Внимание! Агент заметил вас.

      Большой ТВмен.       Ты отупело смотришь на своего начальника, думая о том, что наверное все-таки задремала за рабочим столом. Иначе как объяснить, что ситуация сейчас — тотальный бред?       — А? — вырывается из тебя, ты по прежнему стоишь перед присевшим на колено большим ТВменом.       Надо сказать, видеть его сидящем таким образом странно — не вяжется у тебя в голове его статный интеллигентный образ с позой, где рука вальяжно перекинула через бедро. Словно шпана с улицы.       — Ты, — вновь говорит он, по прежнему гулко, но уже без шифра, — Симпатизируешь мне.       Тебе кажется, что в ушах зазвенело что-то противное и знакомое. Смотришь на него бесконечно тупым и озадаченным взглядом. Тебе кажется, что он сейчас полностью усомнится в твоей разумности, но это не то, что должно волновать на данный момент.       Что делать-то?       Ты облизываешь разом пересохшие губы, нервно одергивая края рубашки. ТВмен не шевелится, лишь шумит помехами экрана, и ты мечтала свалиться в обморок.       Ну где твой сон, который так любит приходить в самый неожиданный момент?! Может быть ты правда спишь?       Щипаешь себя, тут же дергаясь и тихо охая от жжения. Видимо не сон.       — Почему? — спрашиваешь ты прежде, чем подумала о смысле своего вопроса.       Большой ТВмен словно напрягся: ты слышишь, как громче что-то загудело внутри робота, и невольно думаешь о том, что вопрос мог ему показаться оскорбительным.       — Не знаю, — отвечает начальник, слегка наклоняясь вперёд. — Просто подумал, что хочу быть ближе.       Ты готова повоевать за самый красный цвет кожи в мире, ведь у тебя вспыхнули даже уши с шеей. Вот он, в отличии от тебя, подумал об этом. А ты?       Ты задумываешься, рассматривая ТВмена в ответ пристальным взглядом прищуренных глаз. Ну…       Он высокий. Нет, не правильно: он ОГРОМНЫЙ. Огромный робот, с экраном вместо головы, с невероятно тонкой «шеей» — как она все ещё не переломилась?! Ты можешь спокойно лечь на его руку. И он тебя удержит. Да он тебя удержит даже пальцем!       Он внимательный начальник, который на удивление умеет орать, даже матами. Он аккуратный и заботливый, если его «обеспокоенность» твоей сонливостью можно обозвать заботой. У него приятный тембр голоса, и он всегда тебе помогает.       Но разве любить нужно за что-то?       Ты не знаешь, что именно к нему чувствуешь, боишься пересудов среди людей — роботы, кажется, вообще лояльны ко всему, что происходит в штабе. Может рискнуть и попробовать?..       — Не знаю, что вам ответить, Господин Раут…       Ты мнешься, опуская взгляд в пол. Пока большой ТВмен пальцем не цепляет твой подбородок, вынуждая поднять взгляд обратно.       — Я не тороплю. И не требую взаимности.       Звучит до чёртиков правильно — ты когда-нибудь встречала таких мужчин среди человечества? Когда он отпускает твоё лицо, ты хватаешь его за палец прежде, чем обдумываешь правильность своего ответа.       — Дайте мне время присмотреться к вам, Господин Раут.       Он замирает, в комнате лишь сильнее растекается его шум помех. А после телевизор слегка качается, и ТВмен аккуратно перехватывает твою крохотную ладошку.       — Просто Раут, — его голос падает практически до шёпота, смешиваясь с помехами.       Большой Камерамен.       Ты неспешно шагаешь по тёмному коридору, спиной практически физически ощущая чужой взгляд. Большой камерамен вызвался тебя проводить, не дав даже ответить на его вопрос.       Вы шли молча, уже прокатившись в кошмарном лифте, и направлялись в твою комнату. Не то чтобы он не знал, где ты спишь, ему просто хотелось убедиться в твоей безопасности. Ты сильнее кутаешься в чужой пиджак — ОН ОГРОМНЫЙ, — и совершенно не хочешь, чтобы ваш путь заканчивался. Сказать в слух тяжелее, чем обдумывать это перед сном.       Ну, если быть честной: ты бы ни за что не призналась первой.       Поэтому когда вы все-таки доходите до твоей комнаты, он уже собирается попрощаться и уйти, как ты хватаешь его за руку, втягивая за собой в темноту комнаты. Выключатель где-то сбоку и сейчас до него не дотянутся — плевать. Ты поднимаешь голову, смотря приблизительно в его объектив, рядом с ним мигает индикатор.       Индикатор смещается в сторону — скорее всего он наклонил камеру на бок, пытливо рассматривая тебя в темноте. Когда тебя не видят признаться легче, но у этих роботов есть ночное виденье. Ты мнешься, сильнее запахивая его пиджак.       Большой камерамен молчит, стоит неподвижно — слышен лишь гул внутренних систем. Выжидает. Ты тоже замерла истуканом перед ним, не в силах открыть свой рот и сказать то, что нужно. И свет включать все равно не спешила. Да пропади оно все!       — Ты тоже мне нравишься, Кай.       Ты шепчешь в собственной комнате, словно боишься что у стен тоже есть уши. В темноте не разобрать, что сейчас с камераменом, да и тишина просто сожрала все звуки. А после ты слышишь шорох ткани и лёгкий скрип механизмов.       