Пороки души

Катерина

      Сквозь сон — снова сон — я слышала, как пищали приборы, слышала, как вокруг меня суетились врачи и разговаривали на медицинском языке, из которого я практически ничего не понимала, да и хотела ли? Все, о чем, или, скорее, о ком, я волновалась, — Валентино и Кармелита. Не то чтобы я не переживала о своей семье, нет, о них в том числе, просто дело было в том, что я жива, а брат моего парня и муж моей новоиспеченной подруги — мертв.       Как бы я не хотела открыть глаза и расспросить, что случилось со мной и сколько это будет длится, не могла. Казалось, меня напичкали какими-то успокоительными, потому что последнее, что помнила, это как пыталась обратить все внимание Валентино на себя, потому что он буквально застыл над Лоренцо, глаза которого мертвым взглядом смотрели в небо. Я также помнила руки и голос папы, который всеми силами старался оттащить меня, говоря, что это не мое дело, не моя битва, а потом… все как в тумане. Вероятно, мне и правда вкололи какой-то усыпляющий препарат, от которого я до сих не отошла, однако медленно, но верно шла к этому, уже лучше слыша голоса и распознавая знакомые слова.       Спустя несколько часов я все же еле как разлепила глаза, но сразу же зажмурилась от белого света, светившего прямо в лицо. Попытавшись подвигать рукой, поняла, что на ней лежало что-то тяжелое или… кто-то? Попробовав другую руку, поняла, что этой могу закрыться от раздражающего света и снова открыть глаза. Когда я повернула голову, увидела темную макушку, обладатель которой положил голову прямо мне на руку, отчего она затекла. Сначала перед глазами плыло, и я подумала, что это папа — он бы точно не оставил меня одну, когда только-только вызволил на свободу от тех ублюдков, но потом…       — Валентино? — с хрипотцой прошептала я, наконец поняв, кто на самом деле охранял меня; наверное, моя семья менялась с ним, не оставляя ни на секунду в одиночестве.       Он не ответил и даже не дернулся, поэтому я, привыкнув к свету в небольшой палате, положила руку ему на макушку и ногтями мягко провела по волосам, подмечая, что маникюру пришел конец, однако это сейчас вовсе не главное, хотя при других обстоятельствах я могла бы заистерить и срочно попросить Луну переделать маникюр — она у нас мастер на все руки в области красоты.       Мне хотелось наклониться и поцеловать его в едва щетинистую щеку, но как только попыталась согнуться, боль в спине и шее прострелила настолько сильно, что я застонала и закрыла глаза. В темноте мне снова привиделось, как похититель, спустившийся в подвал впервые, брал меня за шею и толкал в стену, затем несколько раз бил об нее, а я обмякала и окончательно вырубалась. Понятия не имела, избавлюсь ли я от этого кошмара и от кошмара, как прямо на моих глазах убили Лоренцо… Во всяком случае мое состояние — мелочь по сравнению с тем, через что проходили Валентино и Кармелита.       — Кэти?.. — невнятно произнес мягкий голос; наверняка его разбудил мой стон от боли.       — Привет, — открыв глаза и встретившись с его взглядом, осторожно сказала я.       Черт, я не знала, как говорить с человеком, который только-только потерял родного брата. Не знала, о чем можно было спрашивать, а о чем — нет. Не знала, о чем вообще говорить, да и нужны ли сейчас слова? Что я могла сделать для Валентино?       — Как себя чувствуешь? — тихо спросил он и выпрямился.       Валентино был одет во все черное: черная футболка, черные штаны, черные кроссовки, да даже черная кепка лежала позади него на тумбочке.       — Я в норме, а вот… — покачала головой и поджала губы, но все же продолжила: — Как ты, Валентино? — я хотела опустить руку на тыльную сторону его ладони, которая все еще лежала рядом со мной на кровати, но как только он понял, что я задумала, убрал ее, и это насторожило меня. — Сколько я спала? — почему-то сразу решила спросить я; вероятно, понимая, что на свой вопрос не получу ответа, по крайней мере, явного, ведь говорить о своих чувствах и эмоциях после смерти родного человека слишком тяжело.       — Два дня, — ответил Валентино, оглядывая меня с ног до головы, хотя все мое тело, кроме рук и груди было укрыто одеялом.       Врачи явно переодели меня, потому что прежней грязной одежды на мне не было, только голубой халат, который почти не чувствовался на коже, отчего казалось, будто я совершенно голая, но это было лучше, чем продолжать пребывать в тех вещах, которые теперь только и делали, что напоминали о похищении, подвале и смерти.       — Завтра похороны, — прервал мои мысли Валентино, и сердце в груди застыло. — Родители и я все организовали, так что…       — Я буду рядом, — выпалила я, не дослушав и все-таки схватила его руку в свою, теперь сжимая так сильно, как никогда ранее. — Я не оставлю тебя. Я должна быть с тобой и… твоей утратой, — голос практически ломался от травмирующих слов, но я обязана была не сдаваться, потому что если сделаю это, то мы оба, я и Валентино, пойдем ко дну. — Ты позволишь мне быть рядом? — я переплела наши пальцы и попыталась подвинуться на кровати к нему ближе, но тупая боль все еще не давала этого сделать.       — Врачи не отпустят тебя, пока ты не восстановишься, да и твой отец… Вряд ли ему понравится идея твоего присутствия на похоронах, когда он только спас тебя, — это казалось логичным, но еще мне почему-то думалось, что Валентино намеренно хотел отвертеться от меня, будто я — напоминание смерти его брата.       — Не волнуйся о моей отце, я умею убеждать, — начала говорить я и почувствовала, как Валентино в ответ сжал мою ладонь. — А врачи… Может, они смогут вколоть обезболивающее или что-то наподобие, — пожала я плечами и снова заметила, как Валентино оглядывал меня.       — У тебя легкое сотрясение мозга и ушиб внутренних органов, Катерина, — как факт отметил он, а я даже не сомневалась, что отделаюсь чем-то таким; на самом деле готовилась к худшему. — Я не хочу рисковать тобой снова, так что будет лучше, если ты останешься в больнице столько, сколько понадобится, тем более здесь безопасно, — Валентино продолжал отговаривать меня, но все, что я слышала, — вина, которая съедала его изнутри с того самого момента, как нас с Кармелитой похитили.       — Где Карма? Она и ребенок?.. Все в порядке? — я помнила, что до того, как меня усыпили из-за истерики, врачи в скорой помощи, суетящиеся над ней, сообщили о том, что с ней и малышом все хорошо, но… это было до смерти ее мужа, а теперь…       — Ей выписали успокоительные, которые не навредят ребенку, но Карма отказывается их пить. Она всегда была против лекарств, тем более в положении, — произнес Валентино, и мы разомкнули руки из своеобразного замка. — Карма почти сразу узнала о том, что Лоренцо больше нет, и я не знаю, вынесу ли ее слезы на похоронах, потому что то, что было, когда я рассказал ей… Господи, это… — он поставил локти на колени и опустил голову, после чего сжал виски руками, а я, не смотря на резкую боль, приподнялась на кровати, спустила ноги и прижалась к Валентино, обнимая его.       Сначала я не ощущала ничего, кроме дрожащего тела рядом, но потом… любимые руки обняли меня за талию. Валентино поднял голову и лбом уперся в мой живот, медленно вдыхая и выдыхая. Еще никогда я не видела его таким, но люди всегда менялись под воздействием горя и утраты.       — Я буду с тобой, Валентино, это не обсуждается, — четко и твердо сказала я и снова через боль, наклонившись, поцеловала его в макушку.       Кажется, еще никогда я не принимала таких взрослых решений, как сейчас, и, честно говоря, после всего, что случилось, буквально ощущала, какой другой я стала, как изменилось мышление и куда пропало детское поведение, а может, вовсе не детское, а просто… вседозволенность что ли? Наверное, было бы плохо сказать, да и подумать в данный момент о том, чтобы мысленно поблагодарить жизнь за похищение… Но ведь многие считали так, что, что бы не происходило, все — к лучшему. Лишь одно большое «но» крылось во всем этом — смерть Лоренцо.       Еще некоторое время я обнимала Валентино, чувствуя при этом, как спина затекала с новой силой, однако ничего не могло помешать мне утешить любимого человека. Даже если бы я была при смерти, я бы все равно нашла в себе силы поддержать Валентино. Сейчас это просто необходимо!       — Мне нужно идти, Кэти, — прошептал он и выпустил меня из кокона рук, мельком взглянув мне в глаза. — За тобой присмотрят врачи и охрана. Кажется, Невио оккупировал чуть ли не всю больницу, чтобы защитить тебя, — в голосе слышались нотки сарказма, и это не могло не радовать, но я также знала, что, когда людям больно, они пытались скрыть это за шутками и улыбкой.       — Увидимся… завтра, — только и сказала я, а Валентино, кивнув головой и выпрямившись, на долю секунды прикоснулся к моим волосам, наверняка растрепанным, затем развернулся и вышел из палаты, оставляя меня наедине с тревожными мыслями.

