me and the devil

Вразумлю тебя, наставлю тебя на путь, по которому тебе идти; буду руководить тебя, око Мое над тобою.

Псалтырь, стих 31:8

      Раздалась череда выстрелов, девушка моментально опустилась на пол, благодаря инстинкт самосохранения. Выглянув из-за столешницы, она обнаружила лежащего на полу Джайлза, в груди которого зияло кровавое зарево, медленно распространяющееся по белоснежной рубашке. Фелония ботинком вдавливала его руку в пол, не давая тому из последних сил дотянуться до пистолета. Одри хотела было выдохнуть, но вспомнила, что стреляла далеко не одна девушка, потому сразу же обернулась к другому коллеге. Рукав пиджака Давида был разорван, а на рваном лоскутке проступала тёмно-алая кровь.        Оценщица не сводила глаз с руки мужчины, пока тот стремительно, игнорируя ранение, направился к хозяину дома. Хоббс корчился от боли, но не переставал истошно вопить свои проклятья, что были адресованы Одри и её коллегам.       — Зачем ты хотел убить её? — ледяным и властным тоном спросил его Давид.       Тот яростно зашипел, словно любое сказанное слово из уст юриста приносило ему нестерпимую боль. А она была действительно жуткой, ведь следом за грудью Фелония направила свой пистолет в ноги парня, выбирая, какое колено прострелить первым.       — Начни с левого, — приказал ей мужчина.       Очередной выстрел не заставил себя ждать, по всей кухне раздался истошный вопль. Парню оставалось недолго, но судя по выражениям лиц Давида и Фелонии, у тех и в мыслях не было щадить его. Одной нагой мужчина наступил на ранение в груди Джайлза, вдавливая его ещё сильнее в пол с такой силой, что нога могла с лёгкостью пробить грудную клетку насквозь. Оценщица стояла в оцепенении и позволила себе лишь наблюдать за действиями коллег, поскольку это единственное, что она могла сделать в этой быстрой смене событий.        — Я задал вопрос, — голос Давида звучал незнакомо, совсем грозно и не напоминал былую серьёзность, в какую время от времени играл мужчина.       — Я хотел сделать то, чего не смог никто до меня, — превозмогая боль, выпалил юноша. — Она уже давно должна была отдать душу Ему…       — Кто тебе приказал, кому ты служишь?        — Зверь…       Капитан и юрист переглянулись, явная настороженность, пробежавшаяся по их лицам, не смогла скрыться от внимания Одри. Всё внутри скручивало её, голова вновь ощущалась непомерно тяжёлой, как и всё тело. Девушка, опираясь о стенку, медленными шажками выбралась к входной двери, даже не обратив внимание, сколько кровавых следов осталось после неё. Она прошлась прямо по багровой луже, что растекалась возле почти что безжизненного тела Хоббса. Ей хотелось на воздух, чистый, одолевающий со всех сторон своим покоем, воздух.       Присев на ступеньку крыльца, девушка зарылась дрожащими пальцами в свои волосы. С самого рождения её голову обещали преподнести во славу чего-то великого, незримого, её выращивали как скот, чтобы в последующем отвезти на убой. И даже ускользнув из лап мучителей, перебравшись в совсем другой мир, где предстояло ей в одиночестве выстраивать уже свою систему ценностей, Одри всё равно оказывалась под лезвием костлявой смерти.       «Выдохни и соберись! Пока ребята и Микаэль не пояснят всё, нет смысла торопиться в суждениях. Может, у этих просто общее помешательство… Хотя, кого я обманываю!..» — она обхватила руками согнутые колени, стараясь хоть как-то уберечь себя от внешнего мира.       Мысль о том, что Эбигейл Хоббс точно невиновна и есть все шансы её оправдать, слабым, но не менее радостным теплом согревала душу. Девушку лишил родителей её же брат-близнец, с которым та явно проводила все свои счастливые моменты в детстве. Одри тяжело было прочувствовать, каково это быть преданной братом или сестрой, поскольку не имела таковых никогда, но прекрасно могла сравнить не менее родственное чувство, когда тебя предают собственные родители.        — Я надеюсь, ты не успела вызвать скорую или полицию, — рядом с ней опустилась Фелония, что вытирала окровавленные ладони о свои брюки, словно то был не живительный сок человеческого тела, а всего лишь грязь.        — Скорая едва ли ему поможет, а полиция, — Одри покосилась на сидящую рядом девушку и выдавила из себя слабую усмешку, — уже здесь.        — Давид закончит и мы скоро поедем, — пояснила ей капитан, но, заметив лёгкую дрожь по телу оценщицы, добавила: — с нами ты в безопасности, Одри. Тебе нечего бояться.       Она не спешила возвращаться к мрачным думам о том, что её жизнь была на волоске от смерти. Это отпускается быстро, на место осознания смертности приходит иное ощущение, которое она испытывала во время повторного выстрела в парня. Когда Фелония сдавливала его руку до багровых, почти кровавых следов, когда Давид пяткой своей лакированной обуви ломал не без того искалеченную грудь Хоббса. Одри не чувствовала и грамма сострадания или ужаса, ей было противно видеть перед собой ещё дышащего Джайлза, а крики его блаженной симфонией ложились на её слух. Ей хотелось поделиться с кем-то и рассказать о небывалом до этого чувстве, но она боялась раскрыть куда больше потайных подробностей о себе. Подобное девушка лишь встречала во сне, том самом, где она измывалась над родным отцом. И меньше всего она ожидала столкнуться с данной палитрой эмоций наяву.        — Знаешь, Фел, — подала свой тихий голос оценщица, — в один момент мне самой захотелось застрелить его. Прямо в голову.        Капитан кивнула, выражая понимание собеседнице, но та явно ждала не этого.        — И это пугает меня больше, чем собственная смерть.        Фелония со всем вниманием посмотрела на оценщицу. В её тёмных, почти бездонных глазах пробежалось горечь понимания и сожаление. Одри не была из их мира, где на смерти смотрели как на очередное пополнение в морге или новое дело в папке. По тени сомнения, что одолела капитаном на секунды, можно было понять, что она собирается сделать что-то крайне несвойственное ей. Она приобняла одной рукой оценщицу, не намереваясь открывать дружеских объятий, но этого было достаточно, чтобы Одри прижалась к ней и выпустила из себя тяжёлый выдох.        — Есть множество вещей, что намного страшнее смерти, — едва слышно произнесла Фел.       Входная дверь звучно хлопнула, оповещая о том, что юрист закончил с «допросом» и теперь астрейцы могли вернуться в агентство.  Давид брезгливо вытирал пятна крови со своего пиджака носовым платком, попутно поглядывая на расположившихся на крыльце девушек.       — Фелония, не порть мне ведьмочку! Если и она в твоей манере начнёт скулить, я этого не переживу, — он спрыгнул с последних ступенек лестницы и направился к машине. — Поторопимся, Микаэль уже на месте и нас всех ждёт долгое собрание, — мужчина растянул свои губы в саркастичной улыбке.       