Третья голова дракона

Король Визерис Таргариен, второй своего имени Как он и думал, Деймон прибыл быстрее, чем следовало ожидать ответа на посланного Меллосом ворона; сир Визелор свой долг кастеляна Драконьего Камня исполнил в точности, но легче от этого не становилось — Визерису малодушно хотелось выгадать себе ещё немного времени, хотя умом он понимал, что несколько часов или полдня его бы точно не спасли. Король повёл плечами, и золотая цепь на них лязгнула, как кандалы на узнике. Начинать сложный, противный разговор с непредсказуемым итогом, но вполне ожидаемыми последствиями чудовищно не хотелось, однако откладывать его не было никакой возможности. От бессоницы невыносимо болела голова, глаза слипались, но стоило векам сомкнуться, как он снова оставался наедине с панической мыслью, вновь и вновь бешено скачущей по кругу в голове: что бы не случилось, сегодня на одного брата у него станет меньше. Примириться с этим не получалось, но Визерис сам поставил себя в ситуацию, когда приходилось выбирать между кроваво-пламенной бурей в Семи Королевствах после его смерти и почти неминуемым разрывом отношений с Деймоном. Мысль о том, что тот скажет, что подумает о нём, резала острее, чем валирийская сталь. Визерис, безусловно, заслуживал этих ещё несказанных слов, но, видят боги, с каждым годом эта отвратительная ситуация, в которой он чувствовал себя триархом, заживо разрываемым слонами, становилась всё хуже и хуже. Если он не хочет превратить свой погребальный костёр в пожар войны, от которого заполыхает от Узкого моря до Закатного весь континент, нужно было обрезать хотя бы одну из спутывавших его верёвок, Эйгон в этом, разумеется, прав, вот только каждая из этих верёвок была его кровным родственником… В Визерисе боролись брат, отец и государь. Брат напоминал о тех далёких и полузабытых теперь днях, когда Деймон был его товарищем сперва в играх, потом в тренировках, а затем и в политике. Отец требовал не оставлять собственных детей ни с чем после его смерти, да ещё и в зависимости от милости человека своенравного и жесткосердного, к тому же едва ли держащего их за родню. Государь же приказывал, топал ногами, грозил балерионовым гневом, чтобы Визерис наконец перестал маяться дурью и бабскими глупостями и принял решение, которое бы обеспечило его королевствам мир, стабильность и процветание не только при его жизни, но и после его смерти. Отец вступал в сговор с государем и приводил тысячу и семь аргументов в пользу того, что таким решением может быть только смена наследника с брата на сына в соответствии с законами и традициями Семи Королевств и его собственного дома, подтверждёнными установлениями Великого совета. Когда потерявший покой Визерис пришёл к решению, которое хоть и не являлось безупречным или безоговорочно правильным, но оставалось единственно возможным, оказалось, что принять его — лишь полбеды, а может и того меньше. Настоящая проблема заключалась в объявлении его братьям. Первой мыслью его было провести разговор с ними в Тронном зале, сидя на Железном Троне, с Чёрным Пламенем в одной руке и угольно-чёрным Скипетром с Драконом в другой. Однако подобный официоз непременно привлёк бы внимание двора, а этого как раз и хотелось избежать: семейные споры никогда не стоит выносить на потеху публике, особенно если речь идёт о королевском доме. Перебрав несколько покоев в Твердыне Мейгора, башне Десницы и даже в Белой башне, Визерис решил остановиться на палате Малого совета. В конце концов, что такого, что король решил переговорить с десницей и мастером над драконами? Что с того, что за спиной короля будут стоять двое его гвардейцев? С Эйгоном, хвала богам, удалось поговорить накануне, и теперь он насупленным вороном, вестником зимы, сидел в кресле, запахнувшись в свои бело-серебряные туники и беспокойно разглаживал на коленке конец длинного кроваво-алого пояса. Брат был не в духе и вчера не стеснялся в выражениях, но в основном они с ним согласились. Деймон сидел на своём месте, как и положено деснице по правую руку от короля, развалившись в кресле с леностью, которая могла бы обмануть кого угодно, но только не его братьев: от вспышки драконьего гнева их отделяла лишь черта, куда тоньше волоса и лезвия Тёмной Сестры. Визерис ожидал, что тот сходу начнёт с обвинений и угроз, но правитель Тироша молчал, как валирийский сфинкс. Тишину в чертоге нарушало только поскрипывание доспехов сира Кристона, и короля подмывало предложить своему лорду-командующему смазать их получше. Вместо этого он собрался с силами и сказал: — Полагаю, мы все согласимся в том, что положение дел несколько… изменилось. Послышался смешок со стороны кресла мастера над драконами. Понятное дело, он бы предпочёл другие формулировки, однако Визерис смотрел только на Деймона, но тот, как и прежде, молчал, а на лице его не дрогнул ни один мускул — только аметист в его тирошийской короне недобро сверкнул, как бы говоря за своего хозяина. — Теперь, когда всё уже случилось, у нас нет возможности что-то переиграть. Эймонд стал всадником Вхагар, и с этим ничего не поделаешь, но мы ещё можем исправить многое другое. — Что, например? — вяло шевельнулся Деймон. — Изменить наше соглашение? — Усовершенствовать его. — Какие интересные выражения… Твои слова, valonqar? Хотя, можно не спрашивать — твои, и так ясно. Или, может, твоей милой жёнушки? — Наш брат тут ни при чём, — оборвал его Визерис. — Это касается тебя и меня. — Тогда зачем он здесь? — Чтобы не дать вам наделать ошибок, — проговорил Эйгон, продолжая складывать и снова распрямлять широкую ленту пояса. Визерис воспользовался его словами, чтобы не отвечать на вопрос Деймона, а перейти к сути: — Когда я называл тебя своим наследником, мы находились в принципиально другой ситуации. Я был вдовцом с единственной дочерью, которая никогда бы не смогла сесть на Железный Трон, а ты — следующим в линии наследования. Я даже не был уверен в том, что у меня могут быть сыновья! — Кто бы мог подумать, что, если трахать женщину, она может родить тебе ублюдков, — ядовито бросил десница. — А теперь один из них оседлал дракона нашего отца. То, что брат не привык выбирать выражения, не было чем-то новым, но до сих пор задевало, как в первый раз. Однако король, призвав на помощь богов, не стал размениваться на мелочи и, подавив вспыхнувшее в груди раздражение, не дал увести себя в сторону. — Да, теперь у меня есть сыновья, — произнёс он со всем возможным спокойствием и достоинством. — И у двоих из них есть драконы. Поэтому уместно задать вопрос: какое наследство я им оставлю? В палате повисла напряжённая тишина. Деймон, не мигая, таращился на него, на