Омут

      Когда мужчина снял мотоциклетный шлем, Миша невольно открыл рот. Это был не старик, возомнивший себя байкером, и не мужчина с длинной бородой — это был юноша. На вид ему было лет девятнадцать-двадцать; высокий, в меру худощавый; кожа его была бледной, как снег в январе, волосы и глаза подстать самой тьме, его чёрные пряди были зачёсаны вбок, а одет он был в кожаную куртку, за которой виднелась водолазка и вполне себе обычные брюки.       — Не подскажете, сколько километров до села Низино? — спросил незнакомец.       «Слепой? Там вообще-то было написано!» — возмутился про себя Миша.       — Там была табличка…       Тогда-то юноша обернулся к нему. На его лице скользнула глупая улыбка, словно он не понимал, о чём сейчас идёт речь.       — Да? Кажется, не заметил, — юноша почесал затылок. — А вы, собственно, откуда? Из села?       — Да, мы… — Мишу перебил Стасик, и тот недовольно поглядел на одноклассника, не понимая, зачем он всё рассказывает:       — Мы приехали на раскопки с классом. Классный руководитель и Андрей Юрьевич –учитель физкультуры, нас сопровождают. Мы хотели сходить по нужде, точнее, только Миша, и, похоже, мы заблудились. Ну, там… мы с места раскопок ушли… Вы нас подвезёте до села?       «Ты зачем всё рассказываешь?» — Миша покраснел, как помидор, повторяя про себя всё один и тот же вопрос: «Зачем он всё это говорит?» А этот юноша — для него он был загадкой — что здесь делает? Кто он такой? Отчего-то в глубине души Миша чувствовал: если он задаст эти вопросы напрямую, ответ будет неточный. Ещё ему казалось, что куда надёжнее самим дойти до деревни, нежели принять помощь этого человека.       — Да без проблем, садитесь! — юноша указал на урал или, по-другому ещё говорят, люльку. — Только вы ведь покажете дорогу?       Миша не успел и моргнуть, как Стасик уже залез в люльку. Под его тяжелым весом мотоцикл слегка покачнулся, но незнакомец крепко упёрся ногами в землю, стараясь соблюдать равновесие.       — Вдвоём вы, наверное, не поместитесь… Запрыгивай назад! — сказал юноша, обращаясь к Мише. Тот, в свою очередь, только сморщил нос.       «Вы что гоните?» — подумал он.       — Что-то не так? — спросил юноша, поглядывая то на первого паренька, то на второго.       — Я даже не знаю… — после этих слов, что с трудом вылетели из уст Миши, повисла тишина. Кажется, Стасик тоже насторожился, он прикусил губу и опустил голову. Незнакомец догадался, в чём дело: ребята не хотят, а может быть, боятся ехать к с ним. Но ему так и так нужно добраться до села Низино, и желательно сделать это поскорее; если он не сможет предоставить нужный материал, босс будет зол, а когда он зол, гром сотрясает небеса. Так и до увольнения дойти может.       — Как вас зовут? — неожиданно спросил Стасик, и этот вопрос в какой-то мере смог вывести всех из своих размышлений.       На лице юноши блеснула улыбка, а в глазах появился огонёк — нет, вовсе не тот, что обычно сулил беду, а тёплый, уютный огонёк. Он робко произнёс:       — Меня Иннокентий, но можно просто Кеша.       — Как здорово! — Стасик хлопнул в ладоши, слегка наклонив голову вбок. — А я Стасик, а это Миша. Приятно познакомиться!       «Меня окружают одни идиоты», — подумал Миша, слегка закатив глаза. Спустя пару минут размышлений он всё-таки уселся позади Иннокентия, а тот, в свою очередь, вцепился в руль, и мотоцикл тронулся.       Пока, так сказать, они добирались до села, Миша успел вспомнить все некультурные слова. Мало того, что дорога сама по себе была плохой, и это вовсе не та трасса, по которой они проехали в село. Должно быть, дороги было две. Мотоцикл постоянно потрясывало; да уж, пятая точка юноши запомнит это на всю жизнь. Ещё и в добавок этот сумасшедший гнал, словно опаздывал на собственную свадьбу.       «Как противно», — подумал Миша, когда от страха вылететь куда не надо, вцепился дрожащими пальцами в кожаную куртку Иннокентия, тем самым слегка его приобнимая. Ветер злобно ударился в лицо, и дышать стало труднее; это вынудило Мишу ещё и прислониться к спине этого «байкера», стараясь скрыться от ветра. От Иннокентия пахло сыростью, как после дождя, и слегка болотной тиной с ноткой боярки. Вся смесь этих запахов вызывала в Мише рвотный рефлекс, а сквозь ветер он улавливал голос Стасика: кажется, он что-то рассказывал Кеше.       Вскоре они и вовсе добрались до села. Тогда-то «байкер» наконец снизил темп, и Миша понял, что Стасик что-то говорит про гостиницу: «Там такой дом! Он находится не в самой деревне, а чуток сбоку, кажется. Помню, мы куда-то съехали, затем как будто поднялись в горку, и там был такой большой дом!»       Вся эта болтовня одноклассника вызывала головную боль. Миша тяжело вздохнул и наконец отпрянул от водителя. Ему казалось, что новый знакомый совершенно не смущает Стасика, а наоборот даже понравился ему — иначе отчего же он всё болтает и болтает? А ещё ему казалось, что если Стасик в скором времени не заткнётся, то Иннокентий выпинает его с урала. Но нет.       Каким-то чудом они всё же нашли гостиницу, и сердце Мише забилось быстрее. То, что они нашли дорогу обратно, не совсем хорошо. Елена Георгиевна… гнев этой женщины вызывал в нём неизмеримый страх, и сейчас этот страх велел ему спрыгнуть с мотоцикла, умчаться в глушь леса и сидеть там, как заяц в норе.       Только стоило «байкеру» усмирить своего железного коня, помочь Стасу вылезти из урала, как главная дверь гостиницы распахнулась, и на пороге показалась Елена Георгиевна. Она вытаращила глаза на ребят, а вслед за ней появилась Марина Михайловна.       Миша застыл на месте. Он ещё не успел слезть с мотоцикла, а лишь вцепился в сидение, выпучив глаза, и поглядывал то на учителя, то на археолога. Он приоткрыл рот и нервно пожал бровями.       — Вы где были? — наконец слетело с уст учителя. — Мы вас потеряли! Уже некоторые помощники археологов пошли вас искать! Я уже родителям собралась звонить! Вы что творите? — конечно, Елена Георгиевна сорвалась на крик, который эхом ударялся о макушки деревьев, кажется, проникая в самую глушь леса. Затем женщина перевела взгляд на незнакомца, осмотрела его с ног до головы, а когда открыла рот для вопросов, Иннокентий опередил её:       — Я нашёл их у трассы, кажется, они отбились от группы. Решил помочь! — Иннокентий говорил так быстро, словно знал, что, если будет медлить, Елена Георгиевна перебьёт его.       Женщина сделала шаг вперёд; всё её лицо покраснело, словно она впервые попробовала алкоголь.       — Видите! — учитель указала на юношу, обращаясь к своим ученикам. — Если бы не этот добрый человек, как бы вы добрались до гостиницы? А если бы с вами что-то случилось? Что бы я сказала вашим родителям? — кричала она, и на эти вопли у окон собрался чуть ли не весь класс. «Как хорошо, что нас разделяет стекло и я не могу слышать их голосов», — подумал тогда Миша. Но, когда учитель подошёл вплотную к Стасику, потому что он стоял к ней ближе всех, Мише показалось, что от всей её ярости она не удержится и ударит паренька, но этого не случилось; она лишь схватила его за локоть и сквозь зубы прошипела:       — Тебе мало того, что и так ходил отмечаться у детской комнаты милиции? Я…       Это «я…» слетело с губ женщины так вовремя. Елена Георгиевна покосилась на Марину Михайлову, затем на незнакомого юношу, а после и на своих учеников. «Не здесь, не на публике. После с вами разберусь», — подумала она.       — Может, уже отпустите ребёнка? — вмешалась Марина Михайловна. — Учителям нельзя повышать голос или кричать на учеников во время занятий или других школьных мероприятий, в том числе, это касается школьных поездок! Они всего лишь дети! Это может их травмировать…       — Но они ничего так не поймут! — грубо возразила Елена Георгиевна.       — Не перебивайте меня! — спокойно продолжила девушка. — Почему вы, собственно, вообще кричите на детей? Может, сначала стоило расспросить их, почему они ушли и так далее? И хочу напомнить, что это вы сами не доглядели за ними, уехали без них, а обнаружили пропажу только недавно. Вы хоть знаете, сколько травм нанесли детям?       Елена Георгиевна проглотила слова и снова повторила: «Они так ничего не поймут!» А Марина Михайловна ответила: «Поверьте мне, поймут».       Больше учитель не спорила. Она лишь надула щёки, цыкнула и развернулась, направляясь обратно в гостиницу, и что-то про себя бормотала. Миша же поглядел на Марину Михайловну, мысленно благодаря её и надеясь, что классный руководитель всё-таки не позвонит родителям.       Тем временем Стасик подошёл к Мише почти вплотную; юноша вполне мог ощущать его дыхание у себя на затылке.       — А здесь можно снять комнату? — подал голос Иннокентий.       — Конечно! Пройдите внутрь и сверните налево, там будет дверь в кабинет — она сбоку находится. Хозяйка дома всегда сидит там. Не бойтесь, она гостеприимная, — нежный и бархатный голос девушки заставил Мишу покраснеть, он неловко улыбнулся, тараня её взглядом. — Мальчики, — Марина Михайловна обратилась к юношам, — а вы не боитесь оставаться одни?       Стасик и Миша переглянулись, машинально пожав плечами. Тогда-то Марина Михайловна улыбнулась и сказала:       — Пройдёмте внутрь, — она направилась вперёд, за ней Иннокентий, а уж после и ребята.       В холле сверстники всё время смотрели на Мишу и Стасика, девочки шептались, а мальчики глупо улыбались. Каждый из них словно сгорал от нетерпения бросить в ребят что ни на есть ядовитые слова. Но не сейчас: сейчас Марина Михайловна здесь, не при ней.       Девушка указала гостю на кабинет хозяйки, а затем велела ребятам идти в столовую, а после разойтись по комнатам. Тогда-то Миша сглотнул ком в горле и посмотрел на её так, как смотрит бездомная собака на доброго человека. Тогда Марина спросила: «Почему вы не идёте есть?» А юноши промолчали, опустив голову. Девушка вздохнула, покачала головой и произнесла: «Идите в свою комнату, раз есть не хотите. Не вижу смысла вас заставлять идти есть, если вы не хотите. Если что, я скажу вашему классному руководителю, что у вас болит голова, или что там… Ступайте».       Ребята поднялись на второй этаж, завалились к себе на кровати… Ох, это спокойствие, вот только сейчас Мише как никогда хотелось принять душ или хотя бы помыть руки. Но ванная, которой им было разрешено было пользоваться, находилась на первом этаже. А там они… одноклассники. Только от одной мысли: «Они устроит разборки» Мише становилось плохо, и он предпочёл, чтобы от него разило потом, чем свежестью.       Но недолго музыка играла. После перерыва на обед в комнату зашли Андрей и Тёма. Всё бы ничего, так они привели за собой хвост: Андрея Юрьевича.       Артём молчал, а Шумов подкидывал дрова в огонь, всё твердя: «Да накажите их, бездельников! Работать не хотели, вот и ушли! У них хоть голова есть?»       Андрей так бы и продолжал, если бы учитель не сказал: «Заткнись!»       Учитель физической культуры был зол, хотя голос не повышал; набухшие венки на лбу и круглые глаза выдавали его. Он задавал вопросы и, не дожидаясь ответа, продолжал заваливать ребят вопросами.       Кажется, Стасик нашёл лазейку. Когда Андрей Юрьевич задал следующий вопрос, а затем наконец замолчал, Стасик ответил:       — Мы по нужде ходили!       — Вдвоём?       Стасик долго думал над ответом, а после воскликнул, словно ему пришла гениальная идея:       — Так страшно ведь! Вдруг медведь…       «Ты что опять говоришь? Какие здесь медведи?» — подумал Миша.       