Пустыня Сонора

      Проси больше – получишь, сколько нужно.       Эту простую истину Роза постигла во всей ее глубине много лет назад, когда освоила искусство капризов и манипуляций. И, будучи женщиной мафиозного клана, отнюдь не изжила из себя детские приемчики со временем, но выпестовала и усовершенствовала их.       Слишком старый отец, слишком взрослые братья, по уши погрязшие в криминале и гнилых социальных связях – все они смотрели на нее как на неразумное дитя, даже когда Роза по факту уже перестала им быть. Менторское высокомерие не обошло стороной даже самого младшего из братьев, Лукаса: хоть тот и был взрослее девушки всего на четыре года, а все же позволял себе отмахиваться от сестры и закатывать глаза, как самый настоящий взрослый.       Вечно обреченно-снисходительное выражение на лицах, смертельная усталость в голосе, вымученное, фальшивое внимание и полное обесценивание желаний и потребностей Розы – на все это она за свою жизнь насмотрелась в достаточной мере, чтобы научиться извлекать выгоду.       Каждый раз, когда ей было нужно то, что она не могла достать своими силами, девушка закатывала истерику и чуть ли не по полу каталась до тех пор, пока в нее буквально не швыряли тем, что она требовала, а потом убегали прочь, не в силах больше находиться с террористкой в одном помещении – но главное, не проверяя, как именно она распорядится тем, что выклянчила.       – Все вы у меня сегодня попляшете, – злорадствовала девушка, доводя черную линию от уголка губ по выбеленной щеке. – Все вы.       Роза нарисовала на своем лице маску Катрины – традиционный образ Санта Муэрте в человеческом обличии, – потратив на это, вкупе с объемным розовым венком в прическе, не меньше полутора часов. На белом лице контрастно горела алая помада с нарисованной сеткой черного карандаша, которая имитировала то ли оскал черепа, то ли швы, а еще темные глазницы до самых бровей, черный кончик носа и красные цветы на лбу и щеках.       С национальным костюмом Роза не заморачивалась – в конце концов сегодня ж не День мертвых, – так что просто оделась в черное. Отделанный кружевом корсет и многослойная фатиновая юбка с ассиметричным подолом выглядели в равной степени мрачно и агрессивно сексуально. Домашние наверняка будут в ужасе!       – Ну ты и чучело, Роза Ласаро, – самодовольно хихикала девушка, глядя на себя в зеркало, пока застегивала чокер. – А ты, – обратилась она к потолку, – не своди с меня глаз и пожелай удачи.       Затем, круто развернувшись на пятках, взмахнула пружинистыми черными локонами – и вышла из комнаты.       В поместье царила умиротворенная тишина, нарушаемая лишь плеском фонтана во внутреннем дворе и мерным дыханием сквозняка в тюле. Оно и немудрено, Розе пришлось выспаться впрок, чтобы встать в три утра и уже к половине пятого быть на кухне – и там, беспрепятственно свершить задуманное. Повара должны были объявиться и начать готовить завтрак только через час, так что никто не мог ей помешать.       На сегодня девушка запланировала особенное меню.       Готовить ее научила Альба. Когда-то женщина работала на кухне, но после смерти сеньоры Ласаро ее определили в няньки, так как женщина с самых первых минут особенно прониклась к осиротевшей малышке и, пока все прочие думали, как жить дальше, взяла инициативу по уходу за младенцем в свои руки. Однако и от кухни Альба отказываться не хотела, умудрившись совместить и то и это, так что Роза первые несколько месяцев своей жизни проболталась в большом платке, имитирующем слинг, у Альбы на груди. Да и потом, научившись ползать, ходить и бегать, обитала девочка преимущественно на кухне, наблюдая, как в умелых руках няни разрозненный набор продуктов превращается в умопомрачительные масляные чимичанги, ароматную энчиладу или шкворчащую на сковороде фахиту, один звук которой заставлял рот наполняться слюной.       Так что испечь пана де ла муэрта – традиционные поминальные булочки из пресного теста и кунжута – и сварить какао с корицей и кардамоном для Розы было проще простого. Все остальное она заказала доставкой к пяти утра.       – Oh, Virgen Santísima! – схватилась за сердце первая явившаяся на смену повариха, застав девушку как раз в тот момент, когда она отправляла булочки в духовку. – Вы меня так в гроб вгоните! Нельзя пугать бедных людей, сеньорита!       Роза выставила таймер на духовке и довольно покрутилась на месте, позволяя Анне Марии рассмотреть себя получше:       – Хороша? – спросила она, подпрыгивая к женщине и озорно заглядывая ей в глаза. – Ну, хороша же?       – Shoo! Demonios, – сплюнула та и отвернулась, а потом схватила полотенце, кажется, собираясь защищаться, но Роза уже ускакала от нее в другой конец кухни и там, подтянувшись на руках, села на стол для раздачи. – Чего тут делаешь вообще?       – У нас сегодня поминки, разве не знала? – отозвалась та, поднеся к лицу корзинку с остатками какого-то печенья и подозрительно втянув носом.       Анна Мария бросила на нее хмурый взгляд, а потом приоткрыла духовку:       – Бедная сеньорита Бьянка, – вздохнула она наконец, складывая кусочки пазла воедино. – Хотите накормить этим отца и братьев?       – Не только этим, – ответила та, пощипывая печенье маленькими кусочками, и посмотрела на часы. – Скоро доставка должна приехать.       Анна Мария выразительно возвела глаза к небу и прошептала что-то про Иисуса и то, что только за страшные грехи он послал всем им такое наказание.       – Посмотришь за булочками? Я сбегаю до охраны, предупрежу их.       – Не ввязывайте меня в это, сеньорита. Просите Альбу, она вам потакает, а мне семью кормить.       – Я же только присмотреть прошу! – возмутилась девушка, бросая обгрызенное печенье обратно в корзинку. – Даже не трогать!       – Нет, нет и нет, – мотала та головой, поднимая ладони кверху.       Роза досадливо цыкнула, спрыгивая со столешницы на пол:       – Ну и вредная же ты… – а потом вышла через служебную дверь для кухонных работников во двор.       Солнце над пустыней еще не успело полностью вступить в свои права, и утренний воздух был приятно прохладен. Роза вдохнула его полной грудью и даже ненадолго прикрыла глаза от удовольствия. Уже через час вся свежесть из слабого ветерка исчезнет, на смену ей придет сухой и удушливый зной – и все станет иначе. Вообще все. Но пока у Розы были эти сладкие мгновения покоя и тишины, один за другим высыхающие, как капли на горячем песке – они, тем не менее, все еще были. И девушка планировала насладиться каждым сполна.       Она шагнула с небольшого крыльца на мощеную дорожку, ведущую к посту охраны, который на манер контрольно-пропускного пункта проверял всех, кто пытался попасть на территорию владений Мануэля Ласаро. Людям, прислуживающим в доме или привозившим что-либо доставкой, полагалось использовать этот вход. Главные ворота были только для членов семьи и почетных гостей.       Еще издалека Роза заметила на посту какую-то возню. Подойдя ближе, она поняла, что это Родриго ругается сразу с несколькими людьми, очевидно, владельцами ряда фургончиков и машин разной величины и вместимости, припаркованных невдалеке.       – Сеньоры! – пытался перекричать галдящих мужчин управляющий. – Сеньоры, послушайте! Я вижу ваши документы, но это какая-то ошибка!       – Какая ошибка?! – возмущались те на все голоса. – Какая ошибка?! Здесь черным по белому указан адрес! Ваш или не ваш?       – Наш, но я уверен, что подобного заказа не было!       – Ну, не везти же мне все это назад? Я чуть свет встал сегодня, чтобы доставить заказ! Сеньор!       – Я увезу! – вклинился другой. – Увезу, если хотите! Но сначала заплатите!       – Это ко мне, Родриго, – расплылась в улыбке Роза, доставая из корсета деньги, свернутые пухлым рулончиком.       Повисла пауза – затяжная и ошарашенная. Мужчины во все глаза разглядывали представшее перед ними чудо, раскрашенное и разодетое как на ноябрьский парад. И чудо это улыбалось так обворожительно, так невинно, будто не оно только что достало внушительный сверток купюр прямо из декольте – и теперь протягивало им.       – Сеньорита… Роза? – первым обрел дар речи Родриго, звонко шлепая по руке одного из доставщиков, зачарованно потянувшегося к деньгам, которые все еще, возможно, хранили сладкий запах кожи самой Санта Муэрте. – Это вы заказали?       – Я, – охотно кивнула она. – Так что можете проверить содержимое и заносить в дом.       – Вам разве… – нахмурился Родриго, пробегая настороженным взглядом по окнам виллы, в которых, как он, видимо, опасался, должны были застыть лица хозяев.       – Мои карточки заблокированы? – переспросила Роза, подходя к доставщикам и принимаясь сверять бумаги, чтобы каждому раздать по нужной сумме.       – Нет.       – Мне запрещали доставки?       – Кажется… нет.       – Ну, вот видишь, – лучезарно улыбнулась девушка. – А что не запрещено, дорогой мой Родриго, то… что?       – Разрешено, – обреченно закончил тот, как-то даже поникнув плечами.       – Обожаю тебя, – умилилась Роза и послала мужчине воздушный поцелуй. – Так, сеньоры! Заносите!       Следующие минут сорок девушка металась по дому, расставляя в вазы цветы, зажигая свечи и заботливо развешивая по стенам одну и ту же размноженную фотографию Бьянки с классической черной полоской в уголке. Вскоре на каждом столе и полке оказалось по тарелке с угощениями и сладостями, на кухне закипало молоко под какао, а свежеиспеченные поминальные булочки уже покоились под одеялом.       Все это Роза проделала под чрезвычайно мрачными взглядами Родриго, Хавьера, горничных и охранников, имеющих доступ в дом. Альба без конца охала и заламывала руки, пытаясь воззвать к благоразумию своей питомицы. С кухни высовывали свои любопытные носы повара.       Никто так и не остановил ее. Хотя, конечно, и не помогал. А в момент, когда Роза, разобравшись с колонками и усилителями, подключила к ним айпад – вообще разбежались по щелям, как перепуганные тараканы.       – С добрым утром, семья! – провозгласила девушка ровно в половине седьмого утра – и нажала на «плэй».       Хавьер и Родриго, единственные оставшиеся на своих местах, даже рефлекторно зажмурились. И, к слову сказать, правильно сделали, потому что уже в следующую секунду полусонную тишину виллы разорвали в клочья выкрученные на максимум залпы трубы – и тут же гитарный перебор. Эти звуки прошили здание до фундамента, заставив стены вздрогнуть, а любого спящего в этот момент, без сомнения, подпрыгуть над кроватью минимум на полуметровую высоту.       Роза торжествующе злобно рассмеялась, взмахнув подолом, как черными крыльями, и вскочила на бордюр фонтана. Потом вытащила откуда-то, будто по волшебству, пакетик – и высыпала его содержимое в воду. Танцуя и подпевая развеселой национальной песне про прекрасную девушку, ожидающую у окна своего благоверного, Роза спрыгнула в воду и принялась ногами разгонять высыпанный порошок, стремительно окрашивающий воду в кроваво-красный цвет.       – Какого дьявола здесь творится?! – первым заорал Диего, свешиваясь с галереи второго этажа. Рядом с ним, путаясь в шелковом халате, глупо хлопала глазами его жена.       – У нас поминки! – радостно оповестила Роза, продолжая плескаться в фонтане, выбивающем из себя кровавые струи. – Спускайся быстрее к столу!       – Ты совсем ополоумела, дрянь?! – взвыл выскочивший из своей спальни Леандро. В отличие от Диего он догадался накинуть на себя рубашку, и не стоял сейчас в один трусах, как застигнутый врасплох идиот. – Немедленно выключи музыку!!!       Жена его, судя по всему, осталась в комнате – вполне возможно, что по его же не терпящему возражений указанию.       – Сам выключи! – Роза показала старшему брату язык, а потом выскочила из фонтана, схватила айпад и бросилась наутек.       К несчастью, играть с ней в догонялки никто не стал. Когда внутренний двор сотрясла громогласная команда Мануэля Ласаро, состоящего из одного лишь слова «Родриго!», Роза рефлекторно отшатнулась от управляющего, чтобы не попасть к нему в руки – и тут же угодила к Хавьеру.       Мужчина, не связанный больше запретом трогать Розу, так как команду отдал лично ее владелец, больно перехватил девицу за руку и дернул на себя. Босые и мокрые ноги ее тут же разъехались в стороны, и девушка шлепнулась прямо на задницу. Хавьер с легкостью выкрутил из ее цепких пальцев айпад, а потом бросил его в руки Родриго, так как все равно понятия не имел, что с этой штуковиной делать и как выключить развеселые завывания марьячи.       Мгновениями позже музыка стихла – и все облегченно выдохнули, позволив своим плечам и шеям наконец расслабиться.       – Что ты тут устроила? – процедил сквозь зубы Мануэль Ласаро, буравя дочь взглядом, налившимся кровью. Жену Диего как ветром сдуло.       Роза тоже, продолжая сидеть на полу, обвела внутренний двор взглядом, в поисках уголка, куда бы удрать ненадолго, но единственное место отступления перегородил тот самый прилипала – помощник Хавьера, имени которого девушка до сих пор не знала.       Выглядел он помято, будто вообще не спал и явился в поместье прямиком с разудалой вечеринки. А тут такое афтерпати! Ха! На Розу он смотрел как-то странно – удивленно, озадаченно, даже с некоторой опаской. Будто призрака увидел, причем не абы какого, а своего личного – из собственных кошмаров.       «Я тебе уже снилась?» – как бы спросила его Роза, хитро выгибая бровь. Но парень на это, конечно же, ничего не ответил и резко поскучнел в лице.       – Я тебя спрашиваю или кого? – продолжал свирепствовать отец девушки, привлекая к себе ее внимание, которое почему-то никак не хотело переключаться с охранника.       – У нас сегодня поминки, – ответила она наконец, протягивая Хавьеру руку, чтобы тот помог ей встать, но мужчина вместо этого сделал шаг назад. – Блеск… – фыркнула девушка и поднялась сама. – Раз вы не позволяете мне присутствовать на похоронах Бьянки, то я устрою их прямо здесь.       – Я не позволю, – отрезал Ласаро и обратился к Родриго. – Убрать все немедленно.       Роза тем временем подошла к одному из венков возле фотографии погибшей подруги и задумчиво провела по лепесткам пальцами.       – Уберете здесь – устрою в другом месте.       – Значит, запрем тебя в комнате, пока не образумишься.       Роза подняла взгляд на Леандро – выразительный, говорящий, проникающий в голову брата и бьющий по струнам нервов так жестко, что тот аж дышать на мгновение перестал.       «Ты не посмеешь», – как бы отвечал он ей, напрягшись и сжимая губы в жесткую тонкую линию.       «Хочешь проверить?»       Девушка видела, как тот вцепился в перила галереи, и костяшки его пальцев приняли мертвенно-белый цвет. Почти слышала натужный скрип сжавшихся зубов и видела пульсацию желваков. Она прекрасно знала, что это значит: пройдет еще две-три секунды – и он проиграет. Леандро всегда ей проигрывал. Потом она обязательно заплатит за это, но сейчас – сейчас Роза получит от него абсолютно все.       – Отец, – выдавил из себя мужчина наконец, а потом подошел к Мануэлю Ласаро и принялся что-то говорить ему. Торопливо и так тихо, что услышать их не удалось бы никому.       Роза ждала вердикта и с отстраненным видом растирала в ладони алые лепестки того бутона, которому не посчастливилось оказаться на ее пути.       Больное сердце Мануэля Ласаро стало слабым местом каждого члена семьи, кроме дочери. Оттого главной заботой братьев, и в первую очередь Леандро, было оградить отца от Розы и не тревожить его попусту. Девушка даже не сомневалась, что брат и словом не обмолвился о ее угрозах навредить себе, если ее запрут в комнате, чтобы не злить и не волновать главу клана.       И пусть бить каждый раз в одно и то же слабое место врага Роза считала, по меньшей мере, неизобретательным, но раз работало, то зачем от этого отказываться, так?       Пару минут спустя все было кончено – Мануэль Ласаро махнул рукой и вернулся к себе в спальню. Леандро же снова подошел к перилам и посмотрел на сестру таким взглядом, от которого застыла бы вся кровь в ее жилах, не наблюдай она то же самое всю свою жизнь:       – Чего ты хочешь?       – На похороны.       – Нет.       – Тогда жду вас к завтраку, – равнодушно пожала девушка плечами. – Там пана де ла муэрта и какао с корицей и кардамоном. Очень вкусно, сама готовила. Может, немного мышьяка добавила, но не со злого умысла, просто никак не могу запомнить, где лежит сахар…       – Заткнись, – оборвал ее брат и, шумно втянув носом, обвел взглядом пространство вокруг: поминальные венки, фотографии, кровавый фонтан, сладости в виде черепов на тарелках... – Есть шанс, что мы не увидим тебя до конца дня, если ты уберешься из дома и продолжишь свое… идиотское представление, скажем, в Эрмосильо?       Роза призвала на помощь все свое самообладание, чтобы не запищать от восторга, и взяла небольшую паузу отдышаться и стереть с лица ликующую улыбку.       – Думаю, шанс велик, – ответила она все еще слегла подрагивающим в подавляемом смехе голосом.       – Отлично, – кивнул Леандро и обратился к Хавьеру. – Проследи, чтобы она выплеснула всю свою дурь там и не тревожила отца. И чтобы… не вляпалась ни во что.       Хавьер обреченно вздохнул:       – Постараюсь, – а потом оглянулся на своего помощника. – Иди в гараж, готовь машину.       – Понял.       Девушка проводила молодого охранника взглядом и тихо вздохнула. Первый раунд был окончен и засчитался в ее пользу. Сейчас, конечно, дома последуют разборки, как так получилось, что прислуга допустила весь этот цирк. Они, конечно же, будут отнекиваться и говорить, что никто взбалмошной сеньорите не помогал и все были категорически против, но остановить хозяйскую дочь можно было только с применением физической силы, что, разумеется, запрещено.       Старая, как мир, песня. Впрочем, Роза и правда постаралась по максимуму сделать все самостоятельно, чтобы никто не пострадал. И она всем сердцем надеялась, что отцу или братьям не придет в голову срывать на ком-то из работников злость.       – Niña, – подошла к девушке няня со скорбным выражением лица. – Ну чего ты опять удумала?       Розе кольнуло в сердце. Каждый раз, расстраивая Альбу, она ненавидела себя так яростно, что готова была упасть женщине в ноги, реветь белугой и молить о прощении до тех пор, пока слезы ее не омоют уставшую, вечно болящую за несносную девицу душу – и не искупят все ее печали.       Но вместо этого девушка взяла в ладони круглое морщинистое лицо старой няни и заглянула в глаза:       – Я сделаю, что должна, Альба. Все будет хорошо, обещаю. Хавьер со мной.       – Не наделай глупостей, девочка, – напутствовала та, слышимо подавляя дрожь в голосе. – Сеньора Луиза смотрит.       – Как и всегда, – подтвердила Роза и, поцеловав няню в дряблую щеку, заботливо стерла большим пальцем оставшуюся там помаду.       О том, что мать присматривает за ней, девушка слышала сколько себя помнила. В какой-то период ее жизни образ матери так прочно слился в ее голове с образом Девы Марии, которую в дело и не в дело упоминала Альба, что Роза всерьез считала их одним и тем же существом. Потом, конечно, это прошло. Девушка узнала подробности жизни и смерти своей матери, которые неизбежно приземлили ту до хоть и глубоко несчастной, но вполне простой женщины – и сакральный флер пропал. Тем не менее, привычка обращаться к маме в трудные моменты у Розы не прошла. Незримая, ласковая рука крепко сжимала ее плечо каждый раз, когда девушка выступала против своей семьи, и будто бы хранила от самых страшных последствий. И даже если те все-таки наступали – утешала и нежно гладила по волосам.       – Куда едем? – спросил помощник Хавьера, когда все расселись по своим местам: капо – на пассажирское кресло, Роза – сзади.       – В Бийя-де-Кино, – ответила та, сталкиваясь через зеркало заднего вида с неуместно насмешливым взглядом парня.       – В Эрмосильо, – скомандовал Хавьер, пресекая дурацкую попытку Розы попасть на похороны.       Охранник фыркнул, покачав головой, и выехал из гаража.       Машину он вел уверенно, держал руль одной рукой, передачи переключал расслабленно, чуть ли ни играючи, в зеркала смотрел, почти не поворачивая головы. Не лихачил, никого не подрезал, хотя стартовал со светофоров за секунду до того, как там загорался зеленый, будто терпения в парне не хватало ровно на толику, а педаль газа порой вжималась в пол чуть дольше положенного. Роза отметила для себя этот тщательно скрываемый мальчишечий азарт, когда простого парня вдруг сажают за руль машины, которую он не сможет позволить себе никогда в жизни – и тихо заулыбалась. А позже обнаружила себя разглядывающей сосредоточенную складку меж его темных бровей и чуть прищуренный взгляд, что в ужасе заставило ее отшатнуться – дернуться, возвращаясь к реальности.       – Включите музыку! – закапризничала она.       Хавьер нажал кнопку на приборной панели, и из колонок полилось какое-то чудовищное ретро.       – Не такую!       – Что тебе надо? – устало вздохнул мужчина, едва повернув голову.       – Веселое! Хочу что-нибудь веселое! У нас поминки, помните?       Тот пощелкал радиостанции и оставил ту, на которой играл реггетон.       – Ты что, предлагаешь мне тут тверк начать танцевать на заднем сиденье?       – Чего танцевать? – не понял Хавьер.       Но ответить Роза не успела, так как охранник, что-то переключив на магнитоле, предложил:       – Подключайте блютус и можете играть свою подборку.       На это девушке ничего не оставалось, кроме как последовать его совету и, ворча себе под нос, запустить личный плейлист.       Если охранник и дальше будет проявлять такой уровень находчивости и терпения, план Розы может пойти крахом. Но ничего, кроме как принять вызов, она сделать не могла.       