Пустыня Сонора

      Ночь была длинной и невероятно душной. Несколько раз Пако выходил покурить во двор и даже прикидывал, сможет ли уснуть на стоявшем возле длинного деревянного стола линялом диванчике, на котором семья, видимо, собиралась в погожие вечера, чтобы посидеть на свежем воздухе в окружении буйно цветущей розовой бугенвиллии. Один раз он даже присел там, но почти сразу поднялся снова: пока все это не закончилось, нельзя было оставлять Розу одну. Так что, туша бычок, парень снова и снова поднимался наверх и возвращался на свой пост на матрасе в углу комнаты.       После выданных ему антибиотиков и двух таблеток обезболивающего рана все равно ощутимо ныла. Напрягать пресс было очень больно, а при случайном прикосновении шов отзывался так остро, что заставлял Пако задерживать дыхание на несколько секунд и беззвучно кривиться.       Это тоже изматывало. Ничуть не меньше духоты, неопределенности, тревоги за свою и чужие жизни и практически неподъемной усталости, которая, по идее, должна была вырубить парня сразу же, как он принял горизонтальное положение, но вместо этого продолжала просто держать его мозг в стальных клещах, делая любой мыслительный процесс почти физически болезненным.       И единственным, что хоть как-то успокаивало его издерганные нервы, был вид спящей Розы, чье свернувшееся в калачик тело легко угадывалось с этой стороны большой кровати. Он не мог различить ее лица в царившей в комнате темноте, но слышал ее мерное дыхание – спокойное и расслабленное – и поднимал голову каждый раз, когда девушка начинала ворочаться во сне, ища позу поудобнее. То, что она могла спать так мирно и глубоко, говорило ему о том, что все остальное было не напрасно. Даже смерть Матео, которая стала еще одним гадким черным пятном на его и без того не самой чистой совести, пока отходила на задний план.       Роза выжила благодаря ему, и ничего, помимо этого, сейчас не имело для Пако значения. И вовсе не потому, что она была дочкой его босса, за любую царапинку на теле которой ему пришлось бы отвечать головой. Нет, о клане и всех последствиях тех решений, что завели их в эпицентр разразившейся бойни, парень вовсе еще не думал. Понимал каким-то задним умом, что ему достанется по первое число за то, что он отступил от первоначального плана и, поддавшись уговорам Розы, поехал за Клариссой, а потому морально был готов ответить и за свою ошибку, и за смерть Матео.       Но все это будет потом. Где-то там, за границами этой комнаты и этой невероятно долгой ночи, в которой ничто из вышеперечисленного не имело значения. Здесь и сейчас не было ни Розы Ласаро, дочери мафиозного босса, ни Пако Мартинеса, сына автомеханика. Была хрупкая, но невероятно отважная девушка, смотревшая на него с такой обезоруживающей тревогой, что он в самом деле почти поверил, что ей может быть не все равно. И был парень, который, сидя в своем углу, осознавал совершенно ясно и с холодной безжалостностью по отношению к самому себе, что влип по уши.       Когда именно это случилось? Когда именно он перестал видеть в ней просто вредную избалованную девчонку, которую против его воли ярмом повесили ему на шею? В тот момент, когда посмотрел в ее до смерти перепуганные глаза на том шоссе? Или позже, когда она, собрав всю силу воли в кулак, буквально на себе вытащила из поливаемой огнем машины свою глупенькую подружку? Или когда со строгим выражением лица усадила его на кровать и взяла в руки иголку с ниткой? Может, чуть позже, когда ее пальцы были так близко к его ране, что у него кружилась голова от ошеломительных в своей силе эмоций, которым он даже не мог подобрать названий?       Или это случилось, когда Роза наконец открылась ему? Когда начала говорить с ним как с равным, не пытаясь обдурить, очаровать, спровоцировать или запутать. Рассказала правду о Бьянке, о себе – даже о тех жутких слухах, что ходили по поместью про ее бывших парней. Они вообще как будто впервые поговорили по-настоящему, без всяких масок и притворств. И глядя на нее в те моменты, позволяя ей зашивать не только свое тело, но и что-то запрятанное куда глубже, где он даже не знал, что кровило, Пако постепенно пришел к осознанию, что ему действительно жаль.       Жаль, что им не удалось встретиться в другой жизни, где Роза не была бы лотом на аукционе, а сам он – простым обслуживающим персоналом, без ресурсов и связей, которые смогли бы позволить ему за этот лот побороться. Жаль, что для нее он, скорее всего, так и останется обыкновенным сторожевым псом, который однажды помог им с Кларой выбраться из неприятной заварушки, но потом был наказан за неподчинение руководству и потакание сеньорите – или не наказан, но позже погиб, как Матео, вытаскивая ее и ее подружек из очередной переделки – и заменен на другого такого же пса.       