Ты скучаешь?

      Тошнит. Перевернув голову, рвота выходит порционно, несколько раз, ритмично, сопровождается кашлем, стекающей на подушку слюной и головной болью. Данила хрипит, сдерживает новый поток и тяжело дышит. Виски горят, тело ломит. Запах в комнате странный, кислый и горький, витает вокруг него, мешается с запахом непереваренной еды и заставляет глаза слезиться.       Это настоящее проклятие.       Руслан влетает в комнату сразу же, падает рядом с ним и салфетками убирает комки со рта. Он выглядит обеспокоенно, но стойко держит себя в руках. — Как ты мог так заляпаться? — бурчит он. — Неужели ты так переживаешь из-за своего альбома, что даже не можешь нормально переварить пищу? — Альбома? — на выдохе спрашивает Данила. — Альбома, блять? — звук переходит в рычание, а после — в новый приступ рвоты.       Второй день его пребывания становится настоящим адом. Температура, головокружение. И Руслан. Он не отстаёт. Давит своим присутствием. Он окружает его таким знакомым запахом и прикосновениями, что эти отголоски прошлого заставляют утробно заныть. Потому что больно. Потому что он чувствует слабость и боль. Хочется проспать ещё пару часов. — Тебе нужен отдых, — говорит бывший друг и гладит его по взмокшим волосам.       Данила смотрит на него стеклянным взглядом, заворачивается в одеяло и говорит лишь одно: — Проветри.       Данила думал, что привыкнуть к такому дерьму невозможно. Но вот спать не на своей кровати уже не так плохо, а еда ничем не отличается от той, что он обычно покупает. За исключением приготовленной Русланом: она вкуснее. Он чувствует себя вялым и ленивым, не может подняться и его тело приходится придерживать рукой, чтобы он поел. Болезнь свалила его настолько, что пришлось просить антибиотики. Лишь бы стало легче. Станет, и он со всем разберётся.       Наверное, не так уж и плохо, что он заболел, пока кто-то есть рядом.       Пока рядом Руслан.       Эта бредовая мысль пробегает лишь раз и надолго не задерживается.       Он страдает от болезни долгие часы. Блюет, спит, ест, смотрит в пустой потолок, сжимает до треска зубы от жгучего непонимания и снова спит. Сном он закрывает абсолютно всё.       Уже на следующую неделю Данила громит всё. Лампу, стол, шкаф, пластинку с проигрывателем. Он не жалеет ни одну вещь в этой комнате, кроме кровати и унитаза. Тюбики с какой-то вкуснопахнущей штукой летят в стены, книги раскидывает на пол, отрывает дверцы от всего, где они есть.       Он заболел из-за нервов. Он это знает. Нервы и стресс. Как и обычно. Не из-за альбома, а из-за того, что он застрял хер знает где и не может им заниматься.       Его точно уже все обыскались, его точно ищут. Он не появлялся нигде больше недели, а значит уже привлекли полицию, и она объявила в розыск. Не может же человек просто так пропасть. Особенно если он — знаменитость. Наверное, ждут выкупа, да? А он будет? Чего вообще ждёт Руслан, кроме своего «ответа» непонятно на что. — Что ты делаешь? — Руслан звучит не так спокойно, как обычно.       Сгорбленный над очередным актом вандализма и крика о помощи, Данила не спешит поворачиваться. Он медленно выпрямляется, чувствует, как дрожит от лихорадки и адреналина, как трясутся его руки, как странно бьётся сердце, и только тогда смотрит на Руслана. — Выпусти меня, — говорит он хрипло. Приказывает. — Ты болен, — качает головой брюнет. — Болен? — слышится рык. — Чем, интересно? — У тебя маниакальный эпизод, Дань, — говорит таким жалостливым голосом, как в фильмах про наркоманов мамы говорят своим детям, что они — зависимые. — Ты что несёшь? — рычит Данила и буквально нападает на бывшего друга, впечатывая его спиной в дверь. — Я в ремиссии, придурошный. — Нет, Дань. Ты мнишь себя выше других, думаешь, что мир крутится вокруг тебя, исполняешь свои идеи, которые кажутся тебе «легендарными», «мировыми» и «единственными в своём роде», а если их не замечают или не оценивают «по достоинству», впадаешь в депрессию. Ты болен, понимаешь? — Руслан вздыхает, делает щенячьи сожалеющие глаза и касается рукой его щеки. — Но я помогу тебе.       Данила застывает. Руки начинают ходить ходуном, но он сжимает их вокруг чужой шеи, смотрит безумно и сжимает. Сжимает, сжимает, сжимает, пока не слышит хрип.       Нет, нельзя.       Иначе он не выберется отсюда.       Руслан удерживается на месте, хоть голова его и кружится. Он мягко улыбается и поддаётся вперёд, чтобы коснуться чужих губ. Мягко и нежно, без каких-либо сопутствующих действий. Просто прикосновение. Но Даня не понимает его, толкает обратно и с размаху бьёт в челюсть. Руслан не отключается, но стоит ударить его ещё пару раз, испачкать кровью и пробившимися слезами, как он закатывает глаза.       Но дышит.       Данила рвёт постельное на лоскутки, переносит Руслана к стулу, который сломал, вправляет стулу ножки и усаживает на него мужчину. Он связывает его, как был связан сам в первый день, и садится напротив на кровать.       Его до сих пор трясёт. Не могло такого случиться. Он… Нет. Это было так ужасно давно, что не могло выжить. Оно.

