I like you alive

      Открыв глаза, Саймон понял, что ему удалось поспать значительно больше, чем обычно. Кошмары не терзали его, и это удивило мужчину. Убрав наушники, он взглянул на экран телефона: до посадки оставалось совсем немного времени. Окинув взглядом салон, он наблюдал за пассажирами, летевшими вместе с ним. Они привычно были заняты своими делами: разговорами, просмотром фильмов, фотографированием видов из иллюминаторов, не обращая на него внимания. Не было криков, слез или громкого шепота, который обычно доносился до его слуха, когда люди, обсуждали его, думая, что делают это максимально тихо. Саймон был искренне благодарен за это.              Соседнее место было забронировано ради его собственного спокойствия. Делить личное пространство с незнакомыми людьми — это не то, чего он когда-либо хотел. Повернув голову вправо, он заметил супружескую пару с ребенком, который, казалось, с интересом смотрел на него. Нет, он не просто смотрел — этот ребенок не отрывал от него глаз и улыбался. Мальчику было всего около трех лет, и его любопытные голубые озера с интересом изучали лицо Саймона. Родители были погружены в разговор и не замечали, куда был устремлен взгляд их ребенка.              Саймон так давно не находился рядом с детьми и не ощущал на себе любопытные взгляды, что почти забыл, каково это. Последним ребенком, которого он держал на руках и о котором заботился, был Джозеф. Ему казалось, что это было в другой жизни.              Взгляд мальчика был таким открытым и чистым, что Саймон позволил себе улыбнуться и эта улыбка затронула глаза, которые обычно не отличались эмоциональностью. Эта простая реакция вызвала у ребенка смех, и он тут же спрятался в объятиях родителя. Мужчина же перевел взгляд в иллюминатор самолета, понимая, что совсем скоро они прибудут к месту назначения. От этого недолгого зрительного контакта стало чуточку теплее; взгляд мальчика напомнил ему, как на него смотрел Джонни — с такой же открытостью, без капли лжи и хитрости в серых глазах.              Оставшаяся часть полета прошла спокойно. Эдинбург встретил его необычно хорошей погодой. Перед вылетом он успел арендовать машину, которую должны были подогнать для передачи ключей.              Пройдя сквозь потоки людей, Саймон прокручивал в своей голове маршрут до необходимого ему места. Казалось, если бы он закрыл глаза и оказался посреди пустыни, он с легкостью нашел бы путь туда.              На парковке он без труда нашел необходимый внедорожник. Получив от водителя, который подогнал автомобиль, ключи, Саймон сообщил, когда вернет машину, и после уточнения деталей попрощался с мужчиной. Погрузив свой небольшой багаж внутрь, он сел за руль. Повернув ключ в замке зажигания, Саймон направился туда, где не был уже долгое время. Внутренности скручивались узлом, руки слегка тряслись, но он старался успокоить себя. Приближаясь все ближе к этому месту, его решимость почему-то становилась все слабее, но повернуть обратно он уже не мог.              Пейзажи, проплывающие мимо, были великолепны: высокие кроны деревьев, такие зеленые и величественные, казалось, могли заслонить собой небосвод и поглотить каждого неосмотрительного путника, оказавшегося внутри леса, поля и бескрайние просторы. Саймону казалось, что его разум сейчас был именно таким лесом, в котором он блуждал без возможности выбраться.              Джонни любил родину и никогда не переставал ей восхищаться; он был фанатиком, что часто становилось причиной шуток со стороны членов отряда.              — Знаешь, Газ, Шотландия — это просто невероятно! У нас такие потрясающие пейзажи, горы, озера… и, конечно же, виски! — с восторгом произнес Джонни.              Газ с усмешкой посмотрел на него. — Виски, говоришь? Ты просто фанатик! Если бы ты мог, ты бы, наверное, построил памятник виски в каждом городе!              — Почему бы и нет? — смеясь, ответил Джон. — Это же национальное достояние! Но не только виски, у нас еще и кельты, и легенды о монстрах, и замки!              — Замки? Ты имеешь в виду те старые развалины, где, по твоим словам, живут призраки? — повернувшись к сержанту, спросил Прайс.              — Да, именно! — с напускной серьезностью ответил Соуп. — У нас даже есть замок, где, говорят, обитает дух шотландского воина!              — А ты уверен, что это не просто твой сосед, который заблудился после вечеринки? — с иронией спросил Прайс.              — Нет, нет! Это настоящий призрак! — смеясь, ответил капитану Соуп. — А ты знаешь, как у нас красиво на Хайленде? Горы, озера, и, конечно, овцы!              — Овцы? — переспросил Газ. — Ты что, собираешься открывать зоомагазин? «Шотландские овцы для всех»?              — Овцы — это святое! — воскликнул Джон, подняв бутылку с пивом. — Они как наши братья!              — Братья? — в разговор вмешался Гоуст. — Ты уже начинаешь звучать как шотландский пастор: «Сегодня мы соберемся, чтобы почтить наших овечек!»              — Ну, если ты так думаешь, то ты явно не понимаешь всей глубины шотландской души! — лучистые глаза МакТавиша устремили свой взор на лейтенанта.              — Да, я понимаю, — ответил ему Саймон, поднося к губам пиво. — Это душа, которая вечно жаждет виски и мечтает о призраках.              — И о хорошей компании, как ты! — подмигнув ему, ответил Соуп.              — Ладно, я готов стать твоим фанатом, МакТавиш, — сказал Райли, сделав глоток и поставив пиво на стол. — Но только если ты обещаешь не звать меня на встречи с овцами.              В ответ на эту фразу Джонни отсалютовал ему своей бутылкой, а сидевшие рядом Газ и Прайс разразились смехом.              Он был футбольным фанатом и часто рассказывал, как сам играл в позиции вратаря, приукрашивая свои достижения. Если намечался матч, это становилось настоящим событием для МакТавиша, который в последствии не давал спокойно вздохнуть никому.              — Соуп, вновь футбол? Ты же уже все матчи пересмотрел! — приближаясь к дивану, спросил Гэррик.              — Да, но это как сериал — каждый раз новые повороты, — не отрывая взгляд от монитора, ответил ему Соуп.              — Сериал? Ты серьезно? — скептически окинув взглядом это действо, уточнил Газ.              — Конечно! Мой любимый игрок — это как супергерой на поле, — указывая пультом в экран, сообщил МакТавиш.              — Супергерой? Значит, у него есть суперспособности? — скрестив руки на груди, спросил Газ.              — Ну да! Он может забить гол с 30 метров! — воодушевленно жестекулируя, ответил Соуп.              — А у меня есть суперспособность — я могу за один вечер посмотреть все сезоны сериала, не вставая с дивана!              — Не сравнивай! Я жертвую своим временем ради футбольной культуры! — в голосе МакТавиша сквозило неприкрытое возмущение.              — А я жертвую своим временем ради культурного обогащения, — проворчал Газ, направляясь к выходу.              — Ладно, ты тоже можешь быть культурным, просто не забудь принести чипсы в перерыве! — прокричал ему вслед Соуп.              Господи, рот этого человека никогда не затыкался! Их с Газом тандем мог доставить много головной боли ему и Прайсу, но злость от их выходок никогда не возникала — только легкое раздражение.              Чего только стоил их чат под названием "Ghostbusters"! Прайс тогда долго смеялся, казалось, что его придется в срочном порядке вести в медблок и объяснять причину возможной остановки сердца капитана. Саймон даже не мог понять, как им удалось сделать столько фотографий, а их комментарии — это отдельная тема для разговора.              — Серьезно, МакТавиш, я выгляжу как большой палец по твоему мнению? — прорычал Саймон, пытаясь не прибить этого придурка. — Как ты вообще умудрился сделать это фото?              — Фто? — подразнил его Соуп, смеясь и подскакивая с места держа телефон в руках. В этот момент терпению Саймона пришел конец, и он рванул следом. Наблюдая за этим, Прайс не мог унять свой смех, облокотившись на Газа, который держался из последних сил.              Погруженный в воспоминания, Саймон доехал до пункта назначения, но не решался выходить из машины. Вздохнув в последний раз, он открыл дверь и опустил свои ноги на траву. Вокруг простирались зеленые просторы, которые шелестели и трепетали от ветра, кружившего вокруг и ласкающего его волосы и уставшее лицо.              Направившись к багажнику, он вытащил оттуда рюкзак и, закинув его на плечо, пошел в сторону утеса.              Это место совсем не изменилось после того раза. Ступая по зеленому ковру, с каждым шагом он чувствовал, как слабеют его ноги, а подойдя к краю обрыва, ему хотелось свалиться на землю, но он не давал себе этого сделать. Он не мог так поступить. Нет.              Устремив взгляд на горизонт, он увидел солнце, медленно опускающееся к закату. Внизу шумела вода, ударяясь об острые камни и напевая свою мелодию. Вокруг не было ни души, а вдали с правой стороны виднелся разрушенный замок. Этот утес был прекрасен; здесь царила тишина и спокойствие.              Закрыв глаза, Саймон произнес:              — Привет, Джонни, давно не виделись.              Сердце сжалось, а руки крепче сжали лямки рюкзака. Открыв глаза, он посмотрел вперед на бескрайнее небо и водную гладь, опустил рюкзак на землю, снял маску и положил ее в карман куртки. Кепка была отброшена еще в машине.              — Прости, что не приходил. Глупо оправдываться фразами о том, что был занят, — вырвался смешок, а руки начали подрагивать. — С того дня мало что изменилось, Джонни. Мы по-прежнему выполняем миссии и пытаемся выжить. Прайс курит без остановки, он сильно изменился. Ты бы видел, я сам заметил это только недавно, — он потрепал себя по волосам и заметил, как голос начал барахлить. — А шутки Кайла в твоё отсутствие стали менее острыми. Он неплохо справляется с работой, повышает квалификацию, тренируется как проклятый.              От солнечного света глаза начали слезиться, так казалось Гоусту.              — Я принес твое любимое пойло, — прочистив горло, он наклонился к рюкзаку, достал шотландский виски и сжал его в руках. — Я тоже в норме, если не считать бессонницы и парочки новых шрамов, но это не твоя вина, Джонни, а только мое упущение и легкомыслие по отношению к себе. – Голос с каждой фразой опускался до шепота.              Открыв бутылку, Саймон сделал глоток.              — Никогда не понимал, что ты в этом находишь, Джонни — это ужасно, — произнес он, поморщившись.              После нескольких секунд молчания он тихо продолжил:              — Знаешь, Кейт и Прайс нашли место, где прячется Макаров, и мы через неделю отправимся туда. Скоро мы прикончим сукиного сына, Джонни, — все так же шептал Саймон, горло сжималось, легкие горели. — Чертово солнце светит слишком ярко, МакТавиш, глаза не могут перестать слезиться, — сказал он, потирая их от выступившей влаги. — Я, вероятно, выглядел как идиот, когда услышал о скорой миссии по поимке Макарова, но не стоит смеяться — это было неожиданно. Мы долго пытались, но безуспешно, — губы сжались в тонкую линию.              Саймон быстро моргал, пытаясь отогнать влагу, собирающуюся на ресницах, и произнес с трудом:              — Без тебя сложно, Джонни… Нам трудно… Мне тяжело, чертова заноза в заднице.              Его голос дрожал, а плечи начали подрагивать от нарастающего напряжения. Легкие горели, словно охваченные огнем, и слезы текли из глаз, оставляя следы на его щеках. Рука сжимала бутылку с такой силой, что казалось, она вот-вот раскрошится под давлением его эмоций.              — Знаешь, Прайс говорит, что в твоей смерти нет моей вины. Военный психолог, к которому меня потащили, утверждал то же самое, но я так не считаю, — он сделал еще один глоток. — Не считаю. Будь я рядом в тот момент, этого дерьма не произошло бы.              