Обескровлен.

      Никита проснулся просто в ужасном состоянии. Ночью он долго не мог уснуть, вздрагивал от каждой попытки провалиться в сон, параллельно его гложили разные мысли и остатки видения. Из-за всей этой какофонии стресса у него мёрзли конечности и кружилась голова, даже когда глазами никуда не смотришь, лицо чувствовало некоторую онемелость. Про сухость глаз вообще говорить не стоит.       Он шмыгнул, чтобы попытаться прогнать отёк из носа. Может, он сам, может, Давид завернул его усталое тело в одеяло так, что без посторонней помощи из мягких пут не выбраться, но в теплоте кокона было довольно уютно. Ему потребовалось несколько минут или часов, чтобы оказаться готовым к открытию одного глаза.       Скромно глянув сквозь опавшие на лоб после вечернего душа волосы, парень увидел Давида. За его спиной покоилась баррикада из подушек, а сам он лежал чуть выше, чтобы локоть, на котором спало его лицо, был недалеко над головой. Кстати, этого лица не было видно, а вывод о том, что его друг спал, вышел из мерного дыхания и отсутствия реакции на частые моргания — Давид бы их услышал.       Почему он вообще проснулся? Это было не так важно. Важно то, как он чувствовал себя после такого, очевидно, раннего подъёма.       Последний раз, когда он слышал бой соседских часов, ему удалось сосчитать восемь ударов. Слишком рано для такого, как он, но уснуть уже не получалось, хотя шанса просто поваляться в теплоте с закрытыми глазами упускать не хотелось.       Никита был прекрасно осведомлён о том, что его видения носят характер галлюцинаций, которые включаются поверх обычного бреда, по типу того, как Давид уменьшился и мог поместиться в ладонь, а парень его бессовестно потерял. И они могут проецироваться после того, как его сонная голова опустится в пугающую бодрость, обычно именуемую «реальностью».       Причиной таких глюков мозга может быть как его способность, так и воздействие Проклятия — он до сих пор не понял, да и начало их было потеряно в памяти и прошлом, поэтому зачем гадать? Во всём виноват Астрал и точка.       Самое неприятное крылось в том, что ему было ужасно страшно, хотя обычно просто немного больно. В последнее время он стал будто сильнее сходить с ума, а это ещё и Давид смог увидеть. Вот, в чём крылся его внутренний конфликт на ближайшие часы, который Никита надеялся решить до того, как ему придётся встать с кровати.       В изменениях нет ничего страшного — в его горло через рот проходило лезвие какой-то ржавой штуки, похожей на меч — пусть даже какие-то из них могут быть правдивыми. В смерть Никита не верил. Боялся, однозначно, он всё ещё человек, но не верил, что однажды не откроет глаза снова. Может, его больная нервная система ловила кайф от адреналина, которого прямо перед кончиной предостаточно, может, это первый признак какой-то болезни, но…       А хотя да, по всем параметрам он сходит с ума.       Заболел живот. Надо было поесть, но вставать так не хотелось. Давид, конечно, его друг, но с ним сложно побыть в тишине, когда вздумается. Лень хотела поваляться ещё хоть немного.       Послышались шуршания над его головой. Никита аккуратно открыл глаза и поднял взгляд, как мог (на его голове тоже было одеяло). Давид переворачивался на другой бок. Одеяло не закрыло его спину до конца, выглядывала небольшая бежевая полоска. Никита ещё какое-то время прожигал её пару минут, пока не убедился, что его друг ещё спит и вернул голову на место, закрывая глаза.       