Связь

Вылезая из кареты, Николай понадеялся, что Данила хотя бы не станет сопровождать его в квартиру Ларионова. Он не привык ходить под охраной, и ему казалось, что его сопровождает конвоир. Ощущение было не из приятных. Данила проследовал за ним вплоть до дверей парадной, а затем с улыбкой вернулся к карете. Значит, с его точки зрения, на лестнице работорговцы прятаться не могли. Равно как и в квартире Ларионова. Там если кто и спрятался, то только Сергей с Иваном. Поблизости раздался стук каблучков, а затем оклик: — Николай Васильевич! Он даже не успел обернуться, как к нему подскочила Дарья. Она держала в руках нечто округлое, завёрнутое в ткань. — Вот, Серёже обед несу, — пояснила она в ответ на его взгляд. Выглядела Дарья несравнимо лучше, чем в доме Завадского. А самое главное — сейчас она была счастлива. Её светло-карие глаза так и светились любовью, хотя Сергей даже не находился с нею рядом. То было ничем не омрачённое чувство, и, глядя на неё, Николай даже ощутил лёгкую зависть. Неужели сам он так быстро утратил способность испытывать подобное? Его подозрения отравляли их с Яковом любовь и казалось, скоро он не сумеет дать ему ничего, кроме претензий. Стараясь не выдать своей опечаленности, Николай улыбнулся и толкнул дверь, пропуская Дарью вперёд. Та взлетела по ступеням и скрылась на следующей площадке. И правда, с чего бы ей грустить? Мать выздоровела, старая деятельность осталась в прошлом, взаимный интерес с Сергеем быстро перерос в нечто настолько большее, что дело уверенно шло к свадьбе. Прошлое Дарьи Сергея совершенно не волновало. Николай был рад за обоих. А ещё он был рад за Олега, которому уже нашли учителя, быстрыми темпами приобщавшего мальчика к новым знаниям. Последний проявлял хорошие способности и мечтал поступить в гимназию. Николай был уверен, что у него всё получится. По ступеням скребли шваброй. Поднявшись, Николай увидел Ивана, отсалютовавшего ему этой уборочной принадлежностью. Одет он был в красную рубаху, широкие чёрные штаны и белый фартук. На его голове красовался картуз с надписью «дворник». Ну что ж, лестница была защищена. Как от грязи, так и от прочих нежелательных элементов. Кивнув ему, Гоголь подошёл к Дарье, уже вовсю стучавшей в дверь. Открыл им Сергей. Его тёмные волосы были немного растрёпаны, а в зелёных глазах, обычно довольно дерзких, читалась прямо-таки вселенская тоска. Впрочем, увидев Дарью, он тут же оживился. — Принесла твой любимый грибной суп, — с нежностью сказала Дарья. — Какая же ты у меня хорошая, — Сергей приобнял её, а затем посмотрел на Николая: — Да, Коля, Яков Петрович дал нам задание для бездельников, и если ты пришёл проведать, чем мы тут занимаемся, так и передай ему — ничем. Ну ладно, Иван лестницу драит. А я скоро деградирую. Лучше бы он меня на очередную облаву отправил. Спасибо, хоть Орест Иванович к себе в квартиру пустил, а не заставил стенку подпирать около дверей. Некоторые особо одарённые именно так делали. — Но это важное задание, а враг может иметь потустороннее происхождение, — возразил Николай и тут заметил, что на стенах были развешаны защитные атрибуты для отпугивания злых сил. Хорошо подготовились, хоть Сергей и строит из себя разгильдяя. — Эх, сейчас только Дашин супчик делает мою жизнь лучше, — вздохнул Сергей. — Вы и правда считаете записки настолько серьёзной угрозой? — с этим вопросом в коридоре появился Орест. Вид Ларионов имел безупречный: вьющиеся короткие золотистые волосы лежали волосок к волоску, серый жилет красиво оттенялся белыми оборками рубашки, сюртук и брюки были в тон жилету, но немного темнее, а ворот украшала брошь с голубым камнем в серебряной оправе. В разновидностях камней Николай не разбирался, но в том, что самоцвет стоил дорого, сомневаться не приходилось. На руках у Ореста были тонкие перчатки с декоративными круглыми пуговицами, такие же серые, как и прочие детали его сегодняшнего костюма. Их наличие немного