Холодная весна

      Оставив Мехмеда одного, Ханзаде прибежала на место, где они разминулись с повелителем, но вокруг никого. Пустая чернота, резко опустившаяся на лес, окружала её вместе с подозрительно немым затишьем. — Повелитель? — позвала она, крепче сжав ручку сабли, и пошла прямо по тропинке, коя вывела её на дорожку, пересекающую эту самую тропинку.       По ней шло пятеро или шестеро человек, одетых как и обычные простолюдины. Они шли гурьбой, очевидно, в Анкару, не подозревая, что позади них стояла госпожа.       Полагаться на чужих — идея не из лучших, но что делать, когда сбился с пути и понятия не имеешь, где находится твой лагерь. Поэтому, набравшись смелости и внедрив себе в голову согревающую мысль о сабле и ноже в сапоге, Ханзаде решилась подбежать к людям и узнать, не встречали ли они отряд из охраны (про повелителя почему-то спрашивать не стала).       Странники повернулись на неё и малость переглянулись. Их щетинистые лица были сокрыты мраком и разглядеть их не представилось возможным. — А ты кто? — решил поинтересоваться один из них и шагнул вперёд из толпы.       На этот вопрос Ханзаде не могла дать точного ответа или не хотела раскрывать подлинность своего происхождения. — Язык проглотила? — спросил тот же, чуть наклонив голову. — Я Ханзаде Кая — дочь Герейского Хана. — как на духу проговорила, отведя взгляд куда-то в сторону. Хотелось верить, что, если эти странники не помогут, то хотя бы не навредят, однако раздавшийся с их стороны хохот, подобный грому, заставил усомниться в собственной безопасности. — Тогда я сам Султан Сулейман. — не поверил всё тот же странник и сделал ещё несколько шагов к отстраняющейся и не выпускающей из рук сабли Ханзаде. — Ты за кого нас держишь? С чего вдруг дочери крымского Хана слоняться по́ лесу в такой час? — внутри толпы снова воцарился смех. — Хотя... — он осмотрел её снизу доверху. — выглядишь ты весьма богато и достойно. На персидском рынке за такую много дадут.       Глаза Ханзаде в ужасе раскрылись. — Какой рынок? Как ты смеешь, нечестивец!? — вскинув саблю, Ханзаде направила её на наглеца, но последний не подал никаких признаков напряжения. — Я принадлежу к двум великим династиям, более того, я свободна и не рабыня. — последние слова она проговорила со змеиным шипением, что только раззадорило странников, и те вскинули свои мечи. — Ах так... — Ханзаде резко отошла дальше. — Ну ладно. О Аллах! — в бой, как и в случае с Мехмедом, она вошла первой без колебаний.       У говорившего с ней странника удалось, выбить из рук оружие, однако что такое сила одной неопытной госпожи против шестерых, более зрелых и опытных, мужчин.       Держать оборону долго не получилось, враги быстро обезоружили её (сабля откинулась куда-то в сторону) и заключили в круг. — Вяжите её. — приказал бандит, и его подельники начали подходить ближе, сужая кольцо. — Султан Сулейман вам всем отрубит головы, так и знайте. — напоследок пригрозила Ханзаде, встав в позицию готовности биться врукопашную.

