Свет в бездне

"Луна и звезды старались изо всех сил, но я не мог отвести взгляд от тебя." *** Игра подошла к концу.Легкая, почти слишком простая победа оказалась на ее стороне, как она и предвидела.Но вместо радости триумфа пришло другое — глухое, знакомое чувство усталости.Когда команда шумно кинулась праздновать, она не осталась.Молча развернувшись, Уэнсдей направилась прочь.Воздух казался густым и тяжелым; ей нужно было уйти. Выскользнув из зала, она поспешила в раздевалку.Двери закрылись за ней с глухим щелчком, и мир мгновенно утонул в тишине.Она остановилась, прислушиваясь к собственному дыханию, которое становилось все короче.Быстро подойдя к шкафчику, Уэнсдей открыла его и, дрожащими руками, достала ингалятор. Она опустилась на скамью, пальцы крепко обхватили устройство.Поднеся его ко рту, Уэнсдей сделала долгий, неторопливый вдох, чувствуя, как лекарство заполняет легкие.Пауза.Она затаила дыхание, досчитав до десяти, а затем выдохнула, словно вместе с воздухом отпустив напряжение.Секунду посидела в тишине, прежде чем подняться. Она подошла к раковине, набрала воды и тщательно прополоскала рот.Это был ритуал, повторяющийся из раза в раз.Как бы она ни старалась, тело напоминало ей о своих границах. Но разве успех не требует жертв?Каждый раз Уэнсдей задавала себе этот вопрос, глядя на свое отражение.Ответ был очевиден, но от этого не становилось легче.Она провела рукой по волосам и глубоко вдохнула. Медленно начав переодеваться, она выбрала привычный повседневный наряд: черную толстовку, явно на размер больше, и такие же черные джинсы.Ей нужно было одеться потеплее, чтобы не заболеть.Осенний вечер, как всегда, обещал холод, а ее болезнь только усугубила бы ситуацию. Сколько лет она с этим борется?Пять?Десять?С самого рождения?Она уже и не помнила.Да и не хотела вспоминать — это лишь лишний раз напомнило бы ей о том, что отнимает возможность жить так, как хочется. Когда Уэнсдей заканчивала переодеваться, в раздевалку ворвались остальные участницы команды. Они смеялись так громко, что звук эхом отразился от стен. Девушки обнимали друг друга за плечи, перекрикивались и обменивались шутками, как будто энергия победы сделала их неутомимыми. В мгновение тишина сменилась шумным хаосом — разудалым и радостным, таким, который Уэнсдей не могла понять. Ей казалось странным, что после изнурительной игры у кого-то вообще остаются силы на веселье. — Должна признать, Аддамс, ты, как всегда, на высоте! — произнесла одна из девушек, темноволосая, с искрящимися глазами,похлопав ее по плечу. — Да, ты опять спасла нас, как всегда! — воскликнула миниатюрная девушка, добавляя к общему шуму свое восхищение. Уэнсдей лишь закатила глаза.Она никогда не любила, когда к ней прикасались без разрешения, даже если это происходило в порыве дружеской радости. — Эй, Уэнс, ты действительно круто сыграла. — голос Лейлы прозвучал чуть мягче, чем остальные. — Может, сходим куда-нибудь после игры? Уэнсдей ненадолго встретилась с ней взглядом, но в ее глазах не было ничего, кроме усталости. — Благодарю, — ответила она ровным голосом, но с легкой долей отстраненности. — Мне игры и так хватило. Она подняла капюшон толстовки и уже направлялась к выходу, но остановилась на мгновение, обернулась и бросила через плечо: — Так что, до свидания всем. Не дожидаясь ответа, Уэнсдей вышла, оставив позади шум, смех и оживленные разговоры. *** Холодный воздух вонзался в лёгкие острыми иглами, напоминая о своей силе с каждым вдохом. Он пробирался под одежду, касался шеи, обжигал кожу, но она стояла, будто высеченная из льда, недвижимая и одинокая.