Так ведь все в конечном итоге случится? И ничего больше – ничего сверх того – быть в принципе не может. По крайней мере, не в их мире, построенном на иерархии и праве сильного, где ошибки вроде той, что Пако совершал сейчас, оказывались фатальными. Потому что нужно было быть законченным идиотом, чтобы так проебаться и влюбиться в единственную дочь Мануэля Ласаро.       Пако смог задремать только под утро. Сам не заметил, когда болезненно яркие образы, наполнявшие его голову, превратились из мыслей в разрозненные кусочки сновидений. Просто в какой-то момент, в очередной раз встрепенувшись, обнаружил, что за окном светло, а Роза сидит на краю кровати, спустив вниз босые ноги, и смотрит прямо на него.       – Что-то случилось? – хриплым, каркающим со сна голосом спросил парень.       – Нет, – помотала головой она, вдруг отчего-то едва заметно покраснев, словно он застал ее врасплох. – Пару минут назад заходила хозяйка. Они приготовили завтрак и спрашивали, принести ли нам его сюда. Я сказала, что да. Ты… разве не слышал?       – Не уверен, – помолчав, отозвался парень. – Мне… что-то снилось. Кажется.       – Клара все утро на телефоне со своими. Кажется, ночью основные очаги конфликта удалось погасить, так что… – девушка не договорила, оборвав саму себя на полуслове, словно думать о том, что это значило, ей по какой-то причине не хотелось. – Как ты себя чувствуешь? Как твой бок? Температуры нет?       – Вроде нормально все, – отозвался Пако, приложив ладонь ко лбу. – Думаю, ты отлично поработала. Рука у тебя легкая.       – Разве? – засомневалась Роза. – А вчера ты говорил что-то там про наждачку.       – Это про марлю было, а не про руки, – возразил он, подняв указательный палец в ее сторону. – Нет, серьезно, Роза. Ты могла бы стать отличным врачом.       На этих его словах девушка досадливо поджала губы и, пожав плечами, отвела глаза к окну:       – Может быть.       Да, она могла бы стать отличным врачом, если бы поступила, а он – неплохим механиком, если бы после смерти отца продолжил большую часть своего свободного времени проводить в гараже, как все годы до этого. Где-нибудь в другом мире, где им бы не пришлось прикрывать друг друга от пуль или зашивать оставленные этими самыми пулями раны. Жаль только, что в этом мире им пожить не доведется.       Постучав в дверь, в комнату вошла хозяйка дома с подносом, заставленным едой, а следом за ней – Кларисса. Лицо девушки светилось торжеством.       – Пакуйте чемоданы, – заявила она с порога. – Мы отсюда сваливаем. Папа сказал, что через полчаса они будут тут – и мои, и твои.       – Полчаса? – равнодушно уточнила Роза. – Целая прорва времени. Успеем позавтракать.       – Лично я не собираюсь портить себе желудок местной жратвой. И так после вчерашнего ужина пол-утра провела на… – она не договорила, словно вспомнив, что в комнате есть мужчина. – В общем, я уже сказала, чтобы Хулия приготовила мне что-нибудь нормальное. Кухню же они не разбомбили, верно?       И, сделав это умозаключение, она развернулась на своих танкетках и скрылась за дверью.       – Спасибо вам, – тихо произнесла Роза, обратившись к хозяйке дома, которая все еще мялась на пороге, не зная, куда себя деть. – Все выглядит очень вкусно.       – Да, спасибо, – нервно кивнула та. – Оставьте посуду тут, я потом все уберу.       Последнее, судя по всему, относилось не только к тарелкам, но и к оставшимся со вчера следам проведенной операции: окровавленным кускам марли, инструментам, выпотрошенной аптечке и ниткам. Вчера ни у кого из них не было сил убрать это все, а хозяева дома, конечно, не рискнули наводить порядок без спроса.       – Правда будешь это есть? – удивился Пако, когда женщина наконец вышла, снова оставив их с Розой наедине. – Мне кажется, тут по твоей шкале будет… десять мятых клубник из десяти.       – Нет, я… не голодна, – помотала головой та, улыбнувшись. – Кофе только выпью. Можешь съесть и мою порцию, если хочешь.       – Ну, раз ты предложила, – философски развел руками тот. – Не пропадать же добру. Сеньора старалась готовила, в конце концов.       Гуаресы забрали Клариссу минут через двадцать, а черный внедорожник со знакомыми номерами семьи Ласаро подкатил к дому к тому моменту, когда Пако уже приканчивал вторую порцию чилакилес, закусывая их остроту жареными бананами.       