Жить как семья.

***

      Касси страшно хотелось курить. Впервые за последние полгода девушка ощущала такую жажду никотина — голова опустела, а любой позитивный настрой улетучился, оставляя лишь мерзотный привкус апатии.       Даже там, в потустороннем мире, девушка и не думала о сигаретах — вряд-ли, конечно, там нашёлся бы призрак-барыга, торгующий папиросами-самокрутками. Да даже если и так, курево бы отличалось сомнительным качеством...       Сейчас Касси казалось, что она вот-вот задохнётся без живительной затяжки смоляного дыма. Девушка уже представила горьковатый табачный привкус на языке и готова была прямо сейчас достать кредитку, побежать в круглосуточный и купить Марвел — вкус её первого курса университета.       Тогда она, страдая над высшей математикой и физикой, могла просидеть всю ночь, не сомкнув глаз, и скурить всю пачку — сигареты улетучивались одна за другой, только поджечь следующую успевай.       И удивительно, как же легко было бросить — выкинуть пачку, а следом и мысли о курении. Возможно, Касси тогда просто несказанно повезло, что организм не стал бунтовать и ломать всю слаженную систему органов, лишь чтобы получить желанную дозу никотина.       Правда, ах, какая жалость, тяга от курению вернулась, стоило Касси вернуться в мир людей и ощутить всю тяжесть человеческой жизни собственными плечами.       Ох, да, ей иногда казалось, что вся троица призраков уселись ей на плечи и намереваются раздавить. Хотя, близко по смыслу, лишь с одной поправкой — они сидят на шее.       Касси устало вздохнула и пнула ногой муравейник. Сыпучая земля разлетелась во все стороны, а недовольные насекомые тут же выбрались из укрытия и начали бегать как угорелые по сломанному домику.       Девушка на мгновение зависла, завороженно глядела на блестящие в лунном свете маленькие муравьиные спинки.       Сильваир, что плёлся сгорбившись позади, замедлился, а затем вовсе присел на корточки, чтобы понаблюдать за земной живностью — сравнился в росте с Касси.       — Это что? — задумчиво задал вопрос лекарь и вытянул руку. Взял немного рыхлого грунта в ладонь и перетёр между пальцами, отмечая необычную структуру.       — Муравьи. Маленький, живой, — объяснила девушка и толкнула оставшуюся кочку ногой.       Мелкие недовольные насекомые вырвались из укрытия и беспощадным роем стали атаковать кроссовки Касси. Ей хоть бы что.       Сильваир испуганно пискнул, когда заметил несколько муравьев на своей ладонь. Попытался сбросить насекомых с ладони, да тем плевать — отчаянно атакуют гиганта, разрушившего их обитель.       — Помощь! Помощь! — напуганный призрак завалился на спину и вновь тряхнул рукой.       Касси с садистским наслаждением смотрела, как муравьи ордой ринулись на Сильваира — мелкие, они беспристрастно защищались, ползали по голой коже и забирались под одежду призрака.       А лекарь выглядел так, будто прямо сейчас по нему ползали не муравьи, а крокодилы.       Касси сорвалась на взрывной смех. Картина напуганного до смерти Сильваира, пытающего спастись от муравьев, что кусались и плевались кислотой, достойна попасть на экраны ТВ. Иначе девушка перестанет верить в комедию.       — בשביל מה אתה עומד שם?! הם הולכים לאכול אותי עכשיו.!!! — злостно пищал Сильваир в попытках отбиться от муравьёв. Пытался брать грубой силой, да не учёл, что муравьям его "точные и тяжёлые удары" не страшны. Только самому больно.       Наверное, лекарь уже сложил ассоциацию, что эти насекомые — какие-то страшные твари, которые только и хотят заползти через ушной канал прямо в мозг и сожрать всё, что наполняло черепушку.       Касси потребовалось ещё пять минут, чтобы успокоиться, а потом и объяснить, что муравьи не несут опасности и со временем сами отстанут.       И пока он, Сильваир, что-то бормотал на призрачном; Касси мысленно строила маршрут дальше.       В ночном полумраке лес казался чем-то мрачным — загадочным и, возможно, пугающим. Блестящая от молочного лунного света листва переливалась серебром, пока ветер гулял в ночной тишине, завывая где-то над густыми кронами.       Где-то вдалеке шуршали сочной травой мелкие хищники — охотились; а вдалеке о чем-то задумчиво ухали совы. Видимо, обсуждали что-то философское.       Эхом слышна собачья песнь — протяжный и такой печальный вой. Зовут, небось, хозяина, чтоб еды насыпал.       Касси затихла и прислушалась к ночному этюду. Лишь её тяжелое дыхание и взволнованный сердечный бит прерывал стройную мелодию сонного леса.       Сильваир, одолев рой насекомых, и сам затих. Выпрямился, касаясь макушкой колючих ветвей деревьев, и глубоко вдохнул холодный аромат ночи.       Что-то землистое и прохладное. Нисколько не похоже на то, что клубилось у ног в потустороннем мире — что-то свежее и усыпляющее, отдалённо похожее на снотворное. Сильваир не мог насытиться им: шумно вдыхал носом, желая пропитаться этим запахом.       Нотки хвои несли в себе ностальгичный флёр — будто что-то из далёкого прошлого. Что-то, что давно забыто, завалено десятками пыльных воспоминаний, уже успевших срастись в один пласт.       Сильваир чувствовал под ногами мягкую траву, остывшую землю и тайно мечтал, чтобы этот момент никогда не заканчивался.       Что-то такое спокойное и безмятежное. Казалось, можно было прийти на это место и через сотни лет, а ничего бы не изменилось — всё тот же землистый запах, вой ветра у самих верхушек вековых деревьев и тяжкие вздохи человека по правую руку.       Он любил слушать тишину. Находил в этом какое-то мазохистское удовольствие — всегда ждал какого-то подвоха. Всегда ждал услышать что-то: кровавый запах, крик ужаса или уже знакомый рев бензопилы, пусть мотор заглох навсегда. И всякий раз готовится к худшему.       И сейчас ждал чего-то, лишь исходя своей привычке. Но сколько бы не стоял, вслушиваясь в ночную мглу, та не отвечала.       И видя вековое безразличие в алых глазах Касси, лекарь понимал, что в этом и заключался мир людей.       Опасность, клубящаяся змеей-искусительницей, идёт лишь изнутри.       Где-то под клеткой рёбер бьётся сердце — качает кровь по телу, поддерживает последние капли жизни в нечеловеческом теле. И оно, простой мышечный моторчик, несёт в себе жизнь: эмоции, воспоминания, мысли — то, что делает личность таковой.       И ежели внутри клубится мрак, рано или поздно он вырвется наружу и обязательно загубит всё то светлое и святое, что есть подле.       — Нужно идти, — тяжело вздохнув, сказала Касси. Засунула руки в карманы модного бомбера и неспеша пошагала вперёд, к опушке, освещённой холодным лунным светом.       Сильваир ранее и не думал о спокойствии, что несёт в себе людской мир. Ведь там, в обители нечести, нет места безмятежности. Лишь мрак, отчаяние и опасность, что маячила где-то на периферии.       Стоит прикрыть глаза, забыться в минутном беспокойном сне, как что-то злое и чертовски голодное уже стучится в дверь — пришло по грешную душу.       Лекарь понимал, что запереть ту тьму, что поселилась в его груди — его приоритет. Иначе рухнет то безмятежное бытие, о котором он мечтать не мог, как карточный домик.       Не будет больше многочасовых чаепитий за новой книгой — язык давался с усилием, но труды гениальных писателей то и дело восхищали жадного к знаниям призрака.       Не будет больше мягкого дивана, на котором так комфортно спать, прижимая маленького Чопта к груди — лучший способ восстановиться после долгого дня за учебой.       И не будет долгих вечером в компании человека, готового заботливо показать, чем именно прекрасен этот мир.       Сильваир, не долго думая, двинулся следом. То и дело куксился, ощущая касания ветра — кожу жгло от холода.       Удивительно, ведь раньше ему казалось чуждым ощущение температуры, а запахи и вкусы вовсе были незаметными. Это человеческий мир особенный своими ощущениями или он сам меняется?

