me and the devil

Наставь юношу при начале пути его: он не уклонится от него, когда и состарится.

Притчи Соломона, стих 22:6

      — Одри, — Фелония осторожно обняла девушку за плечи и повела прочь из допросной, — у тебя идёт кровь из носа.        Оценщица не сразу ощутила стекающее тепло по верхней губе, но как только во рту заиграл привкус металла, она поняла, что сосуды вновь полопались. Обычно такое у неё случалось после горячего душа, который всегда служил отвлекающим манёвром во время атаки тревожных мыслей. Сейчас же кровь густой тёмной струйкой спускалась из обеих ноздрей, не давая девушке вернуть голову в ровное положение.        Фелония отвела её в уборную и помогла остановить кровь, делала она это не умело, но с явной озабоченностью, будто впервые сталкивалась с подобным явлением. Сама же Одри не придала большого значения, списав это на реакцию, последующую за раздражителем в лице задержанного. Как она выяснила по летающим разговорам сотрудников в коридоре, того звали Филипп Мор, и именно он разделался безжалостно с малышкой Барбарой в ночном клубе. На его руках была не одна кровь и по счастливому для правоохранительных органов стечению обстоятельств Мора задержали на месте последнего его преступления.        — Кого он убил? — стараясь прийти в себя, разлепила пропитавшиеся кровью губы Одри.       — Об этом вы поговорите с Микаэлем, а пока дождись Кассиэля, он заберёт тебя в агентство, — заверила её девушка и усадила в коридоре на одно из кресел.       Фелонии очень не хотелось оставлять оценщицу одну, по лицу капитана пробежалась явная тень сомнения, откуда могла возникнуть подобная реакция у задержанного на Одри. Девушка тяжело выдохнула и направилась в свой кабинет, где в последующем ей предстояло заполнять один рапорт за другим и настаивать на переводе парня в тюремный изолятор. То, как неторопливо вёл себя Микаэль по отношению к объяснениям, изрядно раздражало её, но поделать с этим Фелония ничего не могла. Одри же видела, насколько связанными ощущает девушка собственные руки, потому и отбросила всякие попытки добиться правды именно от неё.             Рыцарь «Астреи» не заставил долго себя ждать, оценщица за это время успела прийти в себя и лёгкое недомогание отпустило её падкую на тревоги голову. Эмоции на лице парня смешались и уставшая Одри даже не старалась разглядеть на смуглом полотне беспокойство. Всё, что сейчас хотела девушка, — это укрыться с головой под одеялом, дабы спрятаться хотя бы на время сна от множества вопросов, ответы на которые всё никак не поддавались поискам.        — Фелония сказала, что он обратился к тебе по имени, — прервал их молчание по дороге в агентство Кассиэль. — Ты его знаешь?       — Видела один раз в клубе, — сухо ответила та.       Оценщица вспомнила, что так и не поговорила с коллегой о прошлом задании, как тот её нашел и видел ли он кого подозрительного. Одри тут же придала своему лицу живости, как бы трудно ей это не давалось в этот момент.       — В том подвале ничего не было, указывающего на убийцу? — она столкнулась с каменным профилем молодого человека, чьи заигравшие желваки выдавали его напряжение. — Знаю, что ты винишь себя всё ещё, но я сама решила тогда пойти за Мэри. Мне нужно было убедиться, что она в порядке.        — Получилось? — коллега едва приподнял бровь, а в тоне не было ни намёка на усмешку, как и на сердечное участие.       — Как видишь… — девушка инстинктивно погладила некогда болевшее бедро. — Ты так и не ответил, — вполне сурово указала собеседнику она.       — Это не в наших интересах, Одри, — сквозь сжатую челюсть выпалил он.        — И что же тогда в ваших интересах? Убийца, уродующий своих жертв странными знаками?        Кассиэль резко затормозил, из-за чего оценщице пришлось выставить руки вперёд. Оба пришли в себя, когда у колёс автомобиля послышался жалобный скулёж. Коллеги переглянулись всего на секунду, чтобы после вырваться из машины и поспешить на помощь пострадавшему животному. Оказавшись на улице, девушка сразу отмела имеющиеся вопросы к парню в сторону, поскольку всё её внимание было приковано к большому чёрному псу. Его лапа была неестественно вывернута, не сложно было догадаться, что причиной послужило столкновение с их машиной.       «Он такой огромный, как его мы не заметили? Разве что, сейчас уже смеркается и кто только не выбегает на дорогу,» — Одри опустилась на колени перед раненым животным.       Других видимых ран она не заметила, но с такой лапой зверь далеко не убежит и едва ли сможет сам себе зализать её. Девушка совсем невесомо прикоснулась к шерстке животного, стараясь лишний раз его не пугать.       — Не бойся, мы тебя не обидим, — совсем ласково обратилась к нему она.  — Позволишь нам посмотреть твою лапку?       — У меня нет аптечки, — подал голос коллега, наблюдающий за оценщицей и псом со стороны.        — Ты водишь машину и у тебя нет с собой аптечки? — тут Одри снова готова была вернуться к допросу парня.        — Мне она не к чему, — пожал плечами парень. — Но мы можем его взять с собой, дома подлатаем его и будет бегать себе дальше.       Идея действительно нашла одобрение в глазах Одри, некое иррациональное чувство не допускало и мысли о том, чтобы оставить бедолагу вот так на обочине. Девушку съедала изнутри вина за то, что она не смогла спасти Мэри Уоррен, ровно как и Барбару, которую, вероятнее всего, убили вместо неё. Ещё одну мучительную смерть на свою совесть она не хотела брать.        — Остальные не будут против? — уточнила она, приподнимая голову пса в попытках переместить его к себе на колени.        — Мы их и не будем спрашивать, — Кассиэль разделял энтузиазм оценщицы помочь животному, потому сам взял его к себе на руки и аккуратно, словно ребёнка, разместил на заднем сидении автомобиля.        