Обескровлен.

      Никита с выдохом лёг на спину и блаженно почувствовал, как его тело расслабилось от напряжённого и довольно активного дня. Он уже придумал развлечение на завтра, которое займёт весь вечер. Это будет шикарный выходной посреди недели.              Давид упал рядом. Он за этот вечер успел полностью обслужить своего гостя: и ужин ему приготовить, и кровать расстелить — их разделяла стена из подушек — и развлечь своими разговорами. Никита не то чтобы очень хотел спать, скорее только его тело ощущалось ватным.       — Ну всё, завтра тяжкий день, да? Ты точно уже всё продумал?       — Да-да, слушай, я так устал. К тому же завтра нам рановато вставать. — Никита повернулся на его голос и чуть приподнялся, чтобы выглянуть из-за подушек. Давид уже укрылся одеялом, закутался в него, как в кокон, и был готов ко сну.       Никита выдохнул и лёг на свою половину кровати.       — Ну ладно, спи.       — Спокойной ночи.       — И тебе спокойной ночи, — он просто положил руки за голову и стал смотреть в потолок. У него был совершенно другой: мрачноватый и грязный, с не самой свежей штукатуркой. А здесь на холодную ночную белизну ложился свет из ярких фонарей улицы, казалось, такой мягкий.       «Подумать только… у меня тут уже есть своя зубная щётка и полотенце… даже своё постельное бельё.»       Никита ощущал, как в этом свежем одеяле легче дышится, даже не смотря на то, что у него в груди довольно тепло.       Интересно, было бы в его квартире так же, если бы Давид ночевал там?