***

      — Проблема? — тихо спросил Сильваир и вновь присел на корточки, чтоб сравняться в росте с Касси.       Девушка застыла перед двухметровым забором. Нахмурившись, чесала затылок, будто назойливые мысли-мошки вцепились в кожу и намеревались прогрызть там дыру.       — Да... — также тихо отозвалась Касси.       Как она сама помнила, раньше здесь не было никакого забора. Любой желающий мог без труда попасть на приватную территорию и взять, что вздумается.       Касси и не догадывалась, что та самая бабушка, которая в детстве её угощала свежими фруктами, уже отправилась в царство небесное, а участок достался сыну. А этот молодой человек не был намерен делиться урожаем с непрошеными гостями.       — Посмотри, что там! — Касси кивнула вверх.       Сильваир перевёл взгляд с Касси на забор, нахмурился, на несколько мгновений завис; и лишь тогда поднялся на ноги и заглянул , что же прячется за двухметровым забором.       Для Касси он был непреодолимым барьером — девушка не обладала навыками скалолаза или достаточной физической подготовкой. А вот Сильваиру забор был примерно по грудь.       — Что там? — девушка нетерпеливо перешагнула с ноги на ногу.       Ужасно нервничала.       Конечно, сейчас глубокая ночь и вряд-ли кто-нибудь сейчас не спит — судя по густой тишине, что повисла в воздухе, они единственные бодрствуют в такой поздний час — но Касси никак не может унять предательскую дрожь в коленях.       Так стыдно. Она ведь, относительно здоровая и работоспособная девушка, вынуждена прибегнуть к краже, чтобы прокормить себя и свое призрачное семейство.       Касси безумно скучала по тем временам, когда могла жить только на стипендию. Даже несколько раз в месяц ходила в кафе! Девушка уже забыла, когда после учёбы не гналась на работу, чтобы было на что жить; а просто шла домой, делала домашнюю работу и играла в приставку до полуночи.       Интересно, а скучает ли по мне мой пёсик в Майнкрафте?       Серьёзно, Касси могла себе позволить купить лицензионные игры, а не страдать над пиратскими версиями и молиться, лишь бы не словить троян и не отправить систему на снос.       Сильваир несколько мгновений что-то очень задумчиво разглядывал, про себя хмыкал... Касси уже начала бояться, что же там должно рассматривает призрак.       — Зелёный растение... Красный маленький штучка... Это надо? — лекарь, наконец-то, повернулся к Касси и, похоже, с облегчением выдохнул, когда увидел, как Касси закивала.       Девушка выудила из кармана пакет и вновь сжалась от стыда. Хотелось бросить всё и побежать отсюда от греха подальше!       Ей не столько было стыдно, что кто-нибудь другой увидит эту комедийную сцену; сколько стыдно было перед самой собой — так низко пасть.       Такая жалкая. Аж блевать от себя хотелось. Желчью.       — Хорошо, — Касси сглотнула вязкую и горькую слюну — ощутила мерзкий ацетоновый привкус во рту — и подошла ближе к Сильваиру.       Девушка нащупала во тьме край тёмной футболки призрака и грубо дёрнулся — казалось, приказала вновь опуститься на корточки.       — Подсади меня! — строго шикнула Касси.       Сильваир озарил её красноречивым взглядом, полным непонимания и раздражения — терпение призрака, и без того хрустально хрупкое, было готово треснуть.       Сильваир внутренне понимал, что должен слушать указания девушки — от этого зависит, сможет ли их нестройное призрачное трио прожить завтрашний день — но что-то на уровне подсознания протестовало. Кричало в истерике, требовало бросить всё, уйти восвояси, сделать по своему!       И вместо чувства ответственности, что в теории должно снизойти на голову призрака, его проследовало липкое чувство стыда.       Там, в потустороннем мире, он почти не прибегал к кражам — имел достаточный статус, чтобы одним своим словом получить желаемое. Отказывали? Ну тогда Сильваир с топором на перевес шёл решать острый вопрос.       Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что нужно сделать — Касси подключила всё актерское мастерство и пантомиму для объяснений.       Сильваир просто поднял девушку на руки и без труда перенёс через забор.       Касси могла лишь охнуть — даже не представляла, с какой легкостью и непринужденностью её могут поднять.       Девушка медленно моргнула, пытаясь считать эмоциональный паттерн призрака, и кивнула — "постараюсь быстро".       Выудила всё нужно и, накинув капюшон, подошла к длинному ряду колючих кустов.       Снова. Снова это ужасное блядское чувство. Снова всепоглощающий стыд — волна захлестнула опустевшую голову. В горле встал ком — Касси приложила все усилия, чтобы сглотнуть его, да без толку.       Была в шаге, чтобы расплакаться, как ребёнок. Смотрела на этот несчастный куст, на блестящие в лунном свете ягоды и жмурилась — душилась вставшим в глотке слезливым всхлипом.       Голова гудит от боли, во рту мерзкий привкус ацетона, а в груди чувство, будто она гниёт заживо.       — Касси! — шикнул Сильваир откуда-то сверху.       Девушка словно окатило холодной водой. Смахнула противную мысль и вцепилась жадным взглядом в лицо призрака — хмурится.       — Я? — наклонил голову по-птичьи. Белесые волосы опали на плечи. Нечеловечески большие руки легли на край забора, сжали тонкий метал едва не до хруста.       Касси, словно ощутив электрический разряд, покачала головой. Указала спрятаться.       Сильваир и не стал перечить. Судя по глухому звуку, сел на землю. Тяжёлый вздох.       Касси, переборов себя, сорвала несколько ягод и со звериной жадностью бросила в рот. По языку растекся кислый привкус — рот свело судорогой и по телу пробежала дрожь.       Но блять. Именно эта ягода казалась самой вкусной — лучшей в жизни Касси ещё не пробовала.       То ли голод в голову ударил, то ли остатки здравого смысла поспешили ретироваться вместе со стыдом — она срывала с кустов эту несчастную малину и просто ела.       И плевала на свой план — сдать малину за дорого, купить мяса или самой дешёвой крупы и дотянуть с господней помощью до зарплаты — будто только собственная жажда имела роль.       Ах, Касси может позволить себе проявить долю эгоизма. Ничего ведь не случится?       Тем более она заслужила себя побаловать — хоть такой мелочью — и так уже всю себя отдаёт работе и уходу за призраками, чтобы те ни в чём не нуждались. Конечно, чаще всего всё выходило боком, да это куда лучше, чем пустить дело на самотёк.       Неспешно прояснилось сознание — поднялся сахар в крови. Касси пришла в себя, лишь когда поняла, что обчистила целый куст...       Зависла на мгновение, взглядом исследуя пятно на ладони — розоватый ягодный сок в ночном полумраке походил на кровь.       Касси сглотнула сладкую слюну и подняла взгляд вверх — к Луне. Пыталась отвлечься от новой волны навязчивых мыслей: где-то на периферии сознания маячит предательское чувство, что от неё сокрыто что-то важное.       Что-то, что в одно мгновение может разрушить всю её жизнь...       Касси бесшумно посчитала от одного до десяти — как бы попыталась отмахнуться от тревожной дымки, но не помогло.       Раскрыла целлофановый пакет и стала торопливо срывать ягоды с колючих веток. Мелкие иголки царапали кожу до крови. Касси, даже не приглядываясь, могла видеть, как блестит её собственная кровь — холодным серебром.       Сильваир что-то нетерпеливо буркнул за забором, но Касси даже не услышала, что там промямлил призрак — мысли поглощены тревогой. Любой звук, которому хватало смелости прервать густую ночную тишину, проходил мимо ушей.       