Обескровлен.

      День наполнялся водой и грустью. Эта среда была поистине дождливой, на улицах был чуть ли не потоп, погода вовсе стала ухудшаться, хотя синоптики говорят, что к концу недели будет всё хорошо, как в воскресенье. Сейчас совершенно не верится, что тучи имеют хоть какой-нибудь конец: то в лужу наступишь, то споткнёшься обо что-нибудь в потёмках в квартире и даже не сразу сообразишь, обо что именно.       Вообще работа следователя сама по себе сложная. Но для Александра самым сложным было сообщить родственникам жертвы о гибели человека и присутствовать при опознании тела. Особенно тяжело находиться с трупом в одном помещении, если это тебе нужно опознать.       До этого дня он и не подозревал, как это тяжело — быть тем, кто получает столь ужасную новость. Обычно он пребывал в каком-то позитивном здравии, радовался всему, каждой мелочи, потому что в большей части его жизни — работе — очень мало положительных вещей. А чувство превосходство от того, что ты поймал негодяя, уже давно сошло на нет. Теперь все мысли занимало «виноват, пойман — хорошо, можно и отдохнуть».       Всё это выматывает. Стоя перед чёрным мешком, он мечтал, чтобы всем показалось, что там был он. Чтобы там оказался кто-то другой. Преступник забрал такого светлого человека, который за всё немногое время успел полюбиться даже сестре Серёжи. А она — та ещё штучка. Пусть они и перемолвились парой слов, когда она училась брать отпечатки.       От странного запаха тошнило. От этих тёмных стен тошнило. От одинокой лампы и холодного железного стола тошнило. От осознания того, что никто ему сейчас не поможет, от мыслей о том, что преступник так странно убивает кого попало, от ощущения в затылке — от всего тошнило.       А мысль, что ярче всех сияла дырой в тканях мозга, была о том, что все жертвы погибли ни за что. И всё внутри бьётся от отчаяния, ведь Давиду пришлось умереть за эту истину. Пусть он и не знает, но принёс важную зацепку. Теперь уж точно нужно запирать всех по домам и сообщать о любых шорохах в районах, где идёт дождь. А может… он хочет придать важности… и всё вокруг — только фарс…       Саше не нужно было открывать мешок. Он уже видел тело своего старого друга, но вскоре снова взглянул на его абсолютно белое лицо, на котором совершенно точно часто появлялся здоровый румянец, и светилось своё маленькое солнце. Всё его лицо так переменилось, что если бы не такие тонкие и малозаметные черты, никто бы его не узнал…       Губы посинели, кожа была прозрачной, показывала какие-то изгибы внутренних тканей. Глаза широко распахнуты и непривычно выпучены, точно прямо сейчас выпадут. Волосы необычно прилизаны, до сих пор были мокрыми и завивались во всё ещё неестественных кругальках. Лава в глазах померкла и застыла, она больше не несла жизни по его венам.       — Да, это Давид Роменский.       Руда закрыл глаза…       И не захотел их больше открывать…       Кто же знал…

