куда делась ася?

Находясь в расстроенных чувствах, Алина позвонила Феликсу. Редактор не сдерживался в выражениях. Мат летел в нее не только трехэтажный, но и английский. После Юсупов немного успокоился и сказал, что надо заканчивать это дело. По закону выгнать ее не могут. Просто необходимо продолжать работу без участия полиции. Балабанова выдохнула. Хотя бы ее не уволили. Без материалов дела было тяжело продолжать. Журналистка по памяти и записям на ноутбуке восстанавливала лоскутное одеяло из убийств и прочей жести. «Если так судить, то маньяк должен быть около сорока. Если убийства начались в конце 90-ых. Начать надо с Дусмановой старшей», — рассудила журналистка. Алина спустилась вниз. Диана Олеговна копошилась в старых советских часах. — Собрала чемоданы? — ехидно спросила старуха. — Нет, начальство приказало оставаться. Я хотела спросить про Ирину Дусманову. У кого можно? — Это тебе к Катьке надо. Дусман сам ничего не расскажет. Но я боюсь и она крышей поехала. Она и так особым умом не блещет. А щас так совсем… — она все мучала часы. — Может вам помочь? — спросила Алина: — Что вы там делаете? Диана Олеговна посмотрела на нее строгим учительским взглядом. Она всем своим видом показала, что Балабанова задала глупый вопрос. — Дак, часы перевожу на час назад. Все зима! Девушка протянула долгое «а» и после быстро прокуртила бегунок. После она пошла к себе и договорилась о встрече с мамой Аси.