***

      Судьба ли это ибо же нет, но с удачей больше повезло Мехмеду, чем Ханзаде — по пути к месту расхождения шехзаде повстречал охрану, переполошённую из-за пропажи двоих представителей султанской семьи. В силу темноты Мехмед не сразу распознал в надвигающейся группе людей стражников, приняв их за грабителей, и стиснул перед собой меч. — Шехзаде, — вперёд вышел взволнованный начальник охраны Тургут-ага и поклонился, — мы вас везде искали. Прошу, не поступайте так больше. — Проехали. — устало протянул Мехмед, убирая меч в ножны. — Вы Ханзаде Султан не встречали по дороге.       Тургут-ага изумился, уже давно стоя перед сыном Султана в прямом положении. — Но как же, шехзаде... Разве госпожа не с вами была?       Прежнее спокойствие тут же испарилось, и Мехмед попытался это скрыть. — Она вперёд ушла. Думал, она к лагерю отправилась.       Вдалеке послышался стук копыт и ржание лошади. Мехмед заглянул вдаль, а вместе с ним, вооружившись, и стражники.       Между деревьев мелькал тусклый силуэт, передвижение которого можно было отследить только по жёлтому огоньку.       Стражники встали стеной на пути приближающегося, защищая шехзаде от возможной опасности.       Лошадь подскакала ближе, и Мехмед узнал в нём ганца Султана, приказал охране опустить мечи и разойтись. — Шехзаде, — спрыгнув с лошади, ганец приблизился к шехзаде на три широких шага, поклонился, — меня отправил к вам повелитель. Мне велено доложить о смене местонахождения лагеря, так как эта территория, по поздним сведениям разведки, считается небезопасной. — Что ты хочешь этим сказать? — закричал шехзаде. — Мои люди обнаружили здесь чужеземцев. Это люди Шаха Тахмаспа.       Внутри Мехмеда всё сжалось от осознания, что он натворил, задумав сбежать от стражи, да ещё и Ханзаде в это втянуть. Теперь он чувствовал себя по-настоящему ответственным за ситуацию, за кошмарную участь бедной Каи, если та вдруг попалась в руки нечестивцев. — Шехзаде, мне приказано вас и Ханзаде Каю Султан немедленно доставить в лагерь. — закончил ганец. — Аллах, Аллах... — Мехмед вырвался вперёд. — Немедленно всем начать поиски госпожи. — Шехзаде, — к продолжающему настойчивый путь Мехмеду подбежал тот самый ганец, — время позднее, мне кажется, лучше сообщить об этом повели... — Не смей и рта открывать! — Мехмед резко остановился, злостно взглянув на трусливо склонившего голову ганца. — Если отец узнает, меня постигнет судьба брата Мустафы. Поэтому молчи. — после чего он продолжил путь.

***

      Круг почти что сомкнулся. Деваться некуда. Тогда Ханзаде всерьёз запаниковала, метая взглядом по сторонам. Внезапно сзади она почувствовала хватку бандита, намертво обхватившие и прижавшие руки плотно к телу. — Не смейте меня трогать! — вырвалось у неё, и Ханзаде, воспользовавшись, что её держат, подбросила ноги в воздух и лягнула одного подошвой в живот, тот с глухим вздохом упал на колени, держась за пострадавшее место. Та же судьба последовала и за остальными, кто стоял к госпоже лицом.       Не выдержавший постоянных брыканий Ханзаде, схвативший её бандит пошатнулся и навзничь упал на землю вместе с ней. Невольно хватка разомкнулись, и Ханзаде выкатилась из его губящих объятий, постаралась уползти, но бандит, довольно скоро оклемавшись, машинально вытащил из пояса кинжал, менее чем на четверть всадил его уползающей Ханзаде в ногу.       Конечность опалило жаром и заострило. Из горла госпожи вырвался дребезжащий крик, после которого она точно сорвёт себе голос. Однако Ханзаде, отпихнув сапогом бандита, продолжила ползти в лес, пока не услышала позади себя холодный стук лезвий. Ненадолго обернувшись назад, Ханзаде увидела Мехмеда и отыскавшую его стражу, перерезающих напавших, но один из них, решив закончить начатое, направился прямиком к госпоже, обнажив свой окровавленный меч.       С трудом поднявшись с сырой земли, Ханзаде, хромая и подгибая ногу в колено, побежала в чащу. И если бы не Тургут-ага, вовремя заметивший её и настигший лазутчика персидского Шаха, госпожу бы точно поймали. — О Аллах!.. — исступлённо прохрипел он, когда настиг бандита и насквозь воткнул свой меч ему в правый край спины. Тургут-ага пред уходом осмотрелся, но госпожи уже нигде не было.       Сразив ловким ударом клинка последнего лазутчика, Мехмед с суровым, раздражённым видом прямиком направился к начальнику стражи. — Где Ханзаде? — Шехзаде, простите, — он покорно поклонился, ему явно было тяжело вытягивать из себя слова. В правой руке Тургут-ага держал дорогую саблю — оружие Ханзаде. — Я заметил, как один из бандитов погнался за силуэтом, вероятно, это была наша госпожа. Слава Аллаху, я подоспел вовремя и обезвредил его, однако... — он нервно сглотнул. — Однако, когда я уже расправился с ним, её след уже простыл. Она исчезла в лесу.       Шехзаде, развернувшись спиной, с тяжбой выдохнул и прошептал, еле разводя губы: «Это я виноват». — Шехзаде, — вновь обратился к нему начальник охраны, — лучше будет сообщить о случившемся повелителю. Бессмысленно продолжать поиски самим. — Ты прав, — наконец собравшись духом, решительно сказал Мехмед.

