Крестьянин с копьём

***

— Может, оно и к лучшему, что я память потерял… — прошептал я, глядя на свои руки, сидя на каменистом берегу широкого ручья. Мы остановились здесь, чтобы немного передохнуть после долгого пути по лесу. Вода в нём журчала, разбиваясь о гладкие камни, словно ни я, ни моё внутреннее смятение её не касались. Вокруг простиралась приятная тишина, нарушаемая лишь лёгким шорохом листвы под ветром, что колебал ветви деревьев над головой. Утёсы, обрамлявшие ручей, создавали ощущение уединённости, но вместо покоя приносили странное чувство оторванности от мира. Гислен стояла по щиколотку в воде, умываясь после долгого дня. Её мокрые волосы блестели под редкими солнечными лучами, пробивавшимися сквозь листву, а капли воды стекали по её мускулистой шее и плечам. Вода на её коже смотрелась естественно, как часть этой природы, её сила и выносливость становились ещё очевиднее в этом спокойном, укромном уголке. Я тоже решил умыться. Набрал пригоршню прохладной воды и плеснул её себе на лицо. Пальцы скользнули по коже, и вдруг я почувствовал нечто странное, когда провёл рукой по запястьям. Поначалу я не придал этому значения, но потом задержал взгляд на своих руках. Глубокие шрамы и ожоги, давно скрытые под поверхностным спокойствием, теперь были обнажены, как оголённые нервы. До этого момента я словно не замечал их, как если бы разум научился блокировать эти свидетельства страданий, которые я пережил. — Хм… — я замер, всматриваясь в свои руки, проводя пальцами по каждой линии. Шрамы и ожоги от кандалов, которые я поначалу спутал с татуировками, какие были у мудреца, попались на глаза внезапно, как заноза, долго сидевшая глубоко под кожей. Они всё это время были со мной, но, похоже, разум давно научился их игнорировать, как нечто привычное. До тех пор, пока Гислен не привела нас в это укромное место у ручья, скрытое от посторонних глаз. Теперь же, сидя жопой на камнях, я чувствовал, как по телу распространяется покалывание, и лёгкая, но нарастающая боль переросла в шок – настоящий удар. Я в один момент осознал, насколько моё нынешнее тело было изранено. Расстегнув рубашку, я так же увидел на тренированном теле шрамы, пересекавшие кожу на груди, животе и в отражении на воде увидел старый след ошейника на шее. Эти следы были не просто физическими увечьями – они будто одним своим видом тянули меня к забытому прошлому, к чему-то, что я никак не мог вспомнить. Осознание этого заполнило меня тревожной тишиной, в которой все мои мысли словно тонули. Былая уверенность и собранность куда-то в миг улетучились, оставляя вчерашнего паренька с вилами на плече в теле, познавшем самую настоящую боль и страдания. Мой взгляд какое-то время метался по телу, словно пытаясь отыскать объяснение, но вместо этого внутри росло чувство бездны. Гислен, видимо, заметила моё молчание и повернулась ко мне, её хвост слегка дёрнулся. С недавних пор её присутствие стало ощущаться спокойнее, но сейчас она была напряжена. Стоя в воде, она не сразу подошла, словно решая, стоит ли вмешиваться. — Ты почти не говорил о своём прошлом, — её голос, хотя и был низким и сдержанным, звучал твёрдо. В её тоне чувствовалась забота, и, возможно, даже лёгкая обеспокоенность. Я посмотрел на неё. По ней было хорошо видно, что не любила разговоры о чувствах и о прошлом, предпочитая действие слову, однако сейчас, видя моё состояние, она нарушила привычное молчание. Мокрые волосы слиплись в пряди, тяжело свисая на плечах, а на её лице проступило беспокойство, которого я прежде не замечал. Хотя её телосложение, словно выточенное из камня, выдавало её как воительницу, сейчас в ней было что-то другое – она выглядела уязвимой в этой тишине, как и я. — Но очевидно, что ты был в рабстве, — сказала она, её голос чуть дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. — Пол, наверное, знает