Легенда о блудном сыне

             Вниз продолжают спускаться разные грешники, они, вместе со своими грехами, приносят в Преисподнею новые идеи, новые технологии и новые правила. Каждый из них жаден до власти, но единственным способом подняться к вершине остаётся убийство властвующего Повелителя. Так, в рядах правящих смерть — не столь неожиданный конец. Годы идут, стираются из памяти живущих кровожадные маньяки и крупные наркобароны, разномастные насильники и прочие мерзавцы, прорывшие себе путь в Повелители, а Зэстиал всё так же восседает на троне за несокрушимыми стенами замка, что воздвигнут был из камней черней всякой ночи.       И дело было не в том, что ни один из когда-либо живших тварей не захотел сбить его с уютного местечка. Просто все был наслышаны о его любви к хлещущим кровью играм. Когда очередной грешник, возомнив себя сильнейшим, облизывался на территорию пожилого Повелителя, Зэстиал вытаскивал из-под его ног шелковистый ковер и с по-настоящему садисткой ухмылкой наблюдал за падением того смелого Лорда в глубокие недра адской бездны. Хотя с одним юным Повелителем тот обошёлся весьма милосердно…       Кармилла.       От этого имени мёртвое сердце пропускает тяжёлый удар, обжигает внезапным теплом душу старика, заледеневшего во времени.       Первая их встреча произошла далеко не случайным образом: Зэстиал пригласил «подающего надежды» Повелителя к себе на вечерний ужин. По обыкновению он ждал вооружённого до зубов грешника, что попробует совершить убийство старого Лорда, но у двери тот встретил молчаливую женщину, у которой из всего холодного оружия был лишь её острый взгляд. Несколько слов молодой госпожи навсегда изменили последующие годы заскучавшего Повелителя.       — Что Вы можете мне предложить? Ещё совсем молодой и неопытный Повелитель, у Вас нет ни влияния, ни достаточного количества душ. У Вас нет ни-че-го, что могло бы меня заинтересовать, мисс Кармайн.       Признаться, мало что могло заинтересовать его в тот момент. Он слишком часто встречал таких, как она: совсем зелёных, впечатлительных, стремящихся ко всему и сразу, желающих попросту найти смысл существования…       — Осмелюсь не согласиться с вами, Лорд Зэстиал. У меня есть кое-что, что могло бы заменить Вам любые драгоценности Ада.       — Не играйтесь со мной. Я осведомлён о Вашем ангельском оружии.       — Я и не заикалась о нём.        Эта леди, безусловно, была высокого мнения о себе. Такая стойкость была похвальной, но гнев, застеливший тогда глаза Повелителя Теней, не позволил разглядеть столь ценные качества. В конце концов, он сделал правильный выбор.       — И что же равноценно моим богатствам?       — Я предлагаю Вам свою верность. Дружбу.       — Дружбу?       Сказать, что Зэстиал был удивлён, — это ничего не сказать. Но он подписал контракт. Раньше он считал, что ему не нужна была чья-то верность, что он был слишком богат и влиятелен для «дружбы» с кем-то… Сейчас же он мог сказать, что эта дружба и вправду заменила ему все несметные богатства Ада.       Пожилой демон тихо усмехнулся. На секунду показалось, будто от воспоминаний в мёрзлой груди вспыхнуло живое пламя, будто безумие, имевшее привычку брать контроль над его телом, стихло. Он повертел в руках серебряный кубок с вином на дне. «Только показалось,» — скучающе выдохнул он. Зэстиал расположился в кресле с узорчатой спинкой из кожи очередного редкого животного, родившегося в Аду. Перекинув одну ногу через другую, тот обратил своё внимание на потолок, которого, между прочим, не было видно за тем полумраком, что перебивался лишь несколькими разбросанными по комнате свечами.       Его второй личный кабинет был завален множеством вещей, начиная от безобидного стенда с заколотыми пауками разных видов и заканчивая умирающими от его яда грешниками на шёлковой паутине, свисающими с потолка, будто изощрённая люстра. Эта часть дальней башни была окутана не одним десятком оберегающих заклинаний. Войти в этот кабинет — войти в его голову, в его мысли и воспоминания.       