Пропащие ребята

Mama, just killed a man Put a gun against his head, pulled my trigger, now he's dead Mama, life had just begun But now I've gone and thrown it all away Mama, ooh, didn't mean to make you cry If I'm not back again this time tomorrow Carry on, carry on as if nothing really matters

Queen — «Bohemian Rhapsody».

1974 год.

К тебе, спустя тысячу лет.

Три высокие мужские фигуры неспешно передвигались по кругу заброшенного кладбища. В глазах — сталь и сосредоточенность, пальцы подрагивали у запрятанных на бедрах револьверов. Натянутое до предела напряжение: кто же решится первым нарушить эти молчаливые поглядывания волком друг на друга? Кровь закипала в их жилах в такт учащенно стучащему пульсу в висках. Суженые глаза, ищущие хоть намек на слабину оппонентов. Рев оркестровой музыки взорвался раскатистыми ударными, дрогнула рука и испуг в черных глазах. Оглушительный выстрел на поражение. — Черт! — шепотом. Эрен вздрогнул и, запутавшись ногами в пледе, припустил к маленькому телевизору на тумбочке у стены, чтобы убавить звук. Лишь бы мать не услышала, что снова не спит до полуночи. Поморщившись, потер ушибленную коленку и, завороженный происходящем на экране, присел прямо на пол. Повторный выстрел из револьвера Блондина не заставил себя ждать. Поверженный Сентенца скатился в вырытую могилу. Эрен во все глаза глядел на невозмутимое лицо Клинта Иствуда, с мальчишеским восторгом машинально дергая завязку красного шейного платка. Выпросил у матери пару месяцев назад и теперь соглашался снимать только в ванну. Где это видано, чтобы ковбои разгуливали без шейного платка? Бросив косой взгляд на дверь своей комнаты, из-за которой, вторя третьему выстрелу и свисту пули, донёсся какой-то глухой шум, снова завороженно воззрился на экран. Пошли шипящие полоски помех, исказив на пару мгновений изображение. Блондин, подойдя к разозленному Туко, небрежно вырвал у того револьвер. — Туко тупица, — тихо хихикнул Эрен, прижимая к груди голые коленки. Вот сейчас, наконец-то. — Видишь ли, мой друг, все люди делятся на два сорта, — шепотом вторил зазубренным наизусть словам героя, — те, у кого револьвер заряжен, и те, кто копают. Так что — копай. Шум за дверью повторился. Что-то глухо упало и разбилось. Восторженная улыбка на губах погасла. Убавив звук на телевизоре до минимального, Эрен внимательно поглядел на закрытую дверь. Отец на вызове в клинике, мама наверняка домывала посуду, по обыкновению, перед сном и слушала приглушенное радио. Уронила тарелку, что ли? Едва различимо послышались голоса. Нашарив рукой кнопку выключения, Эрен поднялся на ноги, оторвав взгляд от двери лишь на секунду, чтобы проверить время на прикроватном будильнике. Уже два часа ночи. Тихими шагами дойдя по пушистому ковру до двери, остановился и приложил к ней ухо. Если спустится проверить сам, мать поймет, что не спал перед школой. Прислушиваясь, настороженно потер ладони о пижамные штаны с Бэтменом. В напряженной тишине раздался грохот, мужской голос и вскрик. Эрен дрогнул от неожиданности, отшатнувшись от двери. «Сделаю вид, что попить захотел», — часто дыша от испуга, кивнул себе и осторожно нажал на дверную ручку. Половицы коридора едва слышно заскрипели под осторожными шагами. На ступенях замешкался, вглядываясь в разлитый по полу прихожей прямоугольник света из кухни. Мужской голос донесся отчетливее. — Где чертовы деньги, потаскуха? — Я не понимаю… — Со вскрытой глоткой лучше поймешь? — Код от сейфа только у мужа… Опустив стопу со ступени на пол, Эрен медленно прошел к дверному проему кухни и замер, дрожа всем телом. В комнате, среди разбитой на полу посуды, осколков выбитого окна, прижатая затылком к верхним полкам на цыпочках стояла его мать. Нож у горла, ужас в глазах, ступни, потерявшие домашние тапочки, изрезаны до крови осколками. Взгляд зеленых глаз отчего-то примерз к окровавленной узкой стопе, подрагивающей от напряжения. Отец всегда говорил, что у матери самые изящные в мире стопы. Ощущение было таким, словно все его тело парализовало, и только по пищеводу вниз живота медленно опускается что-то холодное и скользкое, липкое, оплетающее все конечности. — Мам… — неуверенно позвал. Карла вздрогнула, округлив глаза. Словно забыв о ноже у горла, повернулась к нему с животным ужасом в глазах. — Твой выблядок? — перекошенное лицо повернувшегося мужчины показалось знакомым — Эрен! Беги! — не своим голосом взревела мать. Он не шелохнулся, лишь вздрогнул, когда хлесткий звук пощечины сбил вырвавшуюся из рук мужчины Карлу с ног. — Надо было спать