The Resurrected sunset

Слабые голоса по ту сторону двери на мгновение становились громче, а затем стихли. Я затаил дыхание, стараясь расслышать хоть какие-то узнаваемые слова или звуки, которые могли бы указать на личность невидимого говорящего. Но голоса оставались приглушёнными и неразборчивыми, усиливая охватившие смятение и неуверенность. Разум лихорадочно перебирал возможные варианты, воображение рисовало множество сценариев. Какая-то часть отчаянно хотела верить, что кто-то может прийти и спасти меня, что освободят от этого кошмара. Но рациональная сторона разума, закалённая годами проживания в этом мире, предупреждала об опасности и маловероятности подобных событий. Если это не была жестокая шутка Обито, то существо с другой стороны могло быть таким же опасным. Лежа там, с колотящимся в груди сердцем, в ожидании хоть какого-то признака опасности или надежды, не мог перестать представлять. Но даже молясь, я знал, что придётся быть готовым к худшему. Сейчас всё, что мог делать, — это ждать и слушать, надеясь вопреки всему, что случится чудо и спасёт из пучины отчаяния. Постепенно я начал осознавать, что мне никогда не выбраться из этого места. Я останусь здесь навсегда, неважно, в каком состоянии — мёртвым или живым. Мне не хотелось признавать это, и я неосознанно пытался отгородиться от реальности, убеждая себя, что смогу найти выход и покинуть это ужасное место. Весь следующий день я провёл, скорчившись у входа в надежде услышать звуки ходьбы или разговоров. Засыпал на холодном полу, даже не пытаясь перетащить футон. Запах плесени и едва заметные разводы на некогда белом постельном белье лишь усиливали моё уныние. Я с отвращением поглядывал на футон, надеясь, что его заменят на новый. Закрыв глаза, задумался и представил комнату, в которой мог бы жить. В углу можно поставить компактный стол — даже если он не поместится, можно сделать его ещё меньше. Футон заменить на одноместную кровать — жёсткость пола мешала спать полноценно. В лицо бы ударил порыв ветра, и вместе с ним в комнату ворвался бы свежий воздух. А ещё я бы хотел большую и полноценную ванную комнату. У меня получилось изменить свой рацион, может быть, и с этим сложиться? Ведь стоит только пожелать — и желание исполнится, верно? Эта мысль с каждой минутой становилась всё более настойчивой. Тяжело вздохнув, я прижался головой к щели между полом и дверью. Вокруг царила темнота, пахло сыростью. Возможно, это подвал? Если это так, то, вероятно, выше находится первый этаж. Кричать бесполезно — звук не долетит до улицы. А если и дойдет, то каковы шансы, что это будет именно тот человек, который мне нужен? С сомнением я покачал головой с чувством полного противоречия между разумом и надежной. Обито хоть и является полным кретином, но, к сожалению, умеет думать, когда это необходимо. Не зря же он организовал подпольную организацию? В раздумьях пролетело еще несколько часов, в замочную скважину вставили ключ — звук донёсся до меня словно сквозь толстые слои шерстяных одеял. Учиха с неизменным обмундировании встал в дверном проходе, слегка повернул голову и оглядывал с ног до головы. — Что ты здесь делаешь? — Жду, когда ты придешь. Разве это трудно понять? Между нами повисла напряжённая тишина, которую нарушало лишь прерывистое дыхание Обито. Он стоял неподвижно, и его взгляд пригвоздил меня к месту. Было кристально ясно, что Обито больше не поддастся на уловки и обман, усвоив этот урок на собственном горьком опыте. Я мог представить, что он чувствовал: гнев, который волнами поднимался внутри него, и ярость, горевшую в глазах, словно пожар. Медленно переместился на футон, борясь с каждым движением с болью, терзавшей израненное тело. Как бы ни старался избавиться от охватившего меня чувства тревоги, ничего не получалось. Я осознавал, что Обито способен на жестокость, но никогда не думал, что он может так быстро изменить своё мнение и быть настолько поглощённым жаждой мести. Лежа на спине и глядя в потолок, с замиранием сердца вслушивался в звуки. И