Пороки души

Катерина

      День сменялся ночью. Ночь сменялась днем. Однако ни я, ни Кармелита не могли понять, когда начинался день, когда день переходил в ночь и когда ночь переходила в утро. В подвале не было ни одного окна. Единственное, что давало хоть какую-ту надежду на то, что мы все же близки к земле, а не находились на несколько метров глубоко под ней, — ветерок, который то и дело холодил ноги, руки и в принципе все тело.       Не помню, когда точно думала о том, что смогла бы просидеть в этой чертовой клетке все то время, что нам стоило ждать спасителей, потому что уже на второй, кажется, день или даже в первую ночь я готова была выть от постоянного неудобного положения. Я не хотела представлять, какие боли испытывала Кармелита, ведь она находилась в положении, а это уже своеобразное неудобство, ведь я внутри себя изнывала от затекшей спины и поясницы, а ноги, находящиеся в постоянном сгибании, наверное, больше не разогнуться — коленные чашечки ныли, будто мне вовсе не восемнадцать лет, а все пятьдесят.       Честно говоря, я надеялась, что моя подготовка и долгие изнуряющие тренировки в зале хоть как-то помогут и что я не расклеюсь, как соплячка. Все, что меня останавливало, — мысли о том, что мной должны гордиться: родители, сестра, братья, дяди и тети. Я обязана была выстоять, обязана была показать и себе, и Кармелите, что у нас был шанс на спасение, но давайте будем откровенными и на секунду заглянем в будущее, где нас — не нашли, и мы отправились в рабство. Нет, конечно, можно снова побыть оптимистичной и представить, что похитителей вместе с нами остановили на границе с другим городом или страной; или как они вообще собирались нас перевозить и продавать? Однако… эти парни не так просты, а мы-то, Фальконе, всегда думали, что никого хитрее и сильнее нет и не может быть. Возможно, нужно перестать завышать планку…       Кармелита, на удивление, держалась лучше меня. Она пыталась болтать на разные темы, правда, очень тихо, отчего иногда я засыпала под ее приятный мелодичный голос, а может, она специально так разговаривала, чтобы я заснула и не размышляла ни о чем лишнем и не чувствовала боли, потому то проживать боль во сне гораздо легче. До этих дней я и не подозревала, что жена Лоренцо настолько сильная женщина, и в каком-то смысле мне даже хотелось быть похожей на нее.       В первый день похитители запретили протягивать руки друг другу, и мы на самом деле побоялись делать это в следующие часы, так как нам пригрозили пистолетом, однако я точно не намеревалась следовать правилам. Кто бы сомневался, не так ли?       Темнота поглощала нас практически все двадцать четыре часа, отчего казалось, что глаза либо окончательно привыкнут к темноте и смогут видеть каждый предмет, окружающий нас, либо мы просто ослепнем и никогда не увидим белый свет — говорю же, я уже теряла надежду и веру. И единственное, что помогало хоть как-то скрасить будни и не сойти с ума, — касаться рук друг друга. Опять же, лично я прижималась всем телом и лицом к неприятно холодным прутьям, чтобы дотянуться до Кармелиты, а вот, как это делала она, не видела, но, возможно, ей это давалось легче, так как жена Лоренцо имела высокий рост и явно длиннее руки, чем у меня.       Знаете, я очень хотела понравиться Кармелите. Она была невероятно красивой женщиной, а еще — матерью и женой. Мне казалось, что это просто какое-то комбо, хотя сама я никогда не задумывалась о том, чтобы выйти замуж, не говоря уже о детях… Все, что я могла сказать о браке, — упаси Господи! Это было довольно странно, ведь счастливых браков вокруг меня предостаточно, а наши с Луной родители — пример для подражания, особенно, когда мама ждала в ночи папу с очередного задания, волнуясь и переживая; кажется, она никогда не ложилась спать, если папа не приходил домой и не оказывался вместе с ней в кровати или хотя бы на диване в нашей гостиной.       И вот теперь мы с Кармелитой окончательно сблизились. Как говорится — друзья по несчастью. Возможно, вселенная как-то не так приняла мой запрос, хотя я вообще не верила в эту чепуху, как и в Бога, которого мама прививала нам с Луной с детства, поэтому, когда нас отсюда вытащат, я точно больше ни о чем не попрошу у неба, либо буду делать это крайне осторожно и доходчиво, чтобы где-то там, высоко, точно поняли с первого раза.       Мда… Не таким образом я хотела понравится жене Лоренцо, да и ему — тоже. Я пообещала себе, что, если что-то пойдет не так, точно пожертвую собой, чтобы спасти Кармелиту и малыша, как в доме семьи Морелли. Конечно, ни мои родители, ни вообще кто-либо из нашей большой семьи не скажет спасибо — поначалу — за это жертву, если все закончится плачевно, но, знаете, я буду счастлива, если спасу не себя одну, а сразу две жизни. Во всяком случае, позже все поймут мой поступок.       