удивило Николая — он же дома, зачем они ему сейчас? Гоголь решил, что Ларионов, видимо, не хотел разрушать цельный образ, состоящий из прекрасно подобранных вещей. В конце концов, в квартире у него находились посторонние, а своей внешности, как уже понял Николай, Орест придавал большое значение. — У меня к вам будет много вопросов, Николай Васильевич, но сначала, думаю, нужно предложить вам и даме чаю. Пётр! — позвал он, очевидно, своего слугу. Тот появился почти мгновенно. — Чего изволите, Орест Иванович? — Завари, пожалуйста… Какой предпочитаете? — поинтересовался Ларионов у Николая и Дарьи. Дарья смущённо потупилась и не ответила. Николаю же вообще было не до чаю. Выжидательно поглядев на них и не дождавшись ничего вразумительного, он сказал Петру: — Давай чёрный с бергамотом, его, вроде бы, все любят. Никто же не против? — Благодарю Орест Иванович, но мне нужно срочно поговорить с вами с глазу на глаз. — Ну вот, а нам только и остаётся, что супчик есть, да чай попивать. Даже тайны подслушать не дадут, — пожаловался Сергей, однако рассерженным или недовольным он не выглядел. Николай виновато улыбнулся и развёл руками. — Не смею вам возражать, Николай Васильевич. Пойдёмте, — позвал Орест. Планировкой квартира Ларионова не была похожа на жилище Якова. Там комнаты располагались индивидуально и через них проходил сквозной коридор, здесь же он разграничивал только несколько помещений, а затем комнаты располагались в анфиладном порядке. Наверно, для светских приёмов, так любимых Орестом, они подходили идеально. Обстановка отличалась тщательным, картинно выверенным до миллиметра оформлением. Жить тут Николаю бы не понравилось. Он не понимал, зачем в своём доме заниматься таким чрезмерным украшательством: барельефы на стенах, пилястры, вазоны с цветами, позолота, тяжёлые шторы, затейливая мебель. Впрочем, вполне возможно, что и сам Орест предпочитал заниматься своей повседневной деятельностью вовсе не здесь, ведь та комната, в которой его прошлый раз устроили отсыпаться, выглядела значительно лаконичнее и, вместе с тем, уютнее. Видимо, в ней он и проводил большую часть времени, а данные интерьеры были созданы не иначе как для того, чтобы впечатлить гостей. Ну да, впечатляет… Но Николаю было чуждо подобное. На стене одной из комнат Николай увидел портрет. Впрочем, его сложно было не заметить — обладая немалыми размерами, он занимал много места. Естественно, на нём был изображён хозяин квартиры. Картина оставляла двойственное впечатление. С одной стороны, чисто с эстетической точки зрения, портрет был выполнен великолепно. Орест, одетый в тёмно-синий плащ-крылатку и такого же цвета цилиндр, стоял на набережной, опираясь на черную с серебряным набалдашником трость. Плащ был расстёгнут и с лёгкой небрежностью откинут с правого бока, давая возможность рассмотреть костюм под ним, оттенком напоминавший глубокое море. По набережной струился туман, и Орест словно медленно выступал из него. Атмосферу художник создал загадочную, но тревожную. Ещё большую тревогу вызывало лицо модели. Сходство было безусловным, тем более, что внешность Ларионова не нуждалась ни в каких приукрашиваниях, но усиленный светотеневой контраст делал черты его лица более резкими, и в них чудилось нечто угрожающее. Интересно, кто его так написал? — Как вам? — спросил Орест, до этого не мешавший Николаю рассматривать картину. — Это Эммануил Карлович Арский написал в своей манере. Я просил его сделать как-то посветлее, но он сказал, что от своего стиля отступать не намерен. С ним спорить нельзя, он тогда вообще отказывается работать, поэтому получилось то, что получилось. Я, признаться честно, сам себя побаиваюсь на этом портрете. Тем не менее, именно эта работа теперь красуется на самом видном месте, и понятно, почему. Заполучить портрет работы Арского мечтали многие, как же не продемонстрировать такой ценный трофей гостям. Ещё, возможно, Орест немного