Впервые за время их взаимодействия Одри почувствовала командный дух, способный сплотить их ради хоть какой-то цели. Конечно же, у Кассиэля и других астрейцев была ещё одна цель, по всей видимости, куда более значимая, раз прочие убийства и бесчинства не особо их трогали. Вернувшись на прежние места, они отправились в агентство.        — Понимаю, вы с Фелонией не хотите говорить со мной об истинных делах «Астреи», потому что начальником является Микаэль, — Одри то поглядывала на коллегу, то возвращала свой взор к мохнатому пассажиру. — Но зачем ему умалчивать это передо мной, когда моя работа заключается в анализе психического состояния людей? Чем я смогу помочь вам и вашему делу, если не знаю всех подводных камней?       — Уверен, Фелония уже говорила тебе это, но этот вопрос лучше задай…       — Микаэлю, я поняла! — девушка не скрывала своего раздражения. — После того, как мы обработаем нашего попутчика, Микаэль от меня не отделается!       В ответ на это парень хмыкнул:       — Уже отделался, — машина подъезжала к порогу поместья, под шинами раздавался характерный скрежет гравия. — Он до завтрашнего вечера с отъезде, потому прибереги все свои вопросы до его возвращения. Никто из нас не сможет тебе сообщить то, что расскажет он. Хотя бы потому, что за лишнюю болтовню с людьми нас обычно не жалуют.       «Вот же!» — девушке очень хотелось выругаться вслух, но она сильнее поджала губы, чтобы лишнего не вырвалось на эмоциях.       День у Одри выдался сумбурным, начиная пробуждением от кошмара и заканчивая пугающим поведением некоего Филиппа Мора, которого она видела всего лишь второй раз в жизни. Она всячески отбрасывала подальше реплики молодого человека, стараясь не проигрывать их в голове снова и снова. Каждое слово имело отцовский налёт и это неприятной дрожью проходилось по всему нутру девушки. Спонтанная и не совсем удачная встреча с четвероногим поспособствовала тому, чтобы она забылась и отпустила на краткий миг все неприятности, что выстраивались вокруг неё по всем фронтам.        Одри принесла из своей спальни плед и постелила на диване в гостиной первого этажа, где они и расположили пострадавшее животное. Кассиэль нашёл аптечку на кухне и, опустившись на колени перед псом, стал внимательно обрабатывать его лапу. Тот спокойно реагировал на манипуляции парня, пока девушка ласково поглаживала его за ухом, придавая спокойствие духу новоиспеченному другу. Она отметила, насколько сосредоточенным и внимательным был её коллега по отношению к псу. Что-то точно живое было в этом железном дровосеке и трескавшаяся маска не могла не вызвать лёгкую улыбку на губах оценщицы.        — Ты так бережно с ним обходишься, у тебя в детстве была собака? — полюбопытствовала Одри.       — Не сказал бы, — сконцентрированное лицо парня немного сгладилось после того, как влажный язык животного благодарно вылизал ему руки. — Просто их я люблю больше, чем людей.       «Кто бы сомневался,» — подобное изречение девушка не нашла столь удивительным для своего коллеги.        Пёс сместил центр внимания с рук Кассиэля на ладони оценщицы. Мягкий и влажный язык приятно щекотал подушечки пальцев, которые только и успевали поглаживать макушку пушистого. Одри задумалась, откуда могла взяться такая большая собака у лесополосы без ошейника и каких-либо других признаков хозяина. Казалось, что эта встреча не была случайностью, ведь вселенная так ленива на их создание.        — Может, стоит смастерить ему будку? — спросила девушка коллегу. — В доме вряд ли он захочет жить.       — А в будке, думаешь, этот волк захочет? — парень с явным скепсисом уставился на Одри.       — Волк?..       Тут она и разглядела вполне очевидную причину одиночества животного и его крупных габаритов. Признаться, девушка не так часто виделась с собаками, а волков в живую уж точно не встречала. Её представление о них складывалось из книжных иллюстраций и документальных фильмов, что ей включали в детском доме, — везде волки изображались нелюдимыми и серыми, способными утащить в своё логово любого неосторожного лесного путника. У её же колен разлёгся совсем иной представитель этого вида, куда более ласковый и, как легко было предположить, домашний. Словно за ним уже ранее кто-то ухаживал и приучил к человеческому обществу.       — Никогда бы не подумала, что волки могут быть такими приветливыми, — зевая произнесла она. — Будет жаль, если он уйдёт, когда его лапка заживёт.       — Он запомнил тебя, уж точно не перестанет навещать, — Кассиэль сам принялся поглаживать уже задремавшее животное. — Тебе нужно отдохнуть, иди спать. Я посижу с ним.       Девушка не стала противиться, веки тяжелели после каждого сказанного ей слова. Бремя этого дня давно пора было скинуть с себя и убежать в царство снов. Оное любило подготовить сюрпризы для своей пленницы, но с каждым днём страшные подробности реальности и неприятные воспоминания прошлого во снах заставляли лишь задуматься, где Одри в конечном итоге сможет обрести настоящий покой. Без побега от лживых обвинений, преследований отголосков отцовского культа, без тайн и загадок. Было бы славно почувствовать себя спокойной и безмятежной.        — Спасибо, что спас меня, — на эти слова Кассиэль отреагировал с неким недоумением в лице. — Кто знает, что со мной стало бы в том подвале… — добавила она.       Коллега хотел было возразить, но оценщица уже скрывалась в коридоре по направлению к лестнице. Одри неспешными шагами двигалась к своей комнате, которая на удивление для неё самой стала за короткое время настоящим прибежищем.  Она уже была у своей двери, когда где-то вдалеке из другой спальни доносился голос Рафаила:       — Отец, почему ты выбрал её? — вымученный голос взывал к кому-то, кого явно не было рядом. — Я приму то, что уготовано мне, но зачем лишать её возможности жить? Она родилась среди крови и страданий, прошу, возложи её бремя на меня…       От услышанного оценщице стало дурно, словно всё сказанное было связанно непосредственно с ней. Девушка отошла бесшумно от приоткрытой двери в спальню парня и пробралась к себе, оставляя в коридоре отголоски мольб сына к отцу.        «Как же извечна проблема отцов и детей…» — выйдя из вечернего душа, на который у неё хватило сил, Одри опустилась в прохладные объятья постели лицом вниз.       Она стояла над упавшим на колени мужчиной. Он лепетал что-то невнятное, сжимая в потных и дрожащих руках деревянные чётки. Девушка чувствовала небывалое отвращение к человеку, что ранее внушал ей страх и ужас. Это перед ним она с ранних лет проливала слёзы в неумело выученных молитвах. Перед ним боялась показать хоть толику сомнения в их общей вере. И перед ним когда-то маленькая Одри трепетала хрупким цветком, ведь в детских глазах отец был подобен творцу всего сущего на земле.        — Он поможет всем нам, Одри, — бормотал пастырь, — ты будешь выше всего, ты станешь началом нового мира! Прошу, дай мне помочь тебе! — с отчаянием вымолвил тот, протягивая в молитвенном жесте руки к своей дочери.       Она не намеревалась соглашаться на очередную сделку с отцом, как и верить ему. Одри чувствовала собственное величие, но то было неприкосновенно, лишь для неё одной. Таким людям, как её отец, негоже даже мечтать о подобной чести. Девушка смотрела на некогда единственного всемогущего для неё человека как на жалкую букашку. Самая мелкая улитка превосходила в сотни раз по значимости этого человека. Он так грезил прикоснуться к солнцу, но за неимением крыльев стремился осуществить это за счёт других. То было жалкая пародия на божество и службу ему, отчего Одри было мерзко от одного нахождения рядом с отцом.        Девушка обошла его и присела за спиной преподобного, цепляясь крепкой хваткой за волосы на его голове. Дрожь, что проступала по его телу, отдавалась пьянящим нектаром внутри неё. Он страшился её, цеплялся за свою жизнь, с которой так убеждал расставаться остальных, его непроницаемое лицо исказил животный испуг, как только у затылка почувствовался холодный металл.        — Что же сейчас ты думаешь о боге своём, папочка?        Одри не ждала ответа, ей нравилось, как каждое брошенное ею в спокойствии слово заставляло бешено колотиться его сердце. Он был на пределе, нервные импульсы скользили к центру всей человеческой системы в жалких попытках передать информацию и запросить ответную реакцию. Не зря она штудировала анатомию и неврологию человеческого тела, в её руках было настоящее практическое пособие, о котором можно было только мечтать начинающему врачу. Лезвие ножа уверенно прошлось вдоль затылочной части, очерчивая тем самым границу одноимённой доли человеческого мозга.       — Не переживай, мне нужен только эпифиз, а уже что останется, сможешь забрать себе, — отбросив в сторону свой импровизированный карандаш, она взялась за электрическую медицинскую пилу. — Но честно говоря, я бы забрала его полностью. Сердца, как мы убедились, у тебя давно нет, а вот мозг…       Девушка приступила к трепанации черепа и непосредственным манипуляциям над интересующим её органом. Кровь стекала по её рукам, окропляла пол, жужжание пилы едва заглушало крики отца. Ей хотелось слушать их, чтобы они оглушили его самого, пока она не заденет нужные участки коры головного мозга и он не потеряет способность как говорить, так и слышать. Конечно же, завладев шишковидным телом, всё прочее можно будет выкинуть. Но в планах Одри было увековечить своё действо, оставить память свою об отце в том виде, в котором он заслуживал, чтоб его помнили.        Их окружала вся та же церковь, где не осталось никаких следов от бывалой стрельбы. И окна, и скамейки были целы, дожидались своих прихожан. В то время, пока их излюбленный и праведный пастырь занимал своё место за кафедрой, вознося высоко свои руки, в одной из которых вместо привычной Библии располагался томик «Государя», а сквозь пальцы другой свисал окровавленный крест божий. Никто из страждущих не заметил бы ничего необычного, не загляни любопытствующие за спину мужчины. Ведь всё мыслительное в нём помещалось в двух руках, потому в голове пастыря не оставалось места для иных дум.       Одри рывком поднялась с подушки, стараясь как можно быстрее оторваться от жуткого сновидения. Она оглянула комнату, в которой находилась, и с облегчением выдохнула, осознав полностью, что увиденная ранее картина была лишь сном. Тонким и искусным изображением её подсознания, что так и рвалось наружу, желая обличить перед всем миром воспоминания, прошлое и даже те мысли, о которых сама девушка не догадывалась в час своего бодрствования.        Всё тело, как и постель, было пропитано потом, отчего оценщица поспешила избавиться. Уже в ванной комнате она заметила слабые следы крови у арки купидона, которые оставила неприятная ночная иллюзия в качестве напоминания. Одри упёрлась двумя руками в раковину, желая как можно сильнее сжать её и наконец ощутить себя в реальности. Ей сложно было определить, что её пугало сильнее: то, что она сделала с отцом во сне, или же то, что испытывала в процессе. Это чувство девушка едва ли могла спутать с чем-то иным, оно являло собой полное удовлетворение и наслаждение. Но подобного уровня эмоции, как во сне, ей так и не доводилось испытать ранее. Больше всего она боялась сделать сейчас неправильный вывод, касаемо себя самой. Одри, смотрящая на неё из зеркала, и Одри из сна, бесстрастно орудующая медицинской пилой, не походили друг на друга никак, и в тоже время оставались одним целым.        Вернувшись из душа и приведя себя в порядок, оценщица решила отбросить думы об отце и странном сне до следующего визита к Малеку. Его, безусловно, заинтересует каждая деталь и подробность, но, как казалось Одри, он был из тех специалистов, кто не чурался подобных бесед, а подходил к ним с самым настоящим пониманием.        «Может, поэтому его так интересовал мой отец? Он вполне может понять таких людей, как я стараюсь понимать остальных. В этом даже есть своего рода ирония,» — с кривой усмешкой она поправила на себе расписанный вышивкой жилет.        Спустившись на кухню, девушка на обнаружила ни одного обитателя поместья, ровно как и ни одного следа прошедшего завтрака. На часах господствовало раннее утро, не сложно  было догадаться, что все нормальные люди только потирали свои глаза в постели, если не досматривали последний сон. Изучив содержимое холодильника, Одри принялась за приготовление обильного завтрака, которого бы хватило на всех и с добавкой.        По всему первому этажу стал разлетаться манящий аромат свежей утвари, дополненный ванилью и кленовым сиропом. Девушка готова была капитулировать в кулинарном состязании с Давидом, ведь потолком её навыков являлись пышные оладьи. Пока сладкое сопровождение к мучным изделиям мирно дожидалось своих дегустаторов, на сковороде во всю жарились тонкие ломтики бекона. Одри уже и позабыла, когда в последний раз так корпела над завтраком. Рабочие будни в больнице отнимали время на созидательные утренние ритуалы.        — Что за ворожея тут колдует? — она почувствовала, как чей-то подбородок внезапно лёг на её плечо, отчего не смогла удержать деревянную лопаточку. — Спокойно, ведьмочка, это всего лишь я.       Давид не скрывал своего довольства от утренней встречи с ней, словно они не виделись несколько дней. От вчерашней досады в его глазах, что тот отчаянно скрывал при любом неудобном разговоре, не осталось и следа. Пламя задора и энтузиазма вновь заняло своё место и готово было согреть всё, на что ляжет пристальный взор его обладателя. Девушка поприветствовала его легкой улыбкой и тут же поспешила поднять упавший предмет, но коллега её опередил.        — Ведьмочка, это мне стоит каждое утро в ноги кланяться перед тобой, но никак не тебе, — он одним жестом закинул лопатку в раковину и протянул Одри другую.        — Я тут приготовила на всех желающих, поэтому присаживайся.       — Ну разве она не чудо, Фел! — восторженно воскликнул мужчина, едва оборачиваясь на вошедшую девушку, которая, по всей видимости, уже была в поместье.        — Лучшая из вас точно, — Фелония не поскупилась на улыбку для оценщицы. — Ты как?       Одри напомнила себе, как всё же прошла их встреча в полицейском участке, и с облегчением отметила, что и сон, и готовка позволили отпустить ей неприятное происшествие. Она лишь кивнула, уведомляя, что беспокоиться не о чем. Пока мест сложно было делать какие-либо выводы, а лишняя эмоциональная возбуждённость ни к чему толковому не приведёт никого.        — Ведьмочка, не сочти за дерзость, но давай кофе уже займусь я, а ты поболтаешь с нашим капитаном. У Фелонии как раз назрела к тебе просьба.       Давид не упустил возможности погладить предплечье девушки, как бы давая понять, что и он в курсе о произошедшем, и всегда готов оказаться рядом с ней, будь то каминная или соседние сидение автомобиля, где исповедь непроизвольно лилась из неё. Она не стала протестовать и предоставила власть над кофемашиной, как и всем остальным кухонным оборудованием, в руки настоящего мастера. С каждым лёгким касанием юриста Одри осознавала, как ей легко удаётся в этот момент заземлиться и отпустить бывалые мысли, не прибегая к бурной деятельности или различным способам самоповреждения.        Присев напротив Фелонии, она сразу решила уточнить, что за дело возникло на горизонте.       — Того задержанного зовут Филипп Мор, — девушка не подала удивления на согласный кивок оценщицы, которой уже было известно имя парня. — Сейчас он в следственном изоляторе, дожидается суда. Но мы обнаружили интересную деталь: на протяжении долгого времени он навещал в Вирджинии одну пациентку психиатрической больницы по имени Эбигейл Хоббс. По каким-то причинам девушка с семьёй переехала и продолжила проходить лечение в одной из местных больниц. По всей видимости, — она раскрыла папку с делом, — мисс Хоббс шла на поправку, в диагнозах я плохо разбираюсь, но из того, что нам известно, она страдала острой формой ПТСР. Но не так давно Эбигейл была задержана за убийство своего отца.       — Подожди, — Одри нахмурился брови, стараясь выстроить хоть какую-то четкую картину из имеющейся информации, — её подозревают в убийстве или она призналась?       — Её задержали на месте убийства, но проблема в том, что она не помнит, как его совершила, — пояснила капитан. — Ты же умеешь проводить сеансы гипноза? Мы могли бы выяснить, имеет ли она отношение к Мору и его убийствам…       — Если я правильно понимаю, отец девушки был убит аналогичным образом, что и Барбара в клубе? — с прищуром уточнила оценщица.       — Всё верно, — Фелония расположила перед ней несколько фотографий с изуродованными телами. — Не все из них совершал один Мор, у него есть сообщники и нам важно узнать, с какой целью они это делают и кто отдаёт им приказ.       «А предотвратить число жертв вы не хотите?» — девушке очень хотелось озвучить данный вопрос, но волновало её несколько другое.       — Я не так много проводила сеансов гипноза в своей практике, но даже если я возьмусь, Фел, пойми, — с надеждой увидеть жалость в глазах собеседницы она посмотрела прямо на неё, — Эбигейл противопоказан гипноз. Если верить сопутствующему диагнозу, она может и не излечиться вовсе. Психотерапия гипнозом может вызвать ложные воспоминания, мы вынудим её либо надеть на себя наручники, либо подведём под гильотину совершенно другого человека.       — Мы понимаем, что очень рискуем, — тут совесть внутри капитана дала о себе знать. — Но мы с Давидом впервые сходимся в едином мнении, — тут она недоверчиво покосилась на юриста, что с довольной усмешкой помешивал кофе в своей чашке, — мы верим, что ты сможешь помочь нам.        