Fix you

В детстве Локи часто сопровождал Тора и его друзей на берега рек и озер, когда у них появлялась возможность отдохнуть. Он вспоминал, как задерживался среди грязи и растений на берегах, выжидая, пока не сможет сбросить одежду в мимолетной изоляции. Прохладная вода всегда ощущалась как бальзам на его коже, успокаивая его необъяснимую склонность к ожогам даже от самых слабых солнечных лучей. Он ожидал похожей необходимости в осторожности по прибытии на частный пляж Энтони. Вместо этого было более чем достаточно мер безопасности, чтобы создать всепроникающее чувство уединения. Особняк был построен на вершине скалы, что потребовало извилистого пути вниз по ступенькам, закрепленным на самой скале. Были регулярные ЭМИ, чтобы помешать проникновению оборудования для камер, многочисленные ворота, охраняемые самыми доверенными охранниками Гарольда, и даже настоящая армия беспилотников, незаметно патрулирующих периметр наверху. Это казалось достаточно уединенным для Локи, чтобы рискнуть сопровождать Энтони в качестве самого себя, хотя и с невысказанными опасениями и чрезмерной осторожностью. Благодаря своей внимательности он заметил, как Энтони на мгновение запнулся, когда они начали приближаться к океанским волнам. Темп его шагов лишь на мгновение сбился, но для Локи это было более заметно, чем Тор в свадебном платье. Он наблюдал, как Энтони сглотнул и ступил на песок босыми ногами, возобновив свои комментарии о химических свойствах оков Локи, и лишь иногда вздрагивая и прерываясь. Тем не менее, хотя его движения были слишком резкими, чтобы быть естественными, а его кожа была покрыта заметными каплями пота, не было никаких следов неуверенности в липкой ухмылке, которую мужчина бросил через плечо. Демонстрация решительной стойкости придала смелости Локи последовать за ним без надлежащих мер предосторожности. Фактически, он сделал несколько шагов по песку, прежде чем почувствовал, как шипы тысячи раскаленных игл пронзили подошвы его ног. Локи не вскрикнул, что бы ни утверждал Энтони, и спокойно пошел к плещущимся водам за облегчением. Если он слонялся там, пока Энтони сооружал убежище из пляжных полотенец среди поля бесконечных маленьких углей, то это потому, что он питал здоровую любовь к природе. От полупрозрачных крабов, снующих прямо под песком, до закругленных осколков ракушек, усеивающих берег, можно было наблюдать много всего из безопасности сравнительно прохладных волн. Его пребывание в воде, казалось, облегчило боль, когда он осмелился вернуться обратно к Энтони, но он не терял времени, укрывшись в крепости, которую его смертный воздвиг из пляжных полотенец Железного человека. Его ноги оставили полосы мокрой грязи на одном из декоративных репульсоров, пока он тщательно следил за тем, чтобы ни одна песчинка не осталась прикрепленной к его коже. Через мгновение Энтони подвинулся, пока не оказался прижатым к спине Локи, положив подбородок на сгорбленное плечо бога. — Чёрт, Ло, — сочувственно сказал его смертный. — Твои пальцы на ногах действительно в ожогах? Локи сразу же заметил новое проявление нежности. Конечно, он заметил. Будучи главным послом и вторым принцем Асгарда, Локи всегда настаивал на использовании своего полного имени и титула как единственного ощутимого знака уважения, который он мог получить. В ответ он использовал чужие имена как символ почтения для горстки людей, которые заслужили его уважение. Никогда Локи не позволял сокращать свое настоящее имя, даже в частной беседе. Но с Энтони все было по-другому. Локи понял, что сокращения и прозвища обозначали привязанность к его партнеру. Кажущееся случайным сокращение его имени на самом деле было тщательно рассчитано, провозглашение преданности, которое означало больше, чем любое прямое заявление о дружбе. Локи мог только направить неотвратимую улыбку на своего Энтони в ответ, заставив мужчину перевести взгляд на злополучные вмятины на его щеках. — Я всегда был чувствителен к теплу, — сказал бог в ответ на вопрос Энтони. Мозолистый палец начал проводить по мизинцу на ноге Локи, вызывая рефлекторную дрожь. — Оглядываясь назад, это, очевидно, признак моего наследия, но в детстве это был просто еще один из моих необъяснимых недостатков. Щетина бороды Энтони врезалась в затылок Локи. — Тогда, полагаю, пляж был плохой идеей, а? Конечно, температура создавала некоторые проблемы, но Локи стоял бы на песке в полдень с самой искренней улыбкой на лице, если бы это означало вычеркнуть самоупреки из тона его смертного. Вздохнув, он откинулся на крепкое тело позади себя и прижался щекой к стойкому теплу дугового реактора. — Я слышал слухи о мифической реликвии под названием обувь, — пробормотал Локи. — Очевидно, она обладает способностью отталкивать даже самые цепкие песчинки от пальцев ног. За исключением ровных выдохов в верхнюю часть позвоночника Локи, Энтони, казалось, застыл во всех смыслах этого слова. Локи закатил глаза и потянул, пока слабая хватка вокруг его ребер не сжалась в