Зазеркалье

Атаку взбешённой матери удалось временно отбить, и её оттеснили от палаты сына. Но с появлением врача дверь пришлось приоткрыть, и Влад понял, что спокойствие продлится недолго. Доктор провёл беглый осмотр всех показателей, удовлетворенно кивнул и развернулся к выходу. Когда спустя несколько секунд на пороге появилась молодая, красивая и элегантно одетая женщина, Чечёткин почувствовал, как холодный ужас захлестнул его. Из-под одеяла, как два шара, смотрели испуганные глаза — Валера боялся, что мать начнёт оскорблять его, а может быть, даже ударит, не стесняясь посторонних. Но ещё больше он боялся за своего парня. Если она осмелится сделать с ним хоть что-то — это будет худшим из кошмаров. Валерий понимал, что не сможет его защитить, будучи слабым и привязанным к постели трубками от капельниц. — Отсюда отправишься прямиком в дурку! А затем на все четыре стороны. И не жди помощи. Отец — это ничтожество, тоже не поможет, я запрещу! А тебя, — её взгляд стал ледяным, когда уткнулся во Влада, преграждающего путь к сыну, стоя в дверях и уперев руку в фрамугу перед её грудью, — я по судам затаскаю. Влад, несмотря на ярость женщины, оставался невозмутим. Он смотрел прямо в глаза, мечущие молнии, понимая лишь одно: перед ним та, которой срочно нужно успокоительное. И, желательно, отдельная палата в психиатрии. — Интересно, за что? — бросил Влад, сам не понимая, зачем ввязался в эту бесполезную перепалку. — За что?! За растление малолетних! — Мамаша выплюнула слова, словно яд. — И ты, щенок, будешь ещё отрицать? — Понятия не имею, о чём вы говорите, — Влад старался сохранить спокойствие, хотя ощущал, как во всём теле нарастает напряжение. — А ты, — мамаша, словно разъярённая тигрица, посмотреа на врача, который успел подойти и пытался аккуратно оттянуть её за локоть от Влада. — Ты снова положил его в отдельную палату, когда я чётко просила держать среди людей? Теперь ты их покрываешь? — Инга. Инга Дмитриевна, — спокойно произнёс доктор, с трудом скрывая усталость. — Валерию после операции необходима реабилитация, уход и тишина. Давайте пройдём ко мне в кабинет и там всё обсудим. Инга выдернула локоток, встала напротив доктора, почти касаясь его грудью и носом, тяжело дыша и готовясь выплеснуть новую порцию оскорблений. Её глаза метали молнии, губы уже размыкались для новых нападок, когда в дверях палаты появились двое охранников в форме, возглавляемые Петровичем. — В кабинет, я сказал! — прошипел Андрей Степанович, чей голос изменился, став твёрдым и непреклонным. Лицо утратило всякую мягкость, не оставляя места для возражений. Доктор, с едва заметным раздражением на лице, ещё раз подошёл к кровати больного. Он пощупал пульс, осмотрел глаза, убедился, что показатели в пределах нормы, и коротко кивнул Владу. Для человека, только что вышедшего из медикаментозной комы, Валера выглядел вполне удовлетворительно. Слава богу, рана не задела жизненно важных участков мозга. Затем он развернулся и зашагал вперёд, оставив всех в комнате в ошеломлённой тишине. Инга, на мгновение застигнутая врасплох, замерла с удивлением и растерянностью на лице. Но, собравшись с мыслями, выпрямилась, царственной походкой последовала за ним, оставляя за собой шлейф дорогих духов и ощущение своего неоспоримого величия. — Влад, всё нормально? Пацан жив? Расходимся! — Петрович оглядел палату, убедившись, что ни люди, ни имущество не пострадали. Кивнул двоим в форме, затем отпустил их, а сам двинулся следом за бурей, в лице взбешенной матери. Чечёткин спокойно закрыл дверь и прошёл к столику, налив себе стакан воды. Выпил залпом, налил ещё один и теперь пил медленно, громко глотая, пытаясь успокоить внутреннее напряжение. Работать в интенсивной терапии, как когда-то мечталось, резко перехотелось. Хотя, это только здесь с ним могло произойти что-то из ряда вон выходящее. В Израиле на посту охраны в подобных местах