Крестьянин с копьём

***

Ранние лучи рассвета проникали в комнату через плотные шторы, наполняя её тусклым золотистым светом. Он тонкими полосами ложился на деревянный пол, запылившиеся полки и потемневшие стены, придавая всему пространству тёплый оттенок, но оставляя его всё таким же полузаброшенным и туманным, словно воспоминание, о котором уже почти забыли. Я открыл глаза, чувствуя тяжесть на груди и лёгкий гул в ушах, который с каждым мгновением стихал, уступая место сонному спокойствию, наполнившему меня. Я долго лежал, глядя в потрескавшийся потолок, как будто это была единственная вещь, к которой можно было привязаться, прежде чем снова попытаться вернуть себе реальность. Чувство было странным, отчасти чужим, но также невероятно привычным. Левая рука оказалась чем-то зажата, будто её пригвоздили к кровати, но не болью, а мягким, тёплым весом. Я медленно протянул правую руку, чувствуя, как мышцы ещё с трудом поддаются, и пальцами коснулся густых, мягких волос, которые каскадом рассыпались по моей груди. Проведя пальцами по прядям, я уловил тепло её головы, чуть шершавую текстуру волос и мелкие спутанные пряди, упрямо цеплявшиеся за мои пальцы. Гислен, укрывшаяся тонким одеялом, спала прямо на моей груди, прижавшись всем телом, словно была частью меня. От прикосновений она начала тихо мурлыкать, издавая довольный, мягкий звук, как будто действительно была кошкой, уютно устроившейся в своём привычном месте. Я не сдержал слабую усмешку, продолжая гладить её волосы, чувствуя, как она в ответ шевельнулась и прижалась крепче, едва заметно заёрзав, словно оберегая свой утренний покой. Но вдруг что-то во мне вздрогнуло. Я приподнял голову и наконец осознал, что происходит: перед глазами тут же пронеслись обрывки вчерашних событий. Пещера, резкая вспышка взрыва, моментальная потеря памяти. Путь сюда – в квартиру – который до сих пор казался странно знакомым и неизвестным одновременно. И теперь, едва я уловил эти образы, они стали отгонять все остальные, оставляя меня снова без воспоминаний о последних четырёх годах… Но я не чувствовал отчаяния, только первые пару мгновений. Как минимум, это значило, что память не утрачена, а лишь скрыта где-то в глубинах сознания, заперта, но всё ещё доступная для поиска. А сейчас… Сейчас на моей груди мирно спала Гислен – совершенно голая, прикрытая лишь лёгким одеялом, которое больше символизировало защиту, чем на самом деле её обеспечивало. Её тело было тёплым, и, кажется, она настолько доверяла мне, что нашла покой, свернувшись клубком и забылась крепким сном. Я взглянул на вторую кровать в комнате, которая осталась неразобранной – привычная деталь, намекающая на то, что такие утра для нас были обыденностью, частью тех вещей, о которых не нужно задумываться. Утренняя реакция, знакомое ощущение в паху, напоминала о себе, но сейчас я старался отвлечься, переключив внимание на что-то более спокойное. Я сосредоточился на волосах и пушистых ушах Гислен, мягко и тяжело рассыпавшихся по моей груди. В такие моменты она казалась скорее уютной кошкой, чем закалённым бойцом или красивой девушкой. Главное не опускать взгляда вниз и смотреть исключительно на потолок. Её дыхание, ровное и почти мурлыкающее, успокаивало, позволяя отстраниться от мыслей, оставив меня в этом спокойном утреннем ритме, который убаюкивал с каждым её вздохом. Словно пытаясь проникнуть глубже в это чувство, я снова закрыл глаза, позволяя воспоминаниям смешаться с ощущением её тепла и сонного спокойствия. Где-то внутри меня отозвалось странное чувство, как будто я был чужаком в собственной жизни, словно украл её у кого-то другого, а теперь пытался вспомнить, что в ней на самом деле важно. Но в то же время это ведь я и моя жизнь, и это часть моего существования…

***

В полумраке кладовки мы с Гислен какое-то время разбирали вещи, словно погружаясь в архив моей забытой жизни. Пространство вокруг было забито шкафчиками и сундуками, многие из которых выглядели видавшими виды, с выцветшими металлическими углами и облупившейся краской. Тени от нашего движения будто оживали в свете из окна, заполняя пространство едва ощутимым, но непоколебимым духом приключений, сражений и давних секретов. Правая стена была почти полностью занята стойкой с копьями. Гислен подметила, что она всегда была важной частью моей жизни, но сейчас я осматривал оружие с любопытством новичка. Каждое копьё имело свою историю: древки украшены вырезанными рунами, потёртыми