Обескровлен.

      — Чего? — переспросил Никита, медленно и аккуратно засовывая ключи себе в карман, как будто от этого зависела его безопасность. Давид стоял перед ним, держа в обеих руках его счета на уровне своего лица. Видны только глаза, и экзорцист совершенно ничего не мог в них разобрать. В них не было никакого подвоха, это был прямой вопрос, не имеющий за собой ничего, кроме своего смысла.       — Счета. Ты их не оплачиваешь, к тебе могут прийти и пожаловаться, что ты не платишь. Уже почти две недели прошло, если уже не прошло. И я понимаю, что ты все эти дни не занимался работой, поэтому вряд-ли сможешь оплатить, и я хотел бы предложить свою помощь. Хотя бы в плату за то, что ты спасал меня много раз и… — Давид хотел сказать «заботился, пока он был не в себе», но это слово было слишком смущающим. — И… — «ухаживал» — ещё хуже. — И…       — Я понял, — он так и стоял, не убрав ладони с ручки двери, совсем не шевелился. Давид понял, что лезет совсем не в своё дело, но вот так позволить тратить на него последние деньги не мог. В конце концов, пока он мог позволить ежегодное обслуживание своей машине, Никита мог днями голодать в особо спокойные дни. У него ещё и телефона нет, чтобы принимать новые заказы.       Никита наблюдал, как меняются эмоции на лице у Давида. Он снова спрятал лицо за бумагой и сложил брови домиком, явно о чём-то думал. Никита и сам размышлял.       — Слушай, это приятно, но я и сам справлюсь. Моя жизнь не так уж и плоха, как ты думаешь, — парень наконец отлип от двери и прошёл пару шагов в коридор, взял квитанцию из чужих рук. — Я сам справлюсь, правда, — он поспешил пройти мимо него. — Какао будешь?       Давид хотел бы возразить, но… ещё раз подумал, глядя ему в спину. Да, это было странно с его стороны. Предложить помощь. Он ещё не являлся частью Никитиной жизни, даже квартира об этом ему говорила: в ванной тревожно, уснуть он мог только из-за сильной усталости. Наверное, поэтому и не смог нормально заснуть вчера. В мире есть Демоны и магия, почему бы и такому не случиться?       — И себе сделай, — мягко сказал Давид, будучи весьма расстроенным. Уже не хотел ни о чём думать, просто сел за стол и стал слушать. Сердце у Никиты билось быстрее, чем обычно. Дышал намеренно ровно, как будто контролировал мышцы. Само тело немного напряжено, а движения резкие. Тут вдруг у него в кармане зазвонил телефон. Марина. Значит, Пашка принял неверное решение. — Я сейчас, — он подскочил и вышел из кухни. — Алло? Здравствуйте, Марина. Что-то случилось?       — Здравствуйте. Ещё раз извините. Мне право не удобно вам звонить.       — Ничего страшного, говорите.       — Да, конечно-м… Таки, беда у меня. После того, как Пашка утром опять ушёл гулять, он так и не вернулся. А уже вечер скоро будет, я так волнуюсь. Как бы не случилось чего…       — Не волнуйтесь, я найду его и верну домой. Вы в полицию звонили?       — Ой спасибо вам. Нет, нет, они же искать его не будут. Я к ним уже ходила, они и слушать не станут.       — Понятно. Ну, вы правда не переживайте, я сделаю всё возможное.       — Спасибо, спасибо. Вы такой хороший человек. Всем помогаете, — Давид усмехнулся бы этому, если бы это не было грустно.       — Я позвоню вам, когда найду его, — и положил трубку. Может, он грубость сделал. Вздохнул, положил руки на пояс, постоял, подумал. Потом потопал на кухню. Он уже хотел было сказать, что он должен идти, но Никита вёл себя слишком странно. Все шкафы открыты, а парень вывалил множественные крупы на пол и сам залез вместо них в шкаф. — Ты что делаешь?       — Термос ищу. Я отчётливо видел его в ведении, только не понимаю, к чему это, — Термос? Давид вдруг подумал, что Никита уже знал про этот звонок, и хотел налить какао в термос. Может ли это быть правдой? — Он полностью чёрный такой, с белой крышкой и фигнёй внизу. Не видел?       Давид вскинул брови. Почему он должен был видеть его в чужой квартире? Потом вдруг до него долетела одна мысль, которая переросла в идею. В прошлый раз, когда ему нужна была банковская карта, её забрали Тени и принесли. Может, он сможет ещё раз подумать, что ему очень нужен этот термос, и Тени его найдут?..       Парень прислушался, несуществующего звука не было в квартире, но он всё равно закрыл глаза и представил термос. Не знал, как именно выглядит, представлял с разными белыми рисунками, разных размеров. Никита смотрел, как Давид смешно стоял посреди кухни с напряжённым лицом и с двумя пальцами каждой руки у висков. Он выглядел так уверенно, что парень боялся что-либо спросить.       — Дав… — на него громко шикнули. Было странно, даже страннее, чем он сам, когда залез на нижнюю полку почти полностью.       Он открыл глаза и стал осматриваться по сторонам.       — Не сработало что ли? — он вышёл из кухни и стал осматривать коридор.       — Давид, ты контакт с инопланетянами установил? Что они сказали? — парень поднялся и…       — Я нашёл! Это сработало! Да-а! — Давид снова забежал на кухню, пару раз попрыгал с ноги на ногу, махая руками. В одной из них он держал чёртов термос.       — Что сработало? — Никита взял его и стал рассматривать на предмет мистических деформаций. Неизвестно, через что эта банка прошла и рядом с чем стояла всё это время.       — Я смог! Помнишь, ты мне рассказывал, что у тебя Тени карту забрали? И она у меня оказалась? Ну, помнишь?       — Да-да, помню, и что?       — Я усиленно подумал про этот твой термос, и Тени мне его принесли!       — Да ладно. Ты уверен? — Никита ещё раз внимательно осмотрел его. Ничего такого не было видно. А потом вспомнил, что термос сам по себе-то чёрный.       — А-а, я смог. Так, стой. Получается, они мне прислуживают, потому что я — воплощение одного из них?       — Это… звучит. Вполне может оказаться правдой.       Потом Никита налил молоко и насыпал какао в термос, сунул его в свой портфель и высказал своё желание пойти с Давидом.

