Связь

Вокруг был дым… Он струился, приобретая самые причудливые формы, рождавшие странные ассоциации, обволакивал лёгкой, но непроглядной белесой пеленой и забивался в ноздри, оставляя дурманящий аромат благовоний. Николай вытягивал руки и водил пальцами в воздухе, но не мог нашарить ничего, лишь ощущал, будто касается чего-то мягкого, вроде перины. Терпкий древесно-мускусный запах мог бы показаться приятным, но для Николая его было слишком много. Он уже не задавался вопросом где очутился на этот раз, равно как и не сомневался, что видимость вскоре улучшится. Очевидно, его занесло в очередной сон, а значит, должна раскрыться какая-то информация. Надо бы помочь ей побыстрее обнаружиться. Николай подул и дым немного рассеялся. Вдалеке мелькнули два зелёных огонька. Вот туда-то он и направится — других вариантов всё равно нет. Оказалось, ему удалось обнаружить не что иное, как источник дыма. Перед ним была довольно высокая курильница, выполненная в виде человека в затейливом восточном костюме, Он сидел, поджав ноги под себя, радостно улыбался и выпускал дым изо рта и ноздрей. Его глаза светились зелёным — их-то Николай и заметил издали. Хорошая работа, но этот злой взгляд… Гоголь немного постоял перед курильницей. Ничего не происходило, поэтому он решил двигаться дальше, тем более, что дым немного рассеялся и окружающая обстановка стала просматриваться лучше. Вот зелёная стена… А вот, неподалёку, стол… На расстоянии показался движущийся силуэт. Недолго думая, Николай поспешил за ним. По мере приближения, человека удавалось рассмотреть всё подробнее. Светлые волосы. Мужчина. Заношенная одежда, а сам очень худой, но двигался решительно и быстро. Понимание пришло внезапно. Это Глеб. И шёл он с конкретной целью — убивать. — Глеб, стой! — закричал Николай. Тот обернулся к нему. В сравнении с портретом, Ветров выглядел ужасно. Его кожа посерела, щёки ввалились, а под глазами пролегли тени. — Тебе больше не нужно этого делать! Никогда! Я смогу тебе помочь! — зачастил Гоголь, испытывая сильнейшую жалость. Глеб в ответ лишь вымученно улыбнулся и поднял руку. Между пальцев у него оказалась зажата карта. Он уронил её на пол, развернулся и пошёл прочь. Добежав до места, где она лежала, Гоголь поднял карту, чтобы посмотреть. На ней оказалось изображено истекающее кровью сердце. Испытывая крайне дурное предчувствие, Николай перевёл взгляд на Глеба, но тот уже отступил так далеко, что стал практически неразличим за клубами дыма. Пытаясь его догнать, Николай налетел на широкий стол, окруженный пустыми стульями. Около каждого места лежало несколько карт рубашками вверх. Развернув одну из них, Гоголь увидел молодого светловолосого человека, держащего над собой острый меч, будто замахиваясь на кого-то. Взяв следующую, он обнаружил дремучий лес с хищно изогнувшимися деревьями. Николай стал его рассматривать, как над ухом внезапно раздалось: — Беги! Гоголь выронил карту, отшатнулся и… оказался в том самом лесу с картинки. Серп луны периодически скрывался за тучами и еле-еле разгонял мрак. Ветви зловеще шевелились, хотя ветра не было. Из земли торчали напоминающие змей корни и уродливые коряги. Что-то поскрипывало и шелестело… В зарослях мелькнули два зелёных огонька, исчезли, а затем снова появились, уже гораздо ближе. «Бежать!» — мелькнуло в голове, и Николай рванулся прочь. Позади отчётливо слышался шелест — его преследовали. Корни пришли в движение и извивались под ногами. Споткнувшись об один из них, Николай упал, и корень тут же вонзился ему в ногу, пробивая её насквозь, а затем поволок по земле. Превозмогая боль, Гоголь вцепился в ствол дерева, пытаясь не дать себя утащить. Он уже приготовился к самому худшему, но боль внезапно прошла. И больше ничего не тянуло его за ногу. А сам он… Лежал на полу в комнате, держась за ножку кровати. Это было ужасно нелепо, но Николай ещё, наверно, пару минут не мог её отпустить — ему всё казалось, что сейчас его снова схватят и он уже не сможет противостоять. Наконец, он всё-таки смог убедить себя разжать пальцы, после чего сел и огляделся. Рядом валялось одеяло, очевидно, слетевшее с постели вместе с ним, а в комнате Николай был один. Он встал, подошёл