· · • • • ✤ • • • · ·

      Ночью мне было трудно уснуть. Я металась по кровати, встала с нее, хоть и через боль, хоть врачи, пришедшие сразу после того, как Валентино ушел, отругали меня за то, что я нарушила лежачий режим, ведь делала этим только хуже, совершенно не жалея тело, испытавшее так много за последние… До сих пор понятия не имела, сколько прошло времени с того дня, как мы сидели в доме семьи Морелли с Кармелитой и Джулио.       Джулио… Мне оставили телефон, причем новый, наверное, родители купили, понимая, что мой окончательно потерялся в недрах того злосчастного подвала. На нем не было ничего, кроме забитых контактов моей семьи и Валентино с несколькими друзьями. Воспользовавшись свободными вечерними минутам после ругани врачей, решила набрать Джулио, но все три попытки не увенчались успехом, и я тогда уже потеряла надежду услышать его голос. Я была в курсе, что он в порядке, что он пришел в себя после почти что смерти от передозировки, но все же, мне было важно хотя бы получить сообщение от двоюродного брата.

От кого: Джулио

Я в порядке, Катя.

      Все, что пришло на телефон уже ближе к ночи, но и это меня все равно нисколько не успокоило.       Почему Джулио не хотел говорить со мной? Почему избегал телефонных звонков? Интересно, за те два дня, что я пробыла в больнице, он приходил ко мне? Жаль, у меня не было номера Джины — я надеялась, что она все еще с ним, ведь до этого всего она не была в курсе, кто такой Джулио и кто его семья — так бы я позвонила ей. От кого: Катерина Знай, что здесь нет твоей вины, Джулио.       Я оставила короткое сообщение в ответ и отложила телефон.       Конечно, я подозревала, что он винил себя точно так же, как и Валентино, ведь именно Джулио остался со мной и Кармелитой в тот вечер. Именно он, по мнению, вероятно, Невио, не смог защитить нас, но что это, если не защита, когда Джулио первым вышел на улицу, чтобы проверить обстановку, а его накачали наркотиками или каким-то успокоительным, каким впоследствии вырубили и меня? Мне хотелось надеяться, что Невио, как брат — не как Дон — понял Джулио и не стал еще больше гнуть палку, говоря, что он никудышный боец.       Не многие знали, но я — да, потому что больше всего общалась с двоюродным братом, о том, что ему вовсе была чужда вся эта атмосфера мафии и преступности. Однако… если ты родился в этом мире, то никуда не мог сбежать, потому что он следовал за тобой буквально по пятам. Даже если Джулио и хотел отказаться от своего наследия и каких-то черт характера, все равно мафию не вынуть из организма, не выкачать из крови.       Мы — и есть мафия.       Мафия — и есть мы.       Я боялась, что он так и не поймет этого, а если станет отпираться, то получится только хуже. Возможно, Джулио уже делал это и делал давно, а когда появилась Джина — девушка, ничего не знающая о жизни в мафии — Джулио мог вовсе отрицать себя и свою сущность, как сына Римо Фальконе — ранее Дона Фальконе, и как брата Невио Фальконе — нынешнего Дона нашей семьи. С Гретой, кажется, они не так близки, потому что она редко приезжала в Лас-Вегас, а если и приезжала, то Джулио мало проводил с ней времени. В общем, я намеревалась выяснить все недомолвки между нами с братом, чего бы они мне не стояли.       Смотря в окно, к которому я близко не подходила, потому что боялась, что кто-то из тех ублюдков все-таки мог выжить и теперь снова преследовал меня, наблюдала за чернотой ночи, хотя, наверное, никогда не видела Лас-Вегас таким… тихим? Было еще не так много времени, кажется, часы на телефоне переваливали едва ли за одиннадцать, и я думала, что отрублюсь где-то в половине десятого, но, видимо, из-за успокоительных так долго проспала, что теперь организм отказывался спать.       Честно говоря, лучше бы я проспала еще несколько дней. Хоть я и сказала Валентино, что буду с ним завтра на похоронах, казалось, что проще оставить его одного. Даже в сегодняшнем взгляде все говорило о том, что ему необходимо побыть в одиночестве, чтобы подумать и разобраться с мыслями в голове. Возможно, я ошибалась, и Валентино нуждался во мне, просто не говорил об этом. А еще вина понемногу подбиралась и ко мне… Отчасти, конечно, я понимала, что ни я, ни Кармелита не виноваты в том, что нас похитили и что из-за того, что Валентино и Лоренцо спасли нас, одного из них убили, однако человеку было свойственно накручивать себя. Просто кто-то с этим справлялся лучше, а кто-то хуже.       Размышления прервал хлопок от открывающейся двери; кажется, я слышала его во сне все те два дня, что спала. Нахмурившись, я резко развернулась, немного испугавшись, кто в такое время мог приехать ко мне, за исключением родителей и охранников, но увидела кудрявые локоны, разбросанные по плечам.       — Луна? Что ты здесь делаешь? — удивленно выпучив глаза, спросила я.       Сестра не ответила, а быстро прошагала в мою сторону и заключила в объятия, так крепко сжав меня в руках, что казалось, будто даже Валентино не стискивал таким образом. Мы не виделись с Луной с того дня, как Джулио отвез меня домой, после обратно в дом семьи Морелли. Я не знала, приходила ли она ко мне, пока я спала, подозревала, что да, но мы с сестрой переписывались сегодня после ухода Валентино, когда я потеряла надежду на внятные ответы от Джулио.       — Больше никогда так не делай! — яростно произнесла Луна и выпустила меня из объятий, теперь смотря мне в глаза. — Не исчезай из дома! Не смей больше попадаться каким-то… — ох, наш божий одуванчик стал слишком свирепым и почти ругнулся. — Слышишь, Катерина?! Не оставляй меня одну! Никогда! — Луна снова притянула меня к себе, и я услышала тихие всхлипы. Ее тело дрожало, а я, наконец подняв руки, обняла сестру в ответ, зарывшись носом в ее плече. — Я так боялась за тебя, — прошептала она. — Мы все, — конечно. — Что бы я тебе не говорила ранее, прости меня, Катерина. Я не со злости, ты же знаешь, что я люблю тебя, да? — теперь я первая отстранилась и посмотрела на заплаканное лицо сестры.       — Луна, я тоже люблю тебя, сестренка, — она хмыкнула сквозь слезы и сопли, которые пыталась утереть пальцами, а я, сообразив, быстро метнулась к тумбочке возле кровати и схватила коробочку с сухими салфетками. — Хватит лить слезы, — с небольшой улыбкой сказала я.       — Боже! Ты даже не даешь мне устроить драму! — возмутилась Луна, и я засмеялась.       — Драма никогда не была моим кредо по жизни, — пожав плечами и подав новую салфетку ей, произнесла я, хотя в следующие дни, уверена, все, что будет в моей жизни, — сплошная драма, но ее нужно просто пережить.       Мы присели на кровать после того, как Луна окончательно успокоилась и рассказала о том, что почти что сбежала из дома, сев в машину и поехав ко мне в больницу. Это было чертовски странно, зная нашу послушную девочку, однако я все равно могла понять ее, ведь родители явно сообщили о том, что я пришла в себя и уже шла на контакт, как об этом нравилось говорить врачам или кому-то там еще.       — Так за тобой даже никто не поехал? — выгнув бровь, поинтересовалась я.       — Конечно, поехал, — едва закатив глаза, ответила сестра. — Роман стоит прямо за дверью и ждет, пока наши девчачьи разговоры закончатся, — ох, казалось, я не видела свою семью так давно, что, если завтра приеду домой, никого не узнаю.       — Нас теперь никуда не отпустят без телохранителей, — с горьким привкусом во рту недовольна произнесла я и откинулась на спинку кровати, чувствуя, как расслабляется тело, а главное — затекшая спина; от этого не стало легче, наоборот, я еще больше ощутила, как ушиб внутренних органов давил на меня, но это ничто в сравнении с болью Валентино и Кармелиты.       — Папа уже подыскивает нам их, — тоже улегшись рядом со мной, пробормотала Луна. — Кстати, он в курсе, что ты хочешь пойти завтра на похороны, но…       — Я так и знала, — прервала я, тут же возмутившись.       — Он просто боится снова потерять кого-то из нас, поэтому просит остаться в больнице, но и не только по этой причине, а еще потому, что тебе необходимо лечение, Катерина, — бла-бла-бла.       Все это все равно никак не остановит меня от того, чтобы поддержать Валентино в его один из самых тяжелых дней в жизни. Я чувствовала, что завтра встречусь с папой здесь, в больнице. Конечно же, он придет, чтобы отговорить меня, а может, даже прицепить наручниками к кровати, но я найду способ поговорить с ним, сказать, что для меня это важно как никогда.       — Во сколько похороны? — вздохнув, спросила я.       — Кажется, около двенадцати, — глядя в потолок, ответила Луна.       Фонари с улицы, размещенные вокруг больницы, освещали палату. Свет падал на стены и зеркало, находящееся напротив окна. В больнице, в этом отделении уже практически все спали, поэтому стояла тишина — не угнетающая, а, скорее, успокаивающая, но в то же время не предвещающая ничего хорошего, по крайней мере, для меня, будто сегодня тот самый последний спокойный день перед бурей.       — Я привезу твои вещи завтра утром перед приездом папы, — вдруг сказала Луна, и я повернула к ней голову, встречаясь с зелеными глазами. — Кто как не я знает свою сестру, которая не остановится даже после слова «нет»? — она потрепала меня за щеку, ущипнув совершенно не больно, и снова обняла меня, но аккуратно, чтобы не доставить мне дискомфорт.       Я вдруг поняла, что все это время держала эмоции в себе. Даже в подвале они не взяли надо мной верх. Нет, конечно, мне было страшно, и мозг, без этого никуда, так и намеревался уйти в другую сторону, чтобы я думала только о смерти и плохих исходах событий, однако сейчас я говорила вовсе не об этом.       — Катерина? Ты плачешь? — поняв, что мои тихие всхлипы связаны не с секундным насморком, а со слезами, спросила сестра, приподнявшись на кровати. — Эй, сестренка, все в порядке, — нет, не в порядке.       — Я боюсь, Луна, так чертовски боюсь… — еле как произнесла я и закрыла лицо ладонями; еще никогда, кажется, не позволяла себе так открыто перед кем-то выставлять эмоции напоказ, особенно слезы.       — Это… это связано с Валентино? — осторожно поинтересовалась она, и я смогла только кивнуть. — Он ведь приходил к тебе? — снова кивок, затем я зарыдала еще сильнее, а Луна легла рядом и просто ждала, пока я объясню, в чем конкретно дело.       Несколько долгих минут я не могла успокоиться. Как только думала, что все, хватит, эмоции снова выходили наружу, и я подозревала, что это было связано с тем, что долгое время не выпускала их, долгое время старалась быть сильной. А вообще… когда я просто давала слабину? Казалось, что вся сознательная жизнь прошла в борьбе: то в доказательстве, что я не шлюха, то в доказательстве, что мне плевать на слова, брошенные в мой адрес. Однако в данный момент, рядом с сестрой я почувствовала, что могла наконец-то открыться и побыть обычной Катериной: не сильной, не громкой, не дерзкой.       — Я боюсь, что Валентино закроется от меня, — утерев салфетками лицо, сказала я. — Он уже сегодня был странным, будто не хотел касаться меня, лишь потом обнял, но его интонация, голос, глаза… Все другое, Луна, будто Валентино зарыл прежнюю версию себя, чтобы окончательно не сломаться от потери брата, понимаешь? — я скрестила ноги по-турецки, насколько это вообще позволяло сделать тело, а сестра уселась напротив, чтобы у меня было побольше места.       — Помоги ему остаться собой, Катерина. Помоги ему понять, что смерть брата — не конец жизни. Будь рядом. Будь рядом даже тогда, когда он оттолкнет тебя и скажет, что ему нужно побыть одному. Нет, не нужно. Ты — нужна Валентино, ведь только близкие и любимые могут вытащить нас из горя, — я даже затаила дыхание от слов сестры. Каждый раз я все больше удивлялась, насколько Луна умна и мудра, и не понимала, откуда эти познания, но в данном случае — не важно. — Не волнуйся, Катерина, все встанет на свои места. Камень с души Валентино уйдет, но не на совсем. Он положит его в карман и будет носить с собой, чтобы не забывать о брате, потому он перестанет доставлять боль, — все это время сестра поглаживала мое оголенное колено, чтобы успокоить, а я слушала ее, как завораженная.       — Я думала, что ты в теме только с бьюти-штучками, а ты еще у нас и философ, — слегка улыбнувшись, подколола я Луну, и она стукнула меня по ноге. — Да ладно тебе! — я поймала ее руку и сжала, увидев, как сестра надула губы. — Просто я не ожидала от младшей сестры такую лекцию по психологии, — призналась я, и Луна хмыкнула.       — Надо больше интересоваться моей жизнью, сестренка, — упрекнула она меня, и я постаралась выпрямить ноги, но скривилась от боли. — Что такое? Тебе помочь? — встрепенулась Луна, вскочив со своего места на пол и подойдя ближе ко мне.       — Не могу больше сидеть, все болит, — кряхтя, сказала я, и сестра взяла меня под руку, чтобы помочь лечь.       Спустя несколько минут, в которые я стонала от неприятных покалываний в основном в затылке; кстати, я даже не спросила у врачей, не накладывали ли они мне швы, потому что я помнила, как кровь текла именно оттуда после ударов о стену. Однако и сама, трогая пальцами затылок, не ощущала ничего такого.       — Луна, поезжай домой, можешь не беспокоиться обо мне, — поблагодарив за помощь, произнесла я. — Но не забудь, что ты обещала приехать завтра с моей одеждой, — напомнила я.       — Если я сказала, что приеду, значит — приеду. Только… какие вещи тебе привести? Платье? Юбку и блузку? Джинсы? — начала перечислять Луна.       — Выбери на свой вкус, — отмахнулась я, снова начиная думать о завтрашних похоронах, а это только еще больше угнетало, причиняя боль в груди.       Наконец, оставшись одна, я еле как перевернулась набок и закрыла глаза. Мне было до сих пор страшно это делать, потому что теперь темнота ассоциировалась только с тем грязным и вонючем подвалом, а также с неизвестностью. Все те два дня, что я спала, кажется, не видела ни одного сна и кошмара, однако, вероятно, это действие успокоительного.       Я старалась прислушиваться к звукам рядом стоящего прибора, который то и дело издавал писк, и это понемногу помогало провалиться в сон.