***

      — А как он выглядит? — спросил Никита. В этот раз они почему-то шли пешком, хотя парень догадывался, почему это так. Вечер вокруг сгущался: уже включились уличные фонари, пусть небо было ещё немного светлым.       — Ну, обычный парень. Четырнадцать лет, то ли кудрявые волосы, то ли он не причёсывался никогда, — Давид был налегке. Он почти ничего с собой не взял, в кармане был телефон, а в другом — две карты. Проездной и банковская. — Скорее всего, будет с огромным сборником по подготовке к ЕГЭ по английскому. Или другому языку.       — М-м, ЕГЭ? Я так понимаю, это связано с его способностью? — вопрос застал парня врасплох. Он так мало про него узнал. То есть, даже ничего нового. А ведь мог узнать что-то про культ… Культ. — Давид?       — Я думаю, я знаю, что с ним случилось.       — Это хорошо, но ты так и продолжишь стоять на дороге? — Никита неопределённо протянул в его сторону руку, как будто указывал на душевнобольного, который случайно забрёл на стройку и тонул в свежем бетоне. Давид вернулся из своих размышлений в реальность и огляделся: стоял в нескольких метрах от тротуара, на пешеходном переходе. Лампа над его головой сменилась на красный.       — Ой, — он поспешил к Никите. — Так, это… Как бы… В общем, когда я в прошлый раз с ним беседовал, я… услышал, что у некоторых есть что-то. Судя по звуку, это была та штука, в которой очень много информации. Она была у нескольких человек, один из которых, скорее всего, услышал наш разговор. И я думаю, что Пашка мог бы действительно отказаться, но тот мужик с громадным мясом в тарелке мог похитить его для культа.       Они проходили по одной стороне дороги, и Никита постоянно внимательно осматривал светофоры. Причины он не озвучивал, а Давид не спрашивал, пусть ему было очень интересно, спросить не мог: всё ещё чувствовал вину за то, что постоянно лезет не в свои дела.       — Я видел светофор в видении, — пояснил он. — Моя проблема в том, что я вижу только образы, ничего о них не зная.       — Да? Интересно, что же они значат. Подожди-ка… — он остановился. — Как Дух Знаний не может чего-то знать о собственных видениях? Как ты ими пользовался до этого, а, Никита? — и голос звучал его так подозрительно, что даже сам Давид удивился. Он сам не хотел вкладывать в свои мысли и слова столько эмоций, которых не испытывал. Это выскочило как-то по привычке, наверное, он снова принял образ детектива.       — Говорю же, я мог медитировать. С этим навыком пропало и понимание того, что я вижу в голове, — он отвернулся и поднял голову. Светофор, на который привязана чья-то потерянная косынка. — Это то место, да?       — Ага, — они вошли в заведение. Никита был здесь впервые. И в подобных заведениях вообще. Здесь пахло полусырой картошкой и чьим-то антисептиком со спиртом. Никита поморщился, и от этого зачесался нос, маска немного сползла, и он быстро натянул её обратно. Что-то здесь было не так, в воздухе витало беспокойство, будто само место его отталкивает. Было понятно: он зашёл на чужую территорию.       Странно, что это место находилось в противоположной стороне от лесопарка. Их сеть под городом такая большая или они просто умеют телепортироваться?       — Не плати за меня, — вдруг сказал Никита и прошёл за стол, где вчера Давид сидел рядом с Пашкой.       Это было весьма неожиданно, но парню ничего не оставалось. Он взял себе чай с картошкой фри, сел за стол, напротив Никиты. Пока расплачивался, успел оглядеть каждого, кто сейчас сидел в просторном помещении. Большинство не местные, девушка с маленькой девочкой и мужик с мясом в тарелке снова здесь были. Имели при себе красную штуку.       — Что думаешь?       — Думаю, что еда здесь сомнительного качества. Больше ничего подозрительного я не вижу: ни табличек, ни плащей…       — Может взять тебе хотя бы чай?       — Хм… — он вдруг повернулся в сторону девушки, которая играла с маленькой девочкой, держа в руках маленькую пони. В голове пролетело знание — А я сам возьму. Будь готов ничего не слышать.       Никита поднялся и аккуратно зашагал в сторону кассы, оставив Давида в полном непонимании. Было нервно от того, что за идея пришла в голову.       — Здравствуйте, мне просто чай, — он осмотрел прилавок и за баночкой с зубочистками приметил стеклянный огонь. Он потянулся за ней рукой и достал одну. Из-за того, что несколько раз его пальцы были очень близки к стеклу, оно мигнуло настоящим красным огоньком.       — Да, конечно, — женщина засуетилась и поставила перед ним чашку.       — Большое спасибо, — он вернулся обратно к Давиду. Чай был слишком сладким и явно ненастоящим: сразу чувствуется обычная подкрашенная водичка с тонной сахара для вкуса. Парень смотрел на него непонимающим взглядом.       — Ты не заплатил…       — Это место, где тусуются культисты. И я подумал, что к «особенным» здесь особенное отношение, — вообще Никита сам не понимал, что делал. Это импульсивное решение родилось в голове совершенно спонтанно, как будто это была чужая мысль. Но оправдания генерировались в его голове моментально, это было единственной вещью, хорошо отлаженной.       — Ну ты даёшь, откуда ты вообще всё это узнаёшь?       — Не знаю.       Они пили чай и не говорили больше. Осматривались вокруг. Давид пытался услышать какие-то странные шорохи, которые могли бы подсказать, что им делать дальше. Если бы у него не было супер слуха, он бы пробрался на кухню и осмотрел бы всё своими глазами. Может, и нашёл бы что-нибудь, секрет, к которому давно не прикасались. А Никита почти ни о чём не думал. Смотрел на светофор, на то, как на нём развивалась косынка. Что-то она точно значила.       — О-о, смотри, на кровать похоже, — Давид протянул к его лицу свою чашку, на дне которой склеились мелкие чаинки. Образ кровати был очень натянутым, а, может, у парня просто не было воображения. — А у тебя что?       — Сейчас посмотрим, — он попытался залпом выпить оставшийся чай, это было сложно. Как Давид его так быстро выпил? У него на дне была странная россыпь, которая ни на что не была похожа. — Не знаю, что?       — Хм-м… — Давид взял его чашку и покрутил в руках. — Во, вот так акула какая-то, — повернул к нему. И правда акула…       — Да ты прирождённый гадальщик по чайной гуще. Осталось тебе узнать, что это значит.       — Блин, было бы интересно узнать.       Разговор не шёл. Хотя никто из них и не хотел его начинать: говорить в подобном месте, которое контролируют опасные люди, совершенно безумно. А учитывая, с какой увлечённостью они могут погрузиться в разговор, они забудут, куда и зачем пришли.       — Я не слышу его, он не здесь.       — Здесь есть человек, который вас слышал?       — Да, вон тот лысый, — он махнул головой, и Никита взял вилку с подноса Давида и стал рассматривать в ней этого лысого. Выглаженный коричневый костюм, прекрасно вымытая лысина. Он поднялся и стал относить свой поднос. Никита сразу узнал в нём пастыря. Страх пробежался по рукам, но он попытался успокоиться: он не знает, что они — тоже особенные. Хотя Никита не заплатил. Но никто в культе не знает лиц. Только овцы, пастыри знают. Но только своих овец.       Пока Никита был погружён в свои мысли, Давид успел среагировать:       — Я отнесу посуду, а ты иди за ним, — касание чужой руки до его плеча было как разряд тока: почему-то стало очень больно. Но Никита всё понял и поднялся, попытался неспешно и буднично выйти из дорожной столовой. Мужик медленно и грузно шёл в сторону огромной парковки, переваливался, как медведь. Вокруг темнело, местность освещали дорожные фонари, фары проезжающих машин и свет из столовой, медленно скрывающийся за спиной.       Никита старался не смотреть на мужика: у «особенных» остро развита интуиция. Она маскируется под способность, но всё равно всегда есть, у каждого, кого Никита встречал. Маскировать или скрывать своё присутствие он не умел, он ещё и не понимал, почему Давид послал именно его вперёд, а не сам пошёл. Хотя, у него суперслух, запросто найдёт из далека.       За сегодня Никита очень много думал. Это было бы и хорошо, если бы он не терялся в этих мыслях, не уходил бы в себя надолго. Что-то было не так, наверное, его тело уже начало своё разрушение. Что там по плану? Стопа, которую он неизвестно как потерял в своём последним путешествии в Астрале перед тем, как впасть в кому? Получается, скоро он не сможет ходить…       Без Давида быть в его среде — самое нервное, что могло бы случиться с Никитой. Слежка это не его, быть под прикрытием — тем более. Голова особо не соображала, он просто шёл за мужиком так медленно, как мог, но всё равно догонял. Они лавировали между машинами, стоящими на парковке, а потом свернули в лес. Это была уже настоящая дикая природа: никаких дорог или беседок, сплошная высоченная трава и низкие ветки, которые лезут в лицо.       Здесь вообще ничего не разглядеть: свет от человеческих штук закончился, теперь открыты глаза или закрыты разницы нет: везде темнота. Парень больше старался ориентироваться по звукам, но и в этом Давид был бы лучше.       Тут чья-то ладонь коснулась его руки, Никита в страхе обернулся и хотел инстинктивно вскрикнуть, но второй рукой ему закрыли рот.       — Ш-ш, это я, — сказал шёпотом знакомый голосок. — Знаю, напугал, извини. Громко не говори, тут всё слышно, — он медленно убрал от него руки и выпрямился: его тёмный силуэт как-то странно вырос, как будто Давид стоял на возвышенности. Ещё на мгновение ему показалось, что глаза у того светятся, но это, наверное, из-за прошлой ночи.       — Ты чего так долго?       — Я от начала парковки с тобой шёл.       — Серьёзно? Я вообще тебя не видел и не слышал.       — Да, я заметил, извини, — они шептались за деревом, в которое Никита вжимался всей спиной, а Давид удерживал его за плечо. И было это так естественно, что никто из них этого не замечал. — Продолжим после того, как он отойдёт по-дальше.       Никита смотрел на его тёмное и непонятное лицо: совсем ничего не разобрать. Знал только, что парень прислушивался. В шагах, которые он отчётливо слышал, было что-то очень странное. Мужик шёл по тропке, которую было сложно потерять в траве. Парень пытался запомнить эту тропинку. Когда мужик был уже в нескольких десятков метров, Давид взял Никиту за руку — в темноте промазал и схватился за рукав — и аккуратно повёл.       Никита сейчас ощутил кое-что очень важное: Давид действительно в темноте ориентируется лучше него. Наверное, по своим же шагам определяет, куда ему нужно двигаться потом. А он сам как будто плыл в трясине, всё за него цеплялось, а он не понимает, откуда это всё взялось и куда всё это уходит. Ступал аккуратно и медленно, пока Давид тянул его вперёд за рукав. Да и так уверенно, что даже страшно становилось. Хотя и без этого страшно было.       Никогда ему не полюбятся подобные занятия: преследование кого-то в тёмном лесу. Уж лучше в городе, где, если что-то случится, можно попросить кого-то скорую вызвать. Да и эта мысль могла потеряться в его голове среди страха перед чужой смертью.       — Он исчез.       — Чего? — переспросил Никита, когда они остановились.       — Я его не слышу. Он не останавливался, ничего не делал, исчез просто.       — Так, веди меня к тому месту, — они направились дальше, огибая деревья и кусты. Трава становилась выше, ветки почти его не касались, скорее всего, их Давид держал.       — Вот тут, — они остановились. Здесь было место без деревьев, свет с неба совсем немного сюда проникал. По крайней мере было видно — где трава, а где дерево. Никита подошёл к одному и нащупал ветку, отломал её. Нужно было сосредоточиться… — Офигеть!       Синее пламя озарило небольшую полянку. Давид смотрел на него, как будто видел девятое чудо света. Действительно был поражён. Это же была настоящая магия! Красный огонь, конечно, выглядел более естественным, поэтому особых эмоций не принёс, а вот синий… Он был таким красивым.       Никита стал осматриваться, пытался разглядеть что-нибудь мистическое. Руны, странные слова на другом языке, какие-нибудь остатки магии.       — Офигеть… Ты типо маг огня?       — Что? Нет… Нет, я… Я просто из тех «особенных», которые умеют делать огонь?..       — Круто, — лишь и сказал Давид поднося к синему огню другую палочку. Её кончик тоже вспыхнул, но потом превратился в обычный, оранжево-жёлтый огонь, который намного ярче освещал всё вокруг. — А почему у меня такой?       — Потому что это волшебный огонь, он горит только там, где я ему скажу. А у тебя обычный огонь.       — Блин, ладно. Зато у меня ярче.       Этот огонь быстро гас и вскоре совсем потух, поляна снова опустилась в голубые сумерки. Никита хихикнул, в темноте, за маской, не было видно его морщинок в уголках глаз.       — Да блин… — Давид с разочарованием опустил палку и уже хотел её выкинуть, как и она тоже зажглась. Синим пламенем. Оно было необычным, полу-прозрачным, Давид улыбнулся лицу Никиты, которое видел как будто через синее стекло. — Спасибо.       Давид отвернулся, стал прислушиваться: вокруг ничего на его голову не давило. Ни отдалённый шум машин, ни говор людей, ни шелест веток и листьев. Что-то очищающее исходило из этого синего огня, он избавлял воздух от шума. В один момент, когда он сделал шаг, огонь потух, парень застыл. Стал смотреть на палку.       Её скрипа не слышал, никакого огня не слышал, очищение теперь исходило только от Никиты. Детектив присмотрелся: палка укоротилась. Решил преподнести её к своему лицу, чтобы рассмотреть по-лучше, но вдруг показался огонь. От страха перед вспышкой он отшвырнул эту чёртову палку. Она исчезла где-то высоко над его головой.       — Да что тут происходит? — спросил он, отходя назад.       — Что ты сделал? Я не чувствую огня, но он вроде не потух… Давид? Ты что-то видел? — Никита подошёл к нему и аккуратно положил руку на плечо.       — Я… Я не знаю. Огонь сначала исчез, потом появился, я кинул её туда, и она тоже исчезла, — показал пальцем в часть леса перед собой.       — Так, понятно. Давай я схожу проверю, — Никита набрался смелости и стал двигаться вперёд. Страх поигрывал под коленями. Откуда эта смелость взялась, он не понял.       — Постой, я с тобой, — парень почувствовал тёплое плечо рядом. Стало спокойнее, но не намного, всё равно было страшно. Ничего не знать ему совсем не нравилось, нужно было скорее выяснить, что тут происходит. Может, их уже заметили и держат на мушке.       Они шагнули за невидимую черту, огонь потух, полетел арбалетный болт.

