Внимание! Агент заметил вас.

      Рука соскальзывает с твоей шеи и ты жадно, с хрипом вдыхаешь остывающий вечерний воздух. Вантузмен крепко вцепляется в твои бёдра, и невольно тебя озаряет: останутся блядские болезненные синяки. Но кого это волнует? Уж точно не тебя.       — Че ты делаешь? — эхом прокатывается на удивление приятный голос, хотя излишняя грубость все портила.       Колонка перевела «взгляд» с тебя на камерамена, в сгущающихся сумерках видно красную подсветку. Ты напрягаешь мозги, чтобы придумать наиболее подходящий посыл куда подальше. Размышление прерывает медленный, плавный, но глубокий толчок — Вантузмену, кажется, было плевать на третьего лишнего. С искусанных губ вновь срывается громкий стон и ты жмуришь глаза, выгибаясь на столе.       — Она тёплая и мягкая внутри, — с перебоями в голосовом модуле отзывается камерамен, не отвлекаясь от твоего тела. Ты дрожишь, сжимаешься вокруг «члена», что скользит в тебе до одури приятно.       Спикермен чуть наклоняется вперёд, и в нависшей тишине слышно лишь твоё сбитое дыхание, влажные звуки и гул внутренних систем.       — Ты что, сам на себя замкнулся? — вновь разрывает идиллию красный спикермен, и ты раздражаешься от его неуместной болтливости.       Камерамен одной рукой упирается в столешницу, ты слышишь шум помех от него, и смотришь прямо в красную колонку. Кошмар, такой случай представился, а тебе мешают потрахаться!       — Прости, чувак, я одолжила твоего партнёра, так что будь добр — свали в за-мх?!       — Залепи дуло, — мрачно рычит спикер, жёстко затыкая твой рот ладонью. А ладонь у него не маленькая. — Пока тебя не спрашивают — молчи и не высовывайся, мешок с костями.       Вантузмен гудит системами громче, мерцая в темноте синим индикатором, и красный спикермен «смотрит» на то, как тот двигает бёдрами и сминает мягкую кожу. Он «видит» все до тошноты хорошо, и сейчас он ненавидел свою систему эхолокации больше всего на свете.       Потому он «видит»: как стекает смазка по твоим ягодицам, как замкнутая на самой себе система интерфейса приняла дебильную по его мнению форму, как отчаянно ты закатываешь глаза от неожиданной грубости с его стороны, как стучит твоё жалкое сердце. Ему не нужны глаза или оптические датчики, звуки заменяют ему все. А сейчас этих звуков было хоть «жопой жуй», как выражались люди.       — Поц, ты отбил себе сенсорику. Сожжешь резисторы, дебила кусок. Да и какого хера, почему не попросил любого агента спутаться проводами? На крайняк к инженерам бы завалился, зачем все усложнять с этими… Органиками… — брезгливо заканчивает красный спикер.       — Дарк, блядь, ты присоединиться надумал или нотации почитать?! — с помехами возмущает камерамен, наконец-то поднимая на него взгляд.       Ты скулишь от двух идиотов, что решили выяснить свои отношения прямо сейчас. Дарк крепко вдавливает твою голову в стол, зажимая твой рот, а за его рукой ты почти ничего не видишь. Да и в принципе ничего не видишь — на улицу опустилась ночь. А два клоуна решили устроить ревнивые разборки. Точнее, решил то один, а второй охотно ведётся на скандал.       Спикермен стоит ещё немного, а после отпускает твоё лицо, круто разворачиваясь и спокойным шагом уходя вглубь по коридору.       — Ждать? — спрашивает он, и ты уже собираешься разразиться матами, как он вновь тебя перебивает. — Поторопись, любитель мясистых мешочков.       Ты ухмыляешься, думая над тем, что в следующий раз выскажешь этому нахалу все «от» и «до». В реальность тебя возвращает хлесткая пощёчина, что огнём разлилась по твоему лицу.       — Не лезь, куда тебя не просят, сука, — вибрирующие рычит Вантузмен, и тебя трясёт от неожиданности. Кажется, ты даже прикусила губу.       Боль за всплеском удовольствия не заметна, ты облизываешь губы, смотря на замершего камерамена.       Вантуз неожиданно пугается, что не смог сдержать свою силу — все-таки он бетон мог крошить кулаками. Но замирает, смотря на твоё поплывшее от удовольствия лицо, как ты прикусываешь нижнюю губу и хрипло шепчешь:       — Мы ебаться будем или нет?       