И среди какофонии тяжелого дыхания, отчаянного стука сердца где-то в глотке и чавканья нечаянно раздавленных ягод гудело пугающее:       — Если меня поймают, то всё пиши пропало.       Касси и не замечала десятков ягод, которые то и дело осыпались из-за её небрежных движений. Вовсе позабыла, как нужно собирать малину — хотя добрую половину детства только так и зарабатывала на карманные.       Нужно нежно: придерживать каждую веточку, неторопливо срывать ягодки и класть на дно ведра или пакета, чтоб малина ни в коем случае не помялась. Иначе никто и не примет такой товар.       Касси и не заметила, как жалкий целлофановый пакетик наполнился уже на половину — стал увесистый. Повесила на локоток.       Девушка, не стесняясь, собрала целую горсть малины и забросила в рот. И с трудом сдержалась, чтоб не застонать. Чёрт! Она такая кислая — чувствительную слизистую словно обожгло серной кислотой — но такая вкусная.       Касси и позабыла о том, как болели свежие раны — Гэп играючи вырвал ей ногти на руке. Из головы вылетело, что под забором ждёт Сильваир и нервно постукивает пальцами по коленным чашечкам — словно пытается наиграть знакомую мелодию, лишь бы отвлечься.       И главное: забыла, что находится на частном секторе, владельца которого не знала, чтоб в случае чего Касси всё сошло с рук.       Как-то так вышло, что владелец участка — мужчина средних лет — ведомый предательским чувством тревоги, решил сбросить напряжение и выйти покурить на задний дворик, откуда открывался прекрасный вид на длинный ряд малиновых кустов.

***

      Касси, не заметив садовый шланг, зацепилась и чуть было не упала. Схватилась за ближайшую веточку и хрупкий кустик обломился под весом девушки. Хруст твердого стебелька разнёсся по округе подобно грому.       — Кто там?!       Напуганный мужской голос откуда-то издалека. Прокуренный сотней сигарет, пробитый смертельным страхом.       Касси замерла. Сердце в груди сделало кульбит и приземлилось в пятках. Напуганная лань в свете фар грузовика.       Хлопок входной двери и новый крик:       — Я вооружён! Покажись!       Касси ощутила, как по щекам потекли горячие слезы страха. Даже там, в потустороннем мире не было так страшно. Даже Скарлателла, способный невзначай убить, не внушал такой страх.       — Сука... — сорвалось дрожащее с уст девушки — ладонь будто обожгло языком пламени. Глянула на руку и ужаснулась, поняв, что кожу распороло, как статую тряпку, и кровь хлынула с открытой раны.       Выстрел в небо. Стук пустых гильз, упавших наземь.       — Выходи, уёбок! Я тебя слышу! — куда уверенное, но всё также пронизанное страхом.       Страшно. Страшно. Страшно!       — Это точно не воздушка... — пронеслось скомканное в голове Касси.       Желудок свело судорогой от ужаса. Боль пронзила Касси молнией — от грудной клетки до позвоночника, словно пуля, улетевшая воздух, вонзилась ей прямо в плоть.       Касси попыталась подняться с колен, но с ужасом осознала, что не может держаться — дрожала, как осиновый лист. Как маленький зверёк, к голове которого приставили дуло ружья.       Касси слышала вдалеке шорох и тяжелые вздохи незнакомого человека.       Задержав дыхание, Касси отползла назад. Прижалась спиной к холодному забору — ощутила, как взмокла спина от накатившего страха.       И вот, она видит, как "по взлётке" идёт мужчина в банном халате и прижимает к груди лёгкое охотничье ружье. Нарочито медленно. Было бы на улице светлее, с лёгкостью увидела блестящий от испарины лоб мужика. Увидела бы, как он кусает губы и, мелко дрожа, вертит ружье во все стороны.       Ему тоже страшно... И он, как опытный охотник, прекрасно понял, что шорохи издаёт точно не кошка или кролик..       Заледеневшим взглядом девушка следит за действиями: что-то крутит ружье в руках — то ли перезаряжает, то ли что. Касси не может понять, глаза залило слезами ужаса.       — Сильваир! Сильв! — тоненько зовёт, шёпотом. Хриплые вздохи так и рвутся наружу, но девушка зажимает рот рукой.       Касси слышит тяжелые шаги в нескольких метрах от себя — владелец участка расхаживает туда-сюда, опасливо оборачиваясь. Девушка не видела его лица, не видела блестящей холодным перламутром луны в вышине; не видела, как мужчина вложил новые патроны и снял ружье с предохранителя.       Сильв неторопливо выровнялся.       Касси даже не сразу поняла, что её подхватили под руки и медленно подняли над забором.       Увидев лицо Сильваира — сосредоточенное, будто в его руках чья-то жизнь — девушка ощутила, как от сердца отлегло. И облегчённо выдохнула.       Хотелось сжать лекаря в объятиях, повиснуть на крепкой шее и разрыдаться в плечо — было так страшно.       Девушка и не услышала, как зацепилась ботинками за забор и тонкая жестяная пластина звонко отозвалась на ненарочный удар.       И стоило Касси ощутить земную твердь под собственными ногами, стоило лишь подумать, что стоит Сильваира отблагодарить, как застыла ланью в свете фар грузовика.       Мужской крик страха разнесся по округе.       И как гром среди ясного неба, прозвучал выстрел. Пуля вылетела из дула дробовика и устремилась прямо в голову неизвестному существу — Сильваиру, который только хотел было наклониться, чтоб спрятаться от чужого напуганного взгляда.       Она словно в замедленной съёмке смотрела, как спокойное лицо призрака сменяется гримасой ужаса. Касси видела, как свинцовая пуля вонзается Сильваиру в висок — брызги крови фейерверком летят во все стороны, фарфоровые кости черепа, словно разбитая чаша, с хрустом летят наземь.       Касси видела куски мозга — мягкого пюре — летящего во все стороны. Видела, как лоскуты серой кожи вместе с прилипшими волосами летят куда-то вдаль.       Касси пустым взглядом впилась туда, где раньше была голова лекаря — кусок обнаженной нижней челюсти, мокрый от крови, раздробленные осколки костей, чудом державшиеся на рваной коже; и кровь, льющаяся откуда только можно.       Сильваир попытался поднести руку к голове — лишь дёрнулся предсмертной судорогой и упал наземь.       Касси лишь смотрела.       И не слышала ничего: не слышала хлюпанья крови, что стремилась побыстрее покинуть призрачное тело; не слышала напуганных криков по ту сторону двухметрового забора; не слышала собственного дыхания и пульса, стучащего в барабанный перепонках.       Её словно парализовало — тело отказывалось двинуться. И плевать, что владелец участка вызывает полицию и уже бежит к ним, чтоб засадить пулю ей в голову.       В горле застрял отчаянный крик, но даже слова не может сказать, даже прохрипеть что-то.       Касси казалось, будто она сейчас умрёт. Глотку обожгло желчью.       Девушка даже не ощутила знакомого прикосновения к собственной спине, не ощутила, как её подхватили на руки и прижали к широкой груди. Не ощутила, как злополучный пакет выскользнул из рук.       Она не слышала чужих рваных слов — Сильваир что-то пытался сказать, но все слова человеческого языка просто вылетели из головы.       Она не слышала чужих напуганный криков — владелец участка под аккомпанемент автоматных щелчков молился Богу, будто бы кого-то вообще можно было изгнать молитвой.       Она не слышала гула пальбы — владелец участка, перезарядив ружье, с новой силой принялся палить по беглецам.       Она не слышала нового стона боли: новые пули вонзились Сильваиру куда-то в спину и застревали где-то во внутренних органах; разрезали одежду, обжигая смертельно бледную кожу, и волосы — серебристые пряди падали наземь, тут же прячась с свежей зелени, окропленной алой кровью.       Охваченная шоком, просто провалилась в тёмную пучину забвения.