скулах его ходили желваки, а взгляд потемнел от гнева, когда он понял, к чему клонил Визерис. — Ты объявил своим наследником меня, — наконец проговорил он. — Мне присягнули лорды Семи Королевств. Так, кажется, становятся наследниками, valonqar? — Так, — кивнул Эйгон. — Но, как ты сказал, выбор наследника — это прерогатива короля. — Ты дал слово, Визерис, что я останусь твоим наследником и впредь, невзирая на то, будут у тебя сыновья или нет. Так как же теперь ты хочешь «усовершенствовать» наше соглашение? Возьмёшь назад своё обещание, нарушишь собственную клятву? Отберёшь у меня Драконий Камень, знак десницы? Может быть, заберёшь у меня ещё Ступени и Тирош, которые я завоевал ради тебя?! Под конец голос принца уже дрожал от едва сдерживаемых эмоций. Боги, неужели всё, что его заботит, это власть и его гордыня? Неужели страх их потери — единственное, что его беспокоит? Ни жена, ни дети, ни семья, ни даже их дом в целом… Неужели всё, что достойно переживаний принца Деймона — это его амбиции, тщеславие и мечты занять место собственного брата? Неужели он и правда этого хочет?.. Любой ценой? Если он так страшится, что его могут чего-то лишить, значит… Значит ли это, что Алисента была права в своих подозрениях, что Отто был прав, предупреждая об этом ещё при жизни Старого Короля? Что его брат настолько алчен, что ни перед чем не остановится, что от него можно ждать любой подлости и любого злодеяния? Значит, все эти сравнения с Мейгором взялись не на пустом месте?.. Воистину, каждый слух — ложь только отчасти. — Тебя всегда манил блеск короны, Деймон, — вздохнул Визерис. — Готов поспорить, даже на Великом совете ты боролся за мои права только из-за того, что они обеспечивали твои собственные. Ты даже завоевал себе собственное королевство с моей помощью, выковал себе собственную корону, так чего же тебе ещё надо? Ты мой десница и правишь Семью Королевствами от моего имени, в Тироше тебя зовут королём. Неужели тебе этого мало? — Я хочу получить своё, — прошипел Деймон. — Железный Трон для себя и своих потомков. — Едва ли Вхагар теперь позволит исполнить наше старое соглашение, — спокойно проговорил Эйгон, оторвавшись, наконец, от своего пояса. — Разве Вхагар принимает решения в этой комнате?! — Нет, но её нельзя не учитывать. Давай будем откровенны, lekia. Если ты взойдёшь на престол, наши племянники поднимутся против тебя с восстанием, как восстал против Мейгора мой Некоронованный тёзка, и, в отличие от него, на их стороне будет один из драконов Завоевания и как минимум весь Простор. Что можно противопоставить этой силе? — Караксес достаточно силён и свиреп, чтобы сразиться с Вхагар. — Да, разумеется. Но сможет ли он её победить? — Что за вздор?! Конечно! Караксес одолеет Вхагар, а я одолею сопливого мальчишку. От этой фразы Визериса прошибло холодным потом. Для Деймона это был всего лишь ещё один поединок, ещё один пеклов турнир, ещё один соперник, которого нужно победить! Как же легко он отправил к Неведомому и Вхагар, драконицу Висеньи и их отца, и Эймонда, своего племянника! — Как знаешь. Но что твоя жена, твои дети? Готов ли ты к тому, что они будут гибнуть на этой войне? — как ни в чём не бывало продолжал задавать вопросы Эйгон. Вот ещё одно бесстрастное чудовище! На страницах хроник любые смерти выглядят сухо и почти что невинно, но ведь речь идёт и о его родне, о его племянниках! — Их кровь будет на руках тех, кто развязал эту войну, — Деймон дёрнулся, словно его укололи, но в тоне его не убавилось решительности. Визерис не выдержал и хлопнул по столу так, что каменные шары подпрыгнули на своих подставках. — Вы оба обсуждаете отвратительные, чудовищные вещи! Грешно даже обсуждать войну между родственниками, а вы говорите о ней так, будто всё это решённое дело! Как будто вы уже посылаете в бой драконов и своих детей! Моих детей! — Такова ситуация, в которой мы сейчас оказались, — пожал плечами Эйгон. — И эта ситуация — твоих рук дело, — ткнул в него пальцем принц-десница. — Все эти компромиссы и полумеры предлагал ты! — А что мне было делать? Позволить тебе превратить столицу в Седьмое Пекло? Перерезать горло нашему брату? Убить королеву и новорождённого принца? Насколько я помню, это ты мне предлагал под стенами Тироша. Что?! Убить королеву?.. Он правда это предлагал? И они это обсуждали?! Боги, и это его братья!.. — Я такого не говорил, но пусть хотя бы и так! Не было бы ни этой проблемы, ни этого проклятого разговора! — Как это похоже на измену, lekia… Всё, с него довольно! — Молчать! — проревел Визерис, вскакивая с кресла. Несчастный стул с грохотом упал, задев спинкой доспех стоящего за ним Каргилла. Оба его брата, наконец, вспомнили, что они не одни, и обернулись: Деймон с бешенством во взгляде, Эйгон — с кривой усмешкой на лице. Король тяжело вдохнул и выпустил воздух сквозь зубы, успокаиваясь. — Я сделаю вид, что не слышал ваших последних слов, — медленно, едва ли не по слогам проговорил он. — И вернусь к тому, с чего начал. С усовершенствованного соглашения. — Я так и не понял, в чём оно более совершенно, — неприязненно заметил Деймон. — Нынешнее положение грозит войной после моей смерти: либо ты, либо мои сыновья восстанут против того, кто будет сидеть на Железном Троне, и Семь Королевств погрузятся в пламя и кровь, от которых их столько лет берёг наш дед и уже почти двадцать лет берегу я. Поэтому я предлагаю следующее решение. Ты, Деймон, хотел, чтобы твоя кровь была на Железном Троне? Так и будет, если мы обручим моего Эйгона и твою Алиссу. У тебя есть власть, есть королевская корона, а так твои потомки будут править Вестеросом. Ухмылку брата можно было сравнить с ощерившимся драконом. — Ты предлагаешь мне выдать свою дочь за сына Алисенты? — протянул он, и тон его яснее всех слов говорил о том, что Деймон охотнее выдаст её за неграмотного межевого рыцаря, нежели за сына Алисенты Хайтауэр. — За моего сына! — Визерис возвысил голос и тут же об этом пожалел — это выдавало обиду и показывало слабость, а показывать слабость перед Деймоном сейчас было опасно, смертельно опасно. — В конце концов, я отдал тебе в жёны свою дочь. Это будет справедливо и даже логично. — И ты правда думаешь, что я на это соглашусь? — Это хорошее предложение, — вставил Эйгон. — Можно даже сказать, что оно лучшее из всех возможных. — И что же мне мешает послать вас обоих в Пекло с этим предложением в задницах? — О, боги! — взмолился король. — Кто ещё на этом свете будет отвергать протянутую руку? — Кто угодно, если этой рукой дают, чтобы отобрать другой. — И что же ты намерен предпринять, lekia? — поинтересовался младший из братьев. — Мы с Караксесом что-нибудь