Будет ли он что-то делать с галлюцинациями? Вряд ли, после разлома они должны пройти, потому что Астрал поутихнет. Будет ли он объясняться Давиду? А зачем, если тот вспомнит только к вечеру, да и воспримет как ответ любые общие слова? А может, вообще не спросит.       Всё, конфликт разрешён, Давид, можешь просыпаться и доставать свою принцессу из одеяльного плена.       Подобная этим словам мысль пронеслась в голове парня, и после до его ушей донеслись очередные ёрзанья, а потом и очень хриплый голос:       — Ты спишь?       Отвечать Никите было попросту лень, поэтому решил, что странных шевелений под одеялом было достаточно для понимания.       — М-м, — только и ответил его друг, вернув голову на подушку. Которую из них — неизвестно, да и зачем знать, когда в одеяле было так хорошо. Особенно после страха, накрывающего похуже этого самого одеяла. — Вот блин.       «Опять что-то забыл», подумал Никита. Захотелось спросить, но лень услужливо остановила этот порыв, не дав и сдвинуться с места.       Из звуков было понятно, что Давид размял плечи, что-то напялил и ушёл на кухню.       Последующие часы (или минуты) прошли в одеяле. Только пришлось перевернуться, так как спина болела нещадно. Из-за этого кокон слега рассыпался и стал свободнее. За это время Давид умылся, послушал радио. Когда в спальню проник запах яичницы, то живот моментально скрутило.       Никита ужасно хотел есть, терпеть это было невыносимо. Только голод заставил его подняться, по случайности найдя край одеяла. Сладко зевнул, растягивая затёкшие руки в стороны. Натянул белую футболку, уже хотел наконец встать на ноги, как тут раздался вой телефона. Это был не будильник, значит, кто-то звонил, только мелодия странная, в прошлый раз была другая.       Пока Давид чапал по коридору, парень смог свершить опасный манёвр и встать, не сломав старческие колени.       — Пха-ха… — Давид озарил его улыбкой и взял трубку. — Алло?       Никита был оскорблён с ног до головы и передумал идти в ванную. С каких пор этот смертный имел право на то, чтобы смеяться над ним?       — Извините, я думаю, вы не туда попали, — телефон вернулся на тумбочку, парень снова не удержался от немого смешка. — Ты мою футболку надел.       — Чё? — Никита опустил глаза вниз. Белые края опускались немного ниже его обычной одежды, ткань ощущалась слишком свободной. Глаза нарисованного призрака с высунутом языком смотрели мимо его лба. Такая глупость вызвала у Никиты смех довольно лёгкий для утра: — А, ха-ха! А чё… а как это я?       — Я раньше не понял, где она была.       — Извини, — Никита начал её снимать. Белые рукава больше не скрывали плеч, теперь Давид мог увидеть мелкие красные следы.       — Ой, это чё у тебя? — он указал пальцем, второй рукой забирая футболку.       — Да что? Где? А. — По его лицу пробежала тень осознания, но с губ слетело: — Не знаю. Где моя футболка? Ты, случаем, не в ней?       — А блин, она потная была, она в стиралке.       — Давид, ты достал мои вещи без спроса стирать.       — Ну она грязная была, высохнет к вечеру, чё ты. Могу тебе свою дать, — он протянул ту, что была у него в руках, улыбаясь.       — Она тоже грязная, почему ты её в стиралку не закинул?       — Я её не нашёл утром.       — Та кого ты обманываешь? Ты её и не искал. Забыл небось.       — Не-е-е…