обычно вместо Петровичей работают молодые парни, отслужившие в боевых частях, реже просто хорошо подготовленные физически и морально устойчивые, готовые в момент пресечь любые выпады неадекватных пациентов и их родственников. Подавив в себе ненужные мысли, понял, что как бы там ни было, работать с тяжёлыми больными ему не трудно, а даже, где-то в удовольствие. Вернулся к кровати, проверил приборы, подкрутил капельницу, убедившись, что физраствор поступает нормально и осторожно поправил трубки, ведущие к рукам Валерия. — Ну и мамуля у тебя, — заметил, как серо-зелёные глаза Валерия смотрят на него с испуганной настороженностью, и присел рядом. — Ты кто? — голос парня звучал слабо, но в нём чувствовался страх и подозрение. Последние десять минут Валера пристально изучал парня, уверенный, что это тот, кого он знал. Но с каждой секундой, каждым словом и движением, сомнения росли — этот человек был совершенно другим. Похожим до пугающей степени, но другим. Двойник? Брат-близнец? Последний вариант казался самым логичным, но почему же он никогда не знал об этом? — Я твоя сиделка и медбрат одновременно, — с лёгкой улыбкой попытался пошутить Влад, — Ты меня не помнишь? Несколько дней назад, я здесь мужику искусственное дыхание делал. Ты тогда ещё за Катей бегал. — Он протянул руку, но, видя, что Валера не реагирует, словно застыл, сам взял его холодные пальцы. Немного сжав их, легонько потряс руку, как бы закрепляя знакомство. — Влад, — добавил, тихо повторив своё имя. — Это был ты? — мальчишка расплылся в улыбке, наконец ожив, — Я тебя совсем не запомнил. Вернее, даже не смотрел на тебя. «Ещё бы», — усмехнулся Влад про себя, вспоминая, как Валера сначала не отрывался от телефона, а потом уставился в окно, за которым стоял кто-то, явно гораздо более важный, чем всё происходящее в палате. Тогда он и вправду не замечал никого вокруг. — Потому что, если бы посмотрел, сразу бы спросил, есть ли у тебя брат? Влад внутренне вздохнул. Это был уже не первый случай, когда его сравнивали с каким-то братом-близнецом. Всё чаще это звучало, и шутка уже давно перестала быть забавной. — Неужели я так на кого-то похож? — с улыбкой освободил руку, но пальцы Валеры сами потянулись следом, крепко вцепившись в его руку, как будто боясь отпустить. Влад почувствовал, что между ними начинает формироваться нечто вроде доверия. — Очень. Как две капли воды, — Валера не отрывал взгляда от лица Влада, выискивая хоть малейшие отличия, которые могли бы разрушить его догадку. Он всматривался с такой концентрацией, что даже сморщил переносицу, прищурил глаза и, слегка причмокнув губами, словно признал: различий не нашлось. — Странно… Родители бы мне сказали, если бы у меня был сводный брат. — Близнец, скорее, — задумчиво поправил Валерий. — Тебе сколько лет? С этим вопросом внутри Влада снова что-то кольнуло, словно тревога поднималась из глубин. — Двадцать пять. — О! И Чиче тоже, — Валера захлопал своими длинными ресницами и подался вперёд, его глаза светились восторгом. Он смотрел на Влада с каким-то неестественным восхищением, почти обожанием, будто перед ним не просто парень, а кумир или даже, давно потерянный, но вновь найденный, друг. Этот взгляд смущал Влада всё больше. Имя «Чича» заставило его насторожиться. Слишком уж многое совпадало: похожий возраст, имя, и даже начало фамилии. В голове крутилась мысль, что это не может быть просто случайностью. Оставалось дождаться этого загадочного «двойника» и, наконец, прояснить ситуацию. — Давай-ка я за обедом сгоняю, пока у нас тут всё тихо. Ты ведь не собираешься сбежать? Влад поднялся, бросив лукавый взгляд на своего пациента, прикованного к кровати проводами капельниц, всё ещё слабого после долгого сна. Жалкий, с разбитой головой, синяками на лице и свежим шрамом от аппендицита, этот парень внушал желание защитить его, обнять. А ещё больше — поцеловать. Как будто