придумаем. — Только не удивляйся тогда, что и Вхагар с Эймондом может что-нибудь прийти в голову, — зло бросил Визерис. Бесконечные пререкания братьев ему уже до смерти надоели. Да, он и не ожидал, что будет просто, но лёгкость, с которой Деймон рассуждал об измене его ужасала. — И что против меня сможет сделать девятилетний мальчишка? — засмеялся тот. — Да даже если бы что-то смог — разве я единственный всадник в семье? — А ты рассчитываешь, что тебе кто-то будет помогать? — холодно осведомился король. — Может быть Эйгон? Или кузина Рейнис? Деймон перевёл взгляд на младшего брата. — Ну, что скажешь, valonqar? — протянул он. Эйгон смерил его долгим взглядом и, наконец, ответил: — Я повинуюсь воле короля на Железном Троне. Я не буду поддерживать того, кто поднял меч на родную кровь. Визерису показалось, что он слышит, как скрипят зубы его десницы. Пальцы Деймона до белизны сжали край каменной столешницы; если бы он умел убивать взглядом, королю уже пришлось бы искать в свой Совет нового мастера над драконами. — И правда, глупый вопрос я задал, — усмехнулся Деймон. — Всё с тобой было ясно ещё тогда, когда мы брали Тирош. — Моя позиция не поменялась, lekia. Просто кто-то предпочёл обманываться и принимать желаемое за действительное. — Обычно в этой семье верят братьям. Как видно, зря. Куда катится эта держава, если слово её государя и его брата стоит меньше, чем пыль? — Я услышал сегодня достаточно изменнических речей, — Визерис, хлопнув ладонью по столу, прервал патетические пассажи. — Достаточно, чтобы лишить тебя всего, включая жизни. Злоумышления против королевы, против детей короля, планирование войны и нарушения королевского мира!.. И от кого я это слышу?! От человека, которому доверил быть своим десницей! Кто бы мог подумать, что от моего имени правит изменник, причём мой собственный брат! Деймон открыл рот не то за тем, чтобы возразить, не то за тем, чтобы усмехнуться, но Визерис такой возможности ему не дал. — Нет! Молчи, молчи! Ты сказал, теперь слушай меня. Да, были дни, когда одна тень от крыльев Караксеса заставляла нас — нет, меня! — подпрыгивать перед тобой, выслуживаться и искать мира. Ты имел столько возможностей, чтобы свергнуть меня или навязать мне свою волю, и, видят боги, у тебя это даже получалось, но теперь уж поздно — на твоего дракона найдётся дракон побольше. Так что не грози мне карами Седьмого Пекла, эти угрозы уже не актуальны. Здесь и сейчас я даю тебе выбор: я забываю о сказанном тобой сегодня, и ты остаёшься моим десницей, ты выдаёшь Алиссу за Эйгона, а он становится моим наследником. Мы переженим наших детей, чтобы скрепить узы, связывающие дом Дракона. Это и тебя касается, Эйгон. Два брака от каждого из нас, чтобы показать всем Семи Королевствам, всему миру, что мы едины, как никогда. Выбирай, Деймон, и да помогут тебе в этом боги. Деймон молчал долго, мучительно долго, переводя взгляд с Визериса на Эйгона, с Эйгона на Коля за королевским креслом и снова на Визериса. Если бы он вздумал выхватить сейчас Тёмную Сестру то, скорее всего, точно бы кого-нибудь убил бы. Коль и Каргилл на случай осложнений получили приказ сдерживать десницу достаточно долго, чтобы остальные их братья по белому плащу успели вбежать в палату Малого совета из коридора и остановить резню. Определённо, кто-то бы к этому моменту был бы уже мёртв. Король сидел ближе к принцу-деснице, но Визерис малодушно рассчитывал, что Деймона более явное «предательство» младшего брата заденет настолько, что тот поспешит отомстить сперва ему. Когда Деймон наконец заговорил, голос его был холоднее Стены: — Какими громкими словами теперь вы разбрасываетесь. Каковы вояки: бездраконное ничтожество, колченогий книжник и мальчишка-соплежуй! А что, если я сейчас выпущу вам кишки, а потом прирежу эту шлюху, которую ты зовёшь своей королевой, и всех её ублюдков? Думаете, мне помешает ваш сир Криспин или кто-то ещё? Тёмная Сестра вскрывает эмалированую броню столь же быстро, как и любую другую. За спиной короля оскорблённый лорд-командующий гвардии пошевелился, намереваясь, видимо сделать шаг в сторону принца, но тот только бросил тем же убийственно-ледяным тоном: — Ни шагу дальше, Коль. Стой, где стоишь, иначе из этой комнаты никто не уйдёт. — Вернитесь на место, сир Кристон, — коротко приказал Визерис. — Мой Государь… — На место. — Хорошо, — неожиданно для всех сказал Эйгон. Что бы не чувствовал младший из братьев, свои эмоции он весьма умело скрывал за маской бесстрастного спокойствия и мейстерским назидательным тоном. — Ты отвергаешь предложение Визериса. Что же ты можешь предложить взамен? — Ваши грёбаные жизни вас уже не устраивают? — Наши грёбаные жизни дадут тебе не так уж и много. — Отнюдь. Без своего всадника Бронзовый Гнев немного навоюет. — Это угроза, а не предложение компромисса, так переговоры не ведут. — А это и не переговоры. — То есть, ты согласен с тем, чтобы после смерти Визериса Эйгон, Эймонд, а может и Дейрон с Хелейной, подняли в воздух своих драконов и направили всё их пламя на тебя и твоих детей? Тебя будущее устраивает? Потому что сейчас всё идёт именно к нему. — Этого будущего не будет, если… — Если все дети Визериса будут мертвы, верно? Ты правда хочешь сказать, что желаешь смерти своим племянникам в присутствии их отца? Что хочешь разрушить королевский мир, выстроенный нашим дедом и сбережённый Визерисом? Покрасить свою королевскую мантию кровью? Лицо Деймона страшно исказилось, и на этой уродливой гримасе, подобной лику демона, а может и самого Неведомого в равной степени смешались гнев, ярость, презрение, отвращение, какая-то гадливость. Рука его сжала рукоять Тёмной Сестры, и король уже приготовился к тому, что сейчас брат убьёт брата, но ничего подобного не случилось. Вместо этого Деймон поднялся со своего кресла, сплюнул прямо на стол, а следом за плевком на камень полетел и знак десницы. Брошь ещё подскакивала, звеня, по полированной столешнице, а принц уже выскочил из палаты, едва не высадив двери. Визерис обречённо выдохнул и спрятал лицо в ладонях. — Где дети? — отрывисто спросил он. — В покоях великого мейстера, — тут же ответил Коль. — А королева? — В септе. — Он побежит не к ним, а к К-караксесу, — заметил Эйгон с некоторой запинкой. Король поднял на него взгляд, думая уже отчитать его за пеклову чёрствость, и только сейчас увидел, что мастер над драконами едва ли не белее своих туник. Что ж, ладно хоть его проняло под конец, а то Визерис уже не был уверен, что его младший брат вообще человек. — Он сейчас сбежит. Он же всегда сбегает, чуть что ему не по нраву. — Главное, с чем он потом вернётся, — мрачно проговорил Визерис.