***

      — Спасибо, — ответил Никита на протянутую руку, которая ждала грязную тарелку. Давид, как обычно, мыл посуду сразу после еды, пока радио что-то продолжало говорить о погоде.       Сентябрь начался некоторое время назад, но только в эту субботу он стал проявлять себя: за окном было слишком пасмурно, видно, как гулял ветер. Синоптики говорили, что завтра будет дождь, а Никита с трепетом подавлял разные мысли, которые лезли в его голову. Из-за Астрала, конечно. Всё в мире сходит с ума и его существо — тоже. Завтра он полноценно обретёт свои способности, а предыдущий Дух Знаний окончательно пропадёт.       Эти мысли тоже подавлялись.       Пальцы теребили завязки.       — Сегодня тоже не будем ничего делать?       — Да, наверное.       — Что, даже готовиться никак не будем?       Никита как-то пришёл к выводу, что Давид не просто так задаёт эти вопросы по второму кругу, поэтому спросил:       — А у тебя есть идея?       — Да, а можно… — он повернулся лицом, вытирая руки о тряпку и пытаясь подобрать слова. -… типо… нанести на тело руну защиты? Как её там? Зи… а…       — Альгиз… — задумчиво произнёс он, поднимая тыльную сторону ладони к губам. У них оберегов куча, но… — Если соединить её с руной души, то может сработать. Ты неплохо придумал.       — О-о, замечательно вообще… — этот парень явно был довольнее, чем показывал. — Будем самые защищённые.       — М-да, ещё бы то место было защищённым, тоже было бы замечательно…       — Там же наша беседка должна быть, — Давид загремел посудой, убирая её в шкаф.       — Ну она маленькая какая-то. Я бы хотел больше пространства для… манёвров.       — А, ну понятно, — обычная интонация, после которой ничего и не должно идти.       Никита решил ничего на это не отвечать и повернулся к окну. Из его квартиры очень плохо было видно небо, а здесь даже можно увидеть кусочки лесополосы далеко за городом. Пусть она и была тонкой полоской, которую за ранними туманами не видно.       Было немного за десять утра, когда последний просвет прямых лучшей с неба исчез. Везде были серые пятна разных оттенков, много машин осталось на парковке, но людей на улицах не оказалось. В квартире стояла приятная темень.       После тёплого чая, который Давид выбрал специально, Никита стал ещё более сонным. Парень старался особо не шуметь, хотя ничем особенным не занимался, пусто смотрел на столешницу и залип на чужое биение сердца. Посторонние скрипы, шумы и шуршания не имели значения. Только дыхание. Только сердце.       Что удивительно, парень скоро заметил, что его собственное сердце сровнялось с Никитиным. Хотя, может ему кажется.       — Может, пойдём погуляем? — Никита потёр лицо, однако его глаза бодрее не стали.       — Да, давай.

***

      У Давида была приятная на ощупь одежда. В чёрном худи было довольно тепло, только вот собственные джинсы постоянно сползали с щиколотки, из-за чего ноги мёрзли. Не мёрзли бы, если бы погода была нормальная.       Сентябрь только недавно начался, а вокруг появились первые предпосылки осени: облака и противный ветер. Нет, конечно, холодно не было, но от каждого дуновения пробегали зябкие мурашки. Как бы ещё дождь не пошёл, пока над головой только деревья. Никита не хотел бы промокнуть.       — Никит.       Интонация.       Давид, ты не перестаёшь удивлять.       — А давно это у тебя?       — Что?       — Галлюцинации.       Никита отвёл взгляд в сторону, короткая трава и редкие кустики медленно плыли за спину. Вообще он рассчитывал, что его спросят о видениях, тогда ответом была бы какая-нибудь пустая ересь про важность Духов во Вселенной. Но раз Давид понял, что это именно галлюцинации…       — Не знаю. Не обратил внимания, — честно выдал он. — А что?       — Да я… переживаю за тебя. В последнее время ты ведёшь себя странно.       Никита повернулся и уставился на лицо своего друга.       — Как странно?       — Ну… Каждый раз, когда ты спишь, тебе что-то ужасное снится. Даже не видения, а кошмары всякие. Потом ещё и галлюцинации, как в клубе тоже. И я заметил, что ты постоянно смотришь куда-то, как будто что-то видишь. У тебя ускоряется сердцебиение, поэтому думаю, что эти галлюцинации у тебя постоянные.       Давид просто видит его насквозь.       И Никита не знал, ему бояться или всё же отдаться теплоте, разлившейся в груди. Одновременно был загнан в угол и норовил кинуться этой маме в объятия с плачем.       — Да есть такое. Эти галлюцинации меня уже с ума сводят. — Пауза. Никита начал говорить одновременно с Давидом: — Я иногда вижу… Сорян, давай ты.       — Да нет, ничего. Что ты видишь?       — Ладно, эм-м. Иногда некоторые предметы оживают у меня на глазах. Они становятся более жуткими, чем они есть, нападают либо на меня, либо на других.       — Поэтому ты так пялился на карусель позавчера?       — Тс, да, — Никита улыбнулся. Ему льстило такое внимательное поведение.       — А почему это происходит? Из-за связи с Астралом?       — Давид, ты сегодня невероятно сообразительный. Да, это из-за связи с Астралом.       — Ого… Блин, надеюсь, это скоро закончится.       — Я тоже.

