Спасти возлюбленного из книги

      На улице стоял ясный и тёплый июньский вечер. Лёгкий летний ветерок, который можно было бы назвать приятным, казался Диане ледяным. Казалось, сама природа испытывала её на прочность. Диана огляделась: тени сгущались, и вечер уступил место ночи и на небе зажглись звезды. Вокруг слышались звуки смеха и веселых разговоров, которые сейчас были чужды девушке. Она сжала руки в кулаки, стараясь унять дрожь, но холод внутри оказался сильнее.       Студенты занимали отведённые им трибуны, постепенно заполняя их шумной толпой.       — Леди и джентльмены, третье и последнее состязание Турнира Трех Волшебников начинается! — голос Людо Бэгмена, усиленный магией, эхом разнёсся над стадионом.       Диана дальше не слушала. Её взгляд был прикован к Диггори, который с сосредоточенным выражением лица впитывал каждое слово ведущего. Он был полностью поглощён предстоящим испытанием.       Единственными голосами, которые она слышала сейчас среди этого гомона, были её собственный — молящий небеса о помощи — и голос той, другой Дианы. Той, что считалась настоящей. Этот голос, холодный и безжалостный, твердил, что у неё ничего не выйдет, что она не сможет его спасти. Каждое слово было как удар. Очередное напоминание от девочки, которой она никогда не сможет стать, что она лишь жалкая тень. Никчёмная. Слабая. Ничтожество рядом с настоящей, идеальной. Диана зажмурилась, словно это могло заглушить навязчивую внутреннюю какофонию, но голоса лишь усилились. Её собственная слабость теперь кричала громче, чем когда-либо.       Девушка так сильно закусила нижнюю губу, что резкая боль заставила её затуманенный взгляд проясниться. Мир вокруг словно вернулся из пустоты, вновь наполняя её сознание звуками и движением. Она вернулась в реальность, только когда ощутила жжение на губе и почувствовала неприятный металлический привкус крови. Малфой провела языком по ранке, задержав дыхание. Эта мелкая боль оказалась странно отрезвляющей, словно напоминала: сейчас не время для слабости. Она быстро стерла кровь рукавом мантии, стараясь не привлекать внимания, и вновь перевела взгляд на Седрика. Парень, поймав её взгляд, ободряюще улыбнулся. Однако Диана отчётливо заметила, как за этой улыбкой скрывалось напряжение. Его глаза, обычно такие живые, сейчас выдавали скрытое волнение. Это было мгновение, короткое, как взмах крыла, но этого хватило, чтобы сердце Дианы болезненно сжалось. Она знала: он тоже чувствует тяжесть предстоящего испытания.       В этот момент Людо Бэгмен резко свистнул, и Гарри с Седриком, не мешкая, устремились внутрь лабиринта.       — Ты должен вернуться, — прошептала Диана себе под нос, сцепив пальцы в замок. Её взгляд не отрывался от фигуры Седрика в жёлто-чёрной спортивной форме, которая постепенно исчезала во тьме, скрываемой густыми стенами живой изгороди.       Малфой продолжала сидеть неподвижно, чувствуя, как холод пробирается под кожу, даже несмотря на тёплый вечер. Только одна мысль, будто заклинание, повторялась у неё в голове: «Ты должен вернуться. Ты просто обязан».       Время тянулось мучительно медленно, словно сама природа решила замедлить свой ход, дразня и издеваясь. Минута казалась часом, а час, казалось, мог бы длиться вечность. Воздух вокруг стал вязким, будто пропитанным тревогой, которую невозможно было вытеснить или игнорировать. Диана сидела на краю скамьи, её руки, сжатые в кулаки, дрожали, а ногти впивались в ладони, оставляя полумесяцы боли. С каждой минутой тревога внутри неё росла, расползаясь, как густая, липкая тень. Она захватывала всё: грудь сжималась, словно её душили невидимые руки, а сердце, казалось, билось не в груди, а где-то глубоко в горле. Каждая новая вспышка паники напоминала, что она беспомощна. Её взгляд метался по живой изгороди, но он был нем как каменная глыба.       Неизвестно, сколько прошло времени — может, час, а может, всего несколько минут, когда наконец появились профессор Макгонагалл и Флёр Делакур. Француженка выглядела обессиленной, её шаги были тяжёлыми, а лицо, обычно гордое, стало бледным и растерянным. Макгонагалл передала девушку в руки мадам Помфри и мадам Максим, заботливо приобняв её за плечи. Затем она вернулась на свой пост.       