· · • • • ✤ • • • · ·

      На удивление, ночью я спала как младенец, кажется, даже не просыпалась, поэтому уже рано утром я готовилась к приезду Луны, чтобы привести себя в порядок и одеться гораздо быстрее, чем папа ворвется в палату и запрет меня внутри на весь оставшийся день, чтобы я не появилась на похоронах. Однако даже при таком раскладе я найду способ выбраться: уговорю врачей открыть дверь, вызову Джулио или Романа, или кого-то еще из семьи, вылезу в окно — и плевать, что моя палата находилась на третьем этаже.       Луна буквально ввалилась ко мне, когда я только вернулась из душа, едва успев промокнуть влажные волосы; на этот раз я не собиралась выпрямлять их, да и нечем было, поэтому они высохнут кудрявыми, как нравится Валентино.       Сестра стала раскладывать вещи на кровати, казалось, она притащила с собой весь мой темный гардероб, из-за чего я не могла выбрать, что надеть, но время поджимало, а Луна тоже подгоняла меня, напоминая, что папа хотел приехать через час.       — Я еле сбежала от него и мамы, так что давай скорее! — снова взмолилась она и стала наблюдать за тем, как я снимаю медицинский халат. — Я закрыла ее, — уточнила сестра, когда увидела брошенный мною взгляд на дверь; не хватало, чтобы кто-то из врачей увидел меня голой.       Луна уже была одета в черное платье. Волосы она собрала в небрежный пучок, из которого вылезали короткие кудрявые пряди у лица, но ей это было только к лицу. Сначала я хотела отговорить сестру от посещения похорон, но поняла, что мне тоже необходима будет поддержка. Наша семья, конечно же, не вся, тоже собиралась приехать сначала в церковь, затем в дом семьи Морелли, где родители Валентино должны были устроить небольшой обед.       — Я учу тебя плохим манерам, сестренка, — съехидничала я и попыталась просунуть руку в рукав кофты, но, как только засунула кисть, боль в шее остановила меня. — Плохая идея, — с привкусом горечи произнесла я, и Луна подошла ко мне, чтобы помочь снять кофту через голову. — Давай лучше вон то платье, — указала я пальцем.       — Ты уверена, что влезешь в него? Кажется, ты тогда была очень худой, нося это платье, — сестра, говоря это, все равно протянула мне его, и я с таким же сомнением как у Луны взяла платье в руки, мельком оглядев.       Да, вроде бы я покупала его года два или три назад, и теперь оно совершенно не вписывалось в мой гардероб, но из всей одежды, за исключением нескольких длинных юбок, это единственное, что я в состоянии была надеть.       — Тебе стоит поосторожнее садиться, вдруг молния порвется, — с небольшим смешком сказала Луна, и я, подойдя к зеркалу, повернулась спиной. — Нет, ты просто огонь, Катерина, но…       — Спасибо за эти комплименты, Луна, я поняла тебя, можешь не продолжать, — остановила я ее и развернулась, пытаясь придать волосам объем, жмакая их снизу-вверх. — Сколько еще времени до прибытия папы? — и как только я спросила это, дверь в палату резко открылась, а мне пришлось чуть ли не отскочить назад, чтобы меня снова не ударили — еще несколько ударов я точно не выдержу.       — Полагаю, ноль минут и столько же секунд, — неловко произнесла сестра, глядя на папу, окончательно вошедшего внутрь, осматривая меня с ног до головы.       — Пап, — я не помнила, как он приходил ко мне, когда я спала те два дня, поэтому бросилась к нему на шею, и только потом заметила маму за его спиной: ее рост был таким маленьким, впрочем, и у меня тоже, что я не сразу заметила ее. — Мама! — воскликнула я и, когда мы стали обниматься, заметила их черные наряды: папину черную рубашку и такого же цвета брюки, мамино черное платье с небольшими блестками.       — Привет, куколка, — на ухо сказал мне папа, и я улыбнулась; казалось, так давно не слышала его голос и такое обращение к себе, что невольно на глаза стали наворачиваться слезы.       — Моя девочка, — поприветствовала мама и, когда папа уступил место рядом со мной, крепче сжала меня в объятиях.       — Я скучала, так сильно, вы просто не представляете! — когда они дали мне пространство, чтобы отдышаться, проговорила я и утерла слезы, едва выкатившиеся из глаз.       Я даже забыла о боли в спине и затылке, когда буквально подпрыгнула на месте, радуясь как меленькая девочка покупке куклы. Однако радостное выражение лица папы быстро сменилось на настороженное, когда он все же понял, что я собиралась делать, и почему Луна сбежала из дома с несколькими пакетами.       — С тобой мы еще поговорим, — указал папа на сестру, и мама, протянув руку Луне, указала головой на дверь. Они хотели обсудить дальнейшие действия со мной наедине?       Сестра, тяжело вздохнув, обошла кровать и со словами: «я буду ждать за дверью» вышла из палаты.       — Пап, я…       — Нет, — не успев ничего сказать, он тут же перебил меня, будто мои слова вовсе ничего не значили, а это уже злило.       — Ты даже не послушал меня! — повысив голос, возмутилась я и сжала руки в кулаки. Когда папа посмотрел на свою жену, взмахнул рукой, будто говоря «Валяй», и я продолжила: — Я не могу оставить Валентино одного. Сегодня его самый тяжелый день в жизни, а я буду сидеть здесь? В четырех стенах? Не буду знать, как он себя чувствует? Не буду видеть его эмоций? — Боже, я уже начинала чувствовать, как сердце бешено колотилось в груди от предвкушения боли. — Я понимаю, что мне нужно восстановиться, но… ему больнее, пап. У него умер брат, просто представь…       — Я не буду этого представлять, Катерина, — отсек сразу он, и я поджала губы, понимая, что сказала лишнего.       — Папа, позволь мне быть рядом с ним в этот день, а потом запирай дома с врачами, на сколько угодно, лишь бы сегодня, ну и… возможно, завтра… — он закатил глаза и выгнул бровь, хотя пора бы уже привыкнуть к тому, что я всегда просила больше, чем изначально — такова моя натура.       — Савио, — мягко позвала своего мужа мама, и он поймал ее взгляд, сложив руки на груди. — Катерина взрослая девушка, она справится, а наша семья защитит и ее, и всех остальных, — я улыбнулась маме в знак благодарности; она всегда имела власть над папой, особенно в противоречивые моменты как этот.       Немного подумав и осмотрев палату вместе со мной, снова приходясь глазами по моему платью, папа только кивнул, и я повисла на его шее, перед эти поцеловав в щеку. Мне бы хотелось, чтобы этот день был счастливым: днем, когда меня выписывали из больницы, Валентино подъезжал на машине, открывал передо мной дверь, и мы ехали к нему или к ним домой, где нас ждал семейный ужин с его семьей, включая Лоренцо. Но… как только дверь палаты открылась, чтобы выпустить меня, я глубоко вдохнула и собрала всю свою волю с духом, чтобы прямо сейчас не разрыдаться.

· · • • • ✤ • • • · ·

      Я решила поехать с Луной на ее машине, на которой она и приехала из дома. Родители следовали за нами точно так же, как и охранники, едущие впереди нас и позади; кажется теперь наша семья еще долго не отойдет от того, что произошло, и телохранители будут следовать по пятам, но, честно говоря, если раньше я относилась к этому настороженно и даже ругалась по этому поводу с папой, то сейчас… чувствуя, как вина с каждой минутой, с которой Луна приближала машину к церкви, накрывала сильнее, я размышляла, что никогда не скажу и слова против, а буду четко следовать установленным правилам, касающихся моей безопасности. А вот, что касалось других правил… тут я не могла давать гарантий, опять же, потому что это не в моем стиле.       — Все будет в порядке, Катерина, — сестра отвлекла меня от гнетущих мыслей, из-за которых я пропустила наш приезд.

