Пустыня Сонора

      Пустыня гулко разносила во все концы города стрельбу и взрывы. Больше похожий на густонаселенную, низкорослую, ужасно пыльную деревню, Эрмосильо гремел и содрогался. Звуки сражений то отдалялись, то приближались, вызывая чувство тотальной дезориентации.       На одеревеневших, негнущихся ногах Роза шагала за Пако практически след в след, и единственное, на чем она могла сосредоточиться – это пространство между его лопатками. Вся прочая реальность сворачивалась в мутное месиво из форм, звуков, оттенков охры – и вращалась, вращалась, вращалась, будто кто-то большим черпаком перемешивал мир в котле.       В какой-то момент над их головами пролетели вертолеты – и это могло означать только то, что бойня в городе развернулась страшная.       Роза не чувствовала крепкой хватки Клариссы на своем запястье, в голове ее уже давно не было ни одной мысли, кроме повторяющейся вновь и вновь команды Пако следовать за ним и не отходить ни на шаг.       Она не отходила. Более того, девушка всю дорогу пресекала в себе малодушное желание сократить оставшуюся между ними дистанцию, прижаться к его спине, зажмуриться и не выпускать из рук, пока весь этот кошмар не кончится.       Однако Роза мертвой хваткой держала собственную трусость за горло, причем не из-за того, что сделать нечто подобное не позволяли гордость и чувство вины за случившееся; не потому что у них с Пако все было сложно, и это почему-то даже в нынешней обстановке имело для нее значение – но потому, что Клариссе прямо сейчас было гораздо хуже. И если Роза позволит себе расклеиться, то каким бы сильным, собранным и все контролирующим Пако в данный момент ни выглядел, а все ж двоих этот Боливар точно не вынесет.       Она должна быть ему союзником, а не обузой, иначе они все пропадут.       Поэтому Роза молча шла за ним, сохраняя дистанцию ровно в два метра – самый максимум, при котором девушка чувствовала себя под защитой своего телохранителя, но если отставала еще буквально на шаг – тут же начинала задыхаться от страха. Оттого она то и дело шикала на Клариссу, подгоняя ее, но преимущественно просто волоча на буксире.       – Сюда, – казалось, спустя целую вечность произнес Пако, остановившись перед глухим и высоким кирпичным забором с единственной железной дверью и небольшим смотровым окошком рядом.       – Почему именно сюда? – скачущим в тональности голосом спросила Клара, но Роза пихнула ее в бок, и та замолчала.       За забором, почти полностью скрывая пристройку второго этажа с торчащей прямо из стены спутниковой тарелкой, росла развесистая акация. Но фоне всех соседних этот участок выглядел одновременно неприметно и очень защищенно. Мексиканцы в принципе строили дома так, чтобы простым прохожим при всем желании было не разглядеть и клочка чужой частной жизни, но хозяева этого дома возвели почти что крепость.       Пако постучал в дверь и, бросив внимательный взгляд в тот и другой конец улицы, принялся смиренно ждать. Спустя пару минут в смотровом окне показалось хмурое лицо пожилого мужчины. Он подозрительно оглядел сперва Розу и жмущуюся к ней Клариссу и только потом перевел глаза на Пако.       – Чего надо? – донесся недовольной голос, приглушенный толстым слоем кирпича и стеклом.       Парень молча показал старику кулак с выбитыми на пальцах наколками, а потом приподнял и продемонстрировал хозяину дома автомат, который еще недавно снял с трупа врага.       Хозяин дома тут же изменился в лице, и его четкое намерение послать пришельцев куда подальше смазалось той гримасой, с которой люди обычно осознают, что их час пробил.       – Картель просит об услуге, – проговорил Пако ровным и вежливым тоном, который, как Розе на секунду показалось, подтолкнул старика к предынфарктному состоянию.       Картель всегда именно просил об услуге, спокойно, с положенным уважением и кротостью – его представители приходили к человеку домой или на работу, отзывали в сторонку на улице, потом, как пропуск, показывали знаки отличия, оружие, и просили о крохотной услуге или, наоборот, предлагали свою. И отказаться от того или другого было нельзя, потому что в таком случае всякая вежливость тут же заканчивалась.       И все же старик медлил так долго, что Розе вдруг подумалось, что тот вовсе не станет им открывать. Он несколько раз оглядывался на дом, что-то судорожно соображая, даже раз потерялся из виду, отойдя от окошка, но несколькими мгновениями позже железная задвижка все же проскрежетала о дверь. Потому что сегодня ты отказал раненому парню с татуировкой Синалоа, а завтра твое изрубленное тело вывесили на столбе в назидание остальным.       – У нас дети и не прибрано, – расшаркался старик, позволяя неприятным гостям войти во двор.       – Кто еще в доме? – спросил Пако грозно, не наводя автомата, но и не выпуская его из рук.       – Жена, две невестки, четверо внуков, – через некоторую паузу отозвался хозяин, запирая дверь за Розой и Клариссой. – Сыновья на работе.       – Когда вернутся?       – Не раньше восьми.       – Сколько комнат в доме?       – Три.       