Малфой попыталась вдохнуть глубже, но её грудь, сдавленная невидимой тяжестью, едва слушалась. Словно чёрное облако сгустилось над ней, не давая ни вдохнуть, ни думать ясно. Она всё ещё сидела на месте, но её разум был там, внутри лабиринта вместе с Седриком.       «— Каждая моя победа — только для тебя», — тихий, умиротворённый голос Седрика звучал в её мыслях, словно далёкий шёпот. Он был таким же мягким и успокаивающим, как шелест осенних листьев, который всегда приносил Диане чувство покоя. Эти его слова, произнесенные всего пару месяцев назад, эхом отдавались в её сознании, словно нежный отголосок прошлого, и на мгновение мир вокруг перестал существовать. Казалось, его голос был единственным, что удерживало её от того, чтобы окончательно утонуть в пучине тревоги.       Как назло, в памяти Дианы начали всплывать все их самые счастливые моменты с Седриком. Будто её подсознание заранее готовило её к худшему, к неизбежному прощанию. А что она будет делать, если судьба Седрика действительно неизбежна? Этот вопрос внезапно ударил по её сознанию с такой силой, что она едва могла дышать. Диана никогда раньше об этом не задумывалась. Всё её существование вращалось вокруг одной цели — спасения Седрика. Это была её единственная путеводная звезда, её смысл, её сила все эти годы. Но что останется от неё, если его не станет? Взгляд Дианы стал пустым, и холодная мысль, подобно льдинке, замерла в её сознании. Скорее всего, ничего. Никакого смысла. Никакой жизни.       Дальше ничего особо не менялось. Пять минут, десять, пятнадцать… В какой-то момент Диана просто перестала считать. Делакур уже выглядела лучше — мадам Помфри явно постаралась, но на её лице всё равно читалось разочарование.       — Смотрите! — вдруг выкрикнул один из студентов, указывая пальцем на небо. Где-то из глубин лабиринта ввысь взметнулся сноп ярко-красных искр.       «Крам выбыл», — пронеслось у Дианы в голове, заставив сердце екнуть. Теперь оставалось лишь ждать. Ждать, когда Пуффендуец и Гриффиндорец доберутся до Кубка. И времени, похоже, оставалось совсем немного.       Вскоре из-за изгородей лабиринта появился Грюм, крепко держа Виктора Крама под локоть. Болгарин хромал, но держался с достоинством, высоко подняв голову, словно хотел показать, что его гордость осталась непоколебимой. Студенты Хогвартса разразились ликующими возгласами, приветствуя свою почти неизбежную победу. Их голоса слились в единый громкий хор, который, казалось, заполнил всё вокруг. Толпа радостно гудела, трибуны дрожали от топота и хлопков, и казалось, что даже воздух пропитался триумфом.       Но Диана уже не слышала ничего. Гул толпы, крики фанатов, громкая музыка — всё это превратилось в монотонный шум, звучащий где-то на краю сознания. Она сидела, тяжело дыша, почти не мигая, и её взгляд был прикован к входу в лабиринт.       Время, казалось, замерло. С тех пор как выбыли Крам и Флёр, прошла уже вечность. С каждым вдохом тревога становилась всё сильнее, а сердце билось так быстро, что казалось, вот-вот вырвется из груди. В её голове снова и снова всплывал образ мёртвого Седрика — холодного, неподвижного, лежащего на земле.       «Нет, — мысленно повторяла Диана, сжав руки до боли, будто этим могла удержать собственное самообладание. — Ты должен вернуться. Ты не можешь оставить меня…»       Эти слова звучали как заклинание, которое она твердит не только ему, но и самой себе, пытаясь унять страх, что с каждой минутой становился всё более невыносимым.       Время продолжало тянуться мучительно медленно, словно густая патока, в которой застряло всё вокруг. Минуты казались бесконечными, растягиваясь до невыносимости, и каждый вдох давался Диане с трудом, словно воздух вокруг сгущался, превращаясь в невидимые стены. Её пальцы бессознательно вцепились в край скамьи, ногти впивались в дерево так сильно, что побелели костяшки. Трибуны всё ещё гудели, но этот шум был далёким, почти нереальным, как фон, который никак не мог пробиться сквозь пелену её мыслей.       