Когда-то я мечтала спать двадцать четыре часа в сутки, валяться в постели, когда нужно было идти в школу или, наоборот, когда приходила домой со школы и нужно было делать уроки. И снова — вселенная не так поняла меня и заточила в гребаном холодном подвале и в чертовой клетке, а еще в постоянной темноте, поэтому теперь я точно спала большую часть времени, потому не могла точно сообразить, сколько вообще прошло времени. Не то чтобы я была против проспать весь этот ужас, но… теперь я готова признаться самой себе, по крайней мере, не показав виду и не говоря Кармелите, что чертовски боялась каждый раз погружаться в сон. На удивление, он практически всегда был крепким, поэтому когда кто-то приходил, чтобы выпустить нас из клеток — по одной, никак не вместе, — и сводить в туалет, благо нас не заставляли делать это у них на виду: в этом же подвале находилась еще одна дверь, ведущая в ванную комнату; или приходили, чтобы принести еду, я редко слышала, отчего меня будила Кармелита громким голосом, либо меня тормошили за плечо, и от таких прикосновений я сразу же просыпалась, а лучше сказать — вскакивала, как ужаленная, боясь, что произошло что-то страшное или что нас сейчас же погрузят в грузовик и увезут за пределы Лас-Вегаса, и все, что нам с Кармелитой останется, — похлопать глазками и проглотить слезы. Ну… может, еще помолиться напоследок, хотя меня Бог точно не услышал бы.       Еда, которую приносили два раза в день, была отвратительной. Иногда мне казалось, что нас кормили каким-то собачьим или кошачьим кормом — пах в точности как он, а я запомнила этот запах, когда Джулио приводил Джину вместе с ее собакой, и та кормила ее сухим кормом. Лично мне не удавалось и половину съесть из того, что предлагали эти ублюдки, поэтому первые дни я мучалась не только от болей в спине, ногах и шее, но и от болей в животе из-за голода. Мой желудок точно не привык есть настолько мало, так как я питалась по определенной системе для укрепления и роста мышц. Кармелита же говорила, что ей в принципе хватало, но она точно так же плевалась едой, однако ела — ради ребенка. Я же надеялась, что нам приносили не какую-ту отраву, и надеялась, что в один такой день или час нас не покормят едой с подмешанной наркотой, чтобы мы отрубились, а проснулись уже непонятно где и непонятно с кем. В общем-то здесь были одни: что, если, когда, либо, почему и сколько — сплошные непонятки.       — Катерина, — через сон услышала я шепот, но не смогла разлепить глаза. — Катерина, — уже более настойчиво позвал голос, и я, кажется, смогла пошевелить затекшими руками. — Там что-то происходит, — на этот раз я открыла глаза, но от этого ничего не поменялось — все та же темнота окутывала со всех сторон, будто я все еще находилась с закрытыми глазами. — Прислушайся, — сказала Кармелита, хотя мы и так сидели в полной тишине.       Я села поровнее и заставила тело хоть насколько-то послушаться меня и унять ноющую боль, которая уже отдавалась в висках и ушах — скоро точно начну выть, возможно, неосознанно, так, во сне.       — Только что, минуту назад, пока будила тебя, слышала какие-то звуки и шаги по ту сторону стены, — вдруг прошептала Кармелита, и я снова стала прислушиваться, навострив уши, как охотничий пес, но ведь правильно говорили, что, когда человек лишался чего-то, например, зрения, другое начинало работать гораздо лучше, и в нашем случае, слух и правда мог усилиться — темнота все-таки делала свое дело.       — Думаешь, там и правда кто-то может быть помимо похитителей? — тихо спросила я и заправила непослушные пряди волос за уши.       Если бы я прямо сейчас посмотрела на себя в зеркало, то вряд ли бы захотела продлить этот сеанс дольше, чем на минуту, а то и секунду, потому что с уверенностью могла сказать, что, например, мои кудрявые волосы завились так, что и пальцами не расчесать, а еще они были грязными, и я почему-то вспоминала слова Луны о том, что если долго не мыть голову, то можно вовсе облысеть. Однако в такой ситуации, как наша с Кармелитой, я могла только нервно засмеяться, ведь, кажется, что облысеть — гораздо лучший вариант, чем умереть или быть проданной в рабство.       Кармелита не стала ничего отвечать, поэтому я тоже замолчала, и, если бы прямо сейчас включился свет, то наверняка наши с ней головы были бы направлены на одну стену, и тогда похитители точно расселили бы нас в разные комнаты, а этого мне не хотелось — тогда точно сойду с ума не столько от боли, как от одиночества.       Мы сидели в тишине несколько долгих минут, хотя, если так посчитать, мы всегда находились здесь в полнейшей тишине, за исключением разговоров, когда точно никого не было рядом, потому что похитители запрещали даже это — болтать друг с другом, будто мы могли нашептать какое-то гребаное заклинание и вылететь из подвала на летающей метле. Честно говоря, этого мне очень хотелось — чертовски сильно хотелось, но ни я, ни Кармелита, не были, черт возьми, ведьмами ни в четвертом поколении, ни в первом, поэтому все, что нам оставалось, опять же, ждать.       — Вот, снова! — резко шикнула Кармелита, и я чуть не подскочила со своего места, потому что не ожидала такой реакции от нее.       Я закрыла глаза, чтобы точно улучшить слух, и… правда услышала приглушенные голоса, кажется, их было несколько, возможно, даже мужские: точно пара мужских и один женский.       — Что если…       — Это кто-то из наших! — не успела я закончить предложение, как Кармелита быстро перебила меня. — Нужно что-нибудь громко сказать, чтобы нас услышали, чтобы они поняли, что это правильный след, — продолжила она; за все дни, проведенные здесь, я не видела более возбужденной Кармелиты, чем в этот самый момент, но на самом деле и я готова была закричать, лишь бы нас услышали.       — Это опасно, — прошептала я и протерла лоб от пота, неожиданно выступившего, наверное, от волнения. — Похитители могут спуститься в подвал, и тогда поймут, что нас практически нашли, и отвезут в совершенно другое место, — начала объяснять я. — И все начнется сначала, а может, этим и закончится, — это прозвучало обреченно.       — Катерина, другого выхода у нас нет, а так мы сможем помочь и им, и себе, — Кармелита не собиралась сдаваться, а уговаривала меня, как маленькую девочку, которая не желала идти в школу рано утром. — Даже если нас услышат и спустятся, скажем, что одна из нас безумно захотела в туалет, вот и все, — это звучало как план, однако я все равно боялась, что если кто-то из наших и стоял за той стеной, они выдадут себя, как только услышат знакомые возгласы с этой стороны подвала.       Как только я утвердительно ответила, согласившись на план Кармелиты, по стене прошлись, наверное, кулаками, и теперь, из-за явно слышимых ударов, казалось, что каменная стена никакая не каменная, а картонная, которую можно было бы сломать или сжечь на раз-два и пройти внутрь, то есть к нам.       — Хэй! Кто-нибудь! — закричала Кармелита, и я зажала уши ладонями. Не знала, почему ее громкий голос так подействовал на меня, возможно, была виновата темнота вокруг. — Э-э-эй! Ублюдки! — а вот это было, конечно, лишнее, хотя я согласна с ее мнением и пару раз чуть на назвала так кого-то из спускавшихся в подвал — еле сдержалась, потому что жить мне нравилось гораздо больше, чем лежать холодной и синей в гробу под землей.       По стене застучали сильнее, и я попыталась сфокусировать зрение. В один момент я подумала, что стена окончательно сломалась, и кирпичи рассыпались по полу, и теперь наши мужчины стояли напротив и вот-вот готовы были вступиться за нас, но сперва — вытащить из гребаных маленьких клеток, а уже потом — застрелить ублюдков, либо же прострелить им ноги или что-либо еще, оставив в живых, чтобы хорошенечко помучить после.       — Эй! — снова крикнула она.       Фантомы перед глазами все еще ярко ощущались, впрочем, так же ярко, как и слышались теперь голоса по ту сторону подвала, и это точно был голос…       — Лоренцо… — прошептала Кармелита.       Я хотела остановить ее, хотела заткнуть рот, потому что теперь попытки привлечь внимание и сказать таким образом, что мы именно здесь, больше походили на истерику, а может, и паническую атаку. Зря я надеялась, что Кармелита гораздо сильнее меня. Она просто выжидала. Точнее, выжидала ее внутренняя истерика, а спустя столько дней просиживания в холодном мерзком и вонючем подвале нервы сдали окончательно, вырываясь наружу.       — Лоренцо! Мы здесь! — снова закричала она, а потом железные прутья ее клетки затрещали, будто Кармелита дергала за них руками, как бешеное животное.       — Нет! Нет, Кармелита! Ты выдаешь нас! — попыталась остановить я, но внезапно свет в комнате зажегся, и я зажмурилась, опуская голову в ноги, пряча ее между колен — требовалось намного больше, чем несколько секунд, для того, чтобы глаза привыкли к яркому искусственному освещению.       В момент, когда я подняла голову и открыла глаза, думала, что мы — трупы. Даже если похитители планировали нас продать и получить довольно много денег — да срать теперь они хотели и на них, и на нас за такие-то слова и за попытку спасения. Мужчина стоял перед нашими с Кармелитой клетками с пистолетом в правой руке и смотрел на нас сверху вниз, выглядя при этом угрожающе. Возможно, если бы я была не так голодна, не такой усталой от боли во всем теле и не в таком положении, то не боялась бы его так сильно, однако теперь все, что могла сделать, — забиться в угол клетки и нервно сглотнуть, глядя на ужасно злое лицо незнакомца; мне даже казалось, что ранее ни я, ни Кармелита, судя по ее пугливому взгляду, который я успела уловить, не видели его раннее.       — Вам говорили сидеть тихо, — сказал мужчина.       Могло ли быть такое, что он что-то знал об этой стене, которая на самом деле — никакая не стена?       — Она кричала во сне, — солгала я, пытаясь спасти ситуацию.       Он оскалился в злобной ухмылке и перевел взгляд на меня, и я сжалась от темных глаз. Незнакомец сделал шаг в сторону клетки Кармелиты, но продолжал сверлить во мне дыру.