больше. Я как-то спрашивала его о твоих ранах, но он всегда отмахивался, как будто это не имеет значения или вовсе не знает. Хотя, кажется, он что-то скрывал. Иначе зачем бы он привёл тебя к себе в отряд? Её слова пронеслись мимо моего сознания, словно ветер, не оставив отклика. Память, рабство, шрамы – всё смешалось, не давая ясности. Я потерял четыре года своей жизни, но каким образом это привело меня сюда? И был ли я прежним человеком до всего этого? — Безродный деревенский парень с вилами и кошелём монет, который не смог бы дать отпор, — пробормотал я, снова оглядывая свои руки, словно надеясь найти ответы в этих следах. — Неудивительно, что меня могли захватить. Вопрос только – что произошло дальше? В какой момент я смог чего-то добиться? Или меня схватили за ближайшим поворотом? Слова звучали пусто, лишённые какой-либо ясности. Я снова посмотрел на отражение в воде, на своё лицо, искажённое рябью. Шрамы тянулись по моему телу, но не давали ответов. Ручей продолжал журчать, как если бы ничего не изменилось. Гислен, молчаливо наблюдавшая за мной, наклонила голову, её острые уши вздрогнули, будто улавливая что-то, что я не мог услышать. Она подошла ближе, её мокрые ноги ступали по камням почти бесшумно. Она присела на корточки рядом, её взгляд не отрывался от моих рук. — Я… сочувствую, что тебе пришлось через это пройти, — голос Гислен был удивительно мягким, почти неуверенным, что для неё было совсем не характерно. Она не подняла взгляда, и я ощутил в её тоне что-то непривычное, как будто ей было сложно подбирать слова. Затем она протянула руку и осторожно коснулась моей головы, её пальцы мягко запутались в моих волосах. Этот жест, исходящий от неё, казался неожиданным, но в то же время удивительно естественным. Тепло её прикосновения словно уносило часть моего напряжения, успокаивая. В этом было больше заботы, чем в словах, будто она уже делала это раньше, хотя я не мог вспомнить когда. — Рабство – это гнусное дело, — продолжила Гислен, её голос стал твёрже, обретая ту силу, что обычно сопровождала её слова, хотя она всё ещё говорила тихо. Её взгляд, обычно непроницаемый и строгий, сейчас потемнел от внутреннего гнева, направленного не на меня, а на саму мысль о тех, кто мог поступить так низко. — Никто не должен через это проходить. Никто. Зверолюди часто попадают в цепи… — на этом слове её голос дрогнул, но она быстро справилась, продолжая с тем же внутренним жаром, который редко вырывался наружу. — Нас продают, как товар, лишают права на жизнь, на выбор. Это самое ужасное, что может случиться. Быть рабом – это не просто носить цепи на руках или ногах. Это значит потерять себя, забыть, кто ты есть, стать вещью. Её хвост нервно дёрнулся, как будто не мог смириться с этой темой, а на лице промелькнуло что-то глубокое, болезненное – возможно, воспоминание, личный опыт, или просто неприязнь к столь отвратительной реальности. Она сделала паузу, будто собираясь с мыслями, чтобы закончить свою мысль с той силой, что была присуща её духу. — Свобода – это самое важное, что у нас есть, — сказала она, и в этих словах слышалось нечто большее, чем просто убеждение. Это была истина, которую она пронесла через всю свою жизнь. — Потерять её – всё равно что потерять себя. Когда у тебя забирают свободу, ты перестаёшь быть личностью. Ты уже не человек, не зверочеловек, не воин. Ты пустота. И я не желаю этого никому. Её рука на моих волосах немного сжалась, пальцы коротко и аккуратно прошлись по прядям, как будто она хотела убедиться, что я всё ещё здесь, что со мной не случилось то, что, возможно, она видела или пережила. Её глаза вновь встретились с моими, и я увидел в них ту силу, которую обычно можно было почувствовать в её боевых движениях. Но сейчас это была сила другого рода – сила человека, который не боится говорить правду, даже если она