к двери и приоткрыл её. Издалека доносился разговор. В нём точно участвовал Яков и… кажется, Алексей. Значит, их беседа велась на тему слежки! Николаю не особо хотелось лишний раз демонстрировать посторонним, что он живёт у Якова. Решив не покидать комнату, Гоголь постарался расслышать, что же конкретно обсуждали говорившие. Но они находились довольно далеко, поэтому единственным, что ему удалось различить, были растерянные и виноватые нотки в голосе Алексея и заинтересованные — в голосе Якова. Потеряв всякое терпение, Николай схватил со стула наброшенный халат, на ходу накинул его поверх пижамы и поспешил на звук разговора. Гуро и его подчинённый обнаружились в дальнем конце коридора. Алексей выглядел сконфуженным и, будучи и так ниже Якова, сейчас казался совсем съёжившимся. Даже его пышные русые волосы огорчённо повисли. Гуро похлопал его по плечу и сказал: «Отыщем». — Кого отыщем? Что произошло? — спросил Николай. Те перевели взгляды на него. Удрученность Алексея сменилась некоторым удивлением, а затем печаль на его лице смягчила лёгкая улыбка. Яков хмыкнул. Что это значит? Николай невольно посмотрел вниз и сразу всё понял. Второпях надевая халат, он, конечно, не обратил внимания на рисунок. А надо было. Потому что на рукавах и полах красовались… совершенно нелепые кактусы! Яков, скорее всего, специально подкинул ему эту идиотскую вещь, зная, что он спросонья никогда не смотрит на одежду. Ну Яков! Тот в ответ на возмущенный взгляд Николая только широко улыбнулся. Ах так?! Ну ладно, месть не за горами. Сложив руки на груди и сердито зыркнув на Гуро, он ещё раз спросил Алексея: — Что случилось? Тот уже собирался ответить, но Яков прервал его: — По пути расскажу. Нам нужно срочно выезжать. Николай побежал обратно в спальню. Хотя бы не придётся долго позориться в этом ужасном халате.

***

Яков скомандовал Даниле ехать в сторону Фонарного переулка. Однако, сомнительное местечко. Алексей последовал за ними на пролётке, которой сам же и управлял. Николай выжидательно повернулся к Якову. Ему не терпелось узнать о произошедшем, но тот не торопился с объяснениями, и вместо этого заявил: — Тебе очень шло. — Хватит издеваться! Вообще, я опозорен! И всё из-за тебя! — Да ладно, милая вещица. — Сам в ней ходи! — На тебе этот халат мне нравится больше. — А мне нет! Всё, не хочу больше об этом говорить. Что произошло? — уже в который раз спросил Николай. А произошло нечто и странное, и занимательное одновременно. Прохор Швецов, за которым усиленно наблюдали Алексей, Павел и Роман, весь день просидел в своей конторе. К нему заходили разные люди, с которыми он вёл беседы по вполне деловым вопросам — Алексею удалось подобраться так, чтобы подслушать их разговоры. В общем, с виду ничего интересного. А вот под вечер он направился в весьма примечательное место — игорный дом, популярный настолько, что владелец даже не пытался замаскировать его под что-то другое, более того, для пущей радости гостей там ещё и устроили на верхних этажах парочку борделей. Но последние не были предметом интереса Швецова. Он уединился в укромном уголке с каким-то молодым человеком и сыграл с ним несколько партий. Человек внешность имел довольно заметную: отсутствующая мочка одного уха, высокий рост, крупное телосложение и физиономия, так и напрашивавшаяся на кулак. С ним заявились аж трое охранявших его верзил. Из-за них не удалось подобраться близко и узнать, о чём с ним мог говорить Швецов. Через некоторое время Прохор ушёл (за ним последовал Павел), а его подозрительный знакомый остался. Тут-то и произошло самое странное. У Алексея внезапно закружилась голова, и буквально через пару секунд он потерял сознание. Когда очнулся, то узнал, что подобное произошло не только с ним, но и с Романом, а так же со всеми, кто присутствовал на этаже. Верзилы из охраны были на месте, и суматошно искали своего главаря. Тот пропал. А больше ничего не исчезло, даже деньги и драгоценности посетителей. — Вот такая история, — заключил Яков. — Что думаешь? — Прямо все потеряли сознание… — проговорил Николай и вспомнил о своём сне. Там был дым. И стол с картами. Похоже, увиденное имело отношение к произошедшему. — Там есть