день была бы расслабляющей. Но сегодня в воздухе витало напряжение. В уголке комнаты, у окна, сидела новая, молодая жена Ранта — Леонет. Её большие голубые глаза и нежно очерченные пухлые губы манили взгляды, но за этими прелестями скрывался ум и амбиции, намного более острые, чем кажется на первый взгляд. Она только что присоединилась к семье и, несмотря на своё новое положение, старалась утвердить себя среди других. — Мой муж просто замечателен, — начала она, кокетливо облокачиваясь на спинку стула и с лёгким самодовольством взглядывая на присутствующих. — Он и заботится обо мне, и в постели такой страстный! Столько времени проводим только вдвоем, что никто не может нас потревожить. Она бросала взгляд на сидящих рядом женщин, как будто пытаясь не просто похвастаться, а заострить внимание на своём статусе. В её голосе была смесь гордости и скрытой издевки, которая явно раздражала присутствующих, но никто не решался ей возразить. Её слова звучали самоуверенно, почти дерзко, будто она хотела подчеркнуть, что занимает особое место в этом доме. Все присутствующие женщины молчали, но глаза некоторых стали холодными, а другие прятали свои чувства за вежливыми улыбками. Леонет продолжала говорить, не замечая, как её слова начинают угрожать спокойствию комнаты. Мария не собиралась ревновать Ранта к Леонет. Это было далеко от её мыслей — личные отношения её мужа её не волновали. Но что-то в словах молодой жены Ранта задело её по-настоящему. Она почувствовала, как её терпение начинает иссякать, а нервозность нарастать. Было в этих словах что-то слишком дерзкое и неприкрытое, что вызывало неприятные ощущения. Леонет не заметила изменений в настроении Марии, продолжая в том же духе. В её голосе сквозила едва скрываемая насмешка, когда она добавила: — Ну, вы все, наверное, догадываетесь, что мне удаётся удержать его внимание. Не так уж много женщин могут похвастаться тем, что их муж так увлечён ими. Тихая, но всё более нарастающая злость наполнила грудь Марии. Она вдруг почувствовала, как её ладони сжимаются в кулаки. Это было не столько от зависти, сколько от того, как Леонет, с таким презрением и неуважением, пыталась унизить других женщин в доме, как будто её место было исключительным. Вскочив с места, Мария не могла больше сдерживаться. Она не была агрессивной женщиной, но в этот момент её эмоции вырвались наружу. Она резко ринулась в сторону Леонет и с громким звуком дала ей пощёчину. — Ты... не имеешь права так говорить, — сказала она, её голос был холодным, но полным решимости. — Ты не знаешь, что говоришь. Все присутствующие замерли. Леонет отшатнулась, не ожидая такой реакции. Её лицо покраснело от удара, а глаза наполнились яростью и обидой. — Ты... ты что себе позволяешь?! — с трудом выдавила она из себя, но её голос дрожал от неожиданности. В комнате повисла тишина. Все наблюдали за тем, как Мария стояла с напряжённой осанкой, а Леонет пыталась взять себя в руки. Но Мария не собиралась останавливаться. Она несколько секунд стояла в молчании, глядя на молодую жену Ранта, прежде чем спокойно вернуться на своё место. В её глазах больше не было прежней беззаботной улыбки. Было что-то холодное и решительное. Роксана, сидящая в углу комнаты, наблюдала за этим конфликтом с интересом, но без особого выражения на лице. Она знала, что Мария не из тех, кто устраивает сцены, и была немного удивлена её реакцией. Однако её взгляд был внимательным, и она понимала, что этот инцидент оставит след. Мария, вздохнув, вернулась к чаю, не обращая внимания на обсуждения, которые продолжались вокруг. Всё было уже сказано.

***

Вечер опустился на поместье, погружая всё в полумрак. Тишина в доме была почти осязаемой. В комнате Каены горел мягкий свет лампы, её окна были открыты, и лёгкий ветерок играл с занавесками. Роксана тихо вошла, не стуча в дверь. Она знала, что её сестра всегда будет рада, если она захочет пообщаться. Каена сидела на широком кресле у окна, её взгляд был устремлён на дальний горизонт. Словно в этом взгляде скрывалась вся её тревога, вся несказанная боль, о которой она никогда не говорила. Однако, несмотря на внешнюю спокойность, Роксана ощущала, как напряжение исходило от сестры. Она всегда умела чувствовать такие моменты, и это была одна из её самых больших сильных сторон. — Ты о чём-то думаешь? — спросила Роксана, садясь на край дивана. Её голос был мягким, почти шёпотом, как будто она не хотела нарушать хрупкую атмосферу, царящую в комнате. Каена не сразу ответила. Её глаза метались по комнате, пока, наконец, они не встретились с глазами Роксаны. Роксана была рядом — всегда рядом, несмотря на то, что их жизни были полны тяжёлых моментов, жестокости и непонимания. Но здесь, в этом моменте, не было нужды объясняться. В тишине их присутствие говорило больше, чем слова. — Иногда я чувствую, что не справляюсь с тем, что происходит, — наконец выдохнула Каена, её голос был едва слышен. — Вижу, как мы меняемся, как всё вокруг становится всё темнее. Я пытаюсь понять, что мне делать с этим. Иногда мне хочется просто уйти от всего. Роксана села ближе, её ладонь легла на руку Каены. Это был не жест утешения, а поддержка, глубокое, без слов, понимание. — Ты не одна, — сказала Роксана, её глаза были полны искренней заботы. — Я рядом, сестра. Всё, что ты чувствуешь, я чувствую тоже. Я знаю, как это тяжело. Иногда мне тоже хочется скрыться от этого мира, спрятаться от всего. Но ты не должна быть одна в этом. Каена снова взглянула на неё, и в её глазах мелькнуло нечто тёплое, почти потерянное. Как будто она искала в Роксане ту поддержку, которую не могла найти ни в ком другом. — Ты всегда понимаешь, — сказала Каена, её голос был почти шепотом. — Ты знаешь, когда я нуждаюсь в тебе, даже без слов. Иногда я не знаю, что бы я делала без тебя. Роксана улыбнулась, её губы слегка приподнялись, но это была не простая улыбка. Это была улыбка того, кто находит утешение и силу в любви и преданности. Она почувствовала, как её сердце наполнилось чем-то глубоким и важным. Порой, несмотря на всё зло вокруг, можно найти силы в самых простых вещах. В этих тихих, но искренних моментах сестринского единства. — Я буду рядом всегда, Каена, — тихо сказала она, её глаза стали более серьёзными. — Мы с тобой прошли через многое. И мы будем справляться с этим вместе. Ничего нас не разлучит. Каена закрыла глаза, ощущая её слова, как лекарство, которое облегчает боль. В этой тишине, в их взаимной поддержке, они оба понимали: несмотря на весь хаос вокруг, их любовь и доверие друг к другу всегда будут сильнее всего. Даже если мир снаружи рушится, они будут стоять друг за другом, как всегда. Тихая ночь окутывала дом, а сёстры оставались рядом, как и всегда, поддерживая друг друга в этом бесконечном, часто жестоком мире.