Саймон вспомнил, как по связи они слышали, что происходило тогда у Прайса и Соупа, как спешили туда на помощь, но не успели — буквально чуть-чуть, всего на мгновение, которое оказалось фатальным.              Он помнил, как опустился на колени около трупа Джона, глядя в безжизненные серые глаза. Гоуст ощущал, как сердце сжимается от горечи. Мысли его были полны отчаяния: «Я не успел, Джонни. Прости меня, я не успел…». В этот момент он понимал, что время ускользнуло, и с ним унесло все надежды на спасение. Он слышал, как по связи Прайс сообщает о том, что у них один убитый. Макаров к тому времени уже сбежал со своими псами, и они ничего не могли с этим сделать.              Саймон плохо помнил, что было дальше, но момент, когда отряд приехал сообщать родственникам МакТавиша о его смерти, он не забудет никогда. Как они тогда смотрели на них — в их взгляде было неверие и отчаяние. В отличие от Саймона, у Джона была семья, которая за него переживала, у него была другая жизнь.              Подняв глаза к небу, Гоуст вспоминал, как, стоя на коленях в том тоннеле, он мысленно просил его: «Давай, Джонни, вставай. Поднимайся, парень, пол холодный, я за тебя отвечаю. Тебе нельзя болеть». Но он никак не реагировал.              Зажмурив глаза, он продолжал беззвучно плакать, прикрыв рот рукой.              — Мы сделали, как ты просил, идиот, — прохрипел он. — Развеяли твой прах здесь, надеюсь, ты доволен. — Получив тогда в руки урну с прахом Джонни, он казалось, потерялся в пространстве и времени, не понимая, как этот пышущий жизнью человек поместился в до нелепого крошечный сосуд.              Саймон вспомнил, как отряд отмечал здесь, на этом самом утесе, окруженном травой, день рождения МакТавиша. Это место нравилось Джону, и сержант хотел показать его сто сорок первой. Воспоминания о смехе, радости и дружеских подколах, о том, как они собирались вместе, чтобы отпраздновать, только усиливали его горечь. Теперь, стоя на краю обрыва, он чувствовал, как все это ускользает, как ветер уносит последние остатки тепла и жизни, оставляя только холодную пустоту.              Они пробыли здесь до самой ночи, отдыхая от того каждодневного дерьма, с которым сталкивались. Саймон заметил, что Джон уже долгое время стоял у обрыва и, подняв голову, смотрел на небо, усыпанное звездами. Отделившись от Газа и Прайса, он направился к сержанту.              — Непривычно видеть тебя таким тихим, Джонни. О чем задумался? — спросил он, становясь рядом.              Не отрывая взгляд от неба, Джон улыбнулся. — Думаю о тщетности бытия, элти. Тебя никогда не посещали такие мысли? Думаю, что смысл всей нашей жизни — это смерть, а любовь, семья и прочее — это не итоговая точка, а цели и желания в процессе пути к последней станции. А смысл один. И на основе этого смысла нужно проживать эту жизнь так, как ты хочешь. — Он немного помолчал. — Знаешь, я бы хотел чтобы после смерти мой прах развеяли именно здесь. — В конце он перевел взгляд на Саймона.              — Тебя явно не стоит сегодня больше пить, это плохо на тебе сказывается, ты начинаешь думать, — ответил Саймон, пригубив пиво.              Соуп открыл свой рот в притворном возмущении. — Не говори так, Си! Мой мозг всегда работает на все сто процентов.              — Да, только в отрицательном значении, — подшучивал над ним Саймон.              — Ты ужасный собеседник, Си. Я совершаю подвиг каждый раз, разговаривая с тобой, ты знаешь? Мне полагается медаль! — смеется МакТавиш.              — Не преувеличивай свои заслуги, парень. С этим справляются еще двое, которые не требуют взамен ничего, — ворчал в ответ Райли, и эта фраза заставила Джонни смеяться, запрокинув голову.              Успокоившись, он вновь смотрел на Саймона, который так и не оторвал свой взгляд от него. Карие глаза смотрели с теплотой, и это заставляло сердце МакТавиша сжаться.              — Tha mi toilichte gu bheil thu timcheall, bro, eadhon ged a dh’ fhaodadh tu a bhith nad asal uaireannan .              — Какое заклинание ты произнес на этот раз, МакТавиш?              — Пожелал разукрасить твою форму в розовый, элти. Думаю, это будет весело, — ответил Джон с улыбкой. — Кстати, давно хотел спросить, какой хренью ты мажешь область вокруг глаз, перед тем как надеваешь маску?              — Это не «хрень», а камуфляжная краска, дурень, — качая головой, проговорил Саймон, но вдруг остановился, серьезно взглянув в улыбающееся лицо Джонни. — Не смей думать о смерти, МакТавиш, не стоит привлекать ее взор такими разговорами. Запомни, у тебя есть нечто ценное, и ты несешь это, — палец Саймона коснулся груди Соупа.              — Ты говоришь про мой сосок, элти? — спустя несколько секунд молчания притворно спросил Джонни.              Глаза Гоуста прикрылись, а из горла исшел усталый вздох. — Ты непроходимый идиот, Джонни. Я отказываюсь продолжать с тобой диалог. — Саймон повернулся и направился к отряду. — И кстати, не тебе поучать меня по поводу краски. Я видел фотографии твоей юности, МакТавиш. Подводка тебе к лицу, не думаешь вернуть?              — Ты не мог! Нет! — прокричал Джонни, поспев за ним. — dè a dh'innis an gille dhut?!              — По-английски, МакТавиш! — прорычал ему Саймон.              Воспоминания разрывали сердце и душу Саймона. — Я забрал себе твой жетон и блокнот, Джонни, — он тронул рукой цепочку, что висела на груди. — Не смог их отдать, извини. Все еще не могу понять, какого черта там так много меня.              Саймон знал, что Соуп часто делает пометки в своем блокноте, но никогда не спрашивал, что именно там находится. А когда взял его в руки в первый раз, он сильно удивился, увидев, как со страниц на него смотрит он же. Рисунки были разными: лицо в маске, он в полный рост, лицо с приоткрытой нижней частью в момент, когда он курил, и выражение его глаз в маске. Он и не представлял, что Соуп видит его таким. Пролистывая страницу за страницей, он тогда заплакал первый раз после его смерти, пачкая листы слезами, сидя в своей комнате. Он плакал впервые за много лет.              Помимо рисунков там были и слова Гоуста, что он ему говорил. У Джонни был красивый почерк, и каждая буква была выведена аккуратно, складываясь в фразы: "Лучше быть безоружным в мире оружия, чем заточенным в мире мира", "Когда я вижу трупы, я не вижу только смерть. Я вижу знаки, которые рассказывают мне историю", "Смерть — это не то, чего я боюсь. Я боюсь ничего не делать и умереть без известных причин", и много других. Саймон думал, сложись все иначе, и Джонни мог бы стать отличным писателем или художником, без всего этого дерьма вокруг.              — На самом деле я собирался приехать сюда сюда и сказать, что мы скоро убьем Макарова, а затем сразу уехать обратно, но с тобой все через задницу, Джонни, — он хрипло рассмеялся. — Прайс сказал, что отправит меня в отпуск сразу после этой миссии. Беспокоится, как бы не сдох на поле боя. Сначала сопротивлялся, а теперь понимаю, что он скорее всего прав, и всем нам нужно будет отдохнуть, — протирая от слез лицо, проговорил он. — Я знаю, что бывал порой невыносим, Джонни, спасибо, что был рядом. Надеюсь, тебе там лучше. Там тебя хотя бы не будит храп Кайла, — кривая улыбка разрезала губы.              Помутневшие от слез глаза смотрели вперед, и он понял, что солнце село, стало холоднее, а на небе появились звезды. Подняв взгляд выше, он почувствовал, как ветер ласкает его лицо, как бы успокаивая, и улыбнулся уже более мягко. — До встречи, Джонни. В следующий раз мы встретимся здесь по более веселому поводу. — На последок он опрокинул бутылку и позволил жидкости полететь вниз и быть подхваченной ветром.              Схватив рюкзак, он зашагал к машине.              Пора было возвращаться обратно.