Где-то в глубине лабиринта скрывалась правда — ответ на то, выжил ли он или судьба уже забрала его у неё. Мысленно Диана снова и снова возвращалась к образу Седрика: его тёплая улыбка, смех, которым он умел разрядить любое напряжение. Но эти воспоминания всё чаще перекрывал другой, тёмный образ — его тело, брошенное на холодной земле, и глаза, в которых уже нет жизни.       Каждая минута без новостей лишь усиливала этот кошмар. Напряжение росло, будто невидимая петля затягивалась у неё на шее. Она начала покачиваться вперёд-назад, как если бы это могло хоть немного облегчить состояние. Но облегчения не было.       — Почему так долго? — прошептала она, сама не осознавая, что говорит вслух. Её голос был едва слышен, затерявшись в гуле толпы.       Каждый шорох, каждое движение на поле заставляли её вздрагивать. Лабиринт казался живым, дышащим существом, которое поглотило их и теперь решало, кого вернуть, а кого оставить. Малфой смотрела на вход в живую изгородь, не мигая. Ожидание стало пыткой, от которой, казалось, нет спасения.       Внезапно из самых глубин лабиринта, где густая тьма, казалось, пожирала всё, поднялся слабый, едва заметный свет. На мгновение Диана подумала, что ей показалось, но вот сноп красных искр рванул вверх, рассыпаясь яркими, тревожными огнями. Толпа мгновенно ожила. Гул трибун взорвался новой волной, громкими криками и оживлённым обсуждением. Но для Дианы этот шум был похож на грохот далёкого моря — он доносился издалека, не касаясь её.       Её тело застыло, словно окаменев. Руки, уже ослабевшие от напряжения, снова сжались в кулаки. Она не могла дышать, не могла пошевелиться. Всё, что существовало сейчас для неё — это этот красный сигнал, тревожно вспыхнувший над лабиринтом. Сердце Дианы замерло на несколько секунд, а затем начало колотиться так, будто стремилось пробить рёбра. Вспышка искр была как удар в грудь, как напоминание о том, что всё, чего она так боялась, может стать реальностью.       — Ты должен вернуться... — прошептала она, но её голос утонул в шуме толпы.       Каждая секунда тянулась невыносимо долго. Кто сейчас шагнёт из лабиринта, поддерживаемый, словно призрак, или вообще не появится? Диана вцепилась взглядом в зелёные изгороди, словно пытаясь силой воли заставить лабиринт выдать ей ответ. Её дыхание стало частым, резким, и в голове раздавался лишь один отчаянный крик: Он не мог умереть. Он должен вернуться.       Но ответ пока не приходил, и эта неизвестность была хуже любой правды.       Прошло, наверное, минут пятнадцать или двадцать, но для Дианы это было целой вечностью. Время растянулось, как густой туман, в котором каждая секунда была мучительно долгой. И вот, наконец, у входа в лабиринт показались две тени. Диана напряглась, сердце пропустило удар. Её взгляд был прикован к фигурам, медленно приближающимся к выходу. Одного она узнала сразу — это был Грозный Глаз. Его деревянная нога издавала знакомый клацающий звук, раздающийся в напряжённой тишине, но сейчас этот звук, казалось, пробивал ей уши. Он кого-то поддерживал.       Диана задержала дыхание, всматриваясь в темноту, чтобы разглядеть лицо того, кто шёл рядом с ним. Когда они вышли из лабиринта, свет фонарей осветил их лица и Диана замерла. Казалось, она перестала дышать, а сердце остановилось. Весь мир вокруг исчез, растворился в пустоте, оставив только одно — лицо Седрика.       Он едва держался на ногах, прихрамывая и опираясь на Грюма. Его мантия была разорвана, один рукав отсутствовал вовсе. Кожа была покрыта ранами, ссадинами и засохшей кровью, перемешанной с грязью. Он выглядел измождённым, но живым. И тогда, спустя мучительные минуты, Диана наконец выдохнула, словно всё это время её лёгкие были зажаты стальным обручем, который только сейчас ослабил хватку. Воздух ворвался в её грудь, наполняя тело теплом. Глаза предательски наполнились слезами, и, несмотря на боль и страх, она невольно улыбнулась. Толпа взорвалась аплодисментами. Кто-то выкрикивал поздравления, кто-то просто хлопал, но Диана ничего не слышала. Её внимание было приковано только к нему.       