me and the devil

Если мы говорим, что имеем общение с Ним, а ходим во тьме, то мы лжем и не поступаем по истине.

1-е послание Иоанна, стих 1:6

      — Одри?        Из беспокойного сна её вырвал телефонный звонок, который настырно звенел, пока девушка не пересилила себя и не взяла трубку. На том конце оказалась её университетская подруга Рут. Девушка понимала, что оттягивать с ней разговор бессмысленно, кроме того, чувство вины за прерванное общение съедало её в такой же степени, как и когда-то беспросветный завал на работе. Подруга не была виновата в том, что Одри решила с головой уйти в свои проблемы, и заслуживала объяснений.        — Одри, ты мен-…       — Привет, Рут, — едва хриплым голосом проговорила оценщица.       — Я уже совсем забеспокоилась, куда ты пропала! В больнице сказали, что тебя перевели в богом забытое место… — подруга замялась, через трубку было слышно, как та мечется в ворохе различных вопросов и тем, что стоило обсудить. — Как ты сейчас?       — Я в порядке, — Одри сама не была уверена, какую оценку может дать своему состоянию на данный момент, но обременять кого-то, тем более Рут, неопределённостью ей не хотелось. — Меня действительно перевели, сейчас я работаю в «Астрее».        Повисло недолгое, но крайне неприятное молчание. Рут будто силилась принять озвученную информацию либо просто сдерживала себя от порывистых комментариев, что могли первым делом прийти ей в голову.       — Это то самое псевдо-детективное агентство? — трудно было не уловить нотки пренебрежения в голосе девушки.       — Да, у них довольно специфический род деятельности, но…-       — Одри, они сумасшедшие! — возмущенно прошипела ей в ухо Рут. — С ними никто не хочет связываться, зачем тебе с твоим богажем знаний прозябать в этой конторке?        Одри очень хотелось расписывать все причины, из-за которых она согласилась перевестись, но подруга была осведомлена в её проблеме не больше прессы. Это пятно на биографии психотерапевта даже при всех заслугах на профессиональном поприще не осталось бы не замеченным. Девушке действительно нужно было где-то отсидеться, кроме того, она ещё пока не влилась в работу, поэтому трудно было сказать, как долго продлится её сотрудничество с «Астреей».        — Рут, послушай, — она вобрала в себя немного воздуха и выдохнула, — мне пока нельзя возвращаться к врачебной практике, а свои умения я могла бы применить и вне больницы. Этим другим местом стало агентство. Я ещё не проработала полного дня, чтобы судить, но, прошу, доверься мне. Со мной всё будет хорошо, — Одри действительно хотелось успокоить подругу и заверить её в том, что мрачные тучи над головой некогда подающего надежды психотерапевта со временем развеются.       — Хочется в это верить, родная, — голос Рут не внушал энтузиазма. — Я не просто так звоню, к слову говоря. Я знаю, что произошло у тебя с пациентом.        Отлично, одним объяснением в жизни Одри стало меньше. Это не снимало с неё неприятного бремени прошлого, но подступаться с такой темой в разговоре было крайне неловко, если вообще подобную тему можно было поднять в будничной болтовне по телефону.        — Доктор Дю Морье мне лично рассказала, что произошло. Она очень влиятельная женщина, как я поняла, — по тону подруги сложно было сказать, признавалась ли она в восхищении главврачу или парировала укором в сторону женщины. — Но родители того парня не собираются останавливаться и подали прошение на рассмотрение дела в Верховном суде.       В сердце пропустило всего один удар, но за этот краткий миг Одри смогла вообразить себе сотню различных исходов, которые ей сулят произнесённые подругой слова.        — Одри, они намерены отобрать у тебя не только лицензию, — Рут будто и не собиралась жалеть собеседницу, продолжая вываливать неприятную информацию, — они хотят посадить тебя и добиться максимального срока заключения.        Эта новость была далеко не тем, с чего хотелось бы начать утро оценщице, но суровая реальность цепкой хваткой завлекала в свою обитель, чему противиться было бы сродни помешательству. Одри пропустила несколько последующих реплик девушки, она прикидывала, как действовать будет дальше и с чего ей в принципе стоило начать. Трудно было намечать планы на будущее, когда изо дня в день жизнь подкидывала свои коррективы в виде курьёзных переменных.        «Без десяти минут врач и без пяти минут преступница. Моим коллегам несказанно повезло!»       — Что ты будешь делать дальше? — вопрос, который Одри меньше всего хотела услышать так скоро, но который по обычаю никогда не заставляет себя ждать.       — Что-нибудь придумаю, это уж точно, — она с нажимом выдавила из себя всю возможную бодрость, чтобы не казаться подавленной. — Спасибо тебе огромное, Рут, за беспокойство и за то, что держишь в курсе всех новостей. Мне надо бежать, но я обязательно с тобой созвонюсь на неделе!        После разговора с единственной близкой подругой не стало легче, Одри снова запутывалась в паутине проблем, которые искусно выплетал кровожадный паук. А она была всего лишь мухой, и от подобного сравнения ей самой становилось тошно. День первого же задания начался явно не лучшим образом. Что же готовят остальные часы бодрствования?        