ночью, малец, — протянул мужчина с не предвещающим ничего хорошего лицом, надвигаясь на него. — Эрен! — донесся из-за его спины крик матери. За свою девятилетнюю жизнь он вряд ли мог иметь дело с ворами и убийцами, но в лице бритоголового мужчины с ножом наголо было что-то до боли знакомое. Взгляд метнулся в сторону матери, силящейся подняться с устланного осколками пола. На мгновение показалось, что она лежит ничком связанная по рукам и ногам, необычно бледная и хрупкая. — Эрен! Беги! Спасайся! — завопила женщина, дёргая за ноги мужчину, едва схватившегося за вихрастую каштановую макушку. — Ах ты блядь! — удар в грудь оттолкнул его на пол. Карла дико закричала, когда человек вновь ударил ее по лицу, схватил за каштановые волосы и бросил на стол. С глухим стуком приземлилась на него, едва не сбив своим телом. Мужчина навалился сверху, грубо заламывая руки кричащей не своим голосом женщины, второй ладонью дергая наверх подол домашнего платья. Парализованное тело не подчинялось приказам. Округленными глазами, не мигая глядел, как мужчина грубо задирает подол платья и пытается расставить коленом брыкающиеся ноги. Отчего-то вдруг светлая кухня с зелеными занавесками на окнах показалась затхлой, полутемной хижиной с прогнившими от сырости деревянными половицами. И дождь шумел за окном, хотя на темном небе — ни облачка. Отчаянно барабанящее в его хилой груди сердце разгоняло по жилам кровь, хотя та казалась расплавленным огнем. Может, однажды ему это снилось? Там была хижина, кто-то в путах и эти… животные. Животные, вполне заслуживающие того, с чем пришли. Он не знал, откуда вдруг его парализованное тело нашло силы поднять себя на ноги. Наблюдал, словно снаружи, ощущая себя то ли во сне, то ли в одном из любимых фильмов. У ковбоя рука никогда не дрогнет; он знает, что делает. Словно в трансе подойдя к полке кухонного гарнитура, вынул из нее большой тесак для мяса. Рукоять едва поместилась в детскую руку. Его слух пронзил отчаянный крик, задушенный грязной рукой животного, так увлекшегося его матерью и совсем забывшего об оставленном без присмотра ребенке. Эрен крепче перехватил нож, ощущая напряжение в каждом мускуле слабого тела. Сорвался с места. Борись. — Заткнись, потаску… ха, — занесенный нож с размаху пронзил спину ублюдка, войдя почти по самую рукоять. Мужчина замер, едва слышно хрипя и дрожа. — Ах ты мелкий… — отяжелевшее тело, потеряв опору, с грохотом соскользнуло на пол. Не помня себя от ярости и страха, Эрен с размаха всадил нож в упавшего на спину мужчину. Едва лезвие прошло в левую половину груди, мужчина захрипел и забулькал дрожащими губами, дергая ими как рыба на суше, пока нож снова и снова входил в окровавленную кашу на его груди. — Эрен… — охрипло пролепетал женский голос, ворвавшись в застлавшее глаза красное марево в его голове. — Солнышко… Словно канал на телевизоре переключили. Эрен вздрогнул, озадачено глядя на покрытое расцветающими гематомами бледное лицо матери, с трудом поднимающейся со столешницы. Каштановые волосы, такие же, как у него, растрепались. Узкая ладонь потянулась к нему. Эрен ошалело поглядел на зажатый в своей красной от крови руке тесак, на изрешеченную, как кусок говядины, кровавую грудь затихшего мужчины. Карие глаза закатились, изо рта — струя крови. Это он сделал? — Эрен, иди ко мне, — Карла, соскользнув на пол, глотая слезы, протянула руки к нему. Шмыгнув носом, он отбросил окровавленный нож в сторону и, поскользнувшись на мокрой липкой ладони, юркнул в объятья матери, тут же сжимаясь в комок и утыкаясь носом в ее грудь. Крепкое теплое кольцо ее рук вокруг него задрожало, когда Карла, уткнувшись носом в его макушку, в голос заплакала. Прижимала крепче и крепче, часто целовала в волосы и сбивчиво что-то шептала, вздрагивая. А он глядел на распластанного в луже крови человека, ощущая себя птенцом, которого недавно видели в парке с мамой птицей. Та так же тюкала клювом, словно целовала. Только трупа рядом не было. Прикрывая слипающиеся глаза, широко зевнул и покрепче обнял мать. Словно попал в один из крутых фильмов про супергероев или ковбоев. А потом началось. Отец принесся с дежурства на такси, взлохмаченный от спешки и бессонной ночи. Ворвался в кухню. Эрен, сидя с обнимающей его матерью на диване, убаюканный ее дрожащим голосом, напевающим медленную мелодию, в полусне видел, как Гриша замирает перекошенной тенью над трупом, присаживается рядом и долго осматривает его, едва касаясь обрывков ткани его разодранной рубашки. Поспать так и не удалось, потому что он принесся в полутемную гостиную