***

Принц Деймон Таргариен, король Тироша, Ступеней и Узкого моря В малом саду Архонтского дворца цвели лимоны, и их одуряющий запах проникал глубоко в покои даже сквозь закрытые двери и задёрнутые пологи, а на крытой терассе, куда некоторые деревья, не слишком стесняясь, запустили свои ветви, он и вовсе сшибал с ног. Деймон возлежал на низком тирошийском диване, со всех сторон окутанный этим ароматом, и невидящим взором смотрел на зелёно-белые пятна деревьев, расплывавшихся за полупрозрачными занавесями. На душе было погано, а в сердце после возвращения из столицы горело жгучее пламя гнева, подпитываемое непроходящей обидой, и уже третий день никак не могло остыть. Говоря откровенно, Деймону и не хотелось, чтобы оно остывало, и потому он снова, снова и снова прокручивал в голове детали проклятой встречи и семижды проклятого разговора с братьями, которые из всех возможных предательств выбрали самое гнусное и подлое. Видят боги, его не трогали чужие слова о «втором Мейгоре», скорее даже забавляли, но привычные сплетни зазвучали иначе, приобрели иные тона, которые, вероятно, и имели изначально, стоило этим обвинениям сорваться с уст Визериса и Эйгона. Одно очередное воспоминание о них вызвало новый приступ злобы, и король Тироша, схватился за стекляный фужер и, не глядя, метнул его в стену. Тонкая работа мирийского стеклодува не выдержала столкновения с красным мрамором и лопнула, посыпавшись на чёрные плиты пола мелодичным дождём осколков. О таких мелочах, как разбитые фужеры, чаши и кувшины, Деймон уже давно не думал: в первый день после возвращения он в порыве гнева изрубил Тёмной Сестрой статуи в галерее, где Джейгор имел глупость спросить у него о новостях; вроде бы кто-то из старых архонтов повторно лишился голов, а может это он сам свалил их с пьедестала. Не повезло и ни в чём не повинным скалам в Узком море, которые Караксес оплавил по пути домой, чувствуя настроение всадника. Выместив гнев на истуканах, он приказал удивлённому Илилеону готовить город и всё королевство Ступеней к войне: созвать знамёна, разослать письма наёмничьим отрядам, вывести флот в море, утроить стражу на внешнем и внутреннем кольце стен, перепроверить амбары и закрома. За короткий срок предстояло сделать очень многое, а время утекало сквозь пальцы — его братьям не требовалось много времени, чтобы подтереть собственное дерьмо, а там уже стоило ждать гостей. Наёмников они прикармливали уже давно, поручая им нести стражу в Спорных землях; часть из них после двух пятилетних контрактов с неплохим гонораром оседали в землях бывшего нанимателя и приносили ему присягу, продолжая сторожевую службу уже как вассалы. Пару десятков тысяч наёмных мечей они соберут в первый же месяц, ещё столько же можно собрать с Тироша, причём, если брать разборчиво, а не голодранцев из трущоб у Козлиных ворот. Летние годы и торговля позволили им наполнить хранилища не только золотом, но и зерном, так что голод горожанам не грозил. Слабым местом оставался флот: Рогар Веларион, лорд-адмирал Тироша, сделал всё, чтобы отстроить уничтоженный в войне флот, достиг в этом немалых успехов, но честно признавался, что его флот может поспорить с флотом его старшего брата или флотом Визериса, но не с ними двумя разом. В первый день приказы слетали с его языка сами собой, один за другим, и Деймон ни о чём не думал, кроме разгорающихся кузниц оружейных мастерских и поднимающих паруса кораблей. Джейгор недовольно хмурился, не научившись видеть врага в том, кто вытащил его с того света и вложил в руку меч и смысл жизни, но делал то, что от него ждали. А потом из Красного замка прилетел ворон, едва живой от того, что пришлось тащить на себе тяжёлое письмо. Король Тироша сперва хотел его сжечь, не читая — ничего хорошего он уже с берегов Черноводной не ждал — но, помянув Пекло, в последний момент сломал печать и всё-таки прочёл. Визерис многословно обещал забыть всё сказанное Деймоном, сам просил прощения за громкие обвинения и увещевал не начинать войну из-за пустых и глупых оскорблений, а также клялся вернуть «случайно оброненный» им знак десницы и все права и привилегии, если Деймон вернётся ко двору и примет предложение. Дурацкое письмо, но в нём был весь Визерис. Не начинать войну из-за глупостей, как же. Свести проблему престолонаследия и войну драконьих всадников к «глупостям» под силу только его старшему брату. Брату, которого он не смог представить с лезвием Тёмной Сестры у шеи. От осознания, что он примерял к братьям, пусть и на долю мгновения, пусть в собственных мыслях, меч, его замутило и он велел тогда подать вина. Винные погреба Архонтского дворца было тяжело опустошить, но Деймон честно попытался. Тонкие занавеси качнулись и потянулись к двери, а мгновением позже Деймон почувствовал, как движение воздуха выдаёт бесшумного слугу, поспешившего прибрать осколки стекла. Сперва ему боялись попадаться на глаза, но когда он сорвался и чуть не прибил какого-то мелкого лакея за то, что король Тирошийский вынужден жить среди мусора и разбитого стекла, слуги старались предвосхитить любую его прихоть. Пока один торопливо сметал остатки разбитого бокала, другой уже поставил новый и практически доверху наполнил его дорнийским вином — небрежности и скупердяйства в свой адрес Деймон тоже не терпел и не прощал. Отпустив слуг небрежным взмахом руки, он отпил из фужера. Вино на вкус было кислым, терпким, вяжущим и неплохо пьянило — одним словом, было редкостной дорнийской мочой, но именно это пойло больше всего соответствовало его настроению. Лиссенийские вина были слишком слабыми и сладкими для этого дерьма, от арборского за версту несло Простором и Хайтауэрами, а тирошийский бренди, который ему обычно подавали за ужином, попросту было жалко переводить, его братья того не стоили. Пекло, годы верной службы — и вот королевская благодарность за неё! Городская стража из кучки грязных, вороватых пьяниц и оборванцев стала реальной силой, наводящей порядок в столице. Мартеллы, эти пустынные кровососы, потеряли не только власть, но и собственное достоинство, непреклонный Дорн поставлен на колени и превращён в шавку, гавкующую только по приказу из Королевской Гавани. Триархия пала, а гнездо пиратов превратилось в процветающее королевство, самое богатое в державе. Вольные Города либо спешили стать их союзниками или, пребывая в страхе, боялись что-либо предпринять, зная, что им не избежать драконьего гнева, а Таргариены скоры на расправу. Благодаря нему знамя с трёхглавым драконом поднялось так высоко, как никогда со времён Завоевателей. А в ответ на это он получил сперва «дар», который ничего не значил, поскольку уже ему принадлежал по праву рождения, а потом эти же руки этот «дар» отобрали. Мейгор, узурпатор, убийца, изменник… вот кем его считают при дворе. Причём его собственные братья! Братья, которых он защищал, ради которых вёл войны и сжигал в драконьем огне замки и города! Боги, как же ему в тот момент хотелось в полной мере оправдать эти глупые ожидания! Дать волю драконьему гневу и Тёмной Сестре, и пусть поёт клинок, пусть веселится Караксес! Ему ведь ничего не стоило снести голову ни завравшемуся калеке, ни тюфяку-подкаблучнику, он бы точно смог продырявить красивенькие белые доспехи этих игрушечных гвардейцев. Деймон вполне мог начать и закончить войну в той же комнате, предотвратить её в том же замке, но это значило бы пойти на братоубийство. Но ведь они именно этого и ждали, ждали зверств, преступлений и прочих ужасов, которые ему уже давно приписали эти безмозглые блеющие от страха овцы. Его, конечно, звали