***

      Какой-то надоедливый звук продирался через сон к Никите. Такой подозрительно долгий, что ему не оставалось ничего, кроме как проснуться, при этом толком не открыв глаза. Ленивое подсознание догадалось, что это был будильник.       Парень нащупал левой рукой край подушки, которая валялась совсем в другой стороне от его головы, и попытался перекинуть её через небольшое заграждение.       Он тут же получил в ответ ворчание и недовольство:       — Да блин, Никита, — тот не открыл глаза и только немного улыбнулся от осознания, что попал в свою цель. Однако тут же ощутил такой же удар подушки на своём лице.       На это Никита только посмеялся неожиданно низким голосом.       Надоедливая мелодия наконец стихла, и Никита, протерев своё лицо от сна двумя ладонями, сказал:       — Как ты живёшь с таким будильником? Он же должен быть приятный такой, чтобы просыпаться и радоваться.       — М-м, да нормальный у меня будильник, если не нравится — поставь свой.       — Вот досада, у меня нет телефона.       Никита поднялся, потягиваясь и хрустя всем старческим телом, и увидел голую спину Давида. Да, он знал, что тот ходил в качалку и поддерживал очень подвижный образ жизни, но чтоб такое из себя сделать…       Чёрт, это же зависть, да?       — Вот это ты мощный.       — А? — Давид уже натянул на себя мятую футболку с логотипом его агентства, но парень продолжал видеть сквозь неё очертания мышц.       — Да… — он махнул рукой и поспешил отвернуться. Сам спал в футболке и чувствовал, как будто это на нём были всякие заломы ткани.       В ответ на это Давид лишь позевал, прерывая своё «ладно», и отправился в ванную. Никита кинул взгляд на закрывающуюся дверь и, поняв, что ещё не проснулся, упал обратно на кровать. Та прямо говорила о том, что Никита спал беспокойным сном: смятые простыни, одеяло, по большей части валявшееся на полу, разваленная часть заграждения.       Да, спать в кровати Давида было приятно.       Как бы это ни звучало.       — Эй, ты что, опять уснул? Просыпайся! — без памяти уснувший Никита почувствовал, как на его лицо приземляется подушка, а по телу проходят мурашки из-за резкого подъёма.       — Я не сплю! — он сел, так и не открыв глаза.       — Да я вижу, как ты не спишь. Вставай давай, — парень подошёл, обойдя кровать, и сунул руки в подмышки Никиты, намереваясь его поднять.       — Э-э! Без рук! — тот мгновенно проснулся, разлепив глаза и растворив туман в голове. Однако он уже стоял на полу, а Давид поправлял постельное бельё. — Это нарушение моих личных границ! Я на тебя в суд подам!       — Если бы ты не спал, я бы тебя и не трогал, Никита. И вообще… это… Иди умывайся. — Давид указал на дверь.       — И уйду!       — Давай-давай.       Парень ушёл с лёгкой улыбкой в коридор, а затем зашёл и в ванную. Фиолетовая щётка, белый тюбик зубной пасты, холодная вода и серое полотенце. Его отражение в зеркале, на которое он так и не заглянул. Солнечный свет, встречавший его, шёл с кухни, откуда уже слышалось радио.       — О, — сказал парень, узнав песню. Он заулыбался и, поспешив к дверному проёму, влетел в кухню прямо перед кульминационным моментом в песне. — Копаюсь в грязи, но не в князе, трачу время не напрасно…       Давид сидел на стуле, держа в руках телефон, и в изумлении пялился на внезапно появившегося здесь Никиту. Его странный голос, пародирующий исполнителя, сопровождался не менее странными движениями, которые, по-видимому, были танцем. Парень активно пытался поспеть за быстрыми словами, льющимися из радио, и Давид мог только смотреть на его повторяющиеся и похожие движения рук.       Закончив вместе с исполнителем очень быстрые строки и сделав последнее движение, заключавшее сие выступление, под музыку, Никита услышал, что Давид ему хлопает.       — Ну ты даёшь, Никит.       — Спасибо, спасибо, — он с деланной грацией стал кланяться, извивая руки. — Кому расписаться на лбу? Давайте, подходите.       — Ха-ха, нет, мне не нужен твой автограф на лбу.       — Какая жалость, Давид, а я думал, ты мой фанат номер один.       — Я и есть твой фанат номер один. Но для этого мне не нужен твой автограф на лбу. — Под их голоса шкворчал омлет на сковороде, продолжали плясать радио и шуметь чайник.       Никита всячески пытался выведать у Давида, куда они сегодня пойдут. Как бы парень не отнекивался, он не мог перестать спрашивать. Мысль о том, что его ждёт непредотвратимая опасность, всё так же пугала и дезориентировала. Ему казалось всё это ненастоящим, эфемерным сном, от которого можно было легко очнуться. Оно не было чем-то серьёзным, и Никита активно это игнорировал, пытаясь довериться своей собственной идее о том, чтобы хорошенько оторваться до воскресенья. Или субботы, он уже не помнит. Но всё же…       — Ой, — сказал Никита, когда из-за роя мыслей рука перестала держать кружку с кофе и та рухнула на пол, не только разливая своё содержимое, но и разбрасывая осколки по светлой плитке.       — Ну блин, Никита, хватит спать, — Давид уже был тут как тут и опустился, собирая в ладонь крупные части кружки.       — Извини, — Никита тоже опустился, повторяя за хозяином злосчастной посуды.       — Да ничего, — он вздохнул и спустя секунду усмехнулся, — в конце концов, это просто кружка. А кофе я тебе новый сделаю. Не страшно.       Давид улыбался, и Никита, поймав на секунду брошенный взгляд, сквозивший чем-то, напоминающим ехидство, не смог сдержать ответной улыбки. Пусть короткой и скупой.       — Спасибо, — они бросили осколки в мусорку, Давид вытер пол и заново сварил кофе.       Никита не был уверен, было ли дело в Давиде или его подходе к готовке блюд или напитков, но всё оказывало свой эффект. Завтрак в прямом смысле заряжал энергией, парень чувствовал, как от кофе, который раньше он пил нечасто, прибавляются силы.       — Да как у тебя это получается?       — Что? Что получается?       — Вкусно готовить. Небось работал под видом повара?       — О, кстати, такое было.       — Что-о? Я так и знал!       — Что?       — Ты мне тоже не всё рассказал. Я обижен на тебя. — Никита демонстративно сложил руки на груди и отвернулся.       — Ну извини, я забыл. — Давид к этому времени уже допивал свой кофе.       — Нет, всё, надо было раньше.       — И что? Мне теперь тебя никуда не вести?       — Кто сказал не вести? Вести, конечно!       — Тогда давай собирайся, будем выходить. Поедем на машине. — Давид встал и стал забирать посуду со стола.       — Э-э! Куда?! Я не допил!       Пока Никита сражался за кружку, с трепетом хватая её пальцами, время шло. Солнце уже поднялось из-за домов и грело воздух, погода была просто замечательная. Особенно для дня, полного впечатлений.       Никита старался не думать над тем, что видел в окне, так как мог понять, куда они едут. Да и даже если бы узнал, то не подал бы виду, чтобы Давид не расстраивался.       А они ехали за город, навигатор постоянно указывал дорогу, за линией асфальта смазывались пятна деревьев. В голове роились тревожные и волнующие мысли. Это можно было бы назвать радостным предвкушением сюрприза, если бы в эти мысли не была вплетена одна тёмная: грядущий день смерти.       Может быть, день его смерти.       Может быть, день смерти большинства людей.       Может быть, день смерти Да…       Они свернули с трассы. Никита устремил свой взгляд сквозь лобовое стекло и увидел огромную парковку, расположившуюся возле высокого забора и огромных ворот, над которыми сияли слова: «Сказочная долина». Выглядывало колесо обозрения, кусочек американских горок, а под ними стелилась толпа народа.       — Нифига себе… — протянул Никита.       — Офигеть, — вто́рил ему Давид, стараясь не отрывать взгляда от дороги.       — Я не знал, что у нас парк развлечений есть.       — Я вчера узнал. — Он остановился, казалось, на единственном свободном месте всей огромной парковки. Никита отстегнул ремень безопасности и выскочил на улицу, поправляя свою сумку. Он заворожёнными глазами смотрел на небольшую дугу колеса, на самые настоящие кабинки внутри, на поднимающиеся вверх шарики и сопровождающий их прощальный детский плач.       За спиной бибикнула машина Давида.       Тот хмыкнул, оказавшись со стороны.       — Что? — Никита повернулся. Видел бы он свои глаза и улыбку со стороны Давида, который не часто замечал такие яркие и невольные эмоции на расслабленном лице.       Можно сказать, он ещё никогда такого не видел.       — Ты просто такой довольный. М, кстати, знаешь, почему я выбрал его?       — И почему же? — Никита пытался унять воодушевление в груди.       — Потому, что этот парк открылся недавно и проход до пяти вечера бесплатный. — Давид ухватил его за рукав и потащил к воротам.       Никита не мог сдержать улыбки всё время. Грёбанный парк аттракционов был недостижимой мечтой ранее, она была только в списке необязательного. Он не мог поверить, что действительно сможет подняться выше деревьев. Парень с волнением проходил через охранников и металлодетекторы, не мог не нарадоваться цветастой детской брошюрке, в которой была карта.       — Твоё право выбирать, куда пойдём. — Давиду приходилось наклоняться к Никите из-за всего шума и толпы вокруг, чтобы парень хоть что-то смог услышать.       — Ну, я даже не знаю. Глаза разбегаются, — Никита почувствовал, как Давид кладёт руку на его плечо, в которое чуть не врезался мужчина с девочкой на шее, — но на колесо обозрения точно в конце.       — Тут есть комната страха? Это же точно для нас.       — А ты хочешь испытать себя? Тут шестнадцать плюс, не испугаешься? — Он чуть приподнял голову, чтобы встретиться с близким лицом Давида.       — Никита, за кого ты меня держишь? Я не испугаюсь.       — Ну пойдём проверим, — ехидство в голосе, и Никита резко подался куда-то в сторону.       — Э… стой… — Давид побоялся, что Никита потеряется, но вдруг понял кое-что, пока наблюдал за тем, как толпа обволакивает его силуэт. Никита сделал это специально, наверняка ссылаясь на то, что у парня есть суперслух. — Вот неугомонный.       Давид поспешил туда, где в последний раз мелькнул знакомый затылок. Стал продвигаться между людьми, но те постоянно торопились и намеревались сшибить его.       Когда парень увидел какое-то строение в десятке метрах от себя, то попытался прислушаться.       И это было ошибкой.       Это было похоже на то, словно каждый человек в этом парке наклонился к его ушам и что-то сказал. Это было слишком громко и неожиданно, слова слились в белиберду, белиберда — в крики. Ему показалось, что звуки стали материальными и на секунду сдавили его голову невообразимо твёрдыми тисками. Его даже затошнило и, кажется, всего в несколько секунд человеческое течение выбило его в относительно свободное пространство.       — Всё нормально? — Голос Никиты как очищающий бальзам прошёлся по вискам. Подобное он чувствовал не в первый раз, но этот голос всегда показывался таким приятным. Плеча боязливо коснулись пальцы.       — Голова кружится, — он поднял взгляд, и Никита почувствовал себя виноватым. Нельзя его оставлять один на один с толпой.       — М-да, надо было взять твои наушники, — он встал рядом и облокотился спиной на столб.       — Да ладно. Отдохну немного.       — Э… может, тебе за водой сходить? Я видел автомат.       — Не, не надо. Всё уже нормально, — он поднялся, и Никита внимательно осмотрел его лицо на предмет того, что его способность могла бы счесть за ложь. Но, кажется, Давиду и правда стало легче.       — Точно?       — Да.       — Точно-точно?       — Да-да.       — Точно-точно-точно?       — Да-да-да, Никита, — парень вдруг выпрямился и пошёл в сторону. — Пойдём уже.

