Ренегат

            Маккормик смотрел на тебя с удивлением, в котором больше читалось раздражение от твоей дерзости, чем признание реальной угрозы.             Но прежде чем ты успела сделать хоть "шаг" в сторону его жалкой жизни, двери склада с грохотом распахнулись. В помещение вошли три фигуры: две массивные и высокие по краям, и одна — плюгавая и невзрачная — в центре.             Темнота мешала разглядеть их, но как только они шагнули в тусклый свет, твое сердце сбилось с привычного ритма. Лицо одного из них было до боли знакомым, хотя имя ускользало из памяти. Узкий нос, маленькие глубоко посаженные глаза, тяжелые густые брови, и взгляд, от которого хотелось принять душ с наждачной губкой. Тебе потребовалась секунда, чтобы осознать: перед тобой был сын мафиозного ублюдка. Джон Морелло.             Маккормик шагнул ближе, и между ним и Морелло завязался разговор. До тебя доносились лишь обрывки фраз, размытых шумом в голове. Гул после удара по затылку, который оказался болезненной реальностью, мешал собрать мысли в кучу.             "Приказ свыше... подкрепление... цель достигнута..."             Ты дёрнулась, пытаясь проверить, насколько крепко тебя связали, и сразу получила прикладом в основание шеи. Боль взорвалась новыми звездами перед глазами, а давление обрушилось на голову.             Сын главы мафии уловил твой болезненный стон и тут же ухмыльнулся, глядя на Маккормика, словно похвалил его за работу. Лёгким жестом похлопал генерала по плечу, как старого друга, и обогнул его, присаживаясь перед тобой на корточки, как ранее это уже делал генерал:             — Гляньте, какая прыткая дамочка, — он указал на тебя своим телохранителям, растянув губы в притворной улыбке.             Его смех — глумливый и тошнотворный, точь-в-точь как у отца, — разнёсся эхом по комнате.             — У меня есть предложение, куда интереснее, чем выставлять твою мордашку перед всеми, — его голос капал сладкой отравой. — Как насчёт поработать на меня?             Ты смотрела сквозь него, как через грязное стекло, не выказывая ни тени эмоций. Внутри же мысли лихорадочно искали способ убить мерзавца. Взгляд сфокусировался на невидимой точке за его спиной, где затаился твой план.             Джон театрально развёл руками, выпрямился и снова рассмеялся.             — Ах да, ты же у нас немногословный снайпер. Я читал о тебе, — он сделал паузу, растягивая мгновение, после добавил очень тихо, — слишком много читал.             Внимание на секунду задержалось на едва выделяющейся кобуре под одеждой Джона. Если справишься с его охраной, он наверняка воспользуется этой секундой, чтобы пристрелить тебя. Но что, если нет? Возможно, ему действительно нужны твои навыки, как Маккормику?             Джон, похоже, считывал каждую мельчайшую деталь твоего выражения, но встречал лишь стену. И чем непроницаемей ты оставалась, тем сильнее это его заводило.             — Отец говорил, есть женщина-снайпер, которую никто не видел вживую. А если и сталкивались, то теперь её жертвы покоятся в десятках стран, — его голос стал тише, почти интимным.             Он склонился ближе, жадно скользя взглядом по твоему лицу:             — Хладнокровная, непоколебимая, кровожадная... — его язык облизнул губы, а взгляд застыл на твоих. — Точно такая, как нужно.             Его лицо медленно приближалось, губы приоткрылись, а взгляд скользил по твоему лицу с намерением, от которого хотелось скрутиться от отвращения. Ты быстро оценила обстановку: Маккормик копался у стола, нервно собирая разбросанные им же бумаги, а двое громил, телохранители, не сводили с тебя глаз. Их поза говорила о том, что они готовы действовать в любой момент, если что-то пойдёт не так.             Дыхание Джона уже неприятно осело на твою кожу. Отклониться было уже некуда. В этот момент ты решилась. Не теряя времени и отбросив брезгливость, ты резко вцепилась зубами в его нос, вгрызаясь в плоть до крови. Морелло завыл, дергаясь от боли: одной рукой он судорожно пытался разжать твои челюсти, другой тянул за твои волосы, пытаясь оторвать от себя.             