узорами, опаленными и загнутыми наконечниками — казалось, они хранили в себе отголоски боёв и походов. Моё внимание привлекли два копья, которые я вынес и положил на пол, присев на кровать, чтобы рассмотреть поближе в свете открытых окон. Первое копьё, сделанное из красной древесины, выглядело необычно – его цвет был насыщенным, как кровь, а на гладком, полированном древке, слегка поблёскивая, проступали углублённые символы. Наконечник был узкий и вытянутый, почти изящный в своей форме, что добавляло этому оружию элегантности, скрывая его смертоносность. Я почувствовал его немалый вес, который сразу заставил напрячь плечо – оно было на удивление тяжёлым, но в его тяжести ощущалась какая-то древняя мощь, будто сама древесина впитала силу предшествующих владельцев. Второе копьё, наоборот, выглядело менее вызывающе, но привлекло моё внимание своей простотой и необычной функциональностью. Оно было сделано из тёмного дерева, покрытого зелёным лаком, что придавало ему маскировочную окраску. На первый взгляд его наконечник казался простым, но при ближайшем рассмотрении можно было увидеть мелкие, тщательно проделанные зазубрины, которые, вероятно, могли легко разрывать плоть и броню. Главное же его достоинство заключалось в том, что оно складывалось на три равные части. Я сложил и разложил копьё пару раз, наслаждаясь простотой механизма. Оно удобно ложилось в руку, его вес казался идеально сбалансированным, а длину можно было регулировать, что позволило бы мне скрыть его при необходимости. — Как ты его назвала? «Гэй Найн»? — пробормотал я, всё ещё глядя на красное копьё. Гислен, которая сидела на другой кровати и начищала свой меч, подняла голову и, взглянув на меня, усмехнулась. — Ты сам его так назвал. Говорил, что девять ударов – и противник умирает, как бы силён он ни был, — пояснила она, останавливаясь на мгновение и как будто припоминая мои прежние слова. — Девять ран – и всё, противник обречён. Я скользнул взглядом по массивному древку и ощутил уважение, смешанное с настороженностью. — А разве одного удара недостаточно? — я покачал головой, недоумевая. — Точный, сильный удар... и дело сделано? Гислен усмехнулась, стряхивая со своего меча последнее пятно масла и возвращая оружие в ножны. — Если бы всё было так просто, то мы бы давно перестали опасаться монстров. Есть такие твари, которые выдерживают больше десятка ударов и не теряют в силе. Порой один точный удар не способен ни сломить, ни остановить их, — её голос стал более серьёзным. — Помнишь красного дракона? Нет? Тогда вспоминай. Это был тот случай, когда Гильдия предложила огромное вознаграждение за его голову. Эта ящерица свалилась откуда-то с гор и начал угрожать всей округе. Совершенно безумная тварюга. Клыки Чёрного Волка взяли задание, но, по сути, почти всё сделал ты один. Пока остальные его отвлекали, ты наносил точечные раны, пока он не пал. Все девять ударов, как ты сказал. Хех, до того момента никто не верил в рассказ про девять ударов, но после этого поверили. Мысленно перед глазами встала картина огромного, устрашающего дракона, которого, судя по всему, я уложил этим копьём. Но это были только смутные образы, словно вспышки памяти, которые тут же ускользали, оставляя меня в сомнениях. Я вздохнул, опуская взгляд на оба копья. — Хех, до того момента никто не верил в рассказ про девять ударов, но после этого поверили, — продолжала она. — Ты не говорил, где достал это копьё, и не любил о нём распространяться. Гэй Найн хорош, когда ты знаешь, на кого идёшь. В обычной жизни он не особо подходит. Тяжёлый, быстро выматывает. Сам мне это когда-то говорил. Я задумчиво посмотрел на красное копьё. В нём была сила, но что-то подсказывало мне, что сейчас оно мне не подойдёт. Взяв их обоих, я отправился обратно в кладовку и через несколько секунд вышел с зелёным раскладным копьём, чувствуя, как оно удобно ложит в руку. Лёгкое, мобильное, и, что немаловажно, незаметное. С этим копьём я мог бы спокойно передвигаться по городу, не привлекая лишнего внимания. — Это выбор, который ты делал часто, — заметила Гислен, глядя на меня с лёгким одобрением. — Пока не нашёл то копьё из песка, ты пользовался этим, — она кивнула на зелёное копьё. — Удобное, и не так быстро выматывает. Но имя этому оружию, вроде бы, ты не давал… Я кивнул, слегка улыбнувшись. Зверолюдка ловко поднялась с кровати, поправляя ножны на поясе. — Ну что, пойдём в гильдию? Элинализ должна ошиваться где-то там.