***

      — А-ха-ха! — скрипящий смех Никиты наполнил зал. Парень смотрел в кривое зеркало и находил в кривом отражении Давида что-то очень смешное.       А Давид особо не понимал, что такого смешного он нашёл, ведь его отражение намного упоротее, поэтому просто поддавался его заразительному смеху и чуть хихикал.       — Ты такой кривой.       — Да на себя посмотри, блин, — на самом деле в этих кривых коридорах так смеялись только дети, а взрослые как-то в своей взрослой манере снисходительно улыбались. Может и правда, эта забава не подобает их возрасту, но они просто не знают, что их ждёт через пару дней.       А Никита постоянно видел какие-то редкие мысли, которые подбрасывала способность и приукрашивало воображение. Ему в голову пришла одна о том, что лошадь с карусели ожила и стала метаться, будто была живой. Её тяжёлые копыта точно бы всех передавили.       Но он старался забыть ещё о десятке подобных навязчивых картинок, сосредотачиваясь на чём-то более сто́ящем.       На Давиде.       И его отражении в кривых зеркалах.       — Какой разрыв… одного места. Я не могу, — сказал Никита, когда уже немного успокоился.       На самом деле, они смеялись из-за того, что и до этого были почему-то веселы. Однако причину уже никто не вспомнит.       — Да, эти изображения… они смешные.       — Ты такой скромняга, — Никита хлопнул его по плечу и пошёл к следующим зеркалам. Давид остался в непонимании. К чему это он вообще?       «Наверное, опять ни о чём», подумал он тогда и снова пожал плечами.       Никита имел право быть странным.

***

      Давид наблюдал, как Никита фотографировал женщину с ребёнком возле какого-то маскота.       Он уже максимально вжился в роль фотографа и извертелся весь, подходя к человеку в костюме белого пони, к женщине, к ребёнку с разных ракурсов. Это всё позёрство вызывало у парня только улыбку. Ему даже пришла мысль, что он понял, какую роль Никита отыгрывает с незнакомыми людьми.       Они могли бы вместе работать под прикрытием.       Но только на каких-нибудь лёгких миссиях, иначе парень бы не смог действовать так же легко, как он делал это сейчас, протягивая телефон обратно женщине. Он был более смелым, говорил как будто увереннее. Не был таким ленивым и расслабленным.       Давид что, правда единственный, кто знает такого Никиту?       Он довольно харизматичный, наверное, факт того, что он теперь не выходит на связь со своими клиентами, очень расстраивает юных особ. Он же в прямом смысле крутой, как так получилось, что никогда ни с кем не встречался?       — Ух ты. — Ребёнок как-то резко подскочил к нему и скорее просто врезался, чем обнял. Он, наверное, был в два раза меньше, чем сам парень.       — Спасибо, — глухо пробурчал тот в живот Никите, который всего этого не ожидал.       — Пожалуйста, — он неловко улыбнулся и положил руку ему на голову.       Давид тоже улыбнулся.       Когда эти двое ушли, Никита догнал Давида, который ушёл на несколько шагов вперёд. Он прямо по лицу видел, что хитрец хотел что-то ехидное и колкое сказать, да вот только придумать не мог. Никита решил ему помочь и прервать любые попытки:       — Ни слова об этом потом.       — Ладно.       Они направлялись в тир. Там сейчас была самая маленькая очередь из-за того, что развлечения для малышни, которая только и была свободна в такое раннее время, там не было.       Давид вдруг усмехнулся:       — Никит, смотри, какая рыба.       Никита рассматривал призы и саму палатку. В кино и мультиках часто показывают мошенников, которые как-либо мешают обывателям сбивать цели с места, поэтому он был так насторожён. Даже попытался использовать способность, но, похоже, это был просто обычный тир.       — Извините, — обратился Никита, когда Давид уже хотел ему что-то сказать, — если хочется конкретный приз, то нужно какое-то особое требование выполнять или нет?       — Э-э, для каждой категории приза разные очки. Что вы хотите?       — Ту рыбу на доске, — Никита указал пальцем наверх, где среди остальных призов этот карась очень выделялся. Наверное, из-за того, что он был единственным твёрдым объектом среди плюша и ваты.       — Семьдесят очков. Вы видите, тут у нас есть три типа мишеней. Э-э, за эти по одному, за вон те по пять, а вон за те по десять.       — Берусь за те, что по десять.       — Ты серьёзно собрался мне эту рыбу выигрывать?       — Да. И я надеюсь, что я смогу попасть семь из семи.       — Ну тогда я буду болеть за тебя.       Парни подождали, пока закончит мужчина перед ними. Он смог выиграть что-то для своей дочки, кажется, это была игрушка белого пони, который ходил где-то тут.       Что-то вроде пневмата было прикручено на уровне груди, до деревянных фигурок около двух метров. Никита, разумеется, не имел широкого опыта стрельбы из любых видов оружий, а военные сборы в старших классах он уже благополучно забыл. Поэтому просто старался не волноваться, пусть к нему понимание придёт тогда, когда нужно.       Давид оплатил семь выстрелов и встал слева от своего друга. Наблюдать за ним было невероятно интересно.       Частный детектив внутри радовался от того, что мог хоть как-то использовать свои способности.       Никита был ужасно сосредоточен. Почти не двигался, очень тихо и аккуратно дышал, не моргал, только щурился. Прямо атмосфера рядом с ним поменялась. Стала более холодной, железной.       Выстрел за выстрелом, фигурка за фигуркой.       Пять из семи.       — Да чёрт! — последние два выстрела были неудачными. Никита хлопнул по столу рядом. Как бы он не злился, не было похоже, что это по-настоящему.       — Я тоже хочу.       — Тоже на пушку? Ни за что. Ты же точно профессионал. А ну давай дротики кидай.       — Какие дротики, Никита? Я хочу за автомат.       — Я запрещаю тебе.       — Ой, ладно. Хрен с тобой, Никита. Четыре дротика.       И как только он получил их, то сразу понял: смещённый центр тяжести. Обычному человеку будет нелегко попасть куда-то, если дротик будет лететь в разные стороны.       Давид взял один и подбросил в руке, чтобы посмотреть, как тот полетит. Обычно дротики кидают легко, от лица, якобы прицеливаясь. А Давид завёл руку за голову: чтобы преодолеть силу, тянущую дротик в сторону из-за смещённого центра тяжести, нужно кинуть довольно сильно. Правда, он швырнул, а не кинул.       Надутый шарик лопнул.       — Какая странная у тебя техника, Давид.       — Зато действенная. — Он подкинул второй дротик, в очередной раз оценивая его вес. Швырнул.       В итоге суммарно у них было семьдесят очков, мужчина с почётным видом снял с вывески рыбу и вложил в руки Давида. Тот улыбался, но что-то Никите показалось странным в этих морщинках.       — Всё нормально? — спросил он, когда они уже отошли от палатки.       — Да, а что?       — Ты как-то не сильно рад.       — А, ну… просто мне её девать некуда. Может, ты заберёшь? У тебя в квартире она хорошо смотреться будет.