Телохранители вскочили, выхватывая оружие, но столкнулись с дилеммой: стрелять было рискованно, ведь их подопечный находился прямо в твоих "объятиях". Позади замерли солдаты Маккормика, не зная, на кого направить стволы — тебя ли пристрелить, или защититься от вооруженной охраны мафии, которая уже навела на них прицелы.             Секунды путаницы хватило — охранник мафии, не выдержавший накала ситуации, спустил курок. Ты успела дернуться в сторону, и пуля, нацеленная в живот, лишь задела тебя по касательной, пробив насквозь запястье. Боль пронзила руку, но ты не разжала челюсти, а пуля попала точно в одну из нейлоновых веревок, которыми были связаны твои руки.             Рывок, и остатки пут разорвались, от чего кожа жалобно хрустнула под давлением, но твои руки, наконец, освободились.             Сжав пальцы в волосах Джона, ты грубо дёрнула его голову назад, вонзив ногти в кожу так, что он едва сдержал сдавленный стон. Его зубы скрежетнули, но это было неважно. Второй рукой ты мгновенно скользнула ему на шею, захватив её сгибом локтя, плотно зафиксировав его затылок к себе.             Запястье горело от боли, кровь стекала тонкой струйкой и капала на воротник Морелло, а нос Джона, почти откушенный, ритмично капал на твой локоть, оставляя багровые пятна на коже. Но тебе было всё равно. Сейчас боль была твоим топливом, адреналином, который держал разум острым.             Всё это произошло в одно мгновение. Маккормик замер у стола, его движения прекратились, но взгляд теперь был прикован к тебе. Серьёзный, оценивающий, он явно прикидывал, какой исход этого безумия будет для него менее фатальным.             Охранники Джона нервно водили оружием: то целились в твою голову, то в солдат позади тебя. Ты слышала за спиной прерывистое, сбивчивое дыхание. Судорожные вдохи новичков, которые привыкли к послушным пленникам, но не к таким сценам. Вторая ошибка Маккормика — он выбрал команду, которая паниковала под давлением. Эти люди не умели действовать самостоятельно, ожидая четких указаний сверху, а в их отсутствии боялись сделать шаг.             Джон, задыхаясь, всё же выдавил из себя хриплым голосом:             — Удивительная женщина...             Его пальцы, ещё недавно рвущие твои волосы с безжалостной жестокостью, вдруг скользнули по твоей руке, перемешивая свою кровь с твоей. От этого мерзкого, липкого прикосновения внутри всё закипело, и ты сжала захват ещё сильнее, заставляя его захрипеть.             Один из телохранителей Джона сделал шаг, который сложно было назвать разумным: быстрым рывком он заломил руки самому Маккормику. Тот вздрогнул, пытаясь сопротивляться, но телохранитель грубо подломил ему ноги, вынуждая рухнуть на колени. Второй молча шагнул вперёд и уверенно приставил пистолет к его затылку.             Ты чутко следила за обстановкой, а пока медленно расплылась в хищной улыбке, оскалив зубы. Этот момент был твоим триумфом: вся тщательно выстроенная сцена, где главным игроком был Маккормик, рухнула. Всё перевернулось. Генерал превратился в разменную монету, а ты теперь держала в руках ключ ко всем этим жалким фигурам.             Позади слышались нерешительные шаги, солдаты не могли решить, что делать дальше. Один из них дрожащей рукой направил дуло на затылок Морелло, зажатого в твоём захвате. Другой метался взглядом, словно наугад выбирая цель: то ты, то массивные охранники мафии. Наконец, тишину разрезал срывающийся от паники голос одного из подчинённых генерала:             — С-сложите оружие... И-иначе, мы будем вынуждены открыть огонь...             Эти слова прозвучали больше как мольба, чем как угроза. Охранники Морелло даже не удостоили его ответом. Холодные, равнодушные взгляды срезали все попытки надавить на них морально. У них был козырь — генерал Маккормик. У тебя — их новоиспечённый предводитель.             