тиски, которые он желал. — На самом деле, я уверен, что видел, как ты положил пару сандалий в нашу корзину для пикника перед тем, как мы ушли. Как мне повезло, что у меня есть такой внимательный предсказатель. Смех Энтони приятно прогрохотал по его позвоночнику. — Ты, безусловно, принц – нет, король – среди придурков, придурок, — Потрескавшиеся губы трепетали у его виска. — Но ты уверен, да? Ты же знаешь, я был бы так же счастлив ночевать с тобой в гостиной и слушать, как ты ноешь об алхимии и философских камнях. Это принесло Энтони самый уничтожающий из его взглядов. Наслаждение Локи от «аниме»-сериала, который они смотрели о боевых алхимиках, никоим образом не помешало ему прояснить его многочисленные неточности. В целом, он нашел колебания между юмором и мужеством в анимированном изображении в высшей степени удовлетворительными, особенно по сравнению с историей о юных волшебниках, которые сражались хрупкими деревянными палками, но у каждой истории были свои недостатки. — Я помню, что мне обещали «лучший день», — указал Локи. — Я очень сомневаюсь, что еще один дневной марафон по развлечениям в Мидгарде может стать таким опытом, — Едва слышный смешок щекотал верхушку его плеча, побуждая его выгнуться, хотя он одновременно пытался прижаться ближе. — Я хотел бы остаться, кяресте, — сказал Локи, теперь тише. — Если только ты не предпочтешь, чтобы мы ушли. — Я? — Пальцы, обхватившие бедро Локи, изогнулись в скрытом противоречии с скрупулезным хладнокровием голоса Энтони. — Почему я должен хотеть уйти? — Похоже, ты вообразил, что можешь обмануть Бога Лжи, Энтони Старк, — Локи вытянул шею, пока не поймал отрезвляющий взгляд своего партнера. — Насколько я помню, вода тебе не по душе. Смех сорвался с губ Энтони. — Это правда, — Он прижал Локи к себе, по-видимому, используя бога как своего рода баррикаду, чтобы скрыть от глаз приближающиеся океанские волны. — Это не должно меня волновать, верно? Я имею в виду, это же океан, а не садист с ведром посреди афганской пустыни. — Угрозу утопления включает в себя и то, и другое, — Локи с наслаждением обводил взглядом лицо, столь ревностно изучающее его собственное. — Насколько я понимаю, настороженное отношение к воде – это адаптивная реакция на то, что ты пережил. Линии под его пальцами углубились в морщины. — Тогда как же ты не боишься? Это была ловушка. Тот факт, что она была установлена без злого умысла, никоим образом не отрицал этого факта. Простые ответы были недостаточными, хотя он не хотел умалять страдания Энтони, преуменьшать тяжесть его пыток или разделять их переживания, подчеркивая их различия. Изложение многочисленных ужасов, которые Локи пережил, было излишним и непростительным, но правда не была менее ошеломляющей. Он все равно ее раскрыл. — Я боюсь. Лицо Энтони сразу стало скептичным, глаза прищурены, губы поджаты. Локи прижал свой палец к губам изобретателя, останавливая бурную волну протестов, зарождающуюся в его горле. Через мгновение его смертный неохотно утих, и Локи убрал руку, демонстрируя неровные края шрамов, усеивающих его ладонь. — Я боюсь твоего отречения, — Кончики его пальцев начали дрожать, но Локи не дрогнул, не тогда, когда он был нужен Энтони. — Я боюсь, что ты поймешь, насколько я недостоин твоего принятия, твоей преданности и твоей любви. Но больше всего я боюсь твоей жалости, — Обрывки воздуха проскальзывали сквозь щели между зубами Локи, когда он пытался вдохнуть. — Я хочу быть кем-то, достойным тебя, Энтони. Я хочу быть равным тебе, хотя знаю, что это не так, что я никогда не смогу соответствовать тебе. Давление на его ребра увеличилось и почти достигло силы, вызывающей синяки. — Это чушь, Локи. В тебе нет ничего недостойного. Как ты можешь так думать? Локи едва заметно пожал плечами. — Как ты можешь думать, что я буду думать о тебе хуже из-за того, что ты рационально боишься океана? Выдохнув, Энтони немного наклонился к нему. — А что, если мы оба притворимся? Я притворюсь, что океан не пугает меня до чертиков, а ты притворишься, что не веришь в эту чушь, которую ты только что сказал. Договорились? Если и был подвох, Локи его не видел. Кроме того, избегание чего-либо было одной из его специализаций. — Хорошо, — согласился он. — Возможно, мы начнем нашу договоренность с этого обеда, который ты обещал. Как и ожидалось, был настоящий пир, состоящий из нескольких разных видов сэндвичей, набора нарезанных фруктов, слишком большого количества разных чипсов, чтобы назвать все, и клубничных кексов, которые Энтони ранее – коварно – обещал приготовить на десерт сегодня вечером. Локи выбрал один из тягучих панини и удовлетворился тем, что выдержал длинную лекцию, посвященную планам Энтони относительно его кандалов. — Мы пока провели только несколько предварительных тестов, — объяснил Энтони, прежде чем запихнуть себе в рот чипсы. — У меня в Башне есть более специализированное оборудование. Может, в следующий раз я попробую сделать несколько сканов твоего сейда? Локи демонстративно