***

      — Давид. — Никита сказал это со всей строгостью.       — Никита. — Игриво вторил ему Давид, пародируя интонацию.       Эта тварь что, его провоцирует? Когда они успели поменяться местами?       Более того, парень чувствовал, как начинает ненавидеть своего друга. Были бы на нём солнцезащитные очки, он бы их схватил и… ой, лучше вам не знать.       Давид, напротив, был довольно спокоен, хотя явно подавлял волнение или воодушевление. Словом, что-то бурляшее и кипящее внутри груди. А ещё дёргающее в ноге.       Они сидели на одной скамейке где-то, повернувшись друг к другу и приняв самые возможные устойчивые позы. Пристальный взгляд, напряжение нарастало, пафоса становилось всё больше и…       — Ай… да нет! Ну всё, я моргнул!       — Ха-ха! Я выиграл!       — Да ну это не возможно! Как ты смог так долго не моргать? Это всё твои шпионские штучки, да-а?       Никита обиженно сложил руки, подбирая ноги ближе к себе, бесстрашно опуская подошву на поверхность скамейки.       Давид ему в ответ лишь широко улыбался, дважды хлопнув в ладоши, сдерживая смех. Да, пародировать он хорошо умеет, только недолго. Дразнить, как оказалось, тоже неплохо.       — Да-а, — гордо заявил он, опуская руки за голову и облокачиваясь на спинку. — Повторим?       — Нет, ни за что. Я больше не буду с тобой в гляделки играть.       Погода не изменилась. Движения внутри города как будто тоже. Никита в очередной раз потерял счёт времени, полностью попадая в это тупое болото с именем Давид. Нет, это не пафос и не романтика, у парня реально было ощущение, что он тонет. Слова, которые вылетали во время диалога, были похожи на кусочки механизма-ловушки, было ощущение, будто вокруг одни капканы. И парень не особо понимал, откуда они взялись, каким образом до сих пор существуют и давно ли рядом с Давидом он смог почувствовать…       Напряжение?       Напряжение в общении с Давидом?       — Да, ты сходишь с ума.       — Чего? — Парень повернулся на голос. Они закончили что-то обсуждать, как вдруг Никита прервал короткое молчание, вызывая лицо полное непонимания.       А сам Никита за пару секунд построил в своей голове сложные схемы и выводы и сказал:       — Я схожу с ума. Либо мне не кажется, что ты что-то со мной делаешь.       Подозревающий взгляд изкоса, рука, задумчиво поддерживающая подбородок. Улыбочка. Никита был прекрасен в своей гениальности.       Давид секунду молчал, а потом вызвал невероятно довольную ухмылку словами:       — Да, ты прав.       — Ну и чего ты от меня хочешь? Зачем тебе все эти манипуляции?       — Ты постоянно нервничаешь. Всю нашу прогулку ведёшь себя так, будто у тебя за спиной маньяк. Я, знаешь, понятия не имею, чё у тебя там в голове, но мозгов у меня хватает, чтобы понимать кое-что.       — Ну и что ты там понимаешь?       — Ты боишься. Как бы ты ни скрывал, ты боишься мистики.       — Ну да, боюсь и что?       Давид закатил глаза. Никита делал так всего пару раз, а уже хочется придушить. Эти слова «да и чо» выбивались, меняли направление диалога, что очень усложняло жизнь. Никита не делал пафоса, а бывший детектив таких людей читал очень плохо, почти не встречал.       — И то. Я просто пытаюсь занять тебя разговорами, чтобы ты это… не боялся. Или меньше боялся.       Никита совершенно беззлобно фыркнул:       — Пф, как мило с твоей стороны. Не волнуйся, мне не нужна помощь, я сам справлюсь.       Когда-то Давид это уже слышал.       Задавать вопрос о том, кто был на грани суда ещё и дважды, он не стал.       — Ла-адно. Что скажешь насчёт ресторана?       — Опять? Давид, мне хватило вчерашней доставки. Клянусь, если мы пойдём в конди…       — Не-не, можем в пиццерию, как ты хотел.       — Другой разговор. Всегда бы так.