Андрей Юрьевич хотел было что-то сказать, но не стал — вместо этого он махнул рукой и наконец-то вышел из комнаты. Наконец…       Ох уж эта прекрасная тишина, жаль, она недолго длилась. Шумов начал доставать ребят своими, как будто заученными претензиями: «Вы идиоты! Теперь всему классу достанется! Должны мы за вас отдуваться. Если бы не вы. Если бы вас не было…»       Если бы вас не было…       «Как ты достал!» — Миша и не думал отвечать на его провокацию, поскольку знал, чем это чревато. Он улёгся на кровать, на бок так, что сейчас он смотрел на просторы леса за холодным стеклом.       Андрей замолк только тогда, когда Тёма пригрозил ему кулаком. И теперь Миша мог вздохнуть с облегчением. Перед сном он, так сказать, хотел поинтересоваться у мамы, не звонила ли ей Елена Георгиевна, но оказалось, что лимит бесплатных услуг тарифа был превышен, и совершить звонок на данный момент было невозможно. Только если пополнить счёт…       «Вот блин. Мама, почему ты мне не звонишь?.. Это так на тебя не похоже».

***

      День второй.       Миша уснул почти сразу, а как проснулся, обнаружил, что около его кровати стоит Андрей Юрьевич. На лице мужчины расплылась гримаса страха.       Когда юноша приподнялся и осмотрел комнату, Андрей Юрьевич вздохнул. Шумов и Тёма заправляли кровати, то и дело поглядывая на одноклассника.       — Ты чего так пугаешь? — спросил учитель физической культуры. Его хриплый голос и округленные глаза говорили сами за себя. Что-то случилось, что не на шутку его перепугало. Хотя, может, это действие похмелья? Учитель куда-то уходил вместе с Виктором Викторовичем. Чем они занимались? Наверняка у них есть что-то общее.       Андрей Юрьевич, впрочем, как и все мужчины, любил выпить. Он частенько появлялся на собственных занятиях в нетрезвом виде. Нет, конечно, можно было подумать, что у учителя проблемы с головой, но этот запах… А ещё он путал слова, докапывался до учеников со странными вопросами и просьбами; помимо этого, он частенько заставлял ребят играть в волейбол, даже тех, кто не умел или был без формы. Сам же учитель тихонько просиживал на скамейке, глупо улыбаясь и смотря в потолок.       Миша подумал, что учитель вновь не в себе, а его испуганное лицо — всё из-за алкоголя.       «Наверное, чёрта в углу увидел».       Но, когда в комнату ворвался Стасик со стаканом воды и таким же выражением лица, как у учителя, Миша и сам испытал малую волну страха.       — Очнулся? — Стасик подбежал к Андрею Юрьевичу.       — Очнулся, — с упрёком сказал Тёма и вышел из комнаты.       — Ну, ты нас напугал, Мишуля, — учитель стряхнул капельку пота со лба, затем резко приблизился к ученику и положил свою ладонь ему на лоб, так же резко её убрав.       Миша же в этот момент ничего не понимал, он только спрашивал себя: «Почему все так странно себя ведут?»       — А что, собственно, случилось?       — Мы тебя будили, будили, а ты, как замороженный, не просыпался! — последнее слово Шумов протянул. В глазах юноши пылал огонёк. Он на что-то злился, но на что? Его девчачья, бежевая, махровая кофточка всегда смешила Мишу, вот и сейчас он невольно улыбнулся. — Не, вы поглядите! Андрей Юрьевич! Ему ещё смешно! — писклявый голосок Шумова ударялся о голые стены.       — Андрей, сгинь с глаз долой! — велел учитель, на что юноша надул щёки; при выходе из комнаты он громко хлопнул дверью, так что с потолка посыпалась штукатурка       — Я проспал? — спросил Миша. Нет, он, конечно, мог проспать целый день, да так, что его и танком не разбудить, но это только дома.       — Ты чем-то болеешь или сон такой крепкий был? — Андрей Юрьевич осторожно осмотрел ученика.       — Сон такой крепкий…       После этих слов учитель безо всяких церемоний велел Мише встать.       Юноша мигом вскочил с кровати, встал напротив учителя, как солдат перед командиром.       