Fix you

Когда много лет назад Локи переместился из глубин подземелий Асгарда и приземлился среди сверкающих небоскребов и какофонического шума Нью-Йорка, ужас охватил его легкие и подтолкнул его слабеющие конечности к движению. Он шатался среди суетящихся толп смертных и технологий с остатками своей убывающей силы. Каким-то образом он нашел переулок, втиснулся за дурно пахнущую емкость, в которой теперь узнал мусорный бак, и сломался во всех смыслах этого слова. Он ожидал множества зверств, когда проснется от своего беззащитного сна несколько часов спустя. Солнце, которое так упорно отражалось от обильных окон возвышающихся зданий, сменилось конгломератом облаков и почерневшим небом. Тишины не было. Даже в глухую ночь он слышал топот легионов ног, проходящих мимо его переулка, и шепот тех, кто искал такого же убежища. Хотя у него не было никаких богатств, только простая туника и кандалы, которые блокировали его сейд, он знал с интимной уверенностью, что материальное богатство было не единственным, что можно было украсть у него. Его руки пульсировали от боли, а остатки магии крови, которую он использовал в качестве последнего средства, пылали в его увядших венах. Триумф, как он обнаружил, ощущался ужасно похожим на поражение. Несмотря на его смятение, его первым инстинктом было свернуться калачиком и вернуться в бесчувственность, пока боль не снизится до чего-то терпимого, и пусть опасности будут прокляты. Каким-то образом звук музыкального инструмента, приглушенный, но мелодичный, проник сквозь очарование бессознательного. Локи много путешествовал на протяжении всей своей жизни. Он посетил различные дворы и общался с каждой расой, населявшей Девять Миров. Поэтому он знал, что музыка может быть ненавязчивой и нежной. Однако Асгард предпочитал ревущие трубы и громовые барабаны, которые возвещали о приближении битвы. Нежные мелодии инструмента, доносившиеся прямо из переулка, были режуще элегантны, композиция, которую он дарил, была одновременно живой и торжественной по очереди. Несмотря на усталость, которая мучила каждый его мускул, Локи обнаружил, что он заинтригован. Вместо того, чтобы принять зов сирены забвения, он лежал без сна часами, слушая, как исполнитель развлекал его смесью оживленных прогулок и мрачных трагедий. Он не думал о будущем, пока планировал свой побег в течение многих месяцев, просто желал оказаться где-нибудь еще. Но, по мере того, как его тело постепенно распрямлялось, а разум начинал расслаблять свое запутанное беспокойство, он начал задаваться вопросом, что он мог бы сделать со своим новым шансом в жизни. Тогда музыка зажгла в нем надежду. Было уместно, что именно музыка приветствовала его, когда он проснулся сейчас. К счастью, его приветствовал не сокрушительный диссонанс криков, воплей и рычания. Вместо этого он услышал медовые ноты скрипки, точно такие же, как те, что пробудили в нем желание не только выжить, но и жить, когда он впервые прибыл в Мидгард. Под ритмичными нотами кто-то подпевал, немного не в темпе, совершенно не в лад, но с немалым энтузиазмом. Едва слышно было за дисгармоничным дуэтом царапанье инструментов по металлу, напоминающее метроном, отбивающий ритм. Нечто звало его так же настойчиво, как и всегда. Тяжесть его конечностей, даже когда он дрейфовал на грани пробуждения, обещала глубочайшие неприятности, если он примет полное осознание. Но гудение заставило его сердце пульсировать с привычным чувством полноты. Вместо того чтобы вызывать волнение, стук инструментов был странно успокаивающим. Сочетание этих звуков с музыкой, которую он так лелеял, было достаточно для того, чтобы он вернул свое тело в расцветающее сознание. К сожалению, с осознанием пришла знакомая летаргия яда, текущего по его венам. Он мог сказать, что этот конкретный штамм был разработан, чтобы держать его в спячке и без боли, но его тело уже акклиматизировалось. Несмотря на его оцепеневшее состояние, его кости начали болеть, а нога гудела на грани настоящей агонии. Однако более насущной была его жажда. Его рот казался пересохшим. Он с трудом открыл глаза, скривившись от ощущения корки, склеивающей его ресницы. Естественный солнечный свет пробивался сквозь прозрачные занавески, освещая моховую зелень стен и теплый шоколад одеяла. Он моргнул – обнаружил облупившуюся краску и поцарапанный экран своего MP3-плеера на тумбочке, потертые наушники, свисающие с края. Моргнул ещё раз – на его столе лежал экземпляр «Гарри Поттера и Тайной комнаты», полный все более и более насмешливых аннотаций. На его книжном шкафу было сложено больше романов, чем он помнил, а его прежде скудный шкаф теперь, казалось , был забит до