***

Полумрак в пабе создавал уютную, почти домашнюю атмосферу. Мягкий свет нескольких настенных фонарей мерцал на грубо отёсанных деревянных столах, отражаясь в кружках с тёмным пивом и глубоких тарелках с дымящейся едой. Место было почти пустым – завсегдатаи явно предпочитали приходить ближе к вечеру, когда стены пропитывались звоном голосов, песнями и дружными возгласами. Сейчас же, ранним утром, мы с Гислен сидели у окна, наблюдая за городом, который будто заново рождался под светом восходящего солнца. Я лениво смотрел сквозь запылённое стекло на шумные улицы. Город днём и ночью словно два разных мира: ночью он казался загадочным и таинственным, играя тенями и отблесками фонарей, а днём раскрывался во всей своей красе. Крики торговцев, звон железа, смех детей на площадях – всё это наполняло город яркими звуками, делая его живым и полным энергии. Я наблюдал, как мимо проходили люди, снующие по своим делам, и невольно чувствовал себя частью этого пульсирующего механизма. — Ты почему не ешь? — отвлекла меня Гислен, дёрнув за рукав. Она уже жевала поданный ей жареный хлеб, запивая его водой, и на секунду посмотрела на меня с прищуром. — Как будто никогда этот город не видел. Несколько часов назад здесь ходили уже. — Странное чувство, — признался я, улыбнувшись. — Вроде бы всё знакомо, а смотрю, как в первый раз. Привыкаю, что ли. — Не тормози, а то остынет всё, — пробурчала она, возвращаясь к еде. Награду в Гильдии выдали сразу, даже не спросив подтверждения выполнения задания – такой привилегией обладали немногие. Ранг S оказался не просто титулом, но настоящим символом доверия и уважения. В гигантском здании Гильдии многие здоровались с нами, очевидно зная и уважая нас обоих. И хотя мне не удавалось вспомнить их лиц или имен, я кивал в ответ, махал рукой, делая вид, что всё идёт, как должно. Само здание штаб-квартиры Гильдии поражало своим размахом, но, пожалуй, главное его очарование заключалось не в каменных стенах и величественных залах, а в уютном хаосе, царящем внутри. Здесь у каждого уголка было своё предназначение. Огромный холл открывался массивной доской заданий, усеянной бумажными свитками и табличками. Каждое объявление – от простых поручений до опасных миссий – привлекало толпу, из которой выделялись наёмники и искатели приключений, переговаривающиеся друг с другом вполголоса. Слева от холла находилась стойка с базовым снаряжением. Доспехи, зелья и небольшие артефакты, аккуратно выложенные на деревянных стеллажах, казались совершенно обыденными в этом месте несмотря на то, что для новичков эти предметы представляли настоящую ценность. Дальше в глубине располагалась комната подготовки – здесь можно было обсудить маршрут с товарищами, разложив карты и расчёты прямо на длинных столах, и снарядиться для выхода в неизвестные земли. Забавно: я ожидал, что буду поражён и удивлён, а по факту почувствовал лишь привычность происходящего, словно подобное бывало часто, как и я сам. Гислен, отказавшись от еды в гильдийском пабе, повела меня в это место – уютный, полузабытый уголок, где, казалось, мы уже неоднократно завтракали. Она заказала завтрак, сверяясь с помятым листком, тихо бормоча себе под нос каждое блюдо. — Что это у тебя? — спросил я, немного удивлённо глядя на её сосредоточенное лицо. — Твой же список. — Гислен мельком взглянула на меня, пожав плечами. — Ты сам его мне когда-то расписал, чтобы «кошка» правильно питалась и училась читать. Вот и читаю, — она ткнула в листок пальцем, не отрывая глаз от меню. — Говорил, что надо сохранять баланс между мышцами и жиром. — Кошка? — я усмехнулся, снова