***

      Никита понял, что внимательность Давида его пугает куда больше, чем пицца с ананасами. Этот парень создавал впечатление наивного дурака, но то, что он делал…       Он со слухом получил возможность читать мысли или как?       Все слова, которые он говорил на днях, не выходили из головы. Они описывали страшные вещи: «ты боишься», «ты нервничаешь», «галлюцинации постоянны»… Давид всё запомнил, с ним рядом просто бесполезно быть неискренним — вот, во что Никита отчаянно не хотел верить.       — Никит, ты меня пугаешь, — сказал Давид, уже не зная, как противостоять этому пристальному взгляду. Ну просто прожигающему.       Парень просто понял, что именно в голове не складывалось.       — Скажи мне честно, Давид… — Никита откинулся на спинку высокого стула. Под ногами не было пола, ему на смену пришло ощущение абсолютного неравновесия, казалось, тело норовило упасть.       — Давай скажу тебе честно, Никита… — он как будто и не был заинтересован в вопросе.       Их пицца пока готовилась, парень напротив пытался аккуратно открыть банку газировки, которая, честно, сама собой запрыгнула к ним в руки в магазине, где они оказались случайно. Другая открытая уже стояла рядом.       — Ты сам-то ничего не хочешь мне сказать?       — Нет, а должен?       — Ты чё, Давид? А ну говори быстро.       — Что говорить?       — То, что ты от меня скрываешь.       — А что я от тебя скрываю?       — Не знаю, ты мне скажи, что ты от меня скрываешь.       — Я от тебя ничего не скрываю, Никита. Не придумывай давай.       — Та я знаю эти ваши «ничего не скрываю», — Никита махнул на него рукой, поворачиваясь к окну и складывая руки на груди. — Рассказывай быстро.       — Да что рассказывать? Ты мне вопрос нормально задай, я тебе всё и расскажу.       — А я не обязан. Вот так. Это ты должен мне сказать.       — Никита, ты задолбал. Тебе опять скучно, и ты сам не знаешь, чё от меня хочешь?       — Не-е-е…       — Ваш заказ, — деревяшка с пиццей опустилась на стол. Официант убежал обратно, как будто его и не было.       — О.       Пахло слишком вкусно.       Давид поставил закрытую жестянку рядом с Никитиной и принялся рассматривать причину, по которой они сюда вообще зашли. Никита не выдержал и чуть ли не из руки выдернул эту треклятую газировку и ловким движением открыл её.       Он так и не решился спросить.       — Спасибо. Приятного аппетита, Никита.       Хотя, может, уже знает ответ.       — И тебе, Давид.       Запах тёплого теста, специй, колбаски, которая секунды назад шкворчала…

***

      — Что б ты сделал, если бы у тебя был миллион рублей?       — Думаю, это бесполезный вопрос, Никита, — Давид сунул руки в карманы и продолжил шёпотом: — ведь у меня уже есть около миллиона.       Никита скептично поднял бровь:       — Та ну? А чего ты тогда не живёшь в двухэтажной квартире в центре Москвы с красавицей-моделью?       — А зачем мне квартира в Москве и модель? Мне и тут хорошо, с тобой.       — Пф, не хочет он.       — Нет, не хочу.       — Все хотят, а он не хочет, — Никита сунул руки в карманы, повторяя за Давидом походку, будто поддразнивая.       — А я не такой как все.       — Ха! Не такой как все, да-да.       — Ну а ты бы что сделал с такими деньгами? — парень оторвался от дороги и устремил в бок. Время было за полдень, пасмурность сползла с неба, открывая путь немногочисленным лучам солнца. Ветер никуда не делся, оттого оба и держали руки в карманах.       — Ну… Я бы вернулся домой.       — Домой? — Давид удивился. Он ожидал услышать что-то вроде центра Москвы и красавицы-модели, но, похоже, Никита был искренним.       — Да. В особенности, в деревню. Помог бы с домом или с чем там ещё.       — Блин, круто. А я особо не был в деревне.       — В смысле? — Никита вздрогнул, когда ветер снова подкрался к спинам.       — В детстве я жил в пригороде, но потом мы переехали.       — А, я понял. Я уже подумал, что ты вообще там не был.       — Не-не, — Давид снова вернул взгляд вперёд, особо никуда и не всматриваясь. Нога в ногу, иногда Никита задевал его локтём. Может быть, специально. — Я даже и не помню, как там всё выглядело.       — Ну, не удивительно, ты же маленький там был.       — Ага… А ты что-нибудь помнишь?       — Ну-у, у нас там дерево было огромное, почти в центре деревни. Я часто туда забирался и наблюдал за всеми.       — А насколько высокое оно было?       — Э-э… — Никита стал вертеться по сторонам и в один момент указал на здание. — Ну, моя любимая ветка была где-то между вторым и третьем этажом. А так оно было и выше.       — Выше третьего этажа? Вот это оно огромное! Ты, видать, отлично лазаешь, да?       — Да, было дело. Перелезал через заборы всякие.       — Воровал яблоки?       — Ха-ха! Да, воровал яблоки. Ты тоже?       — Ну, помню, было что-то такое, — Давид даже легко улыбнулся. — Но, кажется, это были не яблоки, а… вишня что ли?       — А у нас вишня ни у кого не росла.       — А из чего вы варенье делали тогда?       — Из малины, — Никита опустил взгляд и невольно придался коротким воспоминаниям, как он убегал по малиновым огородам от несуществующих волков. Тогда вся деревня искала злых бродячих собак, не зная, что это были очередные галюны. — Моя мама делала максимально вкусное варенье…       — Да? Уже мечтаю попробовать.       — Надо будет съездить. Я не против, если ты составишь компанию.       Нога в ногу.       — А я лишним не буду? Это же твоя семья.       Задел локтём.       — Та ладно тебе, Давид. Ты им понравишься.       Может быть, специально.