Безусловно, парень выглядел чертовски уставшим, буквально будто не спал всю ночь, но кто его знает, может, в подобном состоянии он с легкостью сможет пребывать сутки или двое? Тогда вусмерть измотать Хавьера окажется лишь половиной дела.       В Эрмосильо они приехали в итоге к половине восьмого утра. Был выходной день, и улицы еще пустовали, лишь изредка мельтеша какой-нибудь одинокой фигурой в переулках. Магазины еще не открывались, бары тоже, и Роза почувствовала себя немного глупо.       – Я хочу есть. И пить. А вы? – спросила она своих надзирателей, когда машина наконец остановилась в одном из дворов недалеко от центра.       Мужчины переглянулись.       – Я схожу, – вздохнул младший охранник, очевидно, проиграв в каком-то непонятном для Розы споре.       – Нет! – заявила девушка, дергая ручку дверцы. – Пойдем вместе! Хочу гулять.       Кажется, закатить глаза еще сильнее, чем это сделал Хавьер, не смог бы ни один человек на всем белом свете.       Не меньше получаса они слонялись по городу в поисках открытой закусочной. Потом девушка щедро расплатилась с хозяином, оставив чаевые многократно больше, чем стоил весь их заказ, тем более что оба охранника обошлись простым крепким кофе.       Роза все пыталась вывести своих молчаливых конвоиров на разговор, но ни у того, ни у другого, кажется, не было никакого настроения поддерживать с ней светскую беседу. Парень пребывал в какой-то отстраненной задумчивости, изредка поглядывая на Розу, Хавьер же и вовсе всем своим видом показывал, что с большим удовольствием сейчас насмерть подавился бы вот этим куском сахара, чем продолжил терпеть выходки себе не по чину и не по рангу.       – Как тебя зовут вообще? – спросила Роза младшего охранника, неспешно прогуливаясь по тротуару, все дальше и дальше уводящего их от припаркованной машины.       – Пако, – бросил тот и зажал в зубах сигарету.       – Пако, значит, – повторила девушка неторопливо, как бы пробуя это имя на вкус. – Франциско.       Тот тормознул на секунду, чтобы прикурить, и мотнул головой.       – Нет, просто Пако.       Роза окинула его внимательным взглядом и расплылась в хитрой улыбочке:       – Не любишь, когда тебя называют Франциско? – догадалась она о причинах его помрачневшего лица.       – Никто не называет меня Франциско. И вам не следует.       – А это уже не тебе решать, – стрельнула в его сторону глазами девушка, а потом, подумав, приблизилась, медленно и почти вплотную. – Ты теперь мой. Только мой, понял?       Роза протянула руку и достала из его рта сигарету, потом приложила к своим губами и, не отрывая взгляда от его глаз, затянулась.       Стоять к парню так близко и не думать о его губах и жарких ладонях, которые девушка ощутила на себе в их первую встречу, отчего-то совсем не получалось. А еще о том, как сильны его руки, что так крепко держали ее, почти голую, еще вчера и с легкостью закинули на плечо. Как горяча и вместе с тем хорошо контролируема его злость – ведь, вопреки ожиданиям, оттащив Розу в комнату, он не швырнул ее, а аккуратно поставил на пол, но резко сдернул свою рубашку и, даже не удостоив взглядом вновь открывшуюся наготу, захлопнул перед носом девушки дверь.       «Друг ты мне или враг?» – размышляла Роза, возвращая парню его сигарету с оставленным следом красной помады. Тот без проблем принял ее и снова вставил в зубы. Ни один мускул на его лице при этом не дрогнул – и потому не дал девушке ответа на ее вопрос.       – Будешь мне подчиняться? – переспросила она тихо в попытке добиться реакции так.       Охранник тут же скривился:       – А не пошла бы ты…       – Он тебе не подчиняется, – пресек его дальнейшую тираду Хавьер, и Роза сделала два шага назад. – Он подчиняется мне и сеньору Ласаро напрямую.       Но ту это заявление, кажется, лишь раззадорило:       – Ошибаешься, дорогой Хавьер, – рассмеялась Роза, враз теряя всю свою чарующую томность, а потом вприпрыжку устремившись куда-то прочь. – Все мне подчиняются! И он, и ты, и сам Мануэль Ласаро, и даже каждый человек в этом городе! Хочешь докажу?       И она доказала. Первым делом повела своих надзирателей в банк и обналичила там очень крупную сумму денег. Изначально ей, конечно, давать ее не хотели, требуя какие-то подтверждения и подписи, но, осознав, с кем именно имеют дело, работники растеряли все вопросы и молча выдали стопку кэша носительнице всем известной фамилии.       Потом они поехали в церковь, где Роза заказала поминальную мессу за усопшую Бьянку на двадцать лет вперед – ровно столько, сколько та провела среди живых. Затем был сиротский приют и хоспис, где девушка оставила чеки с неприличным количеством нулей, непременно повторив, что этот подарок им делает Бьянка Агилар, прямиком с того света. Чековая книжка была привязана к сберегательному счету, на котором хранилось будущее приданое Розы.       А к полудню, когда город ожил и загудел, наследница клана Ласаро вышла на главные улицы, чтобы устроить там грандиозный праздник.       Она ангажировала музыкантов марьячи, оплатила их работу на несколько часов вперед и потребовала, чтобы те не отходили от нее ни на шаг – и не прекращали играть свой самый жизнерадостный репертуар. Потом Роза наняла нескольких детей себе в помощь и вместе с ними выкупила и раздарила прохожим, казалось, весь ассортимент цветочных магазинов в округе. Каждый раз и она, и дети не забывали упоминать, что это подарок от Бьянки Агилар, прямиком с того света.       