Парень обошел маленький двор, придирчиво осмотрев каждый угол, и повернулся к старику с чрезвычайно серьезным выражением лица:       – Значит, слушай сюда, отец, я расскажу тебе, как мы поступим, – и сделал выразительную паузу, чтобы удостовериться, что тот полон внимания. – Сейчас я захожу с тобой в дом, и ты знакомишь меня с семьей. Затем вы сдаете мне все телефоны, освобождаете одну комнату – и мы остаемся у вас до тех пор, пока конфликт на улицах не закончится. Обещаю, что никто и пальцем не тронет ни тебя, ни твою семью, если гостеприимство будет на уровне. Потом мы уйдем. Все понятно до этого момента?       Он выглядел не просто строго, а до дрожи пугающе. Во всем его перенапряженном теле, в сурово сведенных бровях, жестко очерченной линии губ, непривычной глубине голоса читалось, что парень буквально вывернут всеми своими рецепторами наружу – и одно любое неверное движение способно дернуть его палец на спусковом крючке автомата.       Старик тоже это видел, поэтому даже голоса не подал, отвечая на заданный вопрос, а покорно потупил взгляд и кивнул. Пако вытащил из-за пояса еще один пистолет, снятый с Луна, и отдал его Розе:       – Пользоваться умеешь?       Девушка неуверенно взяла ствол и, хоть и не с первой попытки, но все-таки смогла проверить обойму и снять пистолет с предохранителя.       – Если что-то пойдет не по плану, – сказал он напоследок, – беги, – а потом вернулся к хозяину дома и скомандовал тому идти внутрь.       Первые полминуты все было спокойно: сквозь окна во двор заливались звуки работающего телевизора, кричали дети, гремела посуда, но потом вдруг стало совершенно тихо – нездорово, противоестественно, будто кроме Розы с Клариссой на участке не осталось вообще никого.       Нехорошая тишина эта длилась минут двадцать, скручивая девушке кишки в крепкий жгут и заставляя плотнее сжимать в пальцах рукоять пистолета.       Почему так долго? Если бы случилось что-то плохое, они бы услышали это снаружи? Что если с Пако что-то сделали, застав врасплох, а потом позвонили куда не надо, и за ними уже выехали? Или он потерял сознание сам, ведь его рана, как ненормальная, кровила до сих пор? Что если парень ошибся с домом, и там внутри есть что-то такое, на что члену Синалоа смотреть не стоит? Например, фасовка товара конкурентов, ведь картель то и дело накрывал такие точки по всему Эрмосильо и в окрестностях. Не зря старик так долго медлил, прежде чем им открыть, и постоянно озирался на дом. Что он скрывал? Зачем им настолько высокий забор?       Что если старик обманул Пако, и в доме есть не только женщины и дети?..       Рядом чиркнула зажигалка, за шкирку выдергивая Розу из той трясины мыслей, что неумолимо затягивали девушку в свое ледяное рыхлое нутро.       – Почему ты такая спокойная? – почти даже огрызнулась на нее Клара, глубоко затягиваясь и совершенно не справляясь с собственным телом, которое бесконтрольно и сильно трясло. Кажется, она тоже чувствовала неладное.       – Просто… думаю, – неопределенно повела плечом та, по-прежнему не отводя настороженного взгляда с двери, за которой скрылся Пако.       – О чем? – требовала Клара внимания.       Роза глубоко вздохнула и постаралась переключиться со страшных версий происходящего внутри дома на подругу, которая тоже явно пыталась отвлечься на что угодно.       – Думаю, что тебе было бы неплохо перед ним извиниться, – сказала девушка первое, что пришло в голову.       – Перед кем?       – Перед Пако.       – За что?!       – За то, как ты его назвала тогда в машине. Было очень грубо. Он этого не заслужил.       Признаться, нецензурные эпитеты, которыми Кларисса наделила охранника, резанули Розу по ушам еще тогда. Но момент для нотаций был неподходящий, зато теперь, если все обойдется… и Пако наконец-то выйдет из этого клятого дома, почему его так долго нет?!       – Еще чего, – фыркнула подруга гордо. – Он чудом нас не угробил.       Роза тяжело нахмурилась и заговорила строже:       – Он спас нам жизнь, Клара. И продолжает это делать прямо сейчас. Если что-то не нравится – дверь вон там. Мы вляпались в это дерьмо только потому, что ты наглухо проигнорировала мои просьбы оставаться дома. Так что не будь идиоткой и признай, что, если бы не он, твоя надменная жопа в лучшем случае сейчас тряслась бы от страха в гуще событий. А в худшем – превратилась бы в решето!       Кларисса потупилась. Нервно щелкала наманикюренным пальцем по сигарете и недовольно сопела – но, по крайней мере, больше не топталась на своих неудобных танкетках по залитому в бетон двору. Это хорошо. Значит, детская обида на время оттеснила страх.       – Все чисто, – раздался с крыльца как будто чуть взбодрившийся голос Пако, и Роза почувствовала, как у нее слабнут ноги от нахлынувшего радостного облегчения. – Заходите.       Кларисса отстрельнула недокуренную сигарету и дернулась уже было в сторону дома, но в последний момент Роза таки поймала ее за ремень шортов:       – Вообще-то… Клара хочет кое-что тебе сказать.       – М-да? – подозрительно повел бровью парень.       Роза больно ткнула подругу в бок, и та, зашипев, выпалила:       – Прости, что назвала тебя ебаным дегенератом… или как-то так. Мне очень жаль, – и, шлепнув Розу по рукам, выкрутилась, а потом пулей промчалась мимо Пако в дом, так и не подняв на него глаз.       – Прям… – выдохнул тот, слегка ошалев, – не знаю, как жил бы без этого дальше. Так легко на душе стало – не передать, – и усмехнулся. – Ты идешь?       Парень впервые за все время посмотрел Розе в глаза, и сердце ее екнуло так сладко, что улыбка сама расцвела на ее лице: он шутил и как будто немного оттаял. Неужели они и правда теперь в безопасности?       В очередной раз пресекая в себе желание броситься парню на шею и начать слезно благодарить за спасение, девушка поднялась в дом.       Там оказалось настолько тесно, что Роза едва смогла поверить своим глазам. То, что было на первом этаже, даже гостиной невозможно было назвать, скорее, кухня с диваном, столом и телевизором. Несколько дверей в явно крохотные помещения, о назначении которых девушка могла только догадываться, лестница без перил, уходящая на второй этаж – и все это по площади чуть превосходило одну только ее комнату. А ведь на втором этаже их целых три!       Роза постаралась припомнить состав семьи и пришла к выводу, что здесь обитало по меньшей мере десять человек. Дева Мария, разве люди могут так жить?       Оглядываясь по сторонам и один раз даже запнувшись о какую-то детскую игрушку, которую тут же поспешно бросилась убирать с ее дороги очень смуглая пожилая женщина, Роза прошла к лестнице. Попутно встретилась взглядом с девушкой чуть старше себя, но та поспешно отвела глаза, будто бы говоря тем самым, что ей совершенно неинтересно, как их гости выглядят, и она постарается забыть все немедленно.       Поднявшись на второй этаж, Роза вообще не гадала, в какую дверь ей стоило проследовать дальше, так как голоса хозяина дома и Клариссы звучали очень определенно.       – А душ у вас здесь где? – спрашивала подруга.       – На первом этаже, сеньорита.       – Тогда нам нужны будут чистые полотенца и вещи, чтобы переодеться.       – Конечно. Мы что-нибудь подыщем.       Роза встала в дверном проеме, оглядывая крохотную спальню, которая как будто бы принадлежала самому хозяину дома и его жене. Кровать была только одна.       – И матрас, – вклинилась в их разговор девушка, останавливаясь в дверном проеме. – Мы не можем спать здесь втроем.       – Ох, точно, – озадаченно почесал в затылке старик, что-то соображая. – Я сейчас все сделаю.       Он неловко протиснулся мимо Розы, выходя из комнаты и окликнул кого-то по имени Фелипа. Девушка посмотрела ему вслед и заметила, как за дверью соседней комнаты скрылась пара любопытных маленьких носов. Носы эти были тоже очень смуглые, и Роза вдруг почувствовала и себя, и Клариссу, и даже Пако настоящими инопланетянами: будто три белых гуманоида из высокоразвитой цивилизации прибыли в загнивающий мир чумазых аборигенов. Чувство это было отчего-то очень неприятным.       Вскоре Клариссе принесли вещи, и та отчалила принимать душ. Еще через несколько минут в комнату вошел Пако с пожелтевшим от времени и бог знает чего еще матрасом в руках – и бросил его на пол в углу.       – А простынь? – уточнила Роза. – И все остальное…       – Да мне хватит, – почти отмахнулся парень, а потом, найдя взглядом зеркало, подошел к нему и повернулся окровавленным боком.       Поразмыслив, скинул с плеч грязную рубашку и остался в одной майке-борцовке, которую принялся осторожно закатывать, отлепляя от мокрого бока.       – Mierda, – услышала девушка его приглушенное шипение, когда ткань неохотно и с весьма характерным звуком оторвалась от раны.       Роза сделала шаг в сторону, чтобы ухватить отражение и понять, насколько все плохо, да так и обомлела. Не зря всю дорогу она думала, что кровотечение не останавливается неспроста: пуля, прошедшая хоть и по касательной, серьезно вспорола парню косую мышцу живота, и простым пластырем здесь отделаться не удалось бы при всем желании. По-хорошему, Пако бы сейчас отправить зашиваться к хирургу, но даже предлагать такое в их нынешнем положении было странно.       – Можно посмотрю? – спросила она аккуратно, обхватив себя руками и приготовившись к вообще любой реакции со стороны человека, только что пережившего перестрелку и уже довольно давно терпевшего боль.       Тот пару секунд не отвечал, видимо, поставленный в тупик самим ее вопросом. Потом все же обернулся через плечо и негромко уточнил:       – Зачем?       – Затем, чтобы… помочь? – ответила девушка как очевидное.       Снова пауза, и в этот момент у Розы закралось подозрение, что Пако делает их не столько из удивления, сколько подбирая слова и фильтруя все лишнее, что, вероятно, рвалось у него с языка.       – А чем вы, сеньорита, можете мне помочь? – поинтересовался он, но потом все же не сдержал добродушную насмешку. – За ручку подержите?       Роза почувствовала укол обиды, причем не из-за дурацкого комментария, не из-за того, что парень усомнился в ее навыках, а потому что снова вернулся на «Вы», будто говоря тем самым: все, сеньорита, опасность миновала, теперь каждый сам за себя. Впрочем, реагировать ни на что из этого она не стала: сейчас ей хотелось помочь, загладить вину, отблагодарить, а не ругаться.       – Я женщина мафии, Пако, – сказала девушка ровно и убедительно. – Обрабатывать раны нас учат с детства в перерывах между сказками на ночь, – и, поразмыслив, решила добавить аргументы чуть более существенные. – К тому же я собиралась поступать на медицинский после школы и даже прочитала несколько учебников первого и второго курса. Так что могу перечислить целый список причин, из-за которых ты умрешь, если рану не зашить немедленно.       И хоть про смерть она немного преувеличила, а все-таки риски были – не в потере крови, а в ее возможном заражении.       – Зашить немедленно? – почти по слогам повторил он. – Прямо… здесь?       – Если у хозяев найдутся синтетические нитки и базовая аптечка, то да, – подтвердила девушка. – Сядь, я… пойду узнаю, – и, не дав ему возразить, Роза развернулась и вышла из комнаты.       Аптечка у хозяев и впрямь нашлась, правда, наполнение ее оставляло желать лучшего. Из лекарств – сплошные антибиотики широкого спектра, которые, как Роза слышала, в дело и не в дело выписывали врачи государственных поликлиник. А иногда люди, так и не дождавшись очереди к специалисту, покупали их себе сами, хотя чаще, конечно, лечились народными средствами. Но конкретно в этот раз приятно бренчащая баночка с антибиотиками на все случаи жизни была как нельзя кстати.       Из-за застрявшей в душе Клариссы к операции Розе пришлось себя готовить прямо в кухонной раковине. Девушка спиной чувствовала настороженные взгляды домочадцев и испытывала острое желание как можно скорее вернуться в комнату к Пако, потому что даже с раненым с ним было спокойнее всего.       Стараясь не накручивать пугающее предчувствие, что вот-вот на нее сейчас кто-нибудь набросится сзади и убьет, Роза наскоро собрала волосы, чтобы не мешали, и огляделась. Единственной отражающей поверхностью поблизости было лишь стекло в дверце подвесного кухонного шкафчика – впрочем, так даже лучше, потому что девушка точно знала, что более четкое отражение ее не порадует. Да и не было это в данный момент важно: она вздохнула поглубже и с мылом намыла сперва лицо, а потом руки до локтя.       – Вы не могли бы… отнести все это наверх, пожалуйста? – попросила Роза одну из женщин как можно вежливее. – Мне нельзя руки пачкать.       Та, с огромным сомнением глядя на хозяина дома, все-таки поднялась со своего места и, взяв большой поднос, направилась к лестнице. Девушка последовала за ней.       Пако стоял возле окна. Майку он снял, бросив прямо на пол, и, не открывая занавески, поглядывал наружу, видимо, чтобы мониторить обстановку.       – Даже если они найдут брошенные машины, им придется перерыть весь квартал, чтобы нас достать, – сообщил он, не оборачиваясь.       Женщина пугливо втянула голову в плечи, оставив поднос прям на кровати, и как можно скорее покинула комнату. Наверняка побоялась услышать то, что не предназначалось для ее ушей, то есть – впоследствии быть убитой. Роза же даже не заметила, как та прошмыгнула мимо, потому что замерла на пороге как вкопанная: во всю спину Пако была набита цветная татуировка Санта Муэрте с розовым венком в волосах, которая смотрела на нее сейчас так, будто наслаждалась преподнесенным сюрпризом встречи.       Парень обернулся через плечо, чтобы убедиться, что разговаривает вообще с той, с кем надо, но заметив на лице Розы замешательство, уточнил:       – Все нормально?       – Да, – отмерла девушка и подошла к принесенному подносу, поспешно отводя взгляд от полуобнаженного тела Пако. – Тебе, наверное, лучше лечь. Только… постели себе что-нибудь.       Через минуту парень, шипя и морщась, растянулся на одной стороне кровати:       – Что дальше, док?       Несмотря на равнодушный тон, он все же немного нервничал, и это не укрылось от глаз Розы. Почему-то сейчас ей показалось это очень забавным и даже трогательным: еще недавно такой сердитый, опасный и очень страшный зверь теперь послушно подставлял ей свое раненое брюхо.       Захотелось его как-то приободрить и развеять ощутимое напряжение:       – А дальше, – с преувеличенным энтузиазмом улыбнулась она, складывая иглу, пинцет и ножницы в тарелку с жидкостью, пахнущую как спирит или что-то очень крепкое, – тебе нужно с полной ответственностью выбрать, какого цвета нитками будем тебя зашивать, – и пододвинула Пако коробочку с пестрыми мотками. – Есть розовый, салатовый, бирюзовый и даже канареечно-желтый. Миленько, правда?       – А что-нибудь менее девчачье есть? – недовольно скривился парень, вглядываясь в синтетические нитки. – Черный, например… Или серый. Белый, на худой конец… – но потом все-таки обреченно вздохнул. – Ладно, пусть будет бирюзовый.       Глядя на его раздосадованное лицо, Роза хохотнула:       – Да ладно тебе. Все равно красными станут из-за крови. Очень брутально, на мой взгляд, так что расслабься.       – Что-то… не очень расслабляет, – проворчал тот. – Уверены, что знаете, что делаете?       Девушка покачала головой, как бы выражая безнадежность случая, но все же ненадолго задумалась: нужно было отвлечь его от происходящего чем-то посерьезнее.       – Ты, кстати, знаешь историю своей татуировки? – спросила она о единственном, что крутилось сейчас в голове, и отмотала нужную длину нитки.       – Которой?       