Одри поднялась с места и одарила девушку благодарным взглядом. Она не почувствовала исцеляющего утешения, но на краткий миг это действительно помогло ей. Иногда достаточно побыть всего минуту, но с подходящим и понимающим человеком, чтобы оставшийся день провести на твёрдо стоящих ногах.       Ранение мужчины, которое первым попалось ей на глаза после выстрелов, не выходило у неё из головы, потому, настигнув Давида, она осторожно спросила:       — Ты ранен? — кивком девушка указала на порванный рукав.       — А, это? — коллега будто и не замечал всё это время, что его задела пуля. — Даже на царапину не тянет, потому не беспокойся, ведьмочка, — он едва заметно погладил ту по щеке, давая насладиться своим теплом. — Сильно испугалась?        Девушка не имела большой охоты перематывать вновь всё произошедшие за последние полчаса. Она лишь опустила уставшие глаза и потянулась к дверце автомобиля. Сколько бы впечатлений не таил в себе сей день, Одри должна была заставить себя выстоять на собрании и выслушать то, что от неё так изощрённо скрывали.       — Я поведу, — бросила Фелония, расположившись на водительском сидении.       Давид готов был оспорить данное самовольное решение, но оценщица вовремя подхватила подвернувшийся момент и за руку утащила на заднее сидение юриста. Конечно же, он не мог остаться без приятного впечатления от подобного действия.        — Ведьмочка, если ты хочешь пошептаться со мной, может нам лучше тогда вызвать такси? — в его глазах снова стал просыпаться хорошо знакомый оценщице азарт.       — У меня будет к тебе просьба…       — Считай, что она уже выполнена, — он жестом показал, что умолкает, и принялся внимательно её слушать.       — Думаю, очевидно, что Джайлз подставил свою родную сестру, но поскольку Эбигейл сейчас находится в больнице для душевнобольных преступников, Фредерик Чилтон вряд ли так легко отпустит её, — она хаотично начала листать блокнот, чтобы показать свои пометки. — Из её дела я поняла, что первоначальное заболевание было поставлено после смерти матери, которую убил тот же Джайлз. Это событие, как и прямое обвинение в убийстве родного человека, очень сильно повлияло на её психику. Брат при любом раскладе не позволил бы ей излечиться до конца. Но сейчас… — Одри с мольбой в глазах посмотрела на мужчину. — Давид, у Эбигейл есть шанс начать новую жизнь. Это будет тяжело, но это куда лучше, чем стать подопытным кроликом в руках амбициозного врача. Её сломают, так и не дав начать жить с чистого листа. Ты поможешь оправдать Эбигейл?        Юрист не подал вида, что просьба оказалась несколько неожиданной, но не смог скрыть, как его тронула пламенная речь девушки. Как же ему хотелось, чтобы та чаще говорила и именном с ним, много и обо всём на свете. И чтобы их поездка в агентство длилась как можно дольше, и их руки могли лежать рядом друг с другом на кожаной обивке сидений. Мысли об отказе и сопротивлении даже не могло возникнуть. Давид понимающе кивнул, предпочтя не задавать лишних вопросов, ведь если Одри просила, значит для неё то было важным.       — Я сделаю всё, чтобы малышка Хоббс смогла удачно восстановиться и начать новую жизнь.       Девушка, не скрывая своей радости и довольства от едва приложенных усилий в уговорах, взялась за ладонь мужчины и на эмоциях притянула к себе, но, встретившись со взглядом капитана в зеркале, поспешно отпустила.       — Подумать только, тебя и просить на добрые поступки долго не нужно. Умеешь удивлять, Давид, — хмыкнула за рулём Фелония, до которой прекрасно долетел весь их разговор.       — По-твоему люди не заслуживают начать жизнь с чистого листа? — обратился к ней юрист.       — Именно, что люди, и то далеко не все.       На это Давид лишь повёл бровью и оставшееся время поездки не отрывал нахмуренного взора от окна. Одри вспомнилась колкость о его отце, что бросил в час ссоры Кассиэль, и ей снова хотелось напомнить мужчине, что родители не являются мерилом своих детей, но, увы, всего она не могла знать, чтобы утешить наилучшим образом человека. Кроме того, как девушка могла выудить из своего опыта, порой людям действительно нужно прожить какое-то время со своими демонами в одиночестве, чтобы научиться справляться с ними самостоятельно, и уже после знакомить избранных со своими скелетами в шкафу. Не имея власти над собой, человек не удержится в седле даже при помощи самой доброй и благородной руки.       В «Астрею» они вернулись в тишине, а в гостиной на первом этаже их уже дожидались Микаэль с Кассиэлем и Рафаилом. Оценщица не хотела нахально занимать место среди рабочего обсуждения, но поскольку она являлась частью рабочего процесса организации, своим видом дала понять, что настаивает на приглашении к обсуждению. Начальник жестом предложил ей занять место среди астрейцев.       — Приношу свои извинения, Одри, — начал мужчина, — мне следовало куда раньше ввести вас в курс нашего дела, но его щепетильная природа не позволяла разбрасываться подробностями.        — Понимаю, — соврала девушка, ведь для общего понимания и принятия необходимо иметь хоть малейшее представление о том, с чем имеешь дело. — Полагаю, вы расследуете конкретное дело, касающееся вот этого знака? — она продемонстрировала перерисованный фрагмент с фотографии, что сумела сделать на досуге.        — Когда только успела, — больше комментируя, нежели задаваясь вопросом, вставил Кассиэль.       Все остальные коллеги перевели свои ожидающие взгляды с Одри на Микаэля. Решался вопрос всех недомолвок, потому им было крайне важно не только озвучить новую информацию, но и услышать ту, что преподнесут их новоиспеченной коллеге.        — Это знак Зверя, — пояснил начальник, — вижу, вы пытались самостоятельно разобраться в его происхождении…       Он старался придать лицу более ободряющий вид, но на белоснежном полотне едва ли проскальзывал хоть один яркий оттенок эмоции. Микаэль был сдержан, как и прежде, но серьёзность и сосредоточенность его тона проникала в каждый уголок комнаты.        — … впредь воздержитесь от подобного и если у вас возникнут вопросы или какие-либо предположения, сообщите мне или своим коллегам. Тот, кого мы ищем, крайне опасен и его последователи ни перед чем не остановятся.        — То есть, — Одри решила попытаться выстроить самой всю логическую цепочку, — некий Зверь отдаёт приказы своим последователям и те бездумно убивают людей, принося их в жертву?        — В целом, да, — согласно кивнул мужчина.       — Почему этим делом занимается именно «Астрея», а не какие-нибудь правоохранительные органы? — она покосилась на Фелонию. — Ведь это не просто маньяк, он буквально подстрекает людей на массовые убийства.        — Дело в том, что характер убийств весьма специфичен, они выбирают жертв среди тех, кто предал их культ, или же тех, кто отказался примкнуть к нему, — Микаэль завёл руки за спину и стал прохаживаться вдоль гостиной.       — Культ? — голос оценщицы дрогнул. — Зверь для них не просто наставник, а что-то вроде божества? Мы точно не о Чарльзе Мэнсоне говорим сейчас? — Одри осознавала, что данная шуточная реплика не была уместна, но детский страх, возникший при слове «культ», потребовал как можно быстрее избежать прямого столкновения с воспоминаниями.        — Одри, — обратился к ней Рафаил, — он очень опасен и нам нужно выяснить, зачем Зверь желает твоей смерти.        — Тем более, откуда взялось это внезапное желание, — в рассуждение вступил специалист по безопасности.        Одри оттягивала страшную догадку о том, что некогда причастная к одному культу девочка может связать сегодняшних безумных последователей. Она не ошиблась с формулировкой, ведь любого религиозного фанатика от расчётливого маньяка отличает то, что второй верит в себя и свою идею, он не ставит на пьедестал некий лик и не следует его указаниям. Этому суждению профессор Синнер определённо поставил бы наивысший балл.        Девушка не спешила связывать своего бывшего пациента, Филиппа Мора и Джалза Хоббса в одну кучу с её отцом. Она припоминала, как пропадали люди, что не отличались особой верностью их богу, но даже в тот самый день ритуал жертвоприношения во многом отличался от того, что совершали последователи Зверя.       — Хорошо, мы имеем Барбару и родителей Эбигейл Хоббс, — девушка обратилась к своим записям, — Гаррет Джейкоб Хоббс и его жена Джеральдина Хоббс. Если вторые, как мы смогли выяснить от самого Джайлза, не разделяли его религиозного увлечения, назовём это так, то как быть с Барбарой?        — Они с семьёй бросили свою церковь и переехали в здешние края, — подал свой голос, раскинувшийся на диване Давид. — Судя по всему, отца семейства соблазнили деньжата, какие ему обещали. Видимо, вера была не так крепка у главы семейства, раз они смогли так быстро оставить её в прошлом.        — А девочки оказались случайным образом в клубе, где их уже выслеживал Мор, — задумалась оценщица, приняв похожее положение собеседника. — Если он следил конкретно за ними, то это могло быть совершенно любое место, — тут её осенило: — а как же остальные члены семьи, Сара и её родители?        — Зверь питается кровью неверных, их страхом и негативными эмоциями. Он очень избирателем, потому не будет перенасыщать себя, — ответил ей Рафаил.       «Мне стоит углубить свои познания в литературе, чтобы наконец разобраться со всеми метафорами, которыми все здесь апеллируют на каждом шагу. Нужно попросить у Микаэля словарь рабочей лексики, иначе мне придётся всё воспринимать буквально,» — Одри устало потёрла глаза.        — На счёт них не стоит беспокоиться, за их домом мы регулярно следим, они находятся под нашей защитой, — заверил её начальник.       «Хоть один дом в этом штате может спать спокойно,» — она сдержалась, чтобы не выпалить это вслух.       — Значит, теперь мы должны отслеживать передвижение всех возможных провинившихся перед культом Зверя? Чтобы предотвратить увеличение числа жертв.       — И его появление, конечно же, — добавил Микаэль. — Подробности вашей вылазки мне расскажут остальные, потому, Одри, вы можете быть свободны. Идите отдыхать, — дождавшись, когда та подымится, он добавил: — и ещё раз приношу свои извинения, что так долго не информировал вас. Нам очень важно, чтобы вы были уверены в нас и в нашем деле.       Девушка кивнула и поспешно попрощалась с ребятами. Она так взъелась на начальство и коллег, что не распространялись о своей работе, а сама продолжала скрывать детали своего прошлого, да ещё и про возможную судимость отмалчивалась, когда повестка уже могла прийти со дня на день. Одри стало совсем совестно и краем души она тянулась к откровенному разговору хоть с кем-либо из астрейцев, чтобы снять с себя эту ношу, но другая же часть её оттягивала погружение в омут до следующего дня.        Мягкая подушка завладела сознанием девушки, а тёплые объятья одеяла спрятали её всю от мира сущего. Закрывая глаза, единственное, о чём она могла помолиться, — это отсутствие какого-либо сна. 

🕷️🕷️🕷️

      Выбравшись из очередного кошмара, Одри почувствовала себя уже уставшей, несмотря на ещё ранний час. Ей вновь снился отец, его церковь и все детские воспоминания смешались с ещё более жуткими картинками, что так услужливо ей демонстрировал мозг, вплетая между собой одно кровавое событие за другим. И ведь ранее её беспокоили лишь кошмары из детства, когда же к ним и по какой причине к ним присоединились бесчеловечные фантазии, она не могла понять.        Девушка потянулась к телефону и набрала сообщение профессору Синнеру. Пусть она и не знала его достаточно долго, но на профессиональную оценку Одри точно могла рассчитывать. Конечно же, хвалебные качества, что приписывала ему её подруга, явно не относились к области психотерапии, но для оценщицы в данный момент Малек Синнер был последним человеком, которого она могла рассматривать как мужчину, а не деятеля своей профессии. Выпаливать все свои страхи коллегам, которые и без неё ломают голову над поимкой опасного преступника и его соратников, не имело никакого смысла.        «Доброго дня, Одри. Не утруждайте себя поездкой, я сам заеду за вами. Жду адреса. С уважением, проф. М. Синнер,» — уведомление пришло буквально за считанные минуты после отправки предыдущего сообщения.       Деваться девушке было некуда, а обсудить необходимо было многое. В момент, когда её трясущиеся после сна руки отпустили телефон, она осознала, какой ошибкой было пренебрегать личными сессиями психотерапии. Искалеченная душа едва ли сможет излечить другие, ведь сама нуждается в том, чтобы ей помогли встать на ровный путь.        Собравшись, Одри решила первым делом навестить кабинет начальника, дабы удостовериться, что хотя бы первую половину дня она не понадобиться. Микаэль был на своём месте и разбирал бумаги. Оценщица даже находила интересным, что у такого агентства как «Астрея» может быть столько бумажной волокиты. Постучав о дверной косяк, она дождалась, когда её пригласят.        — Доброго утра, Одри, — поздоровался начальник. — Надеюсь, спалось вам хорошо?       — Не могу жаловаться, — девушка натянуто улыбнулась, чтобы не выдавать вымученное состояние после пробуждения. — Я хотела у вас отпроситься на полдня, мне необходимо отъехать по своим делам.        — Разумеется, — Микаэль лишь сдержанное кивнул. — Вам нужен сопровождающий? Кассиэль как раз свободен сегодня.       «Вот кому точно не стоит свидетельствовать мою беседу с профессором,» — мысленно оценщица представила все возможные насмешки и подначивания со стороны парня. — «Вечерком нужно будет навестить нашего волка.»       — Нет, сопровождающий мне не нужен, — Одри уже направилась к выходу, но тут же вспомнила о том, что не отпускало её несколько дней. — Микаэль, вы же помните, что мы не так давно ездили на задание в деревню?       — Да, Венефика-Морте, припоминаю, — тут он оторвался от своих документов и прямо посмотрел на подчинённую. — Вас до сих пор что-то беспокоит? — мужчина явно имел ввиду её состояние здоровья.       — Со мной всё в порядке, но мне не даёт покоя маньяк, с которым мы столкнулись в той деревне, — ладони покрылись потной влагой, отчего оценщице пришлось вытереть их о свои брюки. — Понимаю, что тот, кого мы ищем, действует по иным принципам и через других, но может нам не стоит окончательно со счетов убирать этого маньяка-потрошителя?        Начальник не выдал ни одной эмоции, но жестом предложил девушке продолжить свои доводы и рассуждения. Одри немного восхищало хладнокровие Микаэля в любых вопросах, ведь тот явно сохранял трезвость ума при решении каждого из них. Подобная отрешённость и собранность неким образом отдаляли его от всего мирского в привычном понимании оценщицы. Именно с таких, как Микаэль, писались картины по историческим событиям и иллюстрировали легендарные литературные произведения.         — Я хочу сказать, что имея совершенно разный характер убийств, оба дела могут быть схожи в чём-то. А этим нас наверняка первый приведёт к одному из них, где второму придётся показать себя, — Одри старалась подбирать наиболее простые формулировки и не вдаваться в психологическую терминологию. — Зверь направляет своих последователей, пусть это будет вера, религиозное видение, но и этот маньяк тоже несёт в себе некую философию. Подобное притягивается к подобному, и даже если он не сторонник культа, они рано или поздно могут пересечься или выйти на след друг друга. Сойдутся они во взглядах или нет – остаётся лишь вопросом времени, не находите?       — Признаюсь, меня порождает ваша вовлечённость в стороннее дело, но тот факт, что дело мисс Уоррен и её подруги оказалось у нас в руках, можно списать на случайность. Мистического в нём ничего нет, а серийными убийцами и маньяками занимается ФБР, — мужчина откинулся на спинку своего могучего кресла. — У них, я уверен, найдётся достаточное количество компетентных кадров, чтобы поймать злоумышленника.        — Но разве у нашего агентства нет связей в полиции? — Одри намекала на капитана местной полиции.       — Если бюро выйдет на нужную нашей организации информацию, Фелония найдёт способ сообщить нам, — тут Микаэль потерял интерес к разговору и вернулся к бумаготворческой работе. — Это её основная обязанность, как информатора «Астреи», поэтому можете не утруждать себя в лишних телодвижениях. Ваша участливость ценна, но я вас очень попрошу, Одри, не берите на себя лишнего.        «И нос свой тоже не совать, куда не просят,» — оценщице не пришлось переспрашивать начальника, дабы уловить весь контекст сказанного.        К её счастью телефон вновь завибрировал, оповещая о том, что профессор уже прибыл по адресу и ждал снаружи поместья. Девушка засобирались покидать кабинет руководителя.       — Одри, — окликнул её непривычно обеспокоенный голос, словно за краткий миг весь лёд в нём успел растаять волшебным образом, — я очень надеюсь, что вы поняли мою просьбу.       — Конечно, Микаэль, — кивнула оценщица и ускользнула за дверь.       На улице её ждал Малек, за спиной которой красовался чёрненький линкольн, которому по возрасту Одри вполне могла годиться дочерью. Мужчина, как успела это подметить девушка в первую их встречу, не привык скрывать довольства, когда действительно его испытывал. И встрече с оценщицей он, безусловно, был рад. Он с подчеркнутым любопытством оглядывал поместье, из которого выбегала девушка.         — Утро в таком месте должно действительно ощущаться сказочным, — больше подмечая, нежели спрашивая, озвучил профессор.       — Зависит от того, как прошла ночь, — пожала плечами Одри.        — И кто вам спать не даёт, позвольте полюбопытствовать? — весь интерес мужчины с особняка переместился на девушку.        — Об этом-то я и хотела с вами поговорить, — девушка оглянулась по сторонам, — меня мучают пугающие кошмары.        Малек с едва уловимым лисьим прищуром наблюдал за откровениями, что так явно прослеживались на лице оценщицы. Ему нравилось прямота, с которой та начинала озвучивать свои мысли, не блуждая в партиях дешёвой игры, рассчитанной на обольщение или подогрев интереса. Подобное пристальное внимание к её глазам, волосам, щекам, даже подбородку изрядно смутили Одри, потому она поспешила нахмурить брови и отвести свой взгляд в сторону.        — Мне нужно заехать в одно место, а следом мы проедем с вами в мой офис и поболтаем в более подходящей обстановке, — он оттолкнулась от дверцы своего авто и жестом предложил ей сесть. — Я так полагаю, разговор для вас должен выйти весьма щепетильным, потому не стоит, чтобы нас услышали чужие ушки.         Девушка кротко кивнула, согласившись со всем сказанным, как и сопроводить профессора по его делам. Она не хотела признавать, но каждая смена обстановки, даже самые сомнительные вылазки и расследования последних дней, спасали её от поедания самой себя изнутри. Одри терялась в догадках, что могло поспособствовать резкое проявление жестокости в её собственных снах. Будь рядом доктор Дю Морье, она бы сразу отправилась к ней и изложила всё, что тревожило. Но та была далеко, да и судя по тому, что о судебном процессе, что назревает, она узнала не от бывшей начальницы и наставницы, а от подруги, можно было смело думать, что саму Одри успешно сбросили с плеч репутации «Гудлама». А ведь изначально удалось спасти её лицензию и сама Беделия была твёрдо убеждена в невиновности своей протеже.        — Не знаю, в курсе ли вы, — подал свой голос впервые за всё время их поездки Малек, — но ваша прежняя начальница оставила врачебную практику. Ушла в профессиональные консультанты.       — Как-то не похоже на неё, — и эта информация не смогла не смутить оценщицу, что буквально мгновение назад вспоминала Дю Морье. — Неужели платят больше консультантам?       — А мне кажется, Беделия решила расширить свой профессиональный горизонт, — мужчина остановился на парковке.        — Она недавно оставила практику? — решила уточнить девушка.       — С вашего перевода прошло не так много, — он забросил ключи к себе в карман. — Порой мы все приходим к тому, что заслуживаем чего-то большего. Только не говорите, что общество несостоявшихся самоубийц и олигофренов было пиком ваших карьерных и духовных мечтаний, — профессор указал на здание больницы, куда он и собирался пройти вместе со спутницей. — Пойдёмте.       Не сложно было догадаться, что отделение, в которое направлялся профессор Синнер, было отмечено как «психо-неврологическое». Больничный запах вновь окутал собой бывшую сотрудницу характерного учреждения. Одри невольно вспомнила первые дни практики, смешанные впечатления и ещё юношеское убеждение, что выбранный ею путь действительно её. Сейчас же, набрасывая на себя халат для посетителей и бахилы, она едва ли могла назвать подобную атмосферу чем-то родным. А ведь в первый свой день в «Астрее» девушка зарекалась о продолжении работы там, грезила о скором прекращении ссылки и возвращении в родные пенаты. Странным образом она успела прижиться на новом месте, что даже больничные стены, что некогда были иллюзией дома, уже не вызывали чувства тоски. Конечно же, то была не её больница, тут не было её пациентов и знакомых коллег. Но всё, что ранее отдалённо напоминало ей «Гудлам», в настоящий момент не притягивало обратно. Словно Одри было необходимо вырваться из того места, чтобы распознать истинное отношение к нему.       Малек тем временем, пока девушка оглядывалась по сторонам и изучала обстановку здешнего отделения, заполнял необходимые документы и сверял показания с теми, что уже имелись в истории болезни пациента. Окликнув оценщицу, он указал на дверь палаты.        — Мне зайти с вами? — девушка недоверчиво покосилась на папку в руках мужчины. — Подождите, только не говорите, что там…       — Артур выпрыгнул из окна, у него сломан позвоночник и обе ноги в нескольких местах, — отчеканил сурово профессор, — он едва шевелит языком, потому никакого физического вреда он вам не нанесёт, Одри.       — Но разве я могу приближаться к нему?..       — Он мой пациент, и это в моих полномочиях распоряжаться, кто может приближаться к нему, а кто нет, — он открыл дверь палаты. — Одри, вас не укусят, будьте уверены.       Оценщица сделала глубокий вдох. Нельзя вечно убегать от проблем, от прошлого и преследующих страхов. Если она не возьмёт их под контроль, она навсегда потеряет контроль уже над собой. Как когда-то в детстве, переступая порог отцовской церкви в последний раз, девушка вошла внутрь палаты, где лежал тот самый пациент, с которого и началось её приключение и так называемая «новая жизнь». Он был прикован к постели во всех смыслах этого слова: бесчисленные бинты, множество трубок, капельница и фиксирующие положение зажимы. Увидев, в каком состоянии прибывал Кладис, Одри незаметно выдохнула. Перед глазами всё ещё проскальзывало его лицо, что было так близко от её собственного, когда тот так старательно пытался душить её.        — Артур, мы пришли к тебе, — профессор оповестил об их присутствии пациента. — Я хочу, чтобы ты ответил на все вопросы мисс Дюваль, — Малек отодвинул от стенки два стула и предложил оценщице присесть первой.        — Эта су-…       — Ты же понимаешь, что с тобой будет, если попытаешься выразиться так ещё раз? — профессор Синнер не давил, его слова звучали развязно и совершенно отчуждённо, словно давно владел информацией о дальнейшей судьбе своего пациента. — Так ты поболтаешь с мисс Дюваль?       Одри поняла, зачем её вытащил сюда Малек, более того, для себя она нашла в этом прекрасную возможность разузнать, как связаны между собой Филипп Мор и Артур Кладис. Как бы ей не хотелось становиться центром неприятной правды, отступать было бы верхом глупости и трусости с её стороны. Завидев неохотный кивок пациента, оценщица начала свой опрос:       — Зачем ты хотел убить меня?        — Так было нужно, — сквозь сухие губы выдавил из себя Кладис.       — Кому было нужно?        — Зверю, — его руки дёрнулись, но крепкие зажимы не давали пошевелиться больше чем на пару сантиметров. — Твой папочка не смог с этим справиться, но время придёт и ты падёшь жертвой перед Ним, как и все неверные, — его глаза, до этого болезненно пустые, наполнились животной яростью, он впивался ими в девушку, прожигая в ней всё больше дыр и вырезая как можно больше глубоких ран.       «Мы это проходили, не отступай. Нужно вытрясти из него всё,» — Одри мысленно настраивала себя на то, что о мотивах покушения на неё она намерена узнать всё и любой ценой.       — Филипп Мор и тебя навещал в «Гудламе», ведь так? Вы оба состоите в одной секте, — за не имением под рукой своего блокнота, оценщица орудовала диктофоном на телефоне. — Если вам нужно убить меня, зачем вам убивать и уродовать тела жертв?       — Кровь неверных, — хрипло, почти задыхаясь, прошипел парень. — Ваш бог питается молитвами и бравой верой, но истинный бог живёт за счёт павших неверных. О просьбах к нему не шепчут, мольбы к нему выкрикивают! Он есть в каждом из нас, но не все находят путь к нему. Ты была обещана ему, ты не сможешь убежать и скрыться, потому что его возрождение уже близится…       Парень неестественно задёргался, по всем внешним признакам можно было понять, что тот задыхается. Одри посмотрела на профессора в надежде, что тот предпримет что-либо на правах лечащего врача. Но мужчина лишь сделал несколько пометок и, бросив равнодушный взгляд на Артура, направился к выходу из палаты. Пациент же продолжал задыхаться.       — Пойдёмте, Одри, — позвал её профессор. — Вы, кажется, хотели поговорить со мной.       — Но как же-…       Не успела она выйти в коридор, как у палаты столкнулась с ней мать пациента, которую Одри хорошо запомнила не только за время лечения Кладиса, но и за весь процесс обвинений. Кто ж знал, что их встреча вновь состоится так скоро и даже не в здании Верховного суда! Оценщица сразу ощутила на себе разъярённый взгляд женщины, что готова была растерзать её за один факт существования.        «Миссис Кладис придётся встать в очередь,» — она прилагала все усилия, чтобы внутренний градус эмоций не превышал уровень дозволенной нормы.       — Ты! — закричала на весь коридор отделения мать больного. — Мерзавка! Мало тебе было покалечить моего сына, ты ещё посмела сюда явиться!        Зрачки женщины сузились то невозможного, ноздри расширялись с завидной для быков частотой. Если Одри поддастся порыву и начнёт оправдываться, скандал — меньшее, что смогут ожидать стены этой больницы. Девушка прикрыла глаза и выдохнула, то была всего лишь взбешённая мать, которая понятия не имела, во что ввязался её горе-сыночек. Миссис и мистер Кладис явно иначе запели бы, приди к ним Артур среди ночи с ножом и целью перерезать «неверных» родителей.       «Она должна радоваться, ибо благодаря мне она может ещё дышать и стоять на своих двоих.»       — Что ты тут забыла, а? Прощение пытаешь вымолить? Ну так знай, что в суде от тебя и мокрого места не останется!       Женщина замахнулась, чтобы ударить оценщицу, но та ловко перехватила её руку. Пальцы сами контролировали её действия, сжимая сильнее сухую кисть. Наблюдая такой напор в насилии, девушка смело могла предположить, что не имей Артур отношение к культу, он мог вполне унаследовать от матери сие безумие. Она уже не находила удивительным, что изначально он попал туда с клинической депрессией.       — Вы забываетесь, что это ваш сын первым напал на меня, — отчеканила каждое слово оценщица прямо в лицо женщине. — Суд состоится, но уж поверьте мне, любое физическое и моральное вредительство моей персоне будет засвидетельствовано и озвучено в зале заседания. И быть может это от вас ничего не останется.        Миссис Кладис ошарашено смотрела на столь серьёзную девушку, чей тон и слова холодком прошлись по всему её телу. Она готова была вернуться к их перепалке, но к ним подоспел профессор Синнер, лицезревший всё это время в стороне интригующую глаз картину. Его рука совсем невесомо легла на спину оценщицы, давая понять, что в дальнейших угрозах и выпадах уже нет надобности.       — Как лечащий врач вашего сына я настоятельно рекомендую не ухудшать внешнюю ситуацию, а попробовать больше времени проводить с больным, — он сдержанно кивнул в знак прощания. — Миссис Кладис, следите впредь за языком, этой девушке вы многим обязаны.        — Да как-…       — Я же сказал, — сурово, но намного тише произнёс мужчина, — следите за своим языком. Всего доброго.       Профессор вывел Одри на улицу, где та смогла вздохнуть полной грудью. Встреча оказалась действительно не самой приятной, что с младшим Кладисом, что с его матерью. К инциденту в коридоре они не возвращались, пока не выехали к центру, где работал Малек.        — Не стоит принимать её слова близко к сердцу, Одри, — нарушил их недолгое молчание мужчина.        — Я и не думала принимать те слова на свой счёт, — соврала девушка, ведь отчасти ей было всё ещё совестливо. Но уже не за то, что не смогла ранее распознать истинную причину недуга парня, а то, что для общественности, в том числе присяжных, она останется коварным доктором, что воспользовалась беззащитным положением пациента.        — Мы с вами пусть и знакомы недолго, но каждый раз, когда у вас начинается мыслительная борьба с самой собой, вы уходите в себя. Частое явление, но в вашем случае вы способны убежать куда дальше остальных, — не без улыбки констатировал профессор.       — Вы уже успели так хорошо проанализировать меня? — было что-то забавное в том, что она задавала этот вопрос некогда своему лектору по психоанализу.        — В этом особенность нашей работы, Одри, — Малек подавил в себе смешок, уж больно его веселил смущенный вид оценщицы. — Иначе вы бы не захотели поделиться со мной своими кошмарами.       Тут ей противиться было нечему, ведь все «за» и «против» она давно взвесила. Девушке необходимо было сохранять трезвость ума и происходящего вокруг, а для этого требовалось разобраться с глубинной проблемой. Она была и давно, вот только Одри тщательно её маскировала за участливостью в чужих бедах и погруженностью в учёбу. За всё время это крохотное семечко, что однажды посадил в ней отец, разрослось массивным древом, протыкающим изнутри её своими острыми ветвями. И сейчас девушка понимала, что сама не в силах спилить его в одиночку.        Дорога к центру оказалась длиннее, чем от агентства до больницы, слабые отголоски радио доносились из магнитолы, что создавало благоприятную атмосферу для обеденного сна. Оценщица и не заметила, как они прибыли к месту назначения, пока её аккуратно не потрепали за руку. На её счастье, дрёма не принесла ей никакого мрачного сновидения, потому, поправив волосы, она выбралась из машины и проследовала за профессором в его кабинет.        — Могу вам сделать успокаивающий чай, — он указал на маленькую импровизированную кухоньку с кофемашиной и чайником. — А после мы сможем с вами и поговорить.        Девушка кивнула и опустилась в то же кресло, где сидела на прошлой их встрече. Удивительно было наблюдать, как статный профессор подбирает граммовки листового чая, смешивает их с сушенными цветками и ягодами, словно настоящий средневековый алхимик. Секретаря не было на месте, потому Одри списала данную услужливость на выходной помощницы.        После нескольких глотков горячего напитка слабость плавно стала перетекать в расслабленную негу. Девушка прикрыла глаза и прижала согревающую пальцы чашку к своей щеке. Она понимала, что ей стоило давно привыкнуть к подобной желчи, особенно, когда большая часть людей настроена против неё, но никто в этом мире не заслуживал лютой ненависти. И разве она заслуживала быть гонимой за то, что просто хотела жить?        — Как давно вас мучают кошмары, Одри? — прервал её молчание Малек, разместившись в кресле напротив.       — Они мне снятся постоянно, — тихо произнесла та. — Каждый раз это какое-то обрывочное воспоминание из детства, чаще всего связанное с отцом. Но за последние сутки характер кошмаров значительно изменился…        — Какое именно изменение вы отмечаете?        — Я больше не испытываю страха во сне, — Одри всматривалась в своё отражение сквозь чайную гладь, — во сне я испытываю наслаждение… Что-то невообразимо величественное, и та часть меня, что находится во сне, получает удовольствие от каждого действия.       — И что же вы делаете в своём сне, Одри? — профессор не сводил с неё пристального взора.       — Убиваю, — едва шевеля губами, прошептала та.       Перед глазами вновь проскальзывали обрывки двух последних снов: кричащий в смертных муках отец, молящие о пощаде прихожане его церкви, некогда мечтавшие узреть её кончину. Она расправлялась с каждым с завидным искусством, то, что должно было оказаться на столе мясника, оценщица превращала в иллюстрации собственной истории. Люди метались по храму в дикой агонии, а она любовалась этим, словно перед ней был «Последний день Помпеи». Материнские слёзы, детские крики, мужское отчаяние — всё пропитывало воздух вместе с запахом крови, а Одри вдыхала этот кислород полной грудью. Завершающим мазком оставалось пепелище, каким та жаждала наполнить лёгкие каждого из присутствующих в божьем пристанище.        — Отца, смею полагать? — уточнил Малек.       — И его, и всех остальных, — она зажмурила веки до мерцающих звёзд, чтобы перебить вновь всплывающие в памяти картины.        — И как же вы их убиваете?       — Своими руками, — на выдохе произносит девушка.        Гнетущее молчание повисло в кабинете профессора Синнера. Одри готова была поклясться, что тот начнёт записывать что-то или наберёт в одну из клиник. Если не тюрьма, то психиатрическая лечебница точно станет её прибежищем до скончания веков. Мужчина же поставил свою чашку на блюдце, затем сцепил руки вокруг колена и всё так же выжидающе продолжил смотреть на собеседницу.       — Я не знаю, чего боюсь больше: того, что именно делаю со всеми этими людьми, или что именно ощущаю в процессе этого, — глаза предательски защипало. — Я словно становлюсь одной из них… Это происходит во сне, но подобное чувство начинает проступать и в реальности. Вчера на одном задании моя коллега выстрелила в преступника, но вместо ужаса от бесчеловечного поступка я испытала некую досаду… Досаду от того, что-…       — Не сделали это первой? — профессор двинул бровью, проявляя нарочитое любопытство. — Как вы думаете, что могло спровоцировать в вас подобное чувство?        — Он хотел убить меня…       — Тогда я могу успокоить вас, Одри, — уголки его губ слегка приподнялись. — Вы не становитесь подобием последователей культа, ваше мышление меняется в зависимости от столкновения с тем или иным раздражителем. В детстве вы пережили сильно триггерирующее событие, но в виду определённых причин, как я смею полагать, вы подавляли в себе ответную реакцию. И это вполне естественно для детской и подростковой психики, — он переставил блюдце с чашкой с подлокотника на журнальный столик. — Сейчас же, из-за специфики вашей работы вы стали чаще сталкиваться с обстоятельствами, способные оказаться триггером для вашей психики. Ваше сознание пытается бороться и противостоять известными ему путями, но ваше подсознание стремится бороться с раздражителями теми способами, что обращают против вас самой, — Малек уловил ускользающий взгляд девушки и посмотрел ей прямо в глаза, заставляя тем самыми не отпускать зрительного контакта. — Вы не просто убиваете, вы защищаетесь в своих сновидениях, Одри.       — Если не я их убью, то они – меня, — девушка не сдержала нервной усмешки. — Естественный отбор.       — Эволюционируй или умри, — Малек остался довольным заключением девушки. — Сегодняшний день определяет то, кем вы являетесь сейчас и только. Нельзя быть уверенной, кем вы станете завтра.        Оценщица откинула голову назад и уставилась в потолок. Легче от объяснений не становилось, ведь она так и не знала, как научиться их контролировать, управлять ими или вовсе не видеть подобное из ночи в ночь.        — И что мне делать со всей этой подсознательной самозащитой? Могу ли я быть опасной для кого-то?        — Попробуйте для начала научиться понимать себя, без понимания обрести контроль будет невозможным, — мужчина поднялся с места. — Вам следует сегодня хорошенько отдохнуть и набраться сил. Ваше измождённое состояние питает подсознание, ведь именно оно соткано из ваших тревог и страхов.        Одри поднялась за профессором, ещё находясь в смешанных чувствах от разбора её сновидений. Понять ту себя было задачей не из лёгких, в особенности, когда девушка отчаянно избегала повторной встречи с ней.        «Поздравляю, Одри, ещё немного и ты обретёшь раздвоение личности!» — циничные юмористические реплики были единственным подспорьем, благодаря которому оценщица ещё оставалась в здравом уме при обилии такого рода информации.         — Спасибо вам огромное, профессор Синнер, — на этот раз она действительно была рада тому, что повидалась с ним. — Буду вам должна.       — Начните меня называть по имени и я прощу вам всё, — мужчина с широкой улыбкой провёл Одри до уже вызванного такси. 

🕷️🕷️🕷️

      В поместье было тихо, к чему оценщица успела привыкнуть за краткое время своей работы здесь. По возвращению она испытала некую лёгкость, словно ей только и нужно было, чтобы все её духовные метания расставили по полочкам в библиотечном порядке. В воодушевлённом состоянии девушка отправилась первым делом в сад наведать подобранного волка. Безусловно, затея была не самой лучшей, ведь дикое животное едва ли задержится в здешних местах, но ей очень хотелось удостовериться, что его состояние держит положительную динамику.        Не найдя четвероногое чадо в саду среди тенистых деревьев, Одри направилась на кухню, дабы выудить из холодильника кусочек сочного мяса для нового жильца. Вернувшись к статуе Астреи, она стала оглядываться по сторонам и издавать звуки, способные привлечь животное. Сия импровизация гуманитарной помощи продолжалась добрые десяток минут, пока из-за кустов не послышался подозрительный хруст веток.        — А я-то думал, что наш волчара к себе подружек привёл, — хмыкнул с издёвкой Кассиэль, — а это ты с куском мяса решила прогуляться вечерком.        — Я его хотела покормить, — девушка виновато потупила взгляд, осознав, что идея была далеко не на десять баллов смекалки.        — Покормить волка, — резюмировал парень. — Щедрая душа ты, Одри.        Она лишь в ответ закатила глаза и бросила кусок мяса у мраморной лавки. Волки — порода не гордая, точно не обидятся щедрому подношению.        — Спасибо, — бросил уходящей девушке Кассиэль. — Ему будет приятно.        — Ты хоть его видел за последние сутки?        — Бегает, живой, — на этот раз уже её коллега закатил глаза. — Пошли в дом, а то смеркаться скоро начнёт. Где, кстати, пропадала весь день?       — В сиделки мои заделался? — с притворным прищуром она посмотрела  на молодого человека.       — Как же, Микаэль мне голову выкрутит, если с тобой что-то случится в мою смену, да и всем остальным тоже.       — Ездила по делам, — оценщица только сейчас глянула на время в телефоне и удивилась, как оно стремительно перевалило за вечер, — но задержалась.        Парень проводил коллегу до её комнаты и что-то невнятное буркнул на прощание, но та не сочла необходимым переспрашивать, чтобы не дразнить мрачного охранника. Сил оставалось только на горячий душ и быстрое приземление на гладкую поверхность постели. Оставалось лишь перебороть страх вновь столкнуться с до ужасного вычурными набросками её воображения. Сдавалось ей, что невообразимого в этом не столь много, ведь как только человек может что-либо представить, он становится способным на реализацию рисуемого.       Оказавшись в мягких объятиях свежей постели, Одри сделала быструю дыхательную гимнастику, дабы настроить себя на возможное столкновение со всеми страхами под покровом надвигающейся ночи.        