I like you alive

      В комнате лейтенанта было темно. Единственными источниками света являлись циферблат часов и лунный свет, который нашел себе путь из окна. Человек на простынях спал тревожно; он видел то, что предпочел бы выжечь из своей памяти и никогда не возвращаться к этому вновь.              Пот покрывал его лоб, брови были нахмурены и сведены вместе так, что образовали глубокую линию между ними. Лицо было бледным, а покрытые шрамами руки сжимали одеяло так, что в любое мгновение могли его порвать. Человек на простынях мелко дрожал и бормотал обрывки фраз, которые постороннему человеку могли показаться бредом, но для него они имели смысл и несли в себе значение.              — Быстрее! — топот ботинок по бетону. — В какую сторону? — звуки выстрелов и крики. — Уже близко! — звуки усиливались. — Нет! — хлопки выстрела и гул поездов.              С громким вздохом мужчина открыл свои глаза и несколько долгих секунд пытался понять, где он находится, и оценить обстановку. Разум, все еще нестабильный после сна, работал лихорадочно и с ошибками, но основные моменты уловил: комната, база, безопасность.              Несколько раз вздохнув и выдохнув, отцепив непослушные пальцы от простыни, он перевел свой взгляд на часы, которые отбрасывали зеленый свет, стоя на прикроватной тумбе. Графичные цифры вырисовывали время, которое все чаще становилось его точкой пробуждения.              — Четвертый час... — он вновь вздохнул, потирая сонные глаза трясущимися руками. Мысли лихорадочно носились в его голове и не давали успокоить быстро бьющееся сердце. Этот человек спал от силы 3–4 часа, что явно сказалось на его состоянии.              Он давно забыл о том, что в его груди билось сердце. Печень, селезенка, легкие — эти органы не давали забыть о себе, они болели от полученных травм чаще всего, но сердце всегда оставалось где-то на периферии. Оно просто было там, где находилось всегда, и никак не давало о себе знать; только медики придавали ему значение, когда откачивали его после ранений и проверяли на плановых осмотрах.              Оно давно не было тем органом, на которое он обращал внимание. Оно не болело, сбивало свой ритм в редких, но объяснимых случаях, которые были ему подвластны, но всегда приходило в свой размеренный и монотонный ритм. Всегда до этого.              — У тебя есть сердце?       — Ледяное.              Он не соврал. Оно уже давно не гнало по сосудам человека в маске теплую кровь, нет. Она могла бы обжечь своей холодной температурой любого, на кого попадет.              — Блядский Ад... — Саймон понимал, что нет смысла лежать и пытаться уснуть — не получится. Закрыв глаза, он пытался выровнять дыхание, и через некоторое время, получив приемлемый результат, сел на кровати, опустив ступни на прохладный пол.              Гоуст никогда не мог назвать себя человеком эмоциональным и сострадающим. Он был солдатом, который хорошо выполнял отданные ему приказы. Если говорили убрать цели — он убирал, говорили доставить цель в пригодном для получения информации состоянии — он доставлял, говорили получить необходимые данные — он получал. Не было рефлексии, лишних вопросов, только точечные: время отправления, количество целей, ландшафт местности и пригодные для скрытых маневров места, сколько продлится миссия, место убытия и в каком состоянии цель считалась пригодной для передачи.              Он не был одиночкой, мог работать в отряде, но никогда не позволял себе отвлечься от поставленных приказов в целях бездумного спасения жизни людей, которым не посчастливилось работать с ним вместе. Если кто-то был ранен, его спасение не входило в список тех вещей, которые он стал бы делать. Базовые действия — оттащить подальше от прямого огня и оставить под присмотром тех, в ком эмпатии было больше.              «Меньше слов — больше дела» — именно этим руководствовался Гоуст в своей работе много лет. Смертей в его существовании было так много, что тратить слова на тех, кто мог свалиться перед твоим взглядом бездыханным телом, просто не имело смысла. За годы службы он стал тем, кем назывался — призраком. Тем, кто вызывал страх неизвестного для одних и странный фанатизм для других. Что ж, это было приемлемо для него.              