Агент трескуче смеётся, рывком переворачивая тебя лицом в стол, и ты сама послушно приподнимаешь бёдра, пока он уже резче входит в тебя.       — Этого х-хотела, м? Гр-рязная схш-ш-ш… — последнее слово утонуло в скрежете систем.       Вантузмен не неженка, он грубо хватает тебя за волосы, надавливая другой ладонью на поясницу, и задаёт рваный темп, словно система выдаёт какую-то ошибку, от чего он сбивается с быстрого и глубокого ритма на тормознутые рывки. Ты можешь только хрипеть, ведь он заставляет тебя выгибаться практически до хруста в позвоночнике. Ты облизываешь пересохшие губы, прикусываешь внутреннюю сторону щек, смотря мутным взглядом в никуда. Шея натянута так сильно, что тебе даже больно дышать. С носа потекла кровь от перевозбуждения.       Ты мечтала об этом так долго, что сейчас просто едва сдерживаешься, чтобы не зарыдать от переполняющих тебя чувств. Камерамен бывалый солдат, он буквально был либо на фронте, либо в ремонтном цехе — иного не предусматривалось за исключением пары часов зарядки. Его корпус пересобранный несколько раз, укреплённый настолько, насколько не укрепляют даже больших агентов, и его металлические бёдра стукаются с твоими ягодицами — клянусь, ты не сможешь сидеть на своей жопе как минимум неделю. Не только из-за отбитой задницы, но и из-за того, что этот псих трахает тебя как отбойный молоток: резко, грубо, с «чувством». Чувством поскорее довести друг друга до пика, потому что его система полыхает красным и вопит о перегреве.       Вантузмен трещит статикой, перемещая ладонь с поясницы на твою талию, сжимая ту до болезненного писка. Инфо-кабеля и приёмные каналы всюду усыпаны чувствительной сенсорикой, заставляя вздрагивать при обычном обмене энергии, а тут и вовсе замкнутые сами на себе и погружённые в тёплое и влажное нутро. Камерамен лишь надеется, что его не торкнет где-то внутри тебя, все-таки директива «не вредить человеку» стоит у него в приоритете.       Поэтому, когда Вантузмен наклоняется к тебе, хватая тебя за горло, и ставит тебя прямо, насаживая на сплетение своих проводов, ты почти кричишь хрипом, а твоих ушей касается механический шелест скрипящего вокодера:       — Озабоч-ченная с-сука, до чего же ты мен-ня довел-ла… — горячий корпус камеры стукается об твой вспотевший прохладный висок. — Зак-канчивай уж-же, блядь…       Голосовой модуль у него сбоил, конечно, по страшному, в добавок ко всему он издавал жуткий скрежет, и назвать это сексуальным было определённо невозможно. Но твои зрачки расширяются, и ты трясешься в оглушительно грязном оргазме, утопая в бесконечных помехах в своей голове.       Красный спикермен сидел на бачке унитаза, пытаясь отвлечься на все, что угодно: трещины в керамике, покореженные автомобили, сухие ветки сломленного дерева. Но вместо этого он ясно «видел», как его горе-придурок жжет собственную систему, потакая прихоти и похоти бесполезного куска органики. От колонки с красной подсветкой раздалась тихая и угрожающая всему живому вибрация.       Тебя бесцеремонно отпускают, и ты просто падаешь грудью на стол, неприятно стукаясь носом об столешницу. Кровь размазана по подбородку, и ты все ещё пытаешься прийти в себя, не сразу осознавая себя во времени и пространстве.       Вантузмен перегрелся, корпус камеры кажется ему раскалённым словно огонь, хотя система регистрирует некритичное повышение температуры и…       — Сук-кин сын, как в воду гляд-дел, — проскрипел он, недовольно отмечая сгоревшие к чертям резисторы, более чем половину из комплектации.       Ты что-то нечленораздельно булькаешь, дрожащими пальцами натягивая штаны с нижним бельём. Твоя следующая миссия — душ и сон.       — Куда с-с-собр-ралась? — доносится тебе в спину, когда ты подбираешь автомат с пола. — Необходимо дост-хвить… тебя в ш-ш-штаб, а там уже перебр-р-росить в укрыт-хие к людям.       Ты смотришь на него через плечо: он странно кренится на бок, опираясь на столешницу. В темноте словно маяк истерично мерцает голубой диод.       — Не-а, — кривишь ты губы в ухмылке, вскидывая автомат. — Пошёл нахуй.       Дарк даже не дрогнул, когда в тишине ночи прогремел выстрел.