***

      Сильваир возвращался во временное убежище с новыми находками — книги, выброшенные из человеческий мир в этот, призрачный.       Неторопливо шагая по длинному коридору к нужной двери, призрак рассматривал твёрдые переплёты увесистых рукописей, с ужасом понимания, что и понятия не имеет, что за неведомые символы наполнили пожелтевшие страницы.       Не человек. Уже и поспели стереться первые воспоминания, родившиеся в этом мире — вначале покрылись пылью, а затем и вовсе затерялись, смешавшись в один большой кошмар; больное сознание лекаря предпочло забыть всё.       И лишь он — милый рыжий человеческий мальчишка — сиял средь тьмы ярче сверхновой.       Лишь он мог вернуть краски потускневшему миру Сильваира. Да, потусторонняя обитель окутывала своим холодом и влажным мраком, но рядом с ним он, призрак, впервые за долгое время ощущал себя хорошо — как будто всё правильно, как будто так должно быть.       Сильваир ради этого мальчишки обустроил нормальное убежище. Пришлось потратить немало сил, чтоб отыскать кровать; постельное белье сшить из хлопковых штор, украденных из обители какого-то призрака; а подушку смастерить самостоятельно.       Хотелось обеспечить комфорт этому человеку, чтобы он чувствовал себя как дома.       И пусть этот человек изо всех сил старался сохранять на устах лучезарную улыбку, Сильваир прекрасно видел, как тускнеет жизнерадостное пламя, спрятанное под карими радужками.       Собственным уставшим взором он смотрел, как выцветают рыжие волосы. Из огненных — Сильваиру казалось, коснись их, можно обжечься — те темнели. Будто пропитывались красками призрачного мира.       Он повертел несколько мгновений в руках книги на неизвестном для себя языке — человеческом — несколько секунд поразмыслил, а затем выбросил. Какой смысл в них, если даже использовать по назначению невозможно?       В любом случае, если постараться, можно найти что-нибудь другое; чем можно порадовать человека — или уже не совсем?       Сильваир поправил сползающую повязку, фокусируя плывущий пустой взор на горящей владеке лампочке, и пошёл дальше.       В последнее время человек был особенно мрачен, хоть и старался скрывать любой плохой настрой за добродушной улыбкой и притворным смехом. Ах, но как бы он не старался играть роль жизнерадостного, Сильваир прекрасно видел, как в чужом — но ставшим таким родным — сердце зреет бездна.       Человека начала одолевать страшная болезнь.       Сильваир, плутая по бесконечным коридорам, набрёл на несчастного призрака, прикованного к инвалидной коляске.       И, заметив темнеющие пятна, стремительно покрывающую кожу больного, Сильваир замер от осознания — тело человека покрывается такими же.       Пусть он и улыбается, но лекарь замечал в человеческих движениях скованность. Скрывал боль.       Ох, пусть этот человек и мечтал быть актёром; но таланта в нём не было даже на второстепенную роль.       Позабыв обо всём, Сильваир неустанно пытался найти лекарства — часами искал обвалы, сквозь которые в потусторонний мир попадают вещи из человеческого; и всякий раз молился найти что-нибудь, что может быть пригодно для лечения.       Но как бы призрак не старался облегчить чужую боль, как бы не старался замедлить начавшийся некроз, все его усилия были напрасны.       Гниющая плоть. Незаживающие раны, сквозь которые виднеются фарфоровые кости, влажные от крови. Узор, выцветший на коже потрескавшейся краской, стремительно захватывал бледноту кожи — добирался до бёдер.       Было принято решение ампутировать ноги по бедренному суставу.       Стоило Сильваиру ненароком коснуться бедра парня, с человеческих уст сорвался отчаянный стон боли. Потемневшая кожа, несущая гнилостный запах смерти, порвалась. Сквозь потрескавшуюся кожную ткань прорвался зловонный трупный гной.       Сильваиру без лишних раздумий отдал последний глаз Гэпу, чтобы тот нашёл что-то, что могло сойти за местный анестетик.       После операции человек уверял, что всё в порядке, и всё к лучшему; но Сильваир не поверил. В тот раз, когда настало время отдыха, человек впервые захотелось уснуть в объятиях призрака.       И как только Сильваир начал отключаться от реальности, вымотанный сложной операцией — отчаянные крики боли всё ещё гудели эхом в голове, спускаясь по кровеносным сосудам в низ, в сердцу, где вонзались стальными иглами в плоть — услышал тихий жалостливый плач.       Ощутил, как сжались руки человека на его шее, как задрожали когда-то крепкие — ныне хрупкие, измученные непрекращающейся болью — плечи.       Сильваир хотел сжать крепче человека, оставить сухой поцелуй на щеке и пролепетать что-то успокаивающее; но внутренне понимал — он ничем не может помочь.       Ему становилось дурно от мыслей, что поселились в сознании — они больше никогда не смогут ходить бок о бок, исследуя мрачные коридоры, пропитавщиеся запахом гниющей сырости.       Человек больше никогда не сможет игриво пнуть пяткой куда-то в поясницу, задорно смеясь; а Сильваир больше никогда не сможет сжать аппетитные человеческие бедра и скользнуть холодной ладонью выше...       Призрак боялся, что ампутация — лишь временная мера. И проклятие потустороннего мира не остановится — пока не поглотит тело человека полностью, пока не обгладает бордовым некрозом белые косточки, пока не высосет все жизненные соки.       — Мне страшно, страшно, так страшно, — шептал одними губами человек, боясь, что кто-нибудь услышит и обязательно осудит.       Сильваир внутренне боролся с желанием пуще прежнего сжать человека в объятиях и утереть хрустальные слёзки, скользнувшие по впалым щекам.       Призрак нашёл несколько предметов человеческой одежды — старый шерстяной свитерок и пижамную кофту с забавным принтом какого-то животного.       И, отбросив сомнения, направился во временное убежище вновь. Знал, что человеку нужна новая одежда — старая-то уже износилась и превратилась в грязные тряпки.       И призрак застыл, стоило коснуться знакомой дверной ручки и заглянуть в щель.       Человек лежал на кровати в бессмысленных попытках подняться. И плакал.       Жадно хватал губами воздух, заходясь новыми хрипами. Слёзы неумолимо текли по щекам. Прятал лицо в ладонях, заходясь новой волной отчаянной истерики.       Сильваир, словно парализованный, застыл на месте. Не знал, что делать. Просто смотрел, впитывая сознанием открывшуюся картину, пока вид плачущего человека не отпечатывается на сетчатке.       Нет, он не испытывал садисткого удовольствия. Стрелой арбалета грудь призрака пронзило ядовитое чувство вины. И медленно накатывало осознание, что он, Сильваир, не может помочь этому человеку.       И единственное, о чем думал человек в этот момент:       — Это ошибка, это ошибка! Это какая-то ошибка... Я не должен был тогда...       Парень ещё долго плакал, торопливо стирая горькие слёзы. Глаза жгло. Хотелось уснуть и больше никогда не проснуться.       Человек жалел обо всём — жалел, что покинул отчий дом; жалел, что не отказался от своей мечты.       Жалел, что взял кухонный нож и решил, что может собственными силами прорезать себе путь к свободе.       Сильваир никак не решался зайти в комнату. Так и стоял, прижимаясь спиной к бетонной стене. Холод проникал под рванную блузку, забирался под кожу и ребра прямо к сердцу, что всё ещё билось к груди.