тут, среди хаоса звуков — металлического бренчания кунаев, которые были прицеплены к штанам и выставлены напоказ, шелеста одежды и лёгкого дуновения ветра, несущего аромат остывшей еды — я различил знакомые нотки из соседней комнаты. Они вернулись! Мне не показалось! Едва сдерживая переполняющую радость, взял со стола тарелку и откусил кусочек рыбы. Но моя улыбка никогда так быстро не слетала с лица. — Тоже это слышишь? — спросил Обито с лёгкой улыбкой. — Я просил их быть потише, но, как ты знаешь, люди могут не прислушиваться к чужим просьбам. — О чём ты говоришь? — спросил я, не понимая. Запихнул в рот горсть риса, но не мог унять дрожь, охватившую от страха. Он не ответил на вопрос и, указав на тарелку в моей ладони, произнёс: — У тебя руки дрожат. Тремор не желателен для ирьёнина, ты знал об этом? — Да, я… знаю. Обито поджимает губы, и заинтересованность на его лице сменяется недовольством. За время своей недолгой практики мне неоднократно приходилось сталкиваться с различными переломами. При условии своевременного и квалифицированного лечения, перелом пальцев обычно не вызывает серьёзных осложнений в будущем. Однако, боюсь, в данной ситуации… Мои пальцы уже не смогут функционировать с той же отдачей, как раньше. Закрыв глаза, я вновь переживал кошмар той ночи и с грустью осознавал, как наивно верил, что жизнь изменится к лучшему. Всё, что мне остаётся — это верить. После того как Обито, не переставая, носил моё оружие, тихо ушёл, я прислонился к двери и осторожно дернул за ручку. Она была заперта. Однако звук, доносившийся из-за стены, продолжал будоражить сознание. Попробовал постучать в угол, где послышалось копошение, и на мгновение всё затихло. Через некоторое время оно повторилось: рано утром и в течение дня ничего не происходило, но ближе к вечеру звук появился снова. Я, как человек, готовый поверить во что угодно в такой ситуации, был уверен, что за стеной находится человек, а не животное. Обычно звери активны ночью, когда никто не двигается. В отчаянии перепробовал все возможные способы привлечь внимание: от лёгких ударов локтем по тумбочке до дерганья за ручку двери. Старался действовать днём, следуя расписанию, которое выучил наизусть. Но я не знал точного «времени», поэтому называл это дневным днём. Мои внутренние часы, которые не работали всю мою сознательную жизнь, окончательно сбились со временем. Мне кажется, что исследование времени и пространства в контексте сознания может многое объяснить. В данном случае понятие времени имеет три значения: возраст человека, время года и время суток. И если первые два значения мне известны, то как определить последнее, я не понимал. Я думал, что сейчас утро, но вдруг на самом деле была глубокая ночь? А что, если это закат? Эти вопросы являлись моим развлечением на протяжении всего «времени», которого не существовало в этом пространстве. Самочувствие немного улучшилось. Ноги были перебинтованы, и повязки напоминали золотые обручи, которые носят богатые дамы. Головокружение появлялось и исчезало. С каждым приёмом пищи было легче отказываться от еды. Я называл это разгрузочным днем. Каждый вечер, замечая напряжённый взгляд, обращённый на моё тело и особенно на раны, с ужасом осознавал, что обман может раскрыться в любую секунду. Внутри словно пузырился шар ядовитой жидкости, бурля от постоянных и хаотичных мыслей. С каждым ожиданием я готов взорваться и выплеснуть наружу бурю чувств. В то время как я предавался философским размышлениям, что одновременно вызывали у меня и восторг, и ненависть, чем казались не слишком эффективным уходом от мира, раздался тихий стук в дверь. Он повторился, а затем ещё и ещё. Придя в себя, осознал, что нахожусь в том месте, где спрятался пару дней назад, укрывшись под одеялом. Но от кого именно я прячусь? От ощущения свободы, но трепетом перед неизвестностью, ощущая ложное чувство комфорта и безопасности. Я не сделал этого. Не вылез из-под одеяла, которое служило защитой от всего мира. Не предпринял попытку вернуться. Все мои усилия