Андрей Юрьевич не сдержал «крик», Миша начал заправлять постель, Стасик лишь наблюдал в стороне, сжимая в руках стакан с водой. Сейчас, когда Марины Михайловны нет рядом, следственно, за ребят заступиться некому, и, как выяснилось, с учеником всё нормально, Андрей Юрьевич уничтожит их морально.       «Хорошо, что хоть не в зале», — думал Миша, пока учитель разрывал его барабанные перепонки*       Да, действительно, так хорошо, что они сейчас не в зале. Андрей Юрьевич иногда наказывал детей — нет, он их не бил, но, проще говоря, заставлял их бегать. За один пропуск — бег десять минут без перерыва; за то, что кто-то ушёл с последнего урока физкультуры — двадцать минут бега. Причём наказания были одинаковыми как для мальчиков, так и для девочек, также неважно, если у кого-то что-то болело.       Андрей Юрьевич начал свой крик с того, что Миша долго спал. Он объявил ученику, что это было сделано специально, и вообще он бездельник, который, наверное, просидел всю ночь за телефоном. Затем припомнил вчерашний день и уже напоследок, непонятно, к чему, сказал: «Молитесь!»       Когда Миша закончил с постелью и уже переоделся, он вместе со Стасиком неподвижно стоял, выжидая, когда учитель выпустит пар.       И наконец тишина, ммм… как же она прекрасна. Но это лишь затишье перед бурей.       — А теперь, солдаты, за мной! — учитель поманил за собой ребят, те только переглянулись и наконец тронулись с места.       — А куда мы идём? — спросил Стасик, его плечи напряглись, а зубы дрожали.       — Стасик, а это вы узнаете совсем скоро.       Андрей Юрьевич уверенно дошёл до конца коридора, ведя учеников за собой. Миша, осматриваясь, узнал, что на втором этаже было ничуть не меньше комнат, чем на первом; все они, по всей видимости, были заперты, и причём давно: на дверных ручках была пыль, которая виднелась аж издалека.       Затем они свернули налево от окна; показался узкий коридор, который, ровным счётом, вёл в никуда.       «Ну и зачем он нас сюда завёл?» — только подумал Миша, как учитель потянулся к потолку, — в этой старой гостинице он был небольшим — схватился за выступ, который Миша заметил только сейчас, потянул, и вот перед ними выстроились ступени, ведущие в полную темноту.       «Здесь есть чердак?»       Андрей Юрьевич «плюнул» себе на ладони, затем принялся подниматься по ступенькам. Когда в отверстии в потолке тьма рассеялась, учитель крикнул: «Поднимайтесь!»       Ребята переглянулись — пожалуй, они научились читать мысли друг друга — и последовали за учителем.       Чердак был куда больше, чем представлял себе Миша. Сбоку от «входа» стояли книжные стеллажи, они, так сказать, создавали что-то вроде коридорчика, в самом конце которого стоял шифоньер. Миша едва протиснулся в узкий проход (между двумя стеллажами), осматривая маленькую, но уютною комнату: через слуховое окно, хоть оно и было грязным, всё-таки сочился дневной свет. Прямо под окном был письменный столик с выдвижными ящиками, в углу комнаты, возле стола, находилась кровать, в конце её стояла тумбочка, а после, на следующей стене, был расположен ещё один книжный стеллаж, на котором невооруженным глазом виднелась паутина. Извёстка на потолке давно осыпалась, а лёгкий свет от одинокой лампочки освещал всю эту маленькую комнату.       «Это мансарда,» — подумал Миша.       — Слушайте, салаги, Марина Михайловна посоветовала нам, что вам в наказание нужно отпидорить весь этот чердак! Есть вопросы?       — А за нами будет кто-то следить? — спросил Стасик.       — Да, есть один человек… он уже должен был подойти, но пока начните без него… Мы сейчас отправляем на место раскопок, а вы тут… А, чуть не забыл, раз кое-кто любит спать, — Андрей Юрьевич покосился на Мишку. — Слава, сводишь его в столовую.       — О, а ещё: где брать вёдра с водой и прочее?       — Вам всё приготовят, пока идите кушать, — он махнул рукой. — Разберётесь! Мы и так из-за вас опаздываем! — только произнёс Андрей Юрьевич, как его и след простыл.       