Маккормик погрузился в безмолвный диалог с Джоном. Он не произнес ни слова, не подал ни единой команды своим людям. Его плечи с погонами немного опустились, но взгляд оставался твердым, горящим холодной сталью. Со стороны могло показаться, что все идет по задуманному сценарию, но ты выбила их тщательно выстроенный план из колеи. И хотя он старался держать лицо, в глубине его взгляда мелькала тень неуверенности.             В комнате повисла напряжённая тишина, в которой даже шорох был смертным приговором. Но Джон снова заговорил, обращаясь к генералу:             — Я с самого начала знал, что союз с тобой — это путь в никуда. — Он бросил короткий взгляд на свою охрану и спокойно скомандовал: — "Мёртвая голова".             Охранники, без колебаний, синхронно вскинули оружие. Один глухой выстрел — и голова Маккормика дернулась, прежде чем он рухнул ничком. Тишина на мгновение сгустилась, но едва солдаты позади тебя успели прицелиться, как два быстрых выстрела положили их насмерть.             И тогда ты почувствовала холодное касание металла у левого бока. Морелло. Его вторая рука, та, что всегда тянется к возможности, когда она появляется. Он вынул пистолет и прижал его к твоим рёбрам.             Джон медленно, с наслаждением процедил:             — Для справки… пули со смещённым центром тяжести. — Его голос был мёдом, замешанным на яде.             Ты знала, чем это грозит. Эти пули — как живая сталь: вонзаются, а потом ввинчиваются внутрь, прорезая путь хаотичными дугами, превращая плоть в кровавую кашу. Ни один хирург не возьмётся искать их остатки в месиве поврежденных органов.             Риск стал неприемлемым. Охрана Джона смотрела на тебя, как волки на последнюю цель. Если он хочет тебя завербовать, а не убить, значит, твоё дыхание пока стоит больше, чем его тишина. Медленно, ты разжала пальцы. Морелло распрямился с ленцой победителя, его глаза вспыхнули чем-то, что не сулило ничего, кроме смерти. Он заметил твой взгляд на оружие — пистолет с удлинённым дулом, глушитель, и на торце надпись «Северный тигр».             Повернув корпус боком к тебе, он не спеша провел пальцами по носу, собирая на кончиках капли крови. Затем, не отрывая от тебя взгляда, медленно слизнул их.             — Жаль, что мы не смогли договориться, Шээдоу, — протянул он твой позывной, дегустируя его опасность на языке.             В следующее мгновение выстрелы сорвались один за другим. В живот. В грудь. В ноги. Боль, жгучая и хищная, ворвалась в каждую клетку. Пули внутри тебя двигались, как смертельные шестерни. Ты закричала. Крик был безудержным, отчаянным — раздирающим.             Сжав зубы до скрипа, ты опустила взгляд. Кровь брызгала толчками, но сил даже сорвать ткань для повязки не оставалось, ты просто старалась закрыть ранения. Мышцы содрогались от боли, каждый нерв был в огне. Подняв голову, чтобы не дать слезам вырваться, ты выдавила сквозь плотно сжатые зубы:             — Я тебя найду, блядь. Сожгу всё, что у тебя есть, заставлю тебя глотать свои кости, подавиться ошмётками собственной глотки... — но твою тираду проклятий прервал ещё один выстрел, от чего ты снова завопила.             В этот миг послышался взрыв. Стёкла вокруг затрещали и с оглушительным звоном разлетелись осколками. Дым и поднятая ударной волной пыль окутала всё, что ещё мгновение назад было ясно. Голоса. Крики. Камни и скрипящее дерево рушились где-то рядом. Осознание уползало прочь, пока ты тщетно пыталась удержать его за хвост, но всё твое существо погрузилось в одну-единственную точку: адскую, нестерпимую боль.             Сквозь пыль и хаос, взгляд Джона оставался кристально чётким — голодный, как у зверя, жаждущего мести. Его глаза блестели тёмным обещанием:             — Запомни этот момент. Это последний раз, когда твоя тень пересеклась с моей. В следующий раз даже твои кости не найдут, чтобы хоронить.             Морелло кивнул охране. Те развернулись, глухо переговариваясь, и через мгновение послышался механический щелчок, за которым раздался гулкий ритм взрывов. Всё вокруг содрогнулось, запах гари и пороха врезался в ноздри.             