лукавил. Пусть он и выглядел там как этакий таинственный злодей, получилось-то всё равно хорошо. — Очень красивый портрет, — похвалил Николай. — Но в жизни вы гораздо дружелюбнее. Орест довольно улыбнулся. Его слегка раскосые глаза по-кошачьи сощурились, и улыбка получилась хитрой. Похоже, действительно напрашивался на комплимент. Гоголь развернулся, показывая, что готов идти дальше. Через некоторое время анфилады закончились, и они оказались перед закрытой дверью. На ней, как и везде, висел лист с символами защиты. Вообще, их лучше было чертить непосредственно на поверхности, но тогда убранство жилища Ларионова оказалось бы испорчено. — Тут моя библиотека, — с гордостью сообщил Орест. Ему дейтвительно было, чем гордиться. В количестве книг он мог бы потягаться с Яковом. Интересно, каких авторов он читает? Приглядевшись к одной из полок, Гоголь увидел несколько модных ныне фамилий авторов сентиментального толка. — Любите сентиментальные романы? — поинтересовался он. — Они позволяют отвлечься от работы и разгрузить голову. Кроме того, мне нужно быть в курсе текущих тенденций, в том числе и в литературе, — словно оправдываясь, объяснил Орест. — Вы не подумайте, я не только их читаю, просто у меня всё поделено по жанрам. Люблю порядок. Он указал на соседние шкафы. Ну да, здесь уже авторы посерьёзнее. — Вот вы, — улыбнулся Орест, проведя пальцем по корешку книги. — Эта полка будет за вами. А, быть может, и весь шкаф. Или больше? Какие у вас планы? — Мне бы с тем, над чем я сейчас работаю, разобраться… Николай подошёл к шкафу, чтобы посмотреть, где же его расположили. Так, а это что здесь делает?! Рядом с «Вечерами на хуторе» красовался мерзкий «Ганц Кюхельгартен»! — Вот этот автор, — Николай с отвращением ткнул в книгу, — вы находите его достойным? — А вы, кажется, нет? Хотите, чтобы я «отселил» его от вас? — Орест с хитрым прищуром посмотрел на него. Похоже, он знал… Ну кто ему выболтал?! Стремясь свернуть ставшую неудобной тему, Гоголь с напускным равнодушием ответил: — Нет, это же ваша библиотека. Располагайте, как хотите. Кстати о библиотеке. Мебель в ней вся была белого цвета. Николаю пока не так часто удавалось бывать в богато обставленных квартирах и особняках, а Яков такую экзотику не жаловал, поэтому убранство его удивило. Это сейчас модно? Нет, выглядело не так уж и плохо, но как-то холодно, тем более, что обивка кресел и стены по цвету напоминали подмёрзшее зимнее озеро. Даже температура здесь казалась низкой, хотя день сегодня радовал теплом. Неужели Оресту и его гостям комфортно читать тут книги? Орест, между тем, предложил ему присесть на одно из кресел, и сам занял стоявшее напротив. — Ну что, Николай Васильевич, настало время плавно перейти к самому неприятному разговору? Признаться, я бы лучше поговорил об искусстве… Для начала я хотел бы извиниться перед вами за своё отвратительное поведение при нашей прошлой встрече. Уверен, я оставил о себе не самое лучшее впечатление, — на его щеках проступил лёгкий румянец, и он нервно сцепил пальцы. — Мне невероятно стыдно, тем более, что я не помню и половины из сказанного и сделанного мною, и это наводит на совсем уж невесёлые мысли. Простите пожалуйста. — Вам не за что извиняться, Орест Иванович. Вы не совершили ничего постыдного, тем более, что у каждого в жизни бывают периоды, когда он в не самом лучшем настроении. У меня такие тоже были, так как я могу осуждать вас? — Повезло мне всё-таки тогда встретиться именно с вами, Николай Васильевич. Вы спасли мою репутацию, за что я очень благодарен. Вообще, обычно я всегда стараюсь держать себя в руках, но в тот день… — он поморщился. — Я был так расстроен из-за своего проекта, что решил напиться. Спиртное я пью очень редко, вот коньяк и ударил в голову. И я, похоже, наговорил вам какой-то ерунды… — Вы рассказали, что вас одолевают записками неприятного содержания. — Так неудобно получилось, — Орест постучал по столу пальцами. Из-за