После душа девушка быстро сменила ночную сорочку на удобный повседневный костюм и спустилась к завтраку. На кухне царствовал Давид, которому для укрепления своего статуса истинного шеф-повара «Астреи» не хватало фартука. За столом сидел задумавшись Рафаил, в его бледных пальцах виднелся простой карандаш, которым он выводил какие-то рваные линии в своём блокноте.       — Всем доброго утра! — лучезарно улыбнувшись, Одри надеялась привнести в эту утреннюю атмосферу хоть немного тепла и разбавить вечную тишину поместья.         Давид сразу обернулся, стоило нежному голосу коснуться его ушей. Он не просто вызывал впечатление человека, у которого каждая мысль выражалась на лице, он им и был. Мужчина в самой настоящей театральной манере запрокинул голову назад, одна ладонь припала ко лбу, другая вжалась в грудь. Одри не могла сдержать смеха от нарочито наигранной реакции восхищения.       — О, горе мне! Как мне спокойно работать, когда подле меня будет такое совершенство! — Давид не долго игрался в шекспировского героя, быстро выпрямился и жестом указал в сторону стола. — Присаживайся, ведьмочка, скоро завтрак будет готов. И учти, на голодный желудок я с собой на задания никого не беру, — Одри могла предположить, что за спиной скрылся грозящий ей указательный палец мужчины, отчего детская улыбка не спадала с её губ.       — Доброго утра, Одри, — промолвил Рафаил, едва отрываясь от своего рисунка.         — Ты ещё и рисуешь, — девушка с интересом смотрела за движениями юноши. Несколько серебряных колец гармонично смотрелись на пальцах левой руки, крепко сжимающих гранённый карандаш.       Он словно опомнился, когда услышал фразу, адресованную ему и его занятию. Рафаил прикрыл намеченный пейзаж рукой и уставился в пол стушевавшимся взглядом.       «Видимо, это очень личное…»       — Рисование помогает мне не так, как музыка, но порой мне нужно что-то вспомнить, а слова никак не идут в голову. Только образы, — задумчиво произнёс Рафаил в попытках прояснить своё поведение.       — Позволь уточнить, ты рисуешь свой дом? — девушка старалась не бросать лишнего внимания на скетч, но с первого раза она приметила, насколько сильно ландшафт на бумаге отличался от сада за окном.        — Почему ты так решила? — Рафаил удивлённо поднял глаза на Одри.       — Если люди выражают свои чувства через творчество, в твоём случае — воспоминания, это должны быть самые сокровенные образы, которые человеку хотелось бы увековечить. На ум сразу почему-то вспомнился дом, о нём обычно люди чаще вспоминают, когда скучают.       Встревоженный и ещё более подавленный взгляд коллеги заставил девушку пожалеть, что она пустилась в непрошеные рассуждения. По тому, как Рафаил деликатно оберегал изрисованный блокнот, стоило понять, что это больше, чем просто личное. И раз он сам упомянул свои воспоминания, они значили для него намного большее, чем мог себе представить сторонний зритель.        — Иногда мне кажется, что в воспоминаниях нет смысла, — юноша долго вглядывался в свою ладонь, лежащую на рисунке. — После нас некому будет их хранить, их цена пропадёт вместе с нами.       — Наше продолжение всегда будет жить в людях, которых мы знали. Их воспоминания — это продолжение нас, как и солёный воздух — продолжение моря. И даже самым одиноким людям на земле есть, что оставить после себя, — Одри попыталась подбадривающе улыбнуться парню. — Самые великие полотна человечества старше их создателей, и именно они являются их продолжением, ровно как и композиции. Слышал восьмую симфонию Чайковского?        Задумчивое лицо Рафаила стремительно сменилось неким осуждением.       — Одри, — его глаза смотрели на оценщицу очень серьёзно, — он написал всего шесть симфоний.       — Знаю, — широко и довольно, словно лиса, поймавшая зайчика, заулыбалась девушка. — И раз тебе это известно, это в очередной раз подтверждает, что наши воспоминания, как и мы, всегда найдут в чём-то или ком-то продолжение.        Рафаил не сразу понял, что его подловили, как только суть сказанного дошла до него, а вместо смутившейся девушки на него смотрела яркая улыбка оценщицы, он не смог сдержать лёгкого смешка.       — Одри, наш Рафаил очень тонкая душевная натура, — Давид краем уха слышал весь философский полёт мысли в исполнении своих коллег, он дожидался кульминации, после которой сможет торжественно приняться за сервировку стола. — Ты ему рассказываешь о следе в истории, в искусстве, а он ведь воспримет буквально и начнёт какую-нибудь войну, чтобы увековечить своё имя. Или влюбиться так, что напишет сотню душераздирающих песен о любви. Тебе это надо?       — Но что же плохого в его стремлениях оставить хоть что-то на этой земле? — Одри с недоумением отреагировала на холодный расчёт в словах юриста. — Ведь мы в этой жизни не навсегда, каждый справляется с этой мыслью, как может.        