The Resurrected sunset

Если бы наступал конец света,

Я бы хотел быть рядом с тобой.

— Ты мне не нравишься. — Многие люди говорят обратное. Скосив взгляд, парень молчаливо посмотрел в мою сторону, и сжал шприц в руке. Отмеряя нужное количество жидкости из капсулы, продолжал буравить недовольным взором, а я мысленно поставил счётчик над его головой тридцать из ста маленьких недовольств Кабуто. — Переворачивайся на живот и стяни бельё вниз. Не так, ещё… Кого ты стесняешься? Он глубоко вздохнул и потёр переносицу свободной рукой. Счёт увеличивается ещё на десять. Предыдущие тридцать произошли из криков о «ночных утках», «ремнях безопасности» и отсутствие минимального общения. Да и вообще, я могу начать светские беседы с Орочимару, обсуждая правильность происходящего, а также его бездарные мысли в области дизайна. Можно ли хоть слово сказать о появившийся из ниоткуда ненависти к уткам?! Хах, ну что ж поделать? Стащив бельё и оставшись с оголёнными ягодицами, с незримым удовольствием не прекращал сверлить соседнюю пустующую кровать. По моим подсчетам мне уже сделали пятнадцать уколов и держат здесь, в месте, которое принято называть стационаром уже целых пять дней. На первый взгляд выглядит, как стерильный подвальчик безумного парня в белом халате. Кабуто резко засадил иглу в левую ягодицу. М-да, месье определенно ублюдок — специально делает больно. Даже не понимаю, живым он меня хочешь видеть или мертвым… Думаю, парень просто садист. Или садомазохист? От таких мыслей воображение рисовало его в довольно пикантном сценарии, и я не смог себя удержать от смеха. — У этого препарата есть побочные эффекты. Как врач я обязан об этом предупредить, — он снял резиновые перчатки с рук и выкинул в мусорное ведро. — Поэтому ты говоришь об этом почти неделю спустя? — Твой вопрос вполне разумен, — ответил Кабуто, усмехнувшись. — Но зачем я бы стал предупреждать тебя о побочных действиях препарата раньше, когда сейчас могу посмотреть на твоё измученное лицо с болью от укола и последствиями? Глаза Кабуто вдруг поплыли, губы искривились в разных пропорциях, брови резко полетели вверх, чуть не пробивая потолок. Его правый глаз выскочил из глазницы и поплыл по воздуху вокруг головы. Достаточно устало моргнув, я устало перевернулся на спину. Сил отвечать не было, да и не нужно. Он этого не хотел. Перед глазами постоянно крякали утки. Они выкрикивали непристойные слова и даже ругательства человеческим языком. Тело крепко привязано к кровати ремнями, Кабуто выключил свет и покинул помещение, оставляя меня одного. Так и проходили ночи в окружении разговаривающих уток, сидевшие в углу вместе с тенями, затем они парили в воздухе и врезались в стены. По мере продолжительности нарастало желание сходить в нормальный туалет. Заметка на будущее: больше не носить проклятые медицинские подгузники! Особенно ночью! Бывало, мне разрешали немного погулять по комнате в присутствии Кабуто. Обычно он угрюмо сидел за столбик напротив входа и внимательно вчитывался в свои свитки, периодически лишь поднимая голову вверх, и на секунду смотрел, что я делаю. Естественно, ничего не было обходилось без комментариев. Иногда, кажется, что у него есть целая энциклопедия цитат на все случаи жизни: «Ваши друзья просто будут в шоке! Шестая глава заставит всё общество остолбенеть!» На мои бесконечные жалобы, связанные с ночным горшком, он, считая себя очень умным молодым человеком, любил повторять: — Когда жизнь тебе дает уток, сделай утиные котлеты. Ему было плевать на то, были ли эти утки лишь следствием галлюцинаций от препарата или он сам является моей личной галлюцинацией. Может ли быть так, что слова, которые говорил, тоже являются галлюцинацией? На возмущения Кабуто лишь отвечал, что я слишком нежный и чувствительный, чтобы быть шиноби. Приходилось, скрипя зубами соглашаться и продолжать ходить кругами в стенах, чувствуя, как мною овладевает скука. Мне