Fix you

Локи сосредоточился на том, чтобы притвориться спящим, ожидая, пока грудь Энтони выровняется. Он видел, что его партнер борется с истощением. Украдкой он взглянул сквозь ресницы, обнаружив все более пепельную кожу и укоренившиеся фиолетовые пятна под глазами мужчины. Несмотря на опущенные веки изобретателя, кивки головы и зевки, ломающие челюсть, он продержался несколько часов. Каждый раз, когда Энтони был на грани дремоты, он резко просыпался, и его пальцы находили кожу Локи, словно чтобы увериться, что бог все еще присутствует. Наконец, рука Энтони на талии Локи ослабла, и его пальцы, продетые через пальцы Локи, ослабли. Локи ждал несколько минут на случай, если мужчина снова вздрогнет, но усталость, казалось, погрузила его прямо в глубокий сон. Каждый свистящий вздох приближался все ближе и ближе к грохочущему храпу. Локи позволил стону сорваться с губ, когда он поднял свое усталое тело. Когда Энтони даже не дернулся, признавая боль, бог поддался всего лишь мгновению простого снисхождения. Он позволил своим большим пальцам – испорченным, грязным, отвратительным – скользнуть по щетинистым щекам своего партнера. Даже во сне Энтони прижался ближе при первом намеке на контакт кожи. Энтони любил его. Этот человек, который присвоил себе столько ничтожных первенств Локи, любил его. Различные трубки тянулись, когда Локи полностью выпрямлял свое тело. Он обнаружил линию, прикрепленную к внутренней стороне локтя, и там была еще одна, собирающая мочу, которую он отказывался рассматривать. Датчик, казалось, был прикреплен к указательному пальцу его больной руки, источник различных жизненно важных показателей на мониторе рядом с кроватью. Он бросил беглый взгляд налево и обнаружил несколько пакетов с жидкостями, висящих на шесте. Локи вздохнул. Его следующий шаг уже был пугающим. Несмотря на отсутствие очевидных ограничений, он был достаточно знаком с примитивным смертным исцелением, чтобы знать, что он не мог просто оторваться от устройств мониторинга, не вызвав тревоги. Его тело пульсировало от многочисленных ран, и истинная агония таилась на грани его сознания. И Энтони любил его. Как Энтони мог его любить? Возможно, именно Томаса любил Энтони. Томас был скрытен до крайности, красноречив, когда его спрашивали, и достаточно умен, чтобы заинтересовать изобретателя. Да, личность Томаса была разработана так, чтобы отталкивать внимание, но, возможно, Энтони привлекла их очевидная несовместимость. Вероятно, что-то во внешности Томаса – старомодная одежда, непослушные вьющиеся волосы, ямочки на щеках – могло очаровать этого человека. Локи часто обвиняли в том, что он непреднамеренно обманывал других, когда принимал другие формы. Но даже когда он это обдумывал, он понимал, что интерес к его очарованию не мог полностью объяснить чувства Энтони. Прошло несколько месяцев с тех пор, как он вел себя как сдержанный Томас в присутствии Энтони. Скорее, Локи научился разговаривать как он сам – то едкий, то любезный, склонный к насмешливому остроумию и предосудительной уязвимости. Судя по всему, Энтони, похоже, отдавал предпочтение Локи Томасу. Предыстория Томаса также развилась, чтобы напоминать его собственную, даже те части, которые показывали его как чудовище. До того, как ГИДРА забрала его, Локи никогда не сомневался, что Энтони наслаждался его компанией, несмотря на то, что он был нечистым и отвратительным, ходячим извращением. На самом деле, он начал рассматривать возможность того, что Энтони может быть все равно. Даже сейчас, когда его кожа горела от остатков развратных прикосновений Вейдера, он знал, что Энтони примет его, вместе с зараженной плотью и всем остальным. Он мог поверить, что Энтони заботился о нем. Нет, он знал, что Энтони заботился о нем. А любовь? Любовь, как теперь знал Локи, была слишком глубокой эмоцией, чтобы ее мог направить на него кто-либо, не говоря уже о ком-то вроде Энтони Старка. Любовь была праведной яростью, которая напрягала конечности Локи, когда он просто представлял себе, что кто-то угрожает его партнеру. Любовь была недовольным скручиванием его желудка, когда Энтони называл его «Томми». Любовь была неоспоримым знанием того, что он пожертвует всем – своей личностью, своей свободой, своей жизнью – если это означало, что Энтони будет в безопасности. Энтони не мог испытывать к нему таких чувств. У изобретателя были свои недостатки – он был эгоистом высшего порядка, и он неустанно болтал, и его режим по умолчанию был официозным. Но Энтони также был ласковым, бескорыстным и, прежде всего, замечательным. Он был настолько близок к совершенству, насколько Локи мог себе представить, и Энтони заслуживал кого-то столь же великолепного, чтобы любить. Локи никогда не заслуживал его. Но Локи был также эгоистичен, так чудовищно эгоистичен. Даже сейчас его тело жаждало снова вытянуться рядом с Энтони и осквернить его своей грязной плотью. Его сейд скрежетал кончиками пальцев, хватаясь за своего партнера в реакторе Энтони. Даже его разум восставал против любого курса действий, который мог привести к разлуке с этим человеком, еще одному доказательству его собственного предательства. Он бросил еще один украдкой взгляд на Энтони, но не нашел ничего подозрительного. Веки изобретателя подергивались, явный признак того, что он спит. Локи наклонился, несмотря