Порочным, но этот порок он в числе «своих» не числил и не собирался даже примерять на себя. Да и к тому же, что могло быть хуже в тот момент, чем соответствовать их ожиданиям? Такого удовольствия он им не доставил, и весь гнев его изливался по дороге и за Чёрным Рубежом, единственным местом, которое достойно теперь зваться домом. От дряных мыслей, а может от дряного вина и дряных людей он снова поднял руку, намереваясь отправить фужер следом за его предшественником, но его остановил голос жены: — Если ты продолжишь в том же духе, то мы озолотим мирийцев, но сами обнищаем. Поставь его на место, Деймон. Деймон нехотя обернулся через плечо и скривил губы в жалкой пародии на улыбку. Рейнире хватило ума сперва выйти на террасу и закрыть за собой дверь, прежде чем говорить, и теперь она стояла перед ним, сцепив руки под грудью, ужасно строгая и жутко напоминающая одну из бабушкиных наперсниц, о чём он не преминул объявить: — Сделай лицо попроще, ты похожа на септу. — А ты похож на пьяницу, — отрезала она. — Ты второй день только и делаешь, что пьёшь и на слуг бросаешься. Ещё немного и они будут сбегать от нас, лишь бы тебе под горячую руку не попасться. Тот привратник теперь каждый раз штаны марает, когда кто-то рядом кричит. — Сосунки нам не нужны, — фыркнул Деймон и залпом допил вино. Рейнира вздохнула и, обойдя диван, села рядом с ним. Она подняла упавшее письмо, успевшее изрядно потрепаться за пару дней, нахмурилась, но прочла молча. Ничего, пусть знает. Дойдя до конца, его жена вздохнула и, сложив листок втрое, сказала с мягким укором: — Дети боятся тебя, Деймон. Визерис и Деймон так хотели с тобой поиграть, когда ты вернулся, но тебе, видно, было не до них. Алисса тоже ждала тебя — ты ведь обещал ей облететь с ней остров, помнишь? Зря она о ней заговорила — память со злобной ухмылкой снова подсунула слова Визериса: «Ты выдашь Алиссу за Эйгона». — Твой отец хочет купить своему ублюдку трон через мою дочь, — выплюнул он. — Это я уже поняла. — Видимо, плохо поняла. Хотя, речь ведь не о твоей дочери идёт… — договорить ему не дала пощёчина. — Не смей! — прошипела Рейнира, угрожающе поднеся палец к самому его носу. — Не смей говорить мне такое! Я растила её, как свою собственную дочь, нянчилась с нею, когда мы ещё не были женаты. Не всякая мать любит родное дитя так, как я люблю Алиссу, поэтому не смей оскорблять меня этим! Что ни говори, а его жена успела обрасти драконьей чешуёй за годы брака, стать жёстче, закалённей, опасней. В первые пару лет после свадьбы она изрядно попортила ему крови, порой изводя дурацкими истериками и детскими обидами на пустом месте; вместо того, чтобы самой встать в центр мира на законное место рядом с ним, ей хотелось, чтобы мир во главе с мужем сам вертелся вокруг неё. Что ж, девчонке пришлось познать горькую правду, и, к её чести, она это всё же поняла и сумела повзрослеть прежде, чем Деймон разочаровался в жене. Со временем на смену неуёмным всплескам ребячества пришли проявления настоящего драконьего гнева. Будь сейчас при ней кинжал и не будь он её мужем, за такие слова он бы точно заработал пару отметин на лице — с неё бы сталось попытаться лишить его глаза. Да, Рейнира изменилась, не могла не измениться. Шесть беременностей, конечно, не прошли для неё бесследно, но её и сейчас звали Отрадой Королевства, ничуть при этом не льстя. Красота юной королевы Рейнис сменилась красотой королевы Алисанны Доброй, какой её воспевали в балладах певцы, и Деймон понимал, почему дед никогда не желал себе иной жены. Сравнения с прабабкой Рейнире, разумеется, были приятны, учитывая, что ни та, ни другая, несмотря на многочисленные роды не растолстели до состояния свиноматок, в которых превращались многие прошедшие через то же андалки. Деймону льстило, что жена хотела, чтобы она вызывала у него такое же желание, как и прежде. И всё же ему порой виделось что-то ещё: что-то в походке, в повороте головы, в манере укладывать косу, в резком тоне голоса, в ярости в глазах заставляло его думать, что так могла выглядеть Висенья. Если он прав, то Завоеватель не имел вкуса в женщинах, раз проводил с ней лишь одну ночь из десяти. — Поэтому я на тебе и женился, — усмехнулся Деймон, потирая горящую щёку. — Тебе нужна была нянька для дочери, так и скажи, — фыркнула всё ещё недовольная Рейнира, но черты лица её смягчились. — Не только она. — В любом случае, — продолжила она. — Каких бы мерзостей не наговорил тебе отец или дядя… — Оба. — …это не повод пьянствовать, разрушать собственный дом и запугивать детей. Жизнь не кончилась, Деймон, как бы ты ни был уверен в обратном. Слова супруги снова разбередили, взбаламутили желчь. Рейнира права: лелеять свои обиды — слишком по-андальски. Деймон поднялся с подушек и потёр лицо руками, пытаясь согнать винный дурман. — Какой выбор у тебя есть? — спросила она, продолжая раздувать зажегшийся в нём огонь. — Я могу принять всю ту чушь, которую они мне предложили. «Лучшее предложение», понимаешь ли, Пекло их побери. А могу не принять. И, говоря откровенно, я не хочу его принимать. — И что будет, если не примешь? Вопрос хороший. — Ничего особенного, — пожал он плечами. — Только тогда Визерис всё равно всё сделает по-своему. Он объявит своего сына принцем Драконьего Камня, и Семь Королевств с радостью побегут ему присягать, потому что сын, наследующий отцу, им проще, понятнее и ближе. — А мы от этого ничего не получим, — заключила Рейнира. — Это в лучшем случае. — Неужели у нас нет союзников в столице? — Как же нет: Ларджент всё ещё командует Городской стражей, только он не заседает в Малом совете. За Эйгона стоят Морской Змей и Ланнистер. Отто… сама понимаешь. Бисбери и Меллос не скажут слова поперёк Визериса, Коль вообще едва ли умеет говорить и думать. Нет, в Малом совете друзей у нас нет. Я пытался найти замену Отто, искал в Речных землях и на Севере, но все, с кем я говорил, в чём-то не подходили: один стар, другой горд, третий занят своими землями, четвёртый обворовал бы и Железный банк, имей он возможность. Зато все, кого я встречал, были готовы говорить о браках с нашими детьми, как будто они племенные жеребцы или коровы. Сама помнишь, я тогда никому не дал ни ответа, ни намёка, а теперь вот думаю, может, и стоило бы… — Возможно это и к лучшему, — заметила она и, чуть склонив голову набок, предположила, — Может быть, имеет смысл написать Тиреллам. Вряд ли их устраивает, что их собственные знаменосцы прыгнули через их голову в королевскую постель, и с тех пор ведут себя, как великие лорды. Это умерит аппетиты Хайтауэров, щёлкнет их по носу, к тому же, есть дома, которые ближе к Тиреллам, чем к Хайтауэрам… — Может быть, — протянул Деймон. — Но Джейса я им не отдам. — Об этом и речи нет. Будем искать кого-нибудь для младших. — Да, как один из вариантов. — Один из вариантов… Ещё мы можем отложиться от Вестероса. Тирош может обеспечить себя, земли в Эссосе у нас есть и будет их ещё больше, от врагов нас защитят Караксес и Сиракс. Да мы и Волантис можем в вассалы получить! — Думаешь, я пошлю в бой тебя или Алиссу? — Чем мы хуже Висеньи и Рейнис?! — Не смеши меня, — фыркнул Деймон. — Мы, конечно, отобьёмся от всей этой мелочи вроде Дорна, Мира и Браавоса, но твой отец не любит, когда у него что-то отбирают, а твой дядя ясно дал понять, что рассчитывать на него не придётся. К тому же… Неужели ты и правда согласишься довольствоваться одним только Тирошем? — А что ещё мне остаётся, если, как ты говоришь, схватка для меня смертельно опасна? — вопросом на вопрос ответила Рейнира. — Есть альтернатива, — кивнул он. — Я сажусь на