и забрал мать поговорить в коридоре. До Эрена, свернувшегося калачиком на диване, доносились лишь обрывки сбивчивого шепота. — Это что… это он сделал? — Он защищал меня. — Защищал? — взвился вверх голос. — Милая, парень истыкан насквозь как кусок мяса. — А что было делать? Он увидел, что мать пытаются убить… Он же не понимал, что делает. — Да-да, ты права, но… Господи, надо же полицию вызвать. Позвони, я пойду поговорю с ним. Ты не пострадала? Кроме ушибов. — Нет, он не успел ничего сделать. Заживет. — Да, да, да, это потом, — затараторил приближающийся голос. — Позвони Пиксису в участок. Ощутив широкую ладонь на своем плече, Эрен вздрогнул, сонно хлопая глазами. Бледное лицо отца расплылось перед ним пятном, большие ладони мягко обхватили за плечи и подняли в сидячее положение. Щелкнул выключатель торшера на тумбочке. Эрен поморщился, потирая глаза. — Эрен, как ты? — мягко начал Гриша, сидя на корточках перед сыном. — Жара нет? Болит что-нибудь? — тыльная сторона ладони коснулась его лба. — Нет. Только спать хочется, — пожаловался Эрен, сонно глядя на вытянувшееся лицо отца. Сразу ощутил слабый укол вины, подался вперед, заговорщически поманив пальцем. Гриша недоуменно приблизился к нему. — Просто я смотрел кино про ковбоев и не спал, — Гриша медленно повернул к нему ошалело округлившиеся глаза. — Ты только маме не говори! — жалобно зашипел Эрен. — А то ругаться будет и переживать, что я не высыпаюсь. — Какое еще кино? — пролепетал Гриша, бледнее пуще прежнего. — Ну про ковбоев. С Клинтом Иствудом, — прокашлявшись и разлепив слипающиеся веки гордо зашептал. — Видишь ли, мой друг, все люди делятся на два сорта: те, у кого револьвер заряжен, и те, кто копают, — под конец не смог сдержать серьезность и тихо хихикнул, гордый удачно примененной фразой. В округленных глазах отца мелькнула непонятная ему эмоция, исказившая черты лица. Гриша обхватил его за плечи чуть сильнее, чем следовало, подался ближе, вглядываясь в удивленные зеленые глаза. — Эрен, — прошептал, — ты помнишь, что сделал? Эрен нахмурил брови. Отчего он не должен помнить? — Я убил парня, который обижал маму, — Гриша вздрогнул, крепче сжав его плечи. — Она плакала, а он бил ее и обзывал. Так что я сделал то, что он заслужил. Случайно. — Слу… случайно? — дрогнул Гриша, пытливо вглядываясь в его глаза с какой-то ошалелой надеждой. — То есть ты не понимал, что делаешь? — Понимал, — насупился Эрен. — Но я не собирался его прям убивать. Так получилось, — а затем упрямо поглядел на замершего отца, шмыгнув носом. — Но мне не стыдно. Он это заслужил. Гриша дернулся в сторону, словно ударенный разрядом тока. Такого взгляда на лице отца Эрен не видел никогда в жизни, уж точно не в свою сторону. В расширенных глазах на бледном как полотно лице плескался ужас, словно он увидел живого мертвеца или какое-то жуткое чудовище из страшных фильмов. Он еще несколько мгновений стоял перед ним, застыв в неестественной позе, подрагивая всем телом. Эрен устало выдохнул и зевнул во весь рот, снова устраиваясь на диване. — А кто такая потаскуха? — сонно спросил он. Гриша не ответил. Не спуская взгляда с сына, медленно попятился вон из гостиной, словно ожидая, что из ее недр на него набросится нечто. В ту ночь Эрену так и не удалось нормально поспать. Приезжала полиция и лысый усатый полицейский, которого взрослые звали «детектив Пиксис». Эрену он показался забавным: как-то заторможено улыбался, глядя на труп, попивал что-то из блестящей металлической фляги и жевал печенье из тарелки в гостиной. Эрену оно тоже нравилось, поэтому, когда лысый мужчина задавал ему вопросы, ели печенье вместе, хотя мама никогда не разрешала ему есть ночью. Люди в форме приходили и уходили, обсуждали что-то, записывали, косо глядели на него. Оставалось только проваливаться в короткий сон, чтобы снова проснуться и увидеть всю ту же суету и снова отвечать на вопросы. Снились странные картинки с гигантскими голыми людьми, которые несутся по полю, нелепо дергая конечностями; от кого-то отрывали куски плоти, было много крови. А потом, когда мама несла его на плече обратно в комнату, приснилось, что он сам вдруг из тощего мальчишки стал огромным. И видел свое отражение в стеклах домов, маленьких и никчемных. У него была зубастая морда, длинные волосы и светящиеся глаза. Он бегал по маленькому городу и убивал гигантских людей. Был бы он таким взаправду, никто бы даже не подумал вредить его маме. Уже в кровати, засыпая, решил, что надо утром вспомнить, в каком фильме он это видел. Не могло же такое само собой привидеться.