были тщетны из-за слабости тела и сильной боли в ногах. Не задумываясь о реакции тела, я услышал лёгкое шелестение и увидел, как под дверь просунули лист бумаги. Не дождавшись ответа, неизвестный ушёл и хлопнул дверью. Высунул голову и прислушался, одновременно проводя математические расчёты. Если человек, оставивший записку, похож по телосложению на Обито, то его время реакции составит примерно 0,67 секунды. В случае, если это обычный человек, что маловероятно, то около 1,43 секунды. И это при условии, что он проживает в соседней комнате. Прождав еще не определенное количество времени, взял в руки лист с короткой, но лаконичной фразой. Текст был написан размашистым и корявым почерком, иероглифы едва умещались на крошечном клочке бумаги. «Кто ты?» За неимением других средств для письма, прикусил внутреннюю часть ладони и, несмотря на боль, написал ответ таким же неровным почерком: «Пленник». А на обратной стороне добавил: «Помоги мне». Страшась оставлять записку на видном месте, запихнул под одежду и зафиксировал между резинкой штанов и кожей. В самом деле, не будут же меня раздевать? Из комнаты больше ничего не доносилось. Сердце забилось быстрее, а желудок сжался в плотный комок, как только я вспомнил, что настроение похитителя может меняться пять раз за разговор. Я заживо сгорал, мучительно долго растворяясь в пучине омывающей ледяной воды, что струилась по всему телу и горячим рукам, крепко прижимающим к чужой груди. Мне чудилось, что я не здесь, не на мокром полу, где одежда прилипла к дрожащему телу, а в невесомости. Видел всё со стороны. Обито, который редко проявляет инициативу в том, что, по общему мнению, унизительно и отвратительно, крепко зажмурился. Я выгнул спину, желая отстраниться, но в ответ услышал недовольный вздох и предупреждающее постукивание по талии. Над головой нависла гильотина, готовая рухнуть в любую секунду. Не скрывая своего отвращения, положил ладонь на его руку — не резко, просто чтобы отвлечь. На мгновение показалось, что тот вздрогнул и дернулся, желая оттолкнуть, но, передумав, остался на месте. Я почувствовал слабое облегчение, что Учиха не видит выражение моего лица. Злость нарастала, словно в противовес тому, что происходило вокруг. Невольно прижав спину к его груди, старался минимизировать контакт с водой. Внезапно раздался голос Обито, и я не мог не заметить, как сильно изменился его тон: с холодного и отстранённого до задумчивого, с едва уловимыми нотками нежности. — Знаешь, какое у нее было любимое занятие? Не дождавшись ответа, продолжил. Очевидно, что он не обращается ко мне, а, погрузившись в воспоминания, разговаривает сам с собой. На долю секунды я почувствовал к нему жалость. — Она часто приходила на поляну и ухаживала за увядающими цветами. Мы говорили ей, что это напрасная трата времени, ведь рано или поздно они всё равно увянут, но она не слушала. Мне казалось, что в её глазах светилась сама природа… Я только вздохнул, но ничего не ответил. В своих мыслях мы оба представляли себе других людей. Никто из нас более не поднимал эту тему, оставив её за закрытыми дверями и сердцем. Эта записка виделась своего рода путеводной звездой, освещающей путь в темноте. Я ждал и ждал, когда же «время» наконец-то изменится, но ничего не происходило, и незнакомец больше не появлялся. В отчаянии я звал его до хрипоты, колотил по стене, но надежда постепенно таяла. Позже на подносе, помимо еды, обнаружил простую, но на вид новую тетрадь красного цвета. То и дело бросал взгляд на своего странного похитителя, который, казалось, был в возбуждённом состоянии: его рука быстро отбивала неизвестный ритм по ноге. Обито, дождавшись, пока я доем, нахмурился и, схватив свои вещи, собрался уходить. Но не успев далеко отойти, он услышал, как его окликнул, и обернулся. — Что это? Почему ты уходишь? Его губы изогнулись в злорадной усмешке. — Так ты хочешь, чтобы я остался? Мне переночевать с тобой? — Не говори глупостей, кто захочет… — вспыхнув, я тут же смутился под его напряженным взглядом и махнул