отказа, но он был уверен, что лежит на кровати в своей комнате в пентхаусе. За исключением этих заметных изменений, почти все выглядело так же. За исключением скопления медицинского оборудования и множества механических деталей на разных стадиях сборки – они были новыми. Моторизованный жужжащий звук привлек его внимание к правой руке, а точнее к тому месту, где Энтони держал свои пальцы. Локи никогда раньше не видел изобретателя в его стихии. Мужчина носил на голове приспособление, которое, казалось, было предназначено для увеличения и освещения. Каркас своего рода перчатки охватывал кожу Локи от запястья до второго сустава каждого из его пальцев. Энтони был тем, кто напевал под незнакомую классическую композицию, которая играла. Пока Локи смотрел, мужчина поднял отвертку и занялся восторженной карикатурой на дирижирование, пока музыка начала нарастать. Темные круги оставались укоренившимися под глазами инженера, и на его челюсти была многодневная щетина, но желтизна кожи уменьшилась. Он выглядел не совсем хорошо, но и не выглядел так, будто он был на грани смерти. Что бы Энтони ни делал с рукой Локи, она начала раздражённо щипать, несмотря на рассеивающийся туман наркотиков, циркулирующих по его венам. Через мгновение Локи прочистил горло, и когда Энтони не заметил, он попытался заговорить. — Я становлюсь Железным Человеком? — спросил он. Он хотел поддразнить, но его горло протестовало против каждого слога, что вылился в жалкий хрип. Энтони замер, застигнутый врасплох, когда он манипулировал пальцами Локи в различных жестах. Его увеличенные глаза двинулись первыми, его лицо наклонилось в сторону Локи почти как запоздалая мысль, когда он сосредоточился на лице Локи. — Томми, — выдохнул Энтони. Губы Локи были настолько сухими, что кожа грозила лопнуть, но он попытался улыбнуться Энтони. Он почувствовал подергивание в уголках рта, но его тело не полностью повиновалось. Вместо этого его зрение начало расплываться, и он мог сказать, что его подбородок трясся, а ощущение руки его партнера, поддерживающей его собственную, начинало казаться таким далеким. С ним было что-то не так. — Томми, ты в порядке? — услышал он вопрос Энтони. Тело Локи начало трястись. Он не мог этого почувствовать, но слышал, как металл, обволакивающий его руку, звенел в такт вибрации его конечностей. Сквозь затуманенные глаза он наблюдал, как выражение лица Энтони сморщилось в отчаяние. Бог оплакивал каждый сантиметр пространства между ними, когда изобретатель отпустил руку Локи и отступил, но он был бессилен это остановить. Его зрение было лишено фокусировки, и единственным впечатлением, которое сумело пробраться в его сознание, было всепроникающее чувство отвращения. Он чувствовал себя нечистым, оскверненным заново. — Энтони, — прошептал Локи, сам не понимая, что он просит. — Энтони. Кашель поднялся, как осколки стекла в его горле и пронесся прямо к его осажденным ребрам. Когда ему удалось снова раздвинуть веки, это был поток солнечного света, преломляющегося в хаотичном калейдоскопе цветов на стенах. Неясная фигура Энтони зависла всего в нескольких дюймах от его лица, и какой-то монитор, казалось, отслеживал его ускоряющийся сердечный ритм. Мозолистые пальцы прижались к его открытой щеке, жутко напоминая о многочисленных ласках его лица за эти последние несколько недель. Он знал, что эти прикосновения не намекали на господство, что это было по-другому. Это был Энтони. Энтони никогда не причинит ему вреда. Он мог смутно чувствовать, как его тело все равно напрягается — Тебе больно? — спросил его партнер. Он обхватил ладонью впалую щеку Локи, большой палец скользнул по выступающей скуле. — Мне вызвать твоего врача? Локи удалось покачать головой. — Воды? — спросил он дрожащим хриплым голосом. Свободной рукой Энтони нащупал на тумбочке закрытую чашку с согнутой трубочкой. — Сначала только немного, ладно? Брюс беспокоится, что ты заговоришь, если выпьешь слишком много. Локи позволили сделать несколько глотков, прежде чем Энтони поставил напиток обратно на тумбочку. Он снова уткнулся в подушку и моргнул, глядя в потолок, но там не было никаких узоров, которые могли бы помочь ему заземлиться. Энтони все еще касался его лица, и все же он мог чувствовать это только отдаленно, как будто это происходило с кем-то другим. Он знал, что Энтони в безопасности. Он хотел, чтобы Энтони прикоснулся к нему. Почему он чувствовал себя таким онемевшим? — Ты в порядке, Томми? — спросил его напарник. — Я в порядке, Энтони, — рассеянно сказал Локи. Он снова попытался улыбнуться. Ему показалось, что его губы изогнулись в восходящей траектории. Простодушное выражение лица Энтони чуть-чуть