***

      Из-за широких, массивных деревьев виднелись слабые огни факелов, окружавших походный шатёр Султана Сулеймана, уже будучи в ночной одежде только вспомнившего о долгом отсутствии сына и сестры, и мысль эту подкрепляла толика нахлынувшего беспокойства, возникшего из неоткуда, и, как оказалось, неспроста.       Внутрь шатра, поспешно и запыхавшись, вошёл Мехмед, он коротко поклонился отцу и как на духу сообщил: — Ханзаде нигде нет.       Сулейман тут же помрачнел: его густые, местами седые брови нахмурились, искажая непринуждённое, задумчивое выражение лица в недовольствии. — То есть как?! — на повышенных тонах спросил Султан у шехзаде. На крики пришёл и Мустафа, до того сидевший у костра со своим другом и верным слугой Ташлыджалы. — Что случилось? Мехмед? — не понимая, в чём причина скандала, поспешил спросить он, совершенно забыв о поклоне. — Люди Тахмаспа... — задыхаясь, продолжил рассказывать Мехмед, чувствуя на себе огромную вину. — Мы отбивались, но... Ханзаде была обезоружена... Один из персов пошёл за ней, а Ханзаде... Скрылась в лесу. — И с вами не было охраны? Почему она не поспособствовала вашей безопасности? — продолжал злиться повелитель, всё ближе приближаясь к сыну.       Мехмед стыдливо склонил голову и, уткнув взгляд куда-то себе под ноги, промолчал, не решаясь сказать о побеге.       Мустафа наблюдал за ним и видел в его отражении себя. Он будто вновь переживал падение в глазах родного отца после очередного неверного действия, но уже в другом теле. — Как вы могли её отпустить одну? Почему не проследили? А если в лесу с ней что-нибудь случится, этот нечестивец навредит ей, а? Что я Сахибу Герею скажу? Как в глаза ему посмотрю? — каждый из вопросов Сулейман проговаривал с нажимом, но в гневе этом мелькал хорошо скрываемый страх. — Малкочуглу!       Едва ли повелитель произнёс имя хранителя покоев, тот, оторвавшись от разговора с начальником охраны, ворвался в шатёр и поклонился. — Повелитель... — Ханзаде пропала, Малкочуглу, — с щемлением в груди сказал Султан, но уже немного спокойнее, — найдите её. Подними всех. И если с её головы упадёт хоть волос, — он с угрозой погрозил пальцем, — клянусь, я всех лишу головы. — Как прикажете, повелитель. — как обычно, без каких-либо эмоций проговорил Малкочуглу, поклонился и покинул пределы шатра. — Что теперь будет, повелитель? — осмелился спросить старший шехзаде. — Не знаю, — тяжело дыша и хватаясь за сердце, Сулейман прошёл к выходу из шатра, один раз чуть не рухнув на застеленную тканью землю, — дай Аллах, Ханзаде вернётся живой. — Повелитель, — выкрикнули в унисон оба сына Султана, хватая его под руки. — Повелитель, я премного виноват. Любого вашего наказания для меня будет мало... — Мехмед горько раскаивался, надеясь увидеть в глазах отца хоть каплю понимания. — Молись, чтобы госпожа была живой. — без прежней ярости закончил Сулейман и, высвободившись из рук сыновей, пошёл к выходу. Мехмед и Мустафа печально смотрели ему вслед. — Ну, — теперь дров подбросил Мустафа, не отводя взгляда от Султана, — расскажешь, как всё было?

***

      Она не знала, сколько точно пролетело времени, как будто оно и вовсе остановилось, наступила вечная темнота, а всё, что происходит сейчас — всего лишь посмертие. Несколько раз обернувшись, Ханзаде, задыхаясь, наблюдала, нет ли хвоста или новой напасти, хотя прекрасно понимала, что с обильно кровоточащей раной долго не протянет, и не из-за какого-то там алчного бандита, а по воле голода хищных зверей, которые, учуяв запах свежей крови, не сегодня так завтра настигнут её. И убежать не получится — как назло, в глазах появились помутнения, а раненая нога заныла пуще прежнего, так что наступать на неё больше не представилось возможным. И Ханзаде упала в бессилии и навязчивых представлениях о своей неминуемой, страшной погибели. Невмоготу было даже развернуть корпус и лечь на спину, чтобы хотя б видеть выступившие на ночном небе звёзды и бледную улыбку месяца. Левый глаз остро заслезился и крохотная горячая капелька выкатилась и сползла вниз по грязной скуле. Из груди, от долгих скитаний занывшей, вместе с хриплым, рваным кашлем вырвался длинный звенящий вскрик, вытянувшийся в одно короткое имя — Мехмед, — да так громко, что, если бы на ветвях сидели вороны, то они бы наверняка разлетелись, издавая испуганное, жалобное карканье. Но там никого не было.