на напряжение в своем избитом теле, и прижался губами ко лбу Энтони. Всю свою жизнь он стремился быть достойным своего титула, своей семьи, трона. Даже тогда барьеры, как явные, так и неявные, мешали всем его усилиям. Как он мог хотя бы начать быть достойным такого человека, как Энтони Старк? По всей вероятности, он никогда не сможет быть по-настоящему достойным, но, возможно, он мог бы попытаться. Потому что Энтони любил его. Душераздирающие сценарии терзали каждую его мысль, и его разум искажался катастрофическими кругами, и Локи не мог сосредоточиться. Он отчаянно желал высказать свои сомнения вслух доверенному лицу. Его натуре было не по силам доверить что-либо другому, тем более в чем-то столь интимном, но надежный резонатор был в пределах досягаемости. Он осторожно собрал кусочек сейда и вызвал телефон Энтони с тумбочки. Он был тщательно защищен отпечатками пальцев, сканированием сетчатки глаза и паролями, но каким-то образом он открылся от прикосновения Локи. В отличие от сравнительно простого телефона Локи, это устройство было загружено различными приложениями, которые усложняли пользовательский интерфейс почти до самых базовых способностей бога. Он возился несколько мгновений, пока не нашел нужную программу. — Сэр? — раздался знакомый акцентированный голос. — Вам нужна помощь? Мистер Уокер здоров? Каким-то образом искусственный голос заставил его почувствовать себя одновременно успокоенным и раскаивающимся. Он кашлянул в руку, чтобы прочистить горло, и крепко прижал телефон к уху. — Я в порядке, ДЖАРВИС. Я не хотел тебя беспокоить. Секунда или две тишины, а затем: — Какое облегчение слышать ваш голос, мистер Уокер. Я слежу за вашими жизненными показателями с момента вашего перемещения сюда, но признаю, что меня нервирует, когда я не вижу вас или сэра. Он не ожидал такой реакции от ДЖАРВИСА. Обычно ИИ полагался на точные вопросы и острые комментарии, чтобы продемонстрировать искусственный эквивалент заботы. Но теперь Локи мог услышать намеки на настоящую озабоченность в тоне ДЖАРВИСА. Хотя его знания о технологиях Мидгарда оставались основанными на понимании параллелей с его собственной магией, он знал, что программы не должны быть способны на подлинные эмоции. Возможно, эта имитация заботы была усвоенной реакцией на невозможность следить за Энтони. Он включил камеру несколькими нажатиями на экран. — Так лучше, ДЖАРВИС? Еще одна пауза. — Должен сказать, что мне приятно видеть румянец на ваших щеках, сэр. Локи едва сдержался, чтобы не фыркнуть. Он чувствовал, как грязь покрывает его плоть, и спутанные волосы. Он не сомневался, что цвет кожи Томаса граничит с болезненно-бледным, бледным, что характеризовало его собственную форму аса. Чувствуя себя неуютно из-за внимания, он направил камеру туда, где Энтони продолжал дремать рядом с ним. — С Энтони все в порядке. Он отдыхает. — Сэр нашел ваше отсутствие крайне огорчительным, — сказал ИИ. — Я должен попросить вас избегать встреч с теми, кто намеревается причинить вам вред в будущем. — Я бы предпочел, конечно, избежать плена и пыток, — сказал он шутливо. Когда ИИ не ответил на его слова – на самом деле, молчание показалось ему странно укоризненным, — он вздохнул и ущипнул себя за переносицу. — Прошу прощения, ДЖАРВИС. Я постараюсь быть более бдительным в будущем. — Я оптимизировал многие из моих периферийных функций, чтобы более внимательно следить за вашим здоровьем, и написал несколько новых протоколов для повышения безопасности в Башне, — сказал ДЖАРВИС, и Локи был уверен, что ему не мерещится прерывистая резкость в голосе ИИ. — Однако эти меры будут неудовлетворительными, если я не смогу адекватно следить за сэром или за вами. Я понимаю, что конфиденциальность важна для вас, мистер Уокер, но я хотел бы попросить вас разрешить переустановить оборудование для наблюдения в вашей комнате. Локи почувствовал, как его нос сморщился. — ДЖАРВИС, я понимаю, что Энтони был обеспокоен, но я буду осторожен.. — Мистер Уокер, ваша безопасность, очевидно, необходима для здоровья сэра, и я не могу позволить, чтобы кто-либо из вас оказался в опасности, — Когда Локи не ответил немедленно, ДЖАРВИС продолжил спорно: — Я бы добавил, что сэр был не единственным, кто испытывал страдания во время вашего отсутствия. Экран телефона Энтони был пуст, так как у ДЖАРВИСА не было ни лица, ни тела. У него был только голос, который Локи раньше считал стоическим и невозмутимым. Каким-то образом ДЖАРВИСУ удавалось звучать жалобно. На мгновение Локи задумался, где он этому научился, но, с другой стороны, ДЖАРВИС был порождением Энтони, а изобретатель всегда был очень искусен в уговаривании Локи согласиться. — Я очень привязался к вам, мистер Уокер, — продолжил ДЖАРВИС тоном, соответствующим скорби. — Пожалуйста, дайте мне инструменты, чтобы защитить вас в меру моих возможностей. Рабочее плечо Локи начало сутулиться, несмотря на все его усилия сохранять решимость. — Я понимаю твои опасения, ДЖАРВИС, но я не хочу, чтобы каждый мой шаг подвергался тщательному изучению, пока я здесь. ИИ на мгновение замолчал, а затем: — Некоторые из прототипов наблюдения сэра можно включать и выключать вручную. Будет ли это приемлемой альтернативой? Локи чувствовал, как ловушка начинает его затягивать, и он был нехотя впечатлен. — Не знаю, — уклонился он. — Полагаю, это