***

      Этой ночью Саша не спал и, когда был обед, отправился домой. Там он решил подумать, в кабинете было так неуютно, что он не мог ничего осмыслить. Воздух как будто не освежался несколько тысячелетий, пыль обрела разум и захватила все поверхности, а дом был… домом. Единственным островком безопасности во всём этом, казалось, хаусе. Пусть он и понял, что не был.       Внутри было всё так же темно, зонт раскрылся в прихожей, разнося мелкие брызги по воздуху, и из-за него показался следователь. Его форма была мокрой, а лицо — угрюмым. Под стать всему вокруг. Каждый из предметов в квартире погрузился в темень, выставляя свету только те поверхности, которые могли бы быть различимы. Остальные прятались от влаги и страха, и оно было и понятно. Сейчас каждый человек в городе начнёт прятаться.       Александр опустил зонт на пол и прошёл в квартиру, на ходу снимая с себя осеннюю одежду. Кто мог подумать, что в начале лета нужен будет шарф? Это даже смешно. Только форму он повесил на своё место, чтобы лишний раз не тратить время.       А после начал думать. Первой жертвой без крови была продавец киоска. На её теле нашли множество ожогов разных степеней. Лицо было чистым и нетронутым. Мертвой её нашли к полуночи ещё в понедельник. После была блондинка-инвалид, её время смерти было установлено с относительной точностью — от часа ночи до двух во вторник. На её одежде была обнаружена дождевая вода с высоким содержанием пыли. Это был перетёртый и сильно измельчённый рубин, так сказала лаборатория. Затем вечером того же дня… — он сглотнул. — было найдено ещё два обескровленных тела. Алексей Киселёв и… Давид Роменский. У обоих была та же вода с рубином на одежде.       Следует сделать вывод, что каждую ночь преступник убивает сразу два человека. Если посмотреть по карте, то ларёк и квартира девушки — женщины — находятся сравнительно близко, а двое мужчин и вовсе погибли в одном месте. В личных вещах не было ничего примечательного, если не считать железную коробку из кармана Давида, которую не получается открыть, но вряд-ли им что-то подбрасывают.       Чем жертвы отличаются друг от друга? Первая пара — женщины, вторая — мужчины, можно сделать вывод, что следующие две жертвы будут женщинами. На теле первой были ожоги, на одежде остальных — вода с рубином, наталкивает на мысль, что женщина из ларька не входит в круг жертв этого преступника, но это, скорее всего, неправильно, потому что и у неё нет крови. Да и если не считать её в этой цепи, то получается, что этим вечером будут убиты трое человек, а не двое.       Известно, что у второй жертвы был свидетель. С точностью предполагать, что это был Никита Берг нельзя, но одновременно он — единственный из телефонной книжки Кати, чей телефон был вовсе выключен. Это странно, если учитывать его работу.       Саша поморщился: «Просто шарлатан».       Давид просто выполнял свою работу. И самое обидное то, что он уже не расскажет ничего. Наверняка сейчас он бы снова следил за кем-нибудь, работал «три-два». Спешил бы вечером домой, потому что ему сказали быть осторожней.       Саша снова зажмурил глаза. Рухнул на диван, опуская лицо в ладони.       Сквозь пальцы просачивалась солёная вода.

