♚♛┉┉ Звериный Ум: Шах Лесному Королю ┉┉♛♚

***

Время: 8:00.

Место: Дом Полины.

(Pov от 3 лица.)

Алиса, словно призрак, бесшумно скользнула в полумрак спальни Ивана. Её изящная фигура казалась частью теней, танцующих на стенах. Сквозь искусно вырезанные прорези лисьей маски её внимательные глаза медленно изучали помещение, задерживаясь на каждой детали. Размеренное дыхание спящего Ивана нарушало гнетущую тишину комнаты. Прикрыв массивную дубовую дверь с едва слышным скрипом, она замерла, наблюдая, как её дыхание превращается в серебристые облачка пара. В комнате царил пронизывающий холод, от которого воздух, казалось, застыл хрустальными иглами. «Немыслимо,» — пронеслось в её голове, пока она рассматривала Ивана, небрежно раскинувшегося на смятых простынях без намёка на одеяло. — «В такой лютый холод… он словно насмехается над самой зимой.» Двигаясь с грацией хищника, она приблизилась к кровати. Её взгляд невольно приковала внушительная татуировка на его груди — величественный молот Тора, выполненный с поразительным мастерством. Древние руны обрамляли изображение, придавая ему почти мистический вид. «Какая необычная работа,» — подумала она, — «словно живая, пульсирует в полумраке.» Стряхнув наваждение, Алиса извлекла из складок одежды маску волка. «Какая ирония,» — промелькнула мысль, — «лиса, несущая волчью маску ворону.» Но когда она осторожно потянулась к его лицу, её запястье оказалось стиснуто стальной хваткой. Глаза Ивана распахнулись внезапно, словно у хищника, поджидавшего добычу. — «Лиса,» — прорычал он, в его голосе смешались ярость и презрение, — «какую же игру ты затеяла на этот раз?» Алиса, несмотря на неожиданность, сохранила присутствие духа. — «Ох, воронёнок,» — промурлыкала она с наигранной невинностью, — «неужели нельзя просто порадовать старого друга сюрпризом? Или ты всегда так… настороженно встречаешь товарищей?» Губы Ивана искривились в хищном оскале, обнажая зубы в зловещей усмешке. Одним стремительным движением он дёрнул её на себя, и Алиса оказалась распластанной на промёрзших простынях. Его пальцы, словно железные тиски, сомкнулись на её горле. — «Старый друг?» — процедил он, его глаза горели яростью. — «Или может быть… предательница, пришедшая закончить начатое?» Под маской лисы невозможно было прочесть выражение лица Алисы, но её голос оставался мягким, почти ласковым, несмотря на удушающую хватку. — «Ах, воронёнок, твоя подозрительность когда-нибудь сведёт тебя в могилу. Эта маска — подарок от нашего гениального Кирюши. Он усовершенствовал её специально для твоего исцеления.» — «Исцеления?» — Иван расхохотался, но в его смехе слышалась неприкрытая угроза. — «И поэтому ты крадёшься ко мне в предрассветный час, словно убийца к жертве?» Маска Алисы, казалось, ожила в тусклом свете, прорези для глаз блеснули загадочным огнём. — «Именно так, мой недоверчивый воронёнок,» — в её голосе звучала неприкрытая насмешка. Ярость затопила сознание Ивана подобно штормовой волне. — «Лживая тварь!» — прогремел его голос. — «Думаешь, я не вижу яд за твоими сладкими речами? Что ж, ты сама выбрала свою судьбу!» Отпустив её запястье, он обрушил сокрушительный удар в маску. Но Алиса осталась недвижима, словно высеченная из мрамора статуя. Внезапно мир перед глазами Ивана завертелся безумной каруселью, силы покинули его тело, и он рухнул с кровати, задыхаясь в мучительном кашле. — «Кха-кха… блять…» — прохрипел он, пытаясь подняться на дрожащих руках. Алиса грациозно поднялась, возвышаясь над поверженным противником. Её голос сочился ядовитым весельем: — «Ох, мой глупый воронёнок… Неужели ты действительно верил, что сможешь тягаться со мной в своём жалком состоянии? Как же печально видеть, во что превратился некогда грозный воин… хи-хи-хи» Иван, пошатываясь, приподнялся на дрожащих руках, его мускулы напряглись, вены вздулись на шее от напряжения. Его глаза, покрасневшие от жара и ярости, метали молнии в сторону Алисы. Каждый его вздох превращался в облачко пара в промёрзшем воздухе комнаты. — «Сука!» — вырвалось из его груди подобно раскату грома. — «Клянусь всеми богами, я убью тебя собственными руками!» Алиса, словно танцуя в лучах тусклого зимнего солнца, изящным движением поднесла затянутую в чёрную кожаную перчатку ладонь к своей маске. Её смех, мелодичный и язвительный одновременно, разлился по комнате подобно весеннему ручью. — «Убьёшь?» — в её голосе смешались насмешка и почти материнская забота. — «Ох, мой бедный воронёнок… Лихорадка совсем затуманила твой разум. Ты же едва на ногах стоишь.» Она приблизилась к нему змеиным движением, её маска отбрасывала причудливые тени в полумраке комнаты. Прорези для глаз оказались так близко к его лицу, что он мог видеть блеск её зрачков за ними. — «Позволь мне угадать,» — промурлыкала она, её голос стал бархатистым и обволакивающим. — «Сейчас перед твоими глазами всё плывёт, словно в