рукой. — Тебе явно не захочется ночевать… В этом месте. Я пристально посмотрел на него. Обито усмехнулся и, как будто скромно опустив глаза, сказал: — А если бы было другое место, ты бы не отказался от своих слов? Например, в лесу ночевать под открытой луной. Как романтично. Конечно, только ты да я в окружении насекомых и змей. Поджимая губы, я совсем растерялся. Это был не тот человек, которого, к сожалению, знал. И по случайному стечению обстоятельств догадался, что он решил поиграть со мной. Вокруг образовалось помутнение, и увидел себя на коленях, идущим на четвереньках с поводком на шее за своим хозяином. Блять, если дело так дальше и пойдет, то воображение окажется реальностью! — Ты и сам понимаешь мой ответ, — и, покачав головой, добавил: — Ответь наконец, что это? — А, ты про это, — одновременно красуясь, он подхватил тетрадь одной рукой, балансируя второй рукой с подносом. — Не поверишь, как забавно получилось. Нашел неподалеку, рядом с тобой. Ее владелец любезно отдал мне, да вот незадача. Играющий человек охотно менял маски, демонстрируя окружающим не самого себя, а те жизненные роли, которые он играет. Запутавшись вконец, с кем я имею дело: с отстраненным маньяком Обито или с экспрессивным Тоби. — Ею невозможно пользоваться. Тетрадь аккуратно приземлилась рядом, раскрываясь на полпути в воздухе. Внутри что-то оборвалось, лопнуло, как пузырь, и лавина чувств накрыла с головой. Часть страниц заляпана чужой, о боже, кровью. Её так много. Я беззвучно раскрыл рот, глотая воздух, не в силах отвести взгляда. Слипшиеся страницы разрывались на глазах, раскрашивая ладони в отвратительно кроваво-красный. В тот день я его возненавидел. И не имело значения: человека, забравшего у меня возможность жить полной грудью, или цвет, что каждую ночь преследовал меня. Всё поставилось на паузу, чтобы я мог написать это в черепной коробке, запоминая на всю оставшуюся гребаную жизнь. Атмосфера в комнате была наэлектризованной от напряжения, воздух буквально потрескивал от накала противостояния между двумя людьми. В глазах Учихи вспыхнул маниакальный, почти лихорадочный огонёк, когда он крепко схватил за подбородок, как в тот день, в их первый день, впившись пальцами в чувствительную кожу. — Понравился мой подарок? Я постарался преподнести его в первозданном виде. — Пошел нахуй, — я выплюнул слова ему в лицо. Он беззвучно рассмеялся. — Разве ты ещё не понял? Ты не выберешься из этого места. Ругайся, обзывай меня, дерись изо всех сил, но не забывай, как коротка жизнь. Может быть, Хисахито, ты и останешься в живых, но не забывай о близких. Обито быстро отпрянул, когда мои зубы оказались рядом с его шеей. Он хлестко ударил по щеке и притянул еще ближе. Я чувствовал жар чужого дыхания на своём лице, видел дикие, непредсказуемые эмоции, бушевавшие в глубине его глаз. Понимал, что имеет дело с человеком на грани, который уже давно переступил черту между здравомыслием и безумием. И всё же, даже в этот момент отчаянного, всепоглощающего страха, не мог избавиться от ощущения, что где-то там, глубоко под слоями гнева и обиды, должна быть частичка настоящего Обито. — Как бы Рин отреагировала, увидев, во что ты превратился? Ты думаешь, ей было бы приятно видеть своего друга таким? — едва шевеля губами, я шептал ему, глядя в глаза. — Ты уже разрушил столько жизней и собираешься причинить вред ещё большему количеству людей… — Не смей читать мне мораль! Ты не знаешь, о чём говоришь, и не знаешь, что я пережил. Я понимал, что, будь Рин жива, она была бы в отчаянии, если бы увидела его таким — сломленным и полностью потерянным. Он стал другим человеком. — Ты ошибаешься, я знаю, какое у тебя было детство! И я прекрасно понимаю, что ты имеешь право злиться на весь этот чёртов мир, но это не даёт тебе права губить невинных людей! Он позволил вывернуться из его хватки и отойти на расстояние. Обито смотрел на меня этим тревожным, почти голодным взглядом, склонив голову набок, как любопытная хищная птица. Когда он заговорил, его голос был низким