было просто до ужаса скучно. Правда, продолжал пытаться изображать из себя заточенную принцессу. Хочу своего принца на белом коне, а его все нет и нет… Я старался не думать ни о прошлом, ни о настоящем. Вероятно, это будущее в параллельной вселенной? Или же прошлое в другом мире? По ночам тени сгущаются и окружали постель, медленно проплывали в воздухе и плавали, словно в невесомости. Закрывая глаза, старался представлять мир, далекий от всего этого. Мечта о мире, где Наруто с живыми родителями, счастливый Саске прильнул к плечу своего брата и весело щебетал про уроки в Академии. А Сакура была бы жива. Через некоторое время мы бы вместе посидели у дерева, вокруг которого был разожжён большой костер с ароматом пряной еды и зажигали фейерверки. Отпраздновать начало новой, счастливой жизни. Оглядываясь назад, задавался вопросом о своих родителях: живы ли они в этой альтернативной вселенной? Женщина, которую прежний «я» называл ока-сан, действительно любила бы другого ребенка? А его отец, мужчина, каким бы стал в новой жизни? Неспешно погружаясь всё больше в воображение, которое курсировало на волнах едва уловимого спокойствия, представлял свою фантастическую жизнь. Хочу домой. Хочу наконец-то увидеть их всех. Посмеяться в компании, поплакать вдоволь, поругаться по пустяку — да вообще что угодно лишь бы увидеть их снова. Плевать на то, что они могут мне сказать — захватил чужое тело! Я переживу. Я всё переживу. В один из таких одинаковых дней сел напротив Кабуто, не сводя с него пристальный взгляд. Уродливый шрам на его лице пересекал щёку. С трудом удерживая себя от самодовольной ухмылки, которую было бы совсем неуместно демонстрировать в данной ситуации, сложил руки на груди, начал прожигать макушку, склонившуюся над бумагами. Несколько незнакомых иероглифов заставили немного напрячься и вспомнить, что мой запас знаний японского языка был, мягко говоря, совсем скудным. Хах, надеюсь, акцента нет. — Зачем ты так заботишься обо мне, как будто я ребенок? — даже с синяками под глазами от недосыпа он умудрялся выглядеть невозмутимым. — А разве ты не являешься им? — пробормотал Кабуто, продолжая всецело сосредоточенно читать свои бесконечные бумаги. Счётчик пятьдесят маленьких недовольств Кабуто продолжал расти с каждым моим словом. — В этом мире понятие «ребенок» — довольно относительное. Если бы я был обычным гражданским ребенком, ты бы точно не настолько беспокоился обо мне. Но проблема в том, что, по законам Конохи, я считаюсь полноценным шиноби, хотя и самым низко поставленным. Я знаю, что мы с тобой и твоим учителем в прошлом имели определенные разногласия. Кабуто чуть приподнял голову и внимательно изучил с головы до ног. Отодвинулся от стола, и свет лампы отразился в очках таким образом, что на мгновение мне показалось, будто бы хитрая лиса пристально следит за каждым жестом и словом. Отвернувшись, он заговорил. — К чему ты клонишь? — поправив очки, поинтересовался Касимо. — Мне интересно, — и с любопытством продолжил. — Чем всё закончится? Разве тебя не удивляет, что такой сильный и могущественный нукенин, как Орочимару, заботится о человеке, который в любой момент может стать ненужным? Или я вас сильно недооцениваю, и у него есть какие-то тайные планы на меня? Интересно, он уже здесь или только появится? — Я могу сколько угодно ухаживать за тобой или обеспечивать тебя всеми благами этого мира, — он встал и навис надо мной, пытаясь демонстрировать своё превосходство. — Но не забывай своё место. Это не отдых, всего лишь приказ Орочимару, и ты мне совершенно не интересен. — Но у тебя была возможность убить меня в любое время, и ты ею явно не воспользовался. Достаточно немного соврать или свернуть ситуацию в свою сторону, а после кричать о самообороне — Если бы моя воля имела хоть какое-то значение, ты уже давно стал бы половой тряпкой, лежащей в грязном коридорчике, как некоторые тела, скудно завернутые