Роза к еде так и не притронулась и вообще была необыкновенно тихой, но парень почти постоянно чувствовал на себе ее взгляд. О чем она в те моменты думала, интересно? О вчерашнем? Или о том, что их ждало по возвращению в особняк?       Но спросить прямо он отчего-то так и не решился.       – Ты в порядке, сеньорита? – первым делом осведомился Хавьер, когда они вышли из ворот приютившего их дома.       – Да, в полном, – кивнула та. – Только очень хочу домой.       – Сейчас поедем, – подтвердил мужчина, открывая перед ней дверь автомобиля, куда девушка тут же послушно нырнула, не оглядываясь на Пако.       Тот же занял свое привычное место спереди, рядом с водителем – парнем примерно его возраста. Пако видел его впервые, что, впрочем, не помешало ему приветственно кивнуть коллеге. А когда машина тронулась с места, ведомая чужой рукой, он вдруг ощутил опьяняющую легкость по всему телу от осознания, что ему больше не нужно нести за происходящее единоличную ответственность. И, с головой погрузившись в это приятное чувство, Пако глубоко и почти что с наслаждением вздохнул, после чего откинулся на спинку сиденья и устремил взгляд в окно.       Улицы Эрмосильо, по которым медленно полз автомобиль, выглядели как после бомбежки: битые стекла, вывороченные куски асфальта, покореженный металл, дымящиеся остовы автомобилей и уродливые, гротескные мазки крови и непонятных пятен везде, куда падал взгляд. Оставившие их тела, судя по всему, уже успели убрать.       – Все правда закончилось? – негромко спросила Роза Хавьера, расположившегося с ней рядом на заднем сиденье.       – Остатки Луна еще забаррикадировались в восточной части города, но скоро мы выдавим их оттуда, – отозвался тот.       Голос у него был тяжелый, напряженный, уставший. Судя по всему, старик тоже всю ночь толком не спал.       – Как твоя семья? – уточнила Роза, помолчав. – Вы не попали в перестрелку?       – Нет, не попали, – мотнул головой тот, а потом стрельнул недовольным взглядом в затылок Пако. – Потому что придерживались изначального плана, в отличие от некоторых.       Парень прикрыл глаза и затаил дыхание: вот она, неминуемая расплата за допущенную слабину перед Розой. Что ж, поделом.       – Это я попросила, – вдруг вмешалась девушка. – Я попросила Пако заехать за Кларой. Он не хотел.       – А меня совершенно не волнует, чего он хотел, а чего нет, – сурово сдвинул брови Хавьер. – Был дан четкий приказ, он его ослушался. Теперь пусть несет за это ответственность по всей строгости закона.       Пако уже догадывался, что его ждет: в лучшем случае увольнение с должности телохранителя и разжалование в охранники поместья, на исходные, так сказать, позиции. В худшем – его отправят в солдаты, участь которых зачастую сводилась к кровавым следам на городском асфальте.       – А ты, Хавьер, по всей строгости закона понес ответственность за неподчинение приказу? – прервала его мрачные мысли Роза, и в голосе ее Пако вдруг различил знакомые нотки – дерзкие, наглые, буквально мурчащие в своей самоуверенности – ровно такие, с которыми женщине было разговаривать не положено, если она не хотела немедленно нарваться на оплеуху.       – Ты о чем? – не понял Хавьер.       – Я про нашу… веселую поездку на пляж, – улыбнулась Роза, заговорив тише и прозрачнее, видимо, чтоб водитель не услышал лишнего. – Не так давно, помнишь?       Пако не видел лица Хавьера в этот момент, но зато отчетливо слышал, как участилось его дыхание. А ведь Роза была права, самый преданный капо Мануэля Ласаро тоже ослушался прямого приказа своего босса в тот вечер, понадеявшись, что никому из участников не придет в голову об это распространяться.       – Твое слово против моего, – резонно возразил мужчина, все-таки справившись с собой.       – Уверен? – судя по голосу, Роза продолжала улыбаться и, скорее всего, улыбка эта была пренеприятнейшая. – А что, если я смогу подтвердить свои слова? Подумай хорошенько, дорогой Хавьер, что если поминки Бьянки были лишь предлогом, а в тот день я просто случаем воспользовалась, чтобы… – она деланно задумалась, – не знаю, например… что-нибудь на том пляже закопать?       – Например, что?       – Интрига, интрига, – продолжала ворковать девушка. – Давай так: ты наказываешь Пако по всей строгости закона – и, я клянусь тебе, в тот же день мы с тобой, с Леандро, Диего и, может быть, даже с самим боссом клана, едем на пляж узнавать, чего это я там такого интересного припрятала. Как тебе вариант, по рукам?       