Зэстиал лениво поднялся, обвёл глазами массивную каменную плиту с оборудованной на ней картой кольца Гордости, его худощавые пальцы — достаточно сильные, чтобы выпотрошить любого, кто осмелиться взглянуть на него, — прошлись по отмеченной территории Ви. Его глаза на мгновение сузились, злость растеклась по внутренностям, и он невольно расцарапал уменьшенную версию их башни. Жалкие.       Старый Повелитель прошёл дальше, его руки медленно прикасались к предметам, несущим с собой историю его прошлых лет. Тяжёлые крылья следовали за владельцем, словно мантия. Лишь их тихий шелест и, возможно, болезненные хрипы раздавались в этом громадном помещении.       Древнейший Повелитель подошёл к мраморной статуе, высеченной им же и высотой сравнимая лишь с его собственной. Он нежно пригладил щеку скульптуры. Его ладонь скользнула вниз, по её оголённой шее к сильному плечу. «Ах, дорогая Кармилла,» — он влюблённо рассматривал мраморные руки, сжимавшие рукоять ангельского копья. — «Лишь тебе принадлежит моё сердце». Вблизи на небольшой тумбочке стояли две фигуры, выполненные из чистейшего хрусталя, которые он выплавил в Хэллоуин. Первая статуэтка держала в руках толстый манускрипт, её волосы, собранные в хвост, отливали мягким золотом на свету. Другая опиралась на топор, рукоятью воткнутый в землю, её локоны, похожие на облака, отражались жемчужным переливом.       Лорд Морде повернул голову к ближайшей стене, добрую половину которой занимала картина, написанная его рукой. Женщина в гробу, окружённая бархатной подкладкой цвета адского небосвода, держала в своих руках букет аконита. Её белоснежные волосы, слегка тронутые чернотой, были небрежно раскиданы вокруг, а на ней — лиловое платье с покатыми рукавами, расшитые кружевом, и наброшенная на плечи шаль.       Он помнил тот вечер, словно всё произошло вчера. Приглашение на бал от семьи Элдрич, её лёгкое платьице и распущенные снежные волосы. Тогда он перестал замечать других: её силуэт был выжжен на его зрачках. Сияние редких звёзд в безоблачной ночи опьяняло не хуже бутылочки его лучшего вина. А может в этом была виновата демонесса, что тянула его за собой в одну из гостевых комнат. Зэстиал пригладил на картине бедро в лиловом одеянии. Он до сих пор помнил жар её тела, что чувствовался сквозь эту ткань.              Зэстиал захлопнул дверь, любезно наложив магические оковы. Никто не побеспокоит их. Он прошёл вперёд, с нежностью разглядывая женский силуэт при свете луны.       — Дорогая, — тяжело выдохнул тот, не в силах передать разгоревшуюся в его душе пожаром любовь.       Она повернулась к нему с хитрой ухмылкой. Демон обвил её гибкий стан и рывком притянул к себе. Кармайн удивлённо охнула, но ничего против не сказала, потому тот продолжил оглаживать руками манящие изгибы её тела. Она уткнулась лицом в его грудь и тихо мурлыкала от удовольствия. В один момент она, потеряв над собою контроль, грубо притянула его за отворот вечернего фрака и впилась губами в его. Лорд Морде прижал к себе женское тело так близко, насколько позволяла её пышная юбка. Когда воздух в лёгких окончательно закончился, они отдалили друг от друга лица.       — Я помню море пред грозою: Как я завидовал волнам, Бегущим бурной чередою, С любовью лечь к твоим ногам, — он склонился к её уху и зашептал, сжимая в своей руке её.       — На дворе 1881 год, а ты разговариваешь стихами, — усмехнулась Леди Кармайн.       — Как я желал тогда с волнами Коснуться милых ног устами, — пророкотал Зэстиал, призрачными поцелуями одаривая лебединую шею. — Нет, никогда средь пылких дней Кипящей младости моей Я не желал с таким мученьем, Лобзать уста младых Армид, — Кармилла с наслаждентем слушала его бархатный голос, прикрыв глаза, вцепившись в плечи.       — Да… — могла лишь выдохнуть она, сгорая от нетерпения.       — Иль розы пламенных ланит, Иль перси, полные томленьем, — он добрался до ключиц, за которыми следовали две приятные окружности, вздымающиеся с каждым её вздохом. — Нет, никогда порыв страстей, Так не терзал души моей…       Демонесса ответила ему низким, полным желания стоном.       Зэстиал вспоминал ту волшебную ночь с теплотой. Тогда, в чужом особняке, на незнакомой земле, они воистину дали волю пылавшим в их сердцах чувствам. Ах, сколь сладким было вино в тот вечер.       — Иль не вино это было вовсе, — с огоньком в глазах усмехнулся Морде.       