курильница? — спросил он и вкратце пересказал свой сон. — В правильном направлении мыслишь, — похвалил Яков. — Там она действительно есть, причём именно такая, как ты описал. С одной разницей — глаза у неё не светятся. А забавно было бы… Впрочем, я отвлёкся. Думаю, что именно в благовония могли что-то подсыпать. Другое дело, чем так мог заинтересовать нападавших знакомый Швецова? — Нам ещё придётся выяснить, кто он. — Думаю, я знаю. Описание внешности вполне говорящее. — И кто же? — Сашка Корзинщик. — Что за имя такое? — прыснул Николай. — На самом деле он Александр Венедиктович Овсов, а прозвище ему дали по прошлому роду деятельности — корзины плёл. Но решил, так сказать, сменить деятельность. Теперь Корзинщик — главарь небольшой банды, пока не завоевавшей особого авторитета. Мелочь, хоть и с большими планами. — И что же может быть общего у него со Швецовым? — Интересный вопрос. Будем разбираться. В это время они уже приближались к нужному месту. Карету через окна залило зелёным светом — он шёл от фонарей, которые, несмотря на светлую ночь, всё равно горели. Такими же инфернальными огнями выцвечивались и окна особняка. В переулке было пустынно, а несколько экипажей, стоявших вдоль дороги, казались брошенными. — Все уже разбежались, кто бы сомневался, — прокомментировал Яков. — Обычно здесь не протолкнуться. — Я даже не буду спрашивать, откуда ты знаешь, что здесь обычно происходит, — поддел его Николай. — Это же одно из самых лучших мест для сбора информации и компромата заодно. Ты бы знал, какие люди сюда захаживают. «Ага, поэтому и карточка почётного гостя у тебя наверняка имеется», — подумал Гоголь, а вслух сказал: — Не сомневаюсь, что интересные. Я вот удивляюсь, как они не боятся так открыто сюда приходить, заведение же полулегальное, и это ещё мягко сказано. — Кому-то нравится щекотать нервы. А кто-то забрался настолько высоко, что против него никто ничего и не скажет. Они выбрались из кареты и подошли к массивной двери, украшенной декоративным литьём в виде цветов и листьев. Алексей подоспел следом. Бронзовый дверной молоток имел форму руки, сжимающей шар. Всполохи неестественного света придавали ей не самый приятный оттенок, а пальцы казались слишком тонкими и длинными. Якова, конечно же, ничего не смутило, и он бодро постучал. В ответ открылась небольшая заслонка и показались недобрые глаза. — По золотому мосту… — произнёс хриплый голос. — В бездну удовольствий, — закончил Яков. Похоже, то был пароль. Дурацкий и вульгарный, как, наверняка, и само это место… Дверь открылась. За ней обнаружился настолько огромный детина, что Николай обомлел. Наверно, в дверь он проходил исключительно боком и присев. — Здравствуйте, Яков Петрович, — очень вежливо поприветствовал великан. — Здравствуй, Тёма. — Не серчайте, пароль я всегда спрашивать должен, — виновато прогудел тот. — Ничего, Тёма, ты всё правильно делаешь, — Яков похлопал его по руке и сунул ему червонец. — Благодарю, Яков Петрович, — Тёма склонился в подобострастном поклоне, пропуская их вперёд. Внутреннее убранство выглядело… Богато… Эффектно… Жутко. Мерцающие в стенах причудливые круглые лампы, переливающиеся мозаичные панно, экзотические карликовые деревья в кадках — всё продумано и по-своему интересно, однако Николаю казалось, что он забрёл в заросли опасных растений. Зелёный свет здесь достигал высшей степени ядовитости, изрядно действуя на нервы. Навстречу выбежал невысокий мужчина, холёный, гладко выбритый и с роскошной шевелюрой орехового цвета. — Яков Петрович, это всё происки Пирогова, я уверен! — тут же заголосил он. Вот так. Ни приветствия, ни объяснения ситуации. И кто такой Пирогов? Однако, Яков совершенно не удивился. Лениво бросив мужчине: «Разберёмся», он последовал дальше, и Николай с Алексеем, конечно, постарались от него не отставать. Мужчина засеменил за ними, держась на почтительном расстоянии. — Кто это? — шёпотом спросил Николай. — И почему он обвиняет какого-то Пирогова? — Антон Игоревич Брусникин, хозяин этого замечательного заведения. А Пирогов владеет схожим клубом на соседней улице. Они конкурируют за интерес гостей, правда, у Пирогова всё-таки местечко рангом пониже. Но скандал действительно