***

— Расскажи, что это такое ты рисуешь? Это твой друг? — Эрен скептически приподнял бровь, глядя на мужчину в белом халате напротив. Тот указывал пальцем на потрёпанный листок с одним из рисунков, которые Эрен сделал на этой неделе. На секунду усомнился, что врач сам здоров, раз спрашивает такое. Неужели непонятно? — Это монстр, — вздохнул Эрен и с готовностью нырнул ладонью в миску с цветастыми конфетами, чтобы почти сразу набить ими щеки. — У него есть имя? — вкрадчиво поинтересовался мужчина, вглядываясь в него серыми глазами. — Не знаю, — Эрен пожал плечами, пытаясь прожевать конфеты. — Он мне просто приснился, и я нарисовал. Врач чуть усмехнулся и повернул рисунок к себе, внимательно оглядел хищное яростное лицо с оскаленной зубастой пастью. Были бы зеленые карандаши дома, он бы еще и глаза ему получше нарисовал. Высокий худощавый мужчина, которого отец называл «мистер Крюгер», врач по мозгам, как понял Эрен, поднялся из-за низкого кофейного столика и прошел за свой стол у окна. — Ты хорошо спишь, Эрен? Кошмары не мучают? — заскрипела ручка, когда врач принялся делать пометки в раскрытой тетради. Эрен с трудом проглотил приторно сладкий ком конфет и снова безразлично пожал плечами. — Не-а, только если насмотрюсь ужастиков на ночь. — Любишь кино? Эрен с жаром закивал. — Вы видели новый ужастик? «Изгоняющий дьявола» называется, — подавшись вперед и просияв глазами, затараторил он, мигом переключившись. — Мы с мамой ходили в кино смотреть его. Представляете, там несколько людей даже из зала выбежали! — рассмеялся Эрен, держась за живот и откинувшись на спинку низкого дивана. — А мне смешно было. Доктор одарил его внимательным взглядом, на худом вытянутом лице мелькнула легкая усмешка. — Ты смелый мальчик, правда? Не боишься всех этих чудовищ и злодеев? — Не-а, — замотал головой, гордо вскинув подбородок. — Я боюсь только контрольных по математике. Мужчина рассмеялся. — А что родители говорят? — Мама сама меня водит на такие фильмы, если я прошу. Мама у меня мировая, — закивал Эрен. — Все завидуют. — А папа? На смугловатом мальчишеском лице отразилась тень смущения. Незаметно для самого себя, потеряв улыбку, втянул голову в плечи. — Он против такого. — А как вы с папой проводите время? — оторвавшись от записей, он сложил руки на столе. Эрен замешкался, опустил глаза в пол и неосознанно принялся наматывать на пальцы край футболки. — Почти никак. Он все время работает. Раньше в выходные мы гуляли вместе, а теперь он на меня даже не смотрит. Врач покивал, задумчиво оглядывая ребенка со своего места. Он задавал еще вопросы, что-то бесконечно отмечал в своей записной книжке, и Эрену становилось все невыносимее сидеть в полутемном кабинете и разглядывать широкие полосы солнечных лучей, проникающих сквозь тонкие зазоры приспущенных жалюзи. После происшествия в их доме Эрена забрали из школы в середине учебного года, и отец таскал его по больницам и к врачу по три раза в неделю, чтобы проводить непонятные обследования, разговаривать о каких-то странных вещах, описывать свои сны, отвечать на глупые вопросы. Интересно было только проходить тесты с причудливыми картинками и рисовать, что вздумается, когда доктор давал такое задание. И все же куда лучше было бы сходить на речку, поискать лягушек и распугать лесных птиц. По обыкновению, ждавший снаружи отец зашел, когда сеанс закончился. Эрен проводил его взглядом, пока дверь закрывалась, и с насупленным лицом сел на лавку снаружи. Даже не взглянул на него, опять. Заметив, что в аквариуме напротив мелькнуло рыжее брюшко золотой рыбки, за которой он любил наблюдать в прошлые визиты, вскочил на ноги и поспешил припасть любопытным лицом к стеклу. Полупрозрачные плавники мягко разрезали водную толщу, чешуя золотистым свечением поблескивала даже в тени водорослей. Эрен покосился на дверь, из-за которой глухо доносились мужские голоса. «Ничего не могу сказать. Он обычный жизнерадостный ребенок, со своими причудами. Вполне возможно, что он не помнит, что сделал». Эрен обиженно хмыкнул, снова вглядываясь в цветные камешки на дне аквариума. Как же, не помнит. «Тебе следует уделять ему больше времени. Ни к чему наказывать его за далёкое прошлое, он пытался сделать как лучше». Эрен уверенно кивнул, раздумывая, что странный врач нравится ему немного больше, чем раньше. «А рисунки?» — раздался напряженный голос Гриши. «Способ взаимодействия с окружающим миром. Не надо зацикливаться на этом. Он не сумасшедший. Таблетки для поддержки эмоционального фона я выпишу, конечно, но лучшее лекарство — общение. Поддержи его, поговори, время проведи так, как ему нравится. Он тут ребенок, а не ты». Когда за дверью раздались шорохи, Эрен поспешил смиренно присесть на край кушетки, словно не он только что подслушал часть разговора. Вышедший отец пожал руку врача, что-то тихо сказал ему, получив в ответ серьезный взгляд, а затем замер подле кушетки. Эрен со вздохом посмотрел на протянутую ему широкую ладонь и спрыгнул на пол, принимая ее, но так и не получив никакого взгляда от отца. Топая по залитому солнечным светом бетонному тротуару, затравленно глядел исподлобья по сторонам. Прошли мимо детской площадки, где резвились малолетки: катались с горки, носились по низкому лабиринту, лазали по лесенкам. А родители сидели на лавках, приглядывали за ними, отрываясь временами от газеты. Тоскливый взгляд зеленых глаз скользнул на верхушки раскидистых деревьев, на которых уже начала проступать ржавчина близящейся осени. Скоро возвращаться обратно в нудную школу, где у него и друзей толком нет. А вместо того, чтобы проводить последние недели лета на улице, он торчит в душных кабинетах и глядит в спину отца по дороге домой. Стало совсем горько. Упрямо застыв, он выдернул руку из ладони отца, по инерции прошедшего ещё пару шагов вперёд. Обернулся, сверкая удивленным взглядом из-за линз очков. Наконец-то посмотрел. — Ты меня больше не любишь? — стиснув кулаки, затравлено поглядел на него исподлобья. Гриша озадаченно повернулся к сыну всем телом. Тяжело вздохнул и, сняв очки, потер переносицу. — Эрен, — глухо произнес, приседая на колено. Очки уже снова были на месте. Широкие ладони легли на его плечи. — Люблю, конечно. Просто… Сейчас сложный период для всех нас. И я пытаюсь сделать так, чтобы все стало как раньше, — он притянул его, чтобы на несколько секунд прижать к груди. Эрен досадливо шмыгнул носом, принимая объятья, которые, однако, показались не такими как у мамы, у нее всегда выходило крепче и теплее. — Давай попробуем не усложнять, хорошо? — ладонь погладила его по спине. — Повезло, что мы еще легко отделались с полицией. — Может, сходим в кино или погулять? — со слабой надеждой глухо пробормотал Эрен в отцовское плечо. Гриша тяжело вздохнул и отстранился. — Ты прости, — уставившись в пол, произнес он, — работы сейчас невпроворот. А одному тебе лучше не болтаться по улицам. Эрен опустил плечи и кивнул, выпустив шумным выдохом из себя весь воздух. И чего только надеялся? — Давай лучше так, — вдруг бодрым голосом заговорил Гриша, вынуждая поднять на него взгляд, — сходим сейчас в книжный, купим любую книжку или комикс, какой захочешь. Я даже посоветовать могу то, что мне самому нравилось, когда был мальчиком. А потом, как освобожусь, обязательно обсудим, м? Весело? Эрен неуверенно растянул губы в натянутой улыбке, ощущая, что аж зубы сводит от того, как, должно быть, кисло выглядело его лицо. — Весело, — эхом ответил он и послушно пошел за отцом, бодро расписывающим какой-то сюжет про детей, попавших в волшебный мир через шкаф. Солнечный августовский день словно разом выцвел и растерял свое очарование.