Город внизу жил своей жизнью: шум машин, отдалённые крики и смех, искры уличных огней — всё это размытым фоном сливалось в хаотичный узор. Уэнсдей казалось, что она находится где-то вне этой суеты, словно на острове, окружённом бурным морем. Ей было плевать на холод. Плевать на болезненный кашель, который разрывал грудь последние дни. Аякс и остальные уже поздравили её, шумно и весело, а потом разбрелись по домам, оставив её в этой странной пустоте. Водитель задерживался, обещая быть только через двадцать минут. Двадцать долгих, тягучих минут. Она ненавидела ждать. Скрип двери нарушил хрупкое равновесие тишины, и её пальцы сжали перила чуть крепче. Кто-то вошёл, но она не обернулась. Шаги, едва слышные, словно у хищника, приближались. И вот, из угла глаза она уловила тень — силуэт, который замер рядом. Незнакомец, не произнеся ни слова, спокойно прислонился к перилам, разделяя с ней холод ночи. — Поздравляю с победой, — тихо произнёс кто-то рядом, голос отозвался лёгким эхом в холодной ночи, заставив её вздрогнуть. Звук показался странно знакомым, словно мелодия из далёкого, почти забытого сна. Уэнсдей повернула голову и увидела девушку. Она стояла совсем близко, и ветер играл её золотистыми волосами, кончики которых переливались розовым и синим оттенками, будто поймали отблески заката. Эти мягкие пряди кружились в воздухе, как лёгкие нити, вплетённые в ночную ткань. Лунный свет падал на её лицо, подчёркивая изящные черты, тонкий изгиб скул, взгляд, в котором читалась спокойная уверенность. Она была невероятно красива. В её облике было что-то неуловимо притягательное, как у картины, на которую можно смотреть часами, пытаясь разгадать её тайну. Уэнсдей замерла, изучая это лицо. Оно определённо было знакомым, но воспоминания ускользали, прятались за завесой времени. — Я Энид. Энид Синклер, — сказала девушка, её голос мягкий, но твёрдый, как утренний свет. Она посмотрела прямо на Уэнсдей, и в этот момент всё вокруг словно затмилось. Взгляды их встретились — короткий, но острый момент, когда всё становится ясным. Уэнсдей почувствовала, как время на секунду замедляется. В глазах Энид отражался свет, и в них было что-то знакомое, даже будто давно забытое. И вот это мгновение, когда осознание прокрадывается в сознание, как медленно растягивающаяся тень. Она узнала её. В памяти вспыхнуло утреннее столкновение — какой-то случайный жест, слово, что-то мелькнувшее в воздухе. Всё сразу стало на свои места. — Не хочешь назвать своё имя? — спросила Энид, её голос теперь был мягким, но с какой-то настойчивой искренностью, как если бы она ждала этого ответа давно. Уэнсдей замерла на мгновение. Вместо того чтобы ответить, она обернулась, её взгляд проскользнул к ночному небу. Там, в темноте, не было ни ответов, ни вопросов — только пустота, которой она предпочла быть в этот момент. — Ты всё равно знаешь его, — сказала она, почти шепча, и слова растворились в воздухе, как нежный шёпот ветра, унесённый в пустоту ночи. — А трудно ли сказать: «Меня зовут Уэнсдей Аддамс. Я самая популярная девушка в школе и крутая. За мной бегают не только парни, но и девушки?» — Энид произнесла эти слова с яркой, преувеличенной интонацией, словно в зеркале, повторяя каждое движение и жест Уэнсдей с полной точностью, подражая её гордой осанке и дерзкому взгляду. Уэнсдей же, не спеша, усмехнулась уголком губ, её взгляд скользнул по девушке, холодный и ясный, как северный ветер. В этом взгляде не было ни удивления, ни раздражения — только бесконечное, оценивающее молчание. — С какими сплетницами подружилась? — спросила Уэнсдей, и в её голосе прозвучала едва уловимая насмешка, как если бы эти слова были тонкими шипами, скрытыми за её безразличным тоном. — Они не сплетницы! — воскликнула Энид, закатывая глаза с таким выражением, как будто сама только что увидела что-то совершенно нелепое. Её голос был ярким, а интонация — игривой, но с ноткой вызова. — Просто интересно было бы услышать это от тебя самой. А я смотрю, тебе гордость не позволяет. Уэнсдей не проявила ни малейшего раздражения, лишь чуть приподняла бровь. Её ответ прозвучал спокойно, как лёд, который скрывает под собой бездну. — Проблема не в гордости, — сказала она, не взглянув на Энид, но чувствуя, как её слова начинают обвивать собеседницу, как неведомая сила. Энид вопросительно