был бы ему на руку. Поэтому Брусникин, конечно, в первую очередь будет думать на него, — с усмешкой ответил Яков. Николай понадеялся, что Пирогов здесь ни при чём. Ещё не хватало тратить ценное время, копаясь в разборках владельцев злачных мест. Они, между тем, уже прошли коридор и оказались в главном зале. Он показался Гоголю просто огромным и настолько заполненным разнообразными деталями, что среди их множества было трудно выделить, куда, в первую очередь, направить взор. Это вызвало некоторую растерянность. Справившись с ней, Николай принялся осматриваться. На высоком, расписанном ориентальными узорами потолке висело несколько роскошных люстр из хрусталя изумрудного цвета. Свечи на них окружали прозрачные плафоны, придававшие освещению такой же, как и в коридоре, зелёный оттенок. Стены украшали живописные полотна с томными красавицами, пилястры и витражи; в вазонах около них цвели розы, пионы, лилии и неизвестные Николаю экзотические цветы. Тут и там виднелись разнообразные вещицы изящной работы: веера, статуэтки, ширмы. Большую часть зала занимали, конечно же, игорные столы, обтянутые вполне ожидаемым светло-зелёным сукном, на каждом из них стояли позолоченные канделябры. Николай с удивлением обнаружил, что некоторые столы заняты — там продолжали сидеть игроки. Видимо, карточные партии поглотили их настолько, что даже произошедшее не смогло заставить их покинуть это место. Неужели их совсем ничего не смущает? Ещё Николай обратил внимание на нескольких слонявшихся по залу мрачных охранников заведения, носивших одинаковые зелёные жилеты и внушительностью лишь немного уступавших Тёме. И ничего-то они не смогли предотвратить… Немного порассматривав присутствовавших, Гоголь затем перевёл взгляд в самый конец зала. Там были устроены маленькие ниши с диванами, мягкими подушками, столиками и полупрозрачными шторами, которыми можно было отгородиться от окружающего пространства. Сейчас одна из штор была задёрнута и оттуда струился лёгкий дымок. Неужели там тоже кто-то есть? Да, странная, однако, здесь публика. Всё происходящее отражалось в огромном зеркале, висевшем на противоположной стене. Обстановка в нём неуловимо изменялась, возможно, под действием обильного, но неестественного освещения, и выглядела причудливо. Тонкие канделябры не просматривались, и огни словно парили в воздухе. Фигуры игроков казались угловатыми тенями, сплошь состоящими из острых линий. Карты, бросаемые ими, будто резали растекающееся зелёным полотном пространство на мелкие части. Шторы возле ниш покачивались, приглашая зайти в тёмные провалы, заполненные дымом. А в центре зала, на круглом столе, богато инкрустированном самоцветами, красовалась курильница. Та самая, которую Николай видел во сне. Оцепенение спало, и Гоголь поспешил к ней, а заодно и к Якову с Алексеем, уже успевшим подойти. Курильницу открыли, и вместо спины у человечка теперь была дыра. Именно в неё и закладывались благовония. Маленький мужчина смотрел на Николая всё с тем же хитрым злым прищуром и будто насмехался над его стремлением раскрыть правду. Гоголь положил ладонь ему на плечо, но никаких видений не возникло, а лицо человечка будто бы стало ещё ехиднее. Да, он-то всё видел и всё знал, но делиться секретами не собирался. Рядом с курильницей крутился Роман. Увидев вошедших, он метнулся к ним. — Я тут даром времени не терял, — поспешно заговорил он, демонстрируя три колбы. — В одной — пепел, во второй — сами благовония, а вот в третьей — какой-то порошок непонятного происхождения. Думаю, он и послужил причиной того, что произошло. — Ну вот, что я и говорил, — сказал Яков Николаю, а затем обратился к Алексею и Роману: — Вы следили за происходящим в зале? Кто мог подсыпать порошок? Это не так-то легко сделать, учитывая её устройство, — он указал на курильницу. — За неё отвечают девушки-служанки. Мы собрали всех в одной комнате, их охраняют. Но… — Роман замялся. — Вы не обращали внимания на служанок, — со вздохом закончил за него Яков. — Они все в вуалях, одинаковой одежде и с двумя косами. Сложно выделить отличительные особенности, — попытался оправдаться Роман. — Потому что глазами смотреть надо, а не тем местом, на котором вы