дрогнуло. Его ответная улыбка была примерно такой же убедительной, как и попытка Локи. Она была натянутой и беззубой, и совсем не похожей на липкую ухмылку, которую Локи ценил превыше всего. Локи ошибся, но не мог понять, где именно. Энтони отвернулся, занялся тем, что запустил датчики на перчатке, в которой находилась рука Локи. Он чувствовал, как дергаются его пальцы, пока Энтони работал, но он чувствовал себя оторванным от этого. После недель постоянного шума навязчивые ноты скрипки, сопровождаемые звоном инструментов, вызывали почти сюрреалистическое качество в его окружении. После бесчисленных часов созерцания смелых просторов белого, приглушенные зеленые и коричневые тона мебели казались сравнительно подавляющими. — Это правда? — выпалил он. Краем глаза он увидел, как Энтони замер, склонившись над рукой Локи. — Что? — спросил мужчина. — Это что, очередной сон? — настаивал Локи. — Мне снилось, что мой брат пришел за мной, но он так и не появился. Никто никогда не приходит за мной. Локи слышал каждый вздох человека, более быстрый, чем обычно, прерываемый скрежетом зубов. Падший бог зажмурился и возненавидел себя до глубины души. С внезапным рычанием Энтони сорвал остатки доспехов с руки Локи и заключил гибкие пальцы Локи в свои собственные. — Ты чувствуешь это, Томми? — спросил он. Локи открыл глаза, чтобы оценить неразличимые пятна краски на потолке. — Ты держишь мою руку, — пробормотал он. Он смутно ощущал давление. Пальцы Энтони дрожали вокруг его собственных. Теплое дыхание омыло его ладонь, когда Энтони направил пальцы Локи, чтобы обхватить свою шершавую щеку. — Как насчет этого? — спросил он. Локи попытался. Он мог оценить тепло кожи Энтони и грубую щетину, покрывающую его щеки. Он проследил форму вечно необычной бороды Энтони, отследил биение пульса мужчины в месте соединения его челюсти, нанес на карту уязвимую припухлость его горла. Он не мог избавиться от оцепенения, которое пронизывало все его чувства. — Томми? — подсказал Энтони, явно ожидая от Локи какого-то глубокого осознания. Локи облизнул губы, пытаясь глядеть сквозь туман, отягощающий его мысли. — Это твое лицо, — предложил он, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы заслужить его липкую улыбку. Все было бы хорошо, если бы Энтони просто улыбнулся ему. Энтони вместо этого нахмурился. Должно быть, он не правильно выбрал тон. Он втянул воздух, и к его огорчению, звук был явно дрожащим. Разочарование начинало поглощать его. Он вспомнил восторг, который он испытал после свидания с Энтони, пьянящее облегчение, когда он услышал голос Энтони, отвечающего на его телефонный звонок, разрывающее чувство, которое поселилось в его груди, когда Энтони пришел за ним. Почему он так отреагировал сейчас? Локи отдернул руку и попытался тайком провести ею по лицу. Его щеки были мокрыми. — Томми, все в порядке, — услышал он голос Энтони. Но это было не так. Это был просто еще один случай, когда его тело предало его. Он пережил мимолетные мгновения подлинного восторга в присутствии Энтони, поэтому он знал, что его тело способно не только принимать, но и дорожить привязанностью своего партнера. Рыча, он яростно провел рукой по своим грязным, спутанным волосам, отчаянно желая почувствовать что-то. Что угодно. — Эй! Эй, нет. Не делай этого, — предостерег Энтони. Он потянул руку Локи к своим губам, снова провел костяшками пальцев бога по своей щетинистой щеке. — У меня есть еще одна идея, но ты должен мне доверять. Ты сможешь это сделать? Локи уставился на него. Доверие к Энтони было несомненным. — Не волнуйся, ладно? А затем Энтони встал на колени возле кровати, сложив руки вокруг рук Локи в пантомиме мольбы. Пока Локи смотрел, Энтони начал дергать за край своей рубашки, выцветшей футболки Led Zeppelin, которую Локи помнил, как мужчина однажды описал как «винтажную». — Энтони? — неуверенно спросил Локи. Он боролся с инстинктивной реакцией своего тела. Оно хотело вздрогнуть, отпрянуть, убежать. Раздевание так часто означало боль в мире Локи. — Доверься мне. Доверься мне. Доверься мне, — скандировал Энтони. Рубашка застряла у него на шее, заглушая голос, и он видел, как дрожат руки Энтони. Разрывающийся звук возвестил об оголении груди инженера и новой дыре на футболке. Локи не отрываясь смотрел на лицо своего партнера и старался не поддаваться страхам, которые начинали мешать его дыханию. Пальцы Энтони нашли израненное запястье Локи, все еще скованное неосязаемыми кандалами. Он начал тянуть руку бога к своей груди, и Локи не мог понять. — Доверься мне, — снова взмолился Энтони, глаза его сияли от пылкого предвкушения. Энтони прижал его антипатичные кончики пальцев к