Хавьер какое-то время молчал, осмысляя услышанное и, наверняка, пытаясь просчитать, блефует Роза или нет. К несчастью, не поверить ей – значило поставить на кон свою репутацию перед боссом, и одному только богу было ведомо, чем это могло обернуться для капо. Так что когда мужчина наконец заговорил, в голосе его звучало смирение:       – Что между вами? – спросил он и своим вопросом остановил Пако сердцебиение. – Чего ты за него так заступаешься?       Доли секунды, которые Розе потребовались, чтобы сформулировать ответ, тянулись для парня вечность:       – Я обязана ему жизнью, – бросила она прохладно. – Хочешь уволить его – уволь за любую другую провинность. Но этот должок я верну.       За любую другую, значит, можно? Пако так и подмывало обернуться, поймать ее взгляд и убедиться, что она говорит серьезно, но он не шелохнулся. Если Роза говорила искренне, парню не стоило об этом знать.       До поместья Ласаро они добрались к полудню, и к тому времени Пако окончательно разморило. Так что пришел в себя он от того, что Хавьер, уже вышедший из машины и открывший дверь со стороны парня, не слишком деликатно встряхнул его за плечо.       – Сеньорита сказала, что тебя ранили, – негромко и с ощутимым недовольством произнес он. – И что тебе бы лучше показаться врачу.       – Да? – мысли в голове были вязкие и тяжелые, Пако приходилось буквально усилием воли заставлять их двигаться. – А сеньорита…       Он обернулся через плечо и сам смог ответить на свой незаданный вопрос: да, Роза уже ушла. Не попрощалась, ничего не сказала напоследок, даже… не встретилась с ним взглядом. Ну что ж, свою работу он выполнил, так? В следующий раз, когда ей понадобится телохранитель, его позовут, а пока – свободен.       Словно подтверждая его мысли, Хавьер кивнул:       – Ей нужно отдохнуть и прийти в себя. И хотя это вообще не моя забота, Роза настояла, чтобы я подкинул тебя до больницы, потому что такси сейчас все равно не дождаться.       – Ну… ладно, – не очень уверенно кивнул Пако, снова откидываясь на спинку сидения. Чуть позже, уже когда они снова тронулись и выехали с территории поместья, он уточнил. – «Вне очереди» значит, что… есть очередь, так? Много наших пострадало?       – Прилично, – без особого удовольствия подтвердил мужчина. – Судя по всему, Луна так и планировали с самого начала. Никто не собирался ни с кем договариваться или выдерживать положенные деловым этикетом сроки. Сеньора Алехандро убили в тот же день, как он к ним приехал на переговоры, и сразу начали готовить атаку на Эрмосильо. Нападение с разных сторон должно было отвлечь и рассредоточить наши силы, что позволило бы им беспрепятственно войти в город в тихом месте и добраться до Салазаров.       – Но они не добрались? – сделал логичный вывод Пако.       – Нет, конечно, – пожал плечами Хавьер, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся. – Этим уродам удалось собрать приличное количество сил за счет примкнувших к ним кланов, и этого было бы достаточно, не начни мы готовиться заранее…       – Из-за того, что сеньорита Роза разоблачила сеньору Даниэлу?       Хавьер красноречиво вздохнул:       – Есть… иногда толк и от этой девицы, да. Мы понесли тяжелые потери, но могло бы быть хуже. Но, поверь, мятежникам, которые посягнули на власть Салазаров, достанется куда больше.       – Могу… себе представить, – негромко пробормотал парень.       Совершенно не к месту вызванные, может быть, ноющей болью в зашитом боку или бессонной ночью, к нему вернулись давние воспоминания. Полутемная комната мотеля, желто-зеленые занавески, цвет которых походил на чью-то рвоту, тяжелый затхлый запах и огромные глаза, полные животного ужаса и мольбы.       «Не убивайте меня, сеньор, прошу Вас. У меня семья! У меня семья, сеньор!»       Клановые войны всегда были игрой с нулевой суммой: по их итогу победитель и проигравший определялись однозначно и без вариантов. Не бывало полутонов, неловких перемирий и затянувшихся противостояний на занятых позициях. Если ты выступал с оружием против своих, то должен был готовиться к тому, что, в случае поражения, за свое предательство поплатишься не только ты сам и твои солдаты, но и все члены твоей семьи, включая женщин и детей. Картель не давал засбоившему органу шанса выздороветь – он сразу ампутировал тот под корень, перераспределяя его функции между оставшимися. Все знали, какова будет цена восстания, и прямо сейчас Пако сложно было поверить, что вся эта бойня, результатом которой станет полное уничтожение Луна и обезглавливание всех примкнувших к ним кланов, разразилась из-за смерти одного человека – пусть даже наследника.       С другой стороны, Первая мировая в Европе тоже началась с одного-единственного убийства. Может, иногда людям просто нужен повод, чтобы сделать то, что назревало и было задумано уже очень давно?       