Цена молчания

Кабинет Руслана напоминал подвал — мрачное, сырое помещение, где каждый звук гулко отдавался от стен. Единственная лампочка под потолком рассеивала густую тьму, но не приносила тепла. Илья сидел на жестком, скрипящем стуле, прислонившись к ненадежной спинке, словно искал опору в бездушном дереве. Его лицо, когда-то пышащее жизнью и энергией, теперь было изможденным, с синяками под глазами — следами бессонных ночей, полные мучительных раздумий. Напротив него, за длинным столом, восседал Руслан. Его облик, казалось, вырезан из гранита — жесткий, угловатый, без единой мягкой черты. Тот теперь смотрел с презрением на уже бывшего товарища. Молчание в комнате было напряженным и звенящим, как натянутая струна, готовая лопнуть в любую секунду. Наконец, Руслан первым нарушил тишину, его голос прозвучал ровно и бесстрастно: — Действительно хочешь закончить так? — он поднял со стола папку и потряс ее, потрепанные края книжки зашелестели, — остаться в истории предателем страны. Военно-фашистский заговор против кого, Илья? Твои враги на другой стороне. — Ты прекрасно знаешь, что я не делал этого. Дело сфабриковано. — Сомневаешься в нашем начальстве? — Сомневаюсь, — твердо ответил Коряков, поднимая уверенный взгляд. — Много на себя берете, Илья Иванович, слишком мелкая сошка для системы, чтобы идти той наперекор, — Руслан усмехнулся. Глаза, когда-то полные товарищеской теплоты, теперь недобро сверкали. Илья непонимающе обвел взглядом его надменное выражение лица. — Ты действительно не видишь, во что они превратили нашу страну? Построили тюрьму, где инакомыслие карается как государственное преступление, где человеческая личность не стоит ничего, где единственная правда - это правда партии, — его голос почти срывался на крик, в котором смешались боль и разочарование, — и за это мы боролись? Разве мы мечтали о мире, где люди живут в страхе и подчинении? — Мы мечтали о мире свободном от эксплуатации и неравенства, — проговорил Руслан, — но для этого нужно искоренить врагов, предателей, всех, кто встает у нас на пути. И ты, к сожалению, оказался одним из них. — Я не виновен! — Илья дернулся на стуле, — я выступал против репрессий, я писал о них, о человеческой душе, о том, что меня волновало, но разве это преступление? Разве это повод для того, чтобы лишать человека его прав, достоинства, жизни? — Твои тексты – это антисоветская деятельность, яд, который отравляет наших граждан. Ты сеешь сомнения и подрываешь устои нашего общества, — раздраженно проговорил следователь. — А разве мы не должны сомневаться? — голос звучал с вызовом, — или ты считаешь, что люди обязаны принимать все на веру и бояться мыслить? Руслан поднялся со стула и медленно подошел к Илье, черная тень следователя нависла над ним. — Сейчас не время для таких заявлений, — произнес он, глядя на него сверху вниз, — история идет вперед и она требует от нас подчинения и верности. — Они заливают нашу страну кровью, и прикрывают это высокими словами. Где здесь справедливость, человечность? — прошептал Илья, — ты же тоже был против этого. — Это необходимая чистка для ликвидации недоброжелателей, — Руслан смотрел на него твердым и немигающим взглядом, — она болезненна, да, но ради великой цели мы должны быть готовы на всё. — Ты слышишь себя? Руслан, ты читал меня, ты должен понять, что я хотел сказать и донести до людей… — Я понял только то, что твои идеи – это опасные заблуждения, Илья. Я понял, что свобода без границ – хаос, что справедливость без дисциплины – анархия. Мы были друзьями, но ты встал на пути нашей некогда общей цели. Твой единственный способ оправдать себя - признать вину. Коряков замолчал. Комната вновь погрузилась в тишину, прерываемая только тиканьем старых часов, которые, казалось, отсчитывали время до нового круга страданий. Тушенцов протянул руку: — Думаешь, молчание спасет твою шкуру? Это лишь отсрочит неизбежное. Сделай правильный выбор. Илья напоминал загнанного в угол зверя. Он упрямо отвернулся от раскрытой ладони: — Я не признаюсь в том, чего не совершал. Я не предам свои убеждения, даже если это будет стоить мне жизни. Руслан ухмыльнулся и сел на корточки. Теперь следователь был на одном зрительном уровне со своим товарищем. Пальцы резко схватили измученное лицо. — Посмотри