Обескровлен.

      Дорога.       Дорогадорогадорогадорога дорога            дорогадорога       дорога дорогадорога       Лес лес Ласточка              дым       пыльца            боль                               гольф дождь                   ночь один             non me       книга             смерти       разлом падение       падение       падениепадениепадениепадениепадение dzo dzo             non ignis                    Где            кто       Давид.       Давид.       Давид.       Давид.       Давид.       Давид.       — Никита!       — А-а-а! — истошный крик. Схватить, сжать.       Сердце колотится. Не дышать.... Нет, дышать!       Надо дышать!       — Всё хорошо, смотри на меня… — голос утонул…       В глотке больно                               Жгло       Меч воткнут       Из темноты выступило       знакомое лицо       Глаза.       Приятные глаза.       Смотри в глаза.       Дыши…       — Кто это говорит?! — руки с неожиданной силой отпихнули парня. Никита вскочил и стал судорожно осматриваться. Тени высовывали свои силуэты из-под карниза, наблюдали белизной глаз.       Дыши…       — Tace! Я и без тебя знаю, что делать! — Никита схватил первое, что попалось под руку, и занёс локоть над головой, чтобы швырнуть это куда-то в потолок. Не поддавалось. Парень обернулся. Он держал за руку кого-то.       Это Давид.       — Всё хорошо? — спросил он, терпя крепкую хватку. Нет, реально крепкую. Сильную, болючую.       — Мне не нужны твои комментарии!       — Да ты кому? Никит, мы одни в комнате, успокойся.       — Да как ты не слышишь? — Он отстранился, ступни запутались в одеяле, тело грохнулось на спину, переживая падение с кровати не особо целым. Затылок разожгла ужасная боль. Какой-то фильтр сошёл с глаз, лицо скривилось от боли. — М-м-м…       — Больно?       Глупый вопрос, Давид.       — Да… — парень перевернулся набок, приложив обе ладони к затылку. Остальные части тела пострадали не так сильно.       — Я… я тебе сейчас холодного принесу… — Давид подскочил и убежал на кухню. Никита чуть приоткрыл глаза. Увидел знакомый шкаф.       Они были в его квартире.       Его самого зовут Никита.       Сколько ему там? Двадцать… Двадцать? Не мог вспомнить точно.       Давид.       Давид это…       Давид вернулся очень быстро. В морозилке было мало чего действительно ледяного. Одна только упаковка сливочного масла.       — На, — её вложили в дрожащие пальцы. Голову пронзил приятный холодок.       Во, теперь точно всё нормально.       Никита тяжело выдохнул.       — Спасибо, — он не поворачивался. Какое-то время лежал под неловким взглядом своего друга. Пальцы ужасно саднили. Оказывается, лоб — тоже. Да всё тело как-то по-разному горело от боли. Там ныло, здесь пульсировало.       Всё это время парень лежал с закрытыми глазами. И долго лежал, правда. Терпеть боль было очень неприятно. Масло вообще не спасало.       — Как… ты?..       — Ужасно, Давид… я щас сдохну… — за этими словами последовал выдох облегчения. Что так расслабило Давида — пусть остаётся загадкой. Никита реально был готов умереть сейчас.       Чувствительность вернулась к нервам. Ой, уж лучше бы они снова не сходились. Боль накрыла чем-то вроде одеяла из иголок, лезвий, шприцов, горячих углей, камней. Всё болело.       Нет, вы всё ещё не поняли.       Всё.       Потребовалось очень много времени, чтобы Никита хоть смог приоткрыть глаза. Давид терпеливо ждал, сидя на полу рядом. Судя по звукам, тот никуда не уходил из комнаты. Никита постоянно терялся во времени, ему казалось, прошло около нескольких часов и одновременно ещё не началось.       Он попытался приподняться, опёрся рукой о что-то липкое. Поднял ладонь, что-то прилипло. Это был лист, Никита с интересом его взял и увидел какие-то кровавые мазки пальцами. Потом увидел и свои руки: подушечки — в кровь, на ладонях — одни царапины. Это было месиво из тёмной засохшей крови, сломанных ногтей, красной, чёрной, фиолетовой, зелёной кожи вокруг…       Парень огляделся. На полу, прямо под его задницей, был тот же странный символ. От кровати он начинался кровью. Потом заменился на чёрный фломастер. Этот символ был не только на полу. На стенах. На покрывале. Разных размеров. Разных цветов. Всё сопровождалось подписью "Ego sum albus mortem". Не только ей. Много ещё какими, но эта была написана кровью на всю стену.       Рот открылся сам собой. Никита не заметил даже, когда это произошло. Он сглотнул. Повернул голову в сторону Давида.       Его взгляд говорил всё: он устал, он хотел спать, ему страшно, ему нервно. Но почему-то он не был удивлённым.       Никита просто не мог поверить в то, что это его покалеченных рук дело. Он же ничего не помнит о видении… вообще.       Нет, вы не поняли.       Вообще.

