Внимание! Агент заметил вас.

      Он очаровательный.       Не то, чтобы они не были буквально на «одно лицо», но именно этот выделялся из толпы агентов, даже на фоне легенд по типу Вантуза.       Ты в очередной раз залипаешь на чуть ссутулившуюся спину в коричневом пальто, на этот галстук смешной расцветки, на белую гладкую камеру, объектив которой словно всегда был грустным.       Его прозвали Симпом.       Досадно, конечно, что у этого милашки кто-то есть, но судя по его вечно понурому виду, объект его воздыхания не отвечает взаимностью. А вот что касаемо тебя…       Ты в очередной раз со свистом втягиваешь воздух, понимая что вот он — твой идеал. Он будет податливым в твоих нежных руках, ты уже слышишь фантомные ломаные стоны и чувствуешь, как сильно вы вместе кайфанете. Нужно только подтолкнуть его.       Штаб огромен, но не смотря на это сплетни тут разносятся с сокрушительной скоростью, каким-то чудом огибая красавчиков-роботов. Машины изъявили желание к человеческому телу, уделяли внимание, мягко теснили обычных мужчин.       Трахали они нас, короче.       Девушки перешептывались между собой, рассказывали о механических обольстителях, изредка среди этой толпы воздыхательниц находились даже мужчины. А ты впитывала в себя все, как губка, и искала своего счастливчика.       И он нашелся, сгорбленный, сидящий с аурой печали, практически утыкаясь объективом белой камеры в рабочий планшет.       Ты кладешь ладонь на его плечо, поражаясь мягкости материала пальто, и заглядывает в экран, пока камерамен вздрагивает от неожиданности.       — Она красивая, — говоришь ты искренне, успевая рассмотреть девушку с телевизором вместо лица. Какая трогательность.       Он резко поднимает на тебя взгляд, вздрагивает от того, как твое лицо оказывается близко к его камере. Поспешно блокирует экран и отвечает слегка треснувшим и мягким голосом:       — Да… Очень красивая…       Боже, он такой милашка!       Ты улыбаешься, присаживаешься возле него на узкий диванчик в зоне отдыха. Камера не выражает ничего, но его тело кричит о многом — он напряжен и смущен, пытается слегка отодвинутся от тебя и отводит взгляд. Ты смотришь на него с лёгким прищуром, мягко скользя ладонью с его плеча до локтя, и нехотя отпускаешь.       — А люди тебе не нравятся? — спрашиваешь ты в лоб, сделав самую обворожительную улыбку на свете.       Бедный камерамен не знает, что за хищник положил на него взгляд.       Симп неловко жмет плечами, и либо не торопится отвечать, либо у него от нервов заел голосовой модуль. Мило, очаровательно, невероятно.       Ты не то чтобы строила планы, но подготовилась основательно, намереваясь не отступать от своего плана. В твоей комнате лежат крепкие верёвки, ты откопала даже защитную крышку на объектив путём нехитрых манипуляций (и носишь её с собой), и электростимулятор. Осталось самое главное — затащить этого милашку в свой маленький мир развлечений.       А милашка, кажется, кошмарно смущался твоего внимания.       — Люди красивые, — отвечает он наконец-то, вокодер слегка дребезжит, и ты уже ерзаешь в предвкушении.       Лишь бы согласился, лишь бы повелся!       — Малыш, я в другом смысле, — урчишь ты, кладешь ладонь на его колено, слегка сжав.       Симп, кажется, понимает почти мгновенно, его поведение становится более нервным, особенно когда мимо проходящие агенты кидают на вас заинтересованные взгляды. И ты понимаешь по его языку тела — о, он думал об этом. Возможно и не раз.       Отвергнутый героиней расы телевизионщиков, ничем не выделяющийся среди своей расы камерамен отчаянно грустил по ней, мечтая если и не о любви, то хотя бы об общении. Симп смотрит на тебя испуганно, словно его поймали на воровстве, не в силах отпихнуть твое тело. Ты — наглая, самодовольная, уверенная в себе молодая девушка, жаждущая получить в своё удовольствие не просто идеальную машинку. Ты жаждешь получить послушную машинку.       