было бы предпочтительнее, но.. — Я не буду ни делиться, ни хранить никакие кадры, сэр. Мое единственное желание – защитить и моего создателя, и моего друга. ДЖАРВИС каким-то образом наткнулся на слабость, которую Локи никогда не предвидел. Давным-давно Энтони объявил ДЖАРВИСА другом Локи, но, услышав, как ИИ назвал его так, он пробудил восприимчивость, которую бог отрицал до последнего вздоха. Хотя выбор времени ДЖАРВИСА был очевидным маневром, даже Локи не мог сомневаться в правдивости его разглашения. — Это была мастерская манипуляция, — пробормотал Локи. Он сосредоточил взгляд на потолке, так что камера не смогла различить изгиб его губ. — Благодарю вас, сэр. Я обнаружил, что мои попытки убедить кого-то оказываются более эффективными, когда чувства искренни. Скрытая улыбка Локи стала шире. Он убедился, что стер все намеки на веселье с лица, прежде чем снова повернуться к экрану телефона. Хотя ни один звук не выдавал присутствия ДЖАРВИСА на линии, мерцающий свет камеры убедил его, что ИИ остался. До того, как он встретил Энтони, он всегда чувствовал себя таким одиноким, даже находясь в компании. Энтони изменил так много вещей. И Энтони любил его. Он положил телефон на колено и обхватил здоровой рукой ноющие ребра. Обычно он не выказывал своего дискомфорта так явно, но ДЖАРВИС, по-видимому, был его другом, и он понимал, что друзья не судят. — ДЖАРВИС, могу я спросить тебя кое о чем? — наконец спросил Локи, расправляя рабочее плечо. — Конечно, сэр, — ИИ говорил так же прямолинейно, как и всегда, но сердце Локи все равно дрогнуло. Он сделал вдох настолько глубокий, насколько позволяли его осажденные легкие, и закрыл глаза, чтобы отогнать инстинктивное унижение. Ему все еще потребовалось несколько попыток, прежде чем он смог обрести голос. — Ты одобряешь мои отношения с Энтони, ДЖАРВИС? — рискнул спросить он так тихо, что едва слышный шум вентиляции грозил заглушить его. ДЖАРВИС на мгновение замолчал, но его тон был заметно уклончивым, когда он ответил. — Я чувствую, что было бы более благоразумно поговорить с сэром. Я боюсь, что мое знакомство с романтикой ограничилось ситкомами 80-х и более короткими любовными похождениями сэра. Локи опустил руку, чтобы стянуть распущенную нитку с одеяла. Он так жадно желал утихнуть, но хищная часть его упорствовала, жаждя неуловимого подтверждения. — Я хочу знать, что ты думаешь, ДЖАРВИС. Энтони доверяет тебе больше, чем кому-либо другому, и.. и мы ведь друзья, не так ли? — Я вижу, что я не единственный, кто искусен в манипуляциях, мистер Уокер, — заметил ДЖАРВИС. Несмотря на его слова, ИИ звучал достаточно дружелюбно. Локи продолжал распутывать свободную нить, пока ждал. Его сердце колотилось в грудной клетке, и он обнаружил, что неосознанно начал задерживать дыхание. Он мог только молиться, чтобы ДЖАРВИС позволил ему сохранить видимость безразличия. — Однажды, когда сэр был моложе и был в состоянии алкогольного опьянения, он создал вирус, призванный удалить все композиции классической музыки из Интернета, — начал ДЖАРВИС. — К счастью, в ту ночь он перебрал, и мне удалось стереть его старания до того, как он проснулся. — Я знаю, что Энтони не любит классическую музыку, ДЖАРВИС, — перебил его Локи. Нить в его руке удлинялась. — Точнее, мистер Уокер, сэр ненавидит классическую музыку, — пояснил ИИ. — И все же, за время его сотрудничества с вами, он стал владельцем тысяч классических записей. До того, как вас у нас украли, сэр слушал классические композиции в своей мастерской и даже во время принятия душа. — ДЖАРВИС– — За пять месяцев с тех пор, как сэр встретил вас, — продолжил ДЖАРВИС, — я зафиксировал, что он улыбался четыре тысячи триста двадцать два раза. За пять месяцев до этого сэр улыбался две тысячи сто пять раз. — ДЖАРВИС.. — Локи попробовал снова. — Я также собрал статистику о частоте его смеха и количестве упоминаний вас в разговоре. Будут ли такие данные полезны? — Нет. Я.. я понимаю твою точку зрения, — Локи начал скручивать в пальцах растрепанную нить. В груди у него нарастало мерзкое чувство. — Но я не заслуживаю его, ДЖАРВИС. Он мог бы получить кого угодно. Почему он должен довольствоваться мной? Возможно, ему удалось увлечь Энтони все это время. Он не мог постичь другого объяснения, почему Энтони, который заслуживал только самого лучшего, согласился на Локи, бесспорно отвратительный выбор для дружбы, не говоря уже о любви. — Простите, сэр, но я думаю, что ответ очевиден. Очевидно, что вы делаете его счастливым. Конечно, такого простого объяснения не могло быть достаточно, чтобы вызвать любовь у смертных. Его собственные причины любить Энтони были сравнительно глубокими. Локи доверял Энтони больше, чем кому-либо другому, кого он когда-либо встречал. Этот человек был единственным существом во вселенной, ради защиты которого Локи пожертвовал бы собой. И Энтони пришел за ним, когда никто другой не искал. Одно это заслужило вечную преданность Энтони Локи. Но Локи любил Энтони и по более приземленным причинам. Улыбки, которые вызывал инженер, были на самом деле искренними, и Локи никогда в жизни не смеялся так громко. Он находил болтовню изобретателя милой, и он начал обожать упрямство, которое характеризовало каждую грань существования Энтони. — Мистер Уокер, я знаю, что это не мое дело, — сказал ДЖАРВИС, и его