FlashBack

(Земфира — Прогулка)

      Концерт прошёл так хорошо: они разожгли толпу, заставили пропотеть от танцев несколько сотен человек, а потому решили хорошенько это отметить.       Они пьяны так сильно, что, не сдерживаясь, хохочут в коридоре отеля и заставляют какую-то женщину выйти из номера и шикнуть на них. Они извиняются, цепляются за плечи друг друга, толкаются и делают «тс» одновременно.       Они вообще часто делают одни и те же движения. — Придурок, — пытается в шепот Даня и его прижимают к стене, прямо под камерой. — Ты в щи. — На себя посмотри, идиот, — облизывается Руслан. — Ты ужасен. — Я?       Он замечает, что руки старшего по обе стороны от его головы. Смотрит в глаза. Даня пытается поправить волосы и качается, а Руслан поддерживает его за талию. — Ты… — Даня шепчет и чувствует дрожь по плечам до ног. — Блять, нет, что-то… странное.       Руслан сглатывает. Он тоже это чувствует. Их чувства так… похожи. Они так похожи. Как единое целое. — Я тоже, — качает головой и берёт за руку, чтобы быстро завести в номер. — Я тоже это чувствую.       Даня трёт глаза. Алкоголь начинает вызывать сонливость. — Я не понимаю, — качает головой, но Руслан несколько раз кивает и встаёт напротив, кладя руки на его щёки. — Ты же тоже… чувствуешь это, — с опаской, тихо, как тайну, которую никто не должен услышать в их номере на двоих.       Даня не понимает. Хмурится пьяно и пытается силой убрать чужие руки. — Ты что несёшь? — бурчит он и его хватают за щёки снова. — Нет, Дань, ты не понимаешь… Ты же… Мы… — Руслан пыхтит, не может объяснить, а потому быстро тянется вперёд, считая, что действия скажут всё за него, поцелуй скажет всё за него.       Губы у Дани мягкие, но искусанные и с привкусом терпкого алкоголя. Никакого сопротивления. Нежное движение. Ответ. Руслан двигает его ближе, шире открывает рот, захватывает губы, лижет языком и начинает ускоряться. Они не успевают сделать вдох, переходя на быстрый, расторопный темп. Задыхаются, но продолжают остервенело целоваться. Руслан переносит руку на заднюю сторону шею, а другую — на пояс штанов. Он пробирается пальцами под них, но его резко толкают в грудь. — Что ты творишь?! — вскрикивает Даня и тяжело дышит. Он вытирает губы тыльной стороной руки и тяжело сглатывает ком в горле. — Ненормальный.       Даня быстро хватает телефон, выпавший на пол, и выбегает из номера.

END FlashBack

      Воспоминание кажется чужеродным, старым и пыльным. Будто не его оно вовсе, так давно это было. Зачесав волосы, Данила неровно выдыхает и смотрит на Руслана, находящегося всё ещё в отключке. Неужели тогда это и началось? Неужели… Руслан в него влюблён? Но он и слова не говорил о такой любви. Никогда. Только братская, дружеская, какая у них и была. Никакого гейства. Бред какой-то, полный бред.       Да, целовались пару раз пьяные.       Но это никогда ничего не значило, было вдали от других и оставалось тайной. Они никогда об этом не говорили.