Большой камерамен наклонился, мягко прижимая тебя к себе. Ты хочешь его обнять в ответ, но вспоминаешь что на тебе порванная рубашка и ещё слишком рано обжиматься в нижнем бельё. Фыркаешь от смеха куда-то в его грудь.       Сказать было сложно. За то теперь будет легче.       Большой и средний спикермены.       Ситуация набирает такой оборот, что у тебя ни одной приличной мысли в голове не осталось.       Спикеры, казалось, не спешат. Вибрирующие тела ещё пол беды, прикосновения к спине, бокам, и коленям вызывают сухость во рту от… предвкушения?       — Нет… — хрипишь ты, упираясь ладонями в плечи Милашки, отталкиваясь от ладони Задиры. — Нет, так не пойдёт.       Комната наполнилась непонятным тебе гудением — на недовольство было не похоже, но и идентифицировать это иначе ты не могла. Ладони с колен мягко коснулись твоих запястий, в то время как по спине опять пробежался палец.       — И прекратите вибрировать, — сдавленно мямлишь, опуская взгляд вниз, рассматривая черноту. — Вас двое, а я не собираюсь выбирать.       Ты правда не могла выбирать: не хотелось тебе, чтобы они поругались из-за тебя, или вовсе начали делить. Комната на короткий миг погрузилась в звенящую тишину, а после ладонь Милашки аккуратно коснулась твоего лица, погладила щеку. Задира подтащил вас ближе к себе.       — Не нужно выбирать, — хором гудят они, и тебе кажется, что они стали вибрировать ещё сильнее, чем до этого.       Ты дергаешься, после чего закрываешь глаза, расслабляясь и откидываясь на крупную ладонь, лицом сильнее прижимаясь к ласкающей руке. Спикеры расценили это за согласие.       Камерамен.       Ты смотришь на ваши сцепленные ладони, едва дыша от ощущения его близости. Учёный стоит так близко, что одно неловкое движение — и вы в объятиях.       Облизывая свои пересохшие губы, ты слегка сжимаешь его пальцы в ответ, чувствуя как корпус его камеры все-таки упирается в твою макушку.       — Вы поэтому смотрели, сэр Аллен? — тихо спрашиваешь ты, стараясь не защищать от восторга.       Подумать только — не у тебя одной крыша усвистала в далекое-безумное! Камерамен словно смелеет, вторая ладонь ложится на твою талию, слегка сжимая бок — бережно, словно не желал чтобы ты отстранилась. А ты и не собиралась.       Он ничего не отвечает, и ты просто шагаешь назад, упираясь спиной в его слегка вибрирующую грудь. Сплетённые между собой руки ты ведешь к груди, и он обнимает тебя, спуская камеру куда-то на бок. Ты чувствуешь щекой ее тёплый корпус и слышишь лёгкое жужжание.       — Вы понравились мне с первого дня, — продолжаешь говорить ты тихо, как вдруг его ладонь расцепляется с твоими пальцами, и он прикрывает твой рот.       Вы погружаетесь в приятную тишину, и ты просто разворачиваешься, обнимая камерамена в ответ. Твои ладони скользят по его белому пиджаку вверх, замирая около лопаток, в то время как он мягко притягивает тебя к себе за талию, довольно загудев.       Вам не нужны слова. Все и так понятно.       ТВмен.       Подумать только — это жужево сбежало… Вывалило на тебя свои непонятные чувства и свалило в закат!       Ночь стала для тебя бессонным адом, и ты смогла уснуть лишь ближе к утру. Поэтому когда твои глаза разлепились, ты с ужасом увидела яркое солнце в узком проёме окна. Кажется, уже время к обеду.       Ты одеваешься лениво и не спеша — сегодня вроде как приём у медика, и ты стонешь от мыслей в поездке на лифте. Кажется, его ненавидят все в этом штабе.       Вокруг до тебя нет никому дела, все увлечены своими заботами, и ты в каком-то коматозном состоянии доходишь до лифта, прокатываешься на нём почти в самые нижние этажи штаба, и лениво плетешься в медпункт.       Дверь со скрипом открывается, и ты заходишь в светлое просторное помещение, которое пахнет медикаментами, от чего ты неосознанно кривишься.       — Есть тут кто? — спрашиваешь ты, проходя внутрь, и никого не находя.       Медпункт был пустым и открытым, что само по себе странно — обычно его закрывали. Быть может, медик занят в другом кабинете?       Пройти дальше тебе не дают: кто-то хватает тебя за руку, от чего ты едва не пищишь.       — Сейчас обед, тут никого, — говорит ТВмен, и ты невольно вспоминаешь вчерашний вечер.       Лицо краснеет, пока он выводит тебя из медпункта, закрывая дверь.       — Что ты тут делаешь?       — Тебя ищу, — робот жмёт плечами, смотря на тебя шипящим экраном.       — Что, интересно стало, что отвечу на твой вчерашний концерт? — не удерживаешься от ехидства, но ТВмен не реагирует на это, продолжая держать тебя чуть выше локтя и смотреть долгим изучающим взглядом. — Сэр Каин, ты воистину…       Договорить ты не успеваешь: неожиданно он телепортирует вас в незнакомый для тебя кабинет. И опомниться он тоже не дает, слегка толкая тебя назад, от чего ты невольно падаешь задницей на какую-то тумбу.       — Мне не нужен твой ответ, — звучит он не то угрожающе, не то интригующе. — Лишер ойсв мас ай.       Экран мерцает, а после загорается синим оттенком.