***

      Мозговой штурм дошёл до того, что Саша стал печатать на нескольких десятках листах карту города и раскладывать их по полу. Тонкие стаканы он поставил на места ларька, дома Кати и подворотни.       Сейчас в принтере ещё оставалось несколько листов — это область города, маленькие деревеньки и туристические места. На фоне трындели телевизор и полуденные новости, которые Александр никогда не смотрел. Да никакие новости по телевизору не успевал посмотреть из-за работы. Собственно, и сейчас не смотрит.       — Несколько часов назад пришло сообщение, что поезд дальнего следования, в нескольких километрах от города, сошёл с рельс из-за возгорания, повлёкшего за собой взрыв. Пострадавших около ста человек, несколько находятся в тяжёлом состоянии, двое погибли. Спасатели до сих пор ищут людей под обломками…       Александр слушал вполуха, из-за усталости залип на то, как равномерно выезжают из принтера готовые листочки с напечатанной картой. Он думал о том, какая же закономерность в этих преступлениях, и невольно стал зависать, смотря в одну точку. Очень сложно делать предположения, когда из звеньев цепи у тебя два бракованных. Одно с ожогами и инвалидностью девушки, другое с абсолютно одинаковыми здоровыми мужиками, которые могли просто по случайности оказаться не в то время не в том месте.       И от этого мозг кипел, потому что не мог ничего понять и предположить. А моральное состояние и установленные работой приоритеты трещат по швам, потому что сейчас нужно лишь ждать нового преступления. Это просто ужасно, как будто убийцей является сам Саша, как будто ему это нравится.       Опрокинув в себя целый стакан воды, он решил убрать стаканы, стоящие на куче бумаги, и просто обвести маркером, а потом и соединить линией места. Если это сделать, то будет обычная ломанная линия, никакого одержимого рисунка или ещё чего. Абсолютно непредсказуемый преступник.       «От: Домер       Саня, я уже выхожу»       «От: Руда       Захвати транспортир»       «От: Домер       Это что?»       Александр усмехнулся и закатил глаза, с ощущением шутки выключил телефон, делая вид, что не успел прочитать. Но потом всё же отправил фотографию из интернета…       И только он понял, что улыбнулся в первый раз после того момента, как тут же эта улыбка сползла с его лица, щёки стали впалыми, будто он с месяц не ел, а глаза снова захотели посмотреть на эти спокойно валя́щие из принтера листы. Это было единственным, что не торопилось никуда, что не навевало абсолютно никаких воспоминаний…       Окружение сейчас превращалось в отвратительную субстанцию, а лицо — в совершенно тоже самое. У бо́льшей части было ощущение, будто под кожу набили плотный слой ваты, а глаза пронзили иголки — болели во всех положениях: когда веки открыты и когда закрыты.       Саша заметил, что листы больше не показывались, а значит, область уже надо заканчивать раскладывать. Когда в голове мелькала мысль о том, что ему предстоит сегодня упорная работа, которая, скорее всего, не принесёт никаких результатов, и беспокойный сон из-за всего того, что он увидел, то на плечи и все внутренности налилась такая патока, что дышать было очень сложно. Уж пришлось делать такие вдохи, что грудная клетка расходилась болью, и мириться с тем, что воздуха так больше и не стало.       Даже телевизор не спасал от всего этого, его экранный голос совершенно не цеплялся за уши и позволял падать в задумчивость, зависать. А когда листы были разложены, то и в реальности ничего не осталось.       Руда сел на стул на кухне, посмотрел на эту карту на полу и… уснул.