уловив эту скрытую мысль, Птицын провёл языком по верхней губе, что тут же вызвало у Влада жаркий отклик в груди, словно волна пробежала по телу, обострив каждый нерв и заставив ощутить томление внизу живота. «Пипец. Началось», — пронеслось в голове Влада, когда он вышел в коридор, стремясь как можно скорее отвлечься от тревожных мыслей. Пробежав взглядом по суетящимся больным и медперсоналу, он быстрым шагом направился к месту, где можно было получить обед. Чечёткин попытался успокоиться, но реакция на этого симпатичного парня продолжала пугать. Чувства, поднимающиеся внутри противоречили здравому смыслу. Влад знал его историю, и особенно помнил о матери, которая, как говорили, была готова перевернуть мир ради сына, и с ней лучше не связываться. Всплыла старая угроза, обещание затаскать его по судам за растление малолетних, и эта неприятная тень прошлого заставила задуматься парня, стоит ли вообще заходить дальше в эти сложные отношения. — Валер, почему твоя мама назвала тебя малолеткой, если в карте указан возраст девятнадцать лет? — спросил он, входя в комнату, плотно прикрыв за собой дверь. — Потому что первый раз она нас застукала почти два года назад. Тогда мне ещё не было восемнадцати. А когда узнала, что я с четырнадцати лет интересуюсь парнями, вообще с катушек съехала. Сперва они с батей думали, что это пройдёт. Потом хотели лечить. А в этот раз, — Валера слегка коснулся повязки на голове, — решила сама выбить из меня «дурь». Я, конечно, сам виноват, не нужно было курить эту заразу, но мне так захотелось попробовать, а Чича не смог мне отказать. Я это… могу быть убедительным, когда захочу. — Истерики закатываешь? — Ну зачем истерики? Есть много других способов, — улыбнулся Валера, играя бровями. — Но она ведь могла тебя убить! — удивился Влад, ставя перед пациетом поднос с едой. Свою тарелку и хлеб он поставил на столик рядом с кроватью. — А этот Чича? Он не знает, что в больнице существуют правила? Что за это можно вылететь? И что это просто опасно для твоего здоровья? Он наркоман? — Влад почувствовал, как начинает закипать. — Нет, ты чё? Он даже редко курит, и на наркоту денег у него отродясь не было. Да и гордый он — на мои деньги ничего мне же не хочет покупать. А мать… Видимо, этого и добивается. Убить меня морально. Я им только картину порчу своей ориентацией. У них бизнес, политика, друзья-магнаты. А тут я — весь такой — «исправлению не подлежит». Валера ковырнул ложкой кашу в тарелке, закатив глаза. Потом помотал головой и, сделав несчастную гримасу, попросил подать ему куртку. Достав из внутреннего кармана карту, посмотрел на Влада умоляющими глазами. — Сгоняй в «Мак», ну пожалуйста. Он на соседней улице, хоть поем нормально. И ещё. У меня на руке были браслеты и фенечки. Где они? Влад усмехнулся, даже не потянувшись за картой. Вместо этого он вытащил из ящика прикроватной тумбочки пакетик с вещами, которые, судя по всему, сняли с парня перед операцией. Несколько цветных, самодельных фенечек и кожаный браслет с блестящей металлической вставкой, казались, как нельзя подходящим дополнением к его образу. — Во-первых, я никуда отсюда не пойду. Во-вторых, тебе сейчас можно только жидкую пищу, это предписание. В-третьих, есть доставка. И в-четвёртых, с чего ты взял, что еда из «Макдональдса» приличная? И с каких пор в таком захолустье есть «Мак»? — Представь себе, есть! — обиделся парень, цепляя на руку, по всей видимости, любимые украшения, — Наш мэр что угодно устроит и добудет,— и филиал открыл, и цены нормальные. И какая доставка? Они ею не занимаются. Да и еда там получше этой, — Валера брезгливо ткнул пальцем в кашу, отодвигая тарелку, — Ну пжааалуйста… — протянул он, жалобно хныкая. — Я поговорю с Андреем Степановичем, — сказал Влад, заметив, как переменилось лицо парня при упоминании врача. — Что-то не так? — Всё не так, — глухо ответил Валера, отвернувшись.