***

      Никита с лёгкой болью в ногах уселся в кабинку. Работник парка закрыл за ними дверцу, и парень с волнением поднял глаза.       Давид сидел напротив, за его головой в окне были видны соседние кабинки и железные части самого колеса.       — Блин, как круто, — они ещё не поднялись толком над землёй, но Давид уже заглядывал вниз, на удаляющуюся толпу.       — Я так волнуюсь. — Никита боялся приближаться к стеклу, поэтому просто наблюдал, как деревья и высоченный забор медленно уползают с пейзажа вниз.       — Да, я тоже.       Они одновременно вздохнули, как будто два закадычных рыбака после особо рыбного дня, которые вернулись домой. Давид не переставал разглядывать то, что было внизу, словно не боялся высоты, а Никита развалился на удивительно мягком месте и лениво посматривал в окна.       Тут было так тихо и спокойно, шумели только далёкие механизмы, звон толпы уже давно стал неразличим.       — Никит, — позвал его Давид. Парню пришлось разлепить глаза. Он начал засыпать.       — М?       — Тебе понравился наш поход сюда?       — Конечно понравился, спрашиваешь ещё. — Никита по-доброму заулыбался и протёр лицо, чтобы уж точно не уснуть. Такую красоту пропустит.       — Я рад. Я очень рад. — Давид, повторяя за Никитой, наклонился вперёд, оперевшись локтями на ноги.       — Вот, давай, где тебе больше всего понравилось?       — М-м… В тире точно. И на горках тоже.       — А мне в зеркальном лабиринте.       — О, да, лабиринт тоже классный был.       Никита не мог уследить за своей мимикой сегодня, поэтому без конца улыбался. По-странному легко.       Давид хотел запомнить этот день и то, какой сегодня Никита особенный, совершенно другой.       Предзакатное солнце очень красиво ложилось на его лицо.

***

      После пяти парк сразу же стал дышать свободнее. Это случилось резко и незаметно, когда Давид выезжал с парковки. Никита удивлялся тому, как быстро пролетело время. Он только недавно носом клевал и спал на ходу, а сейчас уже половина шестого.       — Мы должны заехать ко мне, переодеться, — сказал Никита, когда они снова возвращались на большие дороги города.       — Хорошо.       Время в дороге снова прошло как-то мимо головы, погружённой в мысли. Никита думал всё о том же.       Чёрном. Пугающем. Смертоностном.       Он не видел Давида в своих видениях. Это могло означать, что ему придётся встретиться с разломом один на один? Всё внутри надеялось, что этого не случится. К Давиду так легко привыкнуть, что парень жизни без него уже не представлял.       Он же не может умереть, да?       И вот пред ними уже знакомые высоченные кусты и тёмный дом со старыми стенами. Никита подождал, пока Давид не вытащит из зажигания ключи, и вышел на свежий воздух.       Он даже немного волновался от того, что его дражайшему другу может не понравиться подготовленное развлечение, для которого нужно приодеться.       — Никита.       Парень остановился, достав ключи из кармана. Обернулся.       — Зачем нам переодеваться?       — Это великая тайна. Я тебе открою её, когда мы выберем по одёже. — Квартира встретила оживляющей прохладой. Давид оставил рыбу на доске на тумбочке возле двери, облокотив на стену, и отправился вглубь.       Давид ухмыльнулся и пропустил в глаза блеск.       — Ну хорошо.       Парень был в приподнятом настроении, пусть его тело явно устало от такого продолжительного напряжения. Он был рад проводить с Никитой время, особенно, когда тот готовил сюрпризы.       Из звуков он мысли читать не умел, и от того было ещё интереснее.       Они последовали к огромному Никитиному шкафу, чьи дверцы волшебно отворились и…       — Слушай, для человека, который не мог оплатить счета, у тебя слишком много одежды.       И не просто одежды, Давид видел её в каких-то дорогих магазинах, это всё было чем-то модным.       — Давид, если ты не хочешь приодеться, можешь ехать домой и провести этот вечер в одиночестве.       — У меня дома тоже много крутой одежды.       — Нет, твоя не подойдёт. Нам нужна такая, чтобы выделяться.       — А зачем нам выделяться? — Давид стал наблюдать, как Никита вытаскивал по куче принтов из шкафа и кидал на кровать.       — Я скажу тебе так: нам надо будет соблюсти дресс-код.       Парень поднял на уровень глаз одну толстовку и прищурился, чтобы оценить её. В тот же момент тихую комнату разразило ужасное урчание живота.       Никита в удивлении повернулся к Давиду.       — Ой.       И улыбнулся:       — Ладно, сначала поедим.       — Спасибо.