вытащил из одной из упаковок пухлую чипсину. — Я очень сомневаюсь, что твои приборы смогут обнаружить мой сейд. Несколько крошек упали на колени Энтони, когда он толкнул его плечом. — Тогда, полагаю, тебе просто придется помочь мне придумать что-то, что может. — Твой оптимизм не имеет предела, — сухо заметил принц, чем заслужил проблеск своей любимой липкой ухмылки. Между зубами его смертного было несколько кусочков чипс, — возможно, есть способ объединить мою магию с твоей технологией дугового реактора. Я не верю, что близость, которую мой сейд чувствует к твоему устройству, полностью односторонняя. Энтони покосился на него. — Ты пытаешься сказать мне, что у моего дугового реактора есть личность? — Конечно, нет, — Локи откусил кусочек медовой росы, размышляя. — Больше похоже на «инстинкты». Это похоже на сырую магию, непроверенную, но, несомненно, мощную. Мой сейд распознает в ней родственную энергию. Тени в глазах Энтони были неразличимы, пока они не начали рассеиваться. Сразу после этого его глаза начали блестеть. — И ты думаешь, что мы можем использовать его, чтобы освободить тебя? Честно говоря, нет. Локи не питал никаких ожиданий свободы, независимо от того, удастся ли им раскрыть совокупный потенциал их соответствующих источников силы. Даже в этом случае он не будет нести ответственности за уничтожение следов надежды в выражении лица своего смертного. — Я полагаю, что это возможно.. — Да. Да, да, да. Энтони резко выпрямился, безудержный энтузиазм был заметен в каждом его движении. В следующее мгновение рубашка мужчины исчезла, отброшенная в сторону и приземлившаяся на далекой песчаной дюне. Оторвать взгляд от лица Энтони больше не было проблемой. — Покажи мне, — раздалось властное, но в то же время жалобное требование. Локи не видел причин отказываться. Призвать свой сейд к кончикам пальцев не составило труда, и его магия рефлекторно нашла дуговой реактор Энтони с обычной энергией. Как всегда, зеленоватые усики цеплялись за каждую канавку и щель реактора, извиваясь и прихорашиваясь в демонстрации столь жадно и цепко, что Локи, возможно, почувствовал бы себя униженным в любом другом контексте. Но поскольку он был с Энтони, он вместо этого сосредоточился на явном доказательстве симбиоза. — Твой реактор светится, — сказал Локи, заставив Энтони дико вытянуть шею, извиваясь, чтобы лучше видеть. — Ты видишь это? Эффект был, очевидно, слишком слабым для мидгардца, чтобы заметить его поначалу, но по прошествии нескольких секунд, светящиеся следы кобальта, проглядывающие сквозь его сейд, стали несомненно светящимися. Энтони фактически прикрыл глаза, поскольку интенсивность продолжала нарастать. Через мгновение один дрожащий палец потянулся, чтобы провести по поверхности реактора, заставив пучок дугообразного сейда обвиться вокруг пальца его партнера. Свет дугового реактора, казалось, сконцентрировался в точку раскаленного синего цвета в тандеме, как раз там, где кончик пальца Энтони покоился на ребристой поверхности. — Блин, Ло, посмотри на них. Это охренительно. Это было, надо признать, очень здорово. — Мы проведем все тесты, когда вернемся домой, — выдохнул Энтони. — Это ответ на вопрос, как разорвать эти чертовы наручники. Я знаю это, — Энтони улыбнулся самой блаженной из улыбок, вызвав безнадежное отражение на губах Локи. Их родственные энергии, казалось, еще сильнее переплелись в ответ. — Я освобожу тебя, Локи. Клянусь, я это сделаю. Локи не мог позволить себе поверить ему. Ожидание разочарования Энтони, когда он потерпит неудачу.. и потерпит неудачу, и потерпит неудачу, было уже слишком большим, чтобы вынести. Он не колебался, несмотря на пылкость тона Энтони или на простодушную серьезность его выражения, но он также не мог позволить себе ослабить зарождающееся вторжение уверенности. — Я знаю, что ты попытаешься, — Локи изобразил лучшее подобие отчужденности и ткнул – ткнул – в самую мясистую часть плеча Энтони. — Ты горишь, кяресте. Хотя это было отвлечение, шаткое, учитывая серьезность их разговора, это также было правдой. Солнце неумолимо палило на них, и открытые плечи Энтони быстро приобретали отчетливый розоватый оттенок. Собственная кожа Локи была заметно теплой на ощупь, поразительный и несколько тревожный контраст с его обычно прохладной плотью. К счастью, откровение об их общей беде перевело Энтони из страстного пыла во внимательное беспокойство. После минутных поисков в содержимом их пикниковой корзины изобретатель достал бутылочку отвратительно пахнущего лосьона, которую он тут же всунул в руки Локи. — Намажь мне спину, а я потом намажу тебе, — предложил Энтони, одновременно поигрывая бровями слишком театрально, чтобы вызвать что-либо, кроме самых презрительных насмешек. — Я очень сомневаюсь, что ты используешь правильную формулировку, — вздохнул Локи. Несмотря на это, он выдавил щедрую порцию лосьона на ладонь, заставив Энтони плюхнуться лицом вниз на колени. Это был не первый раз, когда Локи видел своего смертного