***

Дверь в кабинет заведующего отделением Артемьева А.С. с оглушительным треском захлопнулась, когда мать Валеры влетела следом за врачом, словно вихрь, вся кипящая от ярости. — Андрей, что всё это значит? Ты обещал, и я тебе верила! А теперь он лежит в отдельной палате с этим ублюдком. Я их видела, понимаешь? Я их застукала! Она упала в кресло напротив стола, за которым Андрей Степанович методично перебирал кипу бумаг, стараясь не смотреть на неё. Доктор, выдержав паузу, вдруг резко бросил папку на стол так, что звякнула стеклянная поверхность. — Значит так! — его голос был низким и твёрдым. — Либо ты прямо сейчас покидаешь мой кабинет и больше не появляешься здесь до полного выздоровления Валерия, либо забираешь его из больницы и уходишь навсегда. Немедленно. И после этого мы с тобой никогда больше не увидимся, ни при каких обстоятельствах. Инга побледнела, и её дрожащая рука схватилась за ручки кресла, сжав их так крепко, что костяшки тонких ухоженных пальцев, украшенных неприлично дорогими кольцами, побелели от напряжения. Её дыхание стало прерывистым, но она не позволяла себе сдаться — слишком многое стояло на кону. Казалось, каждый мускул её тела был готов взорваться от внутреннего напряжения, но перед холодным, непреклонным взглядом Андрея её ярость словно захлебнулась. В десятом классе Инга Журавкина, дочь подпольного миллионера-махинатора, тайно сбежала с парнем кавказской национальности, вызвав гнев отца и сердечный приступ у матери. Девушку быстро нашли и вернули домой. Абрека тоже настигли, и о том, что с ним сделали, Инге рассказала её тётя, сестра отца: за утрату девственности, которую не вернуть, парня наказали жестоко — его лишили возможности стать отцом. Строптивую дочь насильно выдали замуж, и сразу после первой брачной ночи отец отправил её на три года учиться в другой город. Учёба Инге не давалась, но она преуспела в другом искусстве — в том, которое оценивали преподаватели мужского пола. Они охотно ставили ей зачёты и нужные оценки, обеспечивая благополучное завершение каждого семестра. Однако на последнем курсе Инга стала разборчивее: больше не отдаваясь направо и налево, она выбрала одного — декана. Раз в две недели они встречались на квартире, которую он снимал для тайных встреч со студенткой. На выпускной вечеринке Инга Дмитриевна Журавкина (по мужу Птицына) познакомилась с племянником декана, Андреем, подающим надежды врачом. Ночь, проведённая вместе, вскружила головы обоим. Разъезжаясь, она — к своему мужу, а он — к своей жене, оба были уверены: это была далеко не последняя их встреча. Однако встретиться им было суждено лишь через четырнадцать лет, и то, по чистой случайности. Андрей Степанович, уставший после смены, зашёл к своему приятелю — пластическому хирургу — чтобы передать документы. Он замер на пороге, увидев в кресле женщину, чей образ преследовал его все эти годы. Инга, которая изменилась внешне, но осталась той же внутри, смотрела на него с такой же удивлённой настороженностью. Перед ней был тот самый мужчина, которого она мысленно представляла рядом с собой в постели вместо мужа. Последнего она никогда и не любила. Ещё одна ночь с Андреем, стала для неё не просто мимолётной страстью. Это было нечто большее: откровение, нежность и ласка, передаваемые не только словами, но и взглядом, в котором застыли