***

      Никита откопал макароны, на скорую руку сварил их. Отчасти ему было совестно от того, что не мог блеснуть своими кулинарными способностями, но его тело так устало. Даже возмущаться ни по какому поводу не хотелось, лезла в голову навязчивая мысль оставить его развлечение на завтра.       Но Давид, скорее всего, будет полон энергии после того, как поест, будет очень заинтересован, почему им надо принарядиться и прочее. Пути назад уже нет.       — «Я карась поющий, на пляжу лежущий,» — раздалось из коридора.       — Это что? — громко спросил Никита, наваливая в тарелки жёлтой массы.       — Ха-ха, Никита-а! Это рыба, смотри, какая прикольная! — Давид вбежал в кухоньку с такой улыбкой на лице, как будто ребёнок, выигравший в замечательном конкурсе. Невероятно светлой, даже Никите тепло стало.       — «Я карась поющий, на пляжу лежущий,» — снова раздалось откуда-то. Рыбья голова оторвалась от доски, пошевелила ртом и вернулась обратно.       Никита скупо усмехнулся:       — Да, прикольная… Точно не хочешь забрать её себе?       — Нет, я уже сказал, что… у тебя она лучше смотрится.       — Ну ладно. Ты макароны с чем ешь? — он решил отвлечься от созерцания живого счастья перед собой.       — А? Не знаю, на самом деле мне сейчас всё равно.       — Тогда бон аппетит, — он поставил две тарелки на стол, налил в два стакана воды (в одном был лимон) и сам уселся обедать. Или, вернее будет сказать, ужинать.       — М. Почему у тебя рамка в коридоре пустая?       Никита удивился, что бывший детектив вообще заметил эту мелочь.       — Ты сначала прожуй — потом спрашивай. Там была спиритическая фотография моего Проклятия.       — Ого. А зачем она тебе? Для ритуалов каких-то?       У парня перевернулось сердце. Он понимал, что Давид уже это услышал, что врать бесполезно, но отмазку выпалил из рта быстрее:       — Да-да, для ритуалов.       Давид коротко промычал, кивнув, и продолжил набивать рот макаронами. В кистях, локтях и коленях такая лёгкость появилась, такая мелкая дрожь прошлась по коже. Он же точно всё понял, разве он не должен был сгореть от любопытства? Было бы в его стиле допытываться с вопросами.       Неужели Никите удалось обмануть того, кто получает информацию из звуков, того, кто был создан для работы частного детектива?       . . .       Как хорошо, что у него в тарелке изначально была порция поменьше. А то желание есть стало постепенно улетучиваться. Парень не знал, это было из-за испуга или он просто уже наелся.       Он также не знал, что Давид ему поверил.       Просто поверил.       Намеренно закрывая глаза на то, что Никита всё ещё что-то от него скрывал.

***

      Давид держался рядом с Никитой, потому что не хотел повторения не самого приятного опыта. Толпа состояла из людей, разодетых только в одни чёрные вещи. Мало того, что на Давиде была Никитина свободная рубашка, по виду сшитая им самим из кучи разных, так в белых штанах ещё вшитые светоотражатели.       Его друг был одет в сравнительно неприметную одежду: синяя толстовка с небольшими элементами, которая в неоновом свете выглядела чёрной, и обычные джинсы, которые так же казались темнее, чем они есть на самом деле!       — Никита, из-за тебя на меня все пялятся.       — Не переживай, Давид, всё путём.       Они стояли перед зданием, из которого рвалась музыка. Пока они собирались, на город уже опустился поздний закат. С неба уже сползала краснота, фонари уже загорелись, а дома на всём этом фоне выглядели и вовсе чернющими. Они приехали сюда пешком, и Давид только сейчас понял, что это какой-то клуб.       Очередь шла медленно, от входа исходили крики и ругань, парню было здесь не по себе, в голову лезла мысль, что нужно попросить Никиту уйти. Как-то он слишком волновался.       — Ничего не говори, — сказал Никита, когда какую-то пару подростков в прямом смысле слова вытолкали со ступеней. Трое вышибал грозно и устало смерили Никиту, вышедшего к ним, таким холодным взглядом, что Давиду всё равно стало страшно. Он поспешил выйти за другом. — Парни, привет. Рад снова видеть вас за работой сегодня.       — Ты кто вообще?       — Без приглашения не пустим.       — Вы меня обижаете.       Давид смотрел на всё это в непонимании. Какое приглашение? Они знакомы?       Их сердцебиение и сокращения мышц вкладывали в звук такую огромную силу, была уверенность, что если начнётся потасовка, парням остаётся только бежать.       Никита вытянул руку, рукав немного сполз с его запястья, на котором болталась какая-то мелкая цепочка.       — Вы не узнаёте меня?       — А, это ты. Проходи.       — Давид, — позвал Никита, протягивая ему руку.       — А… — тот очнулся ото сна и вложил в неё свою ладонь.       Клуб объял их вибрациями и неоновыми лампами. Ноги шли по небольшому коридорчику, где были металлодетекторы. Давид слышал, что они не работали…       — Это какой-то клуб?       — Да, мой любимый. Я сюда ходил до того, как впал в кому.       — А те вышибалы… они тебя знают?       — Ну, может быть, меня уже не помнят, но они выдавали постоянным клиентам цепочки. Во, смотри, — Никита вытянул перед ним свободную левую руку, рукав снова сполз, и на бледной в местном свете коже сверкнула цепочка.       — Да, я видел. А ты мне расскажешь, есть ли у тебя какая-то история, вот, связанная с этим местом?       — Ну, чуть позже, может быть, вспомню что-нибудь. А пока… — он заговорчески замедлил шаг, поднял к нему ладони, стал продвигаться спиной вперёд, — давай насладимся туснёй.       Они вышли в огромное помещение. Впереди была сцена с огромной кучей аппаратуры, прожекторов, отовсюду струились голоса проникших внутрь людей в чёрном. Играла не особо энергичная музыка, но на танцполе уже кто-то ритмично двигался. С одной стороны светился бар, с другой — закрытое пространство со столиками и мягким светом.       Давид не удержался от «во-о-а» и вытаращился на зал.       — Как красиво! Да, давай насладимся туснёй.       — Ха-ха! Я знал, что тебе понравится.       Никита взял друга за рукав и потащил вниз по лестнице.