тон был необъяснимо мягким, — но сэр исследовал реакции на травмирующие события. Нормально желать пространства.. — У меня нет желания расставаться с Энтони, — усмехнулся Локи, хотя его передернуло. — Я просто пытаюсь понять. Я думал, что любовь труднее заслужить. ДЖАРВИС молчал еще несколько долгих секунд. Локи лениво размышлял, был ли он запрограммирован на мучительное молчание или это было еще одно приобретенное поведение. — Разве вы не чувствуете того же самого по отношению к сэру, мистер Уокер? — наконец спросил ДЖАРВИС. Нить, рваная и изношенная, вырвалась из его рук. — Не понимаю, какое это имеет значение, — пробормотал Локи с притворной беззаботностью. Несмотря на веру в ДЖАРВИСА, все инстинкты, которыми он обладал, подсказывали ему скрывать свои чувства, чтобы Энтони не утащили. — Мои извинения, сэр, — И теперь раскаяние в голосе ИИ звучало явно искусственно. — Боюсь, что я, должно быть, неправильно сформулировал вопрос, поскольку очевидно, что вы очень заботитесь о сэре. Боюсь, что тонкости сокрытия своих привязанностей для меня так же упущены, как и всегда. Зубы Локи скрежетали. Он мял оторванную нить между пальцами, превращая ее в узел за узлом. — Я погублю его, ДЖАРВИС, — прошептал Локи, и его голос заметно дрогнул. — Я все погублю. — Мне кажется, я начинаю понимать гнев, который испытывает сэр, когда затрагивается тема вашей семьи, — сказал ДЖАРВИС через мгновение. Локи спрятал горький смех в дрожащей ладони и позволил своему взгляду упасть на Энтони, все еще дремавшего рядом с ним. Спора, возможно, по сути, выгорела сама собой, но цена была явной, физической платой за его партнера. Некоторые из эффектов были едва заметными, например, усиленная угловатость костей на лице изобретателя, а другие – потеря его привычек тщательного ухода, выраженные тени под глазами, беспокойный способ, которым он теперь нащупывал руку Локи во сне, – были более ощутимыми. Возможно, если бы он чувствовал себя более самим собой, он мог бы облегчить беспокойство своего партнера за него. Его тело болело не только от ран и переломов, но и от недель пота и грязи. Помимо этого, он все еще мог чувствовать фантомные прикосновения Вейдера, прижимающиеся к его губам, захватывающие края его челюсти, исследующие изгибы его тела. Он отчаянно желал чувствовать себя чистым. — ДЖАРВИС, — твердо сказал он, уже предвидя протесты ИИ, — Я хочу искупаться. Кто-нибудь, кроме тебя, следит за мной? Как и предполагалось, голос ДЖАРВИСА был заметно укоризненным. — Да, сэр. Доктор Беннер выразил обеспокоенность вашим благополучием. Он запросил, чтобы ваши жизненные показатели были спроецированы в его лабораторию. — Беннер? Почему он так обо мне беспокоится? — подумал Локи. На протяжении всего плена ему удавалось сохранять свой гламур и обуздывать свой сейд. Даже сейчас он чувствовал, как фасад Томаса заслоняет его настоящие черты. Помимо все более настойчивых попыток слиться с реактором Энтони, его сейд ощущался относительно стабильным. Если только Беннер каким-то образом не разработал достаточно сложное устройство, чтобы распознать скрытый резервуар магии в его теле, он должен был избежать разоблачения. — Доктор Беннер попросил меня не разглашать его действия, — сказал ДЖАРВИС. — Однако я считаю, что сокрытие такой информации представляет собой нарушение вашей конфиденциальности. Был один неизвестный элемент. Он никогда не проверял обнаруживаемость своей формы йотуна и не удосужился различить различия в ее физиологии. Первоначальное запечатывание Одином его внешности аса оказалось грозным проявлением магии, но Всеотец всегда отвергал мидгардские способы познания. Возможно, что в своем всемогущем превосходстве Один мог пренебречь защитой внутреннего монстра Локи от ничтожных смертных технологий. — Господин Уокер, знайте, что я сообщил доктору Беннеру, что вы не согласитесь на тестирование, но он настоял на проведении нескольких сканирований, пока вас готовили к операции. Сердце Локи сжалось, и, конечно, теперь он знал, что ДЖАРВИС и Беннер отслеживают даже его внешне скрытые реакции. — Что он нашел? — спросил Локи, пытаясь унять дрожь в пальцах. — Он обнаружил доказательства множественных заживших переломов ваших костей, мистер Уокер, — сказал ДЖАРВИС чрезвычайно мягким тоном, заставившим Локи тщетно желать исчезнуть. — Хотя я и не профессиональный медик, должен признать, что масштаб повреждений был весьма тревожным. Глаза Локи нашли пустое пространство мшистого зеленого цвета на потолке. Цвет должен был быть успокаивающим, но он обнаружил, что тоскует по пятнам от воды из собственной квартиры. — Он нашел что-нибудь еще? — В вашей крови было несколько нарушений, но эти недостатки могли быть связаны с недостатком питания, — сообщил ДЖАРВИС. — Кроме того, температура вашего тела в состоянии покоя заметно прохладная. Доктор Беннер и доктор Чо изначально были обеспокоены тем, что у вас гипотермия. Пять секунд вдоха, пять секунд выдоха. Его пульс продолжал подскакивать, и он не мог втянуть достаточно воздуха, несмотря на все усилия. — Энтони знает? — удалось спросить Локи. — Нет, мистер Уокер. Я считаю, что доктор Беннер справедливо опасается того, какое влияние его открытия могут оказать на психическое здоровье сэра. Локи выдохнул, затаив дыхание, которое он держал намного дольше пятисекундного