Одри готова была занять оборонительную позицию и воспротивиться красноречивым доводам девушки, но на её плечо легла рука, чьё тепло стало за непривычно короткое время таким родным и своим. Она чувствовала, какой козырь сейчас из рукава достанет Давид, потому мысленно пожалела о наличии у себя такой всеобъемлющей эмпатии.       — Юной Эбигейл нужно разобраться в себе, если мы ей не поможем в этом, никто другой точно не станет, — попивая горячий напиток, убеждал её мужчина.       — Хорошо, — выдохнула через силу оценщица. — Но как только я почувствую опасность для неё или себя, я прекращу сеанс и остальную информацию вам придётся добывать другими методами.       — Не переживай, ведьмочка, — Давид приобнял её и невольно прижал к себе, желая скрасить посеянное напряжение с самого утра, — никто из нас не даст тебя в обиду. С нами же капитан полиции будет!       — Давид будет рядом, а я предупрежу персонал больницы, чтобы держали на голове транквилизаторы, — заверила её Фелония.        Оценщице не хотелось списывать всё на пол больной и убеждать себя в полной безопасности, так как один неприятный опыт с пациентом у неё уже имелся. По большей части девушке не хотелось возвращаться в стены психиатрической больницы, пусть это и не был «Гудлам», не сколько из беспокойства о состоянии мисс Хоббс, сколько из-за гнетущего ощущения внутри данного места. Девушку поместили не просто в больницу, сие заведение котировалось как для особо опасных преступников, сброд «монстров», как величала их общественность. И не зная всех деталей дела каждого из них, легко было согласиться с данным утверждением. Но система правосудия настолько хлипка, что даже в таких местах могли очутиться совершенно невинные люди.        Изучая по дороге имеющуюся информацию, Одри подметила для себя, что девушка жила с отцом и братом-близнецом. Некоторое время назад она действительно проживала в Вирджинии и, как не трудно было догадаться девушке, проходила курс лечения именно в месте прежней работы оценщицы. Примечательным она нашла ещё и то, что незадолго до их семейного переезда у Эбигейл и Джайлза скончалась мать. Обстоятельства оставались неизвестными, но данный факт девушка отдельно отметила в своём блокноте.        «Если Эбигейл действительно лежала в «Гудламе», а Филипп Мор её навещал, вероятно ли, что он же навещал моего горе-пациента? Быть может, его визиты как-то провоцировали больных? Но тогда следует другой вопрос: почему именно эти двое, чем же они связаны?» — не унимала себя догадками Одри.       Давид всю поездку изредка поглядывал в сторону оценщицы через зеркало заднего вида. Её сосредоточенный образ приковывал к себе, потому мужчине только и оставалось, что поспевать следить за дорогой. Сама же девушка, словив один такой внимательный взгляд, не смогла скрыть улыбки и невольно призналась себе, что вместо всякого задания или поездки хотела бы остаться на кухне в агентстве и болтать с ним до последней остывшей капли кофе.        Медицинское учреждение, к которому они подъезжали, отличалось особой атмосферой. Если к пациентам психиатрических лечебниц относились как к больным, которым нужен специальный уход и терапия, то в больнице для душевнобольных преступников к поступившим относились как к особо опасным индивидам. Можно бесконечно рассуждать о природе возникновения той или иной девиации, которая в разных случаях могла приводить к противоположным результатам, но иметь один и тот же корень проблемы, пациенты, поступившие в спецучреждение, в последующем не имели возможности отмыться от нанесённого клейма. Ранее среди маньяков и душегубов в этих стенах содержались люди с альтернативной сексуальной ориентацией, некогда считавшейся не просто проявлением психического расстройства, а даже преступлением против природы. Одри никогда не могла определить для себя самой ту грань справедливости, когда плохие поступки считались действительно плохими, а хорошие — хорошими. Даже сейчас, прохаживаясь по мрачным коридорам, где из каждого угла сквозила сырость жуткой безысходности, она задавалась вопросом: сумасшедшая ли вон та женщина, что, по словам доктора Чилтона, главврача больницы, зарезала собственного мужа? Оценщица сама могла оказаться на её месте, если не окажется в скором будущем. Человеческий мозг — настолько сложное устройство и уникальное в каждом частном случае, что выделять одну нормативную среди сотен других реакций на один и тот же раздражитель — ещё одна горсть земли поверх гроба гуманизма.        «И всё же, того ублюдка из деревни, как и Мора я едва ли смогла бы пощадить, апеллируя человеколюбием и пониманием. Профессор Синнер точно отправил бы меня на повторный курс лекций,» —  подметила для себя девушка.       — Доктор Чилтон, — обратилась она к главврачу, — вы так убеждены, что Эбигейл убила своего отца, что с лёгкостью позволили следствию поместить её сюда, не проведя досконального обследования?       — Доктор Дюваль…       — Можно просто мисс, — поправила его Одри.        — Точно, вы, кажется, отошли от дел, — хромающий на одну ногу мужчина с самой возможной на притворство улыбкой обратил свой взор на оценщицу, — так вот, мисс Дюваль, смею полагать при всём вашем врачебном опыте, вам не доводилось встречаться и с третью моих пациентов.  Я умею распознавать безумцев, а безумные преступники — это мой профиль. Более того, я делаю большое одолжение вам и нашей полиции, предоставляя возможность провести им сеанс гипноза с моей пациенткой.        — Она без пяти минут осуждённая, — встряла в их беседу Фелония, — при любом раскладе разрешение у полиции будет.        — Не сомневаюсь, — всё ещё слащаво улыбаясь, ответит доктор. — Вот мы и пришли, — Чилтон указал на дверь, отличающуюся от всех прочих своим дорогим деревянным массивом, — я предоставляю вам свой кабинет. Медсёстры уже подготовили транквилизаторы, надеюсь беседа с мисс Хоббс окажется плодотворной.       Одри с большим сомнением отнеслась к жестами любезности главврача, стоило лишь несколько минут провести с ним в одном обществе, чтобы понять, насколько безразличны доктору Чилтону его пациенты. Государство вверяло их ему в руки в качестве пособий для его практических исследований в области психологии, и об этом знал каждый психотерапевт и психиатр, практикующий на Восточном побережье страны. Потому виновность Эбигейл оценщица поставила под ещё большее сомнение.        Фелония вышла из кабинета с целью проследить за медсёстрами и дождаться конвоя, под которым приведут осуждённую. Одри оглядывала кабинет и подмечала всё больше деталей, способствующих самоутверждению беспринципного врача. Памятные охотничьи трофеи, статуэтки из глины, слепленные в экзотических странах, тростниковые карликовые растения — всё указывало на почерк выверенных стандартов успеха прошлых лет. Это стало классикой в некоторых кругах, что тесно переплетались с бизнесом, но никак не приживались во врачебной среде. Хотя бы потому, что большинство профессионалов своего дела всё же старались показать, как они работают, а не сколько зарабатывают.        — Я буду прямо за дверью, потому можешь не беспокоиться, — Давид медленно подошел к девушке, осторожно коснулся её локтя, желая развернуть к себе полностью. — А вот это, — жестом фокусника он изъял из кармана небольшую портативную кнопку, — на случай, если я тебе срочно понадоблюсь.        — И я смогу забрать её себе? — она лукаво покосилась на предмет в руках мужчины.        — Я преуспевающий юрист, мне сложно будет разорваться меж всеми вызовами, — он слегка наклонился к оценщице вперёд, приближая тем самым своё лицо к её, — но ради своей ведьмочки я сделаю исключение.        Бегающие огоньки в глазах коллеги завлекали её с новой силой, и в этом омуте Одри хотелось на миг раствориться без остатка. Поддаться импульсу и плюнуть на устоявшиеся нормы, разрушить кувалдой выстроенные стены из приемлемого и одобряемого. Находясь рядом с Давидом, особенно так близко, почти вплотную, девушка переставала жить виной прошлого и тревогами будущего, словно лишь настоящее имело значение. И она не могла не тянуться к этому чувству и, в особенности, к человеку, что распалял в ней это ощущение жизни в моменте.       Её пальцы переплелись с его, медленно забирая в свои сети сигнальную кнопку. С каждым движением оценщицы зрачки мужчины увеличивались, завладевая всем вниманием стоящей напротив. На губах юриста застыла довольная улыбка, он не смел совершать выпадов вперёд. Наблюдая за каждой едва заметной переменой в лице девушки, он наслаждался ей. Одно лицезрение её пред собой отдавалось приятным пламенем внутри Давида, согревая и воскресшая давно вымершие частицы его души.        — А если у меня всё же попытаются её отобрать? — оценщица двинула бровью, беря на слабо мужчину.       — Хочешь потренироваться?        Сама того не ожидая от себя, она неспешной поступью двинулась спиной к рабочему столу. Как всего несколько минут наедине с ним превратились в игру, оставалось загадкой. Давид подхватил правила, двинулся ей навстречу, но та резко шагнула вбок, огибая мебель своим бедром. Она перебирала кнопку между пальцев правой руки, демонстративно приманивая в свою ловушку мужчину. Он следовал за каждым её движением, но не прибавлял скорости, давая ей шанс насладиться маленькой шалостью.        Это едва походило на игру в «кошки-мышки», оба из них могли похвастаться своей кошачьей натурой. Одри нарочно сделала резкий выпад в противоположную сторону, петляя по всему периметру кабинета. Давида забавлял игривый напор девушки, но что-то в его взгляде подсказывало, что стоит только разбудить в нём азарт и он не сможет остановить себя.        — Одри, прекращай, мы ведём себя не профессионально, — он театрально закатил глаза и поднял руки в сдающейся позиции.       — Кое-кто, кажется, говорил, что всегда выигрывает, или меня подводит память?       Всего несколько стремительных шагов вперёд и коллега уже настиг её. Словно он оттягивал этот момент до последнего или вовсе хотел вкусить в другое время. Оценщица оказалась прижатой к столу, на крою которого она почти сидела. Давид впечатал свои руки по обе стороны от неё, предотвращая любые пути к отступлению. Его грудь вздымалась чаще обычного, а дыхание горячим паром обжигало открытые участки кожи. Некогда светло-серая радужка глаз облачилась в своё ночное одеяние.        — Какаю игру ты бы не затеяла, — произнёс совсем тихо мужчина, — я намереваюсь выиграть. Я буду нарушать правила, ошибаться, вновь пытаться следовать им и находить обходные пути. Но я поставлю всё на свою победу, ведьмочка, — его пламенная рука коснулась подбородка оценщицы.        — Ты так в ней уверен, — она не могла сдержать ухмылки, пытливо всматриваясь в потемневшие от адреналина глаза юриста, — в победе.       — Потому что я уже побеждаю.       Его большой палец совсем невесомо задел край нижней губы девушки. Она за этот краткий миг успела прочувствовать весь электрический заряд по телу, проступающий от места прикосновения. Одри и не заметила, как из её руки исчезла сигнальная кнопка, а мужчина уже направлялся к двери, где развернулся и одним броском через комнату вернул ей украденное.        — Я рядом, ведьмочка, — и скрылся в коридоре, где уже санитары сопровождали осуждённую.       