Караксеса, лечу в Королевскую Гавань и делаю то, от чего отказался в прошлый раз. Сжигаю Красный Замок, это змеиное гнездо, а потом делаю то же самое с Драконьем Сердцем, ему не впервой купаться в драконьем огне. Если сделать всё быстро, то они ничем не успеют ответить, да и не смогут. В столице всего два, в лучшем случае три всадника, и если обрушить на них свод Твердыни Мейгора, то они ничего не успеют предпринять, а драконы… Что ж, у дракона за жизнь может быть несколько всадников. Главное сохранить фактор внезапности. — Тогда тебе придётся навестить ещё и Дрифтмарк. Даже если Рейнис будет в Драконьем Сердце, Лейнор всё ещё защищает верфи отца. — Невелик крюк. — И всё же это время. Один ты не успеешь быть сразу в трёх местах. — Не напрашивайся, с собой не возьму. Кто-то должен остаться в Тироше, пока я улаживаю разногласия с дорогими братьями. Дети с этим не справятся. — Тогда не удивляйся возможной встрече в небесах. Караксес, конечно, силён, но любая битва — это риск. К тому же дракон может и уцелеть, а вот его всадник… — До всадника ещё надо добраться. — Вхагар и доберётся. Деймон невесло рассмеялся и уткнулся лицом в плечо жены. Жёсткая вышивка золотой нитью, подражавшая чешуе и крыльям Сиракс, почти полностью скрывала под собой чёрный шёлк и колола кожу. — Я отказываюсь считать Вхагар серьёзным противником, пока в её седле сидит мальчишка. Старушка не станет его слушать. — Но сама не сбежит, — возразила Рейнира. — Мой братец её не остановит, это так, но ему это и не нужно, достаточно не мешать. Вхагар опасный противник при любом раскладе, она старше и больше Караксеса. — Вхагар не сражалась с драконами, в отличие от Караксеса. Коль уж на то пошло, Вермитор сейчас едва ли не более опасен, чем она. Эйгон знает, как вести себя в битве с драконом, — помолчав, он прибавил. — Но я сильнее его. — Ещё есть Мелеис. С Каннибалом она, может, и не сражалась, но к битвам она привычна и ярости ей не занимать. Итого как минимум трое на одного, муж мой. И даже если вы с Караксесом победите их всех, останутся ещё трое… — А, эти… Не считаются. — А ты посчитай. Сколько ран будет на Караксесе после трёх дуэлей? Сколько ожогов заработаешь ты сам? Победить раненного чемпиона сможет и Среброкрылая с Морским Дымом. Деймон стиснул челюсти так, что снова заскрипели зубы. Нет, если так дальше продолжится, он их до основания стешет, а беззубой старости, подобной той, что была у деда, король Тирошийский себе не хотел. Однако, как ни горько было это признавать, Рейнира была права. Три боевых дракона на одного — достаточно рискованный расклад сам по себе, а уж если добавить в него «лишних» драконов, то шансы на победу становятся и вовсе смешными. Даже если Рейнира полетит с ним, Сиракс сможет отвлечь кого-то из этих драконов на себя и, скорее всего, погибнуть при этом, но едва ли эта жертва что-то позволит выгадать. Послать на смерть жену Деймон просто не мог, а сыновья… сыновья ещё были слишком малы. — Да-а-а, — протянул он с невесёлым смешком. — Расклад — редкостное дерьмо. Если Визерис специально послал твоих братьев вдвоём, чтобы они нашли сопляку дракона покрупнее… Красивый ход, ничего не скажешь. Хотя, нет, для Визериса это слишком умно. Наверняка эту пеклову схему придумал Эйгон. Мастер над драконами, как же… — Возможно, в этом есть и наша вина, Деймон, — мягко проговорила Рейнира и, обняв его, пристроила его голову у себя на груди. Король Тироша вдохнул успокаивающе-сладкий запах благовоний жены, перебивающий назойливое цветение лимонов, и позволил себе зарыться в её пышный бюст лицом. Смысл сказанного супругой дошёл до него не сразу. Подняв взгляд, он с недоумением протянул: — Это какая же? — Каждое яйцо, что сносила Сиракс, мы положили в колыбель нашим детям, только Красная Плясунья и Вермакс подкидыши. Каждое яйцо проклюнулось, у каждого из наших детей есть дракон, но они юны и ещё долго будут такими. — А что нам следовало сделать по-твоему? — недовольно буркнул Деймон. — Не класть яйца? Чтобы про моих детей говорили, что у них нет драконов, как у детей Алисенты? — Зато Джейсу бы досталась сама Вхагар, а не её яйцо. — Не факт, что Вхагар бы его приняла, — всаднику Вхагар нужна в первую очередь дерзость, какой обладал Бейлон Храбрый и которой, по-видимому, обладает щенок Алисенты, а с этим у Джейса проблемы. — Как бы то ни было, я хочу, чтобы ты успокоился, перестал яриться и пить, и подумал головой, что нам теперь делать. Нас переиграли, да, но разве это повод сдаваться? — Я и не сдаюсь. — Правильно, ты хочешь убиться об стену из драконов. Это бегство от проблемы, а не её решение. Ты хочешь оставить меня здесь с детьми, но ты подумал, что с нами станет, если ты не вернёшься? Брать меня с собой ты не хочешь, одного я тебя тоже не отпущу. — От вас с детьми в бою сейчас никакого толку, только мешаться будете. — Возможно, — не стала отпираться Рейнира. — Но драконы растут, как и наши дети. Лет через пять Джейс станет рыцарем… — Через четыре. — Как скажешь, милый. Через четыре года он станет рыцарем и на него с Вермаксом уже можно будет рассчитывать. Потом подрастут остальные. В конце концов, я ещё молода, мне только двадцать шесть… Деймон отстранился и воззрился на неё с притворным ужасом: — Как, уже?! Рейнира фыркнула и пихнула его в плечо. — Я ещё могу родить тебе армию драконьих всадников для больших драконов. Улыбка Деймона мгновенно увяла. Сам он не слышал этих слов, но отец, вспоминая о смерти их матери, всегда повторял их. Сорок сынов, армия воинов, армия драконьих всадников… — Не стоит, — ответил он. — Как? Ты больше не хочешь?.. — Моя мать… Да и твоя тоже, и твоя бабка… Частые роды губят женщин в нашей семье. — Ах, ты об этом, — выдохнула Рейнира. — Я тоже об этом переживала, но Герардис говорит, что здоровьем я пошла скорее в королеву Алисанну. К тому же, будь у меня те же проблемы, что у мамы и принцессы Дейлы, я бы не смогла родить тебе шестерых здоровых детей. Висенья… С Висеньей под конец было непросто, да, но Герардис уверяет, что ничего непоправимого не случилось, только рекомендует подождать. — Придётся ждать долго, — задумчиво протянул Деймон. Её речь короля не слишком убедила, но, по крайней мере, немного успокоила. — Сначала роды, потом ждать, пока ребёнок вырастет… К тому же, драконы привередливы. — Покажи мне дракона, который откажется от всадника валирийской крови, — в голосе Рейниры зазвучали гневные нотки матери, оскорблённой тем, что её ребёнком кто-то пренебрёг. — Не откажется, конечно, — покорно согласился он и, помолчав, прибавил. — Ты права, нам нужно время. Проклятье, они ведь и правда предлагают лучшее из возможного. Тесть и дед будущего короля, десница… — Регент. Деймон удивлённо поднял на жену взгляд. Значит, когда дело дошло до него и его братьев, он через эту черту переступить не смог, а она влёгкую предлагает избавиться от собственного! — Что я слышу, — протянул он. — Ты предлагаешь избавиться от родного брата? Будущего зятя? Рейнира смотрела на него с убийственной серьёзностью, а в фиолетовых глазах горела решимость. Да, зря он в начале так сказал про неё и Алиссу, но в нём говорило вино и гнев, она должна это понимать; разве мачеха может так говорить о падчерице? Нет, только мать. — Я не желаю зла своим братьям, как не должна желать всякая сестра, — строго ответила она. — Мой отец, как мы убедились, больше всего боится стать причиной войны, но вот его сыновья могут оказаться не столь миролюбивы, и, если им хватит дурости развязать конфликт или навязать нам свою волю… Выбор между братьями и собственными детьми для меня очевиден.