порога. Конечно, если бы были настоящие несоответствия – дополнительные органы, аномальная группа крови, ускоренное заживление – ДЖАРВИС бы сообщил ему. Хотя он был возмущен вторжением Баннера, результат мог быть гораздо более разрушительным. И все же его тело продолжало скрытно дрожать. ДЖАРВИС, должно быть, смог прочесть его непрекращающееся беспокойство, потому что он продолжал говорить тем же мягким тоном, от которого у Локи зачесались глаза и ссутулилось рабочее плечо. — Если позволите, сэр, я полагаю, что доктор Беннер не собирался причинять вам дискомфорт. Халк появлялся несколько раз с момента вашего захвата. Я полагаю, что мы все можем чувствовать себя немного защищающими вас. Локи даже не мог начать переваривать это открытие. Он, конечно, мог понять, что друзья Энтони могли беспокоиться о Томасе из-за, по-видимому, пагубного влияния его отсутствия на здоровье изобретателя. Он мог даже допустить возможность того, что те, кого он называл друзьями – ДЖАРВИС, Гарольд и Стивен – могли чувствовать себя лично затронутыми его бедственным положением. Но другие Мстители не были лично заинтересованы в его благополучии; не было никакой логической причины для их беспокойства. Он не собирался больше тратить время на размышления об этом. — ДЖАРВИС, я хочу искупаться, — снова сказал Локи, сжимая дрожащие пальцы в такой же шаткий кулак. — Ты поможешь мне? Локи не считал, что ДЖАРВИС способен на угрызения совести, но тщательность, с которой он помогал падшему богу, опровергала неодобрительный тон его указаний. Он не винил ДЖАРВИСА ни в малейших действиях доктора Беннера, но он не гнушался использовать сентиментальность – даже искусственную сентиментальность – для достижения своих целей. Ему нужно было смыть с кожи застарелую корку прикосновений Вейдера, очистить лицо от бесчисленных прикосновений, омытых доминированием и похотью, почувствовать себя самим собой или настолько близко к себе, насколько это было возможно, находясь в чужой коже. Однако после того, как ДЖАРВИС сделал копию его основных показателей для трансляции в лабораторию Беннера и проинструктировал его, как извлекать различные трубки из его тела, он столкнулся с первым настоящим испытанием. Его нога протестовала, поддерживая даже ничтожную долю его веса. Уже через несколько шагов холодный пот начал проступать по его коже и стекать по его плоти. Он балансировал на грани обморока, упорствуя, потому что, возможно, если он почувствует себя чистым, он сможет обмануть себя, поверив, что он может быть существом, достойным любви Энтони Старка. Но когда он увидел состояние своего гламура в зеркале, он задался вопросом, как Энтони вообще мог смотреть на него. Рыжие кудри Томаса всегда были непослушными, но теперь они напоминали гнездо жирных, маслянистых спутанных волос. Его тело не было совсем истощенным, но свободный больничный халат, который он носил, поглощал его истощенное тело. Его кожа казалась лимфатической в теплом свете, а его глаза – зеленые, возможно, слишком зеленые – были обведены смесью красного и фиолетового. Черты лица Томаса всегда были слишком похожи на его собственные, а это значит, что он никогда не стремился к желанности, но он также не желал, чтобы его лицо выглядело таким изможденным. Он опустился – он не рухнул – на закрытое сиденье унитаза и сосредоточился на том, чтобы протолкнуть воздух через забитые легкие. Где-то по пути он уронил телефон Энтони, так что некому было стать свидетелем позорных всхлипов, вырывающихся из его губ, когда ребра скрежетали в груди, или шипения, возвещавшего о медленном выпрямлении его ноги. ДЖАРВИС указал, что под раковиной есть запасы, которые он мог бы использовать, чтобы не дать своим ранам намокнуть, и рулоны бинтов на случай, если ему понадобится снова наложить какие-либо повязки. Все, чего он хотел, это чувствовать себя чистым, достичь хотя бы малейшего подобия того, что он достоин любви Энтони. Но он не мог собраться с силами, чтобы согнуться и дотянуться до шкафчиков, не говоря уже о том, чтобы опуститься в ванну, где борта были такими непреодолимо высокими, а каждая различимая поверхность такой возмутительно скользкой. По какой-то причине его зрение затуманилось, и когда он провел рукой по глазам, он обнаружил, что влага прилипла к его предплечью. Это было еще одним доказательством ужасающей слабости, которая мучила не только эту слишком смертную форму, но и все его существование. К его стыду, сдавленный звук вырвался из его горла, прежде чем он прижал костяшки пальцев к губам. Он склонил голову, сдавшись на мгновение волне безнадежности, меланхолии и желчности, которые всегда таились под поверхностью. — Томми? Дыхание перехватило – он зажмурился сильнее, кулак сжал крепче, зубы стиснул сильнее. Голос Энтони доносился прямо из-за двери. — Я здесь, — крикнул он, несмотря на то, что ребра протестовали против каждого его слова. — Я выйду через минуту. Тишина. Он мог представить, как Энтони пробирается через хлипкую преграду, мучаясь из-за своего отсутствия, паникуя, потому что Локи был таким бесполезным. — Могу ли я войти? — спросил Энтони через мгновение. — Я в порядке, — сказал он черноте за веками. — Мне не нужна помощь. — Я знаю, Томми, но я войду, ладно? Несмотря на вопросительную ноту в тоне изобретателя, дверь медленно открылась всего через мгновение. Локи