Роза снова окинула Пако внимательным взглядом. В самом деле – которой? Теперь, когда парень был раздет, она видела еще одну – плохо читаемую из-за чересчур витиеватого шрифта надпись на мышце левой груди. Но, осознав, что как-то неприлично долго разглядывает его, причем уже не только татуировку, тут же отвернулась:       – Я про ту, что на спине.       – А у нее есть какая-то история?       Роза зажгла свечу и, достав из тарелки иглу, принялась нагревать на огне кончик:       – Есть, – подтвердила она. – Если тебе, например, когда-нибудь придется раздеть Хавьера…       – Очень надеюсь, что нет, – пробормотал тот, видимо, вообразив картину в красках.       Роза улыбнулась и продолжила:       – Так вот. Если все-таки – то его Санта Муэрте будет правильной. В черных одеяниях и с черепом вместо головы. Потому что таким был официальный символ когда-то очень давно. Потом, когда Мануэль Ласаро стал главой клана и женился, то остальные члены клана как бы… преподнесли молодой жене подарок и допустили тот вариант татуировки, где будет не Санта Муэрте, а Катрина. Как ты понимаешь, Катрина эта носит в себе черты сеньоры Ласаро в юности.       – Вашей мамы? – удивился Пако.       Роза кивнула:       – Правда, спустя годы мастера уже не очень похоже делать стали, но все равно красивая, правда? – однако, не дав ему ответить, продолжила. – Впрочем, изменилась она не только чертами лица. Ты вот уже носишь самую последнюю версию – с цветами в волосах. Впервые ее набил кто-то из новичков, вскоре после похорон мамы и когда стало известно, какое имя мне дали...       – Роза, – выдохнул тот, догадавшись.       Девушка кивнула снова:       – Кажется, того мужчины тоже уже нет в живых, но… неважно. Клан позволил увенчать голову покойной сеньоры знаком… ее убийцы, по факту, – она нервно передернула плечами и, отставив свечу в сторону, принялась гнуть пинцетом кончик иглы, который к этому моменту уже раскалился докрасна. – Потом, когда образ окончательно отлепился от покойной сеньоры Ласаро, Санта Муэрте стали изображать роковой красоткой. Более… дерзкой, страстной, агрессивно сексуальной – такой… вот которую ты носишь теперь.       Роза не оборачивалась, продолжая мастерить из простой швейной иглы хирургическую, дугообразную, но всей кожей ощущала пристальный взгляд Пако. Что-то осмысляя, он молчал так долго, что девушка успела бросить иглу обратно в спирт, остывать и стерилизоваться, а потом откупорила флакон с перекисью водорода, облила ей себе руки и хорошенько растерла.       – Вы не виноваты в ее смерти, сеньорита, – наконец услышала она. – Уж точно не были ее… убийцей, это даже звучит бессмысленно. Я с вашей матушкой знаком не был, но не думаю, что она бы правда стала… – он вдруг осекся, спохватившись. – Простите, если лезу не в свое дело.       Роза покачала головой и поджала губы: из всего ее монолога он в самом деле выцепил только слова про убийцу? Но почему?..       – Uy Dios! Вы чего здесь делаете?! – раздался ошарашенный голос Клариссы, отвлекая на себя внимание обоих.       Девушка стояла в нелепом желтом халате с принтом то ли агавы, то ли алоэ и с огромной чалмой на голове из голубого полотенца.       – А на что это похоже? – хмыкнула Роза, окидывая беглым взглядом враз растерявшую весь свой шик подругу. – Выглядишь потрясающе, кстати.       – Посмотрю, как ты будешь выглядеть, когда покопаешься в том, что нам выдали, – скривилась та, а потом снова посмотрела на Пако. – Ты же не собираешься зашивать его прямо на кровати?       – Предлагаешь вынести его поближе к мусорным бакам? – продолжала с флегматичным видом подтрунивать над подругой Роза.       Клара шумно запыхтела, кажется, стараясь придумать менее радикальные варианты, но потом заявила:       – Просто не здесь. Это же так… страшно все, Зизи! Я не хочу и не буду на это смотреть.       – В таком случае, ты можешь куда-нибудь уйти. Например, покурить. На полчасика.       Та потопталась еще немного, но, видимо, осознав, что деваться ей больше некуда, смирилась:       – Ладно. Попробую дозвониться хоть до кого-нибудь. Не дай бог, нам придется ночевать в этой дыре. Но если что, на той стороне кровати сама спать будешь.       Роза выразительно закатила глаза и вздохнула:       – Буду, Клара. Вали уже, – а когда та, схватив свои сигареты и зажигалку, ушла, обратилась к Пако. – Готов?       – А палочку в зубы закусить не дадите? – то ли пошутил, то ли всерьез уточнил он, бросая короткий взгляд на флакон перекиси водорода в ее руке.       – Давай на счет три, – предложила девушка, поднеся жидкость к его рефлекторно напрягшемуся животу. – Один, два… – и от души плеснула на рану, кровь в которой тут же зашипела и покрылась мелкими пузырьками. – Три.       Пако замычал сквозь крепко стиснутые зубы, кажется, изо всех сил стараясь сдержать рефлекс дернуться от своей мучительницы подальше. А потом смачно выругался.       – Кажется, когда в меня стреляли, это было не так больно, – на выдохе произнес он, наконец-то взяв себя в руки. – А теперь еще иголкой тыкать будете, да, док?       