***

      Сильваир сгорал от ярости. Ненавидел всё: ненавидел приближающийся гул вдалеке, ненавидел громогласные звуки выстрелов, то и дело следующие по пятам; ненавидел напуганный людей, которые отчаянно гнались следом, желая пристрелить.       Ненавидел Касси, которой взбрело в голову отправиться на эту авантюру.       Призрак прижимал к груди бессознательное тело девушки, то и дело срываясь на бесконтрольную брань. Глядел на безмятежное лицо Касси и всякий раз злился — ей-то не приходится спасаться.       Её-то не мучают вечные головные боли, от которых хочется на стену лезть; её не мучают постоянные кошмарные мысли, которыми то и дело наполняется подсознание — гудит пчелиным роем, пыльной автострадой, работающим мотором. Её не мучают кошмары.       Стоит Сильваиру расслабиться, забыться и позволить сну накрыть уставший разум, как пред взоров вновь оживают давно погребенные под воспоминаниями картины потустороннего мира.       Он обещал себе забыть и обещал себе выбросить на помойку эти образы к чёртовой матери!       Но, ох, всякий раз, стоит коснуться такой привычной мысли — найти для Чопта новое тело — как те начинают возвращаться одна за другой. Неразрывной цепочкой, ведут в далёкие времена, пропахшие трупным ядом и гнилью.       Парень — нет, уже давным-давно призрак — цепляясь единственной рукой за пол, впиваясь сломанными ногтями в побитый эрозией бетон, пытается спастись.       — Играть! Играть! Давай играть! Я тебя покатаю! — не унималась девочка с козлиной головой, следуя за беспомощным призраком на носочках.       С наслаждением психопата нарочно наступала на выцветшие рыжие волосы, вынуждая призрака срываться на отчаянный крик боли.       — Отстань от меня! Я хочу домой! Я хочу домо-о-о-ой! — кричал Чопт.       Его нарекли так. Он, позабывший имя, данное при рождении, с благодарностью принял прозвище.       Отнёсся с юмором к ситуации, хоть и внутренне ненавидел эту кличку.       Чопт жмурился, не желая показывать слезы. Заплачет — и этот ребёнок без зазрения совести начнёт откровенно издеваться.       Это ещё цветочки — наступать на волосы и донимать паскудными играми. Самое ужасное — это принимать удары и пинки.       Не способный защититься, Чопт только может, что спасаться бегством — и то бесполезно.       — Отстань! — пискнул Чопт вновь, срывая голос. Горло саднило болью. По носогубной складочке текла одинокая капля крови, пачкая искусанные губы.       — Не хочу! — рассмеялась и, позволив призраку отползти на несколько метров, подбежала ближе и с размахом пнула.       Прошлась острым кончиком ботинка по свежему шву.       Боль электрическим шоком пронзила измученное тело насквозь. С уст сорвался крик, полный боли. Слёзы брызнули из глаз и Чопт прижался щекой к холодному бетону.       Постарался сжаться, защититься, спрятаться в выдуманный пансирь, где нет боли и назойливого голоса этой девочки.       Быстрые и тяжёлые шаги.       Чопт даже головы поднять не успел, как услышал напуганный писк девчушки и торопливый стук её ботиночек — бежала прочь.       Металлический стук.       Призрак лишь погодя осознал себя в воздухе. Медленно открыв глаза, увидел пред собой обеспокоенное лицо Сильваира.       — И как тебя угораздило, малыш, — строго качая головой, пожурил лекарь. Прижав тельце призрака, объятое мягкой шерстяной пряжей к груди, тихонько продолжил: — Я однажды убью эту малявку.       Чопт размяк в объятиях другого призрака и закрыл глаза. Зарылся носом в шею лекаря и наполнил грудь тяжелым ароматом, источаемым кожей — что-то больничное и такое родное.       Сильваир всегда появлялся ровно в тот момент, когда всё накалялось до предела. Строгим возгласом, тяжелым ударом кувалды, да даже одним суровым взглядом мог распугать обидчивов — каждый житель мира призраков прекрасно знал, что с этим кадром шутки плохи и он не станет медлить, если перейти черту.       — Пойдём домой, — мягко, разрушая преждее недовольство, пролепетал Сильваир.       Удобнее подхватил Чопта одной рукой, а свободной — подобрал кувалду, чтобы волочить за собой.       Вслушиваясь в неспешные шаги лекаря, изуродованный неизвестной болезнью призрак ощущал, как постепенно отступает боль. Слизал кончиком языка кровавую корочку.       Чопт тяжело дышал, улавливая чужой серьёзный настрой. И медленно понимал, насколько важен ему этот призрак.       С первого же дня в потустороннем мире — стены которого украсили чёрные узоры плесени, а пол пронзили острые арматурные шипы — он был рядом.       Улыбался, зияя бездной изнутри. Сверкал алым глазом — пока тот не скрылся под пропитанной кровью повязкой.       Он не хотел думать, почему Сильваир начал носить повязку. И не догадывался, что лекарь отдал их, чтоб помочь.       Чопт и позабыл о той боли, пронзившей тело насквозь. Слабо осознавал, что пока его держит на руках Сильваир, у него ничего не болит.       — Сильваир... — робко начал Чопт. Прочистив горло, набрался смелости, чтобы сказать: — Если я тебя попрошу, ты меня убьёшь?       Лекарь застыл. Чопт был готов поклясться, что слышал, как отчаянно бьётся сердце призрака — может, ещё живое, ещё не до конца сгнившее в клетке рёбер.       Руки Сильваира дрожали и он не верящим взглядом смотрел куда-то сквозь, не в силах сфокусировать свой взгляд на лице Чопта — полном горькой надежды.       — Прекрати мои страдания, пожалуйста. Я так устал, — выдохнув сквозь зубы, продолжил он. — Я не хочу этой боли. Я...       Слова, которые так давно крутились на языке, улетучились. Уставший от вечных страданий, вечных операций и чужих напрасных усилий, Чопт не хотел такого существования.       — Нет, — отчеканил Сильваир и двинулся дальше.       И даже не хотел слышать, чего там хочет Чопт. А он... А он бросил любые попытки что-либо сказать.       В горле встал ком обиды, а грудь наполнил противный холодок — чувство вины, смешанное с тревогой, скользило по стенкам, оседая где-то в животе.       Чопт прекрасно понимал, что Сильваир отдал всего себя уходу за ним — никогда не спал, перебиваясь минутной беспокойной дрёме на рабочем столе; никогда не ел, отдавая все съедобные находки нуждающемуся в заботе Чопту; никогда не грустил, всякий раз надевая жизнерадостную маску.       Его жизнерадостный огонёк бесследно потух, оставив лишь бескрайнюю тьму, среди которой тлел последний жалкий уголёк.       И Сильваир считал своим долгом всеми силами поддерживать его, надеясь, что когда-нибудь жар окрепнет и поглотит мрак, что поселился в больном сознании.       И Сильваир, следуя — нет, эгоистичному желанию найти лекарство от неизлечимой хвори — отчаянному желанию спасти несчастную душу, бросил все свои незаконченные исследования, не желая и думать о чем-либо другом.       И Сильваир ни за что не позволит Чопту умереть. Даже если призрак сам того желает.       Ведь он, никто другой, единственный, благодаря кому лекарь ещё не сошёл с ума окончательно.       Сильваир просто любил Чопта. Как никого никогда прежде. И не догадывался, насколько эгоистично поступает.       Ах... Да. И ещё до безумия ненавидел боль, охватившую языками пламени всё тело.       Призрак никогда не видел подобного оружия, способного выпускать металлические шарики с невероятной скоростью.       Лекарь чувствовал, как кровь стремительно покидает тело сквозь свежие дыры — поражены внутренние органы.       Он сжал зубы, пытаясь собрать мысли в кучу — да те разбегались во все стороны пугливыми тараканами. Только коснись, так сразу убежит.       Сильваир сгорал от зависти — тот червяк остался на безопасной территории и ему не грозит ничего! Ему не грозит новая порция боли, которая и без того наводнила воспалённый разум. Ему не грозит новая смерть, ведущая к забвению.       Он знает, что телу требуется время на восстановление после кончины. И если не позволить энергии наполнить измученные жилы, всё закончится плохо.       Призраку не хотелось вспоминать, какого это быть бесформенной и беспомощной субстанцией; теряющей кровь и куски мягкой плоти в попытках скрыться — найти твердый панцирь, чтоб спрятать мягкую и уязвимую сердцевину.       Ах... Ведь Сильваир, стоит откинуть вековой загадочный образ, и является таковым — податливое нечто, вслед за которым тянутся кровавые разводы.       Призрак — а призрак ли? — чувствовал обжигающую пульсацию, что прижалась к свежим ранам. Больно до безумия, словно раскалённый прут пронзил живот.       Он ещё не заметил — многие пули прошли по касательной, оставив глубокие борозды в коже. Некоторым удалось распороть новенькую одежду и срезать волосы — впервые за долгие года, чистые и блестящие.       Сильваир и не ощутил ничего, утонув в круговороте событий.       Лекарь и не заметил, как сменился пейзаж — высокие ели остались где-то вдалеке, уступая землю суровым старым дубам. В воздухе повис глубокий запах влажной земли и прелой многолетней листвы.       Лекарь и не заметил, как среди безмятежного букета ароматов ночного леса поселился удушающий кровавый запах. Голова кружилась от кровопотери.       И он не заметил крепкой призрачной руки, сжавшей предплечья по стреляющей боли.       — כסה את הראש, — низкий хриплый голос прорезался сквозь ватную тишину, зависшую в сознании.       Сильваир только и успел зажмуриться, как ощутил резкий рывок куда-то вперёд. Все внутренние органы сжались где-то в животе, чтоб в следующее мгновение быть отброшенными по разным углам организма. Кровавая рвота подступила к горлу.       Застелившая взор тьма мгновенно рассеялась и Сильваир осознал себя лежащем в горе старых листьев. Инстинктивно прижимал к груди бессознательную Касси, сжимал зубы до хруста.       Луна, чей холодный лик надменно висел над землёй, неохотно пускала молочные дорожки света наземь. Звенящая тишина, прерываемая лишь пением насекомых где-то вдалеке, наполнила вязкий разум.       — אה לעזאזל... — не сдержался, выругался.       Повернул голову в сторону и зашелся приступом кашля. Алая от крови слизь брызнула из горла.       Позорно сжав веки, Сильваир, сдерживаясь, отложил девушку в сторону и, встав на четвереньки, выпустил содержимое желудка — кровь.       Пытаясь выплюнуть мерзотный металлический привкус, Сильваир изогнулся дугой над землёй и взмолился — свежие раны обожгло болью вновь.       — אתה בסדר?       Низкий хриплый голос вновь донёсся откуда-то сверху. Высокая тень повисла над Сильваиром, окуная бледного, как смерть, лекаря в холодный полумрак.       Призрак сплюнул куда-то в траву и отнял холодный взгляд от кровавого пятна на земли. Вцепился строгим взором в словно выросшую из-под земли фигуру призрака.       — ברדָס..? — хрипло удивился Сильваир, вытирая рот низом футболки. Та уже успела пропитаться кровью — проще выбросить, чем пытаться залатать дыры и отмыть от грязи. — מה אתה עושה כאן?       