держал глаза закрытыми, едва ли утруждая себя перестановкой беспорядочно разбросанных конечностей. Он ждал потока сочувствия, пустых заверений, бессмысленных мольб. — ДЖАРВИС говорит, что ты принимаешь ванну, — сказал Энтони. Его тон был намеренно безразличным, и его шаги прошли мимо, почти не запинаясь. — Тебе нужна теплая вода, да? Локи взглянул сквозь влажные ресницы, как из крана хлынула струя воды. — Что ты делаешь? Энтони стоял к нему спиной и наклонился, предположительно регулируя температуру воды. Каждый мускул был напряжен. Он видел, как дрожали пальцы мужчины, когда его левая рука сжимала край ванны. — Я принимаю ответственное решение. Холодные ванны так же противны, как и холодный душ, — Его тон был по-прежнему на удивление беспечным, но Локи видел, как его грудь поднималась и опускалась слишком быстро. Локи встрепенулся, как мог, сдержал стон, так как его ребра сопротивлялись каждому дюйму его продвижения. — Ты не принимаешь ванны. — Тогда это хороший день, чтобы начать, — Энтони выпрямился. Костяшки его пальцев побелели, а пот начал выступать на затылке. — Ты хотешь чего-то супер-шикарного? Я почти уверен, что в этой штуке есть опция пенной ванны. Локи удалось поднять свое тело, пока он не сел самостоятельно. — Энтони, тебе не нужно этого делать, — сказал он, когда сухожилия рук инженера начали проступать сквозь его кожу. — Я могу искупаться сам. Энтони рассмеялся, и каким-то образом этот звук напоминал подлинную жизнерадостность. Когда он повернулся, его глаза блестели, а выражение лица было ласковым, несмотря на чрезмерную бледность. — Я знаю, что ты сможешь, милый, — сказал он, опускаясь на колени рядом с Локи. — Ты самый сильный человек, которого я знаю. — Энтони– Энтони нашел его руку. Пальцы Энтони были влажными и дрожали так неистово, что не могли пролезть сквозь его собственные. — Томми, я бы выдержал сотню ванн ради тебя, ладно? Сердце Локи снова забилось, трепеща и содрогаясь от осознания того, как сильно он любил этого человека. — Энтони– Изобретатель прижался губами к центру ладони Локи. — Я бы бросился в чертов океан, если бы это означало, что я могу спасти тебя. — Энтони– Он нежно поцеловал кончики пальцев Локи, прежде чем потянуть руку бога так, чтобы она обрамила его собственное щетинистое лицо. — Я бы отважился на.. подводную лодку посреди шторма.. — Стой, — взмолился Локи, хотя губы его все время дергались все выше и выше, пока не сверкнули зубы. — Как ты можешь быть таким милым? — проворчал он, но его щеки так широко растянулись, что лицу стало больно. — Это заставляет тебя улыбаться, — сказал Энтони. Он наклонился вперед, коснулся носом уголка рта Локи. — Я люблю твою улыбку. Локи сглотнул. Выражение его лица стало серьезным, когда он пристально изучал Энтони. — Даже когда я отвратителен? — прошептал он. — Всегда. Мне она нравится всегда, — заверил его Энтони, пока ванна продолжала наполняться за его спиной. — И, конечно, ты пахнешь немного пресно, но «отвратительно» – это слишком. Во вселенной было несколько аксиом, которые Локи считал действительно абсолютными. Одна из них заключалась в том, что независимо от того, текли ли по каналам Иггдрасиля «сейд», «материя» или «энергия», Мировое Древо порождало и питало всю жизнь в космосе. Вторая заключалась в том, что гномы Нидавеллира были мастерами кузнечного дела, но они не могли стать хоть сколько-нибудь искусными мастерами слова. Третьей было то, что Энтони Старк любил его. Энтони любил его. Когда Энтони снял футболку, скрывавшую его избитые ребра и потускневшую кожу, Локи поразился тому, насколько безопасно он себя чувствовал перед лицом собственной уязвимости. Когда Энтони отстегнул повязку, которая удерживала его левую руку неподвижной, и размотал обширную повязку под ней, Локи задрожал от того, как нежно каждая ласка ощущалась на его коже. Когда Энтони обернул пластиковую оболочку вокруг ноги, чтобы оттолкнуть влагу, Локи обнаружил, что украдкой молится Норнам, чтобы они проявили к нему благосклонность хотя бы раз. Конечно, после всех этих столетий предательства, потерь и боли ему было позволено быть эгоистичным хотя бы раз. — Ничего, если я тебя подниму? — спросил Энтони, убирая непослушный локон с глаз Локи. — Конечно, — прошептал Локи. Он был голым, но каким-то образом его тело не сопротивлялось, когда Энтони просунул руку ему под ноги и нежно прижал его к своей такой же голой груди. Горло изобретателя завибрировало под ухом, когда он начал напевать незнакомую колыбельную. Пальцы Локи нашли жужжащий и мурлыкающий между ними дуговой реактор; он не чувствовал страха. Вода была идеально теплой и слегка пахла цитрусовыми. Для Локи приток воды был успокаивающим, но он слышал, как попытки Энтони удержать мелодию дрогнули, когда руки мужчины исчезли под поверхностью. Его ладонь нашла сердце Энтони, колотящееся справа от реактора. — Тебе не обязательно оставаться, — пробормотал Локи, несмотря на то, что только рука Энтони, поддерживающая его позвоночник, удерживала его в вертикальном положении. — Если ты думаешь, что я упускаю шанс помочь тебе вымыть спину, ты глубоко ошибаешься, — Его ухмылка была в лучшем случае бессвязной и была нацелена на макушку Локи. — Энтони, правда, я в порядке.. — Томас, ты не «в порядке», и я тебя больше не оставлю, ладно? Никогда. Изобретатель схватил