решительно обнаженным, но в прошлом его отвлекали более амурные желания. Еще до того, как открылось его истинное лицо, бог сосредоточился на многочисленных физических контрастах между ними. От кожи до манер Локи считал себя сравнительно неполноценным, и постоянное обнажение его формы аса на протяжении последней недели только подогревало его неуверенность. Но с зарождающейся верой в то, что его прикосновение будет принято, пришло и откровение о множестве несовершенств под кончиками его пальцев. Плоть Энтони была буквально усеяна шрамами. — Это от шрапнели, — объяснил Энтони, прежде чем Локи успел подобрать слова для вопроса. — Полагаю, мне очень повезло. Локи провел по скоплению шрамов, разбросанных по лопатке его смертного. Ярко-красная и неровная, бронзовая кожа под его пальцами ощущалась ужасно похожей на его собственную. Тем не менее, Энтони, несомненно, наклонялся к его прикосновению, и выражение его лица было заметно невозмутимым, граничащим с нежностью. — Это тоже от осколков? — спросил Локи, благоговейно положив ладонь на застарелую рану возле бедра своего напарника. Энтони вытянул шею, чтобы заглянуть через плечо. Выражение его лица стало определенно смущенным. — Почти уверен, что это из-за несчастного случая в мастерской несколько лет назад. Его смертный продолжил скрывать лицо в ладонях, демонстрируя самое вопиющее избегание, которое Локи когда-либо видел. — Ты пережил необъяснимый несчастный случай в своей мастерской? — Возможно, я заснул рядом с нестабильной химической реакцией? — предположил Энтони, глядя на внутреннюю сторону своих локтей. — Я начинаю понимать, почему твои боты так обеспокоены твоими привычками во время сна, — прокомментировал Локи сквозь напряженные губы, когда он начал втирать лосьон в спину изобретателя. Первое же движение его ладоней по позвоночнику Энтони вызвало совершенно неуловимую дрожь. — Возможно, мне следует поговорить с ДЖАРВИСОМ о внедрении более всесторонних мер безопасности. — Да ладно, Ло, — раздался ожидаемый вой. — В последнее время мне становится лучше. Локи замычал, вызвав поток невнятных протестов, которые он быстро заглушил несколькими размеренными движениями пальцев. Энтони, казалось, не возражал против его усердия в покрытии каждого дюйма кожи густым белым лосьоном. Скорее, его скрупулезность вызвала довольный гул и приток покачиваний, пока его партнер не свернулся вокруг его колен. Лосьон на его ладонях давно высох, но Локи задержался, проведя пальцами по сухожилиям, мышцам и плоти в самой нежной из ласк. Казалось бы, твердые пальцы окутали его собственную лодыжку с уверенностью, которая разобьется от одного неверного слова. Это было проявление доверия, которое Локи был полон решимости не только заслужить, но и лелеять со всей его ценностью. — Перевернись? — хрипло попросил Локи. К удовольствию Локи, Энтони, казалось бы, без колебаний согласился, обнажив толстые мышцы и едва заметный намек на мягкость в районе живота. Дуговой реактор сиял в своем гнезде обильных рубцов, все еще находясь в открытом свидании с его сейдом. В то время как шрамы самого Локи были гротескными, физическим свидетельством его жалкого малодушия, зажившие раны Энтони были какими-то другими. Они были ощутимым проявлением выживания, мужества и новаторства. Шрамы Энтони были ужасными. Но они также были красивыми. Локи послушно достал бутылочку с лосьоном и посвятил себя втиранию круга за кругом в крепкую кожу под ладонями. Он следил за каждым вздохом и сердцебиением Энтони, ослаблял намеки на напряжение, которые, как он мог видеть, сжимали каждую мышцу от шеи до пальцев ног. Локи не оставил ни одного дюйма плоти нетронутым – он мял, гладил и успокаивал, пока все мышцы Энтони не стали расслабленными и вялыми. — Ты действительно хорош в этом, — пробормотал Энтони. Это было глупо. Необъяснимый укол удовольствия, который Локи испытал при одобрении, был совершенно глупым, но он все равно его почувствовал. Странно, как это простое выражение заботы казалось более интимным, чем каждый сексуальный контакт в его существовании. Локи сосредоточился теперь на нанесении лосьона на каждую складочку лица Энтони, вызывая обезоруживающее сморщивание элегантного носа его смертного. Нежное трепетание ресниц под кончиками его пальцев придало ему смелости. Энтони инициировал почти каждое развитие их отношений с откровенной мягкостью, которая заставляла Локи страдать. Все, что делал Энтони, это давал, давал и давал – его сюрпризы, его слова, его прикосновения. Он заставил Локи почувствовать каждую глупую эмоцию, которую бог долго считал всего лишь фантазией. Энтони был причиной проникновения в его жизнь счастья, которое заставляло его с наслаждением ожидать каждого утра и ложиться спать каждую ночь совершенно довольным. Энтони был всем для Локи. И Локи хотел его. Локи хотел его во всех отношениях, но здесь и сейчас он был готов украсть – нет, заявить права – на поцелуй. Но даже в этом случае терпение было добродетелью Энтони, которую Локи