***

В это время Руневский под присмотром родителей и психологов мальчика допрашивал бедного школьника. Он из раза в раз повторял вопрос: — Саша, почему ты подумал, что это был Петр Каразин? — Не знаю. Со спины это был он! Я не вру! Я че тренера своего не узнаю. Я все честно сказал. Следователь устало потер переносицу. Он был уверен, что мальчик был честен. Что кто-то шел за Столыпиной – это факт. И скорее всего он и был убийцей. Значит, нужно искать кого-то крупного телосложения. — А еще куртка… — тихо произнес мальчик. Александр Константинович вылез из своих мыслей и уверенно переспросил: — Повтори еще раз. — Ну у него куртка клуба была. Такие только у тренеров и у самых крутых старшаков. Нам их не делают. Типа вырастем быстро. Так что это ихняя была куртка. — А как она выглядит? — поинтересовался следователь. — Ну черная. По рукавам нашняя нашивка. Дак еще на груди эмблема. И все. — Ладно, малой, иди,- после он обратился к матери мальчика: — спасибо большое, что пришли. Алина встретилась в «Трех медведях» с Дусмановой. Журналистка пришла заранее и заказала у Марины чайник зеленого чая. Этому приему ее научили в университете. Это располагает людей к себе. Дусманова стала еще бледнее. Екатерина была похожа на пермский снег. Холодный и безжизненный. Глаза впали и стали похожи на два черных пятна на чистом листе лица. На ней была рубашка с шифоновыми рукавами тоже белая. Издалека могло показаться, что перед Алиной сидело приведение. — Екатерина, не знала: какой чай вы любите. Заказала зеленый, — сказала Алина. — Спасибо, зеленый люблю, — натянула безжизненную улыбку женщина: — Зачем вы меня позвали? Балабанова не знала, как подступиться к этой теме. Женщина была убита пропажей дочери. Надежда совсем погасла в ее глазах, и с каждым днем Дусманова чахла на глазах. — Я хочу поговорить о сестре вашего мужа, об Ирине. Дусманова явно не ожидала этого. Она слегка встрепенулась. — Что вы хотите знать? Я ее лично не видела. Она умерла до нашего с Сережей знакомства… Только с его слов или со слов его матери. — Я считаю, что Ирину и, — Алина замялась: — Асю похитил один и тот же человек. — А следствие… — Я так думаю. Я не из полиции. У них, наверняка, свои версии, - отрезала журналистка. Дусманова отвела взгляд. Она собиралась с мыслями. — Сережа мало говорит об Ире. Они были очень близки в детстве. Ее смерть была ударом для него. Я знаю, что она влюбилась в Колокола. Игорь Коломойцев, — пояснила женщина. Алина вспомнила рассказ Петра Аркадьевича о девяностых в Белушке. — Их группировки враждавали, я слышала. — Да. Ихняя мама говорила, что Сережа тогда так злился. Он рвал и метал. Он явно знал, что Колокол сделает что-то плохое с ней. Понимаете, вряд ли это он Асю забрал. Его застрелили в двухтысячных в Казани. — А есть шанс, что это не он убил Ирину? Женщина пожала плечами. Она подняла руку, чтобы позвать официанта. — Я заплачу, — предложила Дусманова. — Нет-нет! Я же вас позвала. И в этот момент шифоновый рукав скользнул вниз и обнажил запястья матери Аси. На них опять красовались полосы синего цвета. — Екатерина, — вкрадчиво произнесла Алина. Женщина посмотрела нее и увидела, что синяки стали ей видны. Ее глаза забегали. Журналистка продолжила: — Если вам нужна помощь, скажите. Я уже не в первый раз вижу у вас синяки. Дусманова стала пунцовой. Теперь перед не призрак, а цветущий мак. Женщина притупила глаза в пол и полушепотом произнесла: — Алина, вы не подумайте ничего плохого. Просто… просто мы с мужем… — ей было неловко произносить: — мы любим немного… как сказать…жесткий секс… Теперь Алина смутилась. По Дусмановым нельзя было сказать, что они ярые бдсмщики. — ОЙ, простите… Мне неловко, простите еще раз, — затараторила журналистка. Видимо Белушка сделала из нее пуританку. В Москве она бы не предала этому такого значения. Просто бы промолчала. — До свидания, Алина, — произнесла Дусманова и ушла. Алина допивала чай в тишине и подбивала всю имеющуюся информацию. Ей было жаль, что до Самохиной, жертвы изнасилования, не достучаться. Только она подняла глаза, как увидела мерзкий знакомый профиль. Журналистка решила сделать вид, что не заметила его. Это был вопрос уязвленной гордости и жгучего стыда. Но мужчина не растерялся. Он присел напротив. Алина усердно пыталась делать вид, что его не существует. Балабанова набирала на квалиартуре: «вщаоэвятсфцшврдвльтымдтядрп.ыяомиаиэыщяшнфв зшарФОЛОЛВтафзшра вшзтсЬт ШРША жщыовоакрзыукгргыамщхшчасрчпэщлт ыэщвпрщвоаптыэартпы», и произнесла: — Вам не рады за этим столиком… — она все также таращилась в экран. — Почему вы не в Москве, Алина Сергеевна? — вкрадчиво произнес он. — У меня редакционное задание. — Я же ска… — Закон о СМИ почитайте, — наконец Балабанова оторвала глаза и натужно улыбнулась: — много нового узнаете. Например, что в нашей ситуации вы не можете меня ограничивать. Руневский все не уходил. Он подозвал Марину. Заказал стопку коньяка. Алина показушно взяла ноутбук и собиралась пересесть за другой столик. Но следователь взял ее за руку и с нежной силой отпустил. — Алина Сергеевна, ну что за детский сад? Балабанова решила его игнорировать. Руневский не унималась: — О чем с Дусмановой говорили? Алина удивленно вскинула брови. Она не понимала: откуда этот «важняк» все знал. Чертов Мегре. — Не скажу. Если хотите узнать, то все через постановление и адвоката. На рабочие темы я ни с кем не разговариваю. Руневский не упустил возможность поймать ее в ловушку. — И в правду. Рабочее время кончилось. Давайте поговорим о мирском. Алина не хотела терять шанс вытащить что-то новое из следователя. Она закрыла ноутбук и вложила его в сумку. И внимательно посмотрела на него. — Ну. Задавайте вопросы? – провоцировала она, откидываясь на спинку стола. — Алина, расскажи о школе. — О школе? — Да, почему нет? И вечер прошел за коктейлями и разговорами. Алина не могла его простить. Но вместе с тем ей было стыдно за себя. — А ведь ты не должен был меня выгонять! — Правда? А то что ты тут вооружённый мятеж устроила! — Да, была неправа. Но мы же команда… И эти полупьяные разговоры перетекали один в другой. И упреки были, и сарказм, и многое другое. Они много смеялись и выпивали. В какой-то момент Алина схватила пьяную депрессию. Она начала свою грустную тираду: — Знаешь. Я ведь была против самосуда. Я была против кучи всяких вещей. А теперь? — по ее щеке покатилась слеза: — они ведь могли его убить. И это была бы моя вина… Руневский не знал, как ее поддержать. Она была права. Журналистка натворила херни. И никак это не оправдать. Справедливый и правдолюбивый следователь не мог просто сказать, что ничего страшного не произошло. Он просто молча накрыл ее ладонь своей. И не нужно было сотни слов. Они посмотрели друг на друга и все поняли. — Поехали отсюда, — шмыгнула носом Алина. Через минуту они оказались в машине. Руневский уже нарушил не одну сотню своих правил. И теперь он садился подвыпивший за руль. — Куда тебя отвезти? Алина набралась невиданной доселе смелости. Она тихо произнесла: — К тебе? И тут Александр решил, что время нарушить еще одно свое правило. Они оказались у него. Стоило двери старой советской гостиницы закрыться, как Алина робко поцеловала его. Руневский ответил на ее поцелуй. И мир сомкнулся. Не осталось этой пермской глуши. Есть только они. Прямо сейчас. Прямо здесь. Не было сомнений. Не было ссор. Не было ничего. Только двое людей, слегка затуманненые алкоголем и чувствами. Им было больно находиться в этом городе, но когда они вместе, то все изменялось. Руневскому было стыдно признаться, что он влюбился в эту упертую журналистку. А Алине было неловко заводить отношения с мужчиной, с которым она работала. Поцелуи спускались ниже. И одежда медленно исчезала в пространстве номера. Где-то там было кофта и брюки Алины. С ними по соседству приземлилась рубашка Александра. Сладкие стоны наполнили пространство комнаты. А потом свет погас.

***

С утра Алина проснулась от того, что почувствовала тепло чужой руки на своей талии. Она нежно потянулась. Медленно подходило осознание всей ситуация. Алина знала, что ей Руневский давно не безразличен. Но признаться в этом самой себе ей было тяжело, не говоря о том, что сказать ему. Балабанова быстро оделась. Александр заметил ее быстрый побег. Он встал и подошел к ней сзади. Следователь медленно втянул запах ее волос. — Может, позавтракаем? Не убегай. — Нет. Прости. Мне пора. Она скралась за дверью, оставляя его и эту ночь в прошлом. Уже на улице журналистка зашла в социальные сети. Там некто Кирилл Самохин написал ей сообщение: «Я – сын Марии Самохиной. Я знаю, что Вы приходили к моей матери. Я хочу вам рассказать кое-что». Кое-что.