сидите, — недовольно сказал Гуро. «Дубины стоеросовые» — так и читалось на его лице. Роман с Алексеем сконфузились. — Почему они в вуалях? — поинтересовался Николай. — Антураж. А ещё, говорят, здесь подрабатывают сильно обедневшие дворянки, не желающие себя демонстрировать. Такой слух — одна из причин популярности данного заведения. Но я тебе этого не говорил, и ты об этом не знаешь, — усмехнулся Яков. — Не избежать трудностей при допросах, — пробормотал Алексей. — Трудности закаляют человека. Где дружки Овсова? — Дружки тоже в другой комнате. Их уже опросили — они знают не больше, чем мы. Охрана заведения тоже ничего не отследила, — доложил Роман, всем видом стараясь подчеркнуть, как много работы он успел проделать. — А люди за столами? — спросил Николай. Яков только махнул рукой: — Лудоманы. Эти вообще ничего не видят, кроме своих карт. — Да, — подтвердил Роман. — Как оклемались, тут же партии продолжать побежали. — Так, господа, пора работать дальше. Ты, — Яков указал на Алексея, — к служанкам. А ты — ткнул пальцем на Романа, — к Брусникину. Возможно, у него имеется какая-то информация о встречах Швецова с Овсовым. — А я — к зеркалу, — сказал Николай. — Уверен? — с сомнением посмотрел на него Яков. Как сказать… На память тут же пришли трещины, покрывшие всю поверхность зеркала в доме у Завадского и жуткое ощущение того, что через миг тело рассыпется на осколки. Страшно… Но иного решения Николай не находил. Зеркала отражали и сохраняли множество информации, и не пользоваться предоставляемыми ими возможностями было очень глупо. А со страхами надо бороться. Поэтому Гоголю ничего не оставалось, кроме как ответить: — Уверен. — Будь осторожен, — попросил Яков. — Почувствуешь что-то неладное — лучше не лезь. — Знаю, — Николай развернулся и направился туда, куда собрался. Беспокойство Якова колебало его решимость и пробуждало совсем не нужные сейчас сомнения, поэтому не стоило медлить. Он прошёл мимо столов с одержимыми игроками, швырявшими карты на стол. Тонкий картон ритмично ударялся о мягкое сукно, создавая некое подобие музыкальности. Не отвлекаться… Мимо угрюмого охранника, шедшего навстречу… Кто-то смотрел Николаю в спину. Взгляд был неприятный, изучающий… Гоголь обернулся. Тот, чьё внимание он привлёк, скрывался в импровизированной комнатке за шторой, откуда по-прежнему струились клубы дыма. Его промедление привлекло Якова. — Что такое? — спросил он. Николай взглядом указал ему на штору, после чего направился дальше к своей цели. Теперь уже ни на что не отвлекаясь. Замерев перед зеркалом, он, чтобы сосредоточиться, стал смотреть в глаза собственному отражению. Всё остальное постепенно слилось, и вскоре ему стало казаться, что вокруг нет ничего, кроме едкого зелёного цвета, пытавшегося отобрать главенствующее положение у темноты. Но темнота не собиралась уступать. И власть она хотела получить не только над окружающим пространством, но и над Николаем. А он ничего не мог ей противопоставить, потому что был её частью. Тьма вливалась в него, и вот уже собственное отражение смотрело на него чёрными глазами, скалясь кривой улыбкой на покрытом трещинами, белом как мел лице. Неужели именно так выглядит его истинное обличье? Отражение, словно подтверждая эту мысль, подалось вперёд и прижало ладонь к стеклу. Длинные смоляные ногти отчётливо клацнули по стеклу. Не в силах больше выносить такое неприглядное зрелище, Николай отвернулся. Чтобы понять — обстановка изменилась. Вместо ниш с занавесками теперь появилась небольшая сцена, а за игровыми столами расположились люди в золотых масках и белых, расшитых символами карточных мастей, плащах с капюшонами. Они все смотрели на сцену, куда уже взошёл человек — вполне представительного вида, с лёгкой проседью в волосах и хорошо одетый. Он вытащил из кармана крупный алый рубин и продемонстрировал присутствовавшим со словами: — Вещь невероятной ценности, господа. Это сердце моей любимой женщины. Сколько дадите за него? Человек за одним из столов (впрочем, Николай не был уверен в том, что в зале сидели люди) положил перед собой карту — даму червей. — Подойдёт, — кивнул «продавец», после чего подошёл к столу предложившего «цену», взял карту, оставил