тяжела. — Никто не заслуживает таких шрамов, — тихо добавила она, и хотя её голос был едва слышен, его значимость была огромна. Она замолчала на миг, её пальцы продолжали мягко скользить по моим волосам. Это движение казалось ритуальным, как будто она пыталась дать мне почувствовать то, что слова не могли передать. — Но ты сохранил свой характер, — сказала девушка, возвращаясь к прежней теме. — Всё это только закалило тебя. Ты стал сильнее. И, поверь мне, огонь в твоих глазах не гас ни на миг. А это – самое главное. Я молчал, стараясь собраться с мыслями. Шок от неожиданных и неприятных открытий ещё гудел в груди, словно отголоски далёкой бури. Моё тело всё ещё реагировало на раскрытую правду, но её слова и этот неожиданный жест помогали заземлиться, вернуться в реальность и заново собраться с силами. — Жаль, что такое произошло в моей жизни, — наконец выдавил я, чувствуя, как напряжение чуть отпускает, словно её пальцы вычесывали боль и беспокойство из моих мыслей. — Но я не могу сидеть и оплакивать что-то, чего даже не помню. Просто… странно – видеть эти шрамы и не знать, откуда они. Будто тело и разум живут по отдельности. Не переживай так, всё нормально. Да, я слегка охренел, но… я в порядке. Моя рубашка была полуоткрыта, и я мельком взглянул на шрамы, пересекающие мою грудь. Эти метки стали частью меня, но при этом оставались чужими. Хотя память о последних четырёх годах затерялась где-то в мрачных пещерах с гоблинами, я остался сам собой – и разум, и тело сохранили свою историю. Да, осознание того, что я был рабом, пришло как внезапный и мощный удар, но, странным образом, мне хватило всего нескольких минут, чтобы отпустить это. И пусть это звучит необычно, я даже рад, что воспоминания так и не вернулись. Но не только рабство беспокоило меня. Мой взгляд остановился на волосах – насыщенный синий цвет казался чуждым, словно они принадлежали кому-то другому. Я осторожно провёл рукой по прядям, не узнавая их. — Я этого тоже не помню... — пробормотал я, продолжая пристально смотреть на свои волосы. — О чём ты? — Гислен нахмурилась, явно не понимая, что я имею в виду. — О волосах. Они ведь раньше были тёмными, а теперь… словно я стал частью какой-то цветочной клумбы, — я пожал плечами, стараясь подобрать слова. — Это обычный цвет для мигурда, — удивлённо ответила она. — Ты всегда говорил, что кто-то из твоих родителей был мигурдом. Так что тебе странно? Ты потерял только четыре года, а не всю жизнь. Слово «мигурд» вызвало слабый отклик в моей памяти. — Мигурды… демоническое племя с континента, — задумчиво произнёс я. — Но я здесь причём? Гислен долго смотрела на меня, затем медленно кивнула. — Ты сам говорил, что у тебя есть корни на демоническом континенте. Волосы и твой небольшой рост – все это говорит в пользу мигурдов. Ты всегда был ниже среднего. Я встал и ощутил, как земля слегка покачнулась под ногами. — Погоди-ка, разве я настолько низкий? Она, ухмыльнувшись, поднялась рядом, и я с удивлением отметил, что действительно был ниже её почти на голову. Как я мог этого раньше не замечать? Будто мой разум просто игнорировал эти очевидные вещи. — У тебя просто длинные уши, — пошутил я, пытаясь вернуть лёгкость в разговор. — Утешай себя, коротышка, — её смех был коротким, но тёплым. — Но мне нравится, что ты сохраняешь самоиронию и остался собой. Иначе было бы совсем печально. Она протянула мне кулак, и я, без колебаний, ударил по нему своим. Мой разум многое забыл, но тело по-прежнему помнило привычные движения. — Может, я и потерял память, но не могу сказать, что чувствую себя тем же человеком. Всё изменилось – мои взгляды, мысли, чувства. И, знаешь, я не уверен, что хочу помнить, каким был раньше. — Тебе виднее, — согласилась она, её взгляд был внимательным, но молчаливым. Природа вокруг нас вновь заполнилась звуками: журчание ручья, шелест