***

      Дальше время делилось на промежутки, в которых Никита ощущал себя и был в моменте, а не в своей голове.       Он позволил Давиду промыть свои руки и перемазать их зелёнкой (откуда он её взял?), налепить на них пластыри. Кожа саднила, каждая клеточка тряслась. У парня было мало сил, он даже не вставал с дивана, хотя очень хотел осмотреть надписи. Одновременно и хотел спать. Сколько сейчас времени?       В следующий раз, когда он снова смог сосредоточиться на происходящем перед глазами, его плечи держал Давид. Довольно крепко: обессиленное тело не могло сдвинуться.       — Никит?       — А?       — Ты помнишь, что я спросил?       Молчание.       — Не-а…       — Может, тебе прилечь? — голос у него действительно звучал обеспокоенным.       До этого Никита смотрел на надпись в коридоре. Чёрный фломастер в его руках сегодня ночью испортил и без того не идеальный ремонт. Не только чёрный, конечно. Ещё много других, разноцветных надписей.       — Ладно, да… наверное, надо бы…       Давида за спиной уже не было. Когда тот ушёл? Он снова завис? Как долго он так стоял?       Никита не знал, что Давид, не получив ответа, своими силами положил друга в кровать.       И перед его глазами уже была подушка.       Но он всё ещё видел мир так, как будто стоял в коридоре.

***

      — Нет! — Давид заорал, подлетая ближе и толкая боком сборище костей, решившее, что сможет дотянуться до Духа Знаний.       Никита закончил говорить заклинание. Прекрасно был осведомлён о том, что позади была опасность. Как и о том, что позади был Давид. Скелет рассыпался, но в паре метров тут же собрался, подтягивая невидимыми нитями свои части.       — Что за жесть?.. — парень выдохнул и мотнул головой, пока было время. Это всё не важно.       Никого нельзя подпустить к беседке, пока Никита проводит ритуал, который то ли придумал, то ли что…       Уши разрывало от звуков, они переполняли голову, но Давид держался, как мог.       Каждая Тень взывала в его груди к чему-то, оно и само вырывалось наружу, но Воплощение Тени терпело, как могло.

***

      Удар затылка о землю.       Никита забыл, что он и где он. Последнее, что он помнил: успел заметить своё засыпание в кровати. Как он оказался в лесу?       Поднял кое-как голову и вспомнил, что вроде бы они с Давидом вырвались из квартиры и сели в машину. Но что… Что потом?       Никитино тело перекатилось в сторону, чтобы избежать корней Ati.       Это неважно.       Ему бы выжить.       Где Давид?

***

      На Никиту напали Тени. Смешно. На Духа Знаний напали Тени. Ещё уморительнее.       Из земли поднялись Зомби и Скелеты, могучие дубы скрывали их тенями своих крон и раскидистых ветвей. Хаос. Боже, какой хаос. Судьба еле поспевала за тем, чтобы в последний момент произошла какая-нибудь херня и спасла этому дряному Духу жизнь.       А это всё при условии, что и он прилагал усилия.       Почему всю голову занимает вопрос о бесполезности его действий, а не о том, как выжить?       Потому что существует человек, который мог дать глупый, но любопытный ответ?       И где он?       Где Давид?