в ткань, — он был задумчив, его мимика на лице едва показывала то, что чем-то озадачен, да и выражение лица довольно серьезное. — Но я не убиваю детей. После того как послышался последний стук его ботинок, мгновенно вскочил со стула, и босиком бросился к двери. Блестящие печати на руках сильно мешали и были крайне неприятны, но, к сожалению, никак не желали сходить с кожи. Их мог снять лишь тот, кто наложил их. Либо же мастера печатей клана Узумаки. К сожалению, у меня не было ни первого, ни второго. Я украл одну скрепку со стола, когда Кабуто на секунду отвлекся, и начал выгибать её в нужную форму. Ровно час времени, пока он не вернется. Здесь нет никаких часов или окон, из-за чего приходилось определять время по инъекциям. Они делались каждый день. По моим подсчетам сейчас около семи часов вечера. Скоро придёт чемоданчик «на все случаи жизни». Требовалось четыре попытки, чтобы наконец-то отпереть эту чертову дверь. Аккуратно выглянул в коридор. Прямо передо мной стоял широкий холл с факелами на стенах, чьи язычки огня трепетали от малейшего дуновения. Я чихнул и тут же замер, сердце так и ухнуло вниз. Мой чих слишком громким показался в тишине. Вернувшись в свою комнату, взял изрядно помятый ошмёток ткани, которая, ко всему прочему, разорвана на куски на разных концах. В любой момент Кабуто любил совершать внезапные обходы с проверкой любых тумбочек, кроватей и матрасов на предмет «запрещенных» предметов вроде той же этой ткани или острых и колющих предметов. К сожалению, мне приходилось прятать такую вещь в матрасе в углу кровати. То ли удача была на моей стороне, то ли ему надо поменять очки. Обмотал ноги, защищая от холода и нежелательных звуков во время ходьбы, вышел в коридор. По обе стороны находили закрытые двери, которые я не решался открыть, опасался внезапных гостей. В этом была та ещё опасность. Сложно предсказать, как отреагируют Кабуто или Орочимару при таком раскладе. Но после того как предыдущая скрепка была утеряна во время очередной проверки, у меня появился определенный план, который воплощал всё это время в жизнь. Нужно было ждать удобного момента. Эти несколько недель казались пыткой и мукой. Я осмотрелся вокруг. Холл разделялся на несколько коридоров, в каждом легко заблудиться в этом подобии лабиринта. Побоявшись заблудиться, осторожно поцарапал определенный рисунок на внутренней части бедра: правый коридор — вертикальная черта, левый — горизонтальная, а центральный — крест. Шагнув в очередном коридоре десятка метров, добрался до двери. Она тихонько скрипела о свои петли при малейшем касании. Оглядевшись по сторонам, легонько придавил её плечом и скрип прекратился. Дверь со скрежетанием поддалась давлению и со слабым стуком открылась в соседнюю комнату. Блять. В передней части комнаты стоял старенький и потрепанный диван. Я должен уйти. Пока мой принц не успел заметить неожиданное появление, необходимо постараться выжать максимум из создавшейся ситуации. — Хисахито? — Привет, Саске. Давно не виделись. Один только голос Саске пробудил во мне такие чувства, точно в груди грызли крысы. Дыхание стало частым и прерывистым, и слёзы сами наворачивались на глаза от ожидаемой встречи с ним. Он казался маленьким потерявшимся дракончиком, и испуганно прижимал свой хвостик перед собой. Саске стоял, совершенно искренне не веря своим глазам. Наверняка не мог уверовать в то, что происходит прямо сейчас перед ним. А мой язык никак не поворачивался называть его Драконом, ранее названный в «тот день». В голове постоянно звучали уменьшительно-ласкательные прозвища, которые «я» никак не мог произнести вслух. Ранее размышлял, что после того, как избавлюсь от груза, всё уладится и останется лишь уважение и желание быть рядом, но теперь, похоже, очень сильно ошибался. Когда спала чёрная пелена с глаз, и синяки на шее перестали каждый день напоминать о случившемся, под водой впервые стало явно