В больнице, как Хавьер и обещал, Пако приняли без очереди. Врач, осмотревший его швы, кажется, остался в неком замешательстве, отметив, что давно не видел такой аккуратной кустарной работы и поинтересовался, кто парня зашивал.       – Одна девчонка, которая точно стала бы у вас лучшей, – с короткой усмешкой отозвался он. – И пацаны себе сами брюхо вспарывали бы, лишь бы к ней на прием попасть.       Последнее доктор, судя по всему, воспринял как бред перегревшейся психики, потому что даже не стал это никак комментировать. Зато дал ему обезболивающее и седативное, после чего отправил отсыпаться в палату, потому что было очевидно, что иначе парень рискует вырубиться, не дойдя до двери.       Впрочем, по итогу Пако пробыл в больнице недолго, и уже на следующий день, выспавшись и получив список рекомендаций по уходу за раной, смог вернуться домой. А созвонившись с Эмилио, узнал, что его и правда решили не наказывать и не увольнять, а даже официально выдали пару недель отпуска.       – Конечно, если встанешь на ноги и начнешь маяться от безделья, можешь вернуться пораньше, chico, – добавил его босс в конце. – Но я бы на твоем месте не торопился. Работка нам тут предстоит грязная и тяжелая. Будь у меня возможность, я бы тоже ближайшие несколько дней посидел дома.       И Пако прекрасно понимал, о чем шла речь: Ласаро предстояло не только зачистить окрестности Эрмосильо от остатков Луна и их сообщников, но также разобраться с пленными и теми, кого еще только предстояло взять в плен.       Казнь должна была быть показательной, ведь ее устраивали не столько для того, чтобы покарать виновных, сколько устрашить тех, кому еще, не дай бог, могло прийти в голову совершить подобную глупость. А это означало нарочитую, демонстративную, звериную жестокость, которой позавидовало бы даже мрачное Средневековье. Отрубленные головы на въезде в город, выставленные в ряд бочки с кислотой, в которых болталось то, что осталось от утопленных в них людей – все это могло быть вдобавок еще и заминировано, чтобы ни у кого не возникло желания прибраться или с достоинством захоронить жертв.       – Мне кажется, нужно было быть полным идиотами, чтобы решиться на мятеж, зная все это, – покачала головой Лючия, подтянув острые колени к груди и хмуря брови.       – Как по мне, вопрос всегда в том, что лежит на другой чаше весов, – пожал плечами Пако. – Иногда риск – даже самый безумный – того стоит.       После того, как его выписали из больницы, сестра приезжала к нему каждый день: готовила, помогала с обработкой раны и просто составляла компанию, чтобы парню было не так скучно. Она, как и все прочие члены их семьи, не попала в эпицентр боевых столкновений, а потому, отсидевшись дома, узнала обо всех деталях случившегося уже на следующий день. Как и о том, что ее брат попал в перестрелку и был ранен, защищая Розу Ласаро.       Впрочем, произошедшее в тот день на улицах Эрмосильо ударило не только по непосредственным участникам событий. Так, в перестрелке погиб владелец кафе, где Лючия работала официанткой – а заодно и само его заведение разнесли буквально по кирпичику случайным попаданием из гранатомета.       – И это повезло, что меня там не было, – добавила девушка. – Представляешь, Иззи предложила поменяться сменами, потому что хотела в субботу сходить со своим парнем на свидание. Теперь уже не сходит, – нахмурившись, она отвела взгляд.       – Вы с этой Иззи дружили? – помолчав, уточнил Пако.       – Не особо, – рассеянно пожала плечами Лючия. – Она была вредная, и от нее вечно пахло вареной капустой. Но все равно… странно думать, что вот она была, а теперь ее нет. Потому что Луна решили поставить на кон не только свои жизни, но и… жизни кучи других людей, которые вообще на это не подписывались.       Что на это ответить, парень не знал, поэтому сменил тему:       – Значит, ты теперь без работы? Есть какие-нибудь мысли по этому поводу?       – Mierda, por no decir otra cosa! Мне так и не заплатили за этот месяц, а скоро за аренду платеж вносить. Если просрочу, придется возвращаться к маменьке и Алонсо под крылышко. Но я лучше пойду бомжевать под мостом, чем соглашусь на это, – последнее она добавила со слышимой желчью.       – Я могу одолжить тебе денег. Даже не так – просто дать тебе денег, – предложил Пако.       – Лучше найди мне работу, – скривилась девушка. – Не люблю быть в долгу: ни у тебя, ни у кого-либо еще. И не переживай. Если что, без проблем найду какого-нибудь tontito, который приютит меня в обмен на первоклассный минет по утрам.       – Давай сделаем вид, что я этого не слышал, – со вздохом помотал головой парень. – Твоя личная жизнь – это твое дело, но избавь меня от подробностей, пожалуйста. А насчет работы… попробую что-нибудь придумать.       – Если что, отрубать головы и растворять людей в кислоте я не согласна, – сразу предупредила Лючия. – Могу начать блевать прямо в процессе и попортить вам весь пафос.       – А как у тебя… с уборкой, например? – уточнил ее брат, выразительно изогнув бровь. – Отличишь средство для чистки унитаза от жидкости для полировки мебели?       Девушка как будто и правда на несколько секунд задумалась над этим, но потом все же уточнила, с подозрением нахмурившись:       – Чего это ты задумал, Пако?       – Решить твои проблемы и с работой, и с жильем, если получится, – просто отозвался тот. – А заодно поместить мою дорогую сестренку в самое безопасное место на свете, где никакая шальная пуля точно никогда до нее не доберется.       И, сделав это загадочное заявление, он потянулся за телефоном.             

~

             Похороны Алехандро прошли тихо и в очень узком кругу. Мануэль Ласаро не любил традиционного мексиканского размаха в вопросах прощания с близкими и придерживался больше обряда католического, оттого церемонию было решено провести в костеле, в котором собравшиеся выслушали панихиду, а потом отбыли на кладбище.       Тела брата Роза не видела, как не видели его и остальные приглашенные, потому что молодого человека хоронили в закрытом гробу. Краем уха девушка слышала, что у покойника почти не было лица, но в детали погружаться не стала и поспешно отошла от сплетников – слишком живым было ее воображение, чтобы допускать в него подобные образы.       Алехандро погребли рядом с матерью, в отдельном секторе городского кладбища, где незанятой земли осталось ровно на пять мест: для Леандро, Диего, Лукаса, Розы и самого Мануэля Ласаро.       Безмолвно наблюдая за тем, как люди по очереди подходят и бросают землю в могилу ее брата, прежде чем окончательно закопать, девушка не могла избавиться от мысли, что тоже однажды тут упокоится. Она смотрела на пустовавшие метры возле свежевыкопанной могилы Алехандро и гадала, где именно ее положат. В самом конце, вон у того кустика песчаной вербены? Или, может быть, прямо следом за Алехандро? В какой очередности они вообще тут все полягут? Отчего-то теперь, после всего пережитого, этот вопрос взволновал Розу как будто бы всерьез.       Еще несколько дней вилла хранила тягостную поминальную тишину, из которой девушка сбегала утром и возвращалась только ближе к ночи. Война была окончена, мертвые покоились в земле, а живым полагалось жить дальше – оттого она весь световой день бесцельно бродила по оправляющемуся от трагедии Эрмосильо, ездила на пляж, в соседние городки, гостила у Клариссы и даже навестила семью, чей дом стал для них убежищем на целые сутки. И несмотря на то, что хозяин дома не оттаял даже после того, как Роза вручила ему деньги, а потом поспешно закрыл дверь, на душе ее чуть посветлело.       В отсутствии Пако Хавьер был вынужден таскаться за ней повсюду и, не имея никакой возможности делегировать свои обязанности, ворчал почти не переставая. Кажется, старик все еще злился на девушку за тот наглый шантаж, но что она могла поделать? Позволить Пако пострадать? Конечно нет. Так что на ропот Хавьера она не обижалась, но и сидеть дома ради того, чтобы не провоцировать его одышку и чрезмерное потоотделение, не имела ни малейшего желания.       Лишь один раз Хавьеру удалось отвертеться и оставить Розу одну, а самому уехать решать накопившиеся дела. Но и эта возможность предоставилась ему исключительно из-за особого распоряжения Мануэля Ласаро, который ожидал визита Гильермо Салазара и настоял, чтобы чай гостю такого уровня подавала не какая-нибудь горничная или толстая Альба, а сама Роза.       – Держи спину ровно, – напутствовала девушку няня, убирая с ее одежды невидимые пылинки и поправляя выбившиеся из прически пряди. – И ничего не урони, Девы Марии ради, не позорь отца.       – Альба, брось, – фыркнула та. – Что я, поднос не донесу?       – Я буду за тебя молиться, – продолжала тяжело вздыхать та, открывая перед Розой дверь.       – Ага, и черного козла в жертву принеси, чтоб наверняка, – хохотнула девушка и вышла с кухни.       – Uy idiota…       Идти на каблуках по мраморным полам было неудобно, широкий и устойчивый шаг из-за платья-футляра ниже колена Роза сделать практически не могла, благо дверь в кабинет отца ей придержал Родриго.       – Ваш чай, сеньоры, – кротко произнесла девушка, пройдя вглубь и поставив поднос на стол. – Добрый вечер, сеньор Салазар.       – Добрый, – отозвался тот, смерив ее долгим и оценивающим взглядом, который Роза, скорее, почувствовала кожей, нежели увидела, потому что прекрасно знала, как себя вести, и глаз на гостя не поднимала.       Все время, пока девушка разливала чай, тишина в кабинете стояла гробовая. Она тоже старалась не производить лишних шумов, поэтому дышала короткими и тихими глотками. А полную грудь воздуха набрала только в тот момент, когда покинула кабинет. Ощущение у нее после этого осталось неприятное и очень липкое.       – Надеюсь, они там не до ночи, – обратилась Роза к Родриго, который держал свой пост около двери.       – Я бы на вашем месте на это не рассчитывал, сеньорита.       И мужчина оказался прав. Роза проторчала на кухне почти до одиннадцати вечера, без конца поднося гостю то одно, то другое. О чем именно они говорили, ей, однако, понять так и не удалось – то ли случайно, то ли нарочно, но они замолкали всякий раз, как девушка входила в комнату. И хотя мужские дела в принципе ее не касались и в подобном отношении не было ничего удивительного, в какой-то момент у Розы появилось неприятное подозрение, что вся эта встреча касалась не только судьбы клана Луна и их приспешников. Но обсуждалось там и что-то еще: что-то, о чем посторонним, даже членам семьи, знать ни в коем случае не следовало.       Однако девушка, как могла, гнала эту мысль прочь, призывая себя не ударяться в паранойю. Ведь, в конце концов, дело могло быть вовсе не в отце и сеньоре Салазаре, а в том, что это был уже двенадцатый изнуряюще скучный день с момента ее возвращения домой. И воображение Розы с голодухи решило удариться во все тяжкие.       После отъезда Гильермо Салазара, девушка наконец-то вернулась в свою комнату, с блаженным стоном сняла туфли и платье, а потом вытянулась поперек кровати и прикрыла глаза. Она чувствовала, что очень устала, но, скорее, морально, чем физически, а это могло означать только одно – впереди ее ожидало несколько мучительных часов бессонницы. Она будет маяться от тоски и крутиться с боку на бок до тех пор, пока простынь под ней не перевернется обратной стороной, а небо за окном не окрасится в оранжево-фиолетовый градиент с темными обрывками облаков посредине.       И всю эту чертову ночь, как и двенадцать предыдущих, Роза будет думать о нем. Дьявол его раздери…       Вопреки ожиданиям девушки, рожденные в адреналине чувства к Пако не рассеялись ни на следующий день, ни через один, ни даже после. Наоборот, чем больше проходило времени в вынужденной разлуке, тем сильнее она скучала по нему и все тоскливее смотрела вокруг, снова и снова ругая себя за глупую и совершенно бессмысленную надежду где-нибудь заприметить его силуэт. Альба и все прочие, к счастью, списывали настроение Розы на пережитый стресс и лишний раз не допрашивали. Оттого ее молчаливое, запертое на сто замков, но растущее день ото дня чувство распирало девушку изнутри так туго, что легким ее практически не оставалось места на воздух.       Роза честно старалась задушить в себе эти глупости, вооружалась аргументами и наотмашь хлестала ими себя по груди. Находила тысячу и одну причину, почему маятная тоска по нему очень скоро закончится – почему то, что она чувствует, несерьезно, надуманно и не имеет ни одного шанса на благополучный исход.       Во-первых, именно такими были все ее предыдущие увлечения, сходившие на нет быстрее, чем Бьянка или Кларисса успевали запомнить имя ее очередного возлюбленного. Во-вторых… Ну, сблизятся они, ну, может быть, даже переспят, а дальше что? Будут наслаждаться адреналином от тайных встреч, пока однажды их кто-нибудь неизбежно не увидит? И что тогда? Она просто сломает парню жизнь, а сама при этом выйдет сухой из воды.       «Некоторые вещи, – в очередной раз воскрешала она в своей памяти слова Пако и ту его горькую улыбку, – определенно заслуживают того, чтобы ради них рискнуть жизнью. Но то, что Вы мне предлагаете, не из их числа».       Нет, только не он. С ним она так не поступит. Хватит уже одной жертвы на ее совести. А к Пако она больше не подойдет. И думать о нем перестанет. Честно-честно перестанет.       Понять бы только, почему его так долго нет... Может быть, она плохо наложила швы, и началось воспаление? Вдруг его даже оперировали, и теперь он отлеживается дома с еще худшими рубцами, чем было до этого? Или антибиотики не помогли?       