не разделял. Бог привык лгать и плести интриги ради вкуса своих желаний. Никогда ему не позволяли брать ненасытно и без подозрений или препятствий. Это делало его жадным. Локи нельзя было винить за то, что он прижался своими губами к губам Энтони в поцелуе, который, по общему признанию, граничил с непристойностью. Теперь, когда между ними не было секретов, он не чувствовал ни капли угрызений совести из-за своего желания безжалостно ограбить этого человека, который так охотно отдал ему все. Кроме того, поцелуй с Энтони Старком можно было сравнить разве что с питьем из колодцев амброзии, которые так любили боги из мифов. Локи начинал подозревать, что его жажда никогда не будет утолена. К сожалению, ему действительно нужно было дышать, и Энтони часто чувствовал необходимость заполнить тишину. — Ты делаешь это ещё лучше, — раздалось признание хриплым шепотом. Локи спрятал нежную улыбку за ключицей, даже когда его сердце забилось в самом блаженном из полетов. Лесной орех и моторное масло пропитали его легкие, несмотря на вторжение солнцезащитного крема. Он чувствовал тепло во всем теле, внутри и снаружи. Это сделало его безрассудным. — Теперь моя очередь? — спросил Локи голосом, еле слышным за непрерывным плеском волн. Он надеялся, что Энтони ухватится за эту перспективу со своим запатентованным энтузиазмом, но после его предложения воцарилась тишина. Вместо того чтобы потянуться за солнцезащитным кремом в руке Локи, Энтони схватил его за талию с такой силой, что она едва не сдавила его. Затем последовали вопросы – прощупывающие, на первый взгляд неопределенные и тщательно рассчитанные, чтобы проверить его согласие. Обычно Локи оценил бы такую любезность, но здесь и сейчас он хотел, чтобы у него не было причин передумать. — Должен признать, что я потерял счет словам, которые ты запретил, — сказал Локи, несмотря на хаотичный рикошет своего сердца. — Я в порядке.. — Глаза Энтони опасно сузились. — Я счастлив, Энтони. Однако я бы очень хотел избежать ожогов, — Он протянул одну из своих рук; каким-то образом его твердые пальцы сумели подражать показному спокойствию его тона. — Я боюсь, что уже может быть слишком поздно. Энтони с удовлетворением наклонил голову, чтобы рассмотреть розовеющую кожу. — Ой. Тебе, наверное, стоило быть первым, милый. Они оба знали, что Локи никогда бы не вызвался возглавить такое предприятие. Даже сейчас все его инстинкты кричали ему, чтобы он воздержался, избежал этого или дезертировал. Если бы Энтони уже не продемонстрировал нелогичное разделение великолепия и уродства, Локи, возможно, не смог бы набраться упорства, чтобы возиться с краем собственной рубашки. Он ожидал множества реакций на обнажение своей груди. Некоторая демонстрация шока была бы понятна. Сочувствие было не совсем предпочтительным, но это была бы разумная реакция на калейдоскоп разрушений, покрывающих его плоть. Он молился о чем угодно, кроме отвращения. Энтони никогда его не разочаровывал, но хотя он и не ожидал, что этот человек начнет сейчас, он также не мог полностью отбросить свои страхи. Итак, Локи уставился на свои колени и ждал, что будет дальше. Когда его руки начали дрожать, он сплел пальцы вместе. Когда его конечности начали дрожать, он напряг все свои мускулы. Когда его тело начало упираться и желать снова оказаться в рубашке, он втянул свой вялый сейд в самые сокровенные глубины своего ядра. Он напряг все свои чувства, но Энтони не дал ни единого ощутимого указания на свои мысли, и Локи не смог набраться смелости поднять глаза. А потом Энтони был повсюду. Он был мешаниной неуклюжих конечностей, липкой кожи и цепких рук, опоясывающих каждый дюйм плоти Локи. Он был облаком лесного ореха и моторного масла, высасывающим все сомнения и страхи Локи. Он был самым успокаивающим из бальзамов, и самым изолирующим из бастионов, все одновременно. — Больше никогда, — пообещал Энтони. Его губы скользнули по шершавым уродствам на плече Локи. — Никто не причинит тебе вреда. Никто не тронет тебя. Никто, черт возьми, не посмеет не так посмотреть на тебя, — Его ладонь скользнула по всей длине позвоночника Локи, пересекая мириады порезов, рассекающих его спину, без единого заикания. — Теперь ты мой, Локи, и я защищаю то, что принадлежит мне. Локи никогда в своей жизни не любил никого и ничего так сильно, как Энтони Старка. Несмотря на конгломерат заживших ран, покрывающих его руки, Локи обнаружил, что с опасной убежденностью обнимает Энтони. — Если я твой, то ты мой, — утверждал он. Рука Энтони опустилась на середину его изуродованной спины. — Я думал, что это само собой разумеется. — Нет ничего, чем бы я не пожертвовал ради тебя, мой кяресте, — тихо настаивал Локи. Щетинистое лицо прижалось к изгибу его шеи. — Я знаю, — пробормотал изобретатель. — Но до этого никогда не дойдет, ладно? Я обещаю. По опыту Локи, катастрофа была неизбежна. Спокойствие гарантировало вторжение трагедии с такой же вероятностью, как и подготовку к ней, но если он ожидал худшего, выживание