Ты скользишь ладонью выше, оглаживаешь его бедро через плотную ткань костюма, замирая слишком близко к паху. Для них подобная стимуляция «пыль в глаза», но мысли то остаются. Камерамен выдает жалобный системный писк, стоит тебе поддаться ближе к его шее, тихо зашептав:       — Пойдешь со мной? Это не измена ТВвумен, это способ расслабиться… Ты же понимаешь, о чем я?       Ой, да плевать, что на вас глазеет половина штаба. Тебе — да, а вот бедный камерамен, кажется, жаждет провалиться сквозь землю. Взглядов слишком много, ушей и того больше — возле поворота в столовую двое спикеров подозрительно замерли, сконфуженно быстро отвернув колонки в другую от вас сторону.       Тебе кажется, что ты поспешила, что следовало этого милашку подольше рассмотреть со стороны, завести изначально непринужденный разговор. И когда ты разочарованно поджимаешь губы и отстраняешься, Симп дергается в твою сторону, неуверенно промямлив:       — Но это ничего не значит, — камера смущенно отводится в бок, когда его ладонь едва касается твоей.       Внутри тебя бушует неистовый восторг, который мешается с резким возбуждением, от чего даже ноги затряслись.

***

      Камерамен ведёт плечами, словно маленький ребенок вертит камерой из стороны в стороны, разглядывая твою скромную комнату. Ты усмехаешься, запирая дверь на замок — этот малыш тебя не разочарует, ты готова была поставить на это все свои секс-приблуды.       Подойдя к нему со спины, ты просовываешь руки под его руками, прижимаешься к его спине, обхватив его за торс. Симп вздрогнул, замер каменным изваянием, пока ты кладешь подбородок на его плечо — вы были с ним почти одного роста, что очень даже удобно.       — Доверишься мне? — спрашиваешь ты, перекатывая в ладони защитную крышку.       Он опускает объектив, неуверенно расслабляясь, и кивнул. Ты тихо смеешься, тянешь ладонь вверх, закрепляяешь плотную пластиковую штуку на его линзе.       — Хороший мальчик, — шепчешь, отпуская его из объятий, и схватив за руку медленно ведешь к кровати.       Камерамен шагает неуверенно, полностью дезориентированный, полагается на тебя. Вы останавливаетесь возле кровати, твои руки скользят под лацканы пальто, касаются жёсткой ткани костюма, ощупывая стальное тело под одеждой. Симп вздрагивает, но не отшатывается, позволяет твоим рукам скользить глубже под пальто на его плечи, вынуждая снять ненужную верхнюю одежду. И он подчиняется.       Без просьб и приказов, просто потому что сам понимает, что тебе это мешает. Ты уже искусала все свои губы, смотря на безупречное тело в костюме, желая потрогать все, до чего дотянешься.       Симп застывает на месте сразу же, как ты забираешь у него пальто, откидывая на край кровати. Шагаешь к тумбе, шуршишь пакетиком, выуживая плотные верёвки, возвращаешься к нему, такому потерянному и разнервничавшемуся. Ты цепляешь пуговицу на пиджаке, быстро его распахивая, и шепчешь слишком тихо. Настолько, что камерамен, обделённый по своей природе хорошим слухом, вынужден поддаться ближе, чтобы расслышать, от чего едва не стукает камерой тебя по лицу.       — Заведешь руки за спину?       — Зачем? — так же тихо, но напряженно спрашивает он, и ты уже готова обкончаться.       Такой невинный, такой расстерянный, с этим мягким голосом и дурацким, глупым галстуком. Ты смеешься, приближается почти вплотную, целуя его гибкие магистрали на шее.       