травы под лёгким ветром и шепот листьев высоких деревьев. — Но всё же, ты ничего не помнишь о своих родителях? — спросила Гислен, её голос был мягким, но изучающим. Я посмотрел на ручей, позволив его потоку унести мои тяжёлые мысли. — Помню. Я рос в богом забытой деревне в глубинах королевства Асуры, — начал я, с лёгкой ухмылкой. — Моими родителями были обычные крестьяне, люди по расе, хотя по поведению они больше походили на гоблинов… — Хм, было всё так плохо? — Они были настолько уродливы и глупы, что я удивлялся, как у них мог получиться такой умный, красивый и адекватный сын, как я, — самодовольно хмыкнул я, и тут же получил легкий тычок в плечо от Гислен. Я на мгновение замолчал, вспоминая прошлое, полное странных и абсурдных моментов. — Я ещё тогда задумывался, насколько мы на самом деле родственники. Уж слишком мы разные. Они постоянно были заняты своими делами – и, скажем так, каждую ночь сношались друг с другом, как свиньи… визжали при этом также. Бррр! — я поёжился от неприятных воспоминаний. — И к тому же отсутствие братьев и сестёр вызывало вопросы, ведь они явно старались… Гислен слушала молча, её хвост лишь слегка дёрнулся, словно в ответ на мой рассказ. — Как только у меня появилась возможность и повод убежать оттуда, я так и сделал. К тому времени я уже давно перестал считать их родителями, — продолжил я, разводя руками. — И вот тут-то твои слова насчёт мигурдов меня сильно удивляют. В то время я разве что только название это знал, но никогда не причислял себя к ним. Просто тёмноволосый парень, живущий среди крестьян, не более того. Но, похоже, всё куда сложнее… Я покачал головой, вновь погружаясь в свои мысли. — Ну, я об этом слышу впервые, — отозвалась Гислен, вскинув бровь. — Неужели я был таким скрытным? — спросил я, пытаясь осознать её слова. Мысль о том, что я почти не делился своей историей, казалась странной, ведь многое из прошлого теперь ускользало. — Не совсем, — Гислен пожала плечами, её движения были расслабленными, но взгляд оставался настороженным. — Ты не был необщительным, но о прошлом говорил редко, а уж о личном почти никогда. Иногда, когда выпьешь или купишь что-то дорогое, мог рассказать какую-то случайную историю, но так, чтобы обсуждать свои корни – этого не бывало. Это началось с тех пор, как я встретила тебя в группе Пола. Думаю, остальные тоже могли знать чуть больше, особенно сам Пол. Вы с ним часто цапались, как кошка с собакой, но именно он одного из первых пригласил тебя в «Клыки». И, несмотря на все ссоры, ни разу не предлагал выгнать тебя. Хотя сейчас найти его будет непросто. Наша группа давно распалась, и все пошли своими дорогами. Единственное, что мне известно – Пол сейчас где-то в Асуре вместе с Зенит, и они сейчас готовятся стать родителями. Но точное место мне неизвестно. Я ненадолго задумался, пытаясь соединить разрозненные фрагменты её рассказа. — Если Пол в Асуре, где тогда мы сейчас? — В Святом Королевстве Милис, — ответила она, будто я должен был это помнить. — Мы в полудне пути от Милишиона, столицы королевства. Там находится штаб-квартира искателей приключений... и твоя квартира. — Квартира? Это тот дом, о котором ты говорила? — уточнил я, чувствуя, как лёгкая волна любопытства поднимается во мне. — Да, — Гислен кивнула, её хвост медленно качнулся из стороны в сторону, словно подчеркивая её спокойствие. — Ты потратил все свои сбережения, накопленные за время приключений в «Клыках», чтобы купить комнату в жилом районе. Честно говоря, это казалось мне не самым мудрым решением, но тебе было всё равно. Там у тебя твои вещи и коллекция копий... или копьёв, — она прищурилась, вспоминая. — Возможно, среди этих вещей есть подсказки, которые помогут восстановить память. Это же твой дом. Других значимых ключевых мест, вроде бы, нет. — Дом... — я невольно улыбнулся, словно пытаясь