***

      Давид особо не умел танцевать, все его движения были пародиями на танцы Никиты. Музыка была зажигательная, какая-то модная, парню она нравилась. Под неё хотелось танцевать, пока меняющийся свет квадратных лампочек под ногами необычно освещал силуэты. Ему было по-необычному весело.       Парень не замечал, точнее, не придавал значения одному странному звуку, явно не являющемуся частью ремикса.       Тут его Никита схватил за руку и заставил нагнуться к себе.       — Давай уйдём, — голос его был еле различим из-за громкой музыки, но Давид впал в ступор, когда поймал в нём страх. Попробовал прислушаться к сердцебиению — там фигачило быстрее басов.       — Что случилось?       — Потом, — резко выпалил он и стал продираться сквозь толпу в сторону закрытого пространства.       — Ладно, — Давид поспешил схватиться за его руку, чтобы не потерять и самому не потеряться. Никита удивительно ловко и быстро лавировал между двигающимися группами. Он иногда всматривался в толпу, парень пытался глядеть туда же, но ничего странного не находил.       Уже когда они вышли с танцпола, воздуха вокруг них стало много больше и Давид вновь спросил:       — Что случилось? — В голос проникло нескрываемое беспокойство.       — Я… — Никита глядел поверх толпы, явно желая там что-то разглядеть. Или кого-то… — Я видел девушку, которую… в первый раз при мне убил первый Демон.       — Что? Разве она не мертва?       — Мертва, в этом дело. — У Никиты дрожали руки, он попятился назад и облокотился о перила, отделяющие шум от столиков.       — Слушай, давай туда сядем? Там поспокойнее, легче будет заметить, если она ближе подойдёт. — Он указал за спину. Давиду вообще хотелось взять своего друга в подмышку и пойти нафиг из этого клуба, если здесь где-то бродит какой-то мертвец. Но тот явно не согласится, Давид был уверен.       — А? — он обернулся. — Да, давай.       Давид старался заграждать друга собой от света со стороны танцпола и сцены диджея, попутно пытаясь рассмотреть кого-то подозрительного. Однако так никого и не увидел.       Никита быстро показал охранникам свою цепочку, которая, похоже, работала здесь как вип-пропуск, и они заняли столик, расположенный дальше всего от самого «движа», напротив входа.       — Здесь удивительно тихо. Думаю, я её услышу, если что. Если она будет приближаться.       — Это так жутко. У неё было такое же лицо, как… когда её убил Демон.       — А что случилось? Может, это вообще была не она?       — Нет, она. Она смотрела на меня очень криповыми глазами. Я уверен, что это Катя.       — Катя? Так звали одну из первых обескровленных жертв… — сам себе вслух сказал Давид. Он не смотрел в дело и трупа не видел, поэтому ему сложно было представить то, как она могла выглядеть.       — Да-да… — Никита хоть и лениво развалился на каком-то крутом мягком чёрном кресле, но парень всё равно слышал, как под столом дёргалась нога, и видел его прищуренные глаза, направленные в толпу.       Парень повернулся к официанту, который явно шёл к ним.       — Здравствуйте, не хотите ли что-нибудь заказать?       Никита взял картонку со стола и назвал первое, что попалось на глаза — Давид был в этом уверен.       — Сет безалкогольных коктейлей.       — На двоих, — выпалил Давид и выхватил меню, чтобы показать его недовольство. Прошёлся взглядом по закускам. — И канапе.       — Может быть, что-то ещё?       — Нет, спасибо.       — Девочек?       Давид поднял вопросительный взгляд на официанта. Никита резко выдал:       — Нет, никаких девочек.       — Мальчиков?       На этот раз они оба одновременно смерили официанта взглядом.       — Сет безалкогольных коктейлей и канапе, всё на двоих. Скоро будет.       Мужчина быстро ретировался. Никита провожал его раздражённым взглядом, а Давид — смущённым и одновременно непонимающим.       — Пф, — экзорцист с семилетним стажем сложил руки на груди и уставился в меню, которое Давид всё ещё держал в руках.       — Он проституток хотел нам вызвать? — парень наклонился через стол и чуть прикрыл губы картонкой.       — И проститутов, — кивнул Никита, отбирая у друга бедное меню.       — Придурок какой-то.       — Ага. Та-а… ты тоже хорош. Какие к чёрту канапе?       Давид оглянулся назад, а потом понял вопрос и быстро развернулся обратно к столу.       — Да канапе это крутые штуки, они подходят к сету напитков.       — Что это вообще?       — Это маленькие бутерброды на какой-нибудь палочке. На зубочистке, например. Я уверен, тебе понравится.       — Ну, ладно, я тебе поверю. Но если ты ошибся, я тебя… ой, лучше тебе не знать.