В одной из пекарен Роза сделала огромный заказ на поминальные булочки, и к трем часам дня те были готовы. Дети, желающие поработать на щедрую госпожу прибывали, как бездомные коты, учуявшие запах еды. Разве что никто не дрался и не шипел, потому что сеньорита одарила каждого в равной степени. Вскоре булочки тоже были розданы, как позже сладости и прочие угощения. К четырем часам вечера, казалось, весь Эрмосильо знал о грандиозных поминках, гремящих в самом центре города. Народу прибавлялось.       Разумеется, в такой обстановке следить за безопасностью Розы становилось очень и очень сложно, и Хавьер не раз просил ее покинуть оживленные улицы, но та на каждую его просьбу отвечала, что поедет только в Бийя-де-Кино. Тогда Хавьер отступал.       Прилипала же ни о чем ее не просил и никак происходящее не комментировал: только час от часу становился все более серьезным и угрюмым, как будто скапливающаяся после бессонной ночи усталость понемногу вытягивала из него всю жизнерадостность. Что, впрочем, ни в коей мере не мешало парню пользоваться «дарами Бьянки Агилар» на равных с прочими – Роза не раз и не два замечала, как он что-то жует, стоя у накрытого в честь ее погибшей подруги стола. Причем с таким непроницаемым выражением лица, будто имел на это полное право и пусть бы кто-нибудь попробовал вынуть заслуженный кусок у него изо рта.       К пяти вечера открылись бары – и там девушка скупала выпивку и, залезая на стол, оглашала тост «за Бьянку Агилар!», после чего поила всех желающих. Она танцевала на улицах, вовлекала в свою вакханалию горожан, подбадривала марьячи, одаривала женщин и заигрывала с мужчинами. А еще постоянно перемещалась с места на место, будто бы стараясь не упустить ни одной самой захудалой забегаловки, чтобы принести праздник и туда.       Громкая, пьяная, жадная до халявы, а оттого послушная толпа следовала за ней, равно как неотступно шли ее измотанные вусмерть охранники, не раз оттащившие от девушки особенно наглых выпивох.       Роза и сама, признаться, валилась с ног, но из раза в раз, украдкой поглядывая на Хавьера, принимала решение, что еще не пора – старик еще держится. К счастью или большой беде, новый, как воздух, необходимый прилив вдохновения она черпала в глазах младшего своего охранника, которых тот с нее почти не сводил. Было в них что-то такое… что-то особенно сытное для обессиленного девичьего тельца, что заставляло Розу снова и снова встряхивать волосами и пускаться в пляс.       Ей нравилось, как он смотрел. Будто бы спрашивал: «И это все, на что ты способна?»       «Нет, прилипала! – отвечала она, оглашая очередной тост. – Смотри внимательнее».       И он смотрел. Очень, очень внимательно. Так, что, встречаясь с ним взглядом вновь и вновь, она чувствовала, как сладко щекочет где-то в глубине живота.       – Нагулялась? – спросил ее в очередной раз Хавьер ближе к девяти вечера. – Звонил Леандро, что мне ему ответить?       – Скажи, что я поеду в Бийя-де-Кино.       – Дева Мария, нет! – наконец вышел из себя мужчина, кажется, потеряв последние капли самообладания. – Территория Агиларов запрещена! Сколько раз тебе повторять?!       – Но я должна почтить память Бьянки! – капризничала Роза, тоже собирая остатки сил и всем нутром ощущая, что это последний рывок.       – Ты разве ее уже не почтила?! – кричал мужчина. – Весь Эрмосильо ее почтил! Хватит!       – Это не считается!       Мужчина выругался, грязно и ожесточенно, а потом растер руками лицо и заговорил спокойнее:       – Чего тебе еще не хватает, Роза? Когда ты уже насытишься? Чего ты хочешь?       Та неопределенно повела плечом, будто бы в самом деле придумывала альтернативный вариант только сейчас:       – Мы могли бы… поехать на пляж дель Амор, где она погибла. Эта территория Гуаресов, они в конфликте не замешаны, так что…       Хавьер смотрел на нее сомневающимся взглядом, но по лицу его было видно, что даже на подозрения у него сил никаких не осталось:       – И ты успокоишься? – спросил он, очевидно, бросив искать подвох, потому что делом это было совершенно гиблым.       Та охотно кивнула:       – Да, – и похлопала при этом ресницами так невинно и искренне, что не поверить было почти невозможно.       – Туда ехать полтора часа…       Девушка подняла клятвенно скрещенные пальцы:       – Обещаю, что буду паинькой всю дорогу. А потом мы вернемся домой, и я спокойно лягу спать.       Мужчина колебался еще какое-то время, соображая, какой бедой это может ему обернуться, но если никому не говорить… Да и за рулем будет Пако, а не он, так что можно будет, наконец, посидеть или даже вздремнуть…       – Черт с тобой, – махнул он рукой, сдаваясь перед слишком соблазнительной перспективой тишины и покоя. – Поехали.             

~