было более вероятным. В прошлом он бы наложил избыток защитных заклинаний в ожидании любого мыслимого вторжения – Асгарда, Безумного Титана, вмешивающихся Мидгардцев, случайных происшествий. Он бы защитил всех, кого он любил, а именно Энтони и его ботов, но также и тех немногих, кого он называл друзьями. Он бы поразмыслил о побеге, чтобы предотвратить любую возможность несчастья, и задумал бы похитить Энтони, вольно или невольно. Но сейчас его единственным вариантом было доверие. Он никогда не был хорош в этом. — Как скажешь, — согласился Локи только для того, чтобы снять напряжение в своем смертном теле. Некоторое время ни один из них не сумел собраться с силами, чтобы отстраниться. Большой палец Энтони начал выводить серию кругов вдоль его позвоночника, и Локи это не волновало. Локи прижался ближе, пока каждая их конечность, покров и конечность не соприкоснулись, и Энтони не протестовал. Если бы у него был выбор, Локи бы томился в неприступном кругу рук своего партнера до конца своих дней. Но ему было так жарко. Редкое выделение пота на его коже переросло в поток. Холод никогда не беспокоил его, но ему часто становилось слишком жарко, когда он проводил часы в спаррингах с Тором и его товарищами на тренировочных полях. Характерный румянец его разгоряченной плоти был совсем не незнакомым, но Локи был таким же совершенно несчастным, как он помнил. К счастью, Энтони был крайне внимателен к каждому подтверждению его плохого самочувствия, устному или иному. — Почему бы тебе не прилечь? — Его губы украдкой скользнули по виску Локи, пока он нащупывал солнцезащитный крем. — Тебе станет лучше, когда ты перестанешь сгорать. Втайне Локи питал сомнения относительно того, подействует ли мидгардский солнцезащитный крем на йотуна, ставшего смертным, но он подозревал, что его скептицизм не будет оценен по достоинству. Он плюхнулся на живот, прежде чем его разум смог сознательно собрать воедино множество причин отказаться. К его удовольствию, руки Энтони тут же начали наносить лосьон на его спину. Энтони был мучительно нежен. Он не просил объяснений по поводу многочисленных случаев разрушения кожи Локи, потому что они не требовались. Нельзя было неправильно истолковать паутину следов от кнута, перекрывающих всю длину его позвоночника. Ожоги, уколы, даже выбоины на его бедрах были легко опознаны. Локи нужно было только сосредоточиться на поддержании спокойного темпа своего дыхания, расслабленности своих мышц и пустоты своих мыслей. Но в настоящее время он осознал все более и более тревожные вдохи Энтони. Он приготовился к неизбежному потоку осторожного любопытства, который мог привести только к воскрешению разрушительной памяти. Между ними не было никаких секретов, но Энтони еще не раскрыл даже мельчайшую часть его истин. — Как, черт возьми, этот одноглазый ублюдок мог признать тебя виновным? — спросил Энтони. В его тоне не было ничего неуверенного. Нет, он звучал яростно. — Доказательства на твоей чертовой коже, Ло. Локи тихонько фыркнул. Представление его смертного о справедливости иногда отклонялось на территорию идеалистической фантазии. — Моя вина никогда не подвергалась сомнению. Единственной неопределенностью была строгость моего приговора. — Как это может не быть предметом вопроса? — Энтони уткнулся лбом в поясницу Локи, внезапный прилив незначительной тяжести, который, тем не менее, сумел его напугать. — Это была твоя магия? Она защищала тебя? Локи не был дураком. Он понимал смысл вопросов Энтони, несмотря на двусмысленность его формулировок. — Мой сейд не оправился от моего Падения в достаточной степени. Как только Тор закрепил эти оковы на моих запястьях, я был неспособен творить какие-либо заклинания. Это значит, что изначально он не мог создать гламур, и что Один видел его раны, когда они были свежими. Всеотец видел Локи истекающим кровью, искалеченным и сломанным, не проявив ни капли раскаяния. Перед лицом равнодушия отца и непрекращающегося унижения Асгарда, только ничтожная гордость Локи поддерживала упрямое выпячивание подбородка во время вынесения приговора. Энтони теперь тыкал его в плечо. — А как же твой суд? Неужели никто не спрашивал тебя о том, что случилось? Локи знал, что будет дальше, но он был бессилен предотвратить неизбежное, когда Энтони мог обнаружить каждую его фальш. Более того, он не мог не предвидеть вопросы, когда дело дошло до раскрытия его многочисленных секретов. Возможно, это было глупо, но он полностью ожидал, что его Энтони встанет на его сторону со своим типичным мстительном оправданием. — У меня не было суда, Энтони, — осторожно признался он. Момент взрывоопасной тишины был всем, чего он ожидал. — Всеотцу оставалось только решить, прикажет ли он немедленно казнить меня. Энтони заправил его выбившуюся прядь волос за ухо. — Разве этот подражатель Зевсу не дал тебе ничего объяснить? Неминуемое уничтожение половины вселенной кажется мне довольно серьезным событием. — Ты видел, как на меня одели намордник, — Слова