В камине крохотной гостиной мирно потрескивали поленья, пока за окном разлетались во все стороны стаи кружевных снежинок. Одри ещё никогда не видела такого количества снега. Мама что-то усердно готовила на кухне, приятный аромат так и манил подняться с потрёпанного кресла и пойти на зов кулинарных изысков. На диване мирно болтали Микаэль с Фелонией, улыбка на лице начальника была непривычной, но такой спокойной и естественной. Девушка же перебирала книги и, указывая на название, уточняла у того, прочел ли он уже то или иное произведение. Неподалёку стоял Рафаил и музицировал на скрипке, чей мелодией наслаждался чёрный волк, мирно лежавший у ног Кассиэля.       — Ведьмочка, твоя матушка готовит изумительный луковый суп! — материализовался за её спиной Давид.       Мужчина был одет в вязанный красный свитер, на котором можно было заметить мелкие снежинки из стеклянного бисера. Все присутствующие были одеты в одинаковую одежду. Одри находилась в родительском доме, всё кругом было прежним, словно и не проходило столько лет. Единственное, что резало глаз, — это праздничная атмосфера, которой никогда не было в стенах пастырского дома. Девушка подозрительно заозиралась по сторонам. Отца не было нигде.       — Ма-а-м, — позвала насторожено дочь, — а где папа?        — Милая, он скоро будет, — донеслось из кухни, — папа встречает гостей.       Одри не могла понять, как в одном месте, подобном этому, могли находиться все эти люди. За окном подвывала вьюга, заметая собой дорогу и видимость для нерадивого наблюдателя. Все переговаривались, бросались безобидными шутками, но оценщица не в силах была разобрать и слова. Входная дверь хлопнула и на пороге гостиной вскоре появился отец, за спиной которого стояли Мор и Кладис. Волосы всех троих покрывал далеко не белоснежный снег. На выцветший временем ковёр падали хлопья серого пепла.        Девушка почувствовала жар подступающей паники, все сидящие в гостиной даже не обратили внимания на её состояние. Отец же, окинув презрительным взглядом гостей дочери, стремительной походкой направился к ней.       — Кого ты привела в наш дом? — он с силой сжал её руку, встряхнув так, что Одри пошатнулась на ровном месте.        Она с нескрываемым беспокойством оглядела коллег — те вовсе не замечали разъярённого хозяина дома. Мор и Кладис одновременно достали из-за пазухи кинжалы с резными рукоятками и как а один голос произнесли, обращаясь к священнослужителю:       — Мы возьмём их на себя, падре.       Одри безмолвно следила за тем, как один из них медленно приближался к играющему Рафаилу, занося лезвие на уровень его шеи, пока другой уже стоял за спинами Микаэля и Фелонии. Девушка хотела выкрикнуть, чтобы обратить внимание ребят на происходящее, но отец сжал её в тисках собственных объятий, прикрывая рот рукой.        — Нет! — вырвалось животной мольбой из неё.       Мгновенье за мгновеньем и руки оценщицы вновь окрасились кровью. Она орудовала не так искусно, ей не хотелось получать наслаждения, ей нужно было защитить. Себя и ребят. Сквозь глубокий надрез в шее каждого из нападающих она голыми руками доставала язык. Один за одним, такой тёплый и такой немногословный, когда находился не во рту своего обладателя. Девушка оставила на полу бившихся в агонии боли Филиппа и Артура, возвращаясь к своему отцу, злой язык которого давно должен был быть отрезан.        — Одри, что ты делаешь? — спросила застывшая на пороге кухни и гостиной мама.        — Несу божью волю, — выпалила она, когда задыхающийся собственной кровью отец упал на пол.        Одри выскочила из сновидения как из ледяной воды в озере. Первым делом девушка огляделась и успокоила себя тем, что она находилась в агентстве. За окном виднелся всё тот же мрачный сентябрьский ночной пейзаж, который скрашивали одинокая луна и россыпь бесчисленных звёзд на небосводе.        «Это всего лишь сон,» — выдохнула девушка, прижавшись пылающим лбом к ледяному стеклу.        Босые ноги сами унесли её на кухню, где она меньше всего чувствовала себя покинутой в таком большом доме. Даже сквозь глубокую ночь, глядя на спящую кофемашину и идеально вычищенную плиту, она ощущала общество одного из самых ярких работников агентства. Её ещё бросало в жар после жуткого сна, но всегда ледяные пальцы, прикоснувшись к варочной панели, сыскали ещё свежее тепло недавно выключенной машины. 

lana del rey — cinnamon girl

      — Давид? — не оглядываясь робко спросила она        — Он самый, ведьмочка.       Раздался щелчок светового выключателя и кухня, доселе погруженная в ночной мрак, озарилась приглушенным заревом над барной стойкой. Мужчина был в своей чёрной рубашке и таких же брюках, а пиджак скорее всего покоился где-то в спальне и дожидался утра и возвращения своего хозяина. С каждым его неторопливым шагом тени вокруг начинали играть по-новому, словно Давид сбивал своим присутствием само существование света и тьмы.        — Не спится? — спросил тот совсем тихо, чтобы девушка не додумалась избежать разговора.       — Да так, — Одри очень хотелось отвести взгляд, но в этот свинцовый омут, каким бы опасным он не казался на первый взгляд, невозможно было не угодить добровольно, — кошмар приснился.       Мужчина не стал расспрашивать, что ей конкретно снилось, он совсем осторожно поправил выбившиеся пряди  девушки и заправил их ей за ухо. Руки его были тёплыми, как чашка свежего кофе или крепкого чая, они не опаляли на этот раз в попытках призвать помутнённую страсть. Его руки одаривали спокойствием, сбивая всякую дрожь и неприятные мурашки по телу.        — Хочешь, я приготовлю тебе что-нибудь, пока ты не спишь? — на губы легла кокетливая улыбка, а мельчайший лучик света от кухонной лампы отскакивал от металлического колечка в его носу.        — Давай, — кивнула оценщица. — Хочу имбирное печенье.        — Имбирное? — Давид не скрыл своего удивления. — Ведьмочка, сегодня, кажется, не Рождество.        В ответ она уселась на барный стул, на каком впервые следила за процессом готовки шеф-повара «Астреи» и дегустировала его произведение кулинарного искусства. Поверх сложенных на стойке рук девушка положила свой подбородок и продолжила смотреть в ожидании на мужчину. Широкая, полная нежности улыбка послужила свидетельством полной его капитуляции.        В воздухе быстро смешался аромат имбиря и корицы, а их взгляды переплетались с такой силой, что юрист едва поспевал за своей выпечкой. Когда печенье уже покинуло плен духовки, оценщица мирно спала, расположив свою голову на согнутых руках, чьи костяшки Давид с такой нежностью поглаживал, чтобы отдать крохи своего тепла. И будь воля его, он бы изничтожил мирской холод и все кошмары, лишь бы ведьмочка каждую ночь спала крепким и спокойным сном.