перчатки звук получился приглушённый. — И теперь в моём доме полиция. Он прикрыл глаза и потёр виски. — Это для вашей безопасности, Орест Иванович. — Да что такого уж опасного в этих записках? Нет, мне действительно неприятно их получать, но я не думаю, что тот, кто их отправляет, собирается совершить что-то ещё, — Ларионов заметно распалился и его речь стала ускоряться. — Иван с Сергеем милейшие люди, но теперь я чувствую себя так, будто сам сотворил нечто плохое. Но это ещё полбеды. Я не могу понять, зачем они навешали на стенах какие-то непонятные знаки и амулеты? Мой дом теперь похож на салон оккультиста-шарлатана. А ещё... — он запустил руку в карман и вытащил круглый, довольно большой медальон. Приглядевшись, Николай узнал амулет защиты от тёмных сил. Работал он не идеально, но всяко лучше, чем ничего. — Они хотели, чтобы я это надел! Да если меня кто-то в нём увидит… Нет, лучше вообще из дома не выходить! Почему я должен носить настолько безвкусную, вульгарную и не подходящую ни под один мой костюм вещь? — Орест Иванович, — Николай начал было объяснять причины происходящего, но Ларионов ещё не закончил жаловаться: — И самое главное: сегодня вечером мне нужно ехать проверять башню, над которой мы работали с Игнатием Олеговичем. Она уже готова, но я должен убедиться, что всё в порядке, потому что именно мне он объяснил принцип работы своего механизма. Вспомнив про Снегирёва, он погрустнел: — Эх, Игнатий Олегович… Надеюсь, ему там хорошо… Чем же он так не угодил Завадскому? Ну вот, Орест всё-таки коснулся этой скользкой темы… — Иногда человек и сам не знает, какие демоны скрываются у него в душе, — уклончиво ответил Николай. Орест внимательно посмотрел на него. — Ответ, достойный писателя, но не следователя. Видимо, намекаете на то, что я не должен совать свой нос, куда не следует. Что ж, я это приму. И насчёт демонов вы абсолютно правы… — Он сделал небольшую паузу и перевёл тему: — Так вот, мне нужно ехать, а Сергей с Иваном против. Но простите, Николай Васильевич, я не могу пренебрегать своей работой, тем более по не самым серьёзным причинам. Так что я всё равно поеду. Глаза Ореста немного потемнели и стали тёмно-голубого оттенка. Николай ещё при первой встрече заприметил эту интересную особенность — его радужки меняли цвет в зависимости от эмоционального состояния. Сегодня он был заметно не в духе и выглядел усталым, но на общей привлекательности это никак не сказывалось. Похоже, его внешность вообще мало что могло испортить. Орест имел очень молодой облик — Николай сильно удивился, когда узнал, что Ларионову 38 лет. Он-то при первой встрече посчитал его всего лишь на пару-тройку лет старше себя. В его лице было что-то мальчишеское, возможно, из-за слегка курносого носа, мягкости черт, гладкой, без малейшего изъяна кожи и пышных ресниц. Последние, равно как и брови, были заметно темнее волос. Возможно, Орест использовал какое-то хитрое косметическое вмешательство, но выглядело естественно. Ему бы для рождественских картинок позировать со своими данными, художники как раз любили такие типажи. Внешне просто ангел, но какая у него душа? Чем он не угодил Тени? — Вы вольны поступать как посчитаете нужным, Орест Иванович, ведь задача полиции — охранять вас, а не принуждать к чему-то, — успокаивающим тоном сказал Николай. — Но для начала послушайте о том, что нам уже удалось обнаружить. Только, пожалуйста, отнеситесь серьёзно, это конфиденциальная информация, и она должна остаться между нами. — Конфиденциальная информация? Даже так? И вы поделитесь со мной? В этом есть что-то приключенческое. — Приключения могут быть вовсе не такими романтичными, как пишут в книгах, — вздохнул Гоголь. — Не хочу вас расстраивать, но вам может грозить большая беда. — В чём же она заключается? — Мы ловим опасного и, скорее всего, помешанного преступника. Он убил уже несколько человек — чиновников высокого ранга, и на всех местах