А через слуховое окно, которое как раз подходило под рост Миши, сквозь грязь на стекле можно было разглядеть макушки деревьев, за которыми и пряталась сама деревня, то, как Андрей Юрьевич вышел из гостиницы, как он запрыгнул в автобус, и тот тронулся.       «Какой шустрый».       — Ну что, пойдём в столовую?       — Я не хочу есть, — отрезал Миша.       — Ох, ну ладно. Но если ты не поешь, то будет трудно прибираться, а кормить нас будут ещё нескоро…       — Я знаю, — всё, что сказал Миша.       — Эм... мы будем ждать, когда нам принесут всё необходимое, или, может, поищем кого-то и спросим, где можно взять, ну…       Тогда-то Миша кивнул.       Ребята спустились на первый этаж в поисках «живой души», но тихие стены гостиницы давили на разум, чётко указывая: здесь больше никого нет. Хотя ребята не сдавались; они бродили по коридорам, Миша просто осматривал всё вокруг, а вот Стасик кричал, зовя сотрудников гостиницы, если они, конечно, здесь есть. Они даже заглянули на кухню, но и она была пуста; они даже постучали в кабинет хозяйки дома, но безуспешно.       — И что будем делать? — спросил Миша, когда они уже направлялись обратно к мансарду.       Стасик неловко улыбнулся, пожал плечами и робко произнёс: «Не знаю».       Тогда Миша выдохнул; остаться наедине со Стасиком в этой жуткой гостинице было для него куда страшнее, чем потеряться в лесу. Он часто размышлял, что бы было сейчас, если бы он не поехал, если бы остался дома. Конечно, ему не хотелось видеть ссоры родителей, и тогда сомнительная поездка была для него спасением. Но, честно признать, сейчас он жалел, что принял это решение. Каждая клеточка его тела словно тянулась домой, а сердце ныло от тоски по дому, разрываясь; он ещё никогда так надолго не расставался с матерью, а она ему так за всё это время не позвонила…       — Что это? — воскликнул Стас, когда они поднялись на мансард.       В углу, около книжного стеллажа, стояло два ведра, одно поменьше, другое больше — судя по всему, они были полные; швабра и другие принадлежности для уборки.       — Это ведро и всё остальное, — Миша вздохнул и подошёл к Стасику, который уже схватил одно ведро. Оно действительно было полным.       — Я знаю, но кто их здесь оставил?       И действительно, кто? Вот только что они обошли всю гостиницу и никого не нашли. Хотя, возможно, сотрудники были на перерыве или что-то вроде того, а вёдра и всё остальное они оставили, когда Миша и Стас пошли их искать, а после ушли… Всё естественно, и здесь нет никакой мистики. Правда?       — Может, пока мы искали сотрудников, они принесли всё необходимое и ушли? — предположил Стасик.       — Может, — едва слышно произнёс Миша. — Давай начнём: быстрее закончим и свободны будем.       Стасик кивнул.       Как говорят, глаза боятся — руки делают.       Эта заброшенная комната была настолько грязной, что, казалось, здесь не прибирались с момента её постройки, хотя кто знает, может, оно так и есть. Мише было не только интересно находиться здесь, но и он считал: лучше вкалывать тут, чем там, на месте раскопок, с этими тараканами. Тараканами Миша называл своих одноклассников.       Хоть юноша делал работу на тяп-ляп, ему было куда проще стереть пыль поверхностно, чем убирать каждую книгу и составлять их обратно. А Стасик, кажется, вложил всю свою душу в эту уборку: он не просто убирался, это занятие доносило ему удовольствие. Он так усердно отмывал слуховое окно…       «Ему намного интереснее уборка, чем этот маленький мир», — думал Миша, наблюдая за сверстником, тряпкой убирая паутину с полок. Затем он переключил своё внимание на книги; по их корочкам было ясно: они очень старые.       Миша поднял одну бровь и достал одну такую книгу. Она была тяжёлой, без названия и указания автора. Он сглотнул слюну и открыл её где-то на середине. Её листы были слегка покрыты пылью, а маленькие точки у самого книжного переплёта* свидетельствовали о том, что недавно в ней появились книжные черви.       