***

      Уже за несколько сотен километров от того города Саша понял, как много он там оставил. Это дело было не закрыто — вот, что говорила следователю чуйка. Даже не говорила, кричала в уши, била в барабаны, он и сам бы хотел вернуться, во всём разобраться. Игнат не был убийцей, он сознался только для того, чтобы защитить культ, в котором состоит. Вероятно, они всё равно продолжат убивать, спланированно или нет, оставляя обескровленные тела на улицах.       Общественность наверняка взорвалась от того, как быстро убийцу поймали. От того, что он ничего внятного не сказал про то, как забирал кровь. Может, его сочтут за сумасшедшего, и отправят на лечение. Но этот мужчина был… не был преступником. Он не подходил под образ, который Саша вывел из почерка преступлений.       Скорее всего: нелюдимость, скрытность, недолюбливание людей; как живых, так и жертв. Одновременно ненавидит всех до такой степени, что хочет убить, но не может отнять чужих жизней, из-за совести. Такое биполярное поведение, которое следователь предположил, может означать, что убийца по-настоящему душевно болен, либо же группа убийц имеет в себе не озвученные разногласия. Такого бы Саша сразу узнал, и это точно не Игнат. Он здраво мыслил, иногда не выбирал выражения. Следователь никогда не видел, как мужчина связывался бы со «своими». Да, был тёмной лошадкой, но не кровопийцей. К тому же, после своего выпада с похищением Давида, настоящий убийца залёг бы на дно. А Игнат пришёл на работу.       Следователь скоро приедет в следующий город. Он не мог по-настоящему закрыть это дело с культом, в нём столько недосказанностей, которые всё только усложняют, а полковник Вааль…       Его вдруг осенило. Мужчина знал, что сейчас нарушит правила, но взял телефон во время вождения и стал печатать сообщение:       «От: Руда       Серый, я бы на твоём месте был осторожен с полковником       Я думаю он имеет тёрки с культом       И что кошмар с убийствами ещё не закончился»       Это могло бы объяснить то, что полковник отказал в захвате логова культа в лесопарке. Здравомыслящий человек хотя бы забеспокоился по поводу того, что где-то всерьёз мучают людей. Это могло бы объяснить, что жертв никто не ищет. Наверняка кто-нибудь уже подавал заявление. Это могло бы объяснить то, как быстро замялось дело. «Замялось» имело самый прямой смысл.       «От: Домер       Понял тебя       Ты тоже будь осторожен       Он избавился от твоих фотографий в курилке поздно ночью       Тебе сообщать всё самое интересное?»       «От: Руда       Конечно       Тебе надо было в журналисты»       «От: Домер       Ага, а тебе в балерины»       На это мужчина только с лёгкой улыбкой отбросил телефон на соседнее сиденье и устремил взгляд на дорогу. Мимо пролетали деревья и редкие населённые пункты.       В округе одной базы отдыха была найдена растерзанная туша лося. Самое интересное — человеческие следы зубов на остатках и костях, подошвы обычной женской обуви. Саша не имел никакого представления, как ему теперь скептически относиться ко всем странным делам, как бы это не сказалось на его продуктивности.

***

      Никита зажмурился. Это был рефлекс. Он видел в нескольких метрах человека с арбалетом в руках, он видел летящий болт, выпущенный прямо в его лицо. Подумать не успел, сначала зажмурился, потом уже испугался.       — Нет! — крикнул Давид, и парень открыл глаза, очень широко. В груди сердце бешено колотилось, было даже больно. Левая рука Давида обхватила его со спины, прижимая к туловищу, а правая ладонь дрожала в воздухе. Тёплый выдох близкого лица нагрел его собственную щёку.       Кровь.       Выставленную вперёд ладонь Давида пронзил болт, и по тыльной её стороне начала течь кровь. Серое и красное пятно наконечника смотрело в глаза Никите так пристально. К горлу подступил ком, и вдруг сознание вышло из шока и слоумо, всё вокруг завертелось.       Никита не понял, где он. Руки Давида обвили его, опрокинули на землю. Увидел, как стрела исчезает над ними будто проходя через стену водопада. Невидимая занавеса — вот, что это было, прекрасный способ для засады.       Сильные руки прижали к себе крепче, Никита даже удивился этому подсознательно. Наконечник арбалетного болта напряжённо пролез между рукой и боком туловища. Чувствовалась смерть, исходящая от него. Такая шокирующая и леденящая.       Давид помчался вдоль этого барьера по лесу. Никита смотрел, как группа людей с красными фонарями удалялась. Из-за деревьев к ним стали выползать Тени, так стремительно, будто цунами из дёгтя накрыло этот район, поглощая всех своей тьмой. Его качало как будто по волнам, Давид умело лавировал между деревьями, словно волк. Воздух легонько трепал его волосы и щёки, оглаживая. Как будто он мог успокоиться.       — Мать вашу… — прошептал Никита. Вдруг понял, как именно его держат: собственное положение долго не мог понять. Левая рука Давида была под коленями, а правая — под спиной. Сам он был сбоку относительно тела самого Давида, ему вообще удобно? Как он его не роняет? Никита боялся даже дышать, не мог шевелиться, не хотел рисковать и смотреть в чужое лицо. Хват у Давида был крепкий, уверенный, сколько прикосновений от него он не пережил, такого ещё не чувствовал.       Как он испугался. До сих пор не мог думать ни о чём другом. Смерть. Сейчас он действительно мог умереть. К чёрту судьбу и удачу, он хотел вцепиться в Давида и понять, что это всё была галлюцинация, которых он повидал не мало. Поэтому и знал, что не галлюцинация. Всё реально. Смерть материальна, и она играется. Это был простой спазм сосудов из-за стресса, но Никита чувствовал, как чьи-то холодные пальцы сжимают его голову, и весь он начинал дрожать, как его руки немеют от этого могильного холода.       Неизвестно, через сколько времени Давид остановился. Он сделал это медленно и мягко, их даже не качнуло. Аккуратно опустил парня на землю, за руками как будто тщательно следил, болт почти никак его не коснулся. Взгляд приковали яркие белые глаза. Они моргнули, Никита отпрянул. На секунду ему показалось, что перед ним настоящая Тень.       Давид стоял в темноте леса, полностью был частью этой плотной чёрной массы вокруг. Глаза, казалось, печально на него смотрели. Было так страшно, Никита всё делал неуверенные и медленные шаги назад. Должен был упасть, но Давид схватил его за руку прежде, чем парень вообще понял это. Тёплая. Живая. Рука крепко держала его.       Ну да.       Это же Давид.       Не Тень.       — Как рука? — аккуратно и почти тихо спросил Никита, боясь собственного голоса. Вокруг была такая ощутимая тишина, она стелились по волосам на руке и заставляла из встать дыбом.       — А? Да, нормально… — голос Давида был странным, как тогда ночью, но спокойным. Говорил он, как бы сказал обычно, в воздухе немного звенел неожиданный бас.       Никита потянулся к земле, нащупал очередную палочку, попробовал зажечь её. Получилось не с первого раза, да и пламя сначала было неуверенным и очень мелким. В синем свете Никита ужаснулся тому, что увидел. У Давида проткнута не просто ладонь…       Средний палец словно гвоздём был приколочен к ладони. Болт держал его между двух фаланг. У Безымянного пальца разодрана кожа и плоть, кость внутри тоже просвечивала белизной через алую кровь. У Никиты помутнело в глазах и закружилась голова. Этой рукой он ещё умудрялся держать его.       Свободной рукой Давид взял его за плечо, стал вести куда-то. Ветка с огнём чуть не выпадала из его руки. Он сел на какое-то бревно, вытер ладонью пот со лба и пригладил влажную чёлку. Прошептал:       — Твою мать, что это вообще было?       Цензурных слов не хватало, но ему было слишком плохо для этого. Парень еле дышал, слюна скапливалась на нижней губе, иногда капала в траву. Раздался хруст ветки, поднял голову.       Давид отломал наконечник болта, стал вытаскивать его деревянную часть с длинной стороны. Никита закрыл глаза и опустил голову: смотреть на это не хотелось, даже звуков уже достаточно. Его мутило. Руки немели. Скорее всего, через пару минут стошнит. Может быть, ещё позже он потеряет сознание.       — Всё нормально, — сказал вдруг Давид. Он присел рядом и взял в левую руку ветку с огнём. Никита с трудом посмотрел на него. Обычное гладкое лицо выступило в свете. Никакого лика Тени. Просто знакомые остатки улыбки на щеках из-за живой мимики Давида. Глаза немножко сверкали.       — Да, ага, да, — он отвернулся. Опустил лицо в ладони. И что им делать? Потерялись в лесу в попытке найти какого-то парня, следуя за участником культа, который этого парня и похитил. Как же смешно. На что они вообще надеялись?       Пустота и усталость в теле каким-то образом уживались вместе с огромным количеством эмоций и адреналином. Никита тщательно пытался сдержать дрожь, но она всё равно накрывала его волнами, иногда с головой. Давид сидел рядом и что-то говорил, но парень особо не вслушивался. Его голову поглотили мысли и картинки. Их могут найти, догнать, и тогда у них будут большие проблемы. Может быть, его снова попытаются убить, может, он накручивал себя, но был точно уверен, что если культ их найдёт в этом лесу — смерть. Быстрая, может, болезненная. А потом его заберут в логово и превратят хрен знает во что. Может, в Лешего.       Леший.