взамен камень и спешно покинул зал. Камень шевельнулся и вскоре превратился в живое бьющееся сердце. Покупатель достал острый нож и пригвоздил сердце к столу, после чего стал снова смотреть на сцену, не обращая внимания на кровь, залившую сукно. Николая передёрнуло, а над залом прозвучал вопрос: — Кто следующий? На сцену взобрался ещё один желающий — белобрысый юнец. Он продемонстрировал старинную подвеску, сделанную из золота, богато украшенную и очень тяжёлую на вид. — Фамильная подвеска моей матери, — сказал он. — Единственное, что у неё оставалось в память о родителях, — добавил кто-то из зала. — Это так, — согласился юнец, даже не смутившись. За подвеску пожелали побороться сразу двое: один с бубновым тузом, другой — с бубновым же королём. Торговавший отдал предпочтение второму, после чего скрылся. А на сцене уже был ещё один, дрожавший от нетерпения, участник. Выглядел он как человек, давно утративший благосклонность судьбы. Тощий, сгорбленный, в одежде со множеством заплат, он вызвал презрительные смешки у присутствовавших. — Ну а вы что нам предложите? — с нескрываемой язвительностью спросили у него. Тот начал нервно шарить по карманам, чем вызвал уже неприкрытый смех. Наконец он вытащил и предъявил публике свой предмет торговли — заляпанный грязью мутно-серый шар. — Фу, это что такое? — брезгливо спросили у него. — Это… Это моя душа… — запинаясь, ответил тот. — Да за неё и тряпку рваную отдать жаль. — Прошу вас… Это всё, что у меня осталось! — взмолился человек. — Глупый вы, с неё и надо было начинать. Ладно, всё равно вы здесь в последний раз. Берите, — сидевший за самым крайним, и наиболее близко расположенным к Николаю столом участник торгов лениво оборонил себе под ноги карту. Продавец подбежал к нему, раболепно опустился на колени и поднял её, после чего его руки затряслись. — Двойка треф! Так мало? — упавшим голосом пролепетал он. — Верьте в удачу, вдруг она решит осчастливить вас? А если нет, то вы, наконец, прекратите бессмысленно коптить небо. Уходите, — равнодушно ответил ему заплативший, после чего аккуратно пристроил шар на краешке стола. Человек униженно опустил голову и засеменил прочь. Николай смотрел ему вслед и не сразу заметил, что тот, кто только что сторговал шар по самой низкой цене, обратил внимание на него. — А вы, молодой человек? Сколько за вас просят? — Что значит, сколько просят? Я не вещь, чтобы продаваться, — возмутился Николай. Он бы ещё понял, если бы у него спросили, что он готов предложить. Но этот вопрос поставил его в тупик. В душе проснулся липкий страх, как у животного, попавшего в ловушку. А участник торгов, между тем, настаивал: — Я вижу цепь вокруг вашей шеи. Это — символ несвободы, так что не спорьте. Хочу договориться о сделке. Заплачу любую названную цену. Горло внезапно сдавило. Машинально схватившись за него, Николай почувствовал холод металла. Нет, только не это! Он в ужасе попятился, развернулся и помчался не разбирая дороги. На удивление, Гоголя никто не стал задерживать, и ему удалось беспрепятственно проскочить через распахнутые двери зала. Но очутился он отнюдь не в коридоре… Перед ним раскинулась пустынная улица, сбоку от которой жирно поблескивал зловонный канал. Лиговка? Ну и занесло же его… Послышались шаги. Николай напрягся, но оказалось, к нему приближалась немолодая женщина в засаленной одежде. Конечно, не самая желанная встреча, но это всяко лучше дурно настроенного мужчины. Впрочем, женщина тоже не могла похвастаться хорошим настроением — она так и сыпала бранью. Николай отошёл с её пути, но она и не обратила на него внимания. — Опять сдала квартиру какой-то шалаве! Только и делает, что мужиков таскает! То один у неё, то второй. Гоголь застыл в недоумении. И к чему ему это знать? Но это же видение, оно всегда несёт полезную информацию. Какая-то квартирантка приводит мужчин? Один, второй… Он вздрогнул, а затем побежал к женщине. — Скажите, а где эта квартира? — поинтересовался он. — И ты туда же, кобель малолетний? — хмыкнула та, а затем ткнула пальцем на окно первого этажа ближайшего дома: — Вон там. Но скоро я выгоню её оттуда. В этот момент оконное стекло указанной квартиры вдребезги разбилось.