преступлений оставил рисунки. Кроме того, он может обладать сверхчеловеческими способностями. Орест недоверчиво прищурился: — Сверхчеловеческими? Вы точно меня не разыгрываете? Тут он широко улыбнулся и шутливо погрозил Николаю пальцем: — Конечно! Вы меня разыгрываете! Вам это, наверно, для нового романа нужно? Нечто вроде естественной реакции на такие странные новости? Сказал бы, что это жестоко, но писатели и не такое делают ради искусства, совершенно не щадя простых обывателей, — тут он хлопнул себя по лбу и раздосадованно воскликнул: — Ах, какой же я дурак! Надо было не выдавать свою догадку, я, наверно, всё испортил! А почему вы решили провернуть такое именно со мной? Вы с меня какого-то персонажа пишете? Надеюсь, он не полный идиот? Николай Васильевич, пожалуйста, не делайте его идиотом, меня же засмеют потом! И это… — Орест испуганно посмотрел на Николая, — Его же не убьют, нет? Николай на пару мгновений замер, совершенно сбитый с толку только что выданным Орестом потоком совершенно не относящихся к делу слов. Какой розыгрыш? Какой персонаж? Он решил Ларионова в расследование посвятить, а тот какие-то глупости несёт! Яков ему рассказывал, что некоторые люди так от неприятных вещей защищаются. Может, сейчас как раз такой случай? «С ними помягче надо, не то истерику закатят», — в мыслях перед ним встал Яков, с важным видом объяснявший ему тонкости следовательского дела. А Орест, похоже, и правда склонен к эмоциональным вспышкам… — Орест Иванович, — как можно более располагающим тоном сказал Николай, — к сожалению я не шучу сейчас. Преступник убивает так, что всё выглядит как несчастный случай, но потом он сам признаёт своё участие. О том, что с этим не всё так просто, Николай умолчал. Тут и им с Яковом ничего не понятно, а уж Орест окончательно запутается. Для него сейчас главное — осознать серьёзность происходящего. — Это ещё не всё, — продолжил он. — Пожалуйста, не считайте меня сумасшедшим, но у меня бывают видения, через которые я получаю информацию о том, что было или будет. Благодаря им я пришёл к выводу, что записки вам подбрасывает именно этот преступник. Орест ничего ему не ответил. Его улыбка погасла, взгляд стал изучающим. Сложно было догадаться, что у него сейчас на уме. — Орест Иванович, мои видения много раз подтверждались, я же не просто так работаю с Яковом Петровичем. Просто поверьте. Ларионов нервно усмехнулся. — Но что от меня может быть нужно вашему преступнику со сверхспособностями? Я следующий у него на примете, хотите сказать? Прекрасно! Только его мне и не хватало! — Вот в том, что именно ему нужно, мы и должны попробовать разобраться, — как можно мягче сказал Николай. Орест начал теребить пуговицу, а на его щеках проступили алые пятна. Вдруг с ним сейчас нервный срыв случится? И что Николаю тогда делать? А Яков бы что сделал? — Может, вам водички принести? — предложил Николай первое, что пришло в голову. — Не стоит, Николай Васильевич. Просто, знаете ли, очень неприятно понимать, что стал мишенью. Кого вы говорите, он убивает? Чиновников? Но какой же я чиновник? — Его мотивация — вообще довольно мутная вещь, а с вами он ведёт себя нестандартно. Он не слал своим жертвам никаких посланий, оставляя рисунки после совершённого. С вами же наоборот — пишет вам записки, но не предпринимает никаких действий против… — Я, знаете ли, очень этому рад, — вставил Орест. — Да, это действительно очень хорошо. Мы можем предотвратить нападение, а можем даже выйти на самого преступника. Его послания очень эмоциональны — он ненавидит вас. За что? У ненависти обязательно должны быть причины. — Скажите это редактору «Северной розы» Волконскому, — грустно заметил Ларионов. — и уж тем более Баранову из «Петербургского насмешника». С такой фамилией — и так поносить других! А ещё Чернышев, Цветков и Майнер… Перечислять можно до бесконечности… Теперь к ним ещё и маньяк какой-то добавился! Ларионов опустил голову, его