осмыслить это слово. — Никогда не думал, что у меня будет свой уголок, да ещё на другом континенте. — Тебе сразу понравился Милис, — усмехнулась она. — И я в целом понимаю, почему. Западный край континента – красивое и тихое место. Сезон дождей здесь проходит спокойно, нет сильных штормов. Мы живём в столице последние четыре месяца: выполняем задания, тренируемся, учимся. Обычная жизнь. — Звучит не так уж плохо, — кивнул я, чувствуя, как её слова постепенно успокаивают меня. Она посмотрела на меня теплее, её взгляд стал более мягким. — Да, всё не так плохо. Мы в «Клыках» сделали себе имена, покорили несколько подземелий. Сейчас просто отдыхаем, как и все остальные в нашей профессии. Иногда берём сложные задания, но потом гуляем несколько дней, отдыхая. И так всё повторяется снова. Это жизнь с вызовами, но скучать обычно не приходится. Кстати, у тебя были планы отправиться на демонический континент через пару месяцев, чтобы узнать больше о своих корнях. Но, похоже, теперь ты этого не помнишь. Я тихо вздохнул, ощущая, как из её рассказа начинает складываться картина. Пусть и не полная, но что-то уже прояснялось. — По крайней мере, хоть что-то начинает обрисовываться, — сказал я, проводя рукой по волосам, ещё не привыкнув к ним. — Но ладно, можно долго это обсуждать. Что дальше? Идём домой? — Да, — Гислен улыбнулась. — Я знаю тропы и дороги до города, доберёмся быстро и без проблем. Всё-таки я же нас сюда привела. — Полностью полагаюсь на тебя, Гислен, — произнёс я, чувствуя, как её уверенность плавно передаётся и мне. Это ощущение было странным, но приятным. Она широко улыбнулась, её улыбка стала почти детской, прежде чем она с неожиданной силой хлопнула меня по плечу. От её удара у меня на секунду заломило в плече, но это лишь вызвало у меня улыбку в ответ. — Я не подведу. Идём! — бодро произнесла она, делая первый шаг вперёд, её хвост взвился вверх, словно флаг победы. Я посмотрел ей вслед, чувствуя, как её решительность пробуждает во мне искру энергии. Её уверенность и решительность были почти осязаемы, и это чувство стало заразительным.

***

Мы продолжали идти, и с каждым шагом окружающий мир раскрывался всё больше, словно раздвигаясь перед нами. Густые леса, некогда окружавшие нас, медленно редели, уступая место просторным равнинам, где высокая, дикая трава шуршала под порывами ветра. Эти травы, возвышающиеся над коленями, казались морем зелени, его бесконечные волны колыхались и переливались при каждом дуновении. Редкие деревья, росшие поодаль друг от друга, тянулись к небу своими узловатыми ветвями, на которых играли последние лучи уходящего солнца. Солнце клонилось к закату, его золотисто-оранжевые лучи пробивались через облака, окрашивая горизонт в палитру тёплых оттенков. Долгие тени протянулись по земле, словно напоминание о времени, которое неумолимо бежало вперёд. Я ощущал, как пыль с троп оседала на мои сапоги, оставляя сероватый налёт, но это было почти незаметно – наше движение оставалось плавным, размеренным, словно дорога сама вела нас. Даже мешок с песком на плече перестал быть какой-то помехой, утратив свой вес. Широкий тракт теперь вырисовывался перед нами, и каждый шаг по нему казался упорядоченным, ясным, как бы ни была неизвестна моя судьба. После разговора у ручья в моём сознании воцарилось странное спокойствие. Я чувствовал, как напряжение, постоянно живущее во мне с момента потери памяти, постепенно отпускало, растворяясь в лёгком вечернем воздухе. Беседа была короткой, но она принесла облегчение – я перестал зацикливаться на том, что было вне моей досягаемости, и просто принимал путь, как он есть. Впереди меня ждал новый мир, и, хотя мне было тяжело осознавать, что я не могу вспомнить своё прошлое, будущее манило своей неопределённостью, как однажды это было в Древоборе. Оставалось лишь шагать вперёд, пытаясь собрать