Он дергается, фыркает вентиляционной системой, позволяя тебе обогнуть его и завести руки самостоятельно. Ты складываешь их друг на друга, продевая сложенную в двое верёвку, и заматываешь в узел, от чего камерамен слегка вздрагивает, но не отходит. Ты бы обвязала все его тело, но верёвки помешают твоему дальнейшему плану. Поэтому остаток концов ты обматываешь по второму разу, затянув чуть крепче первого.       А после делаешь неожиданную подсечку, с разворота толкаешь его в плечо, вынуждая рухнуть спиной на кровать. Вентиляция агента сбивается с ритма, дезориентированный он едва удерживается от крика — не положено солдатам вопить от всякой ерунды. А тут…       Тут ты седлаешь его, ухмыляешься когда Симп пытается воспользоваться руками, но не может — верёвки действительно добротные, способные выдержать внушительный вес. Конечно, если он взбесится, то порвет их на раз два, но…       Но он не бесился, лишь растерянно замер под тобой, когда ты опустила свою задницу на его бедра, руками скользя под распахнутый пиджак. Расстегиваешь пуговицы рубашки медленно, с любопытством разглядывая светлое металлическое тело под тканью.       — Ч-что ты делаешь? — голос у него надломленный, слегка барахлит и лагает. - Я передумал, м-можно я уйду? Ох!       Ты хмыкаешь, хватаешь его за галстук, притягиваешь к себе. Симп немного тупит, но подчиняется, с трудом приподнимаясь без рук. Быстро подпихнув к стене подушку, обратно толкаешь его вниз, заставляя принять положение полу-сидя полу-лежа.       — А что не так? — шепчешь, распахивая его рубашку и откидывая галстук на его плечо — уж эту смешную тряпку ты не хочешь с него снимать, удобно использовать вместо поводка. - Будь послушным мальчиком.       — Я… Н-не видел подобного… — Симп звучит глуше, напрягается когда слышит очередную возню с пакетом. - М-мне не рассказывали...       — Многое упускаешь.       Ты невольно ерзаешь на нём, чувствуя себя уже невероятно влажной от одной картины. Камерамен лежит, растерянно вертит камерой, вздрагивает от твоих прикосновений, обездвиженный под тобой. Повертев в руке небольшой приборчик с двумя кнопочками, ты настраиваешь силу импульса, не в силах сдержать возбужденного вздоха.       — Малыш, ты потрясающий, — шепчешь, свободной ладонью проведя вдоль стыков пластин.       Симп вздрагивает, ерзает под тобой, и начинает говорить тогда, когда ты уже склонилась над его грудью.       — Кажется, м-мы друг друга-ААА! — крик обрывается резко, перетекает в системный писк, стоит разряду тока слететь в стыки его пластин.       Он резко стравил воздух из системы, мелко завибрировал под тобой, и тут уже ты не сдержала блаженного стона предвкушения. Следующий разряд выбил из него скрипучий и дребезжащий стон, он запрокинул камеру, пытаясь заглушить писк системы.       — Хва-а-а-а! — даже не успевает договорить, ты дразнишь его разрядами, пока он под тобой обеспокоенно вздрагивает, не решаясь сбросить тебя со своего тела.       Для его системы это тоже самое, что и для человека — дразнящая и возбуждающая стимуляция, от чего охлаждающая система захлебывается в резком скачке напряжения сети. Ты хватаешься другой рукой за ремень его брюк, с трудом их расстегиваешь, едва не вырывая пуговицу с ширинкой.       — Покажи мне… — твой голос от возбуждения хрипит, ты прижимаешься губами к его тёплой шее, слегка кусая провода и шланги, тут же спуская очередной разряд в брюшные сегменты.       Симп под тобой ломано стонет, щелкает паховой пластиной, и ты чувствуешь как в низ живота упирается тёплое нечто. Нечто, копирующее форму члена из проводов.       Сползаешь с него, наблюдая как Симпа болезненно выгнуло в спине, откладывая в сторону электростимулятор. Ты опускаешь ладони на дрожащие бедра камерамена, слушаешь хриплую вентиляцию, понимаешь насколько он сейчас чувствителен.       