FUNK INFERNAL — DYGO & Mxng0

      — Не знал, что вы еще и врушки, — глубокий бас раздался от серых стен и осел глубоко внутри тела, теперь неприятно вибрируя и пугая еще больше. — Зря я не спускался вниз, — с привкусом желчи произнес он. — Здесь можно хотя бы насладиться женской красотой, — мужчина прошагал весь оставшийся путь до клетки Кармелиты и присел на корточки, а она двинулась в противоположную сторону — подальше от его рук, потянувшихся к ней через прутья.       — Что вам нужно? — вопрос был настолько тупым и нелогичным, отчего я мысленно стукнула себя по лбу, однако страх сковал не только тело, но и мозг, поэтому это все, что я могла выпалить, чтобы прекратить его попытки полапать Кармелиту.       — Я ведь не к тебе пристаю, девочка, так что сиди и помалкивай, пока кто-нибудь из моих ребят не спустился и не открыл твою клетку, — казалось, он хотел сказать что-то еще, и это бы точно не понравилось мне, однако и этого хватило, что поджать ноги под себя, не обращая внимания на боль в суставах.       Я нервно следила за тем, как Кармелита каждый раз уворачивалась от мужских рук, а те продолжали лезть через железные прутья и касаться ее длинных светлых волос. Никогда не видела кого-то более одержимого чьими-то волосами, но незнакомцу нравилось либо то, как Кармелита шугалась его, либо то, как пряди волос струились по его ладоням.       — Отвали от нее! — наконец выпалила я, когда увидела и услышала звук открывающейся защелки — именно так звучала свобода, когда нас выпускали, чтобы мы сходили в туалет или когда приносили еду, но все это — сладкая иллюзия и мнимая свобода.       Железная дверца клетки Кармелиты открылась, и она еще сильнее сжалась и попятилась назад, хотя ее спина и так уже была прижата к прутьям — бежать некуда, а мужские руки уже схватили тонкие щиколотки и тащили легкое тело на себя.       — Отвали! Отвали от нее! — теперь я орала так, будто меня резали, и цеплялась руками за клетку; кажется, именно так человек мог превратиться в животное, опуститься до него, сидя в таких условиях, пусть и несколько дней. — Мудак! — выкрикнула я, оскалившись и подавшись вперед, хотя было уже некуда, и незнакомец внезапно остановился — на пол пути, уже почти вытащив Кармелиту из клетки, которая чуть ли не ногтями царапала под собой холодный пол.       — Что ты сказала? — медленно и тягуче спросил он, повернув голову в мою сторону. — Повтори, маленькая дрянь! — мужчина резко оказался возле меня, и я отпрыгнула назад, стукнувшись затылком о прутья.       Он не собирался отступать, только еще пристальнее смотрел на меня, ожидая ответа. Возможно, я разбудила того самого зверя, который все эти дни дремал где-то там, наверху, а может, мы разбудили его вдвоем, и, если крики Кармелиты не станут спасением и за стеной были вовсе не наши мужчины, мне точно придет конец, причем не самый быстрый и безболезненный, судя по налитыми темнотой глазами напротив.       — Сказала, что ты — мудак! — выпалила я, потому что знала — он никуда не денется, не исчезнет волшебным образом, а за свои слова и поступки нужно уметь отвечать, и этому учил меня не только папа, но и с недавних пор — Валентино.       В следующие минуты все происходило слишком быстро, и я не успела среагировать и понять, как оказалась на свободе — мнимой, конечно же, — и как не могла устоять на ногах — они подгибались и болели, но незнакомец крепко и больно держал меня перед собой, хватаясь за мои предплечья. Кармелита пыталась отвлечь его снова на себя, но она была в таком же положении, как и я, — ноги не слушались, а ужасная еда делала свое дело — истощение и обезвоживание. Силы были только для того, чтобы покрывать грязными словечками, за что теперь мне стоило поплатиться, а чем… это уже другой вопрос.       — Никто из нас не хотел этого делать, даже я, — прошипел сквозь зубы он, смотря в мое лицо.       Я даже не пыталась отбиться. Руки висели вдоль тела, а ноги простреливало, впрочем, как и спину.       — Но когда в мой адрес бросаются такими словами, не остается ничего, кроме как преподать урок, — ехидно улыбнулся мужчина и стал держать меня теперь только одной рукой, а после хотел поволочь за собой, но я не могла идти — пусть тащит по полу, мне уже плевать. — Да встань ты! — больно встряхнул меня.       — Не могу! — грубо ответила я, хотя бы словами хотелось показать, что я — не слабачка.       Он взял меня в охапку, как заключенную, и поволок в сторону выхода. Я обернулась, чтобы, возможно, в последний раз посмотреть на Кармелиту, но не успела и глазом моргнуть, как она в эту же секунду толкнула незнакомца в спину, удержавшись при этом на ногах.       Мы оба пошатнулись, а потом меня резко отпустили, оттолкнув, и я врезалась плечом в стену справа от себя. На мгновение я прикрыла глаза от новой незнакомой боли, хотя, казалось бы, столько раз испытывала ее, когда дралась с кем-либо в клубе моей семьи.       — Никуда ты отсюда не сбежишь! — услышала я и открыла глаза, а еще поняла, что стояла на ногах, да, согнутых, да, кое-как, но стояла, поэтому чувствовала некое облегчение — неужели не останусь инвалидом на всю жизнь?       Кармелита обогнула незнакомца и ринулась к двери, которая вела в туалет, если я правильно помнила, но… зачем? Намеривалась найти там какую-то лазейку или думала, что сможет выиграть какое-то время? Возможно, просто перепутала, ведь совсем рядом дверь вела на выход, наверх из подвала в дом.       Все происходило стремительно, чтобы я могла при таком физическом и моральном состоянии быстро среагировать, но точно увидела, как пистолет направился в сторону Кармелиты — он не выпускал оружие из руки ни на секунду, будто на самом деле боялся нас. Один щелчок, одно снятие с предохранителя, одна пуля, один громкий крик, один грохот и мои расширенные от ужаса глаза. Я свела брови к переносице. Если сначала все, что я ощутила, — страх, то теперь намеривалась забить этого мудака до смерти; кажется, открылось второе дыхание.       — Нет! — крикнула я и оттолкнулась от стены, как только увидела, что мужчина собирался выстрелить еще раз, в уже лежащую на полу Кармелиту.       Я практически бросилась на него, то ли спину, то ли бок, но он был сильнее, выше, крупнее, а еще реагировал гораздо быстрее на мои движения, чем я на его, поэтому мужские руки в мгновение ока оказались на моей шее. Сначала я подумала, что он задушит меня, поэтому протянула руки к неприятным мужским ладоням, однако мудак снова оттащил меня к стене и ударил спиной, затем еще раз — я стиснула зубы и попыталась поднять ноги, но не успела, поэтому получила еще один удар всем тело об стену, после еще один, еще, еще и еще.       Голова трещала. Затылок ныл. Голос охрип, потому что все это время я орала какие-то ругательства. Однако последнее, что я почувствовала, — новый и самый сильный удар об стену, который мог бы запросто сломать мне несколько позвонков. А последнее, что я услышала, перед тем, как окончательно отключиться и как живой труп скатиться по стене на пол, — новый выстрел, направленный не в мою сторону.