прозвучали более горько, чем он предполагал, но повторяющиеся случаи затыкания рта на протяжении всей его жизни были больным местом. — Очевидно, выпустить на волю мой «серебряный язык» было слишком опасно. Мне не разрешили говорить в свою защиту. Морщины появились снова и сменились еще большими углублениями в коже, пока Энтони усваивал его объяснения. — Но как.. — Объяснения не имели бы значения. Мало что может повлиять на Одина, когда он принимает решение, и он всегда относился ко мне с недоверием, — Локи спрятал лицо в плече Энтони. — Мать постоянно говорила мне держать язык за зубами, чтобы я не усугубил свое наказание. Я, надо признать, медленно усваивал этот урок. Руки Энтони начали очерчивать впадины и складки его лопаток с нежностью, которая противоречила тихой враждебности его голоса. — Как сильно ты будешь меня ненавидеть, если я убью твоего отца? Знакомая угроза не имела той озорной абсурдности, которую Локи ожидал. Взгляд через плечо обнаружил, что его партнер смотрит на него сверху вниз, сжав челюсти в демонстрации безрассудной решимости. Локи медленно подобрался. — Ты ведь не серьезно. Энтони скрестил руки на груди, преувеличенно демонстрируя раздражение. — Если этот ублюдок сделает хоть один шаг на Землю, я соберу все свое оружие и вышибу все дерьмо из его задницы. Мысль была в высшей степени забавной, но явная горячность в голосе смертного отбросила всякую возможность веселья. — Противостоять Всеотцу – глупость, Энтони, — осторожно сказал бог. — Мидгарду понадобится защита Асгарда.. — К черту это. Твой отец – чертов монстр, Локи. Ты должен это понять. Рационально Локи мог понять точку зрения своего Энтони и даже согласиться с ней в определенной степени. Его время в Мидгарде позволило ему осознать архаичную реальность асгардских обычаев. Относиться к нему как к низшему просто из неуважения к его природе было не только жестоко, но и неправильно. Кроме того, Энтони был слишком хорош, чтобы любить монстра. Но все в нем содрогалось при одной мысли о том, что он обречет человека, которого он когда-то называл отцом, на бремя, которое он так долго нес. — Один – бог мудрости, войны и.. — И магии, — Энтони придвинулся ближе, пока их колени не соприкоснулись. — Какое-то лицемерие, не правда ли? Конечно, Локи было бы трудно описать это как-то иначе, услышав, как вслух произнесли менее известный титул Всеотца. Тем не менее, хвастовство в голосе Энтони заставило его отреагировать более грубо, чем он мог бы отреагировать в ином случае. — Что бы ты хотел, чтобы я сказал, Энтони? — спросил он с немалой язвительностью. — Очевидно, я не понимаю того глубокого осознания, которого ты достиг. — Нет, милый, — Пальцы Энтони упрямо переплелись с его собственными, несмотря на его нежелание сотрудничать. — Просто мне кажется, что ты все еще хочешь получить одобрение отца. Это было изначально неправильно. Локи долго лелеял фантазии о мести, варьирующиеся от безобидных до злонамеренных. Его любимая схема включала уловки и похищение вместе со здоровым количеством заточения в самых неприятных условиях. Он подозревал, что Энтони может не оценить уникальной привлекательности заключения в доме престарелых Мидгарда, поэтому он решил оставить эти мысли при себе. — Он мне не отец, — резко сказал он, и даже он мог признать, что протест был в лучшем случае ребяческим. — Я бы не оплакивал его смерть. Большие пальцы Энтони начали успокаивающе потирать тыльную сторону его ладоней. — Ладно. Как насчет того, чтобы теперь я намазал твою грудь? Локи позволил мужчине толкнуть себя на спину без протеста. Он был слишком поглощен взглядом на склоненную голову Энтони. — Если бы я обладал полной властью, я бы сверг его с трона и заключил в самую беспощадную из темниц. Капля прохладного лосьона капнула ему на ключицу. — Я уверен, что ты бы так и сделал, — последовало чрезмерно нежное заверение. — Ты надо мной издеваешься, — обвинил Локи сквозь зубы. Энтони пожал плечами. Кончики его пальцев начали обводить яркий знак дугового реактора, расположившийся среди моря ран и выбоин. — Я вроде как знаком со всей этой фигней с отцами-говнюками. Их трудно ненавидеть, даже когда они этого заслуживают. — Я его ненавижу, — Его пальцы сомкнулись на запястье Энтони, останавливая распространение солнцезащитного крема по его ребрам. — Энтони, я его ненавижу. — Это не правда, милый, — Потрескавшиеся губы коснулись костяшек его пальцев, сдерживая волну отрицаний, нарастающую в его горле. — Это нормально, потому что я ненавижу его более чем достаточно за нас обоих. Столкнувшись с таким откровенным пониманием, Локи мало что мог сделать, кроме как смириться. Противодействие передаче мантии чудовищности никоим образом не отменило ярость, которую он испытывал к Всеотцу. Более того, одна лишь мысль о его семье наполняла его острым гневом. Он ненавидел их, всех их, но особенно Всеотца. — Ты неправ, Энтони, — вздохнул он, — но я вижу, что попытки убедить тебя в обратном бесполезны. — Ты так хорошо