это неопределенное чувство. Оно кидало из крайности в крайность — обжигающая ненависть к нему переплеталась тонкой перенасыщенной морской нитью бурного стремления. Я старался держаться за доски утопающего разума и пытался не захлебнуться в прошлом и настоящем, будущем и не существующих в этой реальности воспоминаниях. Достаточно было лишь случайного взгляда или соприкосновения с Учиха Саске, чтобы «меня» снова поглотила буря прошлого. Но не к этому Саске, а иному. Другому. Не существующему в этом мире. Я и, правда, чувствовал, что схожу с ума. Это были мои, но в тоже время и не «мои» эмоции. Чужие. Другого человека. — Что ты здесь делаешь? — произнёс Саске, снимая с головы полотенце. Длинные мокрые волосы облепили лицо, вода сверкала на бледном, почти не тронутом загаром теле, с пупырчатой кожей от холода. — Сам не знаю, — отозвался я, закрывая за собой дверь. — Живу? — Останешься? Черноглазый парень с тёмной чёлкой, спадающей на лоб, расчёсывал волосы гребнем и задумчиво не сводил блестящего в темноте взгляда на меня из-под длинных ресниц. Прошу, лицо попроще сделай. Оно меня напрягает. — Думаю, да. Года на три — четыре. Учиха кивнул в знак согласия, встряхнул голову в каждом направлении, раскидывая капли воды по комнате. Там, где открывался участок его шеи, была метка. Я машинально дотронулся до неё, не отдавая себе особого отчёта в своих поступках. — Они переживают за тебя. — Я знаю, и мне очень жаль. Но они за тебя волнуются не меньше. «Ты помнишь?», — мысленно спросил не «я» у Саске. Вглядываясь в эти глаза, угольно-чёрные и такие родные, больше ничего не оставалось, как погружаться на дно запертых воспоминаний. В голове плыл грустный мотив и эхом звучало: «Не помнит. Он никогда не вспомнит». На какой-то момент забыл обо всём происходящем. Единственное, что волновало в эту минуту, замершая фигура за спиной Саске. Окруженный тонкой паутиной, символизирующей будущие ошибки, и сломленный силуэт на одиноком троне. Душа, заключённая в оковы столько лет, не могла долго молчать при таких картинах. Как же мне за это расплатиться? Метка, скрытая бинтами, запульсировала в такт сердцу. Бледная кожа, подчеркнутая тонким золотом лампы. Она окружала своим свечением, делала его похожим на мраморную статую. Тёмные волосы блестели, как обсидиан, дополняя картину божества ночи, созданного из слегка волнистых волос. Я слегка улыбнулся от сравнения и отошёл назад. — Саске? — осторожно позвал, сам ещё до конца не веря в то, что собираюсь сказать. — Прости меня за всё. — За что? — непонимающе спросил он, нахмурившись, повернулся ко мне всем телом. — Почему ты снова просишь у меня прощения, но не объясняешь, за что именно? — О чем ты? — я посмотрел на него исподлобья, и рассмотрел комнату на предмет часов. Зачем возвращаться в комнату в таком случае, имея сомнительный и шаткий план действий, который, кстати, может сорваться ещё до того, как начнётся? — В прошлом, когда ты потерял воспоминания, — произнес Учиха, немного помявшись, и отведя взгляд в сторону. — Мы случайно столкнулись и ты извинился передо мной. — Хмм, так вышло… — тихо ответил, прекрасно понимая, что это лишь пол-истины из всего повествования тех событий. — Просто… Я моментально встряхнул головой, пытаясь избавиться от нежелательной мысли, посмотрел на бледную версию Хранителя в зеркале с надеждой убедиться в том, что это была просто гнусная фантазия. Однако, вместо этого, продолжал видеть его зловещее отражение. Дуновением свежего морского воздуха мерцающий яркий свет стал тускнеть, и в его шёпоте звучала тихая благодарность, донесшаяся до моих ушей. — Какую бы судьбу ни свалила нам жизнь, я не позволю ей нами руководить. А прошлое должно измениться. Доверься мне… В последний раз. Учиха хотел было что-то сказать, но не успел и слова произнести, как в коридоре послышались звуки стучащих шагов и стук в дверь прервал нашу тихую беседу. Вот и пришли за мной.