Без вины виновный.

      — Интересный браслет.       Чуть приподняв голову, Юнги разглядывает выглядывающий из-под рукава тёмно-синей рубашки, простенький браслетик, состоящий из мелкого чёрного бисера, и свисающего меж них, чего-то круглого, напоминающего маленькую монетку, но с какой-то выпуклой гравировкой.        — Это талисман?       — Вроде того, — уклончиво отвечает, продолжая вытянутой ладонью прятать лицо Юнги от солнца.       — Тебе уже не нужно это делать, — кивает на ладонь и выпрямляется на стуле, отчего солнце снова попадает на его лицо. Юнги щурится, но не долго. На его лицо снова падает тень.       — А говоришь не нужно, — беззлобно ухмыляется, а Юнги смущённо опускает взгляд. Чонгук это точно замечает. Юнги буквально чувствует на себе его взгляд, полный забавляющихся смешинок, и уже готовится к тому, что парень скажет ещё что-то, что окончательно вгонит его в краску.       Чонгук действительно начинает говорить, но совсем не то, что ожидал от него Юнги.       — На самом деле я собирался сходить перекусить, но совершенно не знаю, где это можно сделать поблизости, кроме здешнего кафетерия. Может, ты подскажешь, а я угощу тебя?       — Это не обязательно, — вернув взгляд чужому лицу, отвечает, — я могу и просто подсказать. А если тебе просто не хочется есть в одиночестве, то мог об этом прямо сказать.       — Я могу спокойно принимать пищу в одиночестве, но сегодня мне хочется, чтобы ты составил мне компанию. Если ты против, я пойму.       — Почему ты подумал, что я не захочу? — начав складывать свои тетради и учебники в рюкзак, спрашивает.       — Нужно быть готовым ко всему, а потому допускаю мысль, где моё предложение отвергнут.       — Пойдём, — встав из-за стола, накидывает рюкзак на плечи, — подскажу и компанию составлю, — с радостной улыбкой объявляет и замечает, как холодное лицо чуть теплеет, улыбка становится не широкой, но какой-то нежной.       За время, что Юнги провёл с Чонгуком в походе до кафе и обеда там, он успел узнать, что Чонгук старше его на три года, переехал в Корею из Англии и доучивается на юриста последний год. На вопрос о причине переезда в середине учебного года, Чонгук сказал, что это связано с делами его семьи. Добавил только, что сначала он и сам планировал доучится и только потом вернутся, но быстро понял, что ему безразлично, где получать диплом.       Юнги немного удивил такой ход мыслей, и он признался, что сам в подобной ситуации вряд ли бы решился. Без стеснений он рассказал о том, что слишком привязывается ко всему, что его окружает: люди, места, он не мог просто брать и оставлять всё позади.       Стоило ему об этом сказать, как Чонгук перевёл все темы разговоров полностью на Юнги. Интересовался приходилось ли Юнги прежде переезжать, почему он выбрал изучать именно право, а Юнги всё так же открыто отвечал на все вопросы. Признался, что он с семьёй переезжал дважды и каждый раз он сильно плакал, не желая расставаться с прошлым домом. О выборе профессии рассказал, что его отец полицейский, а сам Юнги не знал и до сих пор не нашёл, чему бы хотел посвятить себя. Потому решил идти по стопам отца, не утаив и того, что ему просто нравится гордость в лице смотрящего на него и его успехи, родителя.       Чонгук слушал с неподдельным интересом, ни разу не перебив Юнги. Лишь когда он замолчал Чонгук сказал, что довольные родители, это хорошо, но лучше всё же найти что-то своё.       Когда они вышли из кафе, то разошлись каждый своей дорогой. Чонгук ушёл обратно в универ, сказав, что у него ещё дела и выразил своё желание встретится вот так ещё раз. Юнги же пошёл домой и на протяжении всего времени, что занимал у него путь, он думал о своём новом знакомом, его чёрных глазах и понимал, что он тоже, очень хотел бы встретиться и провести с ним время ещё раз.       — Мам, пап, я вернулся, — переступив порог дома, улыбка ещё не покинула лицо Юнги, но мгновенно испарилась, когда он столкнулся с обеспокоенными и будто чем-то огорчёнными лицами родителей. — Что-то случилось? — заразившись их серьёзностью, спрашивает, напряжённо переминаясь с ноги на ногу.       — Это тебя надо спросить, что случилось!       — Ну, тише. Не ругай его сразу, — женщина с длинной, свисающей с плеча, тёмной косой и мягкими чертами лица, хлопает мужа по плечу и обращает взгляд на Юнги, — ты на папу не обижайся, мы просто очень волновались за тебя.       — Волновались? — подняв брови, уточняет, так как причину этих волнений, пока понять не мог.       — Хосок звонил, — Юнги мгновенно переводит взгляд на отца, — сказал, что ты не отвечаешь на звонки и игнорируешь смс. Мы сами стали звонить, но тоже ничего не добились, а потом ты и вовсе недоступен стал. И домой так поздно явился. Как это понимать? Парня своего игнорируешь, ладно, но родителей в это не вытягивай.       — Так, подождите, — Юнги нужна пауза, чтобы хоть немного понять происходящее.       То, что родители считают Хосока его парнем, он давно привык, но сейчас ему не нравилось, что им снова приписали романтические отношения, ведь официально они не были парой. Расстегнув рюкзак и полностью перерыв его, он не находит в нём телефон. Думает, что оставил его в библиотеке, а может и в кафе. Задумавшись, Юнги не смог вспомнить, когда брал его в руки или хотя бы просто видел в последний раз. Но даже так он не понимал излишних переживаний родителей. Особенно слова отца о том, что он поздно вернулся домой. Это же было не так. Он провёл с Чонгуком совсем немного времени, а после кафе сразу пошёл домой. Возможно, он шёл чуть медленнее, чем обычно, но не настолько, чтобы заставить родителей вот так переживать.       — Мама, который сейчас час? — решает спросить пока об этом.       — Половина десятого, Юнги, — грустно отвечает, а тот ошеломлённо уставляется на неё. Его разрывали несколько чувств: неверие в то, что он мог плестись домой почти три часа, понимание того, что маме врать незачем, и наконец, чувство вины.       Он никогда не возвращался домой так поздно. Бывали редкие случаи, но он всегда предупреждал родителей, был не один, а с Хосоком, а его телефон всегда был в зоне действия сети. Неудивительно, что они так сильно разволновались. Он даже не знал, что сказать в своё оправдание и смог выдавить из себя только полное сожаления:       — Простите.       Он виновато опустил взгляд в пол, а все положительные эмоции, что были в нём до прихода домой, разом испарились. Юнги не понимал, как так вышло и его переполняло чувство стыда.       — Ничего, — мягко улыбнувшись, женщина подходит к сыну и приглаживает его растрепавшиеся волосы, — главное, что с тобой всё хорошо. Иди к себе.       — Ну конечно, ничего страшного, — не унимался глава семейства, — сейчас он отключает телефон и приходит домой едва не ночью, а потом что? До утра неизвестно где и с кем пропадать будет? А ты это на самотёк пустить решила?        — Хэри, — мягко поглаживает мужа по спине, и второй рукой незаметно машет Юнги, чтобы он уходил, что тот и делает, не смея даже в глаза отцу посмотреть. — Ну всё, успокойся. Зачем ты сразу так наговариваешь на него? Видел его лицо? Он и сам был растерян. Ты же знаешь, наш сын никогда не поступил бы так намеренно.       Стоя на верхней ступени лестницы, Юнги слышит все слова матери и чувствует, что ему становится хуже. Уходит в свою комнату и решает сразу сесть заниматься. Но сколько бы он ни пытался сконцентрироваться на учёбе, у него это не выходило. В ушах противным эхом слышались все сказанные отцом слова. Затихают в нём эти звуки только когда он слышит слабый стук в дверь. Подняв голову от стола, он тихо зовёт:       — Мама.        И, как Юнги и думал, дверь действительно открыла его мама, а пройдя в комнату, тихонько прикрыла её за собой. Юри присела на край идеально заправленной кровати Юнги и какое-то время просто смотрела на него, а после, заговорила:        — Сынок, ты не обижайся на папу. Ты же знаешь, он просто очень волнуется за тебя и не хочет, чтобы с тобой случилось что-то плохое.       — Мам, я знаю и не обижаюсь. Я понимаю, что виноват. Позже, когда отец остынет, я пойду к нему и извинюсь. Не волнуйся об этом.       — Хорошо, — с улыбкой, кивает, — и Юнги, ты позвони Хосоку, — протягивает свой телефон, добавляет, — он тоже очень волновался за тебя. — Юнги согласно мычит, принимая из рук матери телефон, задумывается о чём-то и спрашивает:       — Мам, почему папа снова назвал Хосока моим парнем? Мы ведь просто друзья, — женщина замирает, не успев подняться и снова присаживается, внимательно разглядывает лицо сына.        — Ну, вы всегда вместе. Хосок хороший парень, всегда заботится о тебе. Возможно, папа немного торопит события, но мы не только не удивимся, но и будем рады, если ты свяжешь свою жизнь именно с этим человеком.       — А если, допустим, мне понравится кто-то другой? Кто-то, не Хосок.       — Конечно тебе может кто-то понравится, — снисходительно улыбаясь, соглашается, — ты молод, всюду соблазны, и с Хосоком у вас ещё не всё понятно, но что-то другое будет лишь минутным увлечением.       — Минутным?       — Да, страстным порывом, если хочешь, но в конце концов ты и сам поймёшь, что это не то. Ты привык к Хосоку, вы всё знаете друг о друге, он искренне заботится о тебе, уважает меня и твоего отца. Вы знакомы долгое время, дружите все эти годы, доверяете друг другу, а потому шаг к отношениям будет самым логичным.       Женщина продолжала перечислять все плюсы возможных отношений с Хосоком, но в какой-то момент Юнги совсем перестал её слушать и ушёл в глубокие размышления. Раньше, когда родители называли его и Хосока парой, он воспринимал эти слова, как шутки. Позже, он привык к ним и перестал обращать внимание. Не соглашался, но и не переубеждал. Просто эти слова стали ещё одной частью его жизни, как и сам Хосок.       И, признаться честно, Юнги никогда не задумывался обо всём этом серьёзно. Он просто знал, что Хосок всегда рядом, всегда поможет, а родители ему доверяли и радовались их тесной дружбе. И Юнги этого было достаточно. Ему казалось, что всё так и должно быть в его жизни. Хосок действительно хороший. Милый, добрый, заботливый. Он всегда может развеселить его и в самый неудачный и дождливый день, он подарит ему солнечную улыбку, которая отгонит от Юнги каждую чёрную тучку. Хосок и есть солнце Юнги. Яркое и тёплое.       Но всегда ли Юнги нуждался в этом солнце?       Мама говорила, что люди знакомятся, дружат, познавая друг друга в этой дружбе. Изучают характеры и привычки, учатся доверять и позже, их дружба может перерасти в нечто большее, что свяжет на всю оставшуюся жизнь иными узами.       Она говорила не верить в сказки, где герои влюбляются с первого взгляда. Говорила, что там не любовь, а страсть, и она подобна горению спички. Мгновенно загорелась и погасла, только ещё и пальцы обожгла, потому что кто-то один, всегда пытается удержаться за эту спичку до последнего.       Она говорила Юнги всегда стремится к чему-то светлому, потому что как бы привлекательна своей загадочностью не была темнота, ничего хорошего Юнги в ней не найдёт. И он всегда безоговорочно верил в эти слова, принимая их как единственную существующую истину. Но сегодня практически каждое из них, казалось каким-то пустым. Каким-то…       — Это никогда не будет по-настоящему, Юнги, — он переводит взгляд со своих сложенных на коленях рук, на маму, голос которой вновь начал слышать сквозь толщу собственных мыслей. — Всё это будет как фантик от фальшивой конфеты.       — Фантик?       — Да. Знаешь, красивый такой, яркий, висящий очень высоко и тем самым привлекательный. Многие люди почему-то любят искать себе сложности, думая, что без них жизнь слишком скучная. Но разве стремление к боли и саморазрушению можно назвать весёлым?       — Боль и саморазрушение? — Юнги не знал, почему выбирает отдельные из сказанных мамой, слова, но та с готовностью отвечала, а потому он продолжал спрашивать.       — Именно так, Юнги. Ты попытаешься дотянуться до этой конфеты, полезешь на самый верх, обдерёшь руки с ногами, и в конце концов потеряешься в тумане на этой вершине. До конфеты ты доберёшься, но развернув обёртку ты поймёшь, что внутри ничего нет. Тебе будет больно и одиноко, а рядом с тобой уже не будет никого, кто смог бы утешить. Ты не только себя потеряешь, но и всех тех, кого действительно любил. С тобой останется лишь эта обёртка, от которой ни тепла, ни света, ни любви, ничего. Мы с твоим папой не хотим для тебя такой жизни. Мы хотим, чтобы ты был счастлив. Ты же знаешь это?       — Знаю мама, прости, — Юнги опускает голову, и подошедшая к нему женщина, оставляет мягкий поцелуй на его тёмной макушке.       — Всё хорошо, сынок. Ты меня тоже извини, слишком заговорилась сегодня. Я пойду, а ты всё же позвони Хосоку, телефон вернёшь утром. Добрых снов.       — И тебе добрых снов, мама.       Она уходит, а Юнги проматывая в голове весь сегодняшний вечер, бестолково на телефон пялиться. Думает, что будет лучше просто написать Хосоку смс, а позвонить уже утром. Вдруг, он уже уснул, а Юнги только помешает ему отдыхать своим звонком?       Стоило об этом подумать, как телефон в его руках начинает вибрировать, а на дисплее отображается имя того самого человека. Вздохнув, он принимает вызов.       — Хосок…       — Юнги? О Боже, я так испугался. Что с тобой случилось? Что с твоим телефоном?       — Кажется, я оставил его в библиотеке. Не помню.       — Как ты мог его оставить? Ты же всегда в наушниках ходишь, когда один.       — Я, — в горле ком, каждое слово даётся всё тяжелее, а вопросы и даже голос Хосока, словно давили на него. Они сжимали его череп до хруста, до впивающихся в мозг осколков. Слишком незнакомо. Слишком тяжело.       — Юнги?       — Сегодня я не слушал музыку.       В глазах почему-то скапливается влага, а пальцы до хруста сжимаются. Хосок своим голосом и словами выражает полное недоумение и удивление сложившейся ситуацией. Он спрашивал что-то ещё, Юнги не слышал и не понимал, отвечал ли на эти вопросы. Но один из них, он всё же услышал и даже запомнил.       — Юнги, с кем ты был?       — Я…       Действительно, с кем он был? С фантиком? С новым знакомым, у которого лёгкая, едва заметная улыбка и чёрные, как самая тёмная ночь, глаза. С человеком, что подарил спасительную тень. С Чон Чонгуком, который не Хосок. Потому что советовал Юнги найти своё занятие. Потому что слушал не перебивая. Потому что было легко и не приходилось щуриться от слишком яркой улыбки, тем самым упуская детали вокруг себя.       Юнги потерялся во времени пока шёл домой, он потерялся в себе, когда слушал любимых людей. А их переживания за него и забота, стали похожи на кандалы или же ошейник с коротким поводком.       Действительно ли Юнги потерялся?

***

      Юнги думал, что не мог разобраться в себе вчера, но на следующий день ситуация стала только запутаннее. Встречая каждого знакомого однокурсника, он спрашивал о новеньком на четвёртом курсе, но никто из них не давал удовлетворительных ответов на его вопросы, и только награждали странными взглядами. Юнги, же не задумываясь об этом, продолжал искать дальше. Коридоры университета, библиотека, улица, кафе в котором они были, он искал его везде. На парах он пропускал всё мимо ушей, был растерян и не собран, а ярко светившее в окно аудитории солнце, только раздражало. Ему хотелось спрятаться. В тень.       Следующим днём всё повторилось, а ещё через пять Юнги начал подозревать, что он сошёл с ума и никакого Чон Чонгука на самом деле не было. Он его просто придумал, или этот человек был его сном, который Юнги посчитал за реальный. Который он хотел превратить в реальность.       — Ты рад? — Юнги отвлекается от помешивания сахара в чае и смотрит на улыбающееся лицо мамы.       — Чему рад? — глупо переспрашивает, часто моргая, тем самым прогоняя с глаз туманную дымку.       — Ну ты посмотри на него. Его парень возвращается уже через неделю, а он, кажется, совсем его не ждёт. Не стыдно тебе?       Стыдно? Возможно. Юнги даже не заметил, как отец появился в кухне, что тут говорить о том, что он давно перестал считать дни до возвращения Хосока из командировки?       — Я рад. Просто думал, вы о чём-то другом говорили, — тихо отвечает и чувствует, что у него пропал аппетит. — Мам, я наелся и, наверно, пойду. — Юнги не успел встать из-за стола, как слышит от отца:       — А ну сядь и ешь. Что это такое? Поковырялся в тарелке и ничего не съел. Мама только из-за тебя так рано просыпается и готовит, а ты нос воротишь на её старания.       — Дорогой…       — Не надо мама, отец прав. Ты старалась, а у меня сегодня много пар. Мне понадобится вдвое больше сил. Я всё съем. — Юнги приподнимает уголки губ в улыбке, видит, как радуется мама и успокоился папа. Начинает кушать, при этом старательно убеждая себя в том, что ему это действительно нужно.

***

      Предпоследнюю пару отменили, Юнги решил провести это время в библиотеке. Он не был уверен в том, что сейчас он сможет сконцентрироваться на чём-то, кроме прокрастинации, а потому даже не стал доставать учебники. Бросил рюкзак на стол и уложив на него голову, обхватил его руками по бокам, как бы обнимая и погрузился в дрёму. Он не знал, сколько он так просидел, но в какой-то момент его нос вдруг защекотало. Он уловил какой-то сладкий, но в то же время освежающий аромат. Он был лёгким и не навязчивым, очень приятным и притягательным. Он приподнимает голову и не открывая глаз, принюхивается. Ведёт носом собирая нотки понравившегося аромата, и шею вытягивает, прислоняя голову ближе к её источнику.       В этот момент он не думает, не разбирает свои действия. Сейчас, он хочет только уткнуться носом в источник этого запаха и дышать им до скончания жизни. Максимально вытягивает шею, и чувствует, что понравившийся ему аромат, становится чуть ярче, приподнимается со стула, упираясь локтями в стол, и утыкается носом во что-то мягкое и прохладное. По телу волной разливается желанное спокойствие, но вместе с ним Юнги накрывает любопытство. Он приоткрывает глаза и понимает, что уткнулся носом в чью-то щеку. Сглатывает чуть нервно, но отстраниться почему-то не спешит. Опускает взгляд и видит чужие губы. Их уголки чуть приподняты, а под нижней знакомая родинка.       — Чонгук.       — Я слышал, ты искал меня.       Лицо, запах, голос, они кажутся реальными. Может, этот человек всё же существует? Если это так, то Юнги должно быть стыдно за свои слишком вольные, неприличные действия. Но ему не стыдно. Будь это реальностью, он бы ни за что не решился на такое развязное безрассудство, а Чонгук не позволил бы их. Наверно.       Юнги задумывается и понимает, что на самом деле, он понятия не имеет, что и как об этом поступке думает Чонгук. В любом случае, этот человек явился к нему в том же месте и снова, когда Юнги спал. Это значит, что он уже не может быть реальным. Наверно.       — О чём задумался?       — Я не могу понять, реален ты или я с ума сошёл, — на свои слова Юнги слышит тихий, мягкий смешок.       — Уткнуться носом в мою щеку тебе недостаточно?       Этот вопрос пусть и прозвучал без доли упрёка, всё же подействовал на Юнги как ведро ледяной воды на голову. Он резко отстраняется и падает на стул. Смотрит на лёгкую улыбку и отводит взгляд, желая сейчас под землю провалиться. И как он только додумался до таких придурковатых глупостей?       — Прости. Прости, пожалуйста. Я идиот. В смысле, не идиот. Я спал. Точнее, уже не спал. Просто от тебя так пахнет приятно, а я столько дней искал тебя. Спрашивал у всех вокруг о тебе, но тебя никто не видел и не знал, и я подумал, что тебя на самом деле нет. — Юнги замолкает, осознает какую чепуху он только что сказал и обречённо опустив голову, добавляет, — я идиот. — Хватает рюкзак и поднимается из-за стола на подрагивающие от волнения ноги.       Если последние дни Юнги верил в то, что он не сошёл с ума и обязательно найдёт этого человека, то сейчас он надеялся на обратное. Если Чон Чонгук реален, то Юнги готов умереть на месте, потому что отмыться от этого позора он точно не сможет.       Он сбегает. Он не хочет, чтобы реальный Чонгук посмеялся над ним. Не хочет больше пересекаться с ним. Даже если он лишь сон, то пусть прекратится. Юнги о таких снах не просил. Пусть он…       — Юнги.       Пусть зовёт его по имени. Оно слишком красиво звучит из его уст.       — Я хотел вернуть его на следующий день, но мне пришлось уехать из города. — Юнги оборачивается и Чонгук кивает на свою руку. В ней он держал его телефон. Юнги его принимает и смущённо кивает. — Извини, что не отдал сразу.       — Ничего, это ты меня прости. Я такой бред сейчас нёс. И телефон, ты не виноват. Это я растяпа. А ты, вот, вернул. Чонгук тихо посмеивается, а Юнги хочет себе по лбу треснуть. Желательно насмерть. Что чёрт возьми происходит с его языком и мозгом?       — Вовсе не бред, — перестав смеяться, пожимает плечами, — возможно, мне показалось, но мне думается, что ты говорил всё то, о чём думал. Если это так, то в этом нет ничего плохого. Тебе не нужно называть себя идиотом и извиняться.       — Почему? — Юнги и сам точно не знал, к каким именно словам Чонгука относился его вопрос, и не хотел. Юнги желал лишь услышать ответ Чонгука. Чтобы он продолжил говорить.       — Потому что очень мало людей, которые способны озвучивать свои мысли, а твои мне даже нравятся. Кроме одной.       — Какой?       Чонгук какое-то время молчит и просто смотрит на его лицо, в глаза, а может и в самую душу. Иначе, Юнги не мог объяснить, почему чувствует приятный холодок по коже, будто обнажён. Не может объяснить, почему не испытывает желание прикрыться. Может по тому, что он сам хотел всю кожу пред ним сбросить?       Нет. Глупо. Противно. Безумно.       Если только…       — Кроме той, где меня на самом деле нет.       Чонгук даёт свой ответ, а сердце Юнги совершает прыжок. Вверх, вниз, он точно не знает. Но чувствует, что оно несколько раз неестественно перевернулось. Застучало быстро так, о рёбра ударяясь и пошатывая лёгкие, в которых только аромат чужого одеколона. И вдруг, резко, стало таким лёгким. Будто пёрышко, парящее в воздухе. Или это сам Юнги летит?       Чужой образ перед глазами размывается, глаза щурятся от яркого света. Юнги опускает взгляд и просит себя успокоиться. Да только сердце начинает как-то странно теперь биться. Каждый удар, это шаг Чонгука к нему. Он останавливается совсем рядом, руки поднимает и ладонями своими, с двух сторон лицо Юнги от солнца прячет. Он меняет его на своё лицо, его лучи на глаза свои чёрные, кажущиеся бездомными.       — Ты так и не ответил на вопрос, — Юнги непонимающе сдвигает брови. — Ты искал меня.       Чонгук сказал, что это вопрос, но прозвучали эти слова отнюдь не вопросительно. Юнги искал его. Он сам так сказал.       — Да, — кивает, — составишь мне компанию за обедом?       — Хорошо. У тебя закончились пары?       — Нет.       — Тогда…       — Нет. Я не хочу на них идти.       Чонгук снова выглядит так, словно обдумывает что-то, но это выражение слишком быстро пропадает с его лица. Он опускает руки, но солнце не успевает ослепить Юнги. Чонгук встаёт рядом с ним, и яркие лучи не могут пробраться к нему, сквозь чужую спину.       — В прошлый раз ты показал мне место, но если ты сейчас свободен, то позволь мне отвести тебя кое-куда.       Юнги мнётся. Он хочет. Он так сильно этого хочет. Хочет забить на эту последнюю пару, на подготовку к экзаменам, на всё. Юнги искал Чонгука, он его нашёл. Он хочет провести это время с ним.       — Ну, тогда идём.       Юнги не успевает опомниться, а Чонгук уже забрал его рюкзак, взял за руку и повёл к выходу. Он не помнил, чтобы решился произнести своё согласие вслух, но сейчас ему было всё равно. Он был рад. Он был счастлив. Он словно начал учится дышать на новой планете с другим воздухом. Каждый учёный утверждал, что та не пригодна для жизни, и без привычного баллона с кислородом там не выжить. Но Юнги не слушает этих предостережений. Он выбрасывает этот баллон, снимает маску. Ему новым воздухом, куда легче и приятнее дышится.