***

      Когда Никита выходил из машины, то был вне себя от ярости. Сейчас, когда неизвестная сила сковала его движения, его тело еле выдерживало страх. Он так устал, он хотел спать. Он так устал терпеть всё это. Он так устал смотреть, дышать, моргать. Он так устал терять. Он так устал жить.       — Почему она смотрит на тебя? Что ещё ты мне не рассказал?       Это Давид? Он тут давно?       Это неважно.       Он хотя бы рядом и живой.       А Никита уже нет.       Его Проклятие смотрело на него и улыбалось. Хотя нет, это была Кассандра. Та милая немка, кому он подарил хоть какую-то, но надежду на дальнейшее существование. После своей живой смерти.       Она улыбалась.       — Нет, Кассандра…       Да, Никита.       Это прощальная улыбка.       Она сюда пришла только из-за тебя вообще. Захотела бы — исчезла в родной стране, а не здесь.       Дымок объял её фигурку.       Да, Никита.       — Нет-нет…       Она умирает.       Заклятие сказано, удар нанесён. Её тело растворилось белым прахом и оставило после себя лишь тонкий стебелёк ромашки.       Боль. В душе. В теле.       Он взревел от боли.       Он устал себя контролировать, с него хватит. С самого начала открытия разлома в нём кипела сила его стихии.       Вокруг разлетелся ветер. Круговорот сносил травинки, всякий лесной мусор, норовил согнуть напополам деревья. Холодно. Это был холодный пот.       — Постой, почему я не могу дви… — голос утонул позади.       Никита был в отчаянии. Цветочный горшок с ромашкой был недосягаем для ветра — Никита не позволил бы.       Его чувства в груди. Онемение в руках. Гнев, отрицание, обида, слабость, желание повернуть время вспять на три недели — ему хватит, чтобы предотвратить снятие печатей. Истеричный смех во всё горло от понимания, что он этого не сделает, даже если по счастливой случайности окажется в прошлом. Хаос. Всё — хаос.       К нему подошёл Давид. Откуда он знал? Знал.       — Никит, всё хорошо? — его лицо заглянуло в поле зрения. Дежавю.       — Нет, Давид, ни хрена не хорошо!

***

      Хаос.       Нет, вы не поняли.       Хаос.       Всепоглощающий. Удушающий насыщенностью. Массы тварей, в прошлом — живые люди. В прочем, всё было как всегда. Люди сражались с людьми.       Мёртвые люди сражались с мёртвыми людьми.       Почему все мёртвые?       Не каждый день к тебе в дверь стучится твоя зелёная покойная бабушка.       Не каждый день твой ребёнок приходит из школы с покойным братом-близнецом.       Не каждый день тебе звонит отец с того света.       Не каждый день…       Не каждый день             Не каждый день Не                   день

каждый

не        каждый             …

            день

                    Не угадали.       Теперь так будет каждый день.       Хаос.       Хаосхаосхаосхаос. Хаосхаосхаосхаосхаосхаосхаосхаосхаосхаосхаосхаосхаосхаосхаосхаосхаосхаосхаосхаосхаос       Смерти там

Смерти сям      

      — Ты знаешь, что будет дальше?       Смерти.                         Смерти.                                           Смерти.

С м е р т и .

Никита будет умирать Судьба будет забавляться

      Все умрут, и что?

И все будут счастливы.

      — Знаю.

      Объяснений не будет?

А зачем, ты же тупой как пробка

      Ну, не мне, а хотя бы другим

А им зачем? Они тоже не поймут                   Боль             Боль много Нет, не болезненный плен

Хотя на плен похоже?

Идиот       Скривить зубы. Человеку свойственна реакция Молодец, что не забыл

Спасибо.