дуговому реактору. Он гудел со знакомым теплом, которое он никогда не чувствовал непосредственно на своей коже. В те годы он слышал, но не понимал металлическое жужжание, когда безуспешно пытался подчинить изобретателя своей воле. Совсем недавно он предался картографированию того немногого, что мог различить в устройстве через рубашку Энтони, но тканевый барьер между ними ограничивал его восприятие. Несмотря ни на что, он начал чувствовать растущее любопытство. Это было, ну, «красиво» казалось неподходящим описанием, но это было ближе всего. Люминесцентный бело-голубой свет исходил из треугольного ядра, освещая любые тени. Он ожидал гладкую поверхность, но без преграды в виде ткани, которая мешала его исследованию, он мог различить неглубокие канавки, образующие замысловатые узоры. Он поднимался и опускался вместе с дыханием Энтони, создавая руководство, по которому Локи мог следовать. — Это реально, — прошептал Энтони. Осторожные пальцы нашли челюсть Локи, обрамили его лицо. Знакомые большие пальцы нежно погладили влажные следы на его скулах. — Томми, ты дома. Он знал мозолистые пальцы, которые начали чертить каждую черту его лица. Эти пальцы принадлежали человеку, который заставил безнадежно неотесанную часть его существа задуматься не только о том, сможет ли он когда-нибудь стать достойным, но и о том, был ли он достоин все это время. Это был его Энтони, и Энтони пришел за ним. Локи моргнул и полюбил этого смертного, который когда-то был его величайшим врагом, так яростно, что он задался вопросом, сможет ли его сердце вырваться за пределы его груди. — Ты нашел меня, — выдавил Локи. — Я всегда буду рядом, помнишь? — яростно сказал Энтони. Мягко и так мимолетно, что Локи едва заметил давление, когда Энтони прижался губами к центру лба бога. — Мой Томми, — пробормотал он в кожу Локи, — я так скучал по тебе. Локи потерял счет времени, сосредоточившись на том, чтобы обводить геометрические фигуры на устройстве Энтони. Его тело пыталось вздрогнуть и съежиться от каждого неожиданного движения Энтони, но каким-то образом изобретатель чувствовал его раздражение. Он тихонько рассказал обо всем, что Локи пропустил, про необъяснимую одержимость Дубины созданием идеального клубничного смузи, посвятил его в бесплодные попытки ДЖАРВИСА расшифровать журналы в отсутствие бога. Он рассказал обо всех пустяках, которые Локи почему-то находил захватывающими – спецификации автомобилей, которые он собирался купить, обзоры различных видеоигр, которые рекламировались во время его отсутствия, похвалы подборке фильмов, которые он хотел, чтобы Локи посмотрел. Со временем Локи все больше и больше ощущал свое присутствие. Но помимо этого, прямой контакт кожи с реактором Энтони вызвал странную реакцию в его слабом сейде. Капли магии, которые он сумел накопить, собрались в его ладони без его разрешения, по-видимому, очарованные этим смертным эквивалентом чар. Это было странно успокаивающе, и Локи решил, что будет наслаждаться этим невыразимым спокойствием всю оставшуюся вечность. Но в конце концов Энтони прижался носом к соединению челюсти и шеи Локи. — Я не уверен, что мои колени выдержат это долго, милый, — сказал он с легким смехом. К стыду Локи, его дыхание сбилось. Его пальцы зацепились за края реактора, но не смогли найти реальной опоры. Его сейд боролся, чтобы вырваться из тисков своего скованного тела и поймать смертную магию Энтони. — Ты уходишь? — спросил он. Он презирал дрогнувшую уязвимость в своем голосе, но возможность ухода партнера была еще более ужасающей. — Конечно, я не уйду, — Рука Энтони нашла запястье Локи. — Я просто сяду в свое кресло. Я буду рядом с тобой, понимаешь? Сейд Локи извивался, и падший бог пытался подавить врожденную панику, которая ускоряла его дыхание. Даже когда он внутренне критиковал свое проявление слабости, его ногти царапали металлический каркас, в котором находился реактор Энтони. Выражение лица изобретателя было непостижимым, когда он смотрел на него. — Или мы могли бы разделить кровать? Напряженные конечности Локи расслабились. — Да, это лучше. Я бы предпочел это, — признался он мучительным шепотом. Энтони с трудом поднялся на ноги, и Локи действительно услышал, как громко скрипят его колени. Он завис на мгновение, задержавшись руками на ничтожном пространстве между ними, очевидно, ища невредимое место, за которое можно было бы ухватиться. — Ты ведь скажешь, если я причиню тебе боль, да? — спросил инженер. — Я почти уверен, что это нарушает, наверное, тридцать правил, с которыми мне пришлось согласиться, прежде чем мне разрешили перевести тебя сюда. Хотя Локи кивнул в знак согласия, он не собирался говорить ни