***

Too late, my time has come Sends shivers down my spine, body's aching all the time Goodbye, everybody, I've got to go Gotta leave you all behind and face the truth Mama, ooh (Any way the wind blows) I don't wanna die I sometimes wish I'd never been born at all…

Queen — «Bohemian Rhapsody».

Эрен тяжело вздохнул и перелистнул очередную страницу донельзя скучной книжки. Девчонка из сказки уже рассиживалась за столом в хижине фавна. Зеленые глаза скользнули по черно-белой зарисовке в качестве иллюстрации: рогатый парень с хвостом и копытами был нарисован небрежными легкими штрихами. Поглядев на него еще несколько мгновений, Эрен взял лежащий неподалёку карандаш и принялся дорабатывать рисунок: вскоре у фавна появилась копна волос, оскаленная зубастая пасть и горящие зеленым глаза. Так-то лучше. Он скучающе посмотрел в окно. Мягкие лучи солнца затапливали всю его полутемную конуру мягким персиковым оттенком. Сейчас бы в Беневенто к маминым родственникам, где растут самые сладкие персики в мире. Словно в ответ на его мысли глухо щелкнула входная дверь. — Как тихо у тебя, — проговорила Карла, заглянув внутрь. — Ты что это, — карие глаза округлились, — книжки читаешь? — Да, — буркнул Эрен и деловито перелистнул дальше. — Папа сказал читать, чтоб мы потом обсудили. — Папа? — удивленно повторила женщина, полностью заходя внутрь. Она подняла книжку со стола и повернула обложкой к глазам. Скептически вздернула бровь. — И тебе нравится? Эрен не ответил, лишь молча качнул головой. Пообщаться с отцом хотелось, но слишком уж нудные книжки он читал, когда был ребенком. Карла опустила книжку обратно на стол и вздохнула, замерев у приоткрытого окна. Эрен невольно засмотрелся на то, как красиво персиковые лучи подсвечивали ее темную от недостатка освещения фигуру, и ощутил странную тоску. С чего бы это? — У меня идея, — вдруг повернулась Карла. — Отец сегодня все равно вернется поздно, ужинать будет в клинике. Давай сходим в кино? А на обратно пути поужинаем. Лень готовить. В зеленых глазах мелькнул интерес. Он встрепенулся. — Кино? — Я видела, что вышел какой-то фильм про Франкенштейна, страшенный, — хитро протянула женщина. Эрен прищурился. — Снова будешь билетера обманывать про мой возраст? — А что такое, идти не хочешь? — хмыкнула Карла, уставив руки в бока. Эрен замотал головой, захлопнул скучную книжку и с готовностью спрыгнул со стула. — Я готов. Спустя полтора часа он, держа вкусно пахнущую персиковым кремом ладонь матери, шел по тротуару оживленной авеню в центре Троста. С гулом проносились машины (он успел насчитать четыре новеньких Астон Мартина); облако запахов уличной еды и сладких женских духов висело в воздухе невидимой кружащей голову взвесью; из дверей сияющих в сумерках огнями кафешек и баров доносилась причудливая музыка, которую часто крутили по радио и которую не любил отец; то тут, то там во взвеси табачного дыма, притопывая в такт музыке, стояли странные длинноволосые мужчины и женщины, шаркали широкими клешами и громко смеялись, показывая прохожим два пальца буквой «V». Эрен любил оживленные улицы центра города, не замолкающие до самого утра своим собственным бьющимся сердцем. — Подпишите петицию против войны во Вьетнаме! — Эрен шарахнулся в сторону, испугавшись резко прозвучавшего сбоку голоса, обращенного к его матери. Карла, вздрогнув не меньше сына, прибавила шага. Эрен через плечо оглянулся на высокого парня с кудрями по пояс и жилеткой на голое тело. Отец небрежно называл их «американскими хиппарями» и сетовал, что те заполонили остров в последние несколько лет своей свободной любовью, странной музыкой и аморальным образом жизни. Пока мать покупала билеты в кассе фойе, пропахшего насквозь сладким попкорном и сахарной ватой, Эрен с открытым ртом разглядывал афиши на стенах. Особенно привлекла внимание грядущая премьера, на афише которой был изображен мужчина в жутковатой маске и с бензопилой над головой. Сделал себе мысленную пометку упросить маму сходить, когда фильм выйдет. Радостное предвкушение задрожало в районе солнечного сплетения, когда Карла, прихватив по пути ведро попкорна для них, взяла его за ладонь и повела в темный зал, в котором в течение следующих полутора часов он мог попасть в совершенно другой мир, да такой, какого бы и не придумал за всю жизнь. Он и сам не понимал, отчего так любит кино и всегда на вопрос учителя в школе отвечает, что кино — самое важное изобретение в мире. Словно внутри ощущалось фантомное желание что-то искать в бесконечных кинопленках на экране, что-то забытое, непонятное, заставлявшее глядеть во все глаза, выискивать. А может, он просто любил отключаться от не самой интересной окружающей действительности и каждодневной рутины, в которой не находилось места его неуемной энергии. Друзей ни в школе, ни в районе завести не мог — все сторонились. Дома отец продолжал давить необходимостью быть усидчивее и внимательнее, больше читать и учиться. Дни сливались в бесконечный поток унылой серости, в которой лишь походы в кино с мамой и некоторые удачные прогулки по лесу расцветали яркими пятнами. Теперь еще и темно-красной кляксой зависло на безликой ленте дней спасение мамы от грабителя. Было стыдно сознаться перед кем-то, но он чувствовал себя гордым, что смог ее спасти, что теперь она сидит рядом с ним в кинотеатре с легкой улыбкой, а он может держать ее душисто пахнущую ладонь. Не было совестно, что убил. Он показал себя, он сделал что-то важное, и, странно, стало так легко и спокойно, словно совершил то, что давно хотел, но никак не получалось. Худощавый доктор говорил отцу, что это временное помутнение, и все могло быть хуже. Но Эрен знал, чувствовал в душе, что внутри у него сидит неуемный огонь, который требует выхода, который не укротить книжками и послушанием. Именно он помог ему, направил его руку в правильном направлении, спас их обоих. Фильм, вопреки заверениям Карлы, показался Эрену больше смешным, нежели страшным, но определенно запомнился, поэтому всю дорогу, едва выйдя из кинотеатра, он возбужденно щебетал, припоминая самые смешные моменты и фразы из кино. Мама лишь заливисто смеялась, но на красивом лице отразился испуг и тревога, стоило им войти в плохо освещенную подворотню, ведущую к автобусной остановке. Бубня во весь голос фразы из фильма, Эрен не сразу заметил, что Карла отстала и неуверенно замялась в паре метров позади него. — Мам? — озадаченно остановился он. — Пойдем другой дорогой, Эрен, — нервно произнесла она и протянула ему руку. — Идем. Только он хотел возразить, как из глубины подворотни донеслось глухое лязганье и шорох. Эрен подхватил с земли кусок металлической палки и, упрямо насупившись, уставился на издающий звуки мусорный бак, готовый расправиться со всем, что оттуда вылезет. — Эрен, немедленно! Едва она хотела схватить его за плечо, как возмущенный голос потонул в испуганном вскрике — из-под крышки мусорного бака выскочила жирная серая крыса. Эрен оттолкнулся ногой от земли и, замахнувшись, откинул напугавшее маму животное в сторону. Обернулся жутко гордый собой, сияя во все свои молочные зубы. Карла, все еще бледная и часто дышащая, вдруг издала странный звук и прикрыла глаза. — Я тебя от всех защищу! — провозгласил Эрен, подхватив с бака крышку на манер щита, и стал принимать героические позы рыцарей из кино, пока женщина не начала смеяться от его представления. — Ты можешь не бояться больше! Я буду твоим рыцарем, — гордо заявил Эрен и склонил голову, замерев, наконец, напротив матери. Карла снисходительно покачала головой и взлохматила вихрастую каштановую макушку. По дороге к остановке играли в города, обсуждали грядущий учебный год и соседей, двоих причудливых стариков с шестью кошками. А у него в голове все билось отчаянно, что он действительно должен защищать ее от всего. Должен сделать так, чтобы увиденное в одном из недавних кошмаров никогда не случилось взаправду.