Сильные эмоции не были постоянными спутниками Гоуста, но они настигли его.              Упираясь локтями в колени, он тер свою голову и лицо в попытке изгнать образы, которые мелькали перед глазами.              — День, мать его, какой по счету... — простонал мужчина. — Как говорил этот ученый хрен: «Попытайтесь отвлечься, лейтенант»? Да, конечно.              Тяжело поднявшись, он пытался сосредоточиться на ощущениях в своих ступнях — холод. Что ж, именно это ему и нужно.              Снимая с себя промокшую от пота одежду, он направился в ванную. Зайдя внутрь и включив свет, Саймон поморщился от неприятных ощущений. Медленно открыв глаза, он наткнулся на свое отражение в зеркале, которое висело прямо над раковиной напротив.              Зрелище было не из лучших: множественные шрамы от холодного и огнестрельного оружия — как старые, так и новые, ожоги от огня и химикатов — образовали на его теле причудливый и безумный орнамент, который он тщательно скрывал от посторонних глаз. Повреждения, полученные на последней миссии, ныли и не давали ему спокойно вздохнуть. Уставшие карие глаза с мешками и синяками под ними смотрели на свое отражение безразлично, мимоходом скользнув по цепочке, висящей на шее.              — Их стало больше, чем я себе обычно позволял, — подумал он, оглядывая тело. — Их становилось с каждым разом все больше и больше после... — Не дав себе продолжить мысль, он тряхнул головой и подошел к душевой кабине, чтобы забраться внутрь, включив прохладную воду и подставляя свое лицо под струи в надежде охладить голову и успокоить мысли.              Простояв так длительное время, Саймон вышел из ванной, надевая черный спортивный костюм с капюшоном и привычную для него балаклаву с черепом. Взглянув на часы, он понял, что простоял там в прострации так долго, что начало светать.              Не было больше смысла оставаться внутри этой комнаты. С этой мыслью Саймон направился прочь из своей комнаты на тренировочную зону, которая располагалась в лесной части базы.              Пробираясь к выходу, он не встретил на своем пути штатных сотрудников, благодаря раннему времени суток и отдаленности своей комнаты от самых активных мест скопления людей.              Беговая полоса, расположенная в лесной части их тренировочного центра, встретила Саймона как старого друга: шелестом листьев, прохладным воздухом и уединенностью.              Размявшись, он сделал то, что делал множество раз до сегодняшнего дня — начал бег от собственных мыслей.              По окончании ставшей традиционной экзекуции и после душа, сидя в столовой и поглощая завтрак, он слушал, как Газ рассказывал ему о новинках огнестрельного оружия, которое скоро должны доставить на их базу для дальнейшего использования при выполнении миссий.              — … и оно легче, чем то, что я обычно брал с собой. Это точно сможет повлиять на мобильность при беге, обычно...              — Газ, Гоуст, — человек, подошедший к столу, поприветствовал их и кивнул обоим. — Не хотелось бы отвлекать вас от еды и разговора, но капитан Прайс просил передать, что будет ждать вас в своем кабинете через 10 минут. — Сказав это, один из сержантов махнул им рукой и удалился к столу, за которым сидели его коллеги.              — Слышал, лейтенант? Интересно, что могло случиться спустя два дня после нашей последней вылазки. Есть мысли? — спрашивал Гэррик, устремив взгляд на товарища.              — Нет, Газ. Ни одной. Доедай и выдвигаемся, я подожду тебя у входа. — Саймон опустил балаклаву на нижнюю часть лица и поднялся со своего места, направившись в сторону пункта сбора грязной посуды. Он сгрузил туда свою тарелку и пошел к выходу. Остановившись в коридоре у входа в столовую, он ожидал Газа, наблюдая за спешащими куда-то людьми.              