***

      Вечером они заглянули в квартиру Никиты. Тонкие полоски заката лежали возле окон на полу, чуть освещали пыль, блуждающую вокруг, а стены сотрясала дрожь внезапного ремонта у соседей. Давиду здесь нравилось: необычные стены и предметы придавали месту особенность. И мистичность, конечно. Как и хозяину.       Тот, кстати, уже вовсю зевал и потягивался, отдаваясь усталости. Можно было услышать, как боль легко распространяется по пояснице. От этого парень тоже захотел скорее куда-нибудь приземлиться.       За эту прогулку они отговорили своё, в горле что-то совсем немного саднило от бесконечных тем, поэтому в квартире стояло молчание. Удивительным оказалось то, что один безошибочно предугадывал желания другого. Давид придвинул тапочки, потому что был уверен — у Никиты замёрзли ноги. И угадал. Никита сразу предложил другу стакан воды, потому что был уверен — у того в горле пересохло. И угадал. Давид передал подушку, которая лежала на другом конце дивана. Никита положил идеальное количество макарон. Давид… Никита…       И ни слова.       Только какие-то вопросительные взгляды, кивки головой, жесты. Может быть, совсем редко просачивались всякие «м-м», но они не рушили идиллию. Иногда в ход даже шло шмыгание носа.       Парни провели закат за просмотром телевизора, пока за окном не зажглись фонари. Теплота чужого тела под боком не позволяла нервничать, что странно. Никита… правда никак не волновался. Конечно, какие-то отголоски страшных мыслей вызывали внезапный страх, но он проходил так же быстро, как парень гнал эти самые мысли вон. Давид, похоже, слышал каждое внезапное изменение в ритме сердца и…       Начинал о чём-то говорить.       Сначала это были вопросы, потом рандомные мысли из этой милой головы.       Завтра расколется стена между реальным миром и Астралом.       Жизни наполнятся ужасами, сны — кошмарами, Никитины мысли — ещё более страшными видениями. Парень наделся, что среди них будет и Давид.       — Помнишь, ты придумал нанести на тело руны?       — М-м… а, да, помню.       — Давай сейчас этим займёмся? Не знаю, во сколько, но раз завтра, то надо подготовиться сейчас.       — Да, ты прав, — Давид выключил телефон и положил его экраном вверх. — А как нам это делать? Просто нарисовать, там… маркером?       — Не знаю, но, наверное, маркер за ночь сотрётся. Нужно что-то другое…       Они вместе сидели на диване. У Никиты уже жутко устало плечо от того, что Давид на него навалился и не хотел особо двигаться с места. Парни приняли позу усердного думания, поднимая руку к подбородку, устремив взгляд куда-то сквозь столешницу, и не имели ни одной осмысленной идеи в голове.       — Может ручкой? — предложил Давид, вставая с места, выпуская друга в коридор.       — Ручкой? Ну, только если не гелиевой, — тот стал что-то искать и скоро обнаружил свою сумку, откуда выудил блокнот. Чистый, свежий. Целый.       — Ага… Чёрт, а я свои листочки дома оставил.       — Не дома, в машине.       — Чё? — Парень отступил, чтобы пропустить своего друга в небольшую кухню.       — Ты оставил их в бардачке машины, а не в квартире, — он сел. Залпом допил остатки чая с лимоном и принялся листать белые страницы, оставив друга в лёгком удивлении.       — Ого, вот это ты запомнил… Какие рисовать?       — Альгиз и Манназ, — задумчиво произнёс, пока пялился в записи. — Вот эти.       — Понял. О, я ручку видел тут у тебя где-то… На.       — Спасибо. Где тебе рисовать?       — А? Ну, не знаю…       Никита откинулся на спинку дивана, поднял пальцы к носу и стал оценивающе рассматривать Давида, чьё тело оказалось не трудно представить, преодолевая ткань футболки. Этот парень всё ещё частный детектив и может использовать свои навыки когда угодно. Нужно оставить место для манёвров, а значит, нельзя рисовать на руках и ногах, животе, ключицах.       Может быть, груди…       — На спине если только.       — Окей, — очень быстро повиновался он и одним ловким движением стянул футболку, уселся на стул спиной к другу. Никита знатно опешил от такой резкой смены вида и попытался не пялиться на этот рельеф дольше, чем секундная стрелка дважды сменила бы положение.       — Ладно. Не двигайся, Давид… — пальцы взяли ручку, а глаза ещё раз уточнили внешний вид рун. Оттягивали ли те момент прикосновения или нет — не важно. Когда Никита уже был готов начать рисовать и коснулся рёбрами ладоней тёплой кожи, по ней пробежала дрожь, а позвоночник выпрямился. — Ну Давид.       — Да пипец у тебя руки холодные, я не ожидал.       — Ну извини, чай остыл уже, — это правда, чай оказался холодным. Куда делось время, стоит спросить у телевизора, который ещё что-то щебетал на фоне. Никита коротко выдохнул, как будто подавлял раздражение, и снова положил рёбра ладоней на кожу вокруг… какого там позвонка? Седьмого? Он понятия не имел.       На удивление ручка стала писать сразу, конечно, иногда прерываясь. Всё то время Давид сидел смирно и явно был немного напряжён. Парочка мышц перекатывалась, когда в перерывах рисования парень разминал плечи.       — Готово, — две руны тёмно-синими тонкими полосками спускались вниз по позвоночнику. Может, если бы Никита использовал полный список рун, которые бы могли усилить защиту, то вышла бы неплохая татуировка на всю спину. Надо будет обдумать эту идею в будущем.       — Да? Хочу посмотреть.       — Давай я тебе сфоткаю, — Никита взял телефон и через парочку ловких движений перед Давидом была фотография спины, где рисунок оказался перекрыт чужой ладонью.       — Никита, блин. Ну сфоткай нормально, мне интересно, — обернулся и протянул телефон обратно.       — А чё не так? — Ехидство так и лилось, улыбка только становилась шире, пропуская короткие смешки.       — Никита.       — Ладно-ладно.       Уже спустя время Давид оделся обратно, а громкость телевизора безжалостно понижена чуть ли не на половину. Никита отказался позволять Давиду рисовать у себя на спине и сейчас самостоятельно выводил линии на своём левом запястье. Прямо поверх каких-то старых следов, оставшихся, кажется, после вечера, когда какой-то сумасшедший бил его током в подвале недостроенной больницы. Удивительно, что его кожа до сих пор не восстановилась полностью. А может, это были слишком значительные раны, после которых остаются шрамы даже на таких, как он.       Давид не считается, на нём ни складочки после клуба.       Повезло же с регенерацией.