      Когда они наконец свернули с сотого шоссе, Пако немного расслабился. Признаться, до самого последнего момента он не был уверен, что неугомонная девчонка не выкинет еще что-нибудь. Не набросится на него сзади с удавкой, например, требуя отвезти ее в Бийя-де-Кино, который как раз находился в конце этой прямой, как стрела, автомагистрали, начинавшейся в сердце Эрмосильо и заканчивавшейся почти на самом берегу Тихого океана.       Но Роза притихла почти сразу после того, как они выехали из города. Он даже пару раз наивно надеялся, что ее окончательно сморило после такого насыщенного дня, но, бросая на ту взгляд через зеркало заднего вида, убеждался, что девица, хоть и зевает иногда, но упрямо бодрится и не опускает веки даже на пару минут. Вместо того, открыв окно со стороны своего пассажирского сидения, рассеянно смотрит в темноту снаружи. Фонарей на трассе не было, только бесконечные сухие пустоши, тянущиеся во все стороны на много километров вокруг. Иногда им попадались своротки к фермам или маленькие придорожные магазинчики, но россыпь внезапно выступающих из тьмы огоньков пропадала быстрее, чем взгляд успевал за нее толком зацепиться.       Пако любил ночную езду. Темнота, опускавшаяся на мир после заката, сглаживала острые углы и прятала под своим подолом то, на что не хотелось смотреть. Делала все более выносимым и приятным глазу. Особенно на такой скорости, когда никаких деталей было все равно не разглядеть. И можно было просто ехать куда-то, то ли стремясь к недостижимому горизонту, то ли спасаясь от оставленных позади проблем, и не думать ни о чем, кроме убегающего из-под колес дорожного полотна.       День вышел… странный. Гулкий, отдающийся в ушах, почти невыносимо громкий. От бесконечно мельтешащих перед глазами цветных вспышек устали и глаза, и голова, а наконец воцарившаяся в машине тишина воспринималась буквально как милосердие Господне. Пако, на чьих глазах выросло несколько младших братьев и сестер, это чувство облегчения было хорошо знакомо: капризный и немыслимо энергичный ребенок наконец-то насытился и вниманием, и игрушками, и всеми прочими плясками с бубном вокруг него, и милостиво позволял своим родителям перевести дух до завтра, когда все должно было начаться заново.       И его, Пако, приставили к этому ребенку нянькой, потому что Эмилио понравилось, как он совладал с ней в ночь стрельбы на пляже дель Амор. Вот правильно ему говорили – инициатива наказуема. Просто сообщи он сразу о той злосчастной веревке кому следует, не пришлось бы сейчас, толком не спав почти двое суток, ехать куда-то не пойми куда посреди ночи. Мог бы спокойненько себе попивать холодное пивко и курить прямо в комнате, не выходя на балкон. Или еще лучше – просто проспать весь день. Проснулся бы вот как раз только под вечер, открыл бы окна настежь, заказал себе пиццу, чтобы не париться с готовкой, и включил какой-нибудь бодрый боевичок для фона. Чтобы в очередной раз поржать с того, как никто не может попасть в главного героя с расстояния десяти метров, а тот способен чуть ли не муху в прыжке подстрелить.       Так погодите. Муху… в прыжке? Нет, муха должна быть в полете. А прыгать – стрелок. Интересно, мухи вообще умеют прыгать? И какого черта они все время трут лапками, когда садятся куда-нибудь? Замышляют какой-то особо коварный план по порабощению мира?       – Пако! – Хавьер одной рукой перехватил руль, другой грубо встряхивая задремавшего парня за плечо. – Qué diablos estás haciendo?!       Машину резко дернуло, и выдернутый из полудремы парень услышал характерный звук, с которым шины с правой стороны прокатились по песку вдоль дороги. Он инстинктивно вдавил педаль тормоза в пол, останавливая машину, и Роза на заднем сидении встрепенулась.       – Уже приехали? – сонно спросила она, насилу подавляя зевок.       – Нет еще, сеньорита, – несколько грубовато отозвался Хавьер, у которого, кажется, вся жизнь только что пронеслась перед глазами. – Минут десять осталось. Пако, ты в порядке?       – Простите, сеньор, – покаянно склонил голову тот. – Дорога такая однообразная и длинная. Кажется, я задремал.       – Повезло, что тут некуда врезаться, – вздохнул его напарник, который, судя по всему, не собирался отчитывать парня, видя, в каком тот состоянии.       Протерев глаза и несколько раз встряхнув головой, Пако понял, что это не особо помогает взбодриться, и потому решил воспользоваться последним оставшимся способом это сделать.       – Можно я выйду покурю?       – Я не уверен, что нам стоит тратить на это… – начал был Хавьер, но его перебил уверенный голос с заднего сидения:       – Можно.       Сперва парень с трудом сдержал удивленное восклицание, но его замешательство по поводу внезапного приступа царского великодушия быстро сменилось подозрением. Очевидно, что если Роза была не против того, чтобы он вышел из машины, это не просто так. Что она задумала? Тигрицей броситься на руль и рвануть в ночь через пустыню? Звучало как очевидный бред, но, признаться, он уже не знал, чего от нее можно ожидать.       – Я серьезно, – услышал он. – Можешь выйти. Все нормально.       Они встретились глазами в зеркале заднего вида. Макияж Катрины за целый день беготни и прыжков по жаре заметно размазался и поплыл, превратившись из элегантной маски Санта Муэрте в сплошное грязное пятно. Розы на голове пожухли и съежились, а взгляд у девушки был уставший и какой-то непривычно серьезный. Как будто это не она всю душу из них вымотала за день, а они ее сами потащили невесть куда на ночь глядя.       Дьявол подери эту девицу и ее переменчивое настроение.       – Я никуда не…       – Можешь покурить в окно, – перебила его она, поняв по выражению его лица, что он теперь точно с места не сдвинется. – Я не против.       Пако сомневался еще несколько секунд. Не слишком ли много он возлагал на эти хрупкие девичьи плечики, подразумевая, что у их обладательницы всегда был план А, затем план Б и далее до конца алфавита? Но, с другой стороны, он ведь видел, на что она способна, так имело ли смысл рисковать ради пары затяжек?       – Пако, – с нажимом повторила она, но голос ее при этом звучал уже совсем тихо. – Покури, пожалуйста, и поехали. Я хочу поскорее попасть на пляж. Это важно.       – Ладно, – сдался он и, достав сигарету, щелкнул зажигалкой.       Какое-то время они сидели в тишине, а потом освещенный салон автомобиля наполнился негромкой лаундж-музыкой, которую Роза включила со своего айпада.       – Буду делать громче, если опять начнешь клевать носом, – ответила она на повисший в воздухе вопрос, и Пако, сам не зная чему, коротко улыбнулся.       На пляж дель Амор они добрались еще минут через двадцать. Здесь все еще висели заградительные ленты, оставленные полицией, но Розу они нисколько не смутили, и Хавьеру с Пако тоже пришлось проследовать за ней.       – Надеюсь, они хоть кровь убрали, – проворчал старший охранник.       – Не любите вид крови? – искренне удивился Пако, покосившись на того.       – Тут же… дети играют днем, – отозвался тот, нахмурившись. – Нечего им на такое смотреть.       – Детки, которые тут бегают, сами кому угодно перо в бок воткнут, – хмыкнул парень. – В районе, где я рос, народ пугали не столько банды, сколько стайки беспризорных детишек. Там модно было хвастаться первой кровью. Правда, у мальчишек и девчонок это означало разное.       – Почему? – удивилась идущая впереди Роза, которая, как оказалось, все это время очень внимательно слушала их разговор.       – Мальчишки пускали кровь другим, загоняя в них острые предметы. Девчонки – себе. И обычно то, что в них для этого вставляли, было поприятнее на ощупь.       Девушка хмыкнула, понятливо кивнув.       – Значит, наоборот не котировалось? Если девчонка кого-то убила, это было не так круто? – уточнила она.       – Смерть – это то, от чего женщин стоит держать подальше, – уверенно отозвался Пако. – Она красива, только когда нарисована на лице типа вашего, сеньорита, но на деле это довольно уродливая и безжалостная тварь.       Они продолжали идти по пляжу, приближаясь к тому месту, где случилась злосчастная перестрелка. Роза сняла туфли и теперь держала их за ремешки в одной руке. Пако, чтобы ему было удобнее с ней говорить, уже почти нагнал девушку и шел с ней буквально плечом к плечу, а вот Хавьер, которому переваливаться по песку всем его тяжелым грузным телом было неудобно, заметно отстал.       – Значит, ты считаешь, что у меня красивое лицо? – вдруг сделала совершенно неожиданный вывод из его слов Роза.       – Я… разве это сказал? – нахмурился Пако, пытаясь восстановить в голове собственные слова.       – О да, – кивнула она необычайно довольно. – Именно так и сказал.       – Это океанический воздух на меня так действует, – пожал плечами он. – Несу всякую чушь, – и прежде чем она успела как-то отреагировать или поспорить, парень добавил. – Долго еще мы тут бродить будем?       – Сорок лет, – замогильным голосом отозвалась девушка, дурачась. – Ладно, можно и тут. Вид… красивый, правда?       Она остановилась и повернулась к воде, и Пако послушно последовал ее примеру. Воду отсюда было толком не видно, зато шум прибоя почти оглушал. Пахло водорослями, солью и еще чем-то резким и ярким, чем всегда пах океан.       Внезапно девушка опустилась на колени и принялась прямо руками отгребать песок в сторону.       Пако не шелохнулся, во все глаза наблюдая за необычайно яростным усердием девушки. Неужели это оно? То самое, ради чего был срежессирован весь этот невыносимо тяжелый день? Наблюдая за Розой много часов кряду, Пако успел перебрать в голове кучу версий, но так ни на одной и не остановился – и вот теперь замер в предвкушении.       Выгребя из собственноручно созданной ямы достаточно песка, Роза достала из сумки телефон – тот самый телефон, который, в прямом смысле рискуя собственной жизнью, заполучила в больнице.       «Ну конечно, – подумалось Пако тут же. – Возвращаем улики на свои места. Неважно, найдет кто-нибудь его в итоге или нет. Главное, твои руки будут чисты, так?»       Роза же тем временем, на несколько секунд прижав телефон к губам, что-то тихо прошептала выложенному стразами имени. И потом положила в выкопанную яму. Так аккуратно и бережно, будто в могилу...       – Спи спокойно, mi querida, – прошептала девушка, и Пако готов был поклясться, что ее голос характерно дрогнул, сорвавшись в самом конце.       В груди у парня вдруг стало тесно и тяжело – а в голове, наоборот, пусто. Словно череда быстро сменяющих друг друга противоречий достигла какой-то критической массы – и схлопнулась, как ряд в тетрисе. Эти противоречия будто бы обнулили друг дружку, не оставив для опоры ничего.       И хотя Пако понятия не имел, было ли в поведении Розы хоть что-то правдивое, хоть что-то не сыгранное на публику, он почему-то очень хотел в это верить. Но, разумеется, не мог – ведь цена ошибки была бы слишком велика.       Однако когда Роза Ласаро начала беззвучно плакать, вздрагивая плечами и с усилием давя всхлипы, чтобы их никто не услышал, Пако понял, что ошибаться ему, судя по всему, предстоит еще очень долго.       Поэтому он, ничего не говоря, и надеясь, что Хавьер не увидит этого в царящей на пляже ночной темноте, положил руку девушке на плечо. На секунду замерев всем телом, словно вспугнутый дикий зверь, она потом все же расслабилась – медленно, неохотно, покоряясь неизбежному.       Когда они ехали домой чуть позже, на его правой кисти, лежавшей на руле, красовался черный отпечаток ее носа.