с полки бутылку шампуня, которая сильно пахла гранатом. Несмотря на его решимость, дыхание Энтони только участилось, а линия его волос была влажной от пота. У Локи не было реактора, чтобы заземлить своего партнера, только его знаменитый красноречивый язык и столетия клеветы. Он все равно попытался. — Мы с братом плавали в источнике, который был рядом с нашими комнатами, когда были совсем маленькими, — рассказал Локи, притворяясь, что не замечает, как мужчина пытается открыть шампунь. Характерный дребезжащий звук говорил о том, что Энтони не мог достаточно крепко сжать бутылку. — Он научился плавать и некоторыми базовыми движениям, но он никогда не мог развить ту же скорость в воде, что и на суше. Энтони запрокинул голову Локи. Несмотря на хаотичное дрожание пальцев, он был осторожен, чтобы вода не попала в глаза упавшему богу. — Спорим, ты плавал кругами вокруг него, — пробормотал мужчина, выливая на голову Локи еще одну горстку воды, чтобы смочить спутанные кудри. — Я так и делал. Я выучил все приемы, и как только я их освоил, я сосредоточился на трюках. Я практиковал ныряние, кувырки и сальто. К концу того лета он так и не смог меня поймать, как бы сильно он ни старался. Шампунь пах так сильно, что у него слезились глаза, но руки Энтони были так нежны на его голове. Они прослеживали каждую выпуклость и шишку на его черепе, разминали за ушами и вдоль затылка, пока Локи не стал абсолютно мягким в его руках. Тихий стон вырвался из него прежде, чем он смог его погасить. — Я делаю тебе больно? — спросил Энтони, мгновенно замерев. Локи не слышал его дыхания. — Не останавливайся, — потребовал Локи, несмотря на то, что ему казалось, будто каждая прядь его волос была намылена гранатовой эссенцией. — Как прикажет мой Томми, — сказал Энтони, заметно успокоившись. Он рассмеялся, и это даже прозвучало как-то искренне. — И что случилось? Скажи мне, что ты использовал свои навыки плавания во зло. Локи позволил своим глазам закрыться. — Иногда я крал одежду брата и прятал ее в воде или на берегу, — вспоминал он с нежной улыбкой. — Он искал часами, все время жалуясь на свои сморщенные пальцы. Это было непрестанно забавно. Контролируемый поток воды над его головой сделал воду в ванной темной от крови и грязи. Энтони вылил еще одну ладонь шампуня на голову Локи без комментариев. — Ты был маленьким засранцем, когда был ребенком, не так ли? — Я открыто признаю, что в детстве я был очарован озорством, — пробормотал Локи, наблюдая, как вокруг его тела кружатся частички грязи. На мгновение тишину нарушал только ритмичный плеск воды. Аккуратные пальцы Энтони картировали топографию скальпа Локи, находя даже самые мелкие углубления и выступы. — Да? Расскажешь какие-нибудь запомнившиеся розыгрыши? — Энтони нащупал большим пальцем челюсть и провел по острой кости. Его рука лишь едва заметно дрожала — Их слишком много. Мой брат был бесконечно доверчив, и у него была странная склонность к змеям. Он был легкой добычей. Энтони смыл с волос последний слой шампуня и грязи и потянулся за тюбиком кондиционера – зеленый чай и яблоневый цвет. — Я думал, ты ненавидишь свою семью, — тихо произнес изобретатель. Локи чувствовал, как его позвоночник напрягается. — Я их ненавижу, — прошептал он, — но я их тоже любил. Трудно остановиться, даже когда я знаю, что должен. Энтони затих на мгновение, так что только его прерывистое дыхание было слышно сквозь мягкий плеск воды. А затем он прочистил горло, поднялся с колен рядом с ванной под аккомпанемент хруста костей и слышимых стонов. Пока Локи смотрел, молча и непонимающе, мужчина закатал концы своих спортивных штанов и сел на край ванны позади падшего бога. Его босые ноги осторожно расположились по обе стороны от талии бога, и Локи обнаружил, что его собственное тело легко помещается между дрожащими коленями мужчины. — Каким был твой брат? — слишком быстро спросил Энтони, явно пытаясь казаться равнодушным. Локи уставился на рябь на воде, которая медленно распространялась по следу Энтони. — Он дурак, — заставил себя прошептать падший бог, решив отвлечь своего партнера, несмотря на собственный глубокий дискомфорт от содержания их разговора. — Он безошибочно совершает одни и те же ошибки, и он всегда справедливо шокирован, когда результат не меняется, — Он вздохнул и прижал больную руку к груди. — Было время, когда я бы с радостью последовал за ним на смерть. Дрожащие руки Энтони замерли глубоко в пучке узлов на голове Локи. — Похоже, ты скучаешь по нему. Локи снова тяжело вздохнул и позволил своему усталому позвоночнику разогнуться, пока он не оперся основной частью своего веса на Энтони позади себя. — Я скучаю по брату, который настоял, чтобы у меня было место рядом с ним. Я скучаю по его доверию, каким бы наивным оно ни было. Думаю, я скучаю по тому человеку, которым я его считал. Пальцы ног Энтони задевали его бок в мутной воде. Желая отвлечься, Локи позволил своим пальцам обвиться вокруг лодыжки мужчины в ответ. Странно, но нога Энтони дернулась под кончиками его пальцев, и он почувствовал, как грудь его партнера дернулась за его плечами. — Я не скучаю по бесконечным шуткам или откровенным насмешкам над всем тем, что определяет меня, и я никогда не смогу скучать по тому, чтобы непрестанно жить в его тени, — продолжал Локи, рассеянно проводя большим пальцем