Ты осталась сидеть на стуле — связанная, ослабевшая, окружённая телами и кровью, которая упрямо вытекала из тебя, опустошая вены. Ты усмехнулась. Вот уж фарс: одна марионетка в игре сразу двух кукловодов. Одни хотели устранить Маккормика, другой — убрать Даниэля, расчистив место для сына.             От осознания горькой правды скулы свело. Как ты сразу не заметила подвоха? Всё вокруг — план с двойным дном. Голову сдавило тисками, в пальцах заплясали иголки. Но умирать сейчас — не твой вариант. Не здесь. Не так. У тебя есть обязательства перед Джоном.             Внутренний зверь, вечно голодный и жаждущий крови, подкинул искру в канистру с твоим топливом. Ты судорожно вдохнула, сквозь резь в рёбрах, и заставила сердце снова гнать остатки крови. Стиснув зубы, ты рванула узел верёвок на ногах. Ещё мгновение — и, шатаясь, ты уже стояла на ногах.             Сорвав с ближайшего солдата одежду, ты наскоро импровизировала повязки. Ему уже не нужно, а тебе — вопрос жизни. Перетянула раны, грубо, но надёжно, чтобы кровь осталась внутри хотя бы ненадолго.             Твоё внимание упало на Маккормика — он лежал ничком, мёртвый, с пробитым насквозь затылком. Столько вопросов к нему — целый список грехов, за которые ты мечтала расплатиться его кровью. Ты жаждала задать их медленно, методично, но не словами, а делом — так, чтобы ни один следователь не нашёл и следа твоих пальцев.             Звук выстрелов снаружи разрезал воздух. Взрыв у входа отозвался дрожью стен, разметав трещины по бетонному полю. Дверь складского помещения выбили, и внутрь ворвались свои. Солдаты твоей базы.             — Руки вверх! На колени! — рявкнул один, целясь в тебя. Лица, переполненные паникой, выдавали, что они уже решили, кто виноват. Их взгляды метались от тела генерала к остальным мертвецам. Конечно, они думают, что это сделала ты.             Адреналин вспыхнул внутри, пронёсся искрами по телу, затопив боль и оставив лишь дикое, первобытное стремление выжить. Ты схватила пулемёт от погибшего солдата, действуя на инстинктах, и выстрелила. Пули безошибочно нашли свои цели: шея первого, лоб второго. Один рухнул замертво, а другой, корчась, прижимал рану, пытаясь удержать утекающую жизнь.             Ты пошатываясь подошла ближе. Его трясущаяся рука поднялась в жалкой попытке защититься, но в глазах было только животное отчаяние, болезненно знакомое всем, кто борется за последний вдох. Убей, или будь убит. Простой закон. Ты прижала дуло к его рту и нажала на спусковой крючок. Очередь оборвала его агонию. Даже без этого шансов у него не было.             Шорох. Склад снова ожил. Ты повернула голову и тут же заметила мелькнувшую тень, слабый силуэт, скользящий вдоль стены. Твои глаза цепко выхватили собственный рюкзак и любимую винтовку на стеллаже. Как они собирались с тобой поступить, если бы их план сработал? Глупо гадать. Сейчас ты пишешь этот сценарий сама, диктуя их конец.             Ты вскинула оружие и очередью разнесла уцелевшее стекло вдребезги. Осколки осыпались дождём над его головой, заставив крадущегося мужчину вскрикнуть.             — Убирайся. Пока можешь. Ничего не видел, ничего не знаешь, — бросила ты с холодной безразличностью, скрывая, как трудно даётся каждый вдох, как мало времени у тебя осталось.             Он затих, а ты уже двигалась к выходу, схватила винтовку и накинула рюкзак на плечо. Ноги дрожали, совершенно чужие. Каждый шаг отзывался волной боли, но останавливаться было нельзя, скоро сюда прибудет подкрепление с базы. Стены склада дрожали, за окнами полыхал огонь, взмывая языками к небесам. Где-то вдалеке ревел вертолёт с водой, но это был уже не твой бой.             Кровь медленно уходила, а вместе с ней таяла и твоя сила. Возвращаться на базу? Глупо. С такими ранениями никто не спасёт — ты уже ходячий мертвец. Но умирать просто так? Нет. Ты должна завершить начатое.             Весь путь до возвышенности ты провела на грани. Там, привычно устроившись на животе, ты установила винтовку на упор и прицелилась. Между деревьев мелькали фары — они удалялись, но не настолько, чтобы скрыться из твоего прицела. Ты стиснула зубы. Один выстрел. Один шанс. Всё или ничего.             