Ей очень хотелось поддержать Рафаила, и даже не как обладателю профессии, чей основной деятельностью является слушать. Девушке действительно хотелось помочь хоть немного унять душевные метания юноши. Она его и дня не знала, но что-то подсказывало ей, что тот страдает не первый день и не первый год, и это съедает его изнутри. Ей приходилось наблюдать подобных людей, некоторые выбирались из этого омута, но были и те, что навсегда предпочитали остаться в своём новом доме.        Давид не успел ответить на её вопрос, как Рафаил выскочил из-за стола и направился к лестнице.        — Я не голоден, приятного всем аппетита, — бросил тот напоследок.       — Каждый может и справляется по-своему, но Рафаил не из их числа, ведьмочка, — Давид присел рядом с чашкой крепкого кофе. — Налетай, нас ещё сегодня ждёт клиент.        Одри чувствовала себя неловко от того, что своим альтруистическим порывом могла как-то задеть Рафаила. Возможно, виной было как раз то, что всем известно о её предыдущей должности, и, как это водилось всегда, люди её ремесла не упускали возможность применить свои знания вне рабочего времени. Ей очень хотелось не входить в число тех, кто попадает под данный стереотип, но и врать себе она не могла. Анализируя других, девушка освобождала себя от необходимости изучать вдоль и поперёк саму себя же. Познавая чужую боль, она забывала о собственной.        К заказчику коллеги выдвинулись на служебном автомобиле, за рулём которого был Давид. Какое-то время вся поездка была заполнена лишь звуками трассы за окном, это вынудило Одри вернуться к нагрянувшим новостям, что не сулили для неё ничего хорошего.       «Как мне объяснить Микаэлю и ребятам, что у меня вот-вот могут отобрать лицензию и посадить за решётку? Я должна связаться с Дю Морье и выяснить, какая сейчас обстановка в больнице. Странно только, что после моего отъезда она больше со мной не связывалась… Скинула с плеч проблему и побежала возобновлять репутацию больницы? Впрочем, не мне её судить. Это мой пациент, у которого я не разглядела первые звоночки шизофрении…» — девушка не удержалась от уставшего вздоха.       — Давай я проведу тебе быстрый инструктаж, — Давид тут же подал свой голос, когда оценщица увязла в самобичевании.        Одри тут же встрепенулась и повернулась к водителю, готовясь слушать внимательно и фиксировать каждое слово в правиле.       — На задании держись меня, не трогай подозрительные предметы, особенно старые и особенно те, что могут попытаться с тобой заговорить, — девушке хотелось услышать другого рода инструктаж. Но мужчина говорил весьма серьёзно и она продолжила вслушиваться в его слова. — Если увидишь что-то подозрительное, тут же зови меня. Мы же не хотим, чтобы такой роскошной ведьмочкой отобедали злые демоны?        — А демоны разве бывают не злыми? — решила подыграть ему коллега.        — Почем знать, — улыбаясь острым краешком губ, произнёс мужчина.       Туман и лёгкая морось переместили их к дому заказчика, где им предстояла разобраться в вопросе одержимости. Их встретил высокий тучный мужчина, на вид он был средних лет и весьма трудоспособный. Оценщица сразу обратила внимание на тёмные круги под глазами мужчины и усталый взгляд. Морщинка между бровей не сходила с его лица ни на секунду.       — Ну-с, — после того, как коллеги представились хозяину дома, Давид хищным взглядом начал бегать по интерьеру, — я приступлю к осмотру, а ты пока побеседуй с ним.        — Без проблем, — кивнула девушка и повернулась к мужчине, что расположился в большом и мягком кресле.        — Я уже спать нормально не могу в этом доме, — тяжело вздохнул он. — Каждый раз слышу странные звуки, но никак не могу понять, откуда они взялись.       — А голоса слышите какие-нибудь? — Одри взялась за свой подручный блокнот, где обычно привыкла делать важные заметки.       — Я похож на сумасшедшего что ли? — возмущенно поднял свой тон хозяин. — Я прошерстил  весь дом, ничего не нашел. Даже район у нас не такой ветреный, чтобы воздух туда-сюда мог гонять. А звукоизоляция так вообще — ничего не услышишь, что на соседском участке творится.       Речь мужчины была связная, лишь волнение и изрядная раздражительность выдавали его недельную бессонницу.       «Оно и не удивительно, в таком состоянии может что угодно послышаться. Вопрос только, как он себя довёл до такой концентрации тревоги?»       — Подскажите, а вы испытывали какой-нибудь стресс за последний месяц? — решила прощупать почву девушка. — Может, в вашей жизни что-то поменялось резко?       — Я бы не сказал, — мужчина впервые за всё время, что его наблюдала оценщица, серьёзно задумался и, видимо, отвлёкся от мыслей о проклятом доме. — Месяц назад я разошелся с женой, но дело разрешили тихо и мирно. Суда пока не было, но мы давно с ней не живём вместе, обид никаких нет. Взрослые люди как-никак.       «Работает он охранником на складе, едва ли эту работу можно будет списать на стрессовую. Он большую часть времени наверняка сидит на своём посту и смотрит в камеры, а то и телевизор. Отбрасываем, значит, стресс…»       Вопреки инструкции Давида, девушка решила пройтись по гостиной и разглядеть детали, которые могли бы указать на природу возникновения подозрительных звуков. Весь интерьер отличался своей новизной, подобранными с иголочками предметами домашнего обихода и картинами на стенах. Со стороны мужчина не вызывал впечатления утончённого ценителя искусств, но, оказавшись ближе к книжному шкафу и камину, взору сразу бросались тонкой работы фарфоровые статуэтки, а потрескавшиеся мазки на полотнах выдавали свой возраст.        — Вы большой ценитель антиквариата, не так ли? — Одри окинула беглым взглядом всё помещение и обернулась к заказчику.       — Да, это моя страсть. При переезде чудом удалось перенести большую часть собранной коллекции сюда, — мужчина вновь тяжело вздохнул. — Риелтор вытянул из меня последние деньги, какие-то вещи даже пришлось продать, чтобы выкупить этот дом. Понимаете теперь, почему мне так важно остаться в этом доме? Я вложил в него всё и не могу съехать, — голос его был полон горечи от безвыходности положения.       Где-то в коридоре послышался странный звук, напоминающий скрежет о батарею. Девушка покосилось в сторону двери, ведущей в подвал. Она заверила мужчину, что они, как работники «Астреи», обязательно разберутся во всём. Разговор с отчаявшимся клиентом немного пролил свет на то, кто же всё-таки обращается в это чудаковатое агентство. От безысходности люди действительно ищут помощи в любом и каждом, даже когда это выходит за рамки логики и законов точных наук.        — Давид? — позвала она юриста. — Нам нужно спуститься в подвал.        — Что-то узнала? — с интересом уставился на неё коллега.       — Почти, — девушка протянула руку к дверной ручке, — услышала и нам надо это проверить.       — Прости, ведьмочка, но тут я нарушу правила этикета и пойду первым, — он осторожно отстранил её от двери и первым направился в тёмный подвал.       Оценщица не стала противиться, напротив, была благодарна за проявленную внимательность и обеспокоенность. Однажды ей довелось столкнуться с чудищем в подвале, ещё одну подобную встречу она не желала перенести. Девушка неспешно спускалась за коллегой, подсвечивая себе и ему телефонным фонариком.        Подвал был скоплением старых вещей, множество из которых не имело ценности и остались от старых владельцев дома. Одри предположила, что у заказчика просто навсего не дошли руки до обустройства подвала. С его трепетным отношением к вещам было удивительно наблюдать, в каком запущенном состоянии находилось нижнее помещение.        — Что тебе интересно рассказал наш товарищ? — Давид принялся рыскать по пыльным стеллажам и полкам с инструментами.       — Он не выглядит как сумасшедший, отдаёт отчёт своим действиям и мыслям. Трудно сказать, есть ли у него вра-…, — девушка запнулась на полуслове, когда всё её внимание захватила стена, обнесённая деревянными панелями. — Кажется, это не основная стена дома, там есть пространство, — она указала пальцем на место.       — Как же мне с тобой повезло! — Давид довольно кивнул и без лишних слов принялся ломать доски, пробивая им проход в неизвестное помещение.       Местами гнилые панели легко поддавались ловким движениям рук мужчины, и через считанные минуты перед ними оказался узкий проход, куда еле добирался свет из коридора наверху. Девушка оценила размер появившегося отверстия и, недолго думая, шагнула прямо за юристом. В проходе было так мало места, что чтобы устоять на месте и не навернуться из-за расшатанных половиц, она вцепилась в пиджак, оказавшейся перед ней спины.        Давид развернулся, осторожно взялся за локти Одри, стараясь не придавать лишней интимности здешней обстановке. Девушка вглядывалась во мрак спрятанного от посторонних глаз места и едва могла заметить, куда ступила. Либо это был холодный ум врача, нацеленный на быстрый анализ, либо уверенная поддержка Давида, но она не издала и звука, когда её нога пробила что-то под собой и угодила в кромешную тьму ямы.       — Микаэль с меня все шкуры спустит, если я вернусь с задания целым, а наша дорогая оценщица будет еле волочить свою чудную ножку, — совсем тихим и крайне спокойным голосом произнёс Давид, чтобы девушка меньше концентрировалась на застрявшей ноге. — Смущать я тебя не буду, просто держись за мои плечи и тихонько доставай свою лапку.        Одри могла поклясться, что тот смотрит на неё, не отрываясь, и она готова была признаться, что местами слащавые, местами пикантные колкости из уст Давида не ощущались чем-то вычурным. Непривычным — определённо, но, как успела ранее подметить оценщица, в этом был весь юрист «Астреи». Обаяние было его главным козырем и оружием, но и оно же неописуемым образом давало уверенность в происходящем. Одри чувствовала, что он хочет помочь и даже не планирует издеваться над ней в сложившейся ситуации. Она ощущала его горячее дыхание, как он плавными круговыми движениями поглаживает её предплечье, дабы успокоить. Окажись девушка в подобном положении, будучи гостьей тёмного подвала с потайными ходами, с кем-то иным, она не оставила бы панику томиться где-то в груди.        