посмотрела на неё, и на мгновение их взгляды встретились, но Уэнсдей продолжила, не давая времени на ответ. — Проблема в том, что я не хочу вступать в бесполезный разговор. Я думала, ты этого поймёшь. Её слова были не торопливыми, но точно подчеркивали: она была не настроена тратить своё время на пустую болтовню. — Бесполезный? — переспросила Энид, её голос был полон недоумения, как будто она не могла поверить в услышанное. Она с удивлением уставилась на Уэнсдей, словно пытаясь найти хоть малейший намёк на шутку в её холодных словах. Уэнсдей, не проявляя ни капли эмоций, посмотрела на неё с тем взглядом, который мог бы пронизывать насквозь. Её слова были точны, как хладнокровный приговор, и они скользили по воздуху, не давая места сомнениям. — А ещё что? — произнесла она, будто уточняя. — Ты явно пришла сюда, чтобы познакомиться со мной, а потом дружить и встречаться. Или же будешь бегать за мной, как тот назойливый парень, весь день, умоляя уделить тебе время, — ответила она, и её слова врезались в воздух, как острие ножа, точные и безжалостные. — Мне твоё внимание ни к чему, — выпалила Энид, её голос дрожал от раздражения, как натянутая струна. — Знаешь, я пришла сюда, чтобы просто подышать свежим воздухом, как и ты! А потом увидела тебя, хотела поздравить с победой, и вот так — в один момент превратилась в твою поклонницу. Если все хотят тебя, это не означает, что я хочу того же! С этими словами она развернулась и ушла, её шаги звучали глухо на пустом балконе. Уэнсдей осталась стоять, поглощённая её словами, как будто каждый из них оставил глубокий след в её мыслях. Ветер все так же свистел в ушах, но тишина вокруг казалась теперь какой-то другой — странной, почти тягучей. *** Уэнсдей сидела в тёмном салоне Addams Mondeo 2020, облокотившись на холодное стекло окна, за которым мелькали огни ночного города. Её взгляд был устремлён вдаль, но мысли блуждали где-то между вчерашним вечером и сегодняшним днём, пытаясь найти точку опоры среди хаоса воспоминаний. Она недавно вернулась из Парижа, где представляла себя и свою школу на международной олимпиаде по биологии и химии. Разумеется, первое место было её, как и всегда. Но этот триумф не был лёгким: каждое решение, каждый эксперимент, каждое бессонное утро требовали от неё предельной концентрации. Она не терпела ошибок — ни в себе, ни в других. Теперь, сидя в этом уютном автомобиле, она чувствовала, как освобождается от тяжести, словно камень упал с её души. Она достигла своей цели. И теперь, спустя всё это время, она могла бы, наконец, стать тем, кем так долго мечтала. Её мысли, поглощённые туманом раздумий, резко прервал голос водителя, тонкий, как шёпот из тени. — Мы приехали, мисс Аддамс, — произнёс он, не ожидая ответа. Уэнсдей молча кивнула, не удостоив его взгляда. Открыв дверцу, она ступила на землю, и сразу же перед её глазами вырисовался тот самый, знакомый, манящий своим мраком силуэт дома.Двор вокруг дома Аддамсов представлял собой странное переплетение дикого запустения и пугающей симметрии. Травы здесь не просто росли — они буйствовали, вытесняя всё, что осмеливалось нарушить их царство. Кусты, покрытые паутиной, принимали причудливые формы, будто садовник был не человеком, а самой природой, одержимой хаосом. Вдоль извилистой дорожки, ведущей к дому, высились древние деревья с обнажёнными ветвями, их корни выпирали из земли, словно пытались остановить каждого, кто хотел приблизиться к этому мрачному месту. Сам дом возвышался на фоне всего этого, словно монумент вечной загадке. Готическая архитектура с её заострёнными башнями и массивными арками наводила на мысль о замках, скрывающих тёмные тайны. Фасад дома был покрыт потемневшей от времени штукатуркой, местами облупившейся, обнажая камень, который казался ещё более древним и зловещим. На фронтоне главного входа выделялся массивный витраж с изображением не то семейного герба, не то странного символа, смысл которого давно затерялся в