Обескровлен.

      Давид всегда пытался идти по лёгкому пути, который казался ему таковым. И по большей мере хоть сколько-нибудь нравственному.       Однажды ему пришлось признаться, что он работал под чужим именем, чтобы добыть информацию, во избежание больших жертв. По правде сказать, у него не было причин, чтобы верить злодею. Но и не верить — тоже. В тот момент он поставил жизни множества жителей отеля выше своей и жуть как боялся своего решения. Обстоятельства говорили, что он был героем, но сам парень никогда себя так не ощущал. Он мог потерпеть и подумать, но принимать тот факт, что смерть ходила так близко, ужасно сложно.       Это был страх того, что нельзя контролировать.       И неизвестности.       И смерти.       Своей тоже.       И Давиду было ужасно страшно осознавать, что у него нет выбора. С помощью слуха он мог узнать, говорит человек правду или нет. И он говорил правду.       Давид попытался успокоиться и унять волны холодного пота и разгорячённое биение сердца. У него нет времени, чтобы думать. Он встал, показывая, что готов слушаться.       Один из культистов в обычной одежде стоял спиной к окну, возле которого Давид сидел. Ему не составило труда услышать слова о том, что если он не выполнит указания, то культисты захватят людей в одинаковых кепках. И остальных в столовой. Культ убивал людей, чтобы делать из их душ чёрт знает что, выбор был очевидным. Но чтобы встать, простому парню потребовалось огромное количество сил.       Кажется, у него уже дрожали колени.       Он выложил все вещи на стол, включая ключи от машины и квартиры, телефон нужно было выключить. Направился в туалет, минуя табличку ремонта. Там его ждали трое мужчин среднего телосложения в обычной одежде. Ветровки да джинсы, даже и не додуматься, что это были участники культа.       Один из них заговорил:       — Мы будем задавать тебе вопросы. То, что будет дальше, зависит от твоих ответов, — он щёлкнул пальцами, чтобы привлечь внимание одного из тех, кто стоял позади, и указал на Давида. Мужчины достали большие фонарики из своих карманов (он удивился, ведь они правда были огромными) и, включив их, положили на пол по обе стороны от него, — С места не двигайся.       К страху и напряжённости присоединилось отчаяние. Он уже ощущал его когда-то.              Потом Давид потерял нить событий, задумавшись и прислушавшись к окружению в надежде найти Никиту. Он был слишком далеко в лесу, возможности связаться с ним не было. Дорога до того места, где они нашли Пашку, была долгой, ему не на что надеяться. Когда он вернулся в реальность и в это помещение, перед ним уже стал проявляться какой-то женский силуэт.       — Это наше подобие богини правосудия. Врать нет смысла. Не будешь слушаться — будут последствия, понял?       Сил хватило только на кивок.       Как же его угораздило? Как он не услышал этих людей?       — Какие у тебя способности?       Давид открыл рот, медленно и тихо вздохнул прежде, чем ответить.       Это была ловушка, ему уже не выбраться лёгким путём.       — У меня супер слух.       — Конкретнее.       — Я могу… — сглотнул слюну, которой и так не было. В горле пересохло, — слышать на далёкие расстояния и получать информацию из звуков.       Богиня не шевелилась, лишь стояла статуей.       — Какие способности у Никиты Берга?       — Он… — понятия не имел, какие у него способности. Точнее, сейчас он не мог ничего сформулировать. — Он видит видения. А в них — будущее.       Он не врал. Насколько парень знал, это лишь одна из способностей Никиты, помимо того, чтобы всё знать. Богиня не двинется, а такая способность должна удовлетворить их.       — И всё?       Вот это неудобный вопрос.       Давид попытался убедить себя, что все способности Никиты идут от того, что он может видеть будущее.       — Я так думаю.       — Да или нет.       — Да, — затаил дыхание. Богиня не двигалась.       