Грюм передал Седрика мадам Помфри, и Диана, не дожидаясь ничего, сорвалась с места. Она почти летела, сбегая с трибун, спотыкаясь, но продолжая мчаться вперёд. Её сердце билось так, что казалось, его стук слышен всем вокруг. Не думая, не замечая, кто вокруг, она бросилась к нему и крепко обняла. Её руки обвили его с такой силой, будто она боялась, что если отпустит, то он исчезнет. Грязь, кровь, его слабость — всё это было неважно. Он был здесь. Живой. Седрик сначала замер, ошеломлённый её внезапным порывом, но затем с трудом поднял руку и обнял её в ответ.       — Подожди, Диана, я же весь грязный, — прохрипел он. Его голос был слабым, но таким тёплым и родным, что у Дианы на мгновение перехватило дыхание.       Голос Диггори, такой родной и такой живой, прорвал плотину и последнюю преграду в её сердце. Слёзы, которые она так отчаянно сдерживала, хлынули потоком. Улыбка заиграла на её губах, но глаза предательски выдали всё напряжение и страх, пережитые за этот вечер. За эти годы. Слёзы текли по щекам, смешиваясь с грязью на одежде пуффендуйца.       — Ты вернулся... — прошептала она, голос дрожал от эмоций. Она прижалась лицом к его груди, не обращая внимания ни на грязь, ни на кровь, ни на их окружение. — Ты живой…       Его руки слегка дрожали, но он крепче обнял её, уткнувшись подбородком в её золотистые волосы.       — Ну чего ты... Со мной всё хорошо, — тихо ответил он, его голос звучал устало, но в нём было столько тепла, что её внутренний холод наконец отступил.       В этот момент весь мир исчез. Толпа кричала, аплодисменты взрывались волной, но для Дианы это всё было далеко и несущественно. Существовали только они двое — Седрик, тёплый и реальный, и она, наконец избавившаяся от кошмара, который казался бесконечным. Впервые за долгое время её сердце, которое до этого бешено колотилось в груди, начало успокаиваться. Его неровное дыхание, чуть хриплый голос — всё это казалось чудом.       Чуть погодя, Диана отстранилась ровно настолько, чтобы взглянуть в глаза Седрика. В них всё ещё читалась усталость.       — Ты не представляешь, как я боялась, — прошептала девушка, её голос был тихим, почти неразличимым. Слёзы вновь накатывали, но в этот раз они не были слезами горя. Это были слёзы радости, тепла и даже небольшой осторожной надежды.       Седрик поднял чуть дрожащую руку и, несмотря на слабость, осторожно коснулся её щеки.       — И чего же ты боялась, м? — Парень расплылся в улыбке. — Я ведь говорил, что всё будет хорошо.       И вдруг, Седрик резко отвёл взгляд в сторону и убрал руку с лица слизеринки, будто вспомнив о чём-то важном.       — Сынок!       Голос мистера и миссис Диггори заставил обоих вздрогнуть. Диана моментально отстранилась от парня и, лихорадочно вытирая слёзы с лица, старалась вернуть себе привычное хладнокровие. Она развернулась к подошедшей чете, встав по правую руку от их сына.       — Ох, мисс Малфой, вы тоже здесь, — лицо Амоса Диггори странно исказилось, словно он не мог решить, радоваться или насторожиться.       В то же время миссис Диггори, не обратив внимания на присутствие девушки, принялась обнимать сына, осыпая его поцелуями. Диана сделала шаг назад, стараясь остаться в тени их семейной сцены. Но взгляд Амоса продолжал сверлить её, будто пытаясь уловить что-то.       Прошло как минимум полчаса, если не больше. Мистер и миссис Диггори продолжали обхаживать Седрика, осыпая его вопросами и, кажется, ни на миг не отходя. Седрик, уставший, но всё ещё улыбающийся, терпеливо отвечал на их заботливые расспросы. Диана оставалась рядом, стараясь не мешать, но не могла отвести глаз от него, всё ещё не веря, что он здесь, живой.       Вдруг воздух у входа в лабиринт дрогнул, будто разорванный невидимым лезвием, и с глухим стуком на землю упал Гарри Поттер. Толпа мгновенно взорвалась криками. Радостный гул перекрывал всё вокруг — ведь Кубок был у Хогвартса! Выкрики, смех, музыка — всё это смешалось в оглушающую какофонию. Никто не обращал внимания на то, что Гарри лежал на земле, содрогаясь всем телом, окровавленный и грязный. Поттер медленно поднял голову, его взгляд был пустым, а губы шевелились.       — Он вернулся… — пробормотал он, но его слабый голос растворился в гуле толпы. Никто его не слушал. Никто не смотрел на его лицо, только на Кубок, который он всё ещё крепко сжимал.       Гарри набрал воздух, его голос стал громче, пронзительнее:       — Он вернулся! — прокричал он, но даже этот крик был подавлен шумом.       Люди смеялись, обнимались, выкрикивали поздравления, празднуя победу Хогвартса. Никому не было дела до того, что Поттер пытался сказать. Никто не замечал его состояния. Лишь лицо Дамблдора изменилось. Радостная маска сползла, и на его лице появилось выражение тревоги и суровости. Директор быстро наклонился к Гарри и тихо что-то спросил. Ответ Поттера, хриплый и едва слышный, заставил лицо Дамблдора помрачнеть. Не произнося ни слова, директор шепнул что-то Гарри и, с неожиданной для такого худого и пожилого человека силой, поднял его с земли, ставя на ноги. Толпа вокруг продолжала веселиться, будто ничего не произошло. Смех, музыка, выкрики радости — всё это оглушающим вихрем заполняло пространство. Лишь несколько человек, стоявших ближе к центру, заметили странную сцену, но даже они не понимали её значения.       Диана продолжала стоять на месте, наблюдая за происходящим. Её взгляд не отрывался от Дамблдора, который, глядя мрачно и сосредоточенно, что-то горячо обсуждал с Фаджем. Казалось, министр магии не разделял его тревоги, размахивая руками и бросая недоверчивые взгляды. Тем временем Грюм медленно подошёл к Гарри. Мракоборец без слов подхватил его под локоть, поддерживая. Поттер едва держался на ногах, его лицо было осунувшимся, а глаза — полными усталости и боли. Грозный Глаз, не дожидаясь разрешения, развернулся и, с трудом удерживая Гарри на ногах, повёл его в сторону замка, а Малфой лишь молча проводила их взглядом. Всё, что произойдёт дальше, больше её не касалось. Её игра была окончена. Она сделала всё, что могла, и спасла Седрика. Теперь у неё не было причин вмешиваться в каноничный ход событий. Пусть мир волшебников идёт своим чередом, пусть история разворачивается так, как и должна. Её миссия завершена, и отныне Диана решила, что для собственного спокойствия больше не будет ни во что вмешиваться.       Она мельком взглянула на Седрика. Он напрягся и нахмурился, его взгляд метался между отдаляющимся Гарри и Дамблдором. Улыбка сошла с его лица, на смену ей пришло беспокойство.

***

      Лунный свет, словно серебряный ручей, мягко струился сквозь высокие окна больничного крыла, разливаясь по холодному каменному полу. Его лучи едва касались застывших в полумраке коек, играя на металлических краях и превращая их в тонкие нити света. Тишина ночи была почти осязаемой, лишь легкие шаги, отзывающиеся гулким эхом от древних каменных стен, нарушали её. Казалось, что луна сама слушала эти шаги, сопровождая их своим холодным сиянием, превращая больничное крыло в театр теней и света.       Девушка скользнула вдоль прохода между койками. Она двигалась осторожно, словно боялась потревожить хрупкий покой больничного крыла. Мягкий лунный свет мерцал на её золотых волосах и лице, подчеркивая решимость в глазах и тонкую линию сжатых губ. Наконец, она остановилась возле одной из коек, где лежал парень. Его лицо было бледным, дыхание ровным, но слабым. Девушка осторожно присела на скрипнувший стул рядом, на мгновение затаив дыхание, чтобы не разбудить его. Она протянула руку, нежно накрывая забинтованную ладонь парня своей теплой рукой. Казалось, даже лунный свет задержал дыхание, наблюдая за этой тихой сценой. Её пальцы дрогнули, но она не убрала руку, позволив своей теплоте проникнуть сквозь холод бинтов. В её глазах зажглась мягкая, тревожная забота, будто одним лишь прикосновением она могла разделить его боль.       — Я готов хоть каждый день рисковать жизнью и оказываться в больничном крыле, если каждый раз ты будешь сидеть рядом и держать меня за руку при пробуждении, — тихим, хрипловатым голосом произнес пуффендуец. Диана вздрогнула, не ожидая, что он проснётся.       — Не говори глупости, — строго отчеканила она, но голос предательски дрогнул.       