слова о дискомфорте. Яд, текущий по его венам, все время слабел, так что боль была почти гарантирована. Важнее любого временного вреда было сохранение его рассудка. По общему признанию, он не стал бы возражать, если бы Энтони захотел заняться позорной и смертельно опасной практикой объятий. И вот он стиснул зубы, пока его партнер осторожно переместил свое тело, чтобы создать пространство для себя справа от Локи. Ступня его больной ноги зацепилась за слои простыней, которые окутывали его тело, но он не издал ни звука. Как только мужчина скользнул под одеяло рядом с ним, Локи придвинулся ближе. Его плечо, прижатое к груди, протестовало против его усилий, а ребра пульсировали, когда он шевелился. Но его ухо нашло урчащий дуговой реактор, и худшая часть его боли начала ускользать. Он громко вздохнул и сжал пальцами здоровой руки бицепс Энтони, бессознательную привязь. — Я здесь, Томми, — прошептал Энтони ему в висок. — Я тебя не оставлю. Веки Локи опустились. Он пережил и более серьезные раны, пережил невообразимые ужасы, но никогда не был смертным. Его тело жаждало покоя, и все же он боялся закрыть глаза. Энтони чувствовался таким прочным под его руками, но также таким бездонно хрупким. — Ты уверен, что это реально? — еще раз переспросил Локи. Рука Энтони свободно обвивалась вокруг его талии. — Это реально, — неутомимо сказал он. — Но я буду напоминать тебе об этом, ладно? Почему бы тебе сейчас не отдохнуть? Тело Энтони обвилось вокруг его собственного. Его кожа была теплой, а хватка вокруг бедер бога была крепкой. Локи так устал, и он наконец-то был в безопасности. Звук сердца Энтони, пульсирующего в такт с его собственным, убаюкивал его. *** Несколько часов спустя Локи обнаружил, что дрейфует на краю осознанности. Он чувствовал ровное биение сердца Энтони под своей щекой. Руки мужчины действовали как своего рода щит, прижимая его к своей волнообразной груди. Впервые за несколько недель он поверил, что ему не причинят вреда. Он проснулся от далекого звенящего звука, но пальцы Энтони, поглаживающие его волосы, держали его в некотором напряжении. На этот раз его тело решило повиноваться ему, и нежные ласки по его голове не вызвали никаких воспоминаний или отключения. Он просто старался лежать неподвижно и отучиться от ожиданий насилия и эксплуатации. Его сейд, жужжащий на кончиках его пальцев в тайном дуэте с реактором Энтони, помогал предотвратить любые мгновенные всплески инстинкта, которые побуждали его напрягаться. Он услышал приближающиеся к двери шаги, не принадлежащие Энтони, судя по непрекращающемуся диссонансному гудению изобретателя в его волосах. Щелкающие шаги по деревянному полу предвещали прибытие шпилек и волны цветочных духов. — Тони, ты видел стопку бумаг, которую я оставила? Эй, ты в порядке? Он узнал голос, пронзивший тишину, и попытался сохранить расслабленное положение, но его пальцы на груди Энтони помимо его воли дрогнули. Энтони вздрогнул вместе с ним. — Тсс, Пеп. Томми спит, — предупредил он. — Ты его разбудишь. Шаги стали громче, когда она вошла в комнату. Локи сосредоточился на сохранении своего расслабленного фасада – ровного дыхания, медленного ритма сердца, расслабленности мышц. Он знал, что Поттс была одной из самых дорогих друзей Энтони, но его сейд определил только его партнера как безопасного, а бизнесвумен была за его беззащитной спиной. Она была слишком близко, теперь у подножия кровати, и она не была Энтони. — Как он себя чувствует? — спросила она. Энтони откинул непослушный локон со лба Локи. — Он немного поговорил. Он был.. он, казалось, был рад меня видеть. Голос Поттс раздался прямо рядом с кроватью, когда она заговорила в следующий раз. — Конечно, он был, — сказала она. Локи услышал улыбку в ее голосе. — Что он сказал? Пауза. Когда изобретатель заговорил, его голос звучал грубо, мучительно. — Он не думал, что это реально. Он не верил, что я пришел за ним. — Он был дезориентирован, — сказала Поттс, теперь уже мягче. — Ему просто нужно немного времени, чтобы приспособиться. — Я знаю, — прошептал Энтони. Его пальцы скользнули по голове Локи, тщательно отмечая каждую выпуклость на черепе бога. — Но, Пеп, а если он меня ненавидит? Это все моя вина. Он должен меня ненавидеть. — Тони, ты же знаешь, что это неправда. Другая рука Энтони, которая была свободно обвита вокруг талии Локи, сжалась достаточно, чтобы ребра Локи заныли в знак протеста. — Это моя вина. Они забрали его, потому что я попросил его перевести эти чертовы дневники, и я сделал это только потому, что был нелепо влюблен в единственного человека в мире, который ко мне не проявлял абсолютно никакого интереса, — Неуверенный вдох, затем: — Я должен был позволить ему уйти. Все, чего он когда-либо хотел, это чтобы его оставили в покое. — Тони, остановись.. — Даже если бы не эти дурацкие журналы, он все равно был бы целью из-за Железного человека, — мрачно продолжил Энтони. — Он всегда будет в опасности, когда он со мной. — Тони.. — Поттс снова попыталась возразить. — А если станет известно, что он встречается со мной, его семья найдет его, и все повторится снова. — Тони, прекрати это немедленно. Катастрофизация бесполезна, — решительно прервала Поттс. Матрас заметно прогнулся, когда она, по-видимому, села на край. — Томас неделями боролся, чтобы вернуться к тебе. Ты действительно собираешься отнять это у него? Локи никогда не формулировал сильного впечатления о Вирджинии «Пеппер» Поттс. В отличие от Гарольда, который открыто рекламировал свою преданность Энтони с прозрачной пылкостью, Поттс была скорее загадкой. Он видел в ней моменты теплоты, наиболее отчетливо в ответ на детские выходки Энтони. Он замечал замаскированное раздражение в ее напряженных глазах и улыбке, когда изобретатель слишком сильно переступал черту. На дне рождения Энтони Локи намеренно игнорировал намеки на меланхолию в выражении ее лица, когда его партнер был так публично демонстративен с ним. Бог никогда не рассматривал Поттс как угрозу, но и союзником ее не считал. Возможно, ему придется исправить эту оплошность. — Я его не заслуживаю, — прошептал Энтони. Двойной набор приглушенных ударов предшествовал мгновенному покачиванию кровати, когда Поттс, по-видимому, сняла каблуки и устроилась поудобнее на матрасе. — Томас не производит на меня впечатления человека, который любит обниматься, — заметила она. — Ты удивишься, — Рука Энтони потянулась, чтобы обнять затылок Локи. — Он другой, когда мы одни. — Тебе тоже никогда не нравилось обниматься, Тони. Энтони фыркнул и прижал Локи к себе, словно пытаясь опровергнуть ее слова. — Это неправда. Тот нелепый тест, который ты заставила меня пройти, говорил, что прикосновения – мой язык любви, помнишь? — Да, но ты не обнимаешься, по крайней мере, с тех пор, как мы вернули тебя из Афганистана. — Да ладно, Пеппер. Это определенно неправда. Бизнесвумен громко фыркнула. Каким-то образом ей удалось заставить этот презрительный звук прозвучать деликатно. — Когда ты в последний раз снимал рубашку перед другим человеком? — Не знаю, — сказал Энтони, успокаивающе поглаживая большим пальцем кожу Локи. — Когда у меня в последний раз был секс? — Нет. Ты остаешься в рубашке во время секса, Тони, — настаивала Поттс. — В последний раз, когда я видела тебя без рубашки, ты очень кстати забыл сказать мне, что я могу вызвать у тебя остановку сердца. — Это не может быть правдой, — возмутился изобретатель. — Мы ведь занимались сексом кучу раз, верно? Мы должны были сделать это, когда я снимал рубашку, по крайней мере, один раз. — Никогда, — твердо сказала Поттс. — Ты никогда этого не делал. — Хм. Пальцы Энтони скользнули к склону лба. Они задержались на мгновение, его большой палец прижался к морщине между бровей Локи, которую бог не осознавал, невольная реакция на боль, которая сохранялась даже сейчас. Он почувствовал, как выражение его лица разгладилось, как по часам, от ласки изобретателя. — Тони, ты позволяешь Томасу трогать твой дуговой реактор, — тихо заметил Поттс. — Это своего рода поворот в заземлении, о котором я читал, — рассеянно сказал Энтони. — Фокус в том, чтобы дать ему физическую привязь к настоящему. Что-то в реакторе успокаивает его. Пауза. Когда Поттс снова заговорила, ее голос был одновременно и ласковым, и раздраженным. — Я собираюсь объяснить тебе это, Тони, потому что я знаю, что чувства – не твоя сильная сторона. Ты любишь Томаса. В этот момент это очевидно. Легкие, как перышко, прикосновения Энтони к его лицу запнулись. — Что? Нет, это не так. — Мы заподозрили это на твоем дне рождения, — продолжила Поттс, уже с улыбкой. — Ты никогда раньше не пек торт. За всю свою жизнь. — Я не знаю, откуда берутся все эти обвинения. Это абсолютная неправда.. — И как ты на него посмотрел, — небрежно прервала Поттс. — Тони, ты его обожаешь. Никто никогда не получает твоего безраздельного внимания. У тебя всегда было слишком много идей, вертящихся в голове. Рука Энтони вернулась к прокладыванию дорожки по щеке Локи. — Не знаю насчет «всегда», — проворчал он. — Ты был готов отказаться от своих костюмов. Ты был готов перестать быть Железным Человеком ради Томаса, — Поттс снова замолчала, но, кроме подергивания пальцев Энтони, инженер не дал никакой заметной реакции. — Тони Старк, ты влюблен в него, — заявила она, теперь явно улыбаясь. — Пожалуйста, не оскорбляй мой