Пока всё идёт хорошо. Давид был так напряжён, что уже не задавал себе вопросов. Он лишь думал, как бы не врать и скрыть хоть часть правды. Он должен защищать Никиту. Хотя бы для того, чтобы его самого можно было спасти.       — Ты знаешь о его слабости?       — Что?.. — выдавал Давид, действительно не понимая вопроса.       — Слабость — то, что наносит больше всего вреда способностям.       Давид кое-что интуитивно понял: он воплощение Тени и его осветили со всех сторон, чтобы он не смог с ними взаимодействовать. Получается, что-то такое должно быть и у Никиты. Нельзя даже думать об этом, чтобы он случайно не догадался.       — Я не знаю.       — Думай.       — Но я…       — Не в твоих интересах говорить, что ты не знаешь. Думай и дай ответ.       Нельзя. Если парень поймёт слабость Никиты, то всё сразу усложнится. Мужчина достал из кармана телефон и набрал номер, показал его Давиду.       — Я позвоню на этот номер, что будет знаком о захвате столовой. Никто не узнает, что здесь произошло что-то подобное. Так что не пытайся что-то планировать.       Богиня не двигалась. Мужчина говорил правду.       Никита бы сейчас сказал, что они в глубокой дырке… узенькой…       Что же делать?       Похоже, ему пытаются навязать выбор между несколькими десятками людей и одним другом. Учитывая его прошлое, выбор очевиден. Но сейчас как будто всё по-другому.       Почему-то Давид верил, что у Никиты есть предназначение. Если так подумать, то Дух Знаний сам отправил ему письмо о защите. Не зря же он так сделал, причиной могла быть полная уверенность в том, что Давид всё сделает правильно. Это значит либо то, что он знал, что Давид выберет Никиту без колебаний и пожертвует людьми, либо то, что несмотря на выбор, всё сложится хорошо и Никита выживет.       Но так ли это?       — Ну?       — Я не знаю. Можно, вы хотя бы приведёте пример?       — Слабостью может быть что угодно: от аллергии до самых точных обстоятельств. Например, способность не срабатывает весной из-за цветения растений, на которых у человека аллергия. Или эта же способность не срабатывает только по пятницам.       Значит, свет тоже как-то мешает Давиду. Не зря же они его поставили. Это связано с Тенями, но как именно? Он же и так всё слышит, может, они не знают?       Давид выдохнул коротко и рвано.       Нужно было ещё раз подумать, пока он чего-то лишнего не сказал. Нужно было принять решение и быть ответственным за последствия. И Давид по своему существу желал избежать любых жертв, но если всё так старается сохранить Никите жизнь, может, его смерть потянет за собой и смерти других людей?       Зачем вообще нужны Духи Знаний?       Он читал, что Духи на самом деле не имеют сознания, а являются лишь образом и остатками характера и нужны для какого-то баланса. Ими становятся уникальные люди, отдавшие себя чему-то полностью. Давид никогда не задумывался, почему это Никита — Дух Знаний. Да и странно это — не иметь сознания, но иметь характер…       Никитины силы идут от прошлого Духа. Может, это и есть ответ?       — Я знаю, что Никита — Дух Знаний, — начал он, ощущая что-то странное. Это был страх, но другой, — И эти способности ему дал предыдущий. Но я не знаю никаких его слабостей.       — Хм… Ты никогда не видел, чтобы он пользовался способностями?       — Э… Нет?       А ведь и правда, всё, что Давид знал — слова Никиты. Своими глазами он видел только то, что мог делать каждый Особенный. Да и это тоже Никита сказал. Получается, он ему так и не…       «Не время об этом думать», остановил себя Давид. «Мы потом об этом поговорим.»       Богиня не двигалась.       Мужчина устало вздохнул и опустил взгляд.       — Что ты знаешь о Проклятьях?       — Это… очень жестокие существа. Они получаются тогда, когда… э-э… когда люди проклинают кого-то. И эти Проклятья, их силы исходят из эмоций. И они питаются ими.       Мужчина был удивлён. Как бы плохи ни были объяснения Давида, похоже, они были удовлетворительными и интересными.       — А что ты можешь сказать про их связь со своей жертвой?       — Она очень сильная. Проклятье не отпускает жертву, пока… полностью не… поглотит все силы, — Давид отчаянно пытался не паниковать и тщательно подбирал слова, пусть этого и не было заметно, — И… когда поглощает, то переходит к другой жертве.       — Как именно?       — Я не помню точно, но… кажется, жертва должна сказать что-то о том, что после слов проклятья его стали преследовать неудачи. И тогда, тот, кому это сказали, становится следующим.       — У Никиты Берга могло быть Проклятье?       — Э… Нет, не думаю.       Богиня не двигалась.       Это был первый вопрос, который поставил парня в самый настоящий тупик со стенами толщиной в километры. Если бы у Никиты было что-то такое же злое и жестокое, то он должен был бы уже умереть, разве нет?       «…пока не поглотит все силы…»       И все те жестокости, которые Никита описывал в своём блокноте.       Он мог…?       Да.       Он мог столкнуться с этим.       Давид видел, что Никита выбрасывает хорошие продукты, которые просрочились только потому, что его не было дома так долго. Он питался относительно нормально и мог бы спать днями, пока кто-нибудь не позвонит. Но у него было ужасное состояние. Честно говоря, когда Давид внимательно разглядывал его лицо в логове Лешего… ему казалось, что он смотрел на труп. Бледная кожа, чёрное пятно на лице, которое было с ним долгое время. Он беспокойно спал, каждое видение было как будто кошмаром.       Неужели шанс есть?       Но Никита бы расска…       Не мог рассказать. Иначе Давид бы стал следующей жертвой.       Либо он придумывает и всё было совпадениями. Либо Никита проклят.       Как же ему страшно.       — У него могло быть Проклятье или нет?       — Могло, — выдавил из себя Давид.       Богиня не двигалась.       Мужчина закивал, погружаясь в свои мысли, прикрыв глаза. Наступила довольно долгая тишина, которая заставляла Давида нервничать ещё сильнее. Он сейчас задумывался о вещах, которые были важными, но такими тяжёлыми. Он сейчас ощущал то же самое, что и пару дней назад, когда смотрел на душу Никиты в фонаре.       От чего-то ещё было обидно.       — Что ты знаешь… об Александре Рудаковском, следователе?       Давид удивился. Они хорошо осведомлены. Он думал, что культ просто не знает, где он живёт, поэтому никто не пришёл мстить или что-то вроде того. Оказывается, это было просто невыгодное поле битвы. Они знают обо всём.       Почти.       Иначе бы не спрашивали подробностей.       — Это мой старый знакомый, мы учились в одной школе, в разных классах.       — Что он за человек?       — Надёжный, — ответил Давид, вставая в более удобную позу. Он правда не шевелился с тех пор, как вошёл. Похоже, пока он отвечает на вопросы, на него не нападут.       — Ещё.       — Он… любит свою работу.       — Кем именно он работает?       — Эм… следователем по особо важным делам в полиции?       Мужчина посмотрел на Богиню. Та не двигалась, Давид действительно думал, что его друг работал в полиции.       — Понятно, — выдохнул. У него закончились вопросы, сейчас он создавал новые, потому что получил мало информации. У парня было немного времени, чтобы придумать что-нибудь.       Он прислушался к окружению. Ни Никиты, ни Саши.       Здесь не было окон, чтобы парень мог посмотреть на улицу и увидеть Теней, которые смогли бы помочь, наверное. Он был отрезан от всего.       — Та девушка, которая убила другую в переулке. Когда ты рассекретил одного из наших. Ты её знаешь?       — В каком переулке?       — Ты не помнишь ничего?       — Нет… — Богиня не двигалась. Что он опять забыл? Он заметил свои провалы в памяти, ненавидел их. Он видел что-то важное, был в этом уверен, но не мог ничего вспомнить.       — Понятно, — он перевёл взгляд на двух мужчин, которые и вызвали Богиню. Когда те встали, то силуэт рассеялся.       Давид испугался, что сейчас что-то произойдёт. Он расслышал это в их действиях.       Один из них взял его за плечо и толкнул в открытую кабинку.       А дальше он потерял контроль над тем, что видел и слышал, погружаясь в ужасное месиво из информации и звуков.