Он великолепен.       И ты ведешь языком вдоль скрутки, вбираешь в рот мягкие провода и стонешь от тепла. Камерамен лагающе стонет с тобой в унисон, машинально вскидывает бедра, дергает связанными руками и случайно стукается корпусом камеры о стенку. Ты берешь глубже, пускаешь его почти в горло, лаская сходящую с ума сенсорику на чувствительной системе проводов.       Симп трясется, чувствует как система горит изнутри, но ни одного уведомления не пришло на внутренний экран. Неспособность видеть окружение обостряет все остальные ощущения до максимума, неспособность пошевелиться сводит с ума своей покорностью перед тобой. Ему рассказывали о классическом понимании человеческого совокупления, но о таком даже и речи не было.       И когда ты стонешь со скруткой во рту, посылая легкую вибрацию по приемно-передающей системе, камерамену кажется, что его сейчас сломает пополам от ощущений, что резисторы загорятся и он умрет в безумном наслаждении.       — Хороший мальчик, — сипло говоришь, выпуская импровизированный член изо рта.       — Нннгх… Я н-не могу-у-у… — голос роботизированный, трескучий и тихий. Симпа выламывает от возбуждения в нейросети.       А ты в слепом восторге спешно скидываешь с себя одежду, давая тщетную возможность агенту остыть. Но ни вентиляция, ни дополнительная система охлаждения не спасают.       Уже обнажённая, ты вновь залезаешь на его бедра, трешься влажной и тёплой промежностью о его скрутку, видишь как он выгибается, вскидывает бедра. И схватив его за этот аляповатый галстук, приподнимаешься и хрипишь над ним тихо, но властно:       — Не шевелись.       Камерамен — огосподибожеблядь, — послушно замирает, пока ты насаживаешься на скрутку из проводов, он слушает твой протяжный стон и словно умирает в этом бесконечном цикле. Ты используешь галстук как опорный элемент, приподнимая бедра и вновь насаживаясь, но уже резче, глубже. Симп запрокидывает камеру, скрипит вокодером, ощущая твою тесноту, теплоту, влажность. Ты смотришь на натянувшиеся топливные магистрали в его шее, почти рычишь от болезненного удовольствия, движешься в устойчивом, глубоком и грубом ритме, полностью опускаясь на этот член. И плевать, что не человек — с ним гораздо интереснее.       Ты в конечном итоге не выдерживаешь, тянешься рукой к камере, нервно срывая защитную крышку с объектива. Камерамен не сразу фокусирует взгляд, слегка ведёт камерой в бок и только после сосредотачивается на тебе. Смотрит, как ты прикусываешь губу, смотришь на него с прищуром, крепко держишь галстук и просто скачешь на его скрутке. В комнате стоят влажные звуки, твои жалобные стоны и его скрипы. От этой картины Симп думает, что он уже умер.       Руки по прежнему туго связаны под его спиной, он рефлекторно дергает ими, заскрежетав от досады — ему хотелось прикоснуться к мягкому человеческому телу, подхватить эту подпрыгивающую грудь, огладить твои бока и прижать тебя ближе.       Боже, как же ему хотелось всего. И ни единой мысли о своей не взаимной любви, о том, что будет дальше, как после этого перевернется смысл его существования. Лишь ослепляющее безумное удовольствие по оголенным искусственным нервам, вдоль всей системы, отзываясь болезненными импульсами в процессоре, жаром внутри. Симп, кажется, запоминает все: от твоих растрепавшихся волос с покрасневшим лицом до влажной промежности, в которое он погружался снова и снова.       Перевозбужденная от электрических импульсов сеть вопит о перегрузке, объектив не может удерживать фокусировку, превращая окружение в размытые пятна. И ты сама смотришь поплывшим взглядом на этого покорного милашку, с протяжным стоном кончая на его члене, добивая его пульсаций своих стенок.