Прислонившись к стене, он стал думать о возможных причинах такого собрания. Не мог же Прайс просто соскучиться по ним? Одна мысль об этом вызвала легкую улыбку на устах Саймона. Нет, мы не так прекрасны, как одни из его любимых сигар, хотя не стоило и отметать причину презентации им возможного сокровища в виде «Partagas Serie E No. 2 Gran Reserva Cosecha 2015». Такое событие не могло бы пройти мимо отряда. Возникшая перед глазами картина слегка его развеселила.              Подошедший к Гоусту Газ прервал поток мыслей, окликнув его и предложив начать путь к кабинету Прайса.              Следуя рядом с Газом, Гоуст пытался подавить возникшее в душе волнение. Он привык доверять своему шестому чувству, оно часто помогало ему, и этот раз не казался Саймону исключением.              Остановившись у кабинета, Гоуст постучал перед тем, как войти. Получив удовлетворительный ответ, он открыл дверь, и оба прошли внутрь.              Первое, что показалось Саймону странным, — это Кейт. Но не ее присутствие в кабинете Джона — это частое явление, к которому все привыкли. Нет, тем, что заставило внутренности Гоуста сжаться, был взгляд Ласвелл, который она устремила на него.              Прайс стоял рядом с ней у своего кресла в начале длинного стола для собраний. Рядом с ними находился ноутбук, который, видимо, содержал в себе информацию, которую им необходимо будет выслушать и принять к исполнению.              Взгляд и поза Джона были холодными и напряженными.              — Рад видеть вас, ребята, присаживайтесь, разговор будет долгим. — Джон пытался улыбнуться им, но изгиб губ не мог отвлечь Гоуста от взгляда капитана — такого сосредоточенного и цепкого, который Саймон не видел уже давно.              Это не могло быть обычное собрание перед среднестатистической миссией — билось в голове Гоуста.              — Кэп, Кейт, не могу отрицать, что рад вас видеть, но не так часто, пожалуйста, и не вдвоем — это означает тройную порцию головной боли, — пытался разрядить возникшую в кабинете Джона обстановку Газ, стоя рядом с Гоустом.              — Отряд, рада видеть вас целыми и невредимыми, — поприветствовала вошедших Ласвелл. — Присаживайтесь, нам нужно многое обсудить. Джон, передаю слово тебе. Это не та информация, которую должна доносить до отряда я, — она перевела взгляд на стоящего рядом мужчину, чья массивная фигура, казалось, готова обрушить на них как минимум целый небоскреб.              — Для начала предлагаю вам сесть, — сказал Джон, разминая шею и потирая глаза рукой.              Гоуст снова ощутил, как по коже пробегают разряды, готовые подорвать его тело, как учащается сердцебиение, будто сейчас ему предстоит прыгнуть без парашюта. Зубы крепко сжались, но Саймон не мог позволить себе показать уровень волнения, охвативший его. Кивнув Газу, он предложил ему подойти ближе и занять места. Пытаясь сохранить внешнюю невозмутимость, он сел напротив Гэррика и сложил руки на груди, обращая внимание на двух людей, которые так и остались стоять на прежних местах.              — Итак, планируется захват Белого дома или нападение инопланетян? — Газ не терял надежды, за что сейчас Гоуст был ему благодарен.              — Нет, Газ. Ничего из этого, — взгляд кэпа, обращенный к сержанту, слегка смягчился. — Мы собрали вас здесь, чтобы сообщить информацию, которая прошла тщательную проверку. — Джон перевел взгляд на Гоуста, и выражение его глаз вернулось к изначальному. Казалось, что будь его воля осуществима, и Саймон оказался бы прикован к этому стулу цепями.              — Месяц назад от внешних источников, которыми занималась Кейт, к нам поступила следующая информация, — Джон закрыл глаза на пару секунд, приподнял подбородок, как делал, когда ему нужно было показать своему отряду серьезность своих слов, и открыв их сказал, — Мы обнаружили местоположение Макарова.              Глаза Гоуста, которые неотрывно следили за капитаном, расширились, рот под маской слегка приоткрылся, и из горла вырвался сдавленный выдох. Шестое чувство никогда не подводило его. Это не был прыжок без парашюта, нет. Это был выстрел в голову. А сердце? Оно пропустило удар.