ZEMLYA — Slowed + Reverb — Маша и Медведи, EDWXRDX

      Машина уже стояла напротив ворот, сквозь которые находился вход на территорию церкви, а там… Я даже не хотела представлять, насколько больная атмосфера стояла внутри, насколько лица всех присутствующих исказились горем. По какой-то причине, даже живя в мафии, рожденной в ней, никогда не задумывалась о смерти. Наверное, отчасти это было связано с тем, что я считала Фальконе непобедимыми, мол, кто полезет к ним, к нам, к моей семье? У нас была не самая, мягко говоря, хорошая репутация, и, вероятно, не только я имела такое мнение, но и, например, Невио тоже, а это было огромной ошибкой.       Я мельком взглянула на Луну, которая протянула мне ладонь, ожидая, пока я решусь вложить в нее руку, и я сделала это, затем ощутила сильную хватку, которая едва ли делала больно, но в данный момент эта боль гораздо приятнее, чем грудная, сдавливающая ребра, практически ломая их внутрь и перекрывая тем самым доступ к кислороду.       — А если я сорвусь? Если буду рыдать сильнее, чем кто-либо? — вдруг спросила я, подумав о том, а что тогда почувствует Валентино, ведь именно я сейчас должна была стать его спасательным кругом — якорем, за который он ухватится и выберется наружу, а не уйдет в себя.       — Эмоции это нормально, сестренка, — мягко произнесла Луна, чуть поджав губы. — Никто не станет осуждать тебя, наверное, даже наоборот это покажет тебя с лучшей стороны, а то ведь большинство считает, что мы — Фальконе — те еще мудаки и стервы, — мы вместе хмыкнули, ехидно улыбнувшись, однако на самом деле мне нравилась такая репутация гораздо больше, чем мягкотелость.       Я выпустила руку Луны и глубоко вдохнула, замечая, как из соседней машины вышли мама с папой и теперь ожидали нас, и, если бы не испытывающий взгляд папы, который говорил, что пора идти, иначе все начнется без нас, не сдвинулась бы с места.       Не представляю, как вчера я вообще могла думать, что это… легко? Когда Валентино обнимал меня и буквально носом утыкался в мой живот, мне казалось, что я смогу сдержать эмоции, ведь умер не мой близкий человек, а брат моего любимого человека, которого я практически не знала, но… как же я ошибалась, особенно теперь, когда мы вошли в церковь, и глаза нашли Валентино, сидящего на скамье в первом рядом, а возле него, кажется, родители и Кармелита.       — Иди к нему, — шепнула мне мама, и я вздрогнула, однако кивнула и сделала тяжелый шаг, затем еще один и еще.       Давай, Катерина, ты сильная, ты сможешь, тебе просто необходимо держать себя и эмоции в руках — закрой их.       Чем ближе я подходила к Валентино, одетому в черную рубашку и черные брюки, тем сильнее стучало в висках, буквально оглушая, отчего весь остальной шум уходил на второй, а то и третий план. Кто-то переговаривался, но я не слышала. Кто-то шел мимо меня и оглядывался после, но я не видела их лиц. Кто-то пытался одернуть меня, но я шла напролом. В последнюю секунду, когда я уже была очень близка к нему и его семье, Валентино обернулся, будто ощутил мое присутствие затылком, и я резко вросла в пол, встречаясь с грустными глазами. Боже, как же его пожирала вина…       Мне хотелось закрыть глаза, стиснуть зубы, вдохнуть воздух в легкие, да так, чтобы их разорвало, так, чтобы мир вокруг схлопнулся, и все это оказалось страшным сном, потому что видеть то, как страдал твой любимый человек — страшнее пытки.       — Ты приехала, — поднявшись со своего места и обойдя скамью, тихо произнес Валентино, а я кивнула. — Ты и правда умеешь уговаривать, Кэти, — от того, как он называл меня, пол из-под ног уходил, и при других обстоятельствах я бы кинулась Валентино на шею, но сейчас все, на что я была способна, — легкий кивок, а после крепкие объятия.       — Знай, что я с тобой, ладно? — прошептала я, вставая на носочки и притягивая Валентино еще ближе к себе.       — Я, правда, очень ценю это, даже если сейчас кажется совершенно иначе, — ответил он и зарылся носом в мои волосы. — Твои кудряшки… — кажется, и запустил пальцы в них. — Мне нравится, — сердце в очередной раз екнуло, я задышала еще интенсивнее, но не от того, что его слова пробудили бабочек внутри, а потому, что я знала, зачем Валентино обращал внимание на такие мелочи — просто чтобы отвлечься от утраты.       Через минуту мы выпустили друг друга из объятий, и я думала, что Валентино укажет мне на место позади его семьи, но он взял меня за руку, и мы вместе прошли к скамье, где располагалась семья Морелли. Я тихо поздоровалась со всеми, едва смотря им в глаза, будто именно из-за меня все собрались в церкви и из-за меня неподалеку от нас стоял черный гроб, который отражал дневной свет и заженные лампады.       — Рада видеть тебя здоровой, Катерина, — услышала я, когда родители Валентино так же поприветствовали меня, и мы сели на скамью.       Я повернула голову, хотя и так мельком видела состояние Кармелиты: ее рука лежала на животе, который теперь сложно было скрыть, взгляд казался отстраненным, как будто она вовсе не здесь, а где-то в своих счастливых воспоминаниях с Лоренцо. Она смотрела на меня по-доброму и правда интересовалась моим состоянием, ведь то, что было в подвале, мы прошли с ней вместе, и, скорее всего, никогда не забудем.       — Это мелочи, Кармелита, — отозвалась я. — А вот как вы?.. — я опустила глаза на ее живот, и она прогладила его, немного улыбнувшись при этом.       — Ничего критичного, врачи ставят оптимистичные прогнозы, но я до сих пор не хочу узнавать пол. Лоренцо хотел до последнего тянуть, и я… последую его правилам, — я сглотнула, услышав его имя из ее рта, но, наверное, это было лучше, нежели, если бы Кармелита все еще витала в облаках и сходила с ума, как многие после смерти близких, видя в каждом прохожем мужа.       — Главное, чтобы с вами все было хорошо, а пол — не так важно, — мягко произнесла я, надеясь, что ее беременность пройдет легко и что малыш не испытает на себе тех тягостей, что и его мать.       Я не успела сказать что-то еще, потому что в церкви стало слишком тихо, что означало одно — скоро должна начаться служба. Казалось, я не присутствовала на них так давно, будто это было в прошлой жизни. Мне и раньше не доставляло удовольствие находиться в церкви, сидеть и слушать молитвы, не чувствуя внутри себя ничего святого. Хоть это и не было нашей с Луной прямой обязанностью, но этим мы поддерживали маму — ее семья была достаточно религиозна, а еще она рассказывала, как пела в церковном хоре. По правде говоря, тогда я очень сильно смеялась, и мама обиделась на меня, как будто это был повод для такой смехотворной истерики от меня. Однако я просто не могла представить ее, стоящую в хоре, а потом приходящую на свидание к нашему папе. Нет, ну разве так можно?       