***

— Эрен, окно! Недовольно покосившись на отца на водительском сидении, он все же приподнял окно родительской импалы, оставив небольшой зазор сверху, чтобы и дальше подставлять лицо стремительным потокам свежего воздуха, пропитанного автомобильными выхлопами и травянистым запахом бескрайних полей, раскинувшихся по обе стороны дороги. В салоне автомобиля разливался негромкий голос какого-то Отиса Реддинга, песни которого Эрен находил бесконечно скучными. Было что-то забавное в том, что именно под такой саундтрек они выезжали из шумной столицы Парадиза в тихую прибрежную Сину, где отцу предложили место главврача клиники на исходе августа. Необходимость переезда обсуждалась еще с худощавым врачом, который уверял Гришу, что для его семьи лучшим решением будет смена обстановки. Узнав о решении родителей, Эрен не мог сдержать в себе будоражащее предвкушение новых впечатлений, новых мест и лиц. Столица, конечно, была по-своему дорога своими шумными дорогами, блестящими авеню и разномастной толпой причудливых жителей, но так и не смогла привязать его к себе. Скучать мог бы разве что по домику на дереве, который сколотил самостоятельно пару лет назад, но в который некого было привести. Спустя пару часов бескрайних полей и лесов, уже на закате добрались до границы города, встретившего памятной табличкой с женским профилем, которую Эрен не успел разглядеть. Поля сменились аккуратной брусчаткой площади; невысокими домами, на фоне которых причудливо врезались в небо контрастно высокие здания, спорящие со старинным обликом города; вдали, если напрячь глаза, было видно полоску залива вдалеке. В глубине города пейзаж сменялся на более спокойный: брусчатка и старинные постройки сменились невысокими домами белых, бурых и красных цветов, деревянных и каменных, а также большим количеством сосен, дубов и даже эвкалипта. Эрен удивленно проводил сонными глазами незнакомые улицы, плохо различимые из-за сумерек, разбавленных лишь светом фонарных столбов. Он почти ничего не знал о Сине, только то, что, по рассказам отца, это был очень старый и исторически важный для страны город, сохранивший многие памятники культуры. Но об истории Сины ему еще будут долго и нудно рассказывать в школе через пару дней. А пока еще предстоит обживаться в новом доме, который Эрену, даже сонному от долгой дороги, никак не терпелось увидеть.