осколки воспоминаний, как мозаичные стекляшки. Когда мы окончательно вышли на широкий тракт, я всё же не удержался и вновь начал задавать вопросы. Теперь они казались мне более логичными, менее хаотичными и эмоциональными. Ощущение нового понимания, словно сознание открылось и жаждало знаний, было всё сильнее. Гислен внимательно слушала каждый мой вопрос, но её ответы были краткими, иногда резкими, как если бы она боялась говорить слишком много. Иногда она просто молчала, как будто внутри неё разыгрывалась борьба. Когда я спрашивал о чём-то, чего она не знала, её лицо слегка напрягалось, а пушистые уши подрагивали, словно она чувствовала смущение. Она коротко кивала или отводила взгляд в сторону, сжимала губы, словно стараясь не показать мне своё недовольство собой. Казалось, что в моменты, когда она не могла ответить, её это тревожило. Она молчала чуть дольше, чем обычно, и время от времени бросала на меня взгляд, полный внутреннего смущения, который она пыталась скрыть за своей привычной серьёзностью. Местные деревеньки, мимо которых мы иногда проходили, будто существовали в отдельном мире, где царил покой и безмятежность. Крестьянские дома стояли среди широких полей, их синие крыши, поросшие мхом, были увенчаны скрипящими от ветра флюгерами. Жители были заняты повседневными делами, не обращая на нас внимания. Дети играли на улицах, гоняя самодельные деревянные колёса, а женщины у колодцев общались между собой, перебрасываясь короткими фразами. Их жизни шли своим чередом, не омрачённые опасностями, которые преследовали нас на каждом шагу. Эти сцены простого быта казались мне странно знакомыми, словно я уже не раз видел их. Я ловил на себе взгляды крестьян, которые проносили корзины с урожаем мимо нас, и каждый раз в груди появлялась больная пустота – будто моя память пыталась вынырнуть на поверхность, но тут же ускользала. Я не мог вспомнить ничего определённого, только смутные образы мелькали в голове, но стоило зацепиться за них, как они тут же исчезали. Продолжая задавать вопросы о прошлом, я однажды услышал, как Гислен, после долгой паузы, едва слышно вздохнула. Она остановилась на мгновение и посмотрела вдаль, будто пыталась найти ответ в окружающих нас полях и далёких холмах. — Я... плохой информатор, — призналась она тихо, хмурясь. — Я не знаю столько, сколько, возможно, должны были бы знать другие. Эти слова прозвучали непривычно мягко для её обычного сурового тона. Я заметил, как она сжала кулаки, как будто внутренне сражаясь с чувством вины за своё незнание. Но я решил не давать ей увязнуть в этом – перевёл разговор на то, что она точно знала. — Пол и Зенит... — начала она, вновь обретая свою уверенность. — Они сейчас в Асуре. Где-то ближе к столице, но точного места не знаю. Они готовятся стать родителями, так что их поиски не будут лёгкими, но они вдвоём, и я уверена, что с ними всё будет хорошо. Эти слова вселили в меня странное ощущение спокойствия. Впрочем, оно вскоре сменилось тревогой – при необходимости искать их придётся далеко, на другом континенте, и Гислен, похоже, понимала, что найти их будет не просто. — Элинализ, — продолжила она, слегка пожимая плечами. — Скорее всего, до сих пор в Милишионе. Она сейчас почти не выходит от города, предпочитая оставаться в пределах гильдии и жилых районов. Мы даже после роспуска «Клыков» часто работаем вместе на заданиях, и, насколько я помню, у вас с ней были хорошие отношения. Она должна знать больше о твоём прошлом. По крайней мере, больше, чем я. Мы с ней не виделись около недели уже, но не думаю, что она покинула город. Денег у неё полно, а желания уходить в новое путешествие нет. Сейчас у неё совсем иные желание, привычные ей. Моя голова снова начала наполняться образами, но они были неясны, слишком размыты, чтобы что-то ухватить. Я кивнул, соглашаясь, что найти Элинализ – это теперь наша первая задача. Поиски остальных могли подождать. — Таллханд... — задумчиво протянула Гислен, поднимая взгляд к вечернему небу. — Последний раз я слышала, что он отправился в Широн. Если решил идти туда, то, скорее всего, ещё там. С ним у тебя были особенные отношения, что-то вроде наставника. Иногда мне казалось, что он относился к тебе, как к сыну, хотя никогда этого не признавал. Её тон стал увереннее, когда она говорила о Таллханде. Возможно, гном действительно знал обо мне больше, чем я мог себе представить. — А вот о Гису я ничего не знаю, — почти безразлично добавила она. — Он всегда был проныра, появлялся и исчезал так быстро, что его было трудно поймать. Даже сейчас никто не знает, где он. Но, по правде говоря, мне кажется, что его поиски будут пустой тратой времени. У вас не было никаких связующих тем, кроме заданий и посиделок в таверне. Я кивнул, соглашаясь с её логикой, и почувствовал, как некая ясность наконец появилась в нашем пути. Теперь у нас был маршрут – сначала Милишион, потом, если потребуется, другие континенты. Но по мере того, как я собирал эти разрозненные сведения, желание вернуть память как-то угасло. Действительно ли мне хочется вернуть себе эти четыре года? Если бы не следы на теле, ответ был бы очевидным, а так всё стало куда сложней.

***

Небо окрашивалось в глубокий, почти фиолетовый оттенок, словно сама тьма расползалась по горизонту, а свет угасал, уступая место ночи. Звёзды постепенно проступали на своде неба, робкие и далекие, как воспоминания, что не удавалось удержать. Мы шли, не говоря ни слова. После разговора о «Клыках», после того, как все известные Гислен имена выплыли на поверхность, стало понятно, что вопросов больше не нужно задавать. Пыльные дороги, с которыми я когда-то, возможно, был на «ты», не рождали ни одной твёрдой мысли. Иногда мне казалось, что я здесь уже был, а иногда – что я прохожу по этим землям в первый раз. Как только я пытался ухватить эти воспоминания, они мгновенно ускользали, таяли, оставляя меня снова в пустоте. Всё, что мне оставалось, – это сосредоточиться на моменте, на тишине вокруг. Наши шаги синхронно отбивали тихий ритм по пыльной дороге, пока солнце медленно скользило за горизонт. Просторы растянулись до самого края, где небо сливалось с землёй, образуя тонкую линию. Вечерний ветер дул в спину, обдавая лицо прохладой, унося с собой мои расплывчатые мысли. И вот, после бесконечного пути, перед нами, будто появившийся из ниоткуда, открылся величественный город – Милишион. Город без стен, но всё равно казавшийся неприступным. С возвышенности, на которой мы остановились, открывался вид на огромную равнину, где в свете луны блестели зеркальные каналы, словно окружающие город нитки серебра. Белоснежные башни и обелиски возвышались над ним, стремясь к небу. Одна из них, самая высокая, возвышалась так, что, казалось, могла коснуться звёзд. — Вот он, — тихо сказала Гислен, остановившись на мгновение. Её взгляд устремился на город, но в её голосе не было восторга, а лишь некая задумчивость. Я стоял рядом, глядя на просторы, на белоснежные шпили храмов, что возвышались как вторая линия горизонта, пронизывая ночное небо. Лёгкие тени облаков плыли над головой, а ночной ветер ворошил волосы. Было тихо, но в этой тишине витала какая-то магия – магия ожидания. Воспоминания вновь начинали мелькать перед глазами, но не приносили с собой никаких ответов. Казалось, что я уже стоял здесь однажды, что это видение города уже преследовало меня. Милишион не был просто городом. Он был чем-то бóльшим – олицетворением силы и власти. Его ровные линии, чистые улицы и величественные здания казались воплощением порядка в мире, где так мало порядка было в моей голове. — Почти пришли, — снова тихо произнесла Гислен, и я почувствовал, как этот город станет для нас новой главой.