***

      Пашка писал буквы. Много.       Он никогда ещё не ощущал, что ему не нравится работать с языками. Он такую ненависть к ним испытывал. К ним и к тому, что может их понимать.       Когда его привели, он думал, что это тайное собрание, которое организовали только для его учений. Но его еле выпустили, когда он жутко хотел в туалет, а домой вовсе не позволили пойти. Теперь темнота скрытая за красными капюшонами была пугающей, а личная ручка в руках обжигала кожу.       Рука устала от этой бесконечной писанины, он уже пальцев не чувствовал. А на его вопросы ему отвечают «Время не пришло» или «Ты обязан быть тут, потому что фермеру так сказал огонь». Какой к чёрту огонь? Что за фермер? Пашка просто хотел быть полезным, а не быть в заложниках. А самое пугающее, так это наличие оружия у одного из красных. Его высокий рост не мог скрыть даже плащ, из-под его полов выглядывали чёрные женские сапоги. Это было так странно, увидеть женщину в этих балахонах совсем не представлялось возможным.       Но Пашке не давали об этом думать, постоянно напоминая о листках под его руками.       Угрожали болтом арбалета. Он был современным, не старомодным и огромным, как из фильмов. Компактный, женщина могла держать и размахивать им перед его лицом с лёгкостью одной рукой. Его корпус с чёрным лаком иногда поблёскивал в красном свете. Болт был один, заряжен в арбалете, никаких запасных не было на перезарядку. Значит, если ему вдруг хватит смелости сбежать, ему просто нужно будет как-то пережить выстрел. Книгой прикрыться?       Тут один из красных подошёл к женщине и стал шептать. Слова до парнишки почти не доходили.       «Время» — только и всего он услышал.       Пашка взял новый лист. И заметил на нём печать, небольшую: «N-ский завод бумаги, ул. Жи…». Это был первый лист из пачки, которую купили культисты, почему-то Пашка старательно пытался запомнить адрес. Он мог бы куда-то его записать, если бы никто не смотрел.       Он поднял глаза и увидел, как двое красных силуэтов скрываются за дверью. Что было за ней разглядеть не успел, но теперь парнишка был один на один с женщиной, в чьих руках качался заряженный арбалет. Она сидела на стуле рядом с дверью и явно внимательно за ним наблюдала. Повисла такая тишина на мгновенье, перед тем, как Пашка начал писать, что он даже услышал тиканье часов. Наверное, они были на руке надзирательницы.       Он переводил лист с новыми заклинаниями для пробы, когда она будет — неизвестно. Ему почти ничего не сказали, парнишка сам понял это по тому, что ему нужно переводить. Его используют, наверное, только из-за времени, потому что сидеть со словарём и прочим очень долго даже для одного заклинания. А из-за способностей Пашки дело, конечно, пойдёт быстрее.       Сейчас он размышлял параллельно о том, как было бы замечательно, если бы он мог активировать эти заклинания. Он неоднократно видел, как слова читались, и происходила магия. Самая настоящая. Сначала он не понимал, зачем ему переводить странные стишки, но потом…       Когда увидел, как те, кто пугал его всю жизнь и заставлял не появляться дома, страдают…       Нет, он не был злым. Или плохим. Или каким-то там ещё, ему просто было страшно, и когда он понял, что помогает другим бороться со страхом… То почувствовал себя на своём месте.       Даже под надзором арбалета он иногда умудрялся забыться в своей стихие и быть собой. Не надолго.       Потом вдруг в помещении стала мигать итак неяркая лампочка. Она делала это и до этого момента, и парнишка бы не обратил на это внимание, если бы женщина не вскочила со своего места. Арбалет болтался в её руке, а потом стал смотреть в дверь. Женщина отходила влево и прижалась спиной к боковой части шкафа с его рукописями.       — Что происходит? — спросил Пашка и мигание прекратилось.       Женщина подняла палец к месту, где должны были быть губы, а потом снова мягко и тихо обхватила обеими руками арбалет, наставленный на дверь.       Пашка ничего не понимал. Он тоже напряжённо смотрел на дверь, совершенно забыв про то, что писал. Что-то происходит же, да? Почему ушли те двое участников? И кто сейчас должен появиться из-за двери?       Разумеется, никто ему не ответит, он вслух и не задавал вопросов, просто прикованный неизвестной силой смотрел на эту дверь. Она молчаливо стояла. Не двигалась. Никакие шорохи не нарушали тишину, Пашка даже хотел было спросить, что же тут происходит, но вдруг раздались шаги.       Тяжкие. Гулкие. Глухие.       Казалось, это и не шаги вовсе, а просто кто-то ставит, поднимает и ставит какое-то ведро с водой на деревянный пол. Аккуратно и мягко. Громко и гулко.       Шаги становились громче, и тогда у мальчика в груди разлился страх. Его тепло заставило сердце биться быстрее, оно звучало в голове и пульсировало под пальцами. Окружение впилось в ощущения иголками, он не мог пошевелиться, вжался в стул больше из-за рефлексов, чем из-за реальной веры, что это его спасёт.       Дверь стала открываться, и в помещение вошли двое парней. Один в маске и белыми волосами уставился прямо на него, а другой за его спиной — на женщину с арбалетом.       — Давид, я нашёл его, — он подошёл ближе, упёрся руками в стол и нагнулся к нему: — Ты же не хочешь здесь находиться, верно? Пошли с нами.       Пашка разглядел темноту за его волосами. Половина его лица была чернющая, как будто на неё намазали самой тёмной краской на свете. Единственный видимый глаз смотрел на него уверенно, почти требовательно, но потом почему-то смягчился.       — Мы вернём тебя домой, — сказал знакомый голос детектива, которого парнишка не сразу узнал. Он выглядел напряжённо.       — Ага… — он встал из-за стола и особо не понял, что ему делать. Женщина как будто совсем не собиралась стрелять в них и тем более защищать его, она, скорее, защищает сама себя вместе с рукописями. Парень в маске схватил его за руку, совсем не сильно, просто взял в кольцо пальцы, и повёл к выходу, а потом — по коридору.       Детектив остался на пару секунд позади, кажется, он что-то сказал, но Пашка не был уверен.       — Давид, не отставай! — крикнул парень в маске и обернулся, детектив уже бежал к ним, закрыв за собой дверь в помещение. Пашка не совсем понимал, обычно по коридорам в убежищах культа всегда сновали люди, а здесь командовала сплошная пустота и тишина.       — Тут никого нет.       — С нами же Леший, понятно, что нету никого.       — Нет, в смысле, вообще никого. С самого начала, как мы приблизились, я никого не слышал, — детектив поравнялся с ними, и парнишка увидел, как что-то тёмное болтается на его правой руке. Они вместе бежали по пустому коридору, холодное кольцо пальцев держали за запястье свободно, как будто совсем не затянутые наручники.       У Пашки была лёгкость под коленями, он бежал так свободно. Это был адреналин, но его познания в биологии или чём-то таком не позволяли об этом знать и даже догадываться. Он особо ничего не понимал, но ему было понятно, что придётся вернуться домой. Уже надолго.       А он так ничего и не добился.       Не заставил никого себя слушать, не помог маме.       — Осторожно! — крикнул детектив и дёрнул второго парня назад за шиворот. — Нам нельзя туда идти!       — Почему?       — Там… — он ненадолго замолчал, завис с пустым взглядом. — Не знаю, что-то странное. Мы не можем там пройти, надо поискать какой-то другой проход.       Пашка смотрел в странный коридор перед ними, редкие лампочки встречались почти на каждом перекрёстке и каждые несколько метров, а там совсем темнота.       — Хорошо, пойдём искать другой проход, — парень в маске двинулся назад. Они снова блуждали по коридорам, пока Пашка думал про ту женщину, которая осталась в их глубине, где-то там.       Будет ли всё с ней хорошо?       Страшно ли ей?