И ведь никак не проверишь даже. За эти дни Роза даже пробовала найти Пако в соцсетях, но, разумеется, ничего не вышло, ведь она ни точного возраста, ни фамилии его не знала – что уж там говорить обо всем остальном. Кстати, вот еще один пункт в копилочку аргументов, почему чувства ее не имеют под собой твердой основы: разве можно говорить о чем-то серьезном, если не знаешь о своем избраннике элементарных вещей? Конечно нет.       – Прекрати думать о нем, – заскулила Роза в подушку и пару раз даже ударилась о нее головой. – Хватит, хватит, хватит…       Не надеясь угомониться самостоятельно, Роза встала с кровати и вытащила из закромов косячок с марихуаной, выкурила его весь в распахнутое окно, потом позалипала в телефоне и пролистала, наверное, миллион шортсов. Но к трем ночи сон так и не пришел.       Травка расслабила, но несильно – только тело, а голова по-прежнему гудела как пароход, и, казалось, даже не собиралась сбавлять узлов. В конце концов, девушка решила прибегнуть к последнему известному ей способу выброса лишней энергии.       Подбив под голову подушку и устроившись на спине удобнее, Роза закрыла глаза, развела колени и скользнула рукой в трусики. Там было сухо, почти даже дискомфортно, поэтому пришлось облизать пальцы.       От идеи решить дело по-быстрому и прибегнуть к порно девушка отказалась сразу, как только мысль эта посетила ее голову: нет, нужно было вымотать себя окончательно и завершить уже, наконец, этот день – так что никакого жульничества.       Она неторопливо водила подушечкой среднего пальца вдоль клитора и облизывала губы, вызывая в воображении картинки погорячее. Начала с простенького, но постепенно, снова и снова приходя к тому, что этого недостаточно, и тело ее почти никак не отзывается, стала углубляться во все большие извращения. И вот обыкновенная пара перестала быть просто парой, к ним присоединились другие фигуры, потом добавились экзотические декорации, вклинился адреналиновый сюжет… Не то. Всего этого было недостаточно. Причем не в плане накала страстей, а в смысле интимности, личной заинтересованности, персональности – Розе не хватало того самого крючка, который подцепил бы ее за нерв и выдернул из реальности в сладострастное забытье.       В конце концов, в очередной раз договорившись со своей совестью, Роза прибегла к беспроигрышной уловке. И пусть к Пако она решила больше никогда не подходить, не разговаривать с ним сверх надобности и по возможности даже не смотреть в его сторону, но это же не значит, что ей совсем-совсем нельзя о нем думать, так? Хотя бы в такие моменты. Это же никому не навредит, правда?       Воображение сработало легко и быстро, переключаясь, и в темноте закрытых век замерцал калейдоскоп воспоминаний о ее телохранителе: его пылающем взгляде и выразительном излете бровей, заразительной улыбке и страстных поцелуях. О его жарком теле, рельефе мышц под влажной от жары кожей, мужественном запахе – и этих невероятно сексуальных руках. Сильных, властных, исследующих тело Розы так жадно, что замирало в груди…       Девушка раскатала пальцами обильно выступившую смазку и сглотнула слюну, наполнившую рот от нестерпимого желания облизать парня с ног до головы. А потом проникла в себя пальцами.       О да, это восхитительное чувство наполненности, чуть распирающее горячие стеночки. Вот бы он сейчас оказался в ее постели, пылкий, ненасытный и полностью обнаженный.       Движения девушки ускорились, сменили направление и интенсивность, заставляя запрокидывать на подушке голову, кусать высохшие губы, чтобы сдержать стоны удовольствия, чуть прогибаться в спине и разводить ноги шире.       Одна за другой в ее воображении сменялись локации и позы, ситуации и даже степень обнаженности, но парень по-прежнему страстно брал ее, ускоряясь, срываясь, теряя голову и связь с реальностью… И вот она уже лежит спиной прямо на той кровати в их временном убежище, а ее ноги закинуты Пако на плечи, кровать скрипит и от порывистых толчков громко бьется изголовьем о стену. Но плевать.       Роза видит разбросанные повсюду обрывки окровавленных нитей, марлей и бинтов, чувствует запах крови, перекиси водорода и похоти – и в животе ее все сильнее и сильнее подмывает предоргазменная судорога.       Вот так. Хорошо. Еще чуть-чуть… Совсем близко…       Роза окидывает парня расфокусированным взглядом, видит свежий рубец, соблазнительную испарину на прессе его живота, и охуенно красивые руки, до боли сжимающие ее бедра. А еще совершенно дикий, горящий взгляд карих глаз, которые смотрят на нее так пронзительно, будто заявляют тем самым: «Вот и все, несносная девчонка, я тебя приручил…»       – Diablo… – сипло простонала девушка, выгибаясь на взмокших простынях дугой и без остатка отдаваясь волне оглушительного оргазма.