***

Яков смотрел на Николая, несколько неуверенно направлявшегося к зеркалу. Там ему будет страшно и Яков ничем не сможет ему помочь. Потому что останется здесь. Вот так. Он там, а Яков — здесь. Граница, разделяющая человека и порождение Тьмы незримая, но нерушимая. Осознавать это было тяжко для него, привыкшего, что любую дверь можно открыть, а преграду устранить. И за этой границей скрывался дорогой для него человек, а сам от терял всякую возможность хоть как-то контролировать происходящее. Умом Яков, конечно, понимал, что глупо противодействовать предназначению Николая и пытаться встать между ним и самой его сутью. Но Николай… Слишком восприимчивый, впечатлительный, с ангельски чистой душой и обострённым чувством справедливости. Уязвимый. Его вылазки вызывали у Якова всё большую тревогу. И беспокойство возникало не только из-за безопасности Гоголя. Может ли когда-нибудь мир Тьмы показаться Николаю настолько привлекательным, что он не пожелает возвращаться обратно в мир человеческий? Тьма соблазнительна, а Гоголь — её порождение. Нет, если кто-то посмеет удерживать Николая силой, то Яков сделает всё возможное и невозможное, чтобы вытащить его. Но что делать с самим этим своевольным созданием, если ему захочется там остаться? Гоголь обернулся и обеспокоенно посмотрел куда-то позади Гуро. Что такое? Николай сделал быстрое движение глазами, указывая направление. Ну да, Яков тоже собирался туда заглянуть, чтобы полюбоваться на скрывавшегося за занавеской неадекватного любителя кальяна, который, как и игроки, совершенно проигнорировал произошедшее. Впрочем, тут можно было найти логическое объяснение. Кальян, а вернее курительные смеси для него, поставлявшиеся прямиком с Востока, являлись гордостью заведения и стоили дорого. Если посетитель выложил крупную сумму, то его нежелание уходить несолоно хлебавши вполне объяснимо. А для Якова, к тому же, он мог оказаться полезным источником информации. Яков отодвинул тонкую ткань и подавил желание откашляться от попавшего в ноздри довольно едкого запаха табачной смеси. Клубы дыма потекли в открывшееся пространство, видимость улучшилась и перед Яковом возникла вполне знакомая ему персона. Рыжие волосы, зелёные глаза, оценивающе взиравшие на него, наглое лицо с высокими скулами. Это был никто иной, как завсегдатай всех игорных домов Петербурга — Пантелеймон Константинович Озерцов, личность весьма занятная. Происходивший из небогатой дворянской семьи, он с юных лет стремился к лёгкой и красивой жизни, в которой не было места трудовым подвигам на службе. Деньги Пантелеймон решил зарабатывать карточной игрой. Здесь он был вполне успешен, некоторые даже считали его шулером, однако, нельзя сказать, что удача всегда улыбалась ему. Впрочем, деньги у него никогда не задерживались — всё выигранное он тут же спускал на кутежи и роскошества. Дамы полусвета и нимфы из злачных мест обожали его, хотя иногда Пантелеймон оставался абсолютно без гроша в кармане и скатывался практически на самое дно. А с недавних пор его кандидатура стала ещё более привлекательной, ведь несколько лет назад он получил наследство от родственника за границей и пока даже не успел его растратить. Но последнее, конечно, до поры, до времени. Один только костюм, надетый на нём сейчас стоил огромных денег, а новую одежду он заказывал себе несколько раз в неделю. И это не говоря уже об иных его тратах. С другой стороны, Якову-то разве было до этого дело? Озерцов лениво выпустил дым в сторону Гуро, изящно придерживая мундштук своими тонкими пальцами, унизанными перстнями. — А вот и полиция пожаловала… — немного растягивая слоги проговорил он. — Господин Озерцов, — улыбнулся Яков, — а вы, я смотрю, как обычно, берёте от жизни самое приятное. — Жизнь — мгновение, так почему бы не наполнить её удовольствиями? — А как насчёт того, что здесь недавно произошло? Пантелеймон приложился к мундштуку и вдохнул немного. Дым, в этот раз, пошёл у него из ноздрей. — Жизнь полна неожиданностей. Мне, правда, эти неожиданности подпортили настроение. Я хотел ещё в картишки перекинуться, так, для души. Но самые интересные противники разбежались… — он удручённо развёл руки. Драгоценные камни на перстнях сверкнули. — Может, вы, Яков Петрович, желаете? — Я вас обыграл в прошлый раз, — ухмыльнулся Гуро. Воспоминание было приятным. Озерцов продулся в пух и прах и Яков забрал в качестве трофея три его кольца. На их месте уже появились новые. Наверно, стоит провести партию, но не сегодня. — В игре главное не победа, а красота партии, — ответил Озерцов. В какой-то степени эта фраза служила ему своеобразным девизом. — Не до игр мне, уважаемый Пантелеймон Константинович. Служба, понимаете