веках. Окна дома были узкими, словно насторожённые глаза, прикрытые тяжелыми ставнями, которые хлопали на ветру с металлическим скрежетом. Крыша, обрамлённая остроконечными шпилями, была покрыта старой черепицей, местами пробитой, что только усиливало впечатление заброшенности, хотя дом явно был населен. Во дворе стоял фонтан, давно пересохший и покрытый мхом, но издали казалось, что вода по-прежнему струится из его каменного горла. Кованые скамейки, стоявшие вокруг, были изогнуты и поросли ржавчиной, словно природа пыталась стереть их следы. Здесь царила мёртвая тишина, нарушаемая лишь завываниями ветра и криками ворон, которые кружили над крышей, будто были стражами этого места. Забор из кованого железа обрамлял территорию. Его пики устремлялись вверх, словно напоминая каждому, кто осмелился подойти, что обратного пути может не быть. Вся картина двора и дома Аддамсов была завораживающе мрачной, вызывая одновременно ужас и странное восхищение. С каждой секундой, как её шаги приближались, старое здание становилось всё более угрожающим. Стены, потемневшие от времени, остриё башен, стремящихся в небо, и те самые окна — холодные и проницательные, как глаза, которые всё видят. Дом встречал её, как старый знакомый, готовый вновь поглотить её в свои тёмные недра. Она шагнула внутрь, и сразу же почувствовала, как тишина этого места охватывает её, как старинное одеяло, которое обвивает и укрывает. Внутри всё было наполнено загадочностью, величием, которое, казалось, давно перешло границу реальности, сливаясь с разложением, неизбежным, как и время. Величественная лестница из тёмного дуба стояла посреди холла, ведя на второй этаж. Её массивные ступени и кованые перила притягивали взгляд, уводя вглубь дома.Тяжёлые портьеры скрывали окна, а пыльные люстры отбрасывали дрожащие тени на стены, увешанные портретами предков. Казалось, их глаза следили за каждым шагом, с укором наблюдая за любым нарушением покоя. Её встретила Натали, верная служанка, чьи добрые руки и спокойный голос были для Уэнсдей такими же привычными, как старое кресло у камина. Натали служила семье Аддамсов с самого её рождения, и Уэнсдей не раз вспоминала, как тот же взгляд, полон заботы и таинственного спокойствия, встречал её в самых ранних утренних часах. Сегодня Натали молча приняла рюкзак, её движения были лёгкими и точными, как всегда. — Ваша семья уже принимает ужин, — сказала она тихо, словно на мгновение нарушая вековую тишину дома. Уэнсдей кивнула, не нуждаясь в словах. Сняв обувь, она сделала несколько шагов по холодному, темному коридору. В каждом её движении ощущалась привычная грация, скользя по дому, словно по старому знакомому. И вот, она оказалась в столовой. Длинный стол, покрытый старинной скатертью, на которой отражался тусклый свет от свечей, встретил её взгляд. За ним сидели её родители, Мортиша и Гомес, поглощённые разговором, в их глазах зажигались огоньки. — Мать, отец, — сказала она, её голос был спокойным, но холодным, как всегда. Но взгляд, скользнув по столу, остановился на Пагсли. Сдержанная неприязнь мгновенно проявилась в её лице. Уэнсдей взглянула на него с выражением лёгкой, но отчётливой неудовлетворённости, едва заметно нахмурившись. — Пагсли, — произнесла она, будто это имя было не более чем нежелательное вторжение в эту спокойную атмосферу. — И тебе добрый вечер, Уэнсдей, — сказала Мортиша, её голос был мягким, но с нотками гордости. — Мы как раз собирались уходить. Сегодня у нашего Пагсли важное вступление перед учёными из Китая, да? — Она посмотрела на сына, её глаза блеснули, а на губах заиграла та загадочная улыбка, которая всегда возникала, когда она гордилась своим потомком. — Наш мальчик так вырос, не так ли, Гомес? — Ты права, Тиш, — ответил Гомес, его голос звучал по-отечески торжественно. — Мы так гордимся нашим маленьким демоном. — Он бережно поцеловал тыльную сторону руки Мортиши, будто не в силах скрыть свою гордость. Пагсли, сидящий за