Мою семью разместили по другую сторону, поэтому я краем глаза могла видеть их: изредка мама и папа поглядывали в мою сторону, а за нами сидели родственники Валентино, из которых я никого не знала. Его родители как-то видели меня, наверное, пару раз, и мне показалось, что они относились ко мне настороженно, и тогда я не придала этому значения, однако сейчас… Когда я здоровалась с ними, отец Валентино хотя бы посмотрел на меня, а вот мать…       — Кто желает произнести речь, прошу, — услышала я фразу священника, стоявшего за трибуной.       После этих слов я повернула голову на Валентино: он смотрел на свои руки, сложенные в замок, наверняка пытаясь таким образом скрыть дрожь, затем Кармелита опустила руку на его плечо и встала со своего места. В один момент мне показалось, что Валентино остановит ее, но разве можно препятствовать последним словам, которые хотел сказать на прощание близкий человек?       Кармелита медленно поднялась к трибуне, а мое сердце снова забилось быстрее, потому что я боялась, что она попросту свалится с ног; казалось, Кармелита вообще еле-еле держалась, чтобы не упасть.       — Во-первых, хочу поблагодарить всех, кто в этот непростой для моей семьи день приехал поддержать нас, — откашлявшись, начала говорить она, оглядывая помещение церкви.       Я подвинулась ближе к Валентино и опустила руку на его замок из ладоней. На мгновение наши глаза встретились, и он кивнул в знак благодарности.       — Во-вторых, я не знаю, что можно сказать, когда твое сердце рвется на куски, — она поджала губы, пытаясь сдержать слезы. — Лоренцо стал моей второй семьей после того, как я потеряла свою. Лоренцо стал отцом нашего сына и станет отцом во второй раз, даже будучи где-то там, наверху, — Кармелита погладила живот. — Он научил меня быть сильной и смелой, научил, что всегда можно найти выход даже из безвыходной ситуации, а еще научил помогать другим, чем я впоследствии и занялась, работая в детском доме. Лоренцо верно служил Фальконе, и я надеюсь, что они никогда не забудут его вклада, — ее взгляд упал на ту часть скамеек, где сидела моя семья, в том числе Невио. — Знаю, что ему не было больно, поэтому и там тоже не будет, — последнее, что произнесла Кармелита и поднесла руку с платком к носу, морщась из-за подступающих слез.       Валентино, резко поднявшись со скамьи, направился к ней, чтобы помочь спуститься, по дороге успокаивая, затем, как только усадил Кармелиту возле меня, вздохнул — я видела, как его грудь тяжело поднялась, после опустилась — и снова развернулся, чтобы пройти к трибуне.       — Честно? Я ненавидел его шутки, — вдруг сказал Валентино, и по залу пронесся смешок. — Мой брат был той еще занозой, хотя именно Лоренцо называл меня таким образом, — хмыкнул он. — Он постоянно подкалывал меня и подначивал к каким-то совершенно не по моей части действиям, но, если бы не Лоренцо, мне нечего было бы рассказать друзьям, девушке, — взгляд упал на меня, — и будущим детям, — я почувствовала, как Кармелита опустилась голову на мою плечо и как ее тело стало содрогаться. — Лоренцо умел быть опорой и поддержкой, и никто не заменит его в этом плане, да и во всех планах тоже. Мы были разными, но в то же время отлично находили общий язык, когда он все же опускал свои дурацкие шуточки, по которым я, конечно, уже скучаю, — одна рука Валентино, опущенная вдоль тела, сжалась в кулак — пытался совладать с собой. — Я не знаю, можно ли спокойно продолжать жить после его смерти, потому что пока, все, на что я способен, — постоянно думать «а что, если».       Я услышала возле себя еще один всхлип, и теперь уже плакала мама Валентино. Ее обнимал муж, притягивая ближе. И мне, как бы я не старалась держаться, не оставалось ничего, кроме как выплеснуть слезы, которые так и норовили политься по щекам.       Уже помутневшим взглядом я следила за тем, как Валентино садился рядом со мной, а уже после ощутила горячую ладонь на своем колене. Отчего-то я думала, что меня будут презирать за слезы, даже он, но из-за нежных прикосновений поняла, что сегодня я могла быть слабой. Валентино не нужна моя черствая сторона, главное, чтобы я находилась рядом, держала его за руку, когда гроб Лоренцо покатили к выходу, стояла плечом к плечу, когда мы оказались на кладбище, и проживала вместе с ним самый трудный день в жизни.       Плач не прекращался, а только усиливался. Мне казалось, что еще вчера я выплакала все слезы, но… как же я ошибалась. Трудно было сдержаться, когда видел, как другие страдали из-за горя, тем более, когда в этом горе замешана твоя семья, а что самое важное — ты сама.       Черный гроб медленно опускали в землю, а все присутствующие стояли вокруг заранее выротой ямы. С самого утра солнце зашло за серые тучи и больше не выходило, а такое природное явление в Лас-Вегасе довольно редко можно было увидеть.       Я повернула голову в сторону Валентино, стоявшего рядом со мной и обнимающего Кармелиту, которая закрывала нос и рот платком, не переставая смотреть на гроб и рыдать. Я не представляла, как Валентино держался, но также видела, что в его глазах стояли слезы; кажется, как только они намеревались выкатиться, он поднимал подбородок вверх и смотрел в небо, моргая несколько раз. В конечном счете мне снова не удалось выстоять, и я, схватившись обеими руками за сильное предплечье, прислонилось щекой к нему, а слезы стали заливать черную рубашку.       — Ему ведь не будет холодно, Вал? Скажи, что Лоренцо будет в порядке, — промямлила Кармелита, перед этим всхлипнув несколько раз, и я закрыла глаза, точнее, даже зажмурила: сильно-сильно, чтобы попытаться взять себя в руки, а может, чтобы проснуться от страшного сна…       — Нет, не будет холодно, Карма, у него горячая кровь, — хриплым голосом ответил Валентино, и я, почувствовав, что он хотел, чтобы я отпустила его, сделала это, а потом он прижал меня к себе, обвивая руку вокруг талии: теперь и я, и Кармелита держались за него, как за последнюю частичку светлой надежды, хотя лично я вчера обязалась держаться до последнего…