***

      — И короче тогда я, получается, впервые применил свои способности управления огнём на человеке, то есть, его одежде. — Давид уже слушал вполуха. Его взгляд был прикован к телефону и к имени, которое высветилось во время звонка.       — М, Никит, постой, где тут можно выйти, чтобы по телефону поговорить?       — А? Ну, вон, вроде, балкончик есть. А что?       — Отлично, я на тот балкончик, скоро приду. — Давид встал и, схватив одну закуску, быстрым шагом стал отходить от стола.       — Ну ладно…       Давид был взволнован. Он не знал, чего ожидать. Парня встретила уличная прохлада, балкончик оказался обычным чёрным ходом, просто с окнами вместо обычных стен и тяжёлой двери. Парень решил выйти наружу. Практически ночная прохлада обняла его, теперь стало ощутимо понятно то, насколько у него пылало лицо. Скорее всего, от жара кухни и толпы в помещении.       Он выдохнул, облокотился о перила лестницы и спросил, взяв трубку:       — Да, Лаврентий Анатольевич?       — Давид… — в ответ — тяжёлое молчание и элегантный вздох старика. — Я перейду сразу к делу…       — …э-э, хорошо? — На его памяти начальник впервые то ли спокоен, то ли расстроен.       — Какого чёрта ты берёшь дела детективов?! Думал, я твой стиль в отчёте не узнаю?! Только ты такой идиот, чтобы писать про растения, которые видел!       — Лаврентий Анатольевич… — Давид совсем про это забыл. Он так торопился получить деньги и оплатить счета быстрее того, как Никита очнулся бы, что совсем о мелочах позабыл.       — Я знаю, что я Лаврентий Анатольевич! — Старик снова выдохнул, возвращая себе спокойствие (или нет), как и в начале разговора. — Послушай, Давид, ты благородный малый, и я знаю, что поступил с тобой максимально честно. Ха-ха, было бы халатностью восстановить твою лицензию в «Призраках»… Кхм-кхм…       Может, ты знаешь, но у нас тяжёлая ситуация со штатами началась. Можешь не верить, но в агентстве нет такого компетентного человека, который бы справился с одним делом так же прекрасно, как ты. Кхм, к чему же это я…       — Вы хотите восстановить меня в должности?       — Ну, в общем-то нет. Пока что. Ты пойми, каким бы благородным человеком ты ни был, ты прогулял несколько дней своей работы, не предупредив, да и к тому же умер. — Давид расслышал, как старик делает скромный, но слышимый глоток чая. — А потом ещё и восстал из мёртвых, как утверждают СМИ. Но мне всё ещё нужны твои способности.       — Если я справлюсь с этим делом, вы восстановите?..       — Посмотрим, как ты справишься.       — Понятно… А когда я могу получить подробности?       — Ты соглашаешься?       — Всё зависит от дня работы.       — Подробности я уже выслал тебе на электронную почту. А приступить следует в субботу.       «В субботу?», задумался он. «Разве не тогда будет открыт разлом?»       — Я… Я подумаю. В пятницу постараюсь дать ответ.       — Хорошо, надеюсь, он будет положительным. Повеселись в клубе.       — А? Откуда вы…? — но звонок уже сброшен. Давид усмехнулся и догадался, почему старик в этот раз был особо разговорчив, его отслеживали по звонку. Парень вздохнул, убрал телефон в карман и устремил взгляд на шоссе, оперевшись локтями на перила.       Машины, темень, холодок вечера, переходящего в ночь. Ну и выбор подкинула ему Вселенная. С одной стороны работа, к которой он, даже в тайне от себя, мечтал вернуться, а с другой — Никита, который должен выжить любой ценой.       «Любой ценой».       Что у него будет потом?       Если он выберет работу, то шансы на смерть Никиты повысятся. Тогда вообще теряется смысл снова выходить на работу. Что ему эти деньги, новые способности и мистика в мире, если рядом не будет такого человека, как Никита Берг, невероятно харизматичного экзорциста с насыщенным прошлом?       Если он выберет Никиту, то сможет ли потом снова устроиться на работу в агентство? У него вообще получится спасти Никиту? Он многого не знает, у него абсолютно нет плана, чтобы быть хоть сколько-нибудь готовым к трудностям. На одной вере Никите не уедешь.       Тяжело.       Давид бы и рад решительно выбрать своего друга, но ему как-то страшно.       Парень вобрал в лёгкие холодного воздуха и выпустил уже тёплый. Им нужно обсудить это. Он поднялся по лестнице, закрыл за собой стеклянную дверь и, весь погружённый в мысли, стал смотреть под ноги. На деревянном полу он вдруг увидел пару чёрных ботинок.       Поднял голову и встретился со взглядами двух рослых мужчин. Давид попытался прислушаться к их движениям и сделал вывод из той информации, которую получил: надо срочно ретироваться. Желательно, вместе с Никитой.       — Вам чем-нибудь помочь?       — Нам надо с вами поговорить кое о чём, — сказал один из них грозно. Некоторое гортанное рычание вырывалось вместе с голосом, оно было похоже на рычание огромной дикой кошки, готовящейся наброситься.       Второй мужчина подошёл вплотную и положил огромную руку на плечо, перекрывая путь отступления к улице через стеклянную дверь. Давид услышал, как о ткань их пиджаков тёрлись металлические ножи и стволы пистолетов.       — Не уверен, что нам есть о чём разговаривать. — Давид надавил на точку на запястье мужика и сделал небольшой пируэт в сторону столов, освобождаясь от этого незапланированного объятия. — Я думаю, вы меня спутали с кем-то, я вас первый раз вообще вижу.       — Хватай цыплёнка, — сказал мужчина, чью руку держал Давид, и тот увидел, как огромная туша сделала решительный шаг к нему. Парень быстро среагировал и, присев, юркнул в ближайший просвет между их ног.       Когда он выпрямился, то поспешил обернуться. Время как будто стало течь медленнее, когда он услышал летящий в сторону его лица кулак. Перед ударом лишь понял, что у него просто не хватит времени на ещё один уворот.       Что-то он форму потерял совсем.       Никита чувствовал напряжение во всём теле, он вскочил со своего места, не контролируя свои действия, и вытаращился на то, как Давид очень больно получал по лицу.       — Охрана! Здесь человека избивают! — Крикнул он, оборачиваясь на выход с тихой зоны. Так называемой «охране» было совершенно всё равно на его крики.       Парень не увидел никаких действий с их стороны и жутко растерялся. Он вернул взгляд к потасовке и с трепетом в груди смотрел, как двое амбалов прерывают всякие попытки Давида на преимущество. Никита бился об заклад, что у них совершенно точно есть какое-нибудь оружие.       Парень будто смотрел боевик, где невероятно сильно сопереживал главному герою. Он смотрел и почти буквально ощущал эти удары на своём лице и туловище. Он смотрел и чувствовал твёрдость накаченных тел под кулаками. Он смотрел, и его охватывала невообразимая волна чувств: от страха до гнева.       Давид дрался очень своеобразно, у него как будто не было контроля над телом, а не попадали по парню только потому, что ему сопутствовала удача. Он выглядел, как длинный мешок с картошкой, который подвесили за один конец.       Никита отнял руки от стола и помчался к драке, на которую уже обратили внимание люди и за столами, и с танцпола. Его движения оказались такими резкими, что даже упало кресло, на котором он сидел. Как обычно, никакого плана у него не было.       Он просто вскочил между мужиками и Давидом со словами:       — Прекратите, иначе у вас будут проблемы, — щёлкнул пальцами.       Конечно, это никого не остановило, и парень узнал, как выглядят те самые звёздочки перед глазами, когда бьют по голове. Нос сначала превратился в камень, потом он ощутил пол за своей спиной, а потом всё лицо поразила страшная боль.       Он не знал, но в этот момент на лицо Давида пала какая-то ну слишком непроглядная тень. Парень сжал свои кулаки до такой степени, что короткие ногти впились в кожу и оставили четыре кровавые впадинки на каждой ладони.       Однако каково было его удивление, когда одежда мужиков загорелась и в мгновение оставила этих двоих в одних трусах, обнажив волосы на груди и животах, а также татуировки на плечах.       Все были в шоке.