на меня, — прошипел Руслан сквозь зубы, разворачивая в свою сторону чужое лицо, — мы ведь можем поступить по-хорошему. Скажи правду и всё закончится. — Правду? — Илья не сдержал грустный смешок, — вы ее уже давно похоронили вместе со своей совестью, Руслан Сергеевич. Тушенцов отдернул руку, будто обожженный, лицо исказилось от злости, но спустя мгновение вернулось к прежнему, холодному равнодушию. Он словно с концами отгородился от него быстро возведенной стеной безразличия, не желая слышать его доводы, не желая понимать его страдания. Сделав шаг назад, следователь посмотрел на Корякова, как на экспонат в музее, давно изученный и не представляющий никакого интереса. — Знаешь же, что все равно найдут способ сломить тебя, — губы скривились в подобие усмешки, от которой у Ильи похолодело внутри. Тоталитарная система расколола их крепкую дружбу, оставив лишь боль и разочарование. — Неужели и ты стал слепым инструментом в их руках?… — Достаточно, — нетерпеливо произнес Тушенцов, — твой выбор сделан. Следователь отвернулся и подошел к старому телефону, стоявшему на столе. Он поднял трубку, откуда раздались треск и щелчки. — Приведите конвой в кабинет номер семь. Да, заключенного вернуть на место, — с этими словами он положил трубку. Руслан не удостоил Илью даже взглядом. Просто вычеркнул его из своей жизни, словно те никогда и не были друзьями. Звук приближающихся шагов двух крепких мужчин за дверью — как символ последних гвоздей, которые Тушенцов забил в гроб их человеческих взаимоотношений. Корякова вывели под руки прибывшие охранники, оставив Руслана в тишине, которая казалась ему теперь еще больше угнетающей, чем прежде. За окном начинался новый день, но в стенах его служебного убежища время будто застыло, намертво слившись с унылой рутиной. Стол весь был завален стопками отчетов и досье. Руслан сидел, склонившись над очередным делом. Маска сосредоточенности на его лице не позволяла пробиться наружу ни одной эмоции. Тушенцов погрузился в лабиринт человеческих судеб, ища там ответы на вопросы, которые, казалось, никогда не закончатся. Дверь открылась без стука, и на пороге возник солдат — молодой, широкоплечий, с открытым и немного наивным лицом. Его форма была безупречно выглажена, но глаза выдавали внутреннее напряжение, словно он нес на себе груз неведомой миссии. Он стоял на пороге, не решаясь нарушить тишину, царившую в кабинете. Руслан поднял взгляд, едва заметно нахмурив брови. Все таки не любил, когда его отвлекали от работы, особенно без предварительного уведомления. — Я вас слушаю, — голос звучал спокойно, но в нем чувствовалось небольшое раздражение на неожиданный визит. Солдат вытянулся струной, взгляд теперь выражал почтительный трепет. — Товарищ капитан, — произнес он с едва заметной дрожью, — меня прислали из штаба. Вас вызывает к себе руководство ГРУ — Владимир Юрьевич и Владислав Станиславович. Руслан замер. Эти слова, казалось, повисли в воздухе. Он медленно откинулся на спинку кресла. Взгляд, прежде сосредоточенный на бумагах, теперь смотрел в пустоту. — Иванов и Калюка, значит, — проговорил он, словно пробуя на вкус эти имена, как дегустатор, оценивающий сорт вина. Это были имена, способные менять судьбы одной бумажкой. И именно они могли перевернуть кардинально всю жизнь Руслана. Тушенцов чувствовал, как нервозность берет верх над разумом. В голове проносились возможные варианты событий: повышение, поручение особо важного дела, или, что вызывало в нем наибольшее беспокойство… ложный донос? Он отмахнулся от мыслей и мельком взглянул на стопку дел, лежащих перед ним, те казались теперь такими незначительными по сравнению с тем, что ждало его впереди. — Когда? — Как можно скорее, товарищ капитан, — ответил солдат, — за вами прислали машину. Она ждет у входа. Руслан кивнул и взял фуражку со стола, поправив ее на голове. — Тогда в путь. Он вышел из кабинета, оставив за собой блеклый свет лампы и ворох нерешенных дел. Новый день наступил, но для Руслана он начался с ожидания и предчувствия чего-то важного. Раннее утро окутало Москву туманной дымкой, словно пряча ее тайны за полупрозрачной вуалью. Черная эмка с ревом мотора пробуждающегося зверя скользила по сонным улицам, унося Руслана в эпицентр его личной бури. Он крепко вцепился в край