интеллект, пытаясь отрицать его. Локи чувствовал горячее дыхание Энтони на макушке своей головы. Казалось, губы мужчины касаются его волос. — Он потрясающий, Пеппер, — прошептал Энтони через несколько мучительных секунд. — Он самый потрясающий человек, которого я когда-либо встречал. — Расскажи мне о нем, — уговаривала Поттс, все еще используя этот чувствительный, теплый голос. — Что заставило тебя влюбиться в него? Губы Энтони еще решительнее прижались к волосам Локи. — Все? — прошептал он. Еще одна пауза, бессловесное желание продолжить. Локи не мог думать, едва мог дышать. В этот момент он не чувствовал абсолютно никакой боли, только ошеломленное ожидание. — Он морщит нос, когда смеется. Как будто его лицо не знает, что ему делать, поэтому оно просто жестко фиксируется каждый раз, когда он решает, что что-то смешно. Указательный палец Энтони нащупал его нос, словно пытаясь проиллюстрировать свою точку зрения, и Локи пришлось сосредоточиться на том, чтобы не скорчить на лице противоречивую гримасу. — У него появляются ямочки на щеках, когда он улыбается по-настоящему, — продолжил мужчина через мгновение. — Он выглядит как маленький ребенок. Я видел, как он улыбается по-настоящему всего несколько раз. Палец Энтони ткнул его в щеку, и Локи изо всех сил старался оставаться неподвижным. — Я не знаю, Пеп! Я могу часами говорить о том, как он поглощает любую еду, содержащую клубнику, даже не осознавая этого. Или о том, как он настаивает, чтобы я перематывал назад, если я хотя бы прочищаю горло во время фильма. Или о том, как он все еще умудряется звучать как ходячий словарь, когда он ругает меня в Mario Kart. Он просто.. он Томми. Ты не можешь не любить Томми. Поттс на мгновение замолчала, а затем изящно фыркнула. — Мне интересно, стоит ли мне оскорбляться тем, что ты все это время монополизировал Томаса. Когда же мы, остальные, узнаем его поближе? — Я могу заставить его двигаться дальше, — прошептал Энтони в волосы Локи. — Если он останется со мной, конечно. — А почему бы и нет? — бросила вызов Поттс. — Если Томас такой удивительный, как ты говоришь, то он видит тебя именно таким, какой ты есть. — Миллиардер, плейбой, филантроп с отвратительно-шикарной бородкой? — с напускным равнодушием пошутил изобретатель. — Я думала о невероятно преданном друге, бескомпромиссном гении и, конечно же, самоотверженном идиоте, которому отчаянно нужно побриться, — тепло поправила Поттс. — Это должно было быть комплиментом? Я почти уверен, что ты имела в виду комплимент, но там было слово «идиот», так что трудно сказать. Поттс рассмеялась, и матрас наклонился, когда она, по-видимому, сменила позу. — Он действительно звучит потрясающе, Тони. Я рада, что ты его нашел. Конечности Локи, которые казались такими обременительно тяжелыми при пробуждении, теперь ощущались невесомыми. Странное, бурлящее ощущение поглощало его желудок и грозило переполниться. Его сердце трепетало, скручивалось и раздувалось, когда оно билось о пределы его грудной клетки. Ни одна мысль не пришла ему в голову. Каким-то образом ему удалось сохранить свой невозмутимый вид, несмотря на вполне реальную возможность того, что он может уплыть. — Похоже, у тебя новый проект, — заметила Поттс через мгновение, в течение которого Локи чувствовал, как две пары глаз изучают его. — Томми должен уметь защищать себя, — пробормотал Энтони. Его пальцы нашли вялые костяшки пальцев бога и начали скользить по суставам руки Локи. — Тактика переговоров 101. Если я бомбардирую его кучей вариантов, он должен согласиться на один из них, верно? — Почему бы и нет? Энтони вздохнул. Его пальцы сжали руку Локи в кулак. — Не знаю. Томми – частное лицо. Ему это не понравится. Когда Поттс снова заговорила, ее голос был тщательно настроен на медленный и мягкий тон. — Если ты объяснишь ему, каково тебе было в эти последние несколько недель, я уверена, он поймет, почему это так важно для тебя. Другая рука Энтони прыгнула, чтобы свободно обхватить ухо Локи, как будто блокируя слова Поттса. — Абсолютно нет, — прошипел он. — Ты был в состоянии огромного стресса. Ты все еще.. — Я не хочу об этом говорить, Пеппер, — настаивал Энтони. Эмоции начали уходить из его голоса. — Томми вернулся. Теперь все кончено. Поттс приблизилась. Ее колено коснулось ноги Локи. — Брюс говорит, что ты все еще не спишь. Он говорит, что ты почти не ешь и не пьешь. — Брюс может засунуть это, — бесцветно сказал изобретатель. — Я в порядке. У меня не было никаких видений с тех пор, как я нашел Томми. — Тони– — Я в порядке. Томми – нет. На самом деле, он – само определение слова «не в порядке» из словаря. — Вы оба выздоравливаете, — пыталась