по своду стопы Энтони. — Я нахожу, что я гораздо счастливее без него, чем когда-либо был с ним. Пальцы ног Энтони украдкой скользнули под его бедро, зажав ищущие пальцы Локи между своими ногами. — Мне все равно, насколько невнимательным был твой брат, — сказал мужчина, смывая кондиционер с волос Локи. — Если я когда-нибудь встречу его – нет, если я когда-нибудь встречу кого-нибудь из твоей семьи, они окажутся в гробах. Локи обнаружил, что его губы изгибаются в определенную восходящую дугу. — Гробах? — повторил он. — Боже мой, а я-то думал, что супергерои – образцы морали. — Ты думаешь о Стиве, а не обо мне, — сказал Энтони. Он достал из какой-то потайной щели ярко-розовую мочалку. — Я всегда был неравнодушен к оттенкам серого, — Он прекратил попытки тщательно намылить грудь Локи мылом и внезапно уткнулся лицом в его мокрые волосы. — Нет ничего, чего бы я не сделал, если бы это означало спасти тебя, Томми. Ты.. ты для меня значишь. Очень много. Ты для меня значишь очень много. Сердце Локи дрогнуло. Энтони действительно любил его. Он прочистил горло и позволил своему телу обмякнуть, пока его голова не оказалась на животе Энтони. К его облегчению, дыхание мужчины, казалось, успокоилось, а пот на его коже остыл. — Я достаточно значим для того, чтобы мне помассировали ноги? — съязвил он, растягивая губы в подобии ухмылки. — Все эти натирания для ног, — хрипло сказал Энтони. Он наклонился и прижался томным поцелуем к центру лба Локи, пока его мыльные пальцы гладили щеку павшего бога. — Ты можешь получить все, что захочешь, просто назови это. Иногда, в самые одинокие моменты, когда он был впечатлительным ребенком, Локи представлял себе человека, в которого он влюбится. В своей самой наивной форме он представлял себе эльфа из Альфхейма, неописуемо красивого и полного ума. Со временем, когда его репутация озорника, хитреца и лжеца начала распространяться, он смирился с союзом с одним из Ванов, лишенным любви и, вероятно, характеризующимся скрытой враждебностью. Он никогда не думал рассматривать Мидгардца в качестве своего партнера. Несколько лет – даже месяцев – назад, и он мог бы счесть эту перспективу оскорблением. Мидгардцы были ниже во всех отношениях – силой, интеллектом, продолжительностью жизни. Сексуальные увлечения, хотя и постыдные, можно было простить, но ни один ас никогда не был посредником в настоящем партнерстве с Мидгардцем. Так долго Локи считал себя нежеланным. Он никогда не представлял, что кто-либо – даже житель Мидгарда – может смотреть на него с такой нежностью, словно взгляда на его лицо было достаточно, чтобы утолить ненасытную жажду, и при этом казаться таким совершенно бесхитростным. Если по какой-то иронии судьбы Норны вплели Энтони в гобелен доселе жалкого существования Локи, он считал бы себя полностью благословенным до конца своих дней. Потому что Энтони любил его. Энтони действительно, действительно любил его. И Локи не заслуживал его, никогда не мог заслужить, потому что он был лживым, грязным чудовищем, но он любил Энтони так сильно, что его тело болело от этого. — Единственное, чего я хочу, – это ты, — тихо признался Локи, наклоняясь к ладони изобретателя. — Я уже твой, — заверил его Энтони. Слова не были легкомысленными, но было очевидно, что он не совсем понимал, насколько глубоко Локи его ценит. Признания в любви были обычным делом во многих романах в мягкой обложке, которые перевел Локи, но каждая романтическая увертюра на этих страницах казалась ему банальной и поверхностной. Энтони неоднократно доказывал свою любовь действием – организовав самый волшебный день существования Локи несколько недель назад, продемонстрировав готовность пожертвовать всем, если это означало сохранить Локи в безопасности, придя за ним, когда никто другой этого не делал. Даже сейчас, когда Энтони очищал кожу Локи от пятен, как ощутимых, так и неощутимых, он показывал богу безграничную глубину своей преданности. Слова были силой Локи, но никакие слова не могли показать Энтони, как много он для него значит. — Тебе лучше? — спросил Энтони, продолжая покрывать кожу Локи пеной. — Я могу использовать что-нибудь другое, если хочешь. ДЖАРВИС сошел с ума и скупил практически все шампуни и гели для душа, известные человечеству, так что если ты предпочитаешь пахнуть «деревом» или «чайным деревом».. — Нет, Энтони. Все идеально, — сказал Локи, его пальцы неосознанно сжались вокруг голени изобретателя. Энтони доверял ему. Он чувствовал это в каждом прикосновении пальцев к своей коже, в замедленном биении сердца Энтони у себя за спиной, в отсутствующих поцелуях, которые мужчина оставлял на его голове, виске, щеке. Но Энтони тоже страдал. Даже сейчас, когда он вглядывался в лицо изобретателя, он мог видеть истощение, проступающее в каждой его черте, и чувство вины, тяжело висевшее в его налитых кровью глазах. Локи был ответственен за эти тени. По сути, он был соучастником споры, предпочел свои секреты благополучию этого человека, которого он любил. Возможно, пришло время вернуть доверие Энтони. В голове Локи начало формироваться коварное желание. Это была нелепая, ужасающая и абсолютно самая неразумная идея за все его существование, и, честно говоря, он был слишком циничен, чтобы верить в какой-либо исход, кроме абсолютной катастрофы. Но он надеялся. О, как он надеялся.