                  Реакция на боль             Заткнуться       потерпеть                   Потом — рука её обычно пожимают       — Чем пожертвуешь? У человека много дорогого       Самое дорогое.

Деньги?

Давид.

      Обойдутся без него.

Ха-ха, без кого?

            Отвали. Вечность или       скоротечность? Пианино или скрипка?             Почему Дежа Вю хрустальное? Почему он об этом думает сейчас?             Думать

о чём там думать?

Давид

Ах, да. Прелесть, а не человек.

не человек

не?

человек             Смешно, да.             Обхохочешься. Пальцем в небо — тысяча предсказаний ни одно не предполагает случайность так всегда и бывает

Вы о чём? Как это не человек?

Ты Лешего вообще не слушал, я вижу

Тааак… Что там у него по плану главного героя? Воспрянуть духом и показать себя этим героем?

А, чёрта с два. Он хочет домой, пить с лучшим другом какао, а не вот это вот всё Так я сказал

Воспрянуть Духом

Духом, говорите? Всё же воспрянуть? Судьба вами диктует или это вы возомнили себя Судьбой?

Ни что не будет по-вашему, так и знайте.

Ну я же говорил Он задаёт вопросы для вида, а сам не слушает

Все авторы такие?

Насчёт авторов не знаю но я — такой             Раздражение       Никита сдержал злость, сощурился             Желание всё вокруг стереть       лишь бы не видеть             подавлено

Да, ну и кашу ты заварил

Ты мне или герою?

            Идиоты, я вас слышу             Отмахнуться             Что толку       — Своей смертью. И будет благодать, конечно

И всё хорошо, и слава Богу?

Да, вроде того.

      А что, Кассандры больше не будет?

А тебя это волнует? Состояние главного героя — пустые буквы, да? Ну поэтому их здесь и нет.

Ты так много драматизируешь

            Заткнитесь, только мешаете       — Какой?       — Живой. Нет, они не поняли, повтори

Да что мы там не поняли?

Вы ничего не поняли.

      — Какой?       — Живой.

Вот, например, где ты уже видел живую смерть?

Опережая твой ответ: у реки в кострах автор её уже показал

Заткнись. Пусть думает.

Постойте, а где Давид?

Никита потерял В очередной раз, чтобы двигать сюжет

А что, тебя это беспокоит? Где Давид?

А ни чё, что у нас тут развитие персонажа?

О чём я и говорил. Он — воплощение всего худшего во мне

Да, теперь вижу

Да кому ты врёшь, ты читаешь это и даже не понимаешь, что у тебя перед глазами

Это просто диалог с четырьмя параллелями, ребят.

Между прочим, в сюжете сейчас идёт диалог Никиты с…

Стой Это потом расскажешь

Мы почти разговорили его? Разве это не твоя цель?

Это — твоя цель Моя — это показывать ту сторону автора которую читатели не видят Её я и воплощаю

Я вернусь к сюжету.

      — Тогда готовься к живой смерти.

Но перед смертью не надышишься...

А разве есть смысл не дышать перед смертью, что ли Я думал, ты только прикидываешься идиотом

Он соврал, что это я — худшее воплощение нас.

Худший из нас явно он.

Я оскорблён самим собой, забавно Ну да не в первой

***

      — Пойдём домой, — Давид выдохнул и поднялся со скамьи. Тело ломило, оно толком и не восстановилось. Тут перелом, здесь кровотечение, а ему вообще по барабану.       — Куда? — Никита удивился его прыти. На нём самом ни царапинки, но выглядел внатуре как выжатый лимон. Он так устал, сил даже не осталось на то, чтобы пытаться быть в сознании. Оно плавало где-то в затылке, а глаза пусто смотрели.       Возмущение, он так возмущён. Почему Давид перенёс ещё больше дерьма, а живёт так, как будто это он его и насрал?       — Домой.       — Откуда?       Давид обернулся, преодолевая боль в ногах. Никита взялся за трость и тоже попытался подняться, прилагая все оставшиеся силы.       — Что?       — Откуда в тебе столько сил? — мир сократился до плеча, в которое уткнулось лицо. Это вышло случайно, Никита начал падать вперёд.       — Из… сердца, Никита, — а он и не врал толком.       До ушей донеслось знакомое сопение.       Давид обхватил своего друга, да покрепче, устало кладя щёку на его спутанные грязные волосы. Ветерок колыхал лепестки. По крайней мере, те ещё живы.       — Из сердца.