***

      — Понежнее, Давид, — жаловался Никита в своей ванной, корчась. Всё лицо у него саднило и ныло, голова как будто была набита чем-то вроде пуха. На кожу опускалась ватная палочка, конец которой был измазан в йоде. Жгло не по-детски.       — Ну потерпи, — левая рука держала Никитино лицо за подбородок, а вторая пыталась как можно аккуратнее обработать бедный его нос. Это было очень сложно от того, что Давид сам сейчас весь был в крови и необработанных синяках, ссадинах и далее по списку. У него всё тело дрожало и болело даже без движения.       Пальцы ощущали, как челюсть напрягается от жгучих прикосновений. Лицо Никиты было очень смешным, когда тот морщился и жмурился. Давид лишь мог терпеливо дуть на ранку. Хоть нос не сломали, уже хорошо.       — Всё.       — Наконец-то, жжёт ужасно, — он стал махать обеими ладонями себе на нос. Парень сидел на краю ванной, пока Давид, наклонившись к нему, рассматривал его лицо на предмет иных ранений.       — Скоро пройдёт, — он оставил одну палочку на салфетке, которая лежала на крышке стиральной машины, взял другую и обмакнул в йод. Себя залечивать было всегда труднее, приходилось смотреть в зеркало, где контролировать движения отражения ещё сложней.       — Да давай я.       — А? — Парень ещё не прикоснулся к своему лицу, но был готов это сделать. Никита встал с ванны, уступая место своему другу, и отобрал у него палочку. Давиду ничего не оставалось, в конце концов он и так ужасно устал. — Ладно, давай.       Никита перенял его позу, упираясь попой в стиральную машину, нагнулся к чужому лицу. Ему стоило сказать, что он ни разу в жизни не обрабатывал раны?       Парень лишь с трепетом и страхом причинить боль возил йодом по ранам на лице и старался дуть как можно сильнее. Давид корчился ещё смешнее, чем Никита. В ванной было как-то тесно двоим побитым, парень не понимал, почему они должны обрабатывать именно здесь. Даже на кухне, которая была не сильно больше, за столом было бы куда удобнее.       Давид даже не мог сжать руки, чтобы терпеть. Не было никакого спасения от этого жжения по всему лицу, когда Никита переставал дуть. От него всё ещё пахло каким-то напитком из ночного клуба. Парень дышал тяжело и не удерживал себя от того, чтобы не поскулить или не пошипеть.       Прикосновения Никиты были тем, на что можно было отвлечься, чтобы занять мысли и не думать о грядущей боли. Он как будто боялся его трогать, почти не двигался. Или это было стремление к тому, чтобы не потерять контроль над держанием чужого лица — Давид не знал и особо не мог вдаваться в подробности. По понятным причинам.       — Ну, на лице вроде ничего не осталось, — Никита выпрямился и размял поясницу.       — Угу, — Давид взял новую палочку.       — Куда, — строго сказал Никита, выхватывая её. — Раздевайся.       — Чего?       — Тебя в туловище тоже били, снимай рубашку, — Никита возвышался над ним с двумя палочками, обмазанными в йоде. Выглядело чертовски зловеще.       — Ладно… — Он встал, оказавшись очень близко к Никите. Так близко, что тому пришлось полностью упереться в стиралку позади себя и ещё наклониться назад над ней. Так близко, что Никита мог бы разглядеть все мелкие неровности кожи, которые Давид открывал всё больше с каждой пуговицей.       Парень решил занять себя тем, чтобы поменять уже использованную палочку.