Темная фигура, что неизменно пряталась под старым плащом, резко уменьшилась — Худ присел и протянул чёрную ладонь Сильваиру, предлагая помощь.       — אני רואה שאתה צריך עזרה. אתה קם? — Худ беззлобно хмыкнул и призывно двинул ладонью. В его словах не было и намёка на попытку пристыдить лекаря за несуразный вид — кровавые разводы украшали жемчужно-бледную кожу, стекали ниже по шее.       Простая, человеческая одежда, облепившая тело второй кожей, разошлась по швам. Спину исписали длинные дыры, под которыми виднелись свежие ожоги.       Сильваир уставшим взглядом пару мгновений исследовал концентрированную тьму чужих рук, а затем понурил голову — выблевал новую порцию крови, собравшуюся в желудке.       Худ хотел было брезгливо отдернуть руку, но сдержал порыв — не очень-то вежливо.       Если бы Сильваир мог видеть лицо другого призрака, увидел бы, как на одно мгновение промелькнуло беспокойство.       — פצוּעַ? — в который раз спросил Худ. Судя по звуку, отбросил собственный топор в сторону, чтобы не мешался.       Сильваир прокашлялся и зашипел, зажав кровоточащую сквозную рану на животе. Прорычал:       — לא, לעזאזל, החלטתי לשכב...

***

      Не без помощи Худа Сильваир добрался до ближайшей опушки, освещённой мягким лунным светом, и развалился на траве. Опёрся взмокшей спиной о твёрдую кожу, ощущая каждый сучок, каждый торчащий кусочек коры. Прошипел сквозь зубы...       Худ низменной фигурой стоял, блестящий своей тьмой средь залитой синевой опушки. Всё также молчаливо. Единственное, что сменилось — держал на руках бессознательного человека.       Шальная мысль скользнула в голове лекаря: с Касси что-то случилось. Быть может, не выдержала такого резкого перемещения, или получила пулю в процессе побега...       — תבדוק אם יש לה פצעים רציניים., — сглотнув солёную от крови слюну, тяжко просипел Сильваир.       Худ выдержанно кивнул и, положив девушку на мягкую траву слегка поодаль лекаря, начал осторожно исследовать чужое тело.       Расстегнул бомбер, раскинув испачканные грязью полы в стороны. Лёгкий свитерок был чист и заметных пятен крови не было замечено.       Худ огладил тело, внимательно наблюдая, есть ли реакция на боль — но лицо Касси оставалось всё таким же беспристрастным. Лишь её грудь изредка вздымалась, втягивая густой воздух.       — יש פצע קטן בזרוע, — обхватив запястье Касси, Худ исследовал своей тьмой чужую ладонь. Глубокая царапина уже перестала кровоточить, покрывшись мягкой корочкой.       — זה לא מפחיד... תבדוק את הדופק. צריך... — Сильваир поджал колени и лёгким движением сорвал штанину. Длинными лоскутами ткани начал перевязывать свои раны, перед этим осматривая, сквозное ли отверстия. За минуту осмотра, сдерживая стоны боли, понял, что внутри застряло две пули. — לעזאזל, זה מגעיל...       Призрак в капюшоне отнял ладонь от предплечья девушки и сел пред ней на колени, ожидая последующих указаний.       Худ был прекрасно усведомлён, что персоной Сильваир был не лучшей, а порой и довольно опасной — но сомневаться в мастерстве этого призрака никогда не смел.       Десятки призраков со всего бескрайнего потустороннего мира стекались в обитель лекаря, надеясь на помощь. И, зная нелюбовь Сильваира к непрошеным гостям, не шли без "подарков".       Благодаря этому у лекаря была довольно комфортная база, лаборатория со всем нужным для исследований и несколько небольших складов, один из которых был оборудован под морг.       Вдалеке у Сильваира был дополнительный — хранил там собственные тела.       — הנח את אצבעותיך והאצבעות האמצעיות על פרק כף היד שלה. ספרו עד חמש עשרה בראש, ובו זמנית סופרו את מספר המכות שאתם יכולים להרגיש מתחת לעור., — Сильваир собрался с мыслями, лишь бы не выругаться прямо сейчас. — תגיד לי כמה אתה סופר..       Худ на полминуты завис — пытался понять смысл действий, требуемых призрачным лекарем. И лишь тогда начал выполнять указания.       Сильваир сжал зубы, пытаясь составить полную картину происходящего.       Значит, он сейчас не может передвигаться с той же скоростью, что и раньше. Стремительно теряет кровь, рискует потерять сознание и умереть вновь — тогда всему настанет конец.       Провести операцию в полевых условиях не представляется возможным. Не хотелось лезть грязными руками себе под кожу и копошиться в органах.       Человек в данный момент без сознания, хоть и жив — призрак в плаще уже измерил пульс и Сильваир мысленно подсчитал примерное значение. В пределах нормы.       Судя по всему, несчастная добыча, ради которой и затевался весь сыр-бор, была утеряна. Сильваир бы разозлился, что все его старания и страдания были не к чему; да только вспомнил, из-за кого ему засадили несколько металлических шариков в живот, испортили волосы и одежду...       Но в один момент Сильваира словно холодной водой окатило — его труп остался там.       Призрак хотел было сорваться с места, но внутренности обжёг новый приступ боли, и со стоном сполз вниз, пряча лицо в сгибе локтя.       Худ озадаченно хмыкнул, наклонив голову вбок. Впился внимательным взглядом во встревоженного Сильваира, одежда которого пропиталась кровью. Даже наспех сделанная повязка не помогла. Лекарь лишь презрительно хмыкнул, а следом — зашелся хриплым смехом. Он бы не удивился, если бы увидел себя через несколько дней на экране телевизора...