ли. Может, подсобите? Вы ведь могли видеть нападавших. Пантелеймон вкрадчиво улыбнулся: — Дым, занавес. За ними видно только силуэты. Тени. Людей не видно, но их пороки освобождаются и выходят на свободу. Сначала это завораживает, но если часто за ними наблюдать, становится скучно. Всё идёт по кругу. Вот, взгляните на тот стол, — он указал пальцем вперёд. — Кто же за ним? Видите съёжившуюся худенькую фигурку? То юнец, только что попавший на большие деньги. Пальцы у него как веточки. Слабенькие, но способные выдержать вес пистолета, из которого он под утро пустит себе пулю в висок, спасая остатки фамильной чести. А вот тоже тонкая фигура, но другая — гибкая, изворотливая. Ох, не стоит к нему приближаться. В особенности таким юнцам, как первый. Вы могли бы его арестовать, ведь это никто иной, как шулер, но вам до него дела нет. Равно как и до того, сколько глупцов из-за него поляжет. Яков подавил вздох. Что-то Пантелеймон точно видел, но, прежде, чем они доберутся до сути, придётся выслушивать вот такие философствования. Озерцов и правда скучал. Похоже, игры уже не приносили ему должного удовлетворения. — Существуют задачи поважнее, а шулера, равно как и глупые юнцы, никогда не переведутся. У меня нет желания бегать за первыми и перевоспитывать вторых. — Ну да, об этом вы уже говорили. И правильно, игра — она для сильных. Слабым в ней не место. Вот я говорю это вам, а сам чувствую лишь пустоту на месте былого азарта, — Озерцов сделал ещё одну затяжку и выпустил очередную струйку дыма. — Игорный дом стал скучнее светского салона. И заметьте, даже такая неординарная вещь, как сегодняшнее происшествие, только слегка всколыхнула это болотце, но оно уже возвращается в прежнее состояние. — Кажется, мы переходим к самому интересному? — Интересно… Да, пожалуй. Всегда любопытно наблюдать за женщинами, творящими порочные вещи. Ну вот, ничего неординарного. Кажется, действительно служанка. Или кто-то, ею притворившийся. — Порошок в курильницу подсыпала женщина? — Как-то приземлённо звучат ваши слова, Яков Петрович. А ведь то было настоящее волшебство. Не иначе, как она колдунья. — Ну да, ну да. Вы сумели её рассмотреть? — Мне пришлось спастись позорным бегством на второй этаж, пока эта чаровница меня не заметила. Но я уверен, что она прекрасна. Каждое её движение было полно кошачьей грации, а уж роскошные чёрные косы просто заглядение. Такую красоту не стоит демонстрировать кому попало, поэтому своё чудесное лицо она прикрыла вуалью. Не женщина, а сплошная загадка. И всё внимание такой персоны досталось какому-то жалкому Сашке Корзинщику. Есть в мире справедливость? — Может, он интересовал не именно её, а тех, на кого она работает? С ней могли быть сообщники. — Нет, она была совсем одна. — Вы-то откуда знаете? — Я же не мог просто упустить её, даже не взглянув напоследок. Ведь наша первая встреча, скорее всего, и последняя. Я выбрался на балкон и буквально через пару минут увидел её. Она шла по улице, держа на плече свёрнутый ковёр. Уверен, именно там и был наш Александр. Эх, вот счастливец. — То есть, на неё порошок не подействовал? И потом она спокойно тащила на себе мужчину, гораздо крупнее её самой? — Представляете! Такую тушу — на столь нежное, хрупкое плечико! Говорю же — не иначе, она колдунья. — Но почему же вы не предупредили никого, раз увидели все её действия? На втором этаже-то никто не заснул. — Да за кого вы меня принимаете? Как может воспитанный мужчина мешать прекрасной даме? Может, она подобно героине из сказки, пришла забрать самое дорогое, чтобы унести с собой? — Самое дорогое — это Корзинщик что-ли? — Может, ей нравятся такие мужчины. Если бы она пришла за мной, я бы даже не стал сопротивляться. «Что ж ты сбежал-то тогда?» — про себя усмехнулся Яков. — Ладно, благодарю за информацию, господин Озерцов. Не смею больше мешать вашему отдыху. Теперь я тоже жажду познакомиться поближе с этой прекрасной дамой. — Желаю вам удачи, Яков Петрович. А я буду о ней грезить, — с блаженной улыбкой проговорил Пантелеймон. «Тьфу, ну и амбрэ. Теперь вся одежда пропахла», — подумал Яков, выйдя наружу и задёрнув штору. Он помахал рукой, разгоняя воздух, и двинулся к Николаю, сидевшему на полу перед зеркалом. Когда Яков подошёл к нему, тот вздрогнул и вернулся к окружающей действительности. — Нам срочно нужно ехать, — с несколько отсутствующим видом сказал он. — Я видел место. Там может произойти что-то очень нехорошее. — И куда нам надо? — На Лиговку. Там, скорее всего, пропавший, а ещё женщина, возможно, та, которую мы ищем. — Едем, — согласился Яков. — Сейчас, только Романа с Алексеем позову. Успеют ли они? Всё зависело от намерений той женщины.