***

      Серёжа уже поднялся на лифте на нужный этаж и сейчас шёл до знакомой двери, которая ведёт в квартиру его знакомого. От чего-то его не покидало странное чувство, но, скорее всего, это связано с тем, что произошло этой ночью, которая миновала за несколько часов и снова забрала двоих.       Сам он никак не мог предположить, что это как-то их затронет. Когда ты постоянно рискуешь и копаешься в таких делах, из-за того, что работаешь в группе такого следователя, то чувство сострадания приходится притуплять, иначе никак на труп и не сможешь посмотреть.       За весь свой недолгий путь, мужчина повидал много разврата и жестокости, но от жертв этого серийного убийцы веет чем-то другим. Это слишком особенный запах, даже для обескровленной плоти. Когда он его вдыхал, то чувствовал невообразимый страх, такой животный, оттого легко и, легко подавляемый человеческой волей, он распространялся по телу довольно быстро.       Когда Серёжа увидел ту женщину с, казалось, бесконечным количеством ожогов, то его передёрнуло.       И сейчас его не покидает этот страх. Это жуткое влияние обстоятельств. Нужно скорее поймать этого безумца и успокоить общественность, которая с ужасом узнала обо всём и стала сходить с ума. Все стали сходить с ума. Даже сам Сергей.       Когда тишину разорвал оглушительный, как показалось, дверной звонок, и никто не отозвался даже спустя пару минут, он забеспокоился. Применять грубую силу мужчина не умел, поэтому просто решил позвонить. Как полицейский, Саша уже должен был привыкнуть к тому, что этот звук очень важен. Он не имеет права ставить его на беззвучный, когда находится не на важном задании.       Но и тогда не последовало ответа, спустя долгие минуты ожидания. И уже окончательно стало ясно: что-то случилось.       Камышников посмотрел на время в телефоне, только вечер, семь часов. Примерно в это время заканчиваются все новости, значит, все уже в курсе, что происходит, поэтому так тихо и безлюдно везде. Радиостанций в городе всего четыре, все они передают примерно в это время только музыку и какие-то свои шоу, туда уже не дозвониться. Все ближайшие магазины уже начали закрываться, особенно любимая забегаловка Саши, где он любит покупать булочки с вишней и чай.       Всё это говорит о том, что в городе всё должно быть спокойно. Значит, если никто не сообщил в Общий Канал Связей ни о каких изменениях, то всё спокойно, и если происшествия и происходят, то уж точно рядовые, ими заниматься особенному следователю не положено. Других дел, которые он ведёт, тоже нет.       Ему просто негде быть, кроме своего дома, откуда он и писал. Всё же выбора не оставалось. Сергей убрал телефон в карман и стал стучать по двери. Вибрация ощутимо расходилась по полу, какой же, оказывается, это картонный дом. Всё это было странным.       Волнение переходило из незаметного в нарастающее, а во рту и горле так пересохло, что и слова сказать сложно. Или даже он боялся говорить, боялся нарушить тишину на этаже, как вдруг откуда-то донёсся звонок мобильного телефона. Это была детская песенка про школу, которую знают все, которую всегда включают на линейках в первый класс. Такая стояла и у него самого из-за спора с Леной, да и стоять она может у любого ребёнка, который любит школу, но…       Она была странной. Да всё было странным! Абсолютно каждый предмет вокруг отражал таким чувством, будто его точно нельзя касаться. А теперь и раздражающие «дважды два четыре…» между строк кричат, что идти на звук не надо, но ноги уже сами идут, тело уже само движется.       С какого момента Серёжа его не контролирует? Какие есть способы, чтобы избавиться от всего этого странного кошмара?       Стены медленно проплывают вокруг, рука уже тянется к ручке двери, ведущей в чужую квартиру. Но он сам никак не волновался и был совершенно спокоен, а то трепыхающееся чувство будто существовало отдельно от него, он его понимал, но не ощущал. Знал, что не надо трогать эту дверь, но не мог не подойти к ней.       Вода, его будто окружала вода, которая вибрировала от звука, делая его странным, и мешала ему вздохнуть.       Она вмиг исчезла, Сергей начал шумно дышать.       — Да что за чёрт… — еле промямлил он сквозь свой высохший рот.       Следующее, что он понял — он всё это время был в машине, а время никак не продвинулось.

***

      Когда же ливень ненадолго прекратился, голова, что странно, перестала болеть. Пробудившись ото сна, Саша рассказал, что там видел, и это подозрительно напомнило сон Серёжи. Но, как бы это не было жутко, оба решили забыть об этом.       Вообще, когда он зашёл в специально незапертую квартиру, на Сашу нахлынули какие-то резкие эмоции. Их было много, по крайней мере, по ощущениям, и совладать с ними было сложно.       Тогда ему пришлось опустить взгляд и сильно напрячь челюсть, чтобы эта вся каша из него не вывалилась. А Серёжа просто скинул свою сумку с «походным набором юного патологоанатома» и сел рядом, приобнимая за плечо. Ему было просто непозволительно плакать, потому что это делу никак не поможет, да и не время: скоро могут позвонить и сообщить о новых жертвах.       От чего-то казалось, что от убийцы никто не спрячется, и кто-нибудь точно умрёт.       Пока Саша, уже успокоившийся, сжимал его руку, Камышникову позвонили. Оба с трепетом стали ждать слов.       — Камышников слушает, — он сосредоточенно смотрел куда-то на стол, пока другой мужчина сверлил его взглядом, пытаясь услышать, что там ему говорят. — Чего? Вы уверены? — но как бы он не напрягался, это было невозможно. — Понял.       — Ну? Что там? — Александр отпустил руку и твёрдо смотрел. Сергей понимал, что это уже взгляд следователя, взявшего себя под контроль, но сказать всё равно было сложно…