Ты глубоко вдохнула, замерев на половине выдоха. Прицел идеально поймал едва виднеющийся силуэт головы за тонированным стеклом. Палец медленно придавливал курок, выжидая мгновение абсолютной уверенности. Затвор сдавленно заскрипел, готовый отправить смерть прямиком в цель.             Но прежде чем выстрел разорвал ночь, подошва ботинка вдавила дуло в землю, дожав курок. Громкий выстрел ударил глухо, слишком близко, пуля ушла в землю, даже не добравшись до цели.             Ты вскинула голову. Над тобой стоял Гоуст, его тёмный силуэт чётко выделялся на фоне неба. В его взгляде — целая буря эмоций, смешанных в коктейль, от которого стало холодно. Разочарование, гнев, усталость. Ты почувствовала, как пальцы ослабли, и винтовка выскользнула из рук.             Он молча шагнул ближе, бесцеремонно пнув тебя в плечо, вынуждая перевернуться на спину. Твоё тело ответило болезненным стоном, и ты оказалась лицом к ночному небу, тому самому, под которым совсем недавно смеялась с ним и остальными, играя в снежки.             Гоуст шагнул вперёд, его тяжелые ботинки хрустели по снегу, пока он не остановился, нависая над тобой. Теперь ты лежала между его ног. Он наклонился, резким движением сорвал вверх твою окровавленную одежду, обнажив пропитанные кровью повязки, сделанные наспех из чужой формы. Его пальцы замерли на нашивке. Взгляд зацепился за надпись — фамилия, которая не должна была быть здесь. Имя мёртвого солдата.             Ты заметила, как его челюсть напряглась, как зашевелились желваки. Это был не гнев, а что-то хуже — ледяное, обжигающее разочарование. Позади, торопясь, подбежали Соуп и Джейд, их лица перекосило от смеси шока и подозрения. Следом появились Блейк и Коди.             И вот всё сложилось воедино. Силуэт, мелькнувший в тени склада, принадлежал Коди. Ты узнала его по знакомым очертаниям — лёгкий разворот плеч, всколыхнувшиеся при движении волосы. Это он донёс Гоусту о том, что видел. Или о том, что решил считать правдой.             Ты могла убить его тогда. Намерение уже тянуло спусковой крючок. Это было бы правильно — избавиться от ненужного свидетеля, зачистить всё до последнего следа. Но что-то внутри дрогнуло, не твоё собственное, словно чужая воля перехватила руку и отвела в сторону.             Но теперь это не имеет значения. Ты поняла: всё равно, что ты скажешь. Всё равно, что ты сделаешь. Тайны, как вода, всегда находят трещины в стенах, вырываясь наружу неудержимым потоком. И сейчас этот поток унесёт всё, что было построено.             Где-то глубоко внутри ты почувствовала, как тяжёлый, острый камень, давивший на душу, наконец раскрошился и осыпался. Они были живы. Всё — затаившаяся тревога, страхи, что их могли убить из-за тебя, — оказалось напрасным. Но вместо облегчения внутри было пусто, на месте этого камня зияла дыра.             Кровь темнела рядом, впитываясь в снег, где ты совсем недавно лежала. Ты взглянула на это пятно и ощутила глухую тяжесть осознания: твоё обещание перед Морелло так и останется невыполненным. Известный снайпер, падший без чести, не исполнивший клятвы... Какая низость.             Улыбка, кривящая губы, была лишена радости. Она не несла за собой слёз или криков — лишь пустоту и тяжесть последнего взгляда, направленного в серое, равнодушное небо.             Гоуст, прищурившись, что-то скомандовал, и Коди с Блейком унеслись прочь. Джейд и Соуп подошли ближе, быстро и методично, точно привычная часть механизма. Джейд развязала наспех завязанные узлы повязок и склонилась настолько близко, что ты ощущала её дыхание на животе.             — Пули нет, — она хмуро осматривала рану. — Чистый вход, но где выходное отверстие?             Соуп наклонился, убирая прядь волос с лица за ухо, его голос всё ещё казался тёплым, но эта теплота давила:             — Теневичок... Кто? Кто тебя так?             