· · • • • ✤ • • • · ·

      Если до этого я что-то говорила о темноте и боли во всем теле, забудьте. Просто выкиньте все мои предыдущие слова и предложения, потому что теперь я не помнила, где находилась, в какую клетку меня снова посадили, ведь я разваливалась на части, как сломанная кукла, у которой дети-монстры открутили ноги и руки, либо силой вырвали.       Я не могла открыть глаза, не могла пошевелить руками и ногами. Благо ощущала их, а значит — не все так уж и плохо, значит — не сильно повреждена голова и позвоночник. Однако как только я просыпалась или, лучше сказать, отходила от беспокойного сна, в котором меня все еще продолжали бить об стену, а в конце всегда ломали позвоночник, почти сразу же отключалась. Возможно, организм был настолько умен, что самостоятельно решал за меня — отключаться или нет. Что лучше: заснуть и более менее восстановиться или продолжать глазеть в черноту и чувствовать боль?       Когда я вздрагивала и шугалась каждого шороха рядом с собой, слышала едва различимые стоны, но не могла и слова произнести, чтобы спросить, кто это. На ум приходила только Кармелита. И в один промежуток между сном и явью, я вспомнила, как мудак, спустившись на ее крики, выстрелил в нее два раза. Из-за этого я нервно сглотнула и схватилась рукой за железные прутья, но тут же пожалела об этом, так как это была та рука и то плечо, которым я стукнулась с самого начала, когда меня оттолкнули в стену, — новая боль, вкупе с остальной, пронзила практически весь правый бок и отдалась в виске.       Я стала звать Кармелиту. Это продолжалось, кажется, минут пять, но никакого ответа или даже стонов, которые до этого мелькали в моем сознании, так и не последовало. Мне хотелось надеяться, что она жива, что ребенок жив, что, если пули и попали в нее, то в ногу; кажется, это был сейчас самый лучший вариант, ведь если…       Нет! Господи, нет! Нельзя думать об этом! Нужно ждать. Нужно надеяться. Нужно сидеть тихо. Больше никаких возгласов. Больше никаких криков. Больше никаких лишних взглядов и движений.       Спустя какое-то время организм снова стал отключать меня, а перед глазами поплыло еще сильнее. Я протянула руку назад, чтобы нащупать затылок, потому что теперь мне казалось, что что-то теплое стекало по шее и спине, и ощутила кровь. Я даже не сомневалась, что это была она, ведь другого и не могло быть, когда тебя со всей силы били об стену, так еще и с такой ненавистью на лице, будто именно я виновата в том, что этим мудакам приходилось содержать нас.       Закрыв глаза, поняла, что вижу его лицо, чувствую его руки на своей шее, ощущаю, как его гнев впивается в мою кожу, струится по венам, попадая прямо в сердце, и это убивает меня — снова и снова, с каждым новым ударом об стену из меня выбивают все хорошее.       Резко открываю глаза, но тень передо мной шевелится. Она огромная, прямо как он. Она опять хочет прикоснуться ко мне, опять хочет бить и терзать. Ей доставляет удовольствие моя боль. Ей нравится то, как я кричу, ругаясь, но еще больше ей нравится видеть, как с каждым ударом в моих глазах потухает надежда и вера, а также — жизнь. Единственное ее желание — сломать меня пополам, переломить позвонки, один за другим, потому что он — вышел из себя. Чертов мудак! Гореть тебе в Аду!       Чем больше и дальше боль разливалась по телу, тем страшнее становились сны. Напрасно было думать, что начальная боль такой и останется — терпимой, ведь это как с болью в мышцах после тренировки — на второй день забиваются гораздо сильнее; видимо, и здесь все работало точно так же.       Теперь кто-то хватал меня за ноги и тащил на себя, а я сквозь сон или какое-то забытье, наверное, я получила болевой шок или что-то наподобие этого, стонала и хриплым голосом повторяла, чтобы меня не трогали, однако тот, кто снова хотел причинить боль или наконец посадить нас с Кармелитой в машину и увезти за пределы Лас-Вегаса, не намеревался отступать, а уже хватался за мои бедра, талию и руки, буквально заламывая их. Почувствовав свободу от клетки, я завертелась сильнее и стала отпихивать от себя очередного незнакомца — понимала, что только мужчина мог так легко вытащить еле живое тело.       — Тише, — прошептал голос, но я не послушалась и продолжила махать руками, как только могла. — Это я, — более настойчиво сказал он и накрыл мой рот ладонью, и я округлила глаза, будто с помощью этого рассмотрела бы человека перед собой, но в комнате до сих пор стояла кромешная тьма. — Это я, Кэти, Валентино, — сердце в миг остановилось, я затаила дыхание и почти что размякла в мужских — уже знакомых — руках. — Слышишь меня? — мягче спросил Валентино, но все, на что я была в этот момент способна, — вжаться в его тело сильнее, пусть через боль, пусть через темноту, но теперь она не разделяла нас, а, наоборот, объединяла.       — Ты один? — через минуту смогла спросить я и сглотнула ком в горле, так как почувствовала, как вместе с ним подступали слезы.       