меня знаешь, — сказал его смертный тоном, слишком небрежно-веселым, чтобы быть каким-то другим, кроме как наигранным. — Эй, если ты хочешь заточить своего ничтожного отца, то я построю самую ужасную камеру во всей вселенной, — сказал Энтони, сверкнув зубами в заметно злобной ухмылке. — Тюрьма-холодильник создаёт своего рода поэтическую справедливость, не думаешь? Это была оливковая ветвь, которая, по правде говоря, имела злобный оттенок. — Это интригующая перспектива, — признал Локи, устраиваясь на пляжном полотенце. — Установка твоего печально известного «замораживающего луча» может быть даже оправдана как дополнительное сдерживающее средство. Руки Энтони, вооруженные свежей горсткой солнцезащитного крема, быстро прилипли к его коже. — Не знаю, почему ты об этом шутишь, придурок. У меня определенно есть замораживающий луч, и если бы ты просто позволил мне сделать несколько замеров твоей формы йотуна, я бы мог усовершенствовать его. — Я бы не хотел лишать тебя возможности создать столь знаменательное творение самостоятельно, — сухо прокомментировал Локи, выплеснув себе на лицо, как ему показалось, весь флакон лосьона. Горький запах химикатов был силен в такой близости от его носа, но ритмичные поглаживания его щек были самым лучшими из утешений. Несмотря на гнетущую температуру и вездесущее солнце над головой, он обнаружил, что засыпает. — Прости, если я перешел черту, Ло, — прошептал Энтони, едва слышно из-за надвигающегося прилива. Локи вздохнул. — Вероятно, я слишком остро отреагировал. — Может быть, немного, — Ладонь Энтони с намеренной медлительностью двинулась к шлему Железного человека на его груди. Локи был полон решимости изучить его лицо на предмет любых намеков на желчь, поэтому он уловил первые следы бесхитростного ликования, промелькнувшие в глазах другого. — Эй, хочешь построить со мной замок из песка? Черты лица Локи исказились в недоверчивой гримасе. — Песчаный замок? Энтони теперь беззастенчиво ухмылялся. Пока бог наблюдал, он нащупал корзину для пикника. — Я принес ведра и лопаты. Упомянутые ведра и лопаты были украшены кричащим орнаментом Железного человека. Он потерял контроль над раздраженным закатыванием глаз. — Ты на самом деле ребенок, — фыркнул Локи, чем вызвал у изобретателя крайне недовольную гримасу. — Очевидно, я хочу помочь тебе с твоим песчаным замком, Энтони. Обижаться необязательно. — Нашим песчаным замком, — поправил его Энтони, но он снова улыбался. Несмотря на инфантильное скрещивание рук, его липкая улыбка была еще ярче, чем прежде. — Ты можешь быть ответственным за рытье рва. — Как великодушно с твоей стороны, — Энтони старательно наносил несколько слоев лосьона на кожу Локи, но липкие остатки оставались засохшими в складках под коленями и вдоль ладоней. Он незаметно вытер их, прежде чем потянулся за грязным ведром. — Я наберу воды. Губы Энтони растянулись во что-то более мягкое. — Спасибо, милый, — А потом, когда Локи наклонился, чтобы надеть сандалии, — о, посмотри, сможешь ли ты найти еще ракушки. Может, мы сможем соорудить мост через ров. — Ладно. Локи в качестве эксперимента ступил на песок. Сандалии, казалось, были достаточной защитой от огненного пространства под его ногами, но он все равно двигался осторожно. Только носки его ботинок касались земли. — Пока ты там, Ло, поищи какие-нибудь камни. Маленькие. Размером с гальку. Он знал, что Энтони просто пытается отвлечь его, но Локи возмущенно закатил глаза через плечо из чистого принципа. — Что-нибудь еще, Энтони? Водоросли? Плавники? Может, мне поискать акулий зуб, чтобы украсить самую высокую башню нашей крепости? Каким-то образом глаза Энтони умудрились одновременно сузиться и подмигнуть. — Эй, мои требования были совершенно разумными, придурок. — Как скажешь, — Локи решительно развернулся и зашагал к воде со всем достоинством, на которое был способен, учитывая, какое ведро он держал в руках. — А вот зуб акулы был бы очень кстати, — пробормотал Энтони позади него. Даже с помощью своего сейда он потратил почти двадцать минут, чтобы найти крошечный, почерневший акулий зуб. Тем не менее, липкая улыбка стоила головной боли, которая возникла из-за его тайного заклинания-детектора. К тому же, Локи пришлось признать, что добавление акульего зуба сделало их песчаный замок заметно более внушительным(после нескольких часов копания, строительства и формирования). — Итак, я был прав? — спросил Энтони после того, как сделал огромное количество снимков, за которыми последовало неудачное, но неизбежное затопление их творения цепким приливом. — Это был лучший день? Каким-то образом песок проник во все неподходящие места. Кожа Локи приобрела болезненный розовый цвет, несмотря на ничтожную защиту, которую обеспечивал солнцезащитный крем. Колени ныли после того, как он стоял на них в песке, а спина ныла от рытья рва, пока он не удовлетворил слишком специфичные требования его смертного к глубине. Но даже так.. — Это было идеально, — поправил Локи. — Идеальный день.