Миша сдул пыль, и теперь можно было разглядеть сами страницы и текст.       Это были грязно-жёлтые листы, и были они настолько толстыми, что больше походили на картон, нежели на бумагу. Когда юноша провёл ладонью по странице, то понял, что это никакая не бумага, а какая-то старая ткань, но ещё более странное было то, что текст книги был не на русском, а на каком-то «далёком» языке, которого Миша не знал.       «Почему эту книгу ещё не загребли археологи?» — подумал он и поставил её на место.       Он снова приступил к уборке. Стоило ему пройтись влажной тряпкой по краю полки, как голова загудела, а сбоку у уха он почувствовал жжение. Тогда-то Миша тихо выдохнул: «Ай» и посмотрел на пол. У его ног лежал блокнот или тетрадь, кажется, это свалилось ему на голову, из-за чего он и испытал дискомфорт.       Миша оглянулся. Стасик по-прежнему тёр окно, но это к лучшему, хотя и немного пугало.       К лучшему — потому, что у Стасика не возникнет никаких вопросов наподобие: «Что это? Откуда? Покажи» и так далее. Зная Стаса, Миша вполне был уверен, что такие глупые вопросы свалились бы на его плечи.       Но это и пугало, пугало не на шутку. Этот блокнот или тетрадь упал ему на голову, судя по всему, с верхней полки, да так, словно его вытолкнули с другой стороны. И это точно был не Стасик. А кто же?       «Нет, это бред, должно быть, стеллаж пошатнулся, и он упал».       Юноша потянулся к загадочному предмету. Это была коричневатая тетрадь с обклеенной скотчем обложкой. Миша открыл первую страницу, на которой чёрным по белому было написано: «Собственность мистера…» Имя, увы, было стёрто.       Следующая страница заставила Мишу сглотнуть ком, а на его лбу выступила капелька пота. Он уже прочитал первую строчку, как заметил, что с другой стороны стеллажа выросла тень, и тяжёлые шаги касались его ушей.       «У неё хвост?»       Чёрная, как смоль, улыбка возникла перед его лицом, стены вокруг его словно стали больше, лёгкие жгло кипятком, а воздуха становилось меньше. Стало так душно, голова потяжелела, а все мысли, все его мысли пропали, свет погасал, пока тьма не заполнила собой комнатку.       Миша вздрогнул и откинул тетрадь. Она упала около кровати, и её словно кто-то потянул туда, где прячутся монстры; тогда-то юноша сомкнул глаза, а когда открыл… Всё было, как прежде. Всё…       «Что это было?»       Шумно дыша, Миша уловил знакомое: «Здрасьте».       — Здравствуйте, — послышался голос Стасика.       Миша поднял голову, и, когда увидел Иннокентия, весь его страх тут же исчез. Тот упёрся локтем о книжный стеллаж и с любопытством и каплей надменности поглядывал на ребят. Его ехидная улыбка, его идеальное личико, бледная кожа и такие глубокие глаза. Из-за всего это в Мише тут же вспыхнула зависть. [Иллюстрации 1] (Смотрите в конце)       — Что творите? — подал голос Иннокентий       «А то ты не видишь».       — Убираемся! — довольно свежо отозвался Стасик.       «Кажется, они ничего не заметили», — Миша нервно поглядывал то на Иннокентия, то на Стасика. Ладони его вспотели, а тёмно-каштановые кудри упали на мокрый лоб.       — Звучит, как рабский девиз, — довольно весело подметил Иннокентий.       — А ты что здесь забыл? — грубо сказал Миша. Ему казалось странным то, что Иннокентий вот так «без задней мысли» поднялся на чердак и заговорил с ними, словно они старые приятели. А тот, в свою очередь, покосился на Мишу. В его взгляде едва можно было уловить нотку хитринки и высокомерия, но Миша это заметил, а Стасик нет. А от чёрных, как смоль, волос и таких же глаз, мурашки пробежали по коже.       — Ваш учитель попросил за вами присмотреть, знаете, я уже пожалел, что подвёз вас. Вначале меня обвинили в педофилии, затем высказали благодарность за то, что я вас привёз, а затем, когда узнали, что я студент, попросили за вами приглядеть. Хм… кажется, я опоздал и вы и без меня справились.       — Нам не нужна нянька! — заявил Миша.       — Нужна-нужна. Ты, Мишка, лучше дальше убирайся, а то, я гляжу, ты от работы отлыниваешь.       «Ах ты…» — щёки Миши надулись, а сам он покраснел, как спелая клубника. Нет, вы поглядите! Этот тип так беспечно* с ним разговаривает! Да кто он такой, раз позволяет себе подобное?       Но Иннокентию и незнакомо чувство стыда или сожаления, все его слова… он мог ручаться, что за всю свою жизнь никогда не сожалел о сказанном. Он бросил взгляд на Стасика и сказал:       — Тебе помочь?       Стас не сразу понял, что это обратились к нему, но после долгой неловкой минуты молчания он ответил:       — Нет… ну, если хочешь… — юноша поправил рыжий локон и отвёл взгляд. — Ты можешь помочь отмыть письменный стол?.. — он указал на столик, на котором расплылось жирное и, по всей видимости, липкое пятно.       Иннокентий кивнул, стянул с себя кожаную куртку, бросил её на кровать и без капли брезгливости приступил к уборке.       Глядя на весь этот «спектакль», Мише хотелось провалиться сквозь пол. Да, сейчас определённо он третий лишний.       «Я им не мешаю? Может, мне выйти? Мерзость!» — подумал он, возвращаясь к своей работе, но всё-таки то и дело поглядывал на эту «парочку», даже начал более тщательно прибираться, словно моля: «Заметьте меня». Но всё безуспешно.       После того как эти двое привели в порядок столик, принялись убираться в шифоньере. Они всё делали вместе! И это бесило Мишу больше, чем Марина Кладова.       «А мне никто помочь не хочет?»       Когда Миша наконец прибрал все книжные полки и ребята справились с остальной частью уборки, Иннокентий спросил:       — Кто полы будет мыть?       — Ну, я могу, — Стасик бросил взгляд на пол.       Вдруг у Миши сорвалось дыхание; его глаза округлились, он едва произнёс:       — Нет!       Две пары глаз тут же устремились на него.       — Почему? — хором спросили они.       — Потому… потому что их буду мыть я…       Повисло неловкое молчание, затем Стасик напомнил о себе:       — Мне нетрудно, я могу…       — Нет! Ты и так наказан из-за меня, по сути, здесь убираться должен только я, — более убедительно сказал Миша.       — Не стоит настаивать, раз он хочет — пусть моет, — без капли сомнения сказал Иннокентий. Кажется, у него совершенно не возникало вопросов: «О чём тот говорит? Почему он виноват?» и так далее. Лишь немая тень безразличия. Теперь Миша вполне себе мог назвать его эгоистом или, как, в народе говорят похуистом.       «Да-да, хочу, а теперь забирай свою Джульетту и проваливай!» — подумал Миша, уже схватив швабру. — Всё, идите, не мешайте!       Ребята больше не спорили, а лишь тихонько покинули этот таинственный уголок гостиницы.       Сперва Миша на тяп-ляп прошёлся «тряпкой» у стен, а когда уже добрался до кровати, поставил швабру в угол и полез к обителью монстров.       «Ну где же она?»       Кончики пальцев юноши коснулись края тетради, крепко вцепившись в неё; он потянул её, вытащил и заметил, что край его рукава, как и сама ладонь, собрали слой пыли, но сейчас это его не волновало. Ему поскорее хотелось прочесть содержимое этой загадочной вещи.       Как только Миша открыл тетрадь, то на пол с грохотом упала швабра.       — У тебя там всё в порядке? — послышался голос Стасика.       — Да! — отозвался Миша. Он неряшливо закрыл тетрадь и засунул её (в брюки), о чём тут же пожалел: пока он домывал полы, острый угол тетради упёрся ему прямо в печень.       «Надо было вначале вымыть пол, а затем за тетрадь хвататься. Ладно, потерплю».       — Миша, давай быстрее, там уже наши приехали.       Юноша, не домыв кусочек, схватил ведро и швабру, спустился вниз, про себя проговаривая: «Иду-иду».