На несколько мгновений повисло молчание. Они смотрели друг на друга, будто забыв обо всём, кроме этого взгляда. Постепенно их лица смягчились, а в глазах зажглось тепло. С каждой секундой оно становилось всё ярче, наполняясь искренней нежностью и тихой радостью от того, что они здесь — вместе. Однако постепенно улыбка медленно угасла с лица Седрика. Его взгляд померк, и он отвернулся, будто пряча от Дианы свои мысли.       — Прости... — почти шёпотом выдохнул он. — Я не смог сдержать своё обещание. Я проиграл.       Его голос дрогнул, в нём звучало раскаяние, смешанное с горечью. Седрик смотрел в сторону, избегая её взгляда, словно боялся увидеть разочарование в её глазах. Диана на мгновение замешкалась, не зная, как правильно подобрать слова. Она прекрасно понимала, насколько важным для Седрика был этот турнир, и могла представить, как тяжело ему сейчас справляться с грузом поражения. Её взгляд смягчился. Несмотря на внутреннюю неуверенность, Диана опустила глаза на его забинтованную руку и медленно провела по ней пальцами.       — Ты для меня всё равно всегда будешь первым. Знаешь... — её голос звучал мягко, почти шёпотом. Седрик повернул голову, их взгляды встретились. — Проигрывает лишь тот, кто сдаётся. Но ты ведь не сдавался. И до этого ты не сдался… — Диана сделала короткую паузу, набираясь смелости. — И завоевал моё сердце.       Она улыбнулась, чуть смущённо, но искренне. Седрик тоже не удержался — его губы тронула слабая, но теплая улыбка.       — Диана.       — М?       — Выходи за меня замуж.       Блондинка широко распахнула глаза, её лицо отражало смесь удивления и растерянности. На мгновение она застыла, приоткрыв губы, словно собираясь что-то сказать, но слова застряли где-то на полпути. Затем её смех прорезал тишину больничного крыла — тихий, мягкий, почти мелодичный, как звон капель дождя.       — Сначала закончи школу, и желательно без новых травм, — с лёгкой улыбкой ответила она, её голос звучал одновременно серьёзно и с нежной насмешкой.       Диана потянулась и аккуратно убрала со лба парня растрепавшиеся волосы, её пальцы коснулись его кожи так нежно, что он едва почувствовал это прикосновение, но почему-то сердце вдруг забилось быстрее. Её движение было неспешным, заботливыми. Седрик, словно зачарованный, смотрел на неё, не отрываясь, ловя каждое её движение. В тусклом лунном свете её лицо казалось ему почти нереальным, как образ из сна, которое он видит почти каждую ночь — теплым, светлым, таким, которое хочется запомнить навсегда.

***

      Стоял прекрасный летний день. Солнце ярко светило, озаряя оживленный холл Хогвартса, где студенты толпились в ожидании карет, которые должны были отвезти их на станцию Хогсмид. Шум голосов сливался в общий гул, а воздух был наполнен предвкушением летних каникул.       — Малфой! — раздался чей-то голос из толпы.       Диана обернулась и заметила Поттера, который пробирался к ней, ловко протискиваясь между суетливыми однокурсниками. Она не сказала ни слова, лишь вопросительно приподняла бровь.       — Ты ведь знала, — выпалил Поттер, как только оказался рядом, его голос звучал напряженно, почти обвиняюще.       — Не понимаю, о чем ты, — холодно ответила Диана, скрестив руки на груди.       — Волан-де-Морт, — Гарри говорил быстро, почти на одном дыхании, его лицо пылало от эмоций. — Ты знала, что он возродится. Ты знала и про кубок. Иначе никак не объяснить, почему ты так отчаянно пыталась помешать Седрику первым добраться до кубка.       Диана молча выслушала его, затем настороженно оглянулась, словно проверяя, не слушает ли кто-то их разговор. Её взгляд вновь скользнул к Поттеру, но теперь он был холоден, как лёд.       — Ты слишком много болтаешь, Поттер, — спокойно, но с явным намёком произнесла она. — В следующий раз выбирай, где и с кем вести такие разговоры.       — Значит, ты не отрицаешь? — голос Поттера звенел злобой и презрением, в зелёных глазах вспыхнуло обвинение. — Не удивлюсь, если твой отец уже записал тебя в ряды сторонников Волан-де-Морта. Да, наверняка поэтому ты всё и знала.       