столом, смущённо почесал голову и слегка потупил взгляд. — На самом деле, это не так уж и важно, — пробормотал он, его лицо залилось краской, и он нервно ухмыльнулся. Мортиша бросила на него ласковый, но строгий взгляд. — Не нужно скромничать, Пагс. Это большое достижение, в отличие от некоторых,—добавила она, взглянув на Уэнсдей, её взгляд был проницательным и чуть насмешливым. — Ну что, Уэнсдей, ужинай в одиночестве. Мы уходим. — Приятного аппетита, — с добродушной улыбкой произнёс Гомес, ненавязчиво кивая дочери, словно не замечая её напряжённого взгляда. Мортиша, величественно выпрямившись, скользнула мимо, а Пагсли, как всегда чуть смущённый, последовал за ними, даже не бросив прощального слова. Они ушли, оставив её в тишине, в наполненном полумраке зале. Уэнсдей не сдвинулась с места, её взгляд пронзительно упёрся в пустоту. Ни одного слова, ни малейшего намёка на признание. Тех слов, которых она так жаждала услышать.Она была невидима. Всегда была. Как тень на стене, часть декора дома, которую замечают только, когда она становится неудобной. Они не смотрели ей в глаза, не произносили её имени с той тёплой гордостью, с которой говорили о Пагсли. Даже их улыбки, такие естественные для брата, никогда не достигали её. А ведь в этот раз победа была за ней. Она вырвала её своими собственными усилиями — международная олимпиада, первое место. Это стоило ей бессонных ночей, напряжения и боли. И разве она просила многого? Нет. Всего лишь несколько слов. Признание, поздравление, пусть даже сухое и формальное. Она не жаждала улыбок или объятий, лишь крошечного доказательства того, что её заметили. Но ничего не произошло. Они ушли, как всегда, оставив её . *** Две недели пролетели, как одна в тени напряжённых дней. Уроки, как всегда, изматывали, но Уэнсдей не позволяла себе расслабиться. Она продолжала учёбу, как и всегда, поглощая знания с той же холодной решимостью. С Энид их пути так и не пересеклись — всего пару раз взгляды их встретились в коридоре, и это было всё. Однако каждый день её раздражало одно — шкафчики. Оказавшиеся рядом, они теперь стали неизбежным напоминанием о присутствии Энид, с которой ей пришлось сталкиваться после каждого урока. — Уэнсдей, ты в порядке? — прозвучал голос Аякса, резко выдернувший её из раздумий. Голос был тёплый и знакомый, но на этот раз она не чувствовала той лёгкости, что обычно приносил его разговор. — Да, — коротко ответила она, осознавая, что всё это время она сидела в спортзале, на скамейке трибун, вдыхая запах пота и резины, а вокруг до сих пор слышались отголоски тренировки. Только теперь она поняла, что этот мир вокруг не имел для неё значения. — Если ты вышла из своей фантазии, то я тебе пять минут назад говорил, — с улыбкой начал Аякс, но его слова не успели допрыгнуть до конца. Уэнсдей, словно играя в свою игру, перебила его: — Как круто ты вчера играл и всех обыграл своей подачей! Ты подал 13 эйсов подряд, и все просто падали к твоим ногам, — сказала она с лёгкой усмешкой, ощущая, как его взгляд замер на её лице, с удивлением и, может быть, с недоумением. Аякс замолчал, но Уэнсдей не стала останавливать свою мысль: — Это всё, о чём ты говоришь, всегда. Он немного поджал губы и сдался: — Верно, — сказал он, но его голос был мягким, и улыбка была такой же тёплой, как и прежде. Он обнял её за плечо, будто всё ещё оставаясь рядом, несмотря на расстояние, которое возникло между ними. — Ты же всегда слушаешь, мой дорогой друг. Уэнсдей лишь нахмурилась, глаза её стали тусклыми, а мысли скользили, как тень. Они сидели на трибуне, болтая без усталости, и не замечали, как к ним приближались другие. Услышав шаги, Уэнсдей подняла голову. В её поле зрения появились две фигуры — одна с чёрными волосами, другая с синими. С ними была ещё одна, стоявшая чуть позади. Энид. — Привет, Аддамс, — раздался тихий, но уверенный голос девушки с чёрными волосами. Уэнсдей невозмутимо подняла одну бровь и пристально взглянула на неё, как