Но девушка не ответила. Склонившись к самому его животу, она старательно дула на рану, аккуратно промакивая ее стерильной марлей и удаляя грязь, запекшуюся кровь и лишнюю влагу от перекиси. Лицо ее было при этом таким жалостливым и виноватым, что Пако слышимо осекся от еще какого-то комментария и позволил делать то, что она делала.       Краем глаза Роза видела, как внимательно и напряженно тот наблюдает за ней, как напрягаются его мышцы, слышала прерывистое, вымученное дыхание. А еще чувствовала запах его тела, смешивающийся с запахом крови и перекиси, но безошибочно угадывающийся на их фоне. И что-то в ней отзывалось на все это. Не только должным состраданием, но еще волнением и невыразимой нежностью – совсем не теми, какие были бы уместны в данных обстоятельствах.       Очень быстро, но все же недостаточно, чтобы Роза не успела его заметить, в голове ее проскользнуло желание пожалеть и утешить парня немного… иначе.       – Лучше бы без нее, – вдруг услышала она его севший голос.       – Что? – девушка испуганно вздернула взгляд и ощутила себя пойманной с поличным.       – Без марли было бы лучше, – пояснил Пако, не отводя от нее глаз.       И было на дне их сейчас что-то такое – темное, пугающее, почти животное и невероятно будоражащее, – от чего Роза почувствовала, как в животе ее плеснуло жаром и волоски на ее шее встали дыбом.       Он что… хотел, чтобы она касалась его пальцами? Прямо там? Или… не только там и не только пальцами?       – Руки у вас мягче, – пояснил парень, отводя взгляд. – А то как наждачкой водите.       – А, – тут же выпрямилась Роза, почувствовав себя полной дурой: ему просто больно, а не то, что она подумала. – В этом смысле… Руками неудобно. Но я все равно уже закончила, так что… Не переживай, тут по стежку на каждый сантиметр, штук… шесть получится. Быстро.       Стараясь больше не смотреть на него и вообще выкинуть к чертям собачьим все неуместные мысли, девушка продезинфицировала шовные материалы и, аккуратно прихватив край раны повторно смоченными в перекиси пальцами, сделала прокол. Выслушав еще один мучительный выдох Пако, она одним плавным движением вытащила иглу пинцетом, потом почти сразу же раздвинула рану пальцем и, поддев, проколола край уже изнутри.       – Прости… – прошептала Роза жалостливо, не глядя на парня, и протащила мгновенно окрасившуюся в красный некогда бирюзовую нить. Перепачканными в крови пальцами она стянула рану, сделала два крепких узелка и щелкнула ножницами, оставив торчать пару недлинных хвостиков. – Еще пять таких же.       – Напомните мне потом надевать бронежилет каждый раз, как мы из дома выходим, – произнес он, сгребая в кулак покрывало на кровати. – Даже в торговый центр за шмотками или куда вы там еще с сеньоритой Клариссой ходите по выходным, – потом, помолчав немного, парень добавил. – Вы с ней почти как сестры, знаете? Даже… интонации похожи иногда.       Понимая, что он таким образом старается отвлечься, Роза без проблем поддержала выбранную им, пусть и немного неожиданную тему. Тем более что ей самой тоже было бы неплохо подумать о чем-то, кроме его напряженного пресса:       – Я тебе больше скажу: нас даже путают иногда. Особенно при плохом освещении или вроде того.       – Неудивительно, – хмыкнул он. – В темноте даже я бы, наверное… перепутал.       От внезапно возникшей перед последним его словом паузы душа Розы ушла в самые пятки, но она заставила себя крепко сжать губы и сосредоточиться на ране.       – Особенно если бы кто-то показал мне видео с ней в сомнительном разрешении, на котором лица толком не видно, – меж тем продолжил свою мысль Пако, и с каждым следующим словом в голосе его все отчетливее звучало подозрение.       – И… что бы ты сделал в таком случае? – не позволяя эмоциям отразиться на своем лице или в голосе, поинтересовалась Роза.       – Думаю, повелся бы, как идиот, – раздосадованно буркнул он и замычал, когда игла в очередной раз проткнула его кожу.       – Интересно, что могло бы этого… кого-то сподвигнуть так поступить?       – Вот и мне тоже интересно, – согласился парень. – Есть у тебя версии?       И вот она снова, эта игра в «ты» и «Вы», правила которой из-за частоты повторений стали уже угадываться. Пако будто бы специально прыгал туда-сюда, то увеличивая, то сокращая дистанцию между ними в зависимости от того, как ему было удобно в конкретный момент. Розе стоило бы, наверное, это прекратить, напомнив ему о субординации и окончательно утвердив границы дозволенного. Но взволнованно подпрыгивающее сердце ее при каждом очередном таком шаге навстречу, кажется, ни о какой субординации слушать не хотело. Даже наоборот, сейчас оно настойчиво стучало о ребра, припоминая девушке, как давно она хотела оправдаться перед Пако за то видео. Как обидно ей было от мысли, что он подумал о ней слишком плохо.       – Наверное, чтобы обмануть, – предположила девушка, отстригая ножницами хвостики очередного шва. – Чтобы разочаровать, заставить потерять интерес и… сделать то, что на самом деле планировал сделать.        Она по-прежнему не могла заставить себя посмотреть ему в глаза, потому что не знала, что увидит в ответном взгляде: обиду, злость или, того хуже, очередной всплеск разочарования.       – А что этот некий кто-то… планировал сделать? Если дело было не в любительском порно и контактах дилеров, то в чем тогда? – голос его был тихим и совершенно нечитаемым. Впрочем, быть может, Пако и сам еще не определился, что думает по этому поводу.       Девушка тяжело вздохнула, призывая на помощь всю свою решительность, и заговорила начистоту:       – Так совпало, что Бьянка буквально за неделю до своей гибели попросила меня, если что-то случится, порваться в клочья, но удалить с ее телефона весь компромат, который опорочил бы ее честь и… расстроил ее маму. Бьянка накуренная тогда была, я сообщение прослушала, покрутила у виска и тут же забыла. А потом вот… вспомнила. Нельзя расстраивать маму, – процитировала Роза слова подруги с уверенным кивком. – Я хоть с сеньорой Агилар никогда не была знакома, но точно знаю, что она не заслужила собственными глазами увидеть все то дерьмо, в котором радостно купалась Бьянка при жизни.       Она услышала, как парень приглушенно хмыкнул.       – Вот оно что. А почему сразу не сказала? Зачем врать и устраивать… весь этот цирк?       – А ты бы мне поверил? – немного грустно улыбнулась Роза. – Сам же сказал как-то, что все знают, что я за фрукт, и так далее… Лживой и вертлявой заразой назвал даже. И тут внезапно акт самоотверженности? – она усмехнулась сама над собой. – Нет, тебе нужен был мой личный интерес, что-нибудь гадкое, в противном случае ты бы не отвязался. И это сработало, как видишь.       – Сработало, – неохотно согласился он. – Но в свою защиту могу сказать, что репутация у тебя и правда… довольно сомнительная. Ты знаешь, что прислуга в особняке о тебе болтает? По их мнению, даже Вавилонской блуднице еще работать и работать, чтоб хоть как-то посоревноваться. А тот факт, что ты лапала меня за член в нашу первую встречу, тоже… не добавил благопристойности в твой образ.       Удивительно, но в голосе его не звучало насмешки или осуждения. Напротив, парень будто по-доброму иронизировал над произошедшей оказией. И, несмотря на теперь довольно постыдное упоминание о том случае, на душе у Розы все-таки немного полегчало.       – Я знаю, что обо мне болтают, – пожала она плечами как можно равнодушнее. – В общих чертах. Справедливости ради сказать, часть из этого правда. Про тусовки и травку, например. А насчет многочисленных беспорядочных половых связей… – к щекам ее вдруг прилил жар, и девушка всерьез забеспокоилась, что заметно порозовела. – Минимум на два дели. Потому что большая часть тех связей была изобретена прямо в курилке охранников. Я, в целом, даже не обижаюсь на них. Кому не хочется залезть под юбку к дочке босса и таким образом самоутвердиться, правда? – и, улыбнувшись, подняла на Пако многозначительный взгляд.       Уголок его губ дернулся вверх, но комментировать ее слова парень не стал. Вместо этого с нарочитой небрежностью уточнил:       – А истории про отрезанные члены и снятую кожу твоих бывших тоже выдумки?       – Нет, – улыбка на ее губах тут же померкла, и девушка вернулась к работе. – Был один случай. Очень давно. Его… действительно казнили, не знаю как. Но с тех пор прошло много времени, персонал сто раз поменялся – и вот уже случай был не один, а несколько, наказания становились все изощреннее, каждый раз я сама была инициатором, губила наивных парней себе на потеху и все в таком духе, – девушка болезненно поморщилась, стараясь сильно не погружаться в воспоминания о событии, ставшем причиной всему остальному. – Но ты поспрашивай ради любопытства. Уверена, никто тебе ни имен не назовет, ни лично знаком с пострадавшим не будет.       На этот раз Пако молчал намного дольше. Роза опасалась, что парень сейчас начнет расспрашивать о том самом случае, но на эту тему она точно говорить была не готова. Не теперь, когда удалось хоть немного перед ним оправдаться. Нельзя было просто взять и ляпнуть новую порцию грязи на едва омывшийся в его глазах образ.       В конце концов, это и правда было очень давно. Настолько, что почти уже не имело значения, потому что с тех пор подобных типов к Розе не подпускали на пушечный выстрел.       – У меня к тебе встречный вопрос, – произнесла вдруг девушка, после того как расправилась с последним швом. – Почему именно ты? Я имею в виду… почему ко мне приставили именно тебя?       – А что во мне не так? – не понял Пако.       – Да почти все, – развела руками та, а потом потянулась за новым стерильным куском марли, чтобы приложить его к зашитой ране. – Ты буквально ходячий сборник всех тех качеств, которых не должно быть у охранника Розы Ласаро. Поднимись, – это она сказала в чуть более приказном тоне, и парень подчинился.       – Да я сам не знаю, если честно, – мотнул он головой, встав с кровати и прихватив марлю, чтобы присевшей перед ним на самый край матраса Розе было удобнее обвязывать его бинтом. – Просто Эмилио сказал, что на роль помощника Хавьера отлично подойдет кто-то вроде меня, чтоб подсказывать тому умные мысли и всякое такое.       – Странно это, – задумчиво протянула девушка.       – Угу. Учитывая, что он видел запись с камер. С той ночи. И не убил меня на месте, как ожидалось, а наоборот, сказал, что ему понравилось то, что я могу… тебе отказать.       