настаивать Поттс. — Я закончил говорить об этом, Пеп. Я говорю серьезно. Голос инженера оставался подчеркнуто бессвязным, но его тело выдавало его. Стук его сердца усилился под щекой Локи, а грудь покрылась потом. Локи чувствовал, как пальцы человека слегка дрожали там, где они обрамляли его голову. — Очень хорошо, мистер Старк, — чопорно сказала Поттс. Матрас снова сдвинулся, вероятно, когда она попыталась встать. — Я оставила стопку срочных бумаг на журнальном столике, чтобы вы их подписали. Я зайду за ними завтра. Тело Энтони затряслось еще сильнее, но тон его оставался неизменно бесстрастным. — Спасибо. Каблуки Поттс застучали по полу в направлении двери, но задержались у входа в комнату. — Я, возможно, не очень хорошо знаю Томаса, но очевидно, что он заботится о тебе. Он хотел бы узнать, что произошло, пока его не было, Тони. Он хотел бы помочь. — Принято к сведению. Спокойной ночи, мисс Поттс. Поступь Поттс больше всего напоминала топот, когда она выходила из комнаты. И фасад Энтони смялся вслед за ней. Грудь мужчины вздымалась, заставляя Локи неуверенно подниматься и падать в такт. Одна рука запуталась в спутанных кудрях Локи, а другая нашла привязь вокруг плеча бога. Его личное уныние наконец-то подтолкнуло Локи к действию. Это была спора. Так и должно было быть. Его сейд не зарегистрировал ее активацию, но спора была единственным вероятным виновником ощутимого страдания Энтони. Несомненно, она также должна была быть виновником необъяснимого усиления любовных чувств мужчины к нему. После того, как она связала его с Энтони в их общем пространстве сновидения, Локи начал предполагать, что ее основная директива на самом деле может быть доброжелательной или, по крайней мере, безобидной. Теперь это не имело значения. Независимо от ее намерения, он должен был знать, что ее участие могло только предвещать вред. Спора убедила Энтони, что он любит монстра. Спора прорезала окно в кошмар Локи, который, очевидно, заставил Энтони страдать. Не было времени оплакивать кончину его краткого флирта с взаимной любовью. Даже в его нынешнем состоянии он мог распутать один или два узла и дать Энтони некоторое облегчение. Это была его ответственность. Он мог оплакивать это позже. Он вырвал свой сейд из его запутанности с реактором Энтони и направил свои ресурсы по очень знакомому пути к сердцу Энтони, туда, где укоренилась спора. Он приготовился к навязчивому ощущению похотливого прилипания, которое неизбежно стремилось поймать его сейд. В прошлом спора всегда казалась такой ярко светящейся, пульсирующей массой, которую невозможно было не заметить. Но в пространстве, где спора так стойко обосновалась, была лишь пещеристая пустота. Локи копнул глубже. Множество ветвей споры оказались не только вырванными с корнем, но и разложившимися. Ухудшение, казалось, произошло недавно, поскольку он все еще мог проследить аномальные пути, где обитали ее самые внешние корни. Однако даже в ее сердцевине, где он ожидал почувствовать непроницаемый барьер – елейный, едкий, подражающий скипетру, который поработил его, – он обнаружил заметное запустение. Ядро споры, которое должно было бы его жестоко оттолкнуть, было заметно пустым. Он нашел только оболочку, пустое вместилище. Оно не шевельнулось, даже когда Локи осмелился протянуть клочок своего сейда. Привлекательность его магии оживила бы семя, если бы оно все еще таило в себе хоть каплю силы. Оно было мертво или почти мертво. Внешне он осознал, что оркестровая версия смутно знакомой мелодии начинает играть в динамиках. Осторожно, очень нежно Энтони переплел их пальцы. Его губы коснулись виска Локи, когда он начал тихо подпевать, бормоча невнятные обещания полета, приключений, совместного будущего. Но спора была практически уничтожена. Локи мог легко понять, как это произошло. Соединение их на таком расстоянии и так регулярно, должно быть, истощило запасы энергии, которые когда-то казались такими непреодолимо огромными. Спора, должно быть, выжгла себя, пока не превратилась в бездействующую оболочку. Еще более непонятным было то, почему Энтони так интимно описал их отношения после того, как избежал его влияния. Без споры Локи ожидал остаточных чувств доброй воли. Основываясь на их взаимодействии до его похищения, он даже осмелился поверить, что Энтони мог бы искренне наслаждаться обществом Томаса, когда сила споры ослабеет. Но Энтони по сути сказал Поттс, что любит Томаса. Даже сейчас, когда Энтони продолжал напевать себе под нос, проводя пальцами по кудрям Томаса, каждое действие мужчины воплощало пылкую, но нежную привязанность. И все же спора оказалась бессильна. Энтони на самом деле не мог его любить. Мог ли он?