***

      Прошла вечность, когда Саша и Никита снова выбрались на асфальт. Ноги ужасно устали от лесной местности и темноты, которая то и дело скрывала в траве ветки или камни. Скорее всего, уже была ночь, закатное солнце почти ничего не окрашивало лучами, только делало небо светлее.       Они немного промахнулись. В лесу было очень много тропинок, одна из которых вышла к шоссе примерно в километре от столовой. Они говорили о том, что Давид, наверное, уже помер со скуки, если никого не нашёл. А если нашёл, то уже проводил Пашку до дома и сейчас мог ехать в их сторону, чтобы подобрать и посадить в тёплую и уютную машину.       У следователя закончились его леденцы от кашля, и его голос постепенно садился. Однако он уже не так сильно кашлял, как несколько часов назад. Даже несмотря на лесную сырость и прохладу.       С каждым шагом, который приближал столовую к ним, Никита чувствовал, как нарастало напряжение в воздухе. Что-то было не так, в голову уже лезли навязчивые мысли, что с Давидом случилась беда. И когда они миновали стеклянные двери, впустившие их в светлое помещение с кучей людей, это стало кристально ясным.       — Как быстро вы приехали, — к ним бежала девушка, поправляя фартук и чёлку.       Саша всё ещё был в кителе и, будучи полицейским, сразу смекнул, что это всё из-за Давида.       — Проводите меня.       Следователь махнул головой Никите. Тот был ужасно растерян, рассеянными шагами семенил за девушкой, которая тащила их в сторону туалета.       — Там, — она показала пальцем внутрь, держа дверь открытой. Следователь бесстрашно шагнул в помещение. На полу он увидел какой-то красный огрызок стекла, из одной кабинки доносились шуршания и короткие вздохи.       Давид сидел на полу, весь зажатый и дрожащий в судорогах. Это была не дрожь от холода, это была дрожь от эпилепсии. На руках, вороте и плечах виднелась кровь. У Саши вспыхнуло сердце от неожиданности и переживаний.       Это было похоже на то, когда Никита заставил надеть на Давида наушники, пока тот лежал в морге.       Саша прикинул ситуацию:       Сюда едет настоящая полиция, которую вызвала девушка.       — Вы вызывали скорую?       — Да.       И скорая помощь.       Девушка приняла его за наркомана, раз вызвала полицию. В схватке с обычным человеком Давид бы вышел победителем, поэтому руку к его состоянию приложил культ. Значит, его сюда как-либо заманили, заставив оставить вещи в зале, поэтому до него было не дозвониться.       — Никит, найди его вещи. Он, возможно, сидел у окна слева. И выходи на улицу, — парень кивнул и, кинув обеспокоенный взгляд на кабинку, со своего места он не мог разглядеть своего друга, скрылся за поворотом. Мужчина опустился к полу и поднял стекляшку платком, чтобы не оставить своих отпечатков. Он сунул её в карман и обратился уже к девушке: — Покажите мне чёрный ход.       — Да, сейчас, — она оглянулась и прошла дальше по узкому коридорчику, минуя женский туалет. — Вот.       — Отлично. Заградите нас, насколько сможете.       Саша вернулся к Давиду и подхватил его на руки за плечи. Его китель снова нужно будет отдать в химчистку завтра утром, потому что пена и кровь, текущие по лицу бедного парня, попадали на плечо мужчине. Кое-как ухватив того за талию и закинув его руки себе на шею, он побрёл к этому чёрному ходу. Девушка засуетилась и лёгким движением открыла дверь перед ним.       — Вы правильно поступили, спасибо.       — С ним всё будет в порядке?       — Не переживайте об этом, — говорил он пока его руки чувствовали сильное напряжение мышц то там, то здесь, по всему телу, пока Давид легко извивался в уже стихающих судорогах.       Трогать его было ужасно неприятно.       Саша добрёл до скамейки и уложил Давида.       Никита сразу их увидел.       — Чёрт, твою мать, Давид… Чего его так трясёт?       — Не знаю, но похоже на эпилепсию. Я не знаю, важно ли это, но эту штуку я нашёл на полу рядом.       Мужчина выудил из кармана платок и развернул его.       — Вот блин, — Никита резко отпрыгнул назад, таращась на красный кусок стекла.       — Что это? Что-то опасное?       — Не знаю. Эта штука оживает, когда её трогает человек, видящий мистику. И Давид из-за неё глохнет. Похоже, культ знает об этом.       — Ничего себе… Получается, нельзя её тебе давать, да?       — Да, не надо. Скорую нужно вызвать.       — Она уже едет.       Воздух вдруг разразился гудками полицейской мигалки, которая окрасила парковку в синий цвет. Оба резко повернулись, у Никиты сжималось сердце. Он даже не замечал, как сильно напряг пальцы, хватаясь за телефон Давида.       — Я пойду поговорю с ними.       — Ага…       Никита повернулся к Давиду. Того уже не трясло, но он, кажется, потерял сознание. Голова наклонилась влево, а грудь прерывисто, но хотя бы заметно поднималась. Возле него ещё было немного свободного места, куда и решил присесть Никита.       Его бедра едва касались мокрые солёные волосы. Лицо, которое он рассматривал, было покрыто потом. Из носа и ушей у бедного Давида текли тонкие струйки крови, а изо рта — пенистая слюна. Тонкой дрожащей рукой Никита потянулся к его лбу, чтобы ощутить исходящий от тела жар. В лесу было прохладно, несмотря на жару прошедшего дня, поэтому холодные пальцы почти буквально обжигались об лоб. Никиту начинало тошнить от волнения, которое засело в пищеводе плотным комком, а руки немели из-за шока, сжавшего сосуды.       Он перевёл взгляд на парковку, где виднелся силуэт Саши и двух полицейских. Где-то вдалеке уже начинала слышаться скорая.       Никита до сих пор не верил в то, что происходило вокруг. Пасмурное небо, которое затягивало высь после того, как они вошли в лес, быстро погрузило пространство в сумерки.       Парень периодически отрывался от реальности, о чём-то осмысленном не думая. Просто уже не запоминал происходящего. Саша возвращался к скамейке вместе с двумя врачами и переноской, на которой от него позже отдалялся Давид.       — Можно я с вами поеду? — врачи закивали, и Никита уселся в узенькое пространство.       — Никит, ключи от машины.       — А? Да, — он вытащил ключи Давида и кинул следователю.       — Я за вами поеду.       Суетились врачи. Они специальной штукой прочистили ему пищевод, надели кислородную маску и поменяли капельницу, пока они ехали до больницы.       На парковке Саша оставил белую «Ладу» и в суете отдал Никите ключи.       Об этом Никита вспомнил, когда вертел их между пальцами, сидя в коридоре. Уже не помнил, как там очутился. Над головой скрипнули часы, разнося тиканье по пустому коридору. Даже медсёстры не ходили.       Было за полночь, наступил вторник.       Никита не знал, что ему делать. Он даже не сразу вспомнил, куда дели Давида и что ему сказали. Никита не смог дать им контактную информацию, кроме номера домашнего телефона. Не смог помочь установить личность Давида, так как никогда и не видел его паспорта, да и вообще не смог как-либо ещё помочь врачам.       Он уже начинал дремать, пока думал (а именно, не думал ни о чём), и проснулся только тогда, когда его за плечо потрясла медсестра. Довольно старая, но ещё очень живенькая.       — Вы тут с кем?       — С другом… у него эпилепсия, — не думая, сказал Никита. Он совсем не разбирался в том, что произошло, поэтому повторял слова Саши. Тот сказал, что отправится домой на автобусе. А Никите некуда было деваться, водить он не умел, а тратить чужие деньги совершенно не хотелось. Вообще ничего не хотелось, скорей бы наступило утро и ему отдали здорового Давида.       — А-а, понятно. Первый раз?       — Ага… — кивнул парень, не особо понимая, о чём та спросила.       — Пойдёмте со мной? — она улыбнулась, и её морщинистое лицо чуть зарумянилось. Держала его за руку и знала, что делать, когда у человека шок.       Привела его в небольшую кухню, где налила чай. Никита сказал «спасибо» и попробовал. Крепкий и сладкий, довольно вкусный.       «Давиду бы понравился.»       — Ну-ну, чего ты так? Всё с ним будет хорошо. Падучка ещё никого не убивала, — медсестра склонилась к нему и погладила по руке. Его самого начали душить отголоски слёз.       Лицо у него немного покраснело и напряглось, челюсти сжались доне́льзя. Он уже ни о чём не думал, так ему всё это надоело. Он был готов терпеть все ужасы жизни экзорциста, лишь бы Давида не преследовал и не мучил культ, лишь бы его ничего не тревожило. Может, им вместе переехать в другой город?       Никита подобрал свои руки к лицу, уложил щёки в ладони. Ему было… ужасно, когда он ничего не делал и бесполезно существовал, пока грусть и тревожность съедали его. Но уйти от Давида было бы ещё ужаснее, поэтому он сидел тут и пытался выдавить из себя хоть слово.       — Это из-за меня.       Медсестра ничего не сказала, она лишь подвинула свой стул к нему и приобняла за плечи, передавая тепло своего тела.       — Если бы я был осторожнее раньше, то он бы не страдал.       — Но вы бы наверняка и не встретились, так? — Никита замолчал и сдерживался, напрягая живот. Старушка, чуя правильную дорожку, продолжила: — Может, он считает тебя своим самым лучшим другом. И эта дружба ему дорога, и он не против терпеть всё это. Он же был бы уверен, что ты поедешь с ним, да?       — Может быть… — Никита расслабил пальцы. Мутными глазами взглянул на чай, от которого ещё поднимался пар, уже почти совсем незримый.       — Рита, в четыреста восьмой снова, — раздался тихий голосок.       — Угу, — медсестра медленно поднялась и, похлопав Никиту по плечу, удалилась, шаркая резиновой обувью.       Никита думал над её словами, ни одну мысль не сводя к законченному предложению. Смотрел на чай и блики, которые бросала на него лампа. Плакать уже не хотелось, наверное, старушка была волшебницей.       . . .       Мог ли он быть таким крутым другом кому-то?       . . .       Никита раскрыл свою сумку и достал телефон Давида. Включил его. Подождал, пока не появится экран блокировки. Обои просто чёрные. Открыл камеру и посмотрел на своё лицо.       Оно было не то чтобы очень красным или безобразным, но было видно, что ему ужасно грустно и «устало».       Он выключил телефон и положил его на стол. Посыпались уведомления. Пропущенные от Саши и новости о погоде и каких-то обновлениях, ни одного личного сообщения от бывших коллег или чего-то такого.       Никита читал то, что мог, по нескольку раз.       Потом убрал его обратно в сумку.       Потом допил чай.       Медсестра не возвращалась, никто по коридору не ходил, он был один и страдал от скуки. По крайней мере, его не съедала грусть.       Его клонило в сон. Никаких новостей о Давиде не поступало вплоть до двух часов. Саша ему ничего не писал, парень уже засыпал, спрятав лицо в сгибе локтя.       Вдруг раздались отдалённые шаги двух человек.       — Вот, посиди тут.       Кто-то «угукнул».       Никита лениво поднял тяжёлую голову и оглянулся.       Да ладно.       Пашка.       — О, это вы, — устало сказал он, расслабившись, — Что вы тут делаете?       Он подошёл и сел на стул рядом. Почему-то Никита был ни капли не удивлён.       — Мы, вообще, тебя обыскались, — их голоса звучали одинаково, особенно после бессонной ночи. У Никиты так всё тело и болело, он сегодня, наверное, прошёл несколько тысяч километров с самого утра и так устал, что даже есть не хотел.       — Зачем? — он тоже лёг на стол, повернув к нему голову. Под глазами кожа была темнее, сами они открытыми не были долгое время.       — Мы подумали, что ты можешь что-то знать о Зимбере.       — Не-а, ничего не слышал.       — Понятно.       Они оба так и лежали на столе, почти засыпая.       — Как мама? — Никита зевнул.       — Плохо. У неё постоянно течёт кровь, тело не восстанавливается. Врачи говорят, надежды мало… А у вас что?       — Давида культисты помучили. Он в реанимации сейчас.       — Что-то серьёзное?       — Не знаю, мне ничего не сказали.       — Наверное, думают, что ты уже ушёл.       Они замолчали.       — Наверное… если мама выздоровеет, то попытается заплатить тебе.       — За что?       — За спасение. За… услуги экзорциста.       — Мне отказываться?       — Если можете. У нас не так уж и много осталось.       Они опять замолчали.       — Спасибо, что спасли мою маму.       — Не за что.       — Вы так говорите, как будто это обычное дело, — Никита услышал шуршание и с нечеловеческими усилиями разлепил глаза. Пашка потягивался.       — Я уже привык за всю жизнь. Уже как семь лет экзорцист.       — Правда?       — Ага.       — И как, прибыльно?       — Не особо. Не советую.       — Я и не хотел.       — Хорошо, — молчание. — А зачем тогда в культ пошёл?       Пашка долго не отвечал, и Никита снова попытался открыть глаза. Парень устало смотрел на столешницу.       — У нас в квартире что-то живёт. Оно убивает маму.       Никита сразу всё понял.       Демонша.       — Я надеялся, что они мне помогут, но маме стало только хуже.       Пашка спрятал лицо в сгибе локтя. Начал чуть подрагивать.       Никита пытался использовать способность и узнать, что будет с его мамой. Он бы и хотел чем-то помочь этому парню, да вот пока не знал, чем. Положил руку ему на плечо и легонько похлопал.       — С ней всё будет хорошо.

***

      К четырём Пашка уснул, а Никита тихонько писал карандашом в своём блокноте. Составлял вместе слова на латыни и рисовал круги и руны. Ужасно хотел спать, но каждые пару минут тихо умывался холодной водой из крана и щипал себя за уши до боли.       Когда подумал, что удовлетворён своей работой, то приготовился аккуратно вырывать лист. Встал и поковылял по коридору. Всё ещё никого не было.       «408»       Он зашёл внутрь и увидел огромное количество аппаратов для жизнеобеспечения. Хрупкая женщина превратилась в мумию со всеми бинтами и загипсованными конечностями, швами на коже. Казалось, ей даже волосы удалили.       Никита вздохнул и сел на пол перед её кроватью. Тишину нарушало её быстрое сердцебиение и шум перекачки кислорода.       — Adiuro te, sanitatem. Fiat cor tuum…