***

      Сильваира смущала компания незнакомого призрака. С Худом он не имел прямого дела — лишь изредка встречались на вылазках и сразу расходились, перебрасываясь парой слов. Лекарю призрак в капюшоне не был интересен — ведь Худ никак не может стать объектом исследований Сильваира по некоторым причинам.       Конечно, лекарь не раз видел, как Худ касался материальных объектов; но он ещё мастерски умел избегать физического контакта, просто растворяя ту или иную часть тела во тьме.       Худу же в основном было плевать на Сильваира — коль не мешает и не лезет на территорию, мысленно принадлежащую ему, лезть на конфликт нечего.       Ах да... Ещё кое-что. Лекарь находил Худа крайне неприятным собеседником.       Касси пришла в себя почти сразу, стоило Сильваиру хлипко залатать себя и, сообразив, сориентироваться на местности.       Девушка хотела столько всего сказать, была в шаге от того чтобы расплакаться, стоило ей увидеть окровавленные повязки и рваную одежду Сильваира; как одним своим словом Худ сумел унять её тревогу:       — Отдыхать.       Призрак вновь взял девушку на руки, уложил её голову себе куда-то на плечо. Заметив никчёмные попытки Сильваира встать на ноги, Худ подхватил лекаря под руку и повёл куда нужно — разобраться с дорогой здесь, в мире людей, куда сложнее чем в потустороннем.       Лекарь искоса смотрел, как Касси, обхватив шею призрака двумя руками, тяжело дышала. Трудно было понять: мучит ли её приступ тахикардии или подкатившая к горлу истерика.       Было слишком трудно о чем-то думать. Слишком трудно вспоминать маршрут, которому они следовали несколькими часами ранее; слишком трудно справляться с той злостью на девушку, что копилась в груди ядовитыми черным комом.       Слишком трудно ощущать боль, что охватила всё тело языками пламени.       — איך הגעת לכאן?? — уже выйдя на знакомую асфальтированную тропинку, задал вопрос Сильваир.       Небо постепенно светлело и лекарь уже предвкушал предстоящую опасность — люди, обычно, просыпаются рано. Есть риск быть замеченными.       Но, судя по неспешной походке Худа, этот призрак никуда не спешит, уделяя внимание человеку в своих руках.       — מַעֲלִית.       — זה ברור.       Ещё и собеседник из Худа был просто отвратительный. Принимает всё за данность, не задаёт лишних вопросов...       Да вообще никаких вопросов не задаёт! Просто молча слушает, изредка соглашаясь или отрицая какое-либо утверждение.       Сильваир был фанатом активных дискуссий. В потустороннем мире мог часами с Чоптом о чем-то поговорить, пока маленький рыжий призрак не начинал засыпать от скуки. Эрудитом не был, поэтому и страдал от того обилия информации, которые Сильваир пытался уместить в его голове.       — למה באת? האם יש מטרה גבוהה יותר?? — Сильваир, ощутив знакомый спазм желудка, неожиданно отпрянул и выпустил новую порцию крови. Выругался под нос.       Ночка, да и весь день, обещает быть трудной и безумно болезненной...       — רציתי.       — כן... אני מבין., — ускорив шаг, прыснул Сильваир. Тишина, повисшая между ними, была особенно некомфортной. Особенно хватка призрака где-то под плечом, чтобы Сильваир ненароком не упал — от кровопотери кружилась голова.       Выдержав неловкую паузу, лекарь добавил:       — לפעמים אני מקנא באחרים. הפצעים שלהם מחלימים במהירות.... Сильваир догадывался, в чём причина таковой особенности, но не хотел углубляться в размышления. Иначе бы вновь вернулся к давним воспоминаниям и...       — חבל, — хрипло отозвался Худ. И всё, дальнейшего ответа не последовало.       Сильваир, выпрямившись, окинул строгим взглядом крепкую статуру призрака в капюшоне. И посмотрел на Касси.       Она, прикрыв глаза, тихо плакала, сжимая старую изношенную ткань плаща Худа. Истощенная и бесконечно уставшая, она...       Сильваир ощутил, как в груди что-то болезненно кольнуло. Любая злость, кипящая в груди, в мгновение остыла — хлюпнула кровью и выбралась сквозь сквозную дыру из тела.       Взявшись за голову, Сильваир только и мог, что открывать и закрывать рот в бездарных попытках, сформировать мысли, роившиеся в голове.       Но всякий раз, бросая взгляд на задремавшую на чужом плече Касси, лекарь ощущал предательский укол ностальгии.       Ведь Чопт ровно также, измученный болью и страхом, обнимал его за шею, утыкаясь носом куда-то в плечо.       Рука перевязана — пальцы, лишенные защиты, нещадно болели. Голова раскалывалась от голода, усталости и стресса. Рану неприятно жгло, а сердце разрывалось от стыда.