потертого сиденья, чувствуя, как бьется сердце, отстукивая нервный ритм в унисон с работой двигателя. В окне мелькали серые здания, а в окне отражалось его собственное встревоженное лицо. Сегодняшний вызов — это не просто плановая беседа, не очередной отчет о проделанной работе. Это, как Тушенцов чувствовал, нечто большее, судьбоносное. Владимир Иванов и Владислав Калюка. Имена, звучавшие как пароль для входа в опасный и еще неизведанный мир. Руслан слышал об этих двоих лишь отрывочные сведения и видел вскользь на партийных собраниях. Владимир — невысокий и полный, но при этом статный, с пронзительным взглядом, вызывал даже от короткой встречи меньше всего положительных эмоций, за счет его излишней серьезности. Черты лица были мягкими, а каждое движение излучало уверенность, граничащую с надменностью. Владислав же был полной противоположностью. Он — худощавый и подвижный, с острым оскалом, казался более открытым и доступным, но Руслан подозревал, что за этой приветливостью скрывается хладнокровие и безжалостность. Ему было известно, что в обществе их называли «Молодая гвардия», ведь им обоим не было и тридцати, но их авторитет и влияние были неоспоримы. Наконец, машина плавно остановилась, чем прервала дальнейшие размышления. Руслан вышел из нее и перед ним предстало величественное здание штаба, неприступная крепость, стоящая на страже государственных интересов. Он без сомнений вошел в здание. Внутри, в просторном холле, было тихо, лишь эхо его шагов разносилось под высокими сводами. Руслан прошел мимо дежурного, чей взгляд скользнул по нему безразлично, и поднялся по широкой лестнице. Остановившись у массивной двери глубоко вздохнул и постучал. Войдя в просторный и светлый кабинет он увидел тех, кого так долго мысленно представлял. Владимир Юрьевич сидел за столом, склонившись над картой, а Владислав стоял у окна, всматриваясь в утренний город. — Вот и Руслан Сергеевич, — произнес Иванов, поднимая на него пронзительный взгляд, — присаживайтесь. Калюка повернулся, одарив Тушенцова легкой улыбкой: — Рады видеть вас. Мы внимательно следили за вашей работой. Руслан сел, чувствуя себя словно под микроскопом. — Ваши аналитические способности и умение мыслить нешаблонно, — с паузой заговорил Владимир, положив ручку на стол, — весьма ценны. — Рад служить, — резко ответил Руслан, стараясь скрыть легкое волнение. — Но ваши таланты достойны более серьезных задач, — продолжил Владислав, подойдя к столу, — мы хотим предложить вам должность в одном из наших отрядов. — Не предлагаем, а настаиваем, — посмеиваясь сказал Владимир, от тона становилось неуютно, — знаем, работка не легкая, но… — Но, Руслан, — резко перебив продолжил Владислав, его взгляд стал серьезным, — это дело на благо Родины. Это имеет огромное значение для всех нас. Что скажете? Руслан ждал этого момента, как верующий ждет откровения. И он соврет если скажет, что не считал работу в НКВД призванием, страстью, он гордился своим положением. Но разведка... это был совсем другой мир, кардинально отличающийся от привычного. Ранее его жизнь состояла из четких приказов и инструкций, а то, что его ждало и так давно манило — сплошная неопределенность, опасность, где каждое действие будет иметь непредсказуемые последствия. Тушенцов почувствовал, как по его спине пробегает будоражащий сознание холодок, какой бывает у людей стоящих на краю пропасти. Он, выходец из рабочей семьи, своим трудом добился признания. С детства мечтая об этом, он понял, что все усилия — ночные зубрежки, учеба — дали плоды. Удача явно на его стороне. — Я готов служить там, где я нужнее. Улыбка вернулась на лицо Владислава, а на губах Владимира появилась едва заметная тень удовлетворения. — Тогда добро пожаловать в наши ряды, — Калюка весело подошел к Тушенцову и похлопал по плечу в знак одобрения. — Честно, я думал, что придется…уговаривать, — как то странно ухмыльнувшись проговорил Иванов. Руслан молчал, переваривая услышанное. Понимание, что этот перевод не просто повышение, а новое испытание, которое потребует от него всех сил и способностей, вызывало неоднозначные чувства. Но сейчас, он понимал, судьба давала то, чего он так желал — шанс проявиться. — Я постараюсь оправдать ваше доверие, — с решимостью проговорил Руслан. Он был готов служить.