Он язвительно усмехнулся, его насмешка была словно удар плетью. Но Диана лишь закатила глаза, демонстративно выдохнув, как будто этот разговор был для неё невыносимо скучен.       — Слушай, Поттер, — произнесла она, сделав шаг ближе и наклоняясь так, чтобы их взгляды встретились. В её голосе звучала ледяная насмешка, но в глазах сверкнуло что-то опасное. — Я знаю много такого, что тебе и в самых страшных кошмарах не приснилось бы. И поверь, мой отец к этому не имеет никакого отношения.       Её слова прозвучали как предупреждение, но в них не было ни страха, ни смущения — только уверенность и холодная, почти пугающая сила. Как раз в этот момент до них донёсся скрип колёс — кареты подъезжали к главному входу.       — А теперь прошу меня извинить, но мне нужно успеть занять хорошее место, — произнесла Диана, её губы изогнулись в сладкой, но откровенно ядовитой улыбке.       Не дав Гарри возможности что-либо ответить, она развернулась и направилась к выходу, её мантию едва заметно развевал лёгкий ветерок. Поттер лишь проводил её взглядом, стиснув зубы от обиды и злости, но слов, которые могли бы её остановить, так и не нашёл.       Хогвартс-экспресс плавно уносил студентов всё дальше на юг, оставляя позади величественные башни замка и изумрудные холмы. За окнами мелькали пейзажи: густые леса сменялись полями, где золотые волны трав играли на ветру, а вдали виднелись тихие деревушки. Небо было ясным, лишь редкие пушистые облачка лениво плыли в вышине, будто наслаждаясь теплом летнего солнца. Его мягкие лучи проникали в окна вагона, заливая купе золотистым светом. Эти тёплые блики скользили по сиденьям, обжигали своим жаром ладони, небрежно брошенные на подоконники, и играли в волосах студентов, погружённых в разговоры или мечтательно смотрящих в окно. Поезд гудел размеренно, словно убаюкивая своих пассажиров, обещая долгожданные каникулы и тёплые летние дни вдали от школьных забот.       На платформе девять и три четверти всё оставалось неизменным. Толпы волшебников и ведьм в разноцветных, а порой и откровенно странных мантиях суетились в ожидании. В воздухе смешивались звуки скрипа колёс от чемоданов и клеток с животными, гул оживлённых разговоров и уханье сов. Коты ловко пробегали между ног, ловя кусочки еды или просто избегая людской толчеи.       — Буду ждать письма, — с улыбкой произнёс Диггори, нежно коснувшись губами тыльной стороны ладони Дианы.       Девушка ответила лишь мягкой улыбкой и лёгким кивком, её взгляд был спокойным и тёплым. Она проводила его глазами, пока Седрик, махнув на прощание, не растворился в шумной толпе платформы. Ещё мгновение Диана стояла на месте, прислушиваясь к шуму голосов. Затем, заметив вдалеке Люциуса и Драко, она глубоко вдохнула. Словно по команде, на её лице появилась холодная, безупречная маска надменности. Вздёрнув голову, она уверенно направилась к своей семье, снова превращаясь в ту, кого от неё ожидали видеть.       Диана уверенно шагала к отцу, ожидая увидеть его привычную, хотя и сдержанную, приветственную улыбку — ту, которой он всегда встречал её, будто гордясь дочерью. Но чем ближе она подходила, тем яснее становилось, что что-то изменилось. Люциус стоял прямо, держа трость в руке, но вместо тёплого выражения на его лице застыл холодный, почти ледяной взгляд. Глаза, в которых она раньше видела одобрение, теперь были полны чего-то иного — разочарования или, возможно, даже презрения.       — Поговорим дома, — сухо произнёс он, не давая ей шанса вставить хоть слово.       Диана вздрогнула, словно от удара. Она перевела взгляд на Драко, но тот всячески избегал её глаз. Брат напряжённо смотрел куда-то в сторону, будто искал что угодно, только бы не встретиться с её взглядом. Она сразу всё поняла. Драко что-то рассказал. Что-то, о чём Люциус не должен был знать. Сердце сжалось, а где-то глубоко внутри всё будто скрутило болезненным узлом. Эта холодность отца, его отстранённость и немая укоризна обжигали сильнее, чем самые жёсткие слова. Диана выровняла спину и надела ту же самую маску, которую так привыкла носить. Никто не должен был заметить, как сильно это задело её. Но внутри всё металось, как море в шторм.