плечи сникли. Алые пятна с его лица исчезли, теперь он просто был до крайности опечален. Николай вспомнил, как пообещал Якову написать статью. — Знаете, я сам иногда пишу обзоры на заинтересовавшие меня художественные выставки. Мой псевдоним для таких статей — И. Туманов. Может, замечали как-нибудь? — Да, — кивнул Орест, — у вас интересные статьи и неординарный взгляд на искусство. — Я бы хотел осветить ваш проект храма. Считаю, что он хорош, и хотел бы привлечь к нему внимание. Если у вас есть ещё какие-нибудь подобные наработки — тоже можете поделиться. — И после этой статьи ваши обзоры уже никогда не будут печатать «серьёзные» издания. Нет, я утрирую, конечно, но зачем вам это? Главной идеей статьи будет то, что «салонная пустышка», как любезно назвал меня господин Волконский, на самом деле не пустышка вовсе? А сами-то вы в это верите? — напрямую спросил Орест. Он обвёл глазами помещение и сказал: — Здесь вам не нравится. В предыдущих комнатах тем более. Вы не считаете это красивым. Тогда что и кому вы хотите доказать? Однако, Орест проявил просто поразительную проницательность. Неужели он так навострился эмоции заказчиков считывать? Впечатляет… Юлить было, похоже, бессмысленно, оставалось только ответить откровенностью на откровенность. — Может, вам? — спросив это, Гоголь осознал, что, возможно, переборщил. Орест молча смотрел на него, и становилось ясно — он закрылся. Если информация про маньяка оказалась неожиданной для него и на время лишила самоконтроля, то критика работы такого эффекта произвести не могла. Сейчас Николай видел не его настоящее лицо, а маску светского человека — спокойную и невозмутимую. Будучи пьяным, он жаловался, как ненавидел её, но сейчас предпочёл защитить себя именно ею. Видимо, слишком грубо вышло… — Вы очень смелый человек, Николай Васильевич. А вот я — не очень, — наконец сказал Орест. — И маньяка вашего боюсь до жути. Поймайте его, пожалуйста, поскорее, а то господам критикам ругать некого будет. Это Орест решил тему перевести… Ну и правильно, наверно. — Тогда попробуйте вспомнить, когда вам начали приходить записки? Орест нахмурился и потёр переносицу. — Нууу… Примерно… Месяцев семь назад, может, чуть позже. И как раз в это же время объявился душегуб. — Перед приходом первого письма чего-нибудь неординарного не происходило? Может, вы повздорили с кем-то? — Нет… Я вообще стараюсь ни с кем не портить отношений, ведь в конфликтах нет никакого смысла. Знаете, Николай Васильевич, мне ведь и правда нечего сказать… Может я кому-то и перешёл дорогу, только это было не специально, и никаких злых умыслов я не имел. Кстати, а ваши видения, как они происходят? — с проснувшимся интересом спросил Орест. — Это такое… — замялся Николай. — Сложно описать… Иногда мне снятся сны. Странные, не всегда объяснимые. Порой, их смысл раскрывается позже, когда уже нельзя что-либо предпринимать. А иногда видения возникают спонтанно, и тогда меня словно выбрасывает в иную реальность. — Наверно, трудно с ними? Можно запутаться, где сон, а где явь. — Это не самая главная проблема. Гораздо хуже то, что они часто не дают чёткой картины. Знаете, например, как я вижу преступника — того самого, преследующего чиновников и пишущего вам неприятные записки? Он предстаёт как тень. — Тень? Это достойно готического романа, — улыбка слегка коснулась губ Ореста. — Я бы предпочёл его реальную внешность. А вместо этого я вижу силуэт, будто нарисованный чернилами. — Чернилами? — переспросил Орест. Его ресницы дрогнули, а зрачки расширились. От взгляда Николая не ускользнуло, как судорожно он сжал подлокотник кресла. — Именно. Вам это о чём-нибудь говорит? — Н-нет, — сглотнув, ответил Орест. С его кожи схлынули краски и она словно посерела. Так, похоже, он точно лжёт. Что там Яков рассказывал о той истории с прошлого? У чиновника было двое сыновей… Но у Ореста с родителями всё в порядке… Николай мало что знал о семье Ларионовых, разве