— Это ты сделал это.

— Сделал что?

— Ты знаешь.

      Это «ты знаешь» звучало редко и каждый раз заставляло голову разболеться.       Руслан начинает приходить в себя, открывает потихоньку глаза, но Данила не шевелится, лишь наклоняется чуть-чуть вперёд. Это не тот человек, которого он знал. Он будет повторять это снова и снова, пока эта истина не пробьётся сквозь ностальгию. — Где ключ? — спрашивает рыжий. — Где ключ от этой чёртовой двери?       Молчит. Или потому, что его тошнит и голова кружится, или потому, что говорить не хочет. Данила поднимается, чтобы подойти ближе и схватить за подбородок. Заставляет посмотреть на себя. Карие светлые глаза, короткие тёмные волосы, сломанный нос… Всё лицо в высохшей запекшейся крови от его ударов.       Они дрались раньше, дрались часто, но видеть это лицо снова заставляет сердце сильно сжаться. — Зачем тебе это, Руслан? — шепчет Даня. Его Даня. Это его голос. Мальчишечьи, мягкий, звонкий. Руслан поднимает глаза. — Всё же было хорошо. И у тебя, и у меня. Да, мы не общались, но нам ведь больше это и не было нужно: ссоры и недопонимания не давали нам двигаться дальше. — Но мы до сих пор идём в одном направлении, — с надеждой и трепетом говорит Руслан так, будто хранил эту истину несколько лет.       Так и есть.       Это его истина. — Даня, — шепчет Руслан. Он расслаблен, даже не пытается выбраться, — останься со мной, прошу… — Дай мне ключ, — в тон, тихо. — В кармане, — отвечает он, а глаза его блестят так, как блестели тогда, в том самом совместном туре.       Данила забирается пальцами в карман штанов и достаёт небольшой ключик. — Это ключ от моего сердца, — говорит Руслан, и Данила замирает.       Он смотрит на дверь ещё раз. Кодовый замок. Блять, он идиот. Он подходит ближе к нему, не смотрит назад и дышит тяжелее. Блять.       17.10.18.       Первый концерт тура, Красноярск. Тур — Splatter House.       Дверь открывается. За ней — такая же.       Он шерудит в ней ключом, но он к ней не подходит. — Останься со мной здесь, Дань. — Говори, как её открыть, — рычит Данила и возвращается, хватая мужчину за ворот футболки. — Говори, сволочь.       Руслан почему-то начинает плакать. Его глаза наполняются солёной водой так быстро, что это заставляет растеряться. — Ты скучал, Дань? — рыдает он и всхлипывает носом, начиная задыхаться. — Скучал по мне? Скучал?       Данила застывает. Он… Он… Что? — А я скучал, Даня, — снова всхлип. — Скучал по нашим прогулкам, по видео, по клипам, по тусовкам, по барам, по отелям, скучал по… пьяным поцелуям, — он поднимает глаза и кусает губу.       Как щенок. Как побитый щенок.       Данила не может видеть его слёзы. Подходит быстро вплотную и обнимает, развязывает его руки как-то спешно и успокаивает, гладя по спине, даёт обнять в ответ. — Я… Я… — Ты скучал? — снова этот же вопрос. — Я… Да.       Руслан подрывается со стула и обнимает его, зарываясь носом в изгиб шеи и делая его мокрым. — Я знал… Я всегда это знал…       Данила выглядит рассеянным. — И ты теперь выпустишь меня, да? — спрашивает он неуверенно. — А зачем? Давай купим домик где-нибудь у моря под Краснодаром, уедем отсюда и всегда будем вместе, Дань. — Да что ты, чёрт возьми, несёшь?! — снова толчок, снова жар, снова непонимание. — Ты — больной! Не я, не я больной, а ты и только ты, Тушенцов. Выпусти меня, и я всё забуду, — умоляет он. — Я открою, открою… — Руслан ловит его прикосновения и целует руку. Мерзко. — Только дай мне минутку.       Данила расслабляется всего на секунду, отворачивается, чтобы посмотреть на лужицу крови под Русланом и слышит щелчок.       Дверь закрылась.