Боже, пожалуйста, пусть это окажется не сном, который потом обернется кошмаром. Пожалуйста, я больше не хочу, чтобы меня били об стену, я больше не хочу сидеть в клетке.       — Лоренцо тоже здесь, — тихо ответил Валентино и включил фонарик. Он был тусклым, еле светил, но я смогла разглядеть его брата, который пытался достучаться до Кармелиты, которая, кажется, лежала без сознания. — Что такое? — нахмурившись спросил Валентино; теперь я точно убедилась, что это он, и, судя по его кругам под глазами, не спал все то время, что моя семья вместе с Морелли искали нас.       — Здесь повсюду кровь… — озадаченно и испуганно ответил Лоренцо, и я вскрикнула, снова вспоминая два выстрела.       — Он стрелял в нее… — прошептала я, боясь, что мои слова услышит Капо.       — Повтори, — твердо попросил Валентино, и я осмелилась взглянуть в его глаза, наполненные решимостью и страхом.       — Я не знаю точно, но один из них спустился сюда и выстрелил в Кармелиту как минимум два раза, а я… — не успела договорить, как мы с Валентино обернулись на глухие стоны, когда Лоренцо аккуратно вытащил свою жену из клетки и взял на руки.       — Одна пуля прошла через бедро, — осмотрев, оповестил он, и я до боли укусила внутреннюю часть щеки. — Нужно уходить, — резко приказал Лоренцо, и Валентино, не ожидая ни секунды, поднялся на ноги, удерживая меня на руках, однако и я издала стон, полный боли, и он замедлился, вопросительно оглядывая меня; конечно, явных повреждений на мне не было — на первый взгляд — но я буквально ощущала, как разваливалась и как вот-вот отключусь.       — Просто вытащите нас отсюда, прошу, Валентино, — единственное, на что хватило сил, а потом я уловила кивок от него.       Глубоко насрать на то, каким образом они сюда попали, а еще глубже — что стало с теми мудаками, в особенности с тем, кто все же причинил нам боль. Все, что меня волновало, то, как мы окажемся на свободе — теперь уже настоящей, а еще, чтобы никто не смог навредить ни Лоренцо, ни Валентино. Да, они являлись нашими с Кармелитой каменными стенами, но мудаки, обитающие в этом доме, были слишком хитрыми и всезнающими, и это не играло нам на руку.       Тихие шаркающие шаги раздавались по подвалу, отталкиваясь от стен. Я слышала и едва видела, как за нами следовал Капо с женой на руках. Не могла разглядеть ее состояние, но то, что Кармелита издала хотя бы стон, говорило о том, что она, по крайней мере, жива, поэтому даже если потеряла много крови, не сравнится с тем, что Кармелита могла быть мертва, как и… ребенок. Бог ты мой…       — Что наверху? — вдруг спросила я, когда дверь, на которую я с мольбой смотрела все те моменты, когда меня водили в туалет, открылась перед носом.       — Мы вырубили их, но не без помощи полиции, — я удивленно вскинула брови, хотя Валентино не мог увидеть мимику моего лица: он смотрел только вперед, держа меня двумя руками, в одной из которой был еще и пистолет, а фонарик выключил, как только мы вчетвером двинулись в сторону выхода; видимо, чтобы, если кто-то и очнулся, сразу не заметил движений в темноте. — Невио решил сотрудничать с ними, хотя на самом-то деле вовсе не полиция дала наводку, — продолжил Валентино, а потом резко остановился, и я вздрогнула и прижалась всем телом к нему, боясь, что кто-то сейчас начнет или уже начал спускаться в подвал, и вряд ли мы успеем сбежать и спрятаться, хотя и прятаться было негде.       — Ты что-то услышал? — прошептал вопрос Лоренцо, а я жмурилась сильнее и сильнее, чувствуя, как быстро билось сердце Валентино и как его дыхание сначала участилось, затем… пришло в норму.       — Показалось, — и сделал шаг вперед.       Кажется, со слухом у Валентино не было никаких проблем, и, скорее всего, это явно связано с тем, что он безумно хорошо играл на гитаре. Я бы даже не удивилась, если бы он не пропустил мимо себя муху, но это уже больше походило на что-то сверхъестественное, а может, я просто пыталась отвлечься.       Лестница из подвала до первого этажа была бесконечной. Под конец я размышляла о том, что это все же мой сон и что на самом деле я до сих пор лежу на холодном полу и корчусь от боли, а наше с Кармелитой спасение — моя выдумка, чтобы окончательно не сойти с ума. Наверное, я поверю, только когда увижу собственными глазами родителей, сестру и остальных членов моей семьи.       Свет в конце тоннеля появился неожиданно, и я закрыла глаза ладонями. Боже, сколько мы не видели солнца? Возможно ли, что прошел месяц, а не… примерно неделя? Может, чуть меньше, я не готова была сейчас сказать.       — Сейчас день? — поинтересовалась я и чуть раскрыла пальцы возле глаз, пока не до конца убирая руки от лица.       Валентино по какой-то причине усмехнулся, после чего сказал практически расслабленным голосом:       — Это фонарики, просто очень яркие, полиция обыскивает дом, — так вот, почему он слышал какое-то движение наверху, но неужели думал, что кто-то из похитителей мог пройти мимо полиции? Скорее всего, Валентино надеялся на лучшее, но готовился к худшему.       