только об их богатстве и предпочтении жить за границей, куда они переехали уже довольно давно. Эту информацию он получил от Якова, когда тот рассказывал ему об Оресте. Могла ли его семья быть связана с работорговцами? Это хоть как-то объяснило бы ненависть Тени. Но они как раз проживали в Италии, а Марина в своём расследовании на них не вышла. Да и зачем богатым людям знатного происхождения заниматься такими сомнительными вещами? Орест глубоко вдохнул, немного размял пальцы, затем встал и подошёл к окну. Видимо, нервничал, и хотел успокоиться. — У меня костюм сегодня идеально подходит к погоде, — прокомментировал он увиденное на улице. Николай легонько усмехнулся. Несмотря на то, что с утро было солнечным, сейчас откуда-то налетели тучи и небо стало серым, словно потемневшая сталь. Костюм Ореста действительно соответствовал погоде. — Почему вы решили работать именно в Петербурге? — поинтересовался Гоголь. — Ваша семья в Италии… Кстати, а в каком городе? Орест слегка развернулся к нему и указал на окно: — На ваш первый вопрос могу ответить так: я влюблён в серое небо Петербурга. Побывав во многих местах, я нигде не смог найти ничего более прекрасного. На его переливы можно часами любоваться. Разве вы не согласны? — Ну… Даже не знаю… Я только с недавних пор привык к частым дождям. И бесконечной сырости. Тут иногда такой воздух, что кажется, будто сам в воде сидишь. — Я легко привык. Кроме того, я стараюсь почаще приезжать к родителям, а они предпочитают большую часть года жить в Венеции. Там влажность ещё сильнее, по-моему. Кстати, я только что ответил на второй ваш вопрос. А дождь я вообще считаю лучшим явлением в природе. Без него не было бы жизни. Ещё он способен смыть любую грязь. И засыпать под его шум легко и приятно, кажется, будто вокруг стена, которая защищает от всего плохого. — Не буду спорить, — согласился Николай. У каждого своё понимание. Он хотел было спросить о венецианском карнавале, на котором Орест уж точно мог побывать не единожды, но тот заговорил раньше: — Сегодня просто идеальная погода для прогулки. Но ваши люди даже по работе меня не особо хотят отпускать. Я так не привык. Какая радость может быть от жизни, если приходится прятаться? К тому же, я должен вернуть книги господину Крестовскому. Это профессор истории из Университета. — Я его знаю! Он предложил мне брать у него консультации, если я в работе столкнусь с трудностями. И, похоже, они уже возникли. А вы какие книги одалживали? — Хотел лучше разобраться в древнерусской истории. Как-то раньше не задумывался, тем более, что образование у меня было с уклоном в иную культуру. Может, наведаемся к нашему общему знакомому вместе? — заговорщически подмигнул Орест. В чём-то Николай был с ним согласен. Яков теперь тоже стремился его контролировать, спасибо, хоть не запер. Так что чувства Ореста были ему более, чем близки. Такому деятельному человеку никак не могло понравиться сидеть постоянно дома. — Николай Васильевич, даже если вы убережёте меня от вашего маньяка, я рискую умереть от тоски! — продолжал убеждать его Орест. — Думаю… Ничего, наверно, страшного не случится… — неуверенно сказал Николай. В конце концов, его Данила охраняет, ещё они возьмут с собой Сергея. Ну и сам он уже получил некоторые навыки. — Вот и отлично! — обрадовался Орест и тут же выпорхнул из библиотеки. Видимо, пока Николай не передумал. Уже буквально через пять минут оживившийся Ларионов стоял у дверей с увесистой стопкой книг, перевязанных бечёвкой. Теперь на нём красовался ещё и цилиндр, конечно же, в тон костюму. Сергей особенно спорить не стал: — Ну раз главный помощник следователя так считает, разве я могу спорить? Но это твоя ответственность, Коля. — Я понимаю, — напряжённо ответил Николай. А вдруг что? Но от Тени до этого не было никаких реальных действий против Ореста. О себе же он вообще не беспокоился. Теперь вставал вопрос, удастся ли им застать профессора дома.