и мягким, почти нежным, но с примесью чего-то более тёмного, от чего у меня волосы на затылке встали дыбом. — Признаю, у тебя есть характер, Хисахито. Это одна из черт, которые мне в тебе нравятся. Этот огонь, это нежелание сдаваться перед лицом любых трудностей — всё это вызывает у меня восхищение. Это… интригует, но это тебя и погубит. В два шага Учиха преодолел дистанцию, наступая ботинком на злосчастную тетрадь, присаживаясь на колени и выставив обе руки около головы. Волосы в разные стороны, глаза горят лихорадочным блеском, ещё немного, и подвесит на чём-нибудь меня в этом самом месте. Он приблизился еще ближе, и еще, пока не оказался всего в нескольких сантиметрах, так близко, что я чувствовал жар, исходящий от его тела, видел, как вздымается и опускается грудь при каждом вдохе. Обито протянул руку, его пальцы зависли в воздухе, едва не коснувшись щеки, прежде чем он опустил руку. — Но ты ведёшь проигранную битву, друг мой. Ты не сможешь выиграть эту войну, не против меня. Я видел и делал такое… Такое, что сломило бы даже такого сильного человека, как ты. И в конце концов ты сломаешься, как и все остальные. Просто смирись, ведь цель оправдывает средства. Улыбка Обито стала шире, наклонился ближе, его губы коснулись уха, и он прошептал: — Даже в другой вселенной, в другом мире я не изменю своего решения- Я перебил, вернувшись, а его губы мазнули по шее. Почувствовал табун мурашек, спускающихся по позвоночнику всё ниже и ниже. — Даже если Рин будет жива? Очнувшись в другом мире, глядя ей в глаза, что ты тогда скажешь, а, Обито? Он остановился, погруженный в свои мысли, опустил руки, и его голова упала мне на плечо, лишая меня равновесия. Казалось, достаточно одного движения, чтобы все закончилось… Протянул руку к его шее, затаив дыхание и ощущая, как быстро бьется сердце. Но Обито не шелохнулся. Я чувствовал его горячее дыхание, обжигающее обнаженную шею, а рука так близка, что мог ощущать текстуру кожи. Повернув голову, он прошептал лишь одно слово: «Ничего». Я ощущал его присутствие, видел его взгляд — горящий огонь в потускневших глазах, неподвластный контролю эмоций. Как адское пламя сжигало всё живое, я начинал поддаваться жгучему желанию, что склоняет меня ко греху. — Хочу сказать лишь одно, пока ты не ушел и не оставил меня одного в этом месте, — по слогам шепчу следующие слова: — Если цель — спасение души, то цель оправдывает средства. Он издал тихий смешок. — Ты слишком праведный для шиноби, как и джинчурики девятихвостого, — затем выбрался из своего рода объятий, не говоря ни слова, вышел. На его месте остался лежать небольшой карандаш и окровавленная тетрадь. Не долго размышляя, взял в руки и дотронулся до острия. Острый. Своего рода проверка: самоубьюсь или накинусь на него при следующей встречи. В любом случае ни один из вариантов правильный, конец его жизни еще не наступил. Записка, размоченная под водой, развалилась и превратилась в кашу. Я осторожно разлепил страницы и на оставшихся вывел первые слова. День неизвестно какой (условно первый). Раз ты видишь эту надпись, то здравствуй, Обито. Тебе в детстве не говорили, что нельзя читать личные дневники? В любом случае, я знаю, что ты не послушаешься меня и не закроешь его, поэтому рано или поздно тебя настигнет кара. Шучу(нет). (Далее страница исписаны кодированным текстом). По моим подсчетом прошло около двух недель, если не больше. Полученные раны заживают с трудом, не знаю, смогу ли ходить вообще. Незнакомец более не появлялся. Он действительно убил его? Или только притворялся? Все-таки незнакомец не часто появлялся. Я буду здесь писать наблюдения, если записи внезапно закончатся, то исход только один. (Далее текст о происходящем за весь период и жалобные размышления о неудобстве на ломанном японском. Да-да, специально для тебя). …В этом месте очень холодно. Хочу огня. День пятый. (Каракули в смеси зачеркиваний и неизвестных букв). Сегодня приходил Обито, его состояние было несколько странным: с ног до головы в чьей-то крови и задумчивый.