Ответить? У тебя не было ни сил, ни желания. Оставалось только дышать и цепляться за сознание. Джейд продолжала искать, пока голос Гоуста не разорвал воздух:             — Маккормик был прав... — Слова прозвучали тихо, но каждый из них отдавался в ушах, как щёлкающий затвор.             Его глаза буравили тебя насквозь, собирая из разрозненных частей твоё предательство. Брови Соупа изумленно взлетели вверх, и он бросил быстрый взгляд на напарника. Казалось, капитан был в курсе чего-то важного, но по какой-то причине до сих пор держал это при себе, не делясь информацией с отрядом.             Коди и Блейк вернулись, поставив перед тобой два раскрытых чемодана. Джейд схватила шприц и без предупреждения вонзила его тебе в бедро. Жгучий укол адреналина встряхнул тебя, как удар током, удерживая от финального провала в темноту.             Теперь всё выглядело так, словно это ты спланировала убийство генерала и подрыв базы. Солдаты всегда чувствовали к тебе недоверие, но сейчас оно обрело форму — и тебе не оставили ни одного шанса переиграть игру. Теперь у них были доказательства. Ты не сомневалась — земля уже горела под ногами, а петля затягивалась всё туже.             Адреналин вернул тебе остроту ощущений — раскрыл все болевые точки с новой силой. Дыхание рваное, сердце стучит, словно его загнали в ловушку. Всё тело кричало в унисон с разумом: "Выжить". Но ещё громче звучало другое слово — "Месть".             Гоуст наклонился ближе, его глаза, тёмные, как пропасть, встретились с твоими.             — На кого ты работаешь, заяц? Я хочу услышать это от тебя.             Слова падали, как гвозди в крышку гроба. Он не кричал. Но ты знала — от этого хуже, и всё равно упорно хранила тишину. Чуть позади него мелькнули силуэты новых солдат, они замерли с оружием наготове. Ждали приказа.             Соуп и Джейд что-то обсуждали над тобой — лекарства, раны, шансы. Шансы. Слово, от которого тебя передёрнуло. Шансы были дерьмовые, но пока ты могла дышать, игра не закончилась.             Гоуст замолчал. Его глаза не отрывались от твоего лица, а в голове явно складывался последний кусок пазла. Он медленно сжал кулаки, физически ощущая обрывки чужих планов, тянущиеся к его собственному отряду. Это молчание было хуже любой боли.             Коди сделал шаг вперёд, его взгляд был тяжёлым, но спокойным. Ты напряглась, готовая к обвинению — к его словам о том, что он видел, как ты хладнокровно прикончила солдат их базы. Но вместо этого он произнёс тихо, почти шёпотом:             — Я знаю, что это за пули, — его глаза скользнули вниз, к твоим ранам. — Смещённый центр тяжести. Их не просто найти... а достать ещё сложнее.             Он умолк, взглянув тебе прямо в глаза. Между вами завязалась безмолвная борьба. Наконец, Коди сорвал с чемодана перчатки, надел их и быстро обработал антисептиком.             Ты напряглась, догадавшись, что он собирается делать. Прямо здесь?             Он заметил твой немой вопрос и коротко бросил:             — Если оставить пули, до операционной ты не доживёшь.             Два пальца вонзились в открытую рану, и волна боли вспыхнула в каждой клетке. Тело выгнулось, но Джейд уже вкалывала тебе что-то обжигающее. Боль начала отступать, но вместе с ней исчезла и связь с реальностью. Язык онемел, мышцы дёргались, будто это была чужая агония.             Кровь текла щедро, обагряя снег. Ты почувствовала, как жизнь уходит быстрее, чем Коди мог её удержать. Он стиснул зубы, упрямо копаясь в ране.             — Я её нашёл... чёрт, я её нашёл, — сказал он с резким облегчением, погружая пальцы ещё глубже.             Гоуст, не теряя времени, давал приказы. Солдаты переносили штаб в старое здание, где когда-то прошло твоё посвящение. Соуп сидел рядом, приглаживая твои волосы — привычным жестом, который казался неуместным в этой лихорадочной тишине. Ты едва ощущала его прикосновения.             Джейд работала быстро, как ассистент хирурга: подавала инструменты, вытирала кровь, забирала выбитые пули. Всё плыло перед глазами. Усталость подкрадывалась, её руки были мягкими, тёплыми — и звали к покою.             