· · • • • ✤ • • • · ·

      После кладбища мы поехали к Морелли. От моей семьи остались лишь некоторые. Папа и мама, конечно же, приглядывали за мной и Луной, которая тоже проревела и в церкви, и на кладбище, но в ней я не сомневалась — она слишком чувствительна. Однако родители совершенно не мешали мне быть рядом с Валентино, потому я спокойно практически все время находилась с ним и Кармелитой, которая, кажется, все-таки сдалась и выпила пару таблеток успокоительного, после чего стала плакать гораздо меньше, но ее пустой взгляд пугал меня.       — Тебе нужно что-нибудь съесть, — осторожно проговорила я, положив на тарелку мясные рулеты.       — Нет аппетита, — отмахнулась Кармелита, глядя в тарелку.       Я вздохнула, не пытаясь предложить через силу, а потом заметила, как Валентино прошел на балкон. Мне хотелось побыть с ним наедине, спросить о состоянии, о чувствах, поэтому я поставила тарелку на небольшой круглый стол и последовала за ним, аккуратно обходя гостей, которые тихо переговаривались друг с другом.              Мои кудряшки тут же растрепались, как только я ступила на балкон — небольшой ветерок, поднявшийся неожиданно, намеревался лишить меня всех усилий, с которыми я укладывала волосы.       Валентино стоял ко мне спиной, опираясь двумя руками об ограждение балкона. Он смотрел вдаль, был задумчивым, и мне казалось, что я не вправе нарушать эту идиллию, хоть она и не была ею вовсе.       — Мы могли бы постоять здесь вместе? — аккуратно поинтересовалась я, подходя к нему ближе.       Он повернул голову, и я встретилась с его грустными и красными глазами — сейчас Валентино позволял увидеть сломанную часть него, которую скрывал все то время, что находился среди гостей и родственников.       Я молча подошла к ограде и опустила руку на его тыльную сторону ладони, не разрывая зрительного контакта, а потом решилась сказать то, что так долго гложило меня:       — Прости, Валентино, я бы хотела, чтобы все сложилось иначе, — и сжала его руку сильнее.       — О чем ты говоришь? — нахмурив брови, спросил он и повернул корпус ко мне. — Это не твоя вина, Кэти, — помотал головой Валентино. — Никогда не будет, слышишь? Перестань думать об этом, — его правая рука дотянулась до моего лица, и костяшки пальцев прогладили щеку, по которой снова скатилась слеза.       — Но если бы не я… Если бы я оставила тебя в покое… Если бы я тогда не…       — Ты слышала мою речь в церкви? — вдруг перебил меня он, и я кивнула, сглотнув ком в горле. — Я тоже думаю об этом, — тело заметно напряглось, а разум кричал: «сейчас скажет, что лучше бы он тебя не встречал», но Валентино продолжил: — но никогда не пожалею о том, что ты тогда со мной заговорила в клубе, не пожалею о нашей прогулке по Красной горе, не пожалею о ночи, когда я пьяную привез тебя к нам домой, — его пальцы опустились на мою шею, мягко поглаживая. Сейчас эти прикосновения ощущались совершенно по-другому, как будто они сближали нас гораздо сильнее, чем если бы обстоятельства не сложились таким образом. — Мне просто… — он посмотрел в мои глаза и опустил руку, — …нужно будет на какое-то время отстраниться от всех, — конечно, я ожидала этого. — Надеюсь, ты поймешь меня, Кэти, — я смогла только кивнуть, а взгляд по какой-то причине упал на губы Валентино.       — Тогда… ты можешь поцеловать меня? Я скучаю по тебе, — внезапно для самой себя, прошептала я и встала почти вплотную к нему, не заботясь о том, что кто-то мог увидеть нас, хотя практически все гости и так уже были в курсе наших отношений.       — Я тоже, — также тихо ответил Валентино и теперь двумя руками притягивал меня к себе за талию.       Через минуту, в которую он рассматривал мое лицо, а я глупо улыбалась со слезами на глазах, Валентино склонился ко мне, и его губы мягко тронули мои. Я готова была раствориться только от этого поцелуя, чувствуя в каждом движении нежность и, возможно, даже любовь. Мои ладони легли сначала на сильные плечи, затем, я встала на носочки и провела руками по шее Валентино, после зарываясь в его волосах на затылке. Наш поцелуй стал гораздо крепче, но не быстрее: меня исследовали так, как никогда раннее, а мужские руки поглаживали талию.       Мир вокруг всегда переставал существовать, когда Валентино целовал меня: не было никого, кроме меня и него, однако сейчас та боль, которая присутствовала в его груди, не могла отойти на второй план, и я принимала это — знала, что не вправе просить Валентино отвлечься от утраты, потому что он должен был прожить ее, чтобы жить дальше, а не существовать.       Отстранившись, он поцеловал уголок моих губ и выпрямился, а я слабо улыбнулась. Звон тарелок, ложек, вилок и разговоры гостей снова дали понять, что ничего не закончилось и что этот бесконечный день все еще продолжал добивать нас, но мы обязаны были выстоять.       — Спасибо, что была рядом, — мягко сказал Валентино, отойдя от меня на шаг.       Все нутро кричало, чтобы я не отпускала его, да даже слова Луны, сказанные мне в больнице, напоминали не бросать его, но… как я могла противиться, если меня попросили не лезть?       — Я всегда жду тебя, Валентино, — жалобно простонала я, понимая, что сейчас это наши последние минуты перед тем, как он исчезнет из моей жизни на некоторое время. — Пожалуйста, не оставляй меня одну надолго, — Валентино только кивнул, после развернулся и прошел обратно в дом.       Ветерок теперь снова вернул мои волосы на плечи и грудь, закрывая при этом лицо, по которому текли слезы. Только сейчас я поняла, почему постоянно искала хоть какого-то внимания к своей персоне: я чертовски боялась одиночества.