(На полях появились строчки, написанные мелким почерком: «На будущее — не задавать лишних вопросов, когда он в таком состоянии»).

Упомянул, что возникли сложности с определенными личностями. «Слишком шумные, а другие доверчивые», что это значит? Путь под названием «отсчет» идет утомительно долго, подопытный противится и не идет на контакт. Сцена в ванной и у стены была слишком шокирующей для неопытного создания? Как же он меня раздражает.

(На будущее — следить за движением рук, зачастую они действуют сами по себе и выражают эмоции, которые подопытный скрывает).

(Далее текст о происходящем за день, написанный на японском языке и в другом стиле). …Сегодня мне принесли детские цветные карандаши. Мне всегда нравилось рисовать пейзажи и различные здания, но, вероятно, такая образность сейчас не подходила. И я постарался нарисовать портрет, было неловко это делать, ведь я совершенно не помню его лица (это не так). Какое оно сейчас? Это так странно. Почему у меня такое ощущение, что все должно быть не так? Мне бы этого очень хотелось… День восьмой. (Кодированный текст). За последние три дня мой подопытный не появлялся, но кто-то регулярно стучит в дверь, открывает её, оставляет поднос у порога и сразу уходит. Этот кто-то знает, что я здесь. Полагаю, это кто-то из руководства, поскольку, вероятно, он бы не стал доверять другим. Пытался поймать этого человека, но каждый раз мне это не удавалось — он всегда уходил раньше, чем я успевал его увидеть. Ничего интересного не происходило, моторика рук становилось чуточку лучше. Ходить по прежнему не могу. (Запись не закончена или выглядит как незаконченные идея или мысли). Я вспомнил одну фразу: «Если ты это не меняешь — то ты это выбираешь». Что-то внутри отзывается, в голове проносятся столько мыслей об этом. Хочу увидеть солнце. День десятый. (Кодированный текст). Подопытный вернулся. Никак не объяснил свое отсутствие. Катана по-прежнему с ним. Уёбок. Но в этот раз с ним была его маска и плащ Акацуки. Удалось разговорить на тему «семьи». Он рос с бабушкой, родителей не знал и мечтал стать Хокагэ. Путь «отсчет» медленно дает свои плоды, но на более близкий контакт не идет и держит дистанцию. (Запись покрыта следами от капель воды или иной жидкости, начериканное в потемках). Мне снятся яркие и очень реалистичные сны. В них мы либо вдвоём, либо в компании друзей. Но ты по-прежнему не замечаешь меня, полностью погружаясь в свои мысли и не уделяя ни капли внимания (блять, даже во сне!). Я понимаю, что мы уже давно не общались. Если быть честным, то можно по пальцам пересчитать, сколько разговаривали нормально в последний раз. Но когда ты приходишь ко мне во сне, и мы счастливы вместе, моё сердце словно разбивается на кусочки. Я не хочу, чтобы всё так и оставалось, но даже если всё поменяется, ты никогда не изменишься. День пятнадцатый. (Кодированный текст «пляшет» в разные стороны от переполнявших эмоций и наполнен ошибками). Подопытный… Ах, черт, задрал уже! То ему это не нравится, то теперь это! «Не говори так со мной», «мне не нравится твоя грубость» (а мне ты, так что, я теперь должен это вслух говорить, чтобы меня потом подвесили?!) или «если будешь послушным, то так и быть, принесу тебе что-нибудь вкусное» (подавись ими сам, одноглазый черт!). Я начинаю думать, что у него, возможно, раздвоение личности. Тоби, кажется, наслаждается жизнью, а Обито, вероятно, отдыхает в глубине души. В любом случае, оба идут нахуй!.. Буквы искривлялись и становились хаотичными, я выплескивал чувства на бумагу, не в силах высказать всё вслух. Устало привалился на деревянный стол, который недавно притащил Обито, и постарался заснуть. По ощущениям «времени», сбитым до крайности, сейчас