***

Эрен поправил подвязанную на шее ковбойскую бандану и внимательно огляделся по сторонам. Третьеклассники, хлынувшие после второго урока на перерыв в школьный двор, расселись на лавках, залезли на перекладины лестниц и качели на детской площадке, кто-то поедал принесенные из дома обеды, кто-то болтал. Детей было много, но, как и в предыдущей школе, Эрен не знал, как к ним подступиться. Когда миловидная учительница представила его классу перед началом учебного дня, а он коротко рассказал о своих увлечениях, то получил лишь полные скептицизма и безразличия взгляды. Наверняка после упоминания, что он повторяет программу третьего класса из-за переезда и семейных проблем, все посчитали его тупым. Сел к самому тихому одинокому мальчику с отросшими светлыми волосами. Тот сразу принялся прятать голубые глаза в книжке и за весь урок не сказал ему ни слова, только отвечал на вопросы учительницы. Эрен даже не запомнил, как его зовут. Наверняка какой-то заучка. Если и тут повторится то же, что в прошлой школе, будет совсем тоскливо. Эрен шумно вздохнул и неторопливо побрел по территории двора, пиная перед собой камешки носками кроссовок. Чувствовал на себе взгляды некоторых детей на площадке, но, стоило глянуть в ответ, как они тут же отворачивались. Дойдя до угла школьного здания, где гомон голосов стих, он запрокинул голову, щуря глаза под лучами слепящего солнца. В такую жару лучше всего сидеть на побережье, вчера они с мамой уже успели изучить местный пляж около залива. Эрен вспоминал шумные волны с пенистыми гребнями и то, как они с мамой, держась за руки, убегали от них по мокрому песку. Он еще никогда не видел такой синей воды и бушующей стихии. Еще и краба нашел, принес домой, чтобы поселить в банке, хотя отец и уверял, что он стухнет. Из размышлений вырвали приглушенные голоса неподалеку. Моргнув, Эрен прижался к углу здания и прислушался, аккуратно выглядывая. Зеленые глаза чуть округлились — тот самый блондин заучка стоял прижатый к стене, дрожащий всем телом и загнанно глядящий на троих мальчишек перед ним. Вроде ровесники. Один, что повыше и плечистее остальных, держал тощее плечо блондина, угрожающе раздувая ноздри перед его лицом; другой, длинный и с тупой мордой, которая показалась Эрену похожей на лошадиную, стоял сбоку со сложенными на груди руками; третий, низкорослый и с противным мясистым лицом откормленного ребенка, стоял с другого бока. — Гони деньги, Арлерт, — проговорил противным скрипучим голосом низкорослый. — У меня уже ничего нет, — залепетал блондин, часто заморгав. — Вы ведь уже подходили два дня назад, мне дедушка только на неделю дает. — Твои семейные проблемы никого не волнуют, — сухо проговорил мальчишка с лошадиной мордой. — Если денег нет, то их надо достать, Арлерт, — включился в разговор прижимающей мальчишку к стене парень. — Или тебе объяснить, как это делается? — Вы что… что такое говорите? — просипел мальчик. — Я не буду воровать у дедушки. — Тогда дедушке придется откладывать на твое лечение! — коренастый пацан со всей дури лупанул кулаком по животу блондина, и тот с болезненным стоном согнулся, жмуря глаза. Эрен вздрогнул. Еще не хватало. Может, этот мальчишка и последний заучка, но обижать его он точно не позволит. Под доносящиеся неподалеку звуки ударов и болезненные постанывания, Эрен судорожно оглядел глазами двор, метнулся к замеченной около у зарослей орешника крепкой палке. — Эй… — запнулся, не зная, каким грязным словом лучше их назвать. — Эй, потаскухи! — мальчишки замерли, подняли взгляд на вышедшего из-за угла Эрена с палкой наперевес. — Отвалите от него. — А то что, красный слюнявчик? — насмешливо протянул тип с вытянутой мордой, распрямившись. Голубые глаза с трудом поднявшего голову от земли мальчишки озадаченно поглядели на него. — Побежишь жаловаться своим лошадям? Эрен сухо хмыкнул, неторопливо приближаясь к ним и покрепче перехватывая припрятанный в рукаве камень. — Видишь ли, мой друг, все люди делятся на два сорта, — остановился за пару метров от мальчишек, — те, у кого есть палка, и те, у кого лошадиная морда. Палка у меня. — Ах ты говнюк! — взревел мальчишка. — Беги, идиот! — крикнув оставленному без внимания блондину, Эрен с размаху запустил камень в «лошадиную морду», но попал в лоб коренастого и краснощекого. Тот с болезненным стоном, схватившись за лоб, осел на землю. Издав боевой клич, Эрен ринулся на обидчиков, замахиваясь палкой… — «Я тебя убью, завалю на месте как того ублюдка, грязный ты мешок дерьма», — с каждым словом, монотонно зачитанным низким поставленным голосом, Эрен все сильнее втягивал голову в плечи, понуро глядя в пол директорского кабинета, до которого даже не доставал ногами. — Впечатляет, — задумчиво протянул второй голос. Эрен поднял виноватый взгляд на сидящего за столом директора — широкоплечего блондина с идеально уложенными волосами и голубыми глазами, пробегающими лист с записями о произошедшей драке на заднем дворе школы; напротив него, положив лодыжку на колено, в идеальном костюме расположился завуч по воспитательной работе, как понял Эрен. Тот попивал чай, держа чашку странным способом, и поглядывал на него серыми глазами из-под темных шторок челки. — У одного из мальчиков серьезный ушиб, от камня. Второй клянется, что ему сломали нос, но медсестра никакого перелома не заметила, только вывих, — продолжил густым приятным голосом директор. Эрен даже не рисковал глядеть в сторону шумно вздохнувшего отца и прижавшей ладонь к губам матери. Школьную драку прибежала разнимать одна из учительниц, когда Эрен, расправившись с помощью бросавшего камни Армина с двумя мальчишками, лупил голыми кулаками прицепившегося мальчишку