Одри переместила свои руки на плечи мужчины и, опираясь на них, старалась максимально осторожно и без всяких последствий для хлипкой конструкции и своих же конечностей достать застрявшую ногу.        — На метле ты будешь красиво смотреться и с одной ногой, — тихо-тихо шептал ей на ухо Давид, — но убегать от поклонников лучше на своих двух.       Операция по вызволению прошла быстро и с успехов. Девушка облегчённо выдохнула и хотела было отстраниться от коллеги, но руки не отпускали сильных плеч.        — Есть у меня подозрения, что от тебя я далеко не убегу, — не сдержавшись хихикнула она.        — Не ровняй меня со всеми, — стоило догадаться, что он вновь надул недовольно губы.       Одри хотелось зафиксироваться в данном моменте, когда окружает таинственная неизвестность, но рядом стоящий источает такую поддержку, что чувство безопасности обволакивает и успокаивает. Она словно забывала о прошлых горестях, тревогах, когда мужчина даже не притрагивался к исцеляющему разговору. Ему достаточно было оказаться рядом, чтобы Одри вновь могла нормализовать своё дыхание.        «Отпусти его. Ты будешь из раза в раз ему подыгрывать, а после заиграешься так, что действительно поверишь…»       Она сама прервала накатившую неприятную мысль и моментально вернула руки в прежнее положение. А ведь это её первое задание в должности оценщицы!        Давид предложил осмотреть помещение на наличие скрытых дверей или ещё одного прохода. Весь пол был усыпан рваной и старой газетой, подсвечивая себе фонариком, Одри зацепилась взглядом за обрывок с заголовком: «Бог среди нас! Бог в тебе, и он во мне!…» Девушка брезгливо отодвинула носком сапога кусок христианской газеты и вернулась к поискам чего-то действительно стоящего.        Впереди неё раздался металлический скрежет и, направив фонарик на напарника, она увидела открытый люк, рядом с которым сидел в готовности Давид.       — Будем прыгать в ад? — не без улыбки произнёс он.       — Как будто у нас есть выбор, — хмыкнула девушка и приготовилась следовать за мужчиной.        Спустившись ещё ниже, чем первый этаж дома, они оказались в просторном коридоре из бетонных стен. Где-то вдалеке мерцал слабый искусственный свет и именно из в той стороне зарождались подозрительные звуки. В нос тут же ударил зловонный запах, состоящий преимущественно из человеческих выделений, которыми пропитался каждый квадратный метр данного бункера.        — Стой здесь и жди меня, — самым серьёзным тоном бросил Давид и направился прямо вперёд к источнику подозрительных звуков.       Одри хотела послушаться его и даже напомнила себе не так давно зачитанный инструктаж, но любопытство брало верх, особенно, когда добрые пять минут от Давида не было слышно и слова. Осторожной поступью она направилась за коллегой, попутно осматривая каждую стену, чтобы ненароком не прислониться или не вступить куда-нибудь или во что-нибудь. Последнее, как ей казалось, было самым неприятным.        Оценщица застыла за спиной Давида, который стоял напротив небольшой комнатушки. Сложно было назвать то пространство, ограниченное четырьмя стенами, пригодным для человеческой жизни, но среди всего беспорядка можно было разглядеть человека. Живого, что было не мало важно. Весь пол был усыпан различными фантиками, коробками, стены были испачканы, а матрас давно был измят и порван. Условия едва ли дотягивали до тюремных, настолько они были ужасными. Возле так называемой постели располагалась отопительная труба, которая вела прямиком наверх.        «Именно по ней стучал этот человек и именно этот звук слышал наш несчастный заказчик…»       Мужчина сидел на полу на четвереньках, его взгляд нельзя было назвать отрешённым, напротив, он маниакально бегал от одного гостя к другому. Он судорожно перебирал свои лохмотья, длинные кривые ногти выступали сквозь образовавшиеся когда-то дырки в одежде. Одри не могла долго смотреть на него, потому первой опустила взгляд.        — Он всё время был здесь, — едва шевеля губами произнесла девушка.       Тайного жильца словно пробило током и он резко вздёрнул голову в сторону оценщицы. Его красные, напитанные слезами, безумием и отчаянием глаза, впивались в её лицо.       — Беги, дитя, они скоро придут за тобой. Все-все придут, — он рывком кинулся в её сторону, — им всем нужна твоя кровь! Им нужна была и моя, но твою пролить они хотят ещё больше!       Давид перегородил ему путь и мёртвой хваткой вцепился в мужчину. Тот на ослабленных ногах опустился на пол и уже с мольбой в глазах смотрел на Одри.       — Ты обещанная Ему кровь, — лепетал он иссохшими губами и сжимал трясущейся рукой нагрудный крест, пока коллега не дёрнул его сильнее и не повёл за собой наверх.        В гостиной, уже придя в себя и проанализировав произошедшее, Одри курировала медиков.        — Он сильно истощён, поэтому необходимо для начала его привести в чувство, если такое возможно. Мы не знаем пока, как долго он находился там, — она обернулась к настоящему владельцу дома. — Полагаю, риелтору было выгодно продать дом с таким вот «бонусом». Если мои подозрения верны, то в деле может быть замешена и ваша жена.       — Но как? — поразившись услышанным, воскликнул мужчина.       — Вполне возможно, что расчёт был сделан на то, что вы сойдёте с ума при таком соседстве. Вас бы признали недееспособным, следом оформили бы лечение в психиатрической клинике и всё ваше антикварное состояние подверглось бы делёжке, — она оглянулась на коллегу, выжидая поддержки специалиста в данной области. — Не могу утверждать точно, но она как ваша супруга, с которой вы ещё не успели развестись, может претендовать и на этот дом, и на ваше ценное имущество.        — Моя коллега права, — Давид оттолкнулся от стенки, на которую опирался во время её разговора с хозяином, — у вашей жены есть весьма существенные мотивы. Но и у нас есть не менее весомые доказательства её причастности. Сколько вы хотите у неё отсудить? — буднично спросил юрист, который не упускал возможности окунуться в свою среду.        Взгляд мужчины стал более суровым, вся нервность и тревожность улетучилась с его лица, оставив место жажде возмездия.        — Всё, что только можно. Я их обоих пущу по миру, — сурово отчеканил заказчик.       — Воля ваша, — поистине кошачей улыбкой ответил ему Давид, — будет исполнено.       По дороге обратно в агентство Одри не могла отделаться от неприятного воспоминания, что навеяла ей картина в той самой скрытой комнате. Ком из невысказанных слов застрял в горле и мешал сделать хотя бы один живительный глоток воздуха. Перед глазами так и молчал деревянный крест на шее бездомного, что свисал на засаленной бечёвке. Девушка как сейчас помнила это раздражающие прикосновение к нежной коже, это ярмо, что носила она с собой и в час бодрствования и во время сна.        Воскресное утро уже давно стучалось в окно, первые лучи пробирались к векам ещё дремлющей девчушки. То был сладкий сон, где она не знала никаких забот и ограничений, где гуляла, с кем хотела и когда хотела. В этом сне не было правил и жестоких наказаний, родители её любили и всегда улыбались. В этом сне Одри была счастлива и любима.        — Одри, вставай! Мы опоздаем на службу, — с резким открытием двери в её скромную обитель ворвалась мать.       Девочка сонно потянулась и без особого энтузиазма оторвала голову от подушки. То был единственный выходной день в неделе, когда она не была обременена школьными уроками и заданиями церкви, но именно в этот день недели служба начиналась раньше всех прочих.       — Мамочка, мы же и так каждый день ходим в церковь, — она по-ребячески надула губки в надежде разжалобить мать. — Ничего же не будет, если я пропущу один день? Я очень устала.       Грозный и непреклонный взгляд матери едва дрогнул, но женщина вновь вернула себе прежнее обладание, заведя руки за спину и сцепив пальцы как можно крепче. Долг жены пастыря обязывал её, как и его дитя. Единственное дитя.       — Ты же знаешь, как отец будет сердиться, — она присела рядом с Одри на край кровати. — Кроме того, дорогая, — её рука прошлась по растрёпанным после сна косам дочери, — этот день будет знаменательным. Всё, чего мы так долго ждали, наконец свершится. Ты представить не можешь, какая честь оказана тебе. Поэтому собирайся скорее.       Женщина совсем невесомо коснулась губами её лба. Это был один из немногих жестов человеческого тепла и привязанности, что доводилось ощутить в детстве Одри. С годами ей всё чаще казалось, что каждый такой редкий поцелуй, каждое такое вымученное объятие, было лишь вынужденным актом со стороны матушки. Словно она и не знала, как это — любить своё дитя.       Девушка только сейчас вспомнила слова Рафаила о воспоминаниях. Они ведь действительно бывают разными, некоторые бывают настолько болезненными и тошнотворными, что превратить их во что-то прекрасное или даже вечное кажется немыслимым. Одри хотелось бы и вовсе не вспоминать своё прошлое, но оно из раза в раз двадцать пятым кадром пробегало перед её глазами, заставляя застыть на месте и ощутить изнутри все раны собственной души.        — У тебя интересная фамилия, — подметил мужчина и весьма удачно вырвал девушку из её же чертогов разума. — Колись, ты – потомственная маркиза?       — Мой отец переехал из Франции сюда ещё до знакомства с мамой, он не любил распространяться о своей семье и корнях. Я чудом узнала в детстве, что там остались мои бабушка с дедушкой и его младшая сестра. Бабушка послала тогда рождественскую открытку, я успела прочесть, когда её вручил почтальон, но когда решилась на следующий день спросить у отца, тот просто сжег её. А после… — девушка опустила взгляд к подрагивающим пальцам, — случившегося я утратила всякую надежду на поиски семьи.        — Послушай, Одри, — серьёзным тоном произнёс коллега, — тебе не нужно откровенничать, если тебе всё ещё тяжело, — свободной рукой он потянулся к её ладони и осторожно сжал её, оберегающе закрывая от внешнего мира. — Какой толк в откровениях, когда они вымучены?        Оценщица подняла снова свой взор на Давида и ей очень хотелось передать хотя бы взглядом ту благодарность, что она испытывала, за простое понимание. Не из жалости, не из приличия, а человеческое искреннее понимание, после которого становилось куда легче, а комок из стеклянных слов тут же таял в горле.       — У меня есть целая вечность, чтобы дождаться твоего доверия, — со сладкой улыбкой произнёс юрист.       — Разве его не добиваются?       — Я предпочитаю использовать это слово в отношении сердца, доверие же действительно стоит ждать и очень терпеливо, ведьмочка моя.       Внутри колющий холод быстро отступал, отдавая бразды правления тёплому, едва ощутимому, но всё же новому чувству спокойствия. Девушке не было стыдно за дыхательную гимнастику, что она проделывала под конец их поездки, она знала, что коллега даже одобрит её подход. Не в профессиональном плане, а в человеческом уж точно. Его рука так и осталась лежать на её ладони, а большой палец поглаживал тонкие замёрзшие костяшки пальцев.       К их возвращению поместье было окутано сумраком вечера. Одри и Давид поднялись к кабинету начальника, но, судя по голосам, доносящимся из кабинета, Микаэль кого-то уже принимал.       — Подождём тут, они скоро закончат, — мужчина в свойственной ему манере прижался плечом к стене и устремил свой взгляд на коллегу. — Как впечатления?       Одри сама хотела резюмировать первый свой рабочий день, но, она готова была признаться, ожидала от него большего. Ей настолько часто встречались статьи о привидениях и изгоняемых демонах, которые так боялись жителей «Астреи», что действительно ожидала чего-то подобного. Во всяком случае, решительная речь Микаэля и напутствия перед заданием Давида приготовили её воображение к самой насыщенной дегустации. Не считая возникшего после воспоминания из детства, Одри чувствовала себя совершенно обыденно. Специфичная работа, но справиться можно. На врачебной практике ей приходилось с одногруппниками ловить различного рода алкоголиков и наркоманов по отделению, что там ей до подземельных бесов?        — Не отлично, но и не ужасно. Работа есть работа, — она спокойно пожала плечами.        Губы Давида расплылись в довольной улыбке, с его языка вот-вот должно было сорваться какое-нибудь яркое словцо, но тут из кабинета начальника фурией выскочила незнакомая девушка. По её выражению лица можно было понять, насколько сильно она вскипела от оконченного разговора.       — Что на этот раз вынюхиваешь, Фелония? — его глаза заиграли задором от предвкушения возможной словесной перепалки.       — Только вот не начинай! — фыркнула девушка и, как бы избегая дальнейшего диалога, глянула в сторону оценщицы.       Одри не отводила взгляда, но и подымать руку в приветственном жесте посчитала лишним. Фелония, как к ней обратился мужчина, обладала яркими чертами лица: тёмные, низко посаженные брови, острый носик, миндалевидные глаза и пухлые губы, которая явно пошла бы улыбка, нежели какая-то резкая брань. Она кивнула Одри и поспешила удалиться.       — А кто это? — решила первым делом уточнить оценщица перед тем, как они взойдут на ковёр к начальнику.       — Излюбленная мигрень Микаэля, — со смешком произнёс мужчина. — Наша личная ищейка из полиции, но Фелония предпочитает, чтоб её называли информатором.       — Войдите, — до них донёсся властный голос блондина.        Напарники по очереди изложили всё произошедшее, на лицо в деле не было ни одного сверхъестественного признака. Одри высказала свои личные рекомендации по отношению к заказчику, которому так или иначе стоит пропить курс успокоительного и обратиться за консультацией к специалисту. Подобное происшествие едва ли нанесёт сокрушительную травму взрослому мужчине, но подорвать его доверие а окружающим — вполне может.        — И какой же ваш вердикт, Одри? — в ожидании на неё посмотрел начальник.       Девушка не сразу поняла, что вопрос относился не к самому делу, а к её дальнейшему сотрудничеству с агентством.        «Деваться мне всё равно пока некуда.»       — Я остаюсь, — со сдержанной улыбкой произнесла она. — Пока вы находите мои способности и знания полезными, я готова работать на вас.        — Ну не чудо ли она! — Одри была готова поклясться, что Давид вот-вот запрыгал бы от радости.        — Я очень рад, что вы согласились, Одри, — Микаэль остался довольным услышанным ответом и вернулся к своему рабочему ноутбуку.       — Я предлагаю отметить пополнение в наших рядах в одном очаровательном месте, — Давид заговорщически стал поглядывать на своих коллег.        — Но я думала, нам дадут задание на следующий день…        — Ведьмочка, ну нельзя же так рваться к работе, — мужчина сложил руки перед грудью и недовольно цокнул. — Тот, кто хорошо работает, должен ничуть не хуже отдыхать!       — Тут я соглашусь с Давидом, Одри, — вступил вновь в разговор Микаэль, — вы хорошо потрудились, поэтому можете развеяться. Завтра у вас будет свободный день.       Юрист хлопнул в ладоши, знаменуя тем самым собственную победу. Он зашагал в сторону выхода, бросив напоследок:       — У меня для тебя есть несколько дивных нарядов, обещай, что пойдёшь в одном из них, — и тут же скрылся да дверью.       — А вы пойдёте с нами? — что-то в словах начальника подсказывало девушке, будто он оставлял своих подчинённых в свободном плавании в час празднества.        — Боюсь, предложенное Давидом место будет отличаться от предпочитаемых мною, — Микаэль перевёл взгляд с монитора на оценщицу. — Кутёж в стенах этого дома запрещён, сами понимаете, поэтому наш юрист изгаляется, как может. Могу лишь надеяться, что компанию он составами вам приятную.        Одри даже забавляли взаимодействия между коллегами, не считая отношения к отрешённому ото всех Рафаилу. Она кивнула мужчине и направилась в свою спальню переодеваться и провести оставшийся день в уединении и собственных мыслях.       Первое, что пришло на ум девушке, — это посещение сада и того укромного уголка с таинственной статуей. Жители поместья не стремились урвать её внимания, чтобы она так грезила об уединении, но должно же быть в месте пребывания хоть один закуток, где можно почувствовать безмятежность и покой. Сидя посреди тенистого сада, Одри ощущала единение со всем этим местом, будто оказывалась с самом его сердце и могла хоть на фут приблизиться к пониманию всех жителей этого странного дома. Прохладный влажный воздух приятно обдавал лицо и девушка подставлялась ему ещё больше, будто желая смыть все невыплаканные слёзы.        — Ты что здесь забыла? — послышалось недовольное совсем рядом.       Она распахнула глаза и увидела перед собой того самого угрюмого парня с порога, который так любезно встретил её. Он был в той же рубашке и брюках, только вот плечо одно было перевязано бинтами и на белой тонкой поверхности проступали чуть заметные алые пятна.        — Сижу, — решила не размениваться на длительные объяснения девушка.       — Я вижу, — буркнул парень и подошел ещё ближе к скамейке. — Это моё место.       Одри оглядела скамейку, которая, как ей ранее казалось, напоминала молебную, — места на ней действительно было больше для одного человека, чем для пары. Она подвинулась к краю и с явным желанием уколоть выскочку уточнила:       — Неужели тебя в дом не пускают?       Тот лишь закатил глаза, не желая одаривать подобную шутку своим вниманием, присел с противоположного края и погрузился в молчание. Одри не хотелось и дальше язвить, как и подначивать парня, по его виду было понятно, что рабочая смена не задалась и ему нужен отдых. Более того, она всего лишь новенькая, какое право она имеет претендовать на чьё-то укромное место.        — Не переживай, я найду себе другое место в саду, — без всякой тени улыбки спокойно заверила его оценщица.        — Оставайся.       От него это прозвучало больше как одолжение, нежели как искреннее предложение. Выдохнув, он поднял голову на статую плачущей девы и, словно извиняясь за что, вновь опустил взгляд. Молодой человек не казался таким суровым, как прежде, скорее виноватым и опустошенным.        — Ты знаешь, кто она? — спросил, не глядя на собеседницу. — Это памятник Астрее.       — Греческой богине? — девушка удивлённо покосилась на каменную деву.       В ответ ей хмыкнули, парень разминал свои потёртые костяшки и уточнение Одри весьма позабавило его.        — Люди придумали слишком много богов себе и столько же легенд, — глаза его смотрели сквозь садовый гравий, даже не цеплялись за шелест листвы по сторонам. — Астрея была людской благодетельницей, она даровала им век Процветания, но люди… — он устало выдохнул. — Люди были слишком падки на искушения, а самые грешные города разгневали Бога так, что тот стёр их с лица земли. Детей, стариков, матерей — всех. Астрея не вынесла той боли, что испытали невинные люди, и вырвала себе сердце. Она умерла за веру в людей, когда те её утратили.       Одри очень хотелось развеять гнетущую обстановку каким-нибудь острым словцом, которое точно оценил бы его напарник по сегодняшнему заданию, но, наблюдая, с какой задумчивостью произносит сию легенду молодой человек, она воздержалась от комментариев. История действительно трогательная, но за всё время, что она провела в детском дома, а после во взрослой жизни, девушка всячески себя оберегала от мыслей о всевышнем, отце и создателе. Чем чаще она подвергала сомнению всякие россказни о боге, тем дальше оказывалась от своего прошлого. Одри было не по себе от мысли, что существуй действительно создатель всего в одном лице, он допустил бы все те ужасные вещи, что происходили и происходят. Он бы не допустил то, что с ней сделали однажды. В противном случае, тот ли это бог, которому стоит молиться?        — Полагаю, первое задание прошло успешно, раз ты всё ещё здесь — прервал молчание парень.        — Да, — она не смогла подавить в себе самодовольную усмешку. Ведь, кажется, это он не ставил на неё? — Меня зовут Одри, и мы теперь коллеги с тобой.       Парень с прищуром окинул новоиспеченную оценщицу и на его лице можно было заметить какое-то движение: его шрам на щеке дрогнул и, Одри готова была поклясться, он хмыкнул. Эта была маленькая победа против эмоционального барьера коллеги.       — Кассиэль, — он поднялся со скамейки и зашагал к дому, равнодушно кинув: — добро пожаловать в «Астрею», Одри.