Соуп хлопнул тебя по щеке, вытаскивая из пустоты. Ты моргнула — раз, другой — и вдруг поняла, что лежишь уже в другом месте. Тусклый свет, тугая повязка. Швы тянулись от живота до самой груди. Грубые, кривые стежки, оставленные впопыхах, которые теперь навсегда будут шрамом.             Каждый вдох давался с трудом — бинты, туго стянутые вокруг груди и живота, сковывали движение. За ширмой послышался шорох, и через мгновение перед тобой возник он — Гоуст. Без привычной маски, в чёрной футболке и тактических штанах, он выглядел совсем по-другому. Простым. Человечным.             Он опустился на колено, чтобы ваши взгляды встретились. Его лицо оставалось непроницаемым, но глаза… Глаза говорили всё. В них читались обеспокоенность и забота, словно он хотел окружить тебя непробиваемой стеной. Или это было лишь твоё воображение? Его мысли оставались тайной, но ты всем своим существом чувствовала эту необъяснимую, но такую тёплую связь.             Его рука осторожно легла на твою, а большой палец начал гладить кожу в убаюкивающем ритме. Затем он наклонился ближе, опустил голову на край кровати, уткнувшись лбом в одеяло, и тяжело выдохнул, слишком шумно, для такой тишины.             — У тебя была разорвана печень… Основной урон пришелся на мышцы. Коди смог достать все пули, — его голос был едва слышным, но каждое слово раздалось ясно, будто произнесенное шепотом в полной тишине. — Ты провела два дня без сознания… Я уже потерял всякие надежды...             Этот едва уловимый дрожащий тон, предвестник срыва, заставил твоё сердце сжаться. Ты медленно высвободила руку из-под одеяла и мягко коснулась его волос. Гладя белёсую макушку, ты чувствовала, как он прячется от тебя, скрывает что-то, что, возможно, даже ему самому тяжело принять.             Он устроился удобнее, сложив руки под голову и прижав их к краю кровати, так близко к тебе. Ты продолжала поглаживать его, улавливая почти беззвучные всхлипы, прорывающиеся сквозь броню его выработанного характера.             Вот он, всегда собранный, бесстрашный, тот, кто несёт смерть на своих плечах, наконец позволил себе упасть в бездну собственных чувств. Такой уязвимый, такой живой.             Ты знала эту боль. Эту хрупкость. Он был зеркалом твоей души — с той же грудой застарелых эмоций, которые годами искали путь наружу. Ты понимала его. Как и он понимал тебя.             Смысл его слов догнал едва пробудившийся разум с опозданием, как эхо от далекого выстрела. Два дня? Ты моргнула, а затем, словно подчиняясь инстинкту, округлила глаза. Рука, мягко лежавшая на голове Гоуста, замерла. Он поднял голову, и ваши взгляды встретились.             — Забудь. Я знаю, о чём ты думаешь... — его голос был мягким, но не оставлял места для возражений.             Два дня. Два чёртовых дня. Морелло. Эта мысль, как ток, пробежала по твоему телу. Он мог уже скрыться, раствориться в другом городе. Недопустимо. Ты резко дёрнулась, собираясь встать, но его рука на твоём плече тут же пресекла твои попытки.             — Лежи, — голос Гоуста стал твёрже. — Ты вся шита-перешита.             Ты зашипела, не в силах сдержать раздражение:             — Да этот ублюдок, блядь, я не оставлю...             Фраза так и осталась незаконченной. Гоуст наклонился и закрыл твои губы своими. Это не было ни романтично, ни нежно. Это был способ заставить замолчать. Внезапный, прямолинейный, сбивающий с толку.             На мгновение перед глазами всплыло воспоминание: ваша первая миссия. Тогда ты сама была вынуждена поцеловать его, чтобы не провалить задание. И вот теперь инициатива была за ним.             Его рука упиралась в матрас рядом с твоим плечом, поддерживая равновесие, чтобы не навалиться всем весом. Губы мягко сомкнулись на твоих, и это скорее походило на касание, чем на поцелуй. Чуть наклонив голову, он скользнул носом по твоей щеке, задержавшись на мгновение.             