***

Принц Эйгон Таргариен, принц Драконьего Сердца Стеклянные свечи освещали своим неестественным пламенем всю комнату. Рождаемый ими свет подчёркивал цвет каждой из них, делая его ярче и заметнее в не-сумерках. Тени, ложившиеся на лики изваяний богов, были чернее ночи, чернее чешуи Балериона и Каннибала вместе взятых. Огонь не колебался и оттого зубастый оскал Вхагар выглядел ещё ужасней, а копьё, которое сжимала Мераксес, казалось ещё острей. Обе богини выглядели суровыми, безжалостными и недовольными, и лишь Балерион казался невозмутимым, всё также держа в вытянутых руках обсидиановую бусину, аллегорию смертей. Для молельни принц избрал просторную комнату на последнем жилом этаже Вдовьей башни и в одном уровне от моста, соединявшего её с Королевским Костром. Выше покоев уже не было — их перестраивали и укрепляли, чтобы превратить в будущем вершину башни в насест для Среброкрылой. Окна в чертоге выходили на все стороны света, но по распоряжению Эйгона строители заложили все, кроме южных, да и те большую часть времени скрывали тяжёлые и плотные пологи из чёрного бархата с вышитыми на них серебряными драконами. У северной стены немногословные люди сира Мейларра Телтариса, все, как один, уроженцы Драконьего Камня, воздвигли вытесанный из чёрного камня с Драконьей горы двухуровневый алтарь; верхнюю ступень украсили статуэтки Балериона, Вхагар и Мераксес, на нижней хозяин замка установил обсидиановые блюда и валирийские свечи, добытые в Мантарисе. Перед святилищем разместили скамейку для коленопреклонений и лавку, а чуть дальше ещё несколько. Сперва Эйгон полагал, что комната останется семейной молельней за логичным исключением для Денниса, однако спустя несколько месяцев после её обустройства кастелян замка и капитан драконоблюстителей вместе с частью своих людей испросили дозволения своего сюзерена посещать храм в свободное время. Принц, недолго думая, согласие дал: выходцы с Драконьего Камня и Дрифтмарка всегда чтили богов старой родины не меньше, а то и больше Семерых, чему он в прошлом был свидетелем. Чтобы нивелировать возможное недовольство Веры пришлось пожертвовать щедрую сумму золотых драконов на украшение строящейся в Бейлонисе большой септы и заложить ещё одну у дороги на Дарри. Мнения лордов он не боялся: с помощью доктрины Исключительности Вестерос принял господство дома Дракона со всеми его странными обычаями, и Эйгон был уверен, что и этот, при должной осторожности и благожелательности, не станет исключением; в конце концов, терпели же речные лорды кое-как в соседях и поданных поклонников Старых богов. И всё же по распоряжению принца охрану башни в целом и молельни в частности усилили: одни её богатства могли привлечь чужое внимание. Эйгон перевёл ладонями по лицу, сгоняя усталость, и в очередной раз за вечер преклонил колени перед алтарём. Стоявшие в ряд свечи образовывали двусмысленную линию: чёрная и тёмно-зелёная горели на противоположных концах, разделённые красной и дымчатой. Принц был готов поклясться, что не расставлял их так специально и не менял их местами, но теперь совпадение выходило ироничным, красноречивым и оттого особенно горьким. Конечно, хвала богам, войны им снова удалось избежать, хотя на этот раз они подобрались так близко к её краю, что мастер над драконами уже чувствовал жар драконьего огня, охватившего весь континент, жар погребального костра их державы и дома Таргариенов. Пожалуй, впервые он осознал, насколько опасен может быть Деймон, не сдерживаемый никем и ничем. Ещё никогда прежде он не опускался до открытых угроз братьям; полунамёки и намёки на тяжёлые последствия для «дурных советников» короля, особенно в адрес королевского тестя, не шли ни в какое сравнение с безумным пламенем в глазах и решимостью пустить в ход Тёмную Сестру. В какой-то момент Эйгону показалось, что брат вот-вот достанет меч из ножен и всё кончится, но тот лишь гадливо сплюнул и сбежал. Деймон пожалел братьев? Вряд ли, будь его воля, они бы и правда остались там лежать, и никакой королевский гвардеец или присяжный щит не помешал бы ему. Значит, просто не пожелал мараться. Почему-то это презрение резало ещё больнее, чем валирийская сталь, которой так и не дали напиться крови. Только когда Деймон стрелой вылетел из палаты Малого совета, принц, в отличие от братьев, не позволявший эмоциям взять верх над собой, ослабил контроль и дал волю страху. Разумеется, он сказал Визерису, что Деймон сбежит, и в то же время сам не разделял той преувеличенной уверенности, с которой говорил. Пусть в помещении тот отказался от боя, сложного, но не безнаждёжного, ничто не мешало ему сделать из Твердыни Мейгора твердыню Харрена Чёрного. И всё же Караксес, с гневным кличем поднявшийся с холма Рейнис, улетел за Черноводную и Королевский лес в сторону Тироша. На следующий день Эйгону удалось уговорить Визериса направить вдогонку дракону ворона с повторным предложением: все обиды, обвинения и оскорбления были бы забыты, все привилегии Деймона были бы сохранены, включая должность десницы, если бы он выдал старшую дочь за нового наследника Железного Трона. Размен, разумеется, небезупречный и рискованный, и принц ожидал любого ответа, но в конце недели из Тироша вернулся ворон с ответным посланием. Деймон принял предложение, хотя Визерис ожидал объявления войны, однако за своё согласие стребовал немало: полное освобождение Тироша от налогов до свадьбы Алиссы и Эйгона Младшего, а после — снижение выплат в семь раз, право самостоятельно устанавливать пошлины в порту Тироша без оглядки на Королевскую Гавань, право возродить старый монетный двор архонтов и отдать Эймонда ему в оруженосцы. Когда великий мейстер Меллос огласил содержание письма, в палате Малого совета на долгие несколько мгновений воцарилась мёртвая тишина, во время которой все взгляды сошлись на короле. Визерис испустил вздох не то облегчения, не то горечи, прикрыл лицо ладонями, словно не желая видеть ни пеклово послание, ни пекловых советников, ни пекловых братьев, но в конце концов сказал: — Он согласился, и это главное. — Но условия, мой Государь… — попытался возразить Тиланд Ланнистер. — Монетный двор в Тироше… — Мы их принимаем. Я не стану торговаться, когда альтернативой является война. — Надо подумать о безопасности принца Эймонда, — озабоченно нахмурился Хайтауэр. — Он будет полностью во власти принца Деймона. Ему ничто не помешает избавиться от заложника и освободить Вхагар для собственных детей. — Вы правы, милорд, — заметил Эйгон. — Он будет заложником, пусть не формально, но по факту. Но если с Эймондом что-то случится, то очевидный виновник будет известен и сразу станет врагом всей державы. — На него первым падёт подозрение, — кивнул Бисбери. — Убийство собственного оруженосца восстановит против него