***

      Давид выкинул кусок ткани и какую-то дощечку в мусорку возле своего дома. Никита прошёл немного дальше и приземлился на скамейку. Его порванный рукав и грязные руки развалились по её спинке, и всё тело болезненно расслабилось. Он всё думал про то, что почувствовал, когда говорил с тем пацаном.       Никита сразу заметил — или почувствовал — что он не хочет возвращаться.       — Тебя обижает мама? — спросил он тогда.       — Нет, — был ему ответ. — Это мою маму обижают.       И слова его засели в голове надолго. Давид поднялся к квартире без него, но даже через несколько этажей Никита чувствовал какую-то странную энергетику. Что-то правда было не так.       — Ох, — Давид уселся рядом, правда, больше плюхнулся, как старый дед. — Вот это денёк, да?       Ночной город светил в них неяркими огнями магазинов и высоких офисов. Им не было известно, сколько сейчас времени, может, уже настала суббота, а может ещё длится и тянется пятница. Возле дома Давида было светлее, чем у забитого подъезда Никиты. Больше чувствуется современность, прямо перед домом парковка, немного поодаль довольно большая детская площадка, рядом магазин и автобусная остановка.       Давид настоял на том, чтобы они поехали на автобусе. Никита настоял на том, что хотя бы разок в жизни — уже не раз — можно проскочить зайцем.       — Да вообще, — у Никиты всё болело. И ноги, и спина, и руки. Сегодня он, по ощущениям, почти ничего не ел и не пил, кроме какао, которое просто не лезло в его горло. Чуть не стошнило, зато у Давида как будто сил прибавилось. Рюкзак с термосом и ещё много чем лежал рядом и никак не тяготил плечо, хотя было ощущение, как будто он в него схватился и не отпускал. — Как рука, уже зажила?       — Да, но пока не чувствую ничего, — Давид выпрямил перед ними ладонь и пальцы. В крови и грязи, но, кажется, никаких костей и мышц не было видно. Ран тоже не было. Сил тоже не было, Никита просто кивнул, и промычал что-то неопределённое и откинул голову назад.       Мир вокруг немного закружился от такого резкого движения.       Внутри была только истощённость. На его тело накатила такая лень, что, не будь с ним Давида, он бы завалился спать прямо здесь. Хотелось есть, но одновременно и не хотелось.       — Ха-ха, — усмехнулся он при мысли, что сегодня мог умереть.       — Чего?       — Да, так, ничего.       Они просидели так ещё некоторое время. Такая тишина была не особо новой изюминкой их времяпровождения, но в ней чувствовалась недостаказанность или что-то похожее. А может, они просто устали для всего этого. Хотелось есть и спать, но ни один из них, на самом-то деле, не был готов к тому, чтобы работать руками.       — Ладно, — Давид тоже откинул голову назад и раскинул руки, как Никита. Небо вверху было почти ясным, ветер шептал, что там не было облаков. Всякие шумы его слух не беспокоили, он закрыл глаза и полностью отдался ритмам Никиты. То, как лёгкие тяжело и спокойно поднимались, как сердце качало кровь и делало «ту-дум-ту-дум», успокаивало. Это странно, но так и было.       То, как сокращались уставшие мышцы…       С болью.       Давид чувствовал боль в Никите и на себе одновременно. Он поднял голову и взгляд. Лицо у парня было каким-то страдальческим, наверное, вся эта беготня выжила из него все силы, даже больше, чем у него было до их небольшого приключения.       — Можешь переночевать у меня, — вдруг сказал он и отвернулся, чтобы парень не почувствовал давления. Слова звучали легко.       — Да не, я дойду до дома как-нибудь, — на самом деле Никита почти не думал над его предложением, отказаться было легче. Согласие означало бы, что нужно вставать.       — Я настаиваю. Я и так у тебя задержался, ты мог бы хорошо отдохнуть у меня, — через несколько секунд он добавил: — У меня есть приставка и попкорн.       — Я запомню, но приставкой и попкорном меня не купишь. Я не так-то прост.       — Солёный.       Никита представил, как засыпает под страшилку и просыпается со скримером, случайно подбрасывая тарелку с попкорном. Он почти согласился.       А потом согласился.