Руки девушки на секунду замерли: Эмилио видел все по камерам? И ничего не сделал? Но почему? Чтобы приставить к Хавьеру кого-то порасторопнее – почему ж еще. Кого-то, кто мог бы поймать ее в госпитале за руку, не дать уединиться на пляже дель Амор… отвергнуть прямолинейное предложение заняться сексом… Черт.       – Это точно, – неприятно хмыкнула девушка и продолжила обматывать Пако бинтом. – Отказывать ты умеешь.       Об этом вспоминать тоже не хотелось – Розе по-прежнему было не по себе от собственной выходки, да и обида гнила у нее внутри по сей день. Но совсем промолчать, не упрекнув Пако, у нее не получилось. Понятное дело, те страшилки, что ходили по поместью, у кого угодно желание отобьют, но… зачем так жестоко-то было? Неужели она настолько ему противна?       – Роза, я… – парень вздохнул, видимо, заметив, как обиженно насупилось ее лицо. – Я совсем не поспеваю за тобой, понимаешь? Сегодня ты одна, завтра другая, послезавтра третья. И… там же были камеры.       Девушка вздрогнула и подняла на Пако ошарашенный взгляд:       – В каком смысле, камеры? Возле… бассейна?       Парень тоже недоуменно моргнул:       – Ты не знала?       – Нет, – покачала она головой. – Я и про те, что засняли мой побег, только сейчас от тебя узнала. Ты… подумал, что я хочу тебя подставить? – догадалась она вдруг.       Так, может, дело было вовсе не в отвращении? И не в том, что она выглядела тогда, как потерявшая всякую гордость мартовская кошка?       – Вроде того, – без особого энтузиазма признался парень. – А еще подумал, что для тебя это все равно ничего не будет значить.       Не зная, как реагировать на это заявление, Роза снова опустила глаза и взяла в руки ножницы, чтобы отрезать бинт и зафиксировать повязку.       С его точки зрения ситуация и правда, наверно, выглядела паршиво. Избалованная богатенькая девица чисто от скуки предлагает практически подневольному работнику перепихнуться, чтобы, получив удовольствие, махнуть рукой и на него, и на его дальнейшую судьбу. От одной мысли об этом Розе вдруг стало противно и обидно за Пако до глубины души. Но ведь разве не так все и было на самом деле? Он ей нравился, она его хотела, ей было скучно – все. Даже при всем желании Розе не удалось бы найти в той себе ни одного оправдательного мотива.       А что изменилось? Сегодняшняя перестрелка и опасность погибнуть? Иными словами, случилась одна из тех адреналиновых ситуаций, которые бросают людей в объятия друг друга, но потом их все равно растаскивает по сторонам, как только проходит и страх, и эйфория от спасения.       Так вот почему ее так колотит рядом с ним до сих пор.       – Окажись в ночь стрельбы кто-нибудь другой на моем месте, – спросил вдруг Пако после очень долгой паузы, за время которой Роза успела зафиксировать повязку и даже прибрать кровать, – ты бы тоже его поцеловала?       «Нет», – стукнуло в ее груди мгновенно, как самый очевидный и верный из всех возможных ответов. Но потом, оттеснив странный рефлекс в сторону, разум ответил «да». Потому что, каким бы противоестественным и гадким сейчас ни казалось одно только допущение подобного расклада, Роза прекрасно понимала, что, в целом, окажись другой охранник таким же молодым, симпатичным и несговорчивым, она бы тоже попробовала его соблазнить.       Но язык сказать Пако правду почему-то не поворачивался. Она определенно что-то чувствовала к этому парню, а он, кажется, только что задал поразительный в своей наивности вопрос, не влюбилась ли она в него, случайно, с первого взгляда. Конечно нет!       А, может, он просто не знал, как иначе сформулировать другое, более важное: отличается ли он для нее от всех прочих теперь?       «Ты не имеешь права так с ним поступать, Розита, – сказала девушка сама себе, скидывая на поднос остатки окровавленных бинтов и отрезки ниток. – Скоро твой адреналин развеется, и все эти волнительные чувства тоже».       – Скорее всего, – небрежно пожала она плечами, подбирая с покрывала несуществующие нитки, лишь бы не оборачиваться. – Но ты же понимаешь, что я бы все равно не стала доводить дело до… эм… конца.       – Жаль, – тихо произнес он.       Жаль… чего? Что не стала бы доводить дело до конца? Что, скорее всего, поцеловала бы любого другого на его месте?       В попытке найти ответ Роза обернулась и тут же встретилась с ним глазами. Взгляд Пако был уставшим и как будто бы немного печальным. А еще ей вдруг почудилась в нем какая-то тоска, которой там точно раньше не было.       При всем этом парень улыбался. Обреченно, покорно, как человек, которому только что сообщили смертельный диагноз, но который еще пытается бодриться перед лицом неизбежного.       – Не… поняла, – нахмурилась Роза, вглядываясь в него так пристально, будто всерьез рассчитывала прочесть по лицу истинный ход его мысли.       – Жаль, что все так сложилось, – вздохнул тот, а потом перевел взгляд девушке за спину.       – У меня сигареты закончились, – раздался недовольный голос Клариссы от двери.       Роза вздрогнула и обернулась через плечо.       – И еще я дозвонилась до своих, – добавила та с непроницаемым выражением лица. – Сказали, что если все выгорит, нас заберут ближе к утру. Так что, надеюсь, ты не залила себе постель чужой кровью.