В дни безумия такие яркие воспоминания заставляли его не терять свой разум, помогали утонуть в простых мирских заботах, не погружаясь в недры своей греховной души. Семейство Кармайн было для него якорем в безбрежном море, который удержит его даже в самую страшную бурю.       Многие пожилые Лорды на склоне своих злобных деяний покорялись влиянию Адской бездны, отдавались в руки первобытному безумию, их захлёстывали волны жадности, лени, похоти, голода, зависти, гордыни и гнева, они предавались самым низменным желаниям, ибо… Как можно остаться в здравом рассудке, прожив свыше трёхста лет в Аду? Никак. Все сходят с ума, даже самые стойкие демоны.       Признаться, именно благодаря такому стечению обстоятельств Зэстиал и получил свою первую горсточку душ. Как давно это было…       Клементина Вольфганг — весьма эксцентричная и непостоянная особа, прожившая в Аду своё четвёртое столетие — тогда взяла его под своё крыло. Щупальце, если быть точнее: нижняя часть её тела была сродни громадному осьминогу. Она к концу своих лет полюбила брать души за неотгаданные загадки. Герцогиня Вольфганг часто устраивала балы, на которых многие богачи играли в эту незамысловатую игру, суть её состояла в том, чтобы два игрока выставили на «поплавок», как тогда выражались Гоэтии, несколько своих душ, первый смельчак загадывал три загадки, и, если противник отгадывал, то все души забирал он, если нет — можно было на свой риск и страх согласиться на второй раунд, где загадки задавал противник. Нелепый способ потерять голову. На одном из таких званых вечеров герцогиня смеха ради вызвала к себе простого лакея — нетрудно догадаться, кем он оказался — и попросила задать ему три самых сложных вопроса, которые тот сможет придумать.       И тот начал:       — Что есть свобода?       Клементина ядовито усмехнулась, довольная своими великими знаниями.       — Право жить, грешить, существовать по собственному выбору.       Сидевшие с ней за одним столом аристократы восторженно зашептались.       — А что есть грех? — продолжил лакей, стоя прямо, и даже так не выглядя настолько грозно и величественно, как дама перед ним.       — То, чего люди одновременно желают и боятся больше всего.       Ответ вновь засчитался. Совсем немного — и он бы расстался со своими накоплениями, однако последний вопрос заставил старую герцогиню отдать ему должное.       — А знаете ли вы, что есть материнская любовь?       Никогда ещё в бальном зале Клементины Вольфганг не было так тихо. Казалось, будто сам Ад замер, прислушавшись к вопросу обыкновенного слуги. В тот вечер Зэстиал познал радость победы ценой постоянного места заработка: его выгнали из особняка Вольфганг, очернив грязными слухами, но ни это, ни бедность, последовавшая вдогон, ни голод, ни страх не смогли заставить молодого Зэстиала забыть о том чудном мгновении, когда трость власти передалась в его руки на глазах стольких высоко задравших свои головы богачей. Чудные мгновения, чудные…       В конце концов, он выбрался из низов общества. Зэстиал, прожаренный горьким опытом, решил действовать в одиночку. На балу в честь рождения нового Принца Гоэтии он познакомился с несколькими важными господами: Сеир — могущественный принц под протекцией самого Амаимона, из-за схожести в характерах он и Зэстиал вмиг стали союзниками; Магистр Наберий, проживший всю жизнь в Аду, имеет возможность в облике человека ходить по людской Земле, эта способность, безусловно, заставила Морде заинтересоваться чёрным журавлём-астрономом; Паймон, в честь сына которого и устроили весь этот фарс, тоже стал ценным знакомством, ведь был наследником трона после сварливого Загана. Он был гордостью своей семьи: зачал столько детей, что одному лишь Дьяволу и сосчитать, измучал стольких своих братьев, что никто боле не желал претендовать на трон. Один лишь Малфас, его первый младший брат, не боялся показывать Паймону своё недовольство. Впрочем, тот тоже вошёл в список полезных знакомств, вот только… хотя, это не так уж и важно, всё давно было забыто по контракту, к счастью самого Морде.       «Эх, родные прерии» — сказал бы пожилой Повелитель, если б не ненавидел свою земную жизнь при Королевском дворе.