глядя в окно. — Ты же не кошка, Гислен. Она фыркнула, ухмыльнувшись. — Раз ты меня бесплатно кормишь, могу и побыть ею. А то вдруг передумаешь ещё. Я ловко выхватил листок из её рук и пробежал глазами по строчкам. На бумаге аккуратно и чётко были написаны названия блюд, их составляющие и небольшие примечания по каждому продукту. Я невольно начал вспоминать каждую букву, каждый ингредиент. В голове промелькнули образы – словно я сидел в гильдии, рядом с кем-то, и аккуратно записывал все эти указания, чтобы Гислен ела именно так. Забота о её рационе была чем-то естественным, и даже мысли о стоимости еды не волновали. Мы только что получили приличное вознаграждение, и на душе было спокойно: что-то в её утреннем мурлыкании, о котором она так ничего и не сказала, кажется, оправдывало все затраты. Вскоре на стол поставили жареное мясо с зеленью, пышный хлеб, натёртый чесноком, а также пару блюд, предназначенных специально для Гислен. Она сразу набросилась на еду, почти моментально отхватив кусок мяса, хотя и удержалась от соблазна схватить его руками. — Можешь не сдерживаться, — усмехнулся я. — Ешь, как привыкла. Гислен только покачала головой, стараясь скрыть улыбку, но в её взгляде промелькнуло что-то весёлое. Она довольно аккуратно пользовалась ножом и вилкой, хотя её взгляд выдавал нетерпение. Мы молчали, наслаждаясь едой, но мне хотелось задать один вопрос, который давно вертелся на языке. — А что с твоим правым глазом, Гислен? Старая рана? — наконец спросил я, внимательно глядя на неё. Она оторвалась от еды, замерев на мгновение. Затем, словно приняв решение, медленно подняла повязку, на несколько секунд обнажив тёмно-зелёный глаз, который блестел, как россыпь изумрудов. Его цвет казался почти потусторонним, будто он был частью какого-то другого мира, далёкого и непонятного. — Это демонический глаз, — пояснила она, надев повязку обратно и возвращаясь к еде. — Благодаря ему вижу ловушки, да и вообще всякие… препятствия. Много раз он нас выручал в подземельях. Без него бы, наверное, раз десять уже полегли, — она взглянула на меня, будто ожидая ещё вопросов, но продолжила жевать. — Но больше ничего интересного мне рассказать нечего про него. Глаз как глаз… Гислен съела последний кусок, но не утратила концентрации – она ела медленно, не торопясь, и каждый её жест был выверен. На лице её был написан голод, но её выдержка подкупала. Когда мы почти доели, я вспомнил о нашей изначальной цели. — Так где искать Элинализ? — поинтересовался я, убирая со стола крошки и чуть наклоняясь к ней. Она жевала кусок салата, и после короткой паузы взглянула на меня. — В Гильдии мне сегодня намекнули, что она снова в темнице оказалась из-за своего проклятия. Но это для неё обычное дело. Закончим и пойдём её выкупать оттуда, — Гислен бросила мне короткий взгляд, как будто говорила о чём-то обыденном, но её глаза искрились лёгкой насмешкой. — Проклятие? — переспросил я, откладывая кружку с чаем и вглядываясь в неё внимательнее. — Да, проклятие… — повторила Гислен, с намёком на раздражение, едва заметно кривя губы. — Но пускай она сама тебе расскажет о нём. У меня не получится так красиво обернуть её… э-э… распутство даже на языке зверобога…