должна быть глубокая ночь. А желания спать не появлялось. Перебравшись на футон, уже около часа лежал у себя в кровати и, видимо, успел задремать, когда услышал скрип двери. Поддавшись с места, непонимающе нахмурился и зажмурился от яркого света лампы. — Вставай, мне нужна твоя помощь. — Что? — удивленно вскинул брови, рассматривая темную фигуру в дверном проеме. Обито поставил лампу на тумбочку и с силой поднял меня с места. — Нет времени для вопросов. Ты должен мне помочь. — С чего бы это? Неужели тебя ничего не смущает? Он отошел на шаг назад, чтобы убедиться, что твердо стою на ногах, и повел меня к выходу. Мне казалось, что я заново учусь ходить, и стоило мне сделать первый шаг, как тут же упал на колени. Острая боль мешала двигаться. — Я не могу ходить, как ты представляешь- В два прыжка Обито оказался рядом, схватил меня за ноги и поднял, при этом я издал испуганный возглас. Выругавшись, несколько раз ударил его по спине, но остановился, услышав его предупреждение: если продолжу, он скинет меня и порежет ещё в нескольких местах. Мы шли около пяти минут по плохо освещенному коридору, и было трудно что-либо рассмотреть. Обито не очень беспокоился о сохранности своей «ноши» и быстро шагал в известном ему направлении. Повороты сменяли друг друга, множество дверей мелькали по сторонам. Я почувствовал, как будто меня обдувает сухой тёплый ветер, хотя в таком месте не может быть ветра. И тут услышал звук, будто где-то сыплется мелкая галька, а чужие голоса эхом раздавались по всему коридору. Только когда разглядел потолок и стены, до меня дошло, что мы находимся в огромной пещере. По мере того как мы подходили к источнику, моё удивление возрастало, а подозрения усиливались. Обито остановился у одной из дверей и толкнул её ногой под громкие разговоры. Гул смолк, и головы всех находившихся в помещении повернулись в его сторону. В тишине раздалось несколько смешков. Меня поставили на место и крепко придерживали за плечо, не давая упасть. Нашелся заботливый малый. — Тоби принёс того, кого вы просили. Тоби хороший мальчик? — голос Обито, прозвучавший над моей головой, был полон печали и надежды, а его рука, коснувшись моего предплечья, предупреждающе сжалась. Кто-то пренебрежительно ответил ему: — Да-да. Я обернулся — на пороге стоял долговязый тощий парень с длинными блондинистыми волосами и держался за краснеющий прямо на глазах нос. А рядом, облокотившись о стену, скучающе рассматривал всех присутствующих другой парень, который словно вылил малиновый краситель прямо себе на голову. — Мать твою, а ты чего здесь делаешь? — в еще одном голосе проскальзывали знакомые нотки нетерпения, смешанного с удивлением. Блять, так я всё это время сидел в убежище Акацуки? Час от часу не легче. Неловко помахав рукой в знак приветствия, произнёс: — И тебе привет, Хидан, — и, чтобы соответствовать «правильному пленнику», закидал всех вопросами. Вряд ли кто-то знает истинную историю нашего знакомства с Тоби-который-пидорас-Обито. Да и кто осмелится рассказать правду? Никто, верно? Тело похитителя вдруг предупреждающе напрягается, а на спину ложится мужская ладонь. — Не время для разговоров, нужно помочь Конан! Тоби хочет позаботиться о ней. Скорее-скорее! Меня быстро подняли на руки, прижимая к себе. От неожиданности я инстинктивно обхватил его шею и начал вертеть головой, пытаясь рассмотреть всё вокруг. В этот момент сзади раздался изумлённый голос Хидана: — А почему это Тоби несёт его на руках? В ответ Дейдара живо отозвался, фыркнув под нос: — А ты что завидуешь? Вот сам и неси! Тоби будет только рад, верно, хм? И бодрым шагом пошел следом, отмахиваясь от возмущенного попугая. Надо было назвать организацию не иначе как «Цирк».