Эбигейл Хоббс не производила впечатление человека, который мог бы хладнокровно убить своего родителя, более того, изуродовать его тело жутким знаком. Это довольно ошибочное мнение — полагаться именно на внешний вид подозреваемого, и в любой профессии главную роль играют неоспоримые факты. Обладая ими в своём арсенале, можно было начинать строить выводы и догадки. Но имея дело с душевнобольным человеком, крайне тяжело подобраться в один шаг к эпицентру всего происходящего. Перед оценщицей сидела невзрачная девушка, едва достигшая двадцати лет. Бледная кожа и ломкие волосы выдавали долгое нахождение в медицинских учреждениях, как и курс выписанных препаратов. Эбигейл едва подымала свой взгляд на окружающих. Вид загнанного ягнёнка был очень знаком Одри, в ней она почувствовала что-то родное, как и в каждой юной молодой девушке, у которой был отнят шанс на светлое будущее.        — Меня зовут Одри Дюваль, — представилась она пациентке. — Я проведу с тобой сеанс гипноза. Может, у тебя есть предположения, почему он нам необходим или же есть вопросы по его проведению?        — Я убила папу, — произнесла девушка. — Но я не помню этого… Вряд ли вы поможете вернуть его к жизни, как и маму…       — Ты можешь для начала рассказать, что произошло с твоей мамой, пока вы жили в Вирджинии? — Одри расположила на колене свой блокнот.        Эбигейл стала перебирать рукава своей больничной сорочки. Неестественное положение рук подсказывало оценщице, что ту длительное время держали в смирительной рубашке.        «И вот такие как Фредерик Чилтон становятся главврачами, когда как настоящие… Аргх, нужно держать себя в руках!»       — Джайлз говорит, что это я виновата в том, что мама умерла. Но я совсем не помню! И смерть папы я тоже не помню! — глаза девушки начинали слезиться. — На меня все смотрели, как на монстра…       — Ты не монстр, Эбигейл, — Одри делала пометки и, вцепившись за одну мысль, решила преступить к сеансу. — Для дальнейшей работы я попрошу тебя расслабиться, постарайся отпустить всё, что гнетёт тебя, и следуй за моим голосом. Я всегда буду рядом, потому тебе не стоит бояться того, что ты сможешь потеряться.        Девушка вытерла влажные глаза тыльной стороной ладони и очень кротко кивнула. Возможно, впервые за последнее время с ней разговаривали так спокойно и без всяких предубеждений на её счёт. Одри принялась считать, дабы погрузить пациентку в глубокое состояние, пограничное к подсознательному. Ей самой не мешало набраться духу, чтобы не спасовать перед такой ответственной работой, но вожжи уже были у неё в руках, шампанское открыто — надо было пить.       — Представь последний день, когда ты видела папу, — оценщица говорила мягким голосом, стараясь не тревожить резкими звуками и интонациями юную мисс Хоббс. — Что ты видишь перед собой?       — Я стою на кухне, — она не сразу ответила, но охотно шла на контакт. — Папа разделывает мясо, это лесной олень. Мы часто ходили с ним охотиться, — на лице девушки проскользнул тёплый лучик. — Он не доверял никому разделывать мясо, если он поймал животное сам.        — Что ты чувствуешь, стоя рядом с отцом на кухне?       — Спокойствие, — быстро ответила она. — В больнице мне было нехорошо, а с папой я снова чувствовала себя нормальной. Будто я такая, как и все.        — Эбигейл, скажи, а почему ты не считала себя нормальной вне общества отца?        — Потому что он единственный не верил, что это я убила маму, — холодным металлом выпалила та.       — Ты помогаешь на кухне отцу, верно? — уточняет оценщица, дожидаясь согласного кивка. — Вы находились тогда дома одни?       — Должен приехать мой брат, Джайлз, но он сильно задержался, — брови девушки нахмурились. — Он вечно пропадает в своей церкви, замаливает грехи всей нашей семьи.       — Когда твой брат вернулся, что ты почувствовала?        — Смятение, тревогу, — девушка вжалась в спинку кресла. — Они с папой ругаются. Папа в чём-то обвиняет Джайлза, они долго спорят, но я не могу разобрать.        — Что произошло после их ссоры?        — Запах крови, весь линолеум на кухне в крови, — по щекам девушки побежали редкие ручейки слёз, — я не знаю, откуда она. Мои руки все в крови, я держу нож, но не помню, откуда он взялся у меня. В углу лежит папа… Его глаза закатились, он больше не дышит… Джайлз звонит в полицию…       Тут Одри сделала заключительную пометку к их сеансу и решила закруглить их погружение в бессознательное Эбигейл. Подобное можно было бы провернуть и с воспоминаниями о смерти матери, но что-то подсказывало оценщице, что именно это послужило катализатором первоначального расстройства девушки.       — Эбигейл, я начну считать в обратном порядке, а ты постепенно, шаг за шагом будешь покидать отчий дом, — принялась за курирование Одри.        Потребовалось несколько больше времени, чтобы привести в чувство несчастную. Поспешные выводы были бы весьма опрометчивыми, начни их озвучивать оценщица вслух, потому она придержала все доводы для коллег. Доктор Чилтон не был заинтересован в прогрессе лечения своих пациентов, ему куда занятнее было прикоснуться к экспериментальным процедурам, затрагивающим податливую психику душевнобольных. Благодатная почва, чтобы обрести себе славу и имя новатора в данной области медицины. Ведь все оказавшиеся в подобных местах по определению считались пропавшими.        Позволив себе обнять на прощание Эбигейл, она вернулась к коллегам и пересказала всё услышанное от девушки. Подобная информация, конечно же, не могла идти вровень с достоверным источником или прямым свидетелем, но из услышанного астрейцы обзавелись весомым аргументом в пользу беседы с единственным прямым свидетелем по данному делу. Не теряя времени, они направились прямо к дому Джайлза Хоббса, где ранее проживали ещё и отец с дочерью.        Улица, где располагался нужный им дом, не отличалась приветливостью, хоть и могла посоревноваться с многими в штате за звание коттеджного рая. Время близилось к вечеру, их скромная компания истратила приличное количество часов на поездку из одного места в другое, потому найти брата Эбигейл было делом срочности. Давид взял на себя опрос местных, что с невеликой охотой поддерживали разговор о данном семействе. И их можно было понять: поселившаяся семья с «сумасшедшей» девицей лишилась своего главы.        — Они все будто воды в рот набрали, — мужчина бросал недовольные взгляды по сторонам.        — Простите, это не вы ищите Джайлза Хоббса?        К ним подошла женщина средних лет, на руках у неё спала крошечного размера собачка, которую Одри, вспомнив о своём новом друге, могла бы спутать с мышью. Она была яркой представительницей жительницы пригорода, в чьё хобби входило знать обо всех всё и дальше больше. Если она чего-то не знала или не могла узнать, всё это успешно ею же и додумывалось.        Умаслив даму самой галантной улыбкой, юрист «Астреи» узнал, что разыскиваемый брат был частым прихожанином в одной церкви. Имя её он никогда не называл, но крайне резко реагировал на скептические комментарии в сторону его веры, какие не раз получал, по слухам, и от родных. Соседка Хоббсов очень недоверчиво относилась к подобным религиозным фанатикам и смело записывала их в наркоманы.        Получив достаточно сведений о Джайлзе, они двинулись к указанному дому. Врываться без информационной подготовки с допросом было бы крайней неосмотрительностью, на чем сошлись все члены сегодняшней команды. На пороге, словно предвкушая появление гостей, их уже встречал юноша. Как отметила для себя Одри, брат и сестра действительно были похожи друг на друга, как и полагалось близнецам. Но что-то во взгляде Джайлза сразу же насторожило оценщицу: в нём, как и у Эбигейл, не было жизни, но если у сестры отняли эту самую жизненную силу, то брат будто и вовсе не нуждался в ней.       — Доброго вечера, меня зовут Джайлз, — совершенно бесцветной улыбкой поприветствовал их парень. — Вы наверняка пришли справиться о моей сестре?        Фелония и Давид не подали вида, что подобное поведение их насторожило, но дали понять девушке, что той не стоит переживать, пока они рядом. Одри сделала несколько шагов вперёд, дабы поздороваться в ответ, но мужчина опередил её, удержав за руку и оставляя за своей спиной:        — Да, мы бы хотели поболтать с вами об Эбигейл, не впустите нас?        — Конечно, прошу, — парень сделал шаг в сторону и позволил гостям пройти к нему в дом.       Распределяться по помещению им долго не пришлось, всего в нескольких шагах от входной двери находилась та самая кухня. Оценщица оглядела обстановку: всё было расставлено с заботой и домашней теплотой, на холодильнике магнитиками были прикреплены старые фотографии, на которых улыбались все члены семьи Хоббс…       «… на их лицах вырезан тот знак!»        Одри закрыла спиной дверцу холодильника, дабы не выдать того, что уже было замечено ею. Давид же своим цепким взором обхаживал помещение без всякого стеснения.        — Полиция тут уже всё осмотрела, — спокойным тоном подметил Джайлз.        — Как думаете, почему Эбигейл оказалась в клинике? — резко спросила его оценщица.       — Может желаете чаю? — уточнил юноша, оглядывая её коллег.       Все тактично промолчали в ожидании ответа на прозвучавший вопрос. Одри не нравилось напряжение, которое подступало к её вискам при каждой последующей минуте нахождения в этом доме. Словно яд, воздух пропитывал её кожу, а следом пускал свой токсин в её кровь, где та брала свой путь к мозгу.        — Эбигейл убила нашего отца, но совершенно не помнит этого, — таким же равнодушным тоном начал свой ответ юный Хоббс, — разве таким людям не место в лечебнице?       — А что же тогда послужило причиной возникшего у неё посттравматического стрессового расстройства личности? Смерть матери была инструментом созданного состояния, — оценщица прищурила свой взгляд, стараясь выловить хоть малейшее изменение в лице собеседника.        — Она и её убила, но отцу было проще отправить её на лечение, — он пожал плечами, словно речь шла не о его родной матери. — Как видите, очень зря, не долго его наша мамочка дожидалась.        «Ты не проколишься, но знаешь наверняка, что я догадываюсь, что именно ты это сделал,» — Одри почувствовала былой азарт и выйти из этого дома с пустыми руками она уже не могла.        — Кажется, ваша семья не разделяла ваших религиозных взглядов, как так получилось? Обычно дети исповедуют то, что им навязали родители с детства, либо вовсе отходят от слова божьего, — оценщица словила на себе недоумевающие взгляды коллег, которые давно готовы были прижать к полу парнишу.       — Если душа человека черна, как выгребная яма, ему всегда будут милы ложные боги, будь то наши отцы или матери, — Джайлз испытывал истинное удовольствие произнося это. — Бог говорит с теми, кто чист перед ним, которых выбирает для своей цели.        — И какая же цель у вашего бога? — с едва заметной усмешкой спросила оценщица.        — У меня есть прекрасное собрание учений, вы могли бы приобщиться и самостоятельно разобраться в Его цели, — на этот раз его улыбка стала шире прежнего.       — Непременно, — она попыталась ответить той же улыбкой.       Парень вышел с кухни, что дало астрейцам считанные минуты переглядеться и сделать соответствующие выводы. Когда же Джайлз Хоббс появился вновь на пороге, Одри пожалела, что тот вернулся не с томиком божьего слова.       — Он всегда забирает своё!        Раздалась череда выстрелов, девушка моментально опустилась на пол, благодаря инстинкт самосохранения. Выглянув из-за столешницы, она обнаружила лежащего на полу Джайлза, в груди которого зияло кровавое зарево, медленно распространяющееся по белоснежной рубашке. Фелония ботинком вдавливала его руку в пол, не давая тому из последних сил дотянуться до пистолета. Одри хотела было выдохнуть, но вспомнила, что стреляла далеко не одна девушка, потому сразу же обернулась к другому коллеге. Рукав пиджака Давида был разорван, а на рваном лоскутке проступала тёмно-алая кровь.