***

      Скоро перестало освещать даже солнце, машин стало чуть больше. Те бегло шумели за окном, редко задерживаясь, чтобы уместиться на маленькой парковке. Никита смотрел, как морось, внезапно свалившаяся на город, покрывала стекло редкими прозрачными чёрточками. Хотелось бы уже спать, но Давид вышел на улицу, чтобы поговорить с кем-то по телефону. Отчего тот не поговорил в другой комнате?       Скорее всего по поводу того дела, которое могло дать ему шанс вернуться в агентство. Парень только сейчас задумался: ответить нужно было в пятницу, приступить в субботу. То есть сегодня. Значит, сейчас он норовит на ночь остаться наедине с собой. Историй о том, как Давид работал два дня подряд без передыху, отсыпаясь в такси, в обеденные перерывы или не отсыпаясь совсем, было много, повториться они могут.       Да, было немного тревожно. Как он и думал, судьба подкинет одну большую трудность:       Давида рядом не будет.       Да, тот ещё не пришёл с новостью, но когда всю жизнь видишь мистику, то пессимизм в душе управляет мыслями за тебя.       Он боится?       Да.       Теперь да.       Хлопнула дверь, рядь пробежала по стенам. Никита сонно поднялся со столешницы и, потягиваясь, вышел в коридор. Давид стянул ветровку и протянул хозяину.       — Спасибо, — волосы всё же чуть-чуть промокли.       — Ага… — Никита лениво швырнул эту одежду куда-то. Скорее всего, она упала на пол, но парень уже отвернулся и побрёл на кухню. Надо убрать всю коллекцию мистических значков обратно. Почему он не сделал этого раньше? Раньше было не важно.       — Ты спать хочешь?       «Глупый вопрос, Давид,» подумал Никита, пытаясь прикинуть, сколько он не спал и сколько спал. Уже не помнил.       — Да, очень.       — Ты можешь идти ложиться, я сам уберу.       — Да ладно, чё тут убирать, — зевок оборвал конец слов, рука непостеснялась оставить широкий рот открытым. Зубы стукнули друг о друга. Давид усмехнулся, сгребая значки, которые его друг ещё не успел взять в руки.       — Никита, иди спи, — две секунды. Давид тоже залился зёвом. — Ну вот, не заражай меня.       — Ла-адно, — Никита зевнул последний раз и, опустив значки в коробку, пошёл в коридор. Там царила темнота. Странно, Теней совсем не было рядом, обычно в это время они уже приходят, чтобы… чтобы что? Охранять сон их «авторитета»? Хорошая теория, Никита пообещал себе ещё один отпуск после того, как переживёт разлом.       Комната встретила его холодным воздухом, он забыл закрыть окно. Подошёл к нему с полузакрытыми глазами. Первое время на его памяти, когда он понимал, что хотел спать, а не падал замертво куда-нибудь или не страдал бессонными кошмарами. Без Проклятия так спокойно живётся. У соседей явно была трава зеленее, но парень не жаловался. Всё ещё хотел узнать, как там она.       Закрыл окно.       Пробежали мурашки. От холода, а не фантомных прикосновений. Вот это да.       Повернулся. И впал в небольшой ступор. Кровать-то у него не двухместная. Два тела даже без стены подушек явно тут не поместятся. А по родной кровати он уже успел соскучиться, диван слишком жёсткий. Хотелось уже отдохнуть.       «Отдохнуть…» думалось ему. «Да к чёрту, пусть Давид сам разбирается.»       Никита стянул с себя худи Давида, футболку Давида, свои джинсы, завалился в кровать, отделил покрывало от одеяла, отодвигая второе на другую сторону, и медленно выдохнул. Тело сразу же потеряло все последние силы. Даже если бы сейчас начался пожар или долгожданный портал расколол пространство, ни единая мышца не пошевелилась бы.       Послышались шуршания дверц, Давид убрал коробку.       Потом сознание уже начало проваливаться в сон. В следующий раз, когда звуки отозвались в мозгу, Никита переспросил:       — М?       — Я могу поспать с тобой?       В ответ только положительное мычание.       Потом матрас чуть провалился прямо возле спины. Стало чуть теплее, побежали мурашки, из-за которых разум снова чуть проснулся.       — Давид.       — А?       — Ты что ль отказался от дела? — промычал.       — Да.       — Ну и зря…       — Не зря. С тобой разлом встречу.       — Как хочешь…       Последнее, о чём подумал Никита перед падением в глубокий сон, так это о том, что Давид, кажется, грел его заледенелые ноги своими.       Тепло.