Вторая рука, что до этого удерживала тебя за плечо, медленно соскользнула к шее. Пальцы осторожно огладили шрам, который остался после того самого ранения. Казалось, в его движениях смешались сожаление, нежность и молчаливое обещание больше никогда не допустить подобного.             Гоуст никогда не был человеком слов. Ему не нужно было говорить, чтобы выразить свои чувства. Он действовал. А ты, не выдержав, обхватила его шею и притянула ближе, уткнувшись лицом в его плечо.             Слёзы хлынули так внезапно, что ты даже не успела их сдержать. Он почувствовал это и мягко обнял тебя, просунув руку за твою спину, чтобы чуть приподнять и притянуть ближе. Вторая рука всё ещё упиралась в кровать, не позволяя ему полностью лечь.             Ты скучала. По нему, по отряду. Ты переживала, грызлась внутри от беспокойства. И всё это выливалось в солёные капли на его плечо. Он лишь крепче прижимал тебя к себе, осторожно, словно ты могла рассыпаться от лишнего давления.             — Я всё знаю, заяц, — его голос прозвучал глухо, прямо тебе в плечо. Он мягко коснулся его губами, слегка щекотнув кожу щетиной.             Ты ответила лишь тем, что прижалась ещё сильнее. Слёзы текли безостановочно, пока он держал тебя в своих руках, немо обещая не отпускать. Неважно, что ты скрывала, что было за твоими плечами. Он всё понял. И остался.             Целые сутки Гоуст не отходил от тебя ни на шаг, как преданный, но крайне упрямый сторожевой пёс. Блейк, измученный вечной песчаной дорожкой, что тот оставлял своими ботинками, вооружился веником и попытался вымести "опекуна" из комнаты. Но попытка была наказана молниеносно: увесистая затрещина от Гоуста отправила его в такую невидимую пике, что казалось, ещё чуть-чуть — и он обнимет пол носом.             Джейд приходила каждый день с неизменным оптимизмом и новым видом чая. Она пыталась поделить место у твоей кровати с Гоустом, но тот, молча, всем своим видом заявлял, что это его территория. Она лишь смеялась, глядя на его угрюмое лицо, прекрасно понимая, что за этим кроется куда больше, чем просто привычка быть начеку.             Коди приходил на процедуры: менял повязки и проверял раны. Делал всё чётко и быстро, но всякий раз ворчал что-то вроде: "С таким сопровождением раны точно заживут на нервах, а не на лекарствах."             А вот появление Соупа было настоящей лотереей. Однажды он буквально вылез из-под ширмы, как черт из табакерки, напугав тебя так, что ты чуть не свалилась с койки. В другой раз он распахнул дверь с таким размахом, словно собирался вносить знамя, и громогласно объявил:             — Кому тут не хватает остроумия в воздухе? Я пришёл!             Прошла неделя. Тягучая, как патока, неделя, которая казалась бесконечной паузой перед неизбежным финалом. Твои напарники делали всё, чтобы не дать тебе зачахнуть от скуки: шутки, чаи, странные трюки Соупа. Но даже под их нескончаемую суету внутри всё равно копошился назойливый жук — он зудел, напоминая о том, что дело не закончено.             Когда наконец с тебя сняли повязки, Коди не удержался от лекции о том, что нельзя перенапрягаться, наклоняться и поднимать ничего тяжелее кружки чая. Ты лишь лениво ухмыльнулась, скрестив руки на груди, глядя на него так, будто он пытался запретить воде течь вниз. Он, конечно, понимал — соблюдать эти рекомендации ты не будешь. Особенно с тем, что у тебя на уме.             Ни командования, ни базы — всё развалилось, как карточный домик после удара Морелло. Добротная часть солдат бросилась наутёк, оставив позади не только оружие и казённое обмундирование, но и свою честь. Остальных настигли гибельные взрывы и рушащиеся стены. Генерала так и не назначили, и казалось, что остатки этой истории просто расползутся в никуда.             Но для тебя это было не концом, а началом. Ты согласилась с капитаном: с таким делом спешка недопустима. Всё должно быть выверено. План, который рождался в твоей голове, уже прокатился по сознанию, заполнив каждый уголок. А в глазах вспыхивали искры — неугомонные бесы предвкушали хаос, что скоро вырвется на свободу.