если бы пыталась определить, с кем имеет дело. — Я Йоко. Мы работали вместе когда-то, если ты, конечно, помнишь, — продолжила она с лёгким, почти незаметным улыбанием, что сразу бросалось в глаза, но не смогло смутить Уэнсдей. — Это Дивина, моя девушка, а это… — Синклер, я знаю. Что вам нужно от меня? — не давая ей закончить, сухо ответила Уэнсдей, её голос словно отрезал воздух. Аякс, сидящий рядом, нервно переводил взгляд с одного собеседника на другого. — Не хочешь ли ты присоединиться к актёрскому клубу? Мы его только что открыли, и нам нужно набрать больше участников. Если ты согласишься, остальные тоже подтянутся ради тебя, — предложила Йоко с самоуверенным тоном, полным надежды. Уэнсдей внимательно посмотрела на неё, слегка приподняв уголок губ, но не скрывая недовольства: — А какая выгода для меня? — спросила она. Энид, стоявшая сзади, фыркнула, нарушив напряжённую тишину: — Я же говорила, что она не согласится, Йоко. Йоко, не замечая, что её план терпит крах, продолжила, почти в отчаянии: — Подожди, актёрские навыки, опыт, достижения… Но Уэнсдей, не давая ей завершить фразу, с холодной решительностью произнесла: — Нет. — Ты серьёзно отказываешь нам? — Йоко уставилась на Уэнсдей, не веря своим ушам. Лицо девушки было как каменная маска, но в её голосе сквозила лёгкая доля растерянности. — Ты можешь в это поверить? — Уэнсдей произнесла эти слова с такой ледяной невозмутимостью. Энид, стоявшая чуть поодаль, скривила губы в усмешке. — Могла бы просто отказать и всё, но спасибо, что хоть немного потратила время на нас, мисс Аддамс, — сказала она, не скрывая иронии в голосе. — Ну, Уэнс, это же интересно, давай примем участие, — произнёс Аякс, подглядывая на неё с таким выражением, как будто от него зависела вся его дальнейшая жизнь. Он немного сблизился, наклоняясь к ней и шепча почти на ухо: — Там, наверное, будет много девушек. Это мой шанс, пожалуйста. — Мы можем пойти в качестве зрителей во время вступления, — ответила Уэнсдей, закатывая глаза с таким видом, будто её терпение уже давно на исходе. Её утомляла эта бесконечная настойчивость Аякса, но она понимала: если не согласится, он будет терзать её своим нытьём, напоминая об этом в каждом возможном моменте. — Тогда договорились, — сказала Йоко, кивая с удовлетворением и с этим они втроём ушли. *** Последний урок дня — биология. Уэнсдей не могла не признать, что этот предмет всегда имел для неё особое значение. Несмотря на то, что она уже знала каждую деталь темы, каждый её урок всё равно пробуждал в ней интерес. Мистер Франклин был не просто учителем — он был одним из немногих, кто мог увлечь её даже в таких, казалось бы, банальных моментах. — Итак, урок подходит к концу, — сказал он, обводя взглядом класс. — Пора разделить вас на пары для работы над проектом. Тему можете выбрать любую, что касается текущего раздела. Начнём, — объявил мистер Франклин. Он начал читать имена, создавая пары с той самой лёгкостью, как если бы это было дело привычное, но Уэнсдей не уделяла этому особого внимания. Она всегда работала в одиночку. Её собственная потребность в тишине и сосредоточенности не позволяла разделить мысли с кем-то другим. — И, наконец, Энид Синклер и Уэнсдей Аддамс, — произнёс учитель, заставив Уэнсдей поднять голову, не в силах поверить своим ушам. — Что? — Энид, не веря своему счастью, выпалила. — Учитель, я могу работать одна! — Нет, так нельзя, — ответил мистер Франклин с лёгким вздохом. — Все должны быть в парах. Это правило. Затем он обратился к Уэнсдей, как будто надеялся найти понимание в её глазах. — Это для вас нормально, мисс Аддамс? Она лишь коротко кивнула, стараясь скрыть свою нелюбовь к этому новому и необычному раскладу. — Я удовлетворена, — тихо ответила она, сдержанно кивая. Словно всё было решено заранее. Энид, с явным раздражением на лице, лишь бросила быстрый взгляд и снова вернулась к своему месту, не скрывая недовольства. Что ж, это будет интересный опыт для Уэнсдей.