***

      — Давид, — дрожащий голос, дрожащие руки. Пальцы сжимают бутылку, из которой пару дней уже поливалась ромашка, покоящаяся в цветочном горшке. — Я так больше не могу.       Это был тяжёлый разговор. О том, что происходил с Никитой.       — Хорошо, давай уедем.       — Да куда?       — Как насчёт твоих родителей?       Что?       А ведь…       Они ведь…       Молчание и тишина. Это действительно очень и очень заманчивое предложение.       У него действующий загранпаспорт?

***

      — Никит, ты таблетки утром не выпил.       — А, да? Мне казалось, выпил, — Никита терпеть их не мог. Вся жизнь уже неделю крутится вокруг этих таблеток. Давид принёс баночку и стакан воды.       Его друг выглядел не лучшим образом. Если раньше он просто был ленивым, то сейчас он… он… Давится депрессией, мало говорит, ходит на улицу, только когда Давид его возит к психотерапевту. Даже не психиатру, на котором настаивало большинство жителей этой квартиры.       Не только Давид теперь за него переживает.       — А что случилось? — спрашивает его мать одним вечером, а парень обезоружен.       — Ну… Там… произошла ситуация… она очень тяжёлая, я думаю, рано или поздно Никита сам о ней расскажет. Там… пострадал кое-кто… Не думаю, что я имею право рассказывать.       — Ну хорошо… Ты главное не оставляй его одного… Ему всегда было одиноко.       — … — Давид на секунду подвис. — Конечно.

***

      — Никит, я понимаю, тебе…       — Нет, Давид, ты ни черта не понимаешь! Она умерла! Из-за меня! Если бы я только!..       — Э-э?..       Никита замолк, поднимая руку к голове и начиная покачиваться из стороны в сторону. Он плохо ест, много спит и иногда теряет сознание. Давиду потребовалось всего пару секунд, чтобы подхватить падающего друга. Потом ещё пять, чтобы устало вздыхать и молча так стоять в тёмной комнате.       Теперь родители, тоже просыпаясь посреди ночи, задавались вопросом, откуда у него столько сил?

***

      — Давид… — Никита стоял в дверном проёме.       — М?       — Ты тоже… можешь со мной поговорить, если тебе тяжело.       — Хорошо.       — Нет, ты не понял. Ты… — в грудь врезалась коробка.       — С Новым годом, — улыбка.

***

      — Откуда у тебя столько сил? — не унимался Никита. Сегодня с психотерапевтом он пытался понять Давида. Оба пришли к выводу, что это ну слишком удивительный человек, что-то должно прятаться в его душе. — Может, ты очень устал и не говоришь, чтобы не портить свой образ?       — Да, скорее всего, ты прав. Меня не покидает ощущение, что я тебе не нужен, хотя знаю, что это не так.       Никита медленно повернулся. В смысле, не нужен?       — Давид, ты просто идиот.       — Знаю.       Долгое молчание.       Давид нужен ему не только как нянька, которая будет напоминать о лекарствах, о сеансах, на которые нельзя опаздывать. Он нужен и как напарник, друг, человек, который понимает, человек, который сможет удивить собой, а не действиями. В конце концов, Никита его обожает за особый взгляд на вещи вокруг, который является частью характера. Да и вообще, просто обожает его взгляд, такой добрый.       Давид нужен ему полностью.       — Как я могу тебе помочь?       — Хм, не знаю. У меня выходной завтра, сходишь со мной за круассанами?       — Да хоть кондитерскую ограблю, конечно схожу.