всех. — И даже если Вхагар останется без всадника, у нас всё ещё сохраняется перевес по взрослым драконам, которые могут посоперничать с Караксесом в небе. К тому же, Деймон не сможет посадить на Вхагар старших детей — у них уже есть драконы, а рисковать младшими он не станет. — Не переживайте, лорд Отто, Деймон всё ещё десница, — поспешил успокоить тестя Визерис, и Эйгон не сдержал смешка — едва ли это способно было успокоить камергера. — Он будет бывать в столице едва ли не чаще прежнего, и Эймонд всегда будет на виду. — А в Тироше всегда найдётся пара добрых глаз, — добавил обычно немногословный септон Юстас. Последующие пару недель вороны летали из Королевской Гавани в Тирош и обратно с невиданной ранее частотой: Малый совет в мельчайших подробностях согласовывал процедуру передачи титула наследника старшему сыну Визериса, чтобы не дать ни Деймону, ни кому-либо из его возможных сторонников повода для возмущения, который бы неизбежно стал новым прологом к войне. Были разосланы письма лордам Семи Королевств с призывом прибыть в столицу для принесения присяги новому принцу Драконьего Камня, которая должна была последовать за тем, что Деннис не слишком весело обозвал «круговым браком». Как и сказал Визерис, после всех многочисленных ссор и перемен в наследовании дому Таргариенов нужно было продемонстрировать единство и показать, что несмотря на разрастающееся семейное древо, потомки Джейхейриса Первого в состоянии сохранить взращённый им мир в Семи Королевствах. У его внуков было слишком много детей, чтобы спокойствие континента можно было устроить с помощью только одной свадьбы. Помимо Эйгона Младшего и Алиссы, чтобы скрепить узы дома Дракона Джейхейриса, наследника Тироша, должны быть обручить с Бейлой, Рейну с Эймондом, а Эймона, будущего принца Драконьего Сердца, с Хелейной. Цепочка помолвок затронула даже четырёхлетнего Вейгона — ему в жены была предназначена его кузина Висенья, которой не было ещё и года. Сложную систему союзов внутри правящей династии не то вырастил, не то выстроил Визерис не без помощи Алисенты. Королева ухватилась за шанс возвести своего старшего сына на трон обеими руками и ради него согласилась отправить другого потенциальным заложником в Тирош. После этого все свои усилия она направила на помощь мужу в уговорах Эйгона принять участие в чехарде помолвок среди младшего поколения. Разумеется, принц Драконьего Сердца понимал, что так или иначе торговать браками своих детей на этой скороспалительной ярмарке ему придётся, но, памятуя о разговоре с женой, сразу со всем соглашаться не спешил. Хотя и было условлено, что вопросы приданного будут обсуждены отдельно по мере приближения супругов к брачному возрасту, он уже сейчас сумел получить от Хайтауэров приличную компенсацию за пособничество в передаче титула престолонаследника их потомку. Золотые драконы никогда не бывали лишними — строительство Бейлониса и продолжительная реконструкция замка требовали новых средств, как драконы из плоти требовали себе обед. Но самым главным результатом всех переговоров и торгов стал мир. Все угрозы и оскорбления были отложены в сторону, мечи остались в ножнах, драконы так и не бросились друг на друга, сцепившись в смертоносной пляске, королевский дом Таргариенов сохранил единство. И всё же Эйгон не был удовлетворён в полной мере. После бесконечной придворной игры в кайвассу всех со всеми у него осталось какое-то подспудное ощущение эфемерности и хрупкости происходящего. Возможно, дело было в том, насколько близко они подошли к краю огненной пропасти, возможно, виноваты были смутные, едва оформившиеся подозрения в том, что новый установленный порядок не так прочен, каким его хотят видеть. В чём бы ни была истинная причина, она оставляла ощущение горечи и сожалений. Желая от него избавиться, Эйгон вернулся в Драконье Сердце на несколько дней, пока лорды Семи Королевств собирались в столицу, и теперь, стоя на коленях перед алтарём, возносил хвалу богам. Пальцы, изрезанные о фитили валирийских свечей, всё ещё жгло, хотя кровь на их стеклянных завитках уже успела запечься, а пламя начало медленно угасать. Воздав должное Мераксес, которая в своём бесконечном милосердии уберегла их всех от войны, сохранив жизни им, а самое главное драконам, Эйгон обратился было к Вхагар, Госпоже Справедливого Воздаяния… Но в этот момент разум подсунул испытывающей религиозный трепет душе подлый вопрос: а справедлива ли цена, которую им всем пришлось заплатить за мир? Мир, купленный за браки и судьбы их детей, его детей. Если боги будут милостивы, им повезёт, они будут счастливы, как счастливы их отец и мать, но что, если нет? Джейхейрис оставался сыном своего отца и мог унаследовать его пороки, то же было верно и для Эймонда. Из Хелейны могла выйти такая же амбициозная манипуляторша, как и её прикрывающаяся Верой мать. Висенья… тут вообще сказать ещё ничего было нельзя. То же можно было сказать про всё молодое поколение Таргариенов, ставшее разменной монетой в большой игре в престолы, которую вели их родители. Да, браки по расчёту существовали испокон веков; их бабка, например, всю жизнь занималась таким сводничеством в интересах державы. Строго говоря, Эйгон понимал всю важность и значение этих браков, но это понимал принц, пока отец переживал за будущее детей. К тому же, эти браки могли обмануть внешнего наблюдателя, на что они, в принципе, и были рассчитаны, даже Визерис мог предаваться своим иллюзиям. Формально единство династии было утверждено как минимум на ещё одно поколение вперёд. Однако логика подсказывала, что сама необходимость это единство демонстрировать и подтверждать перед кем-то свидетельствовала в пользу того, что никакого единства нет и впомине. Деймон вёл с ними переговоры, но его письма были сухи и кратки, не больше необходимого. Рейнира ограничилась весьма формальными письмами отцу и столь же формально-вежливыми письмами Лейне. Небольшой торг, который позволил себе Эйгон, вызвал некоторую досаду у Визериса, что тоже едва ли можно было счесть хорошим признаком. Некогда единый дом Таргариенов ныне разделился на три линии, которые теперь пытались связать воедино. Уже сейчас каждая из них обладала собственными интересами и значительными силами, способными эти интересы защищать, а ведь с годами проблема будет только нарастать… Сегодня линий было три, а спустя лет пятнадцать их станет девять, и что потом? Старый Фригольд не знал королей, и эту проблему там решили просто: в конце концов, так и возникли Сорок Великих Домов, но едва ли это было выходом для Вестероса. Подступившая горечь заставила Эйгона скривиться и посмотреть на свечи с нетерпением: уйти раньше, чем они погаснут, он не мог, но впервые ему захотелось их потушить самому и скрыться от безжалостного взгляда богов.