***

В подземной городской темнице нас встретил влажный, затхлый воздух, и тени под арочными потолками сгущались в зловещие силуэты. Я почувствовал, как звонко звякнули в кармане серебряные монеты, где не хватало десяти, отданных в качестве залога за Элинализ, и прикинул, насколько это действие был глупым и дорогим на самом деле. Гислен тоже выглядела не в лучшем расположении духа, и это только усилилось, когда до нас донеслись крики из глубины коридора. — О да!.. Ещё… сильнее! — доносился женский голос, срываясь на полувсхлипы. — Долби её, эту эльфийскую потаскуху! Долби! — с презрением и явным удовольствием орал другой, мужской голос. По тому, как Гислен сжала кулаки и сдвинула брови, стало ясно, что она уже догадалась, о какой именно потаскухе шла речь. Стражник, наш сопровождающий, едва прикрывая удивление и замешательство, поспешил вниз, чуть ускорив шаг. Мы с Гислен двинулись за ним, шаги эхом отдавались от стен, заполняя лестничный пролёт. Чем ближе мы подходили к нижнему уровню, тем яснее становился смысл криков. Наконец, мы достигли просторного коридора, по обеим сторонам которого располагались тёмные клетки. Левый ряд клеток пустовал, только цепочки пыли на полу намекали, что их давно никто не использовал. Но справа была другая история: в самой ближней клетке, напротив двери, нам предстала поразительная сцена. Огромный зверолюд с тёмной кожей, массивными руками и серыми ушами, как у волка, возвышался над светловолосой эльфийкой без одежды, прижимая её к прутьям с другой стороны и насилуя со всем рвением. Он держал её так, что она висела на его руках, и сдерживать пыл явно не собирался. — Не отпускай меня… держи крепче! Глубже! Глубже!.. — кричала она, теряя всякий стыд и сдерживаемые эмоции. — Аргх-х!.. — рычал он, ещё больше ускоряясь и вонзаясь в неё с такой силой, что клетка содрогалась от ударов. Их тела сливались в единое целое, покрытые потом и дрожащие от страсти. Зверолюд продолжал её брать, не обращая внимания ни на что. Из соседней камеры на происходящее внимательно взирал древний старик, лет шестидесяти на вид, выданный по седым прядям и глубоким морщинам, и одобрительно комментировал сцену, скривив губы в насмешливой улыбке. Слова его были насыщены ядом. — Давай-давай, хвостатый! Разорви её нахрен!.. Святой рыцарь замер, открыв рот от удивления. Я замер, не зная, как реагировать на это внезапное безумие, но первой в себя пришла Гислен. Она рванула к клетке, взгляд её был таким яростным, что, казалось, пронзил бы его насквозь. Она резко стукнула ногой по прутьям, едва не выломав их. — Эй, мжр’ррак тэ шха-фанг’ррк!.. — злобно бросила она зверолюду на своём языке, что-то среднее между рыком и окриком. Её голос наполнился резкостью. Тот вздрогнул, замер, и его уши прижались к голове. Он медленно повернул голову к Гислен, в его глазах мелькнул страх. — Урра’шш мр’рук тэ ши, фиир-ррвак тж’шууй! — чуть тише прорычала Гислен, не отрывая от него жёсткого взгляда. Зверолюд забормотал что-то в ответ, продолжая держать Элинализ, оправдываясь на том же языке. Его слова звучали торопливо и смиренно: — Гхш’ртаас, ррэн хт’ршаай… Я мрр’ну тэ т’рг’ней… — Маар-тан шоо эрр-ра, к’ан-фал деррки! — рявкнула Гислен, снова ударяя по прутьям. Зверолюд замер, словно окаменев, и ослабил хватку. Его руки задрожали, и он, выпучив глаза, глянул на Гислен. Губы у него дрогнули, словно он хотел что-то сказать, но вместо этого выпустил эльфийку из своих рук и, опускаясь на колени, натягивал штаны, одновременно отступая к дальней стенке. Элинализ, тяжело дыша, ещё не пришла в себя, но её взгляд был ясным, хоть и слегка затуманенным, а лицо покрылось красными пятнами, то ли от усилий, то ли от ещё свежих эмоций. — Чшк! Я у’емм дэ тзии’на тшг’ррух! — продолжала Гислен. — Ко’гул-лирр мрр’нннг, ррра кши!.. Рыцарь, обретя дар речи, наконец решительно постучал по металлическим прутьям и крикнул: — Так, всем заткнуться! Авантюристы, забирайте свою эльфийскую потаскуху и уводите её отсюда, пока я не передумал!..