по имени, как оказалось, Жан, который и сам не думал сдаваться так легко. В итоге отправили в медпункт, а затем уже втроем в кабинет директора. Эрен шмыгнул носом, в котором только недавно остановилась кровь, и чуть поморщился, ощутив засаднившую на губе ранку. На костяшки пальцев, сбитые до крови, и смотреть не хотелось. По крайней мере, дело доброе сделал. Хотя за подобную доброту ему уже прилетало. — Мы просим прощения за сына, директор Смит, — глухо начал Гриша. — Это совершенно неприемлемое поведение, особенно в первый день в новой школе. Он будет наказан по всей строгости. — Вы погодите со строгостью, — отпив из чашки, оборвал завуч. Гриша удивленно воззрился на него. — Я слышал, в прошлом городе у вас тоже какие-то проблемы были. Драки? Эрен заметил, как отец нервно сглотнул и переглянулся с матерью. — Он не хулиган, наш Эрен, — за него ответила Карла, — просто у него очень… своеобразное понимание того, как нужно поступать в… критических ситуациях. — Карла, — с нажимом начал Гриша. — Вы на учете не стоите? — Господин директор! — Армин вдруг подскочил с места, перебивая Смита и игнорируя разбитую коленку. — Он пытался помочь мне! Жан, Майк и Альберт уже почти год отнимают у меня карманные деньги и бьют, если не даю. Я не рассказываю дедушке, чтобы не волновать его, а родители вечно в командировках… — Разве это повод махать кулаками? — перебил его Гриша, кинув грозный взгляд на Эрена, тут же вжавшего голову в плечи. — Но они махали, — возразил Армин, сжав кулаки и направив горящий взгляд на мужчину. Эрен едва не улыбнулся, ощущая восхищение неожиданной стороной робкого ботаника. — Если бы не ваш Эрен, меня бы избили до смерти. Вы же не будете пытаться договориться с бешеной собакой, когда она вас кусает? Гриша вскинул брови. — Очаровательная парочка, — протянул завуч, покачав головой. — Обожаю школу. — И тем не менее, наказание понесут все участники драки в равной степени, какими бы благими ни были их намерения, — заключил директор. — Назначим отработки. В кабинете заскрипели стульями и зашуршали шагами. Эрен шумно вздохнул и ответил на колючий взгляд спрыгнувшего со стула Жана. Перед ним вдруг оказалась тень. Зеленые глаза метнулись вверх, к лицу замершего над ним завуча. — С первым днем в новом отряде, Эрен, — хмыкнул мужчина, сжав его плечо. — Спасибо, — тихо буркнул Эрен и спрыгнул на пол. Уходя, завуч на мгновение замедлился у дверного проема, где на него странным долгим взглядом посмотрел Гриша, чтобы ответить ему не менее красноречивым. — Госпожа Йегер, задержитесь на пару минут, — попросил Смит, когда родители уже собрались уходить. Кинув взгляд на садящуюся за стол мать, Эрен поспешил выйти следом за отцом, стремительными шагами удалявшимся по коридору. Он покосился на скрывшегося за поворотом Жана, пропавшего из виду блондина, и, догнав отца почти у выхода, поймал за ладонь. — Пап! — сам удивился, как слезливо звучал его голос. — Пап, ты сильно злишься? Я не хотел… Я просто помогал, они его били, а я видел и… — едва не хныча, начал Эрен, холодея от одного взгляда на безразличный жесткий профиль отца. — Я не злюсь, Эрен, — глухо проговорил Гриша, не меняясь в лице. — Правда? — с надеждой всхлипнул Эрен, чуть просияв мокрыми глазами. — Правда. Я разочарован, — высвободив ладонь, он решительно шагнул к двери, чтобы в следующее мгновение закрыть ее за собой, оставляя сына в недоумении глядеть в удаляющуюся спину с ощущением тяжелого кома в горле. Эрен шмыгнул носом и сглотнул. Разочарован? Это явно что-то плохое. Сморщив нос от ощущения щекотки, он оскалился и зажмурил глаза, раздражаясь на вытекшие на щеки горячие слезы. Лучше бы отец злился, наказывал, чем вот так. Он же хотел как лучше, а получилось, как тогда. Вот тебе и первый день. — Вот уёбки, — чье-то раздраженное шипение и тихий плеск воды заставил Эрена вздрогнуть и обернуться. Незамеченный им раньше ботаник досадливо тер испачканные и рваные штаны мокрой тряпкой около раковины в коридоре. Быстро утерев лицо и удивившись грязной брани блондина, Эрен подошел ближе к нему. Лазурно-синие глаза, такие яркие, будто сам залив у берегов Сины, воззрились на него. — Штаны новые, мама из Германии прислала… — У меня бабушка в Германии живет, — зачем-то сказал Эрен, ощущая, как недавние слезы противно засыхают на лице. — Теперь только на выброс, — досадливо вздохнул мальчишка. Эрену вдруг стало до невозможного смешно от того, как он пытается оттереть грязь и травяной сок от джинсовой ткани. До того смешно, что не удержался и, обхватив руками живот, расхохотался, тут же болезненно пискнув от боли в разбитой губе. — Чего ты ржешь? — насупился Армин, но тоже будто слегка улыбнулся. — Ты дурак потому что, — покачал головой Эрен. — Заплатку поставишь и ходи. Маму мою можешь попросить, когда выйдет, чтобы деда не волновать твоего. — А можно? — с сомнением протянул он, покосившись на дверь директорского кабинета. — Можно. Мама у меня мировая, — авторитетно закивал Эрен. Протянул руку. — Я Эрен Йегер. — Я знаю, кто ты, говорили же в классе, — хмыкнул блондин и протянул руку в ответ. — А я… — Армин, да? — вдруг вспомнил Эрен, будто всегда знал. Блондин просиял и кивнул. — Красивое у тебя имя, — кивнул Армин. — Если хочешь, можешь ко мне тоже заходить как-нибудь, посмотрим эти твои фильмы про ковбоев. И драться меня научишь.

On such a breathless night as this

Upon my brow the lightest kiss

I walked alone

And all around the air did say

My lady soon will stir this way

In sorrow known

The white queen walks and

The night grows pale

Stars of lovingmess in her hair

So sad her eyes

Smiling dark eyes

So sad her eyes

As it began…

— Queen — «White Queen».