***

      Эхообразный рёв долетел до прочёсывающих территорию стражников, хранителя покоев и Мехмеда. Затаив дыхание, шехзаде прислушался, но больше подозрительных звуков не последовало. Тогда, выставив факел вперёд, шехзаде вместе со стражей направился прямиком в сторону крика.

***

      Добравшись ползком до ближайшего деревянного ствола, Ханзаде, обхватив его, кое-как встала на здоровую ногу, а раненую, чуть пригнула, дабы уменьшить нагрузку. Ветви и тихие кусты тревожно зашевелил ветер, заставляя почувствовать на себе чей-то мистический взгляд. Ханзаде нервно сглотнула и, цепляясь за деревья, поковыляла в неизвестном направлении. Нечто, что, по ощущениям, наблюдало за ней, последовало за ней, заставляя участить оглядки. — Мехмед! — спотыкаясь о каждый повстречавшийся на пути камень, прокричала она, но уже не так громко, голос садился.       И этот крик дошёл до шехзаде, точно удостоверившегося, что его владельцем была Ханзаде. — Вы слышали, шехзаде? — спросил Малкочуглу.       Немного помолчав, прислушиваясь, Мехмед выждал какое-то время, затем ответно провозгласил: — Ханзаде! — и побежал туда, откуда исходил голос.

***

      Близилась широкая, расчищенная дорога, и Ханзаде поняла, что это путь, по которому они с повелителем добирались до Анкары. Немного обрадовавшись ориентиру, Ханзаде, немного ускорив ковыляющий шаг, направилась туда, но, нашарив мысом ботинка оттопыренный корень, завалилась в грязь.       Шум наверху поднялся и участился, трава, кусты, всё зашелестело, будто нарочито, и Ханзаде, в понимании, что больше не встанет, запустила руку в сапог, достала нож, приготовилась защищаться. За зарослями, помимо дуновения ветра, постепенно переливающегося в шторм, действительно слышались посторонние голоса, приближающиеся к тому месту, где беспомощно лежала госпожа. «Точно нашли, проклятые». — испуганно подумала она, зажав свободной ладонью рот.       Голоса стали неимоверно близко, и Ханзаде уже приготовилась к обороне, как показался с факелом в руке Мехмед, бросившийся сразу к фигуре. — Ханзаде! — отдавая факел одному из стражников, Мехмед упал на колени, несколько секунд не понимая, что делать. — Всё ведь хорошо?       Вторым, кого Ханзаде успела увидеть, был Малкочуглу, присевший на одно колено и осматривающий госпожу на наличие травм. — Нога... — подсказала она, понимая, что понемногу продолжает терять сознание: голова шатко падала то на одну сторону, то на другую.       Мехмед аккуратно завёл пальцы Ханзаде под икру и нащупал липкую субстанцию, приблизил ближе — оказалась кровь. — Держись, Ханзаде. — взяв себя в руки, Мехмед поднялся, затем подхватил госпожу, обессиленно откинувшую голову вниз.

***

      У шатра их уже встречал Сулейман, только пришедший в себя от потрясения. Мустафа стоял рядом и наблюдал за приближающимся братом, на руках которого лежала Ханзаде. Его крайне не устраивал поступок Мехмеда, то, как он пренебрёг безопасностью и к тому же подверг опасности жизнь другого человека. Мустафа всё знал, злился, но молчал, чтобы не ранить отца ещё сильнее и не очернить дорогого младшего брата в его глазах. Не хотел он судьбы ему, какая так давно постигла его самого. — Мехмед! Ханзаде! — едва ли увидев обоих, Сулейман подошёл к ним, осмотрел по дороге лишившуюся чувств Ханзаде. — Что случилось? Как она? — Её ранили в ногу.       Невольно повелитель обратил внимание на свисающую конечность госпожи и увидел высыхающую кровь на руках сына. — О Аллах... — Сулейман устало закатил глаза, после сурово скомандовал: — Мы возвращаемся!