Я опустила руки и стала прищуренно разглядывать маленькую комнату, в которую мы вышли и в которой находилось, как минимум, два человека из полиции, одетыми в специальную одежду с оружием и даже гранатами?..       — На улице чисто? — быстро спросил Валентино у одного из них, потом обернулся на брата, и взгляд последовал за его — на Кармелиту, глаза которой были закрыты, а все джинсы пропитались кровью, похоже, даже сейчас рана от пули кровоточила.       Лоренцо лишь кивнул, но поджал губы. Он старался держаться, но я видела в его ладонях едва заметную дрожь. Мне хотелось сказать, что все будет в порядке и с Кармелитой, и с их ребенком, но дверь издала скрипучий звук, и это пробудило какое-то воспоминание, кажется, именно его мы чаще всего слышали, пока сидели в полной тишине в подвале.       — Давайте сюда! Скорее! — прямо на пороге нас встретили врачи и обратили внимание именно на Лоренцо, так как он практически вылетел из дома и оказался впереди нас.       Машина скорой помощи стояла на узкой подъездной дорожке, поэтому врачи быстро притащили носилки и уложили на них Кармелиту. Капо не стал выпускать руки своей жены, шел рядом и следил за врачами. Я же молилась за ее здоровье и здоровье малыша.       Валентино поднес меня к машине скорой помощи и дождался, пока носилки с Кармелитой занесут внутрь, а затем усадил меня в багажник машины, вот только я сразу же скрючилась от боли в спине.       — Что такое? — обеспокоенно спросил Валентино и нагнулся ко мне, хватая за предплечья, чтобы я не свалилась на землю головой вниз. — Где болит? — он стал осматривать меня, и я еле как подняла правую руку и показала на затылок.       — Дерьмо, — услышала я, но это сказал Лоренцо.       — Тебя ударили? — Валентино аккуратно выпрямил меня, приподнял подбородок кончиками пальцев и заглянул в глаза.       — Да, — и на глаза выступили слезы. — Он… — попыталась сказать я, но сначала скатилась одна слеза, затем — вторая. — Он держал меня как тряпичную куклу и… и… — я переводила глаза из стороны в сторону, но видела, как суровели выражения лиц у двух братьев, особенно — у Валентино. — И бил об стену так сильно, что я думала у меня из головы вылетят мозги, — наконец рассказала я, и, не смотря на гнев, Валентино обнял меня: быстро, но нежно, и я снова повисла в его руках, как на надежной опоре, которая точно не даст слабину и не упадет.       Врачи позади возились с Кармелитой, через слезы я могла разглядеть взволнованное лицо Лоренцо, наблюдавшего за всеми этими движениями, стоя возле машины. Сквозь шум в ушах от собственного стучащего сердца, я не могла расслышать, о чем говорили между собой врачи, однако по лицу Лоренцо, спустя несколько минут, поняла, что все не так уж и плохо, а последнее — крови потеряно не слишком много, с ребенком все в порядке — успокоило окончательно, и мы втроем выдохнули. Валентино чуть отстранился от меня и вытер большими пальцами слезы с щек.       — Тебя осмотрят врачи, ладно? — я кивнула, и один из них сразу же появился рядом со мной.       Валентино хоть и говорил спокойным и ровным тоном, но я знала, была в курсе того, как мужчины в мафии умели скрывать эмоции, а что самое главное — умели скрывать безумие, поэтому, когда я называла Валентино скучным, подозревала, что внутри точно скрывался монстр, которому только дай шанс, например, как этот, когда пострадали два дорогих ему человека, и он вылезет наружу.       Лоренцо и Валентино не отходили от нас, а когда Кармелита стала что-то спрашивать, видимо, приходила в себя, ее муж вовсе хотел подняться в багажник, но врачи запретили.

Don't Wake Up (Slowed) — Apovabin, TTM, Lowx

      В тот же момент я протянула руку вперед, чтобы сжать ладонь Валентино, который опирался об открытую дверь скорой помощи. В этот же момент врачи еще раз предупредили Кармелиту о том, что ей не стоило двигаться. В этот же момент я слабо улыбнулась, глядя в любимые уставшие глаза. В этот же момент Лоренцо отошел подальше от машины, выглядывая из-за второй открытой двери со своей стороны, и что-то сказал одному из полицейских. В этот же момент раздался громкий хлопок, а потом глаза проследили в замедленной съемке за тем, как пуля вошла в правый висок Лоренцо и как вышла из левого. В следующий момент Валентино вздрогнул и спрятал меня за собой, обняв, словно окутав в кокон. В последний момент я закричала и в такой же последний момент увидела осознанный взгляд Лоренцо — не дай им сломаться — перед тем, как он покосился и замертво упал на землю.       Как иронично, что именно наши с ним глаза встретились. Как иронично, что Валентино не увидел смерти родного брата, а я — стала свидетельницей. Как иронично, что Кармелита не увидела смерти мужа, а я — обзавелась новым кошмаром.