несказанные, но самые важные чувства. Это было не только удовлетворение физической близости, но и что-то глубокое — связь, которую она не смогла забыть, несмотря на минувшие годы. Ни седина, коснувшаяся некогда густой шевелюры Андрея, ни морщины, паутинкой залегшие вокруг его лучезарных глаз, ни пятнадцатилетняя разница в возрасте, ни семьи и дети по обе стороны — ничто уже не могло разлучить их. Они стали встречаться на нейтральной территории, словно две кометы, пересекающиеся в бескрайнем космосе. Каждая встреча превращалась в бурю страсти, умопомрачительный секс до звёздочек в глазах. Ни Андрей, ни Инга больше не хотели возвращаться в свои семьи. Всё, что их когда-то удерживало, теперь казалось далеким и неважным. Единственное, что отвлекало Андрея, — это работа. Она давала ему передышку, возвращала к реальности, к той части его жизни, которую он когда-то считал главной. В минуты тишины, сидя в кабинете между приёмом пациентов, он напоминал себе, что у него есть прекрасная жена и дочь, которой нужно дать образование, вырастить и выдать замуж. Эта мысль возвращала ему ясность на какое-то время, но стоило Инге появиться в его мыслях, как вся рассудительность уходила в тень их необузданной страсти. Инга видела перед собой только Андрея, словно вся её жизнь за пределами этих встреч перестала существовать. Её семейная жизнь давно трещала по швам. Единственный сын, умный и красивый, с тринадцати лет стал скатываться по наклонной. А потом и вовсе «убил» её своим признанием о нетрадиционной ориентации. Это стало для Инги настоящим ударом. Она пыталась «исправить» его, потратила огромные деньги на врачей и психологов, её нервные клетки не выдерживали. Но все усилия лишь отдалили сына, сделали его ещё более замкнутым. Муж, пытаясь удержать бизнес, который оба выстраивали годами, едва не погубил всё, что держалось на её железной воле. Дом, который когда-то казался крепостью, теперь был залит токсичной смесью отчаяния и злости. И когда Инга думала, что хуже уже не будет, в жизнь сына ворвались алкоголь и наркотики. Всё, что она когда-то создавала и строила, рушилось на глазах. Андрей стал её единственным светлым пятном. В его обществе она забывала о проблемах, снова чувствовала себя женщиной, любимой и желанной. Отец Валеры постепенно уходил в запой, проклиная тот день, когда согласился на брак с дочерью одного из самых влиятельных людей города. Вначале казалось, что это принесёт ему выгоду и статус, но со временем брак превратился в ловушку. Ему «по секрету» рассказали о том, что случилось с Абреком, с которым Инга сбежала в юности, и дали понять: стоит ему пойти налево, и его ждёт такая же участь. С тех пор он жил с постоянным страхом, не осмеливаясь изменить, хотя и был привязан к жене только на бумаге. Инга давно утратила для него женскую притягательность. Она была занята делами, деньгами и проблемами сына, а между ними всё остыло. Любовь, страсть, даже редкие вспышки близости — всё это стало воспоминанием из другой жизни. Птицын давно забыл, что такое настоящий оргазм с женой, и, оставшись в браке. как заложник, находил удовлетворение лишь в порнороликах, усердно «работая» лишь рукой. Реальная жизнь с Ингой, которая когда-то обещала стабильность и выгоду, превратилась в холодное, пустое существование, где удовольствие осталось только в его собственных фантазиях.