тумане? Жар пульсирует в висках, а каждый мускул горит огнём? Хи-хи-хи… Неужели болезнь заставила тебя забыть, воронёнок? Мы стремимся к одной цели, ты и я.» Губы Ивана неожиданно искривились в жуткой улыбке, обнажая стиснутые зубы. В его глазах вспыхнул опасный огонь. Собрав последние крупицы сил, он метнулся вперёд, целясь кулаком в лисью маску. Но Алиса, подобно утренней дымке, легко ускользнула от удара. Потеряв равновесие, Иван рухнул на спину, его могучая грудь вздымалась, как кузнечные мехи. — «Ах… ах… Чтоб тебя… Ай!» — его стон эхом отразился от стен, смешиваясь с завыванием ветра за окном. Алиса, воспользовавшись его слабостью, молниеносно оказалась сверху, прижимая его к ледяному полу. Её колени крепко стиснули его бока, а руки вновь потянулись к его лицу с маской волка. Несмотря на изнеможение, Иван продолжал сопротивляться с яростью загнанного зверя, его пальцы впились в её запястья. — «Прочь, хищное отродье!» — прохрипел он, каждое слово давалось ему с трудом. — «Лучше смерть, чем стать безвольной марионеткой, как ты!» — «Эх,» — вздохнула Алиса, и в её голосе промелькнула искренняя усталость. — «Сколько же с тобой возни, упрямый воронёнок. Кирилл дал мне слово — эта маска не превратит тебя в бездушного слугу. Она исцелит тебя!» — «Лживая тварь!» — выплюнул Иван, его лицо исказилось от ненависти. — «Я скорее встречу свой конец… ай, дьявол!» Его голос сорвался на болезненный вскрик — Алиса случайно задела воспалённую рану на его животе. — «Глупый воронёнок,» — в её голосе зазвенела сталь, смешанная с шёлком. — «Чем яростнее ты борешься, тем глубже загоняешь себя в могилу!» В это время, за массивной дубовой дверью притаилась Катя, хозяйка комнаты. Прильнув ухом к холодному дереву, она вслушивалась в доносящиеся звуки борьбы, приглушённые ругательства и странное шуршание. — «Проклятье, слезь с меня!» — рычание Ивана эхом отдавалось в коридоре. — «И не подумаю, милый,» — в голосе Алисы звенели озорные нотки. — «Прекрати вести себя как капризное дитя и смирись!» — «Никогда! Можешь заливать мне уши мёдом, но я скорее испущу последний вздох, чем подчинюсь!» Внезапный грохот падающей мебели и звон разбитого стекла заставили Катю распахнуть дверь. — «Немедленно прекратите этот балаган! Что вы себе позво…» — слова застыли у неё на губах. Представшая перед ней картина заставила кровь прилить к щекам: обнажённый по пояс Иван, распластанный на полу среди осколков и опрокинутой мебели, и Алиса в своей загадочной маске, восседающая на нём подобно триумфатору, крепко удерживая его запястья. В комнате повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием борющихся. — «Я… Боже… Что здесь…» — Катя залилась пунцовым румянцем, её взгляд против воли задержался на рельефном торсе Ивана. — «Спаси меня от этой бешеной твари!» — взревел Иван, заметив её. — «Она напала на меня!» Катя, окончательно смутившись от двусмысленности ситуации, поспешно начала прикрывать дверь, её щёки пылали огнём. — «Когда закончите свои… занятия — приведите комнату в порядок!» — выпалила она. — «Бесстыжие извращенцы!» Дверь захлопнулась с оглушительным грохотом, эхом разнёсшимся по комнате, заставив старые половицы задрожать, а пыль взметнуться в тусклом свете зимнего утра. — «Стой, помо…» — отчаянный крик Ивана оборвался на полуслове, превратившись в сдавленный хрип. Алиса воспользовавшись моментом его замешательства, ловко прижала маску волка к его искажённому от боли лицу. — «Ааааай!» — его яростный рёв, полный гнева, смешался с пронзительным воем зимнего ветра, бушующего за заиндевевшим окном. Алиса, крепко удерживая его мускулистые руки с неожиданной для её хрупкой фигуры силой, не позволила сорвать маску. Её пальцы впились в его запястья, оставляя красные следы на бледной коже. Постепенно, словно по древнему волшебству, глубокие раны начали затягиваться. Она облегчённо вздохнула и отступила, поднимаясь на ноги с грацией хищника, готового в любой момент снова броситься в бой. Иван резко вскочил, его расширенные от шока глаза через прорези маски с неверящим изумлением наблюдали, как жуткая рана на животе, ещё минуту назад сочившаяся кровью, затягивается на глазах, будто кто-то перематывал время вспять. Мучительная боль, терзавшая всё его измождённое тело, растворялась подобно утреннему туману под лучами восходящего солнца. — «Эх,» — протяжно вздохнула Алиса, прислонившись к покосившемуся книжному шкафу и наблюдая за его реакцией продолжила — «почему с тобой всегда так сложно, упрямец? Что при первой встрече, что сейчас — вечно упрямишься, как осёл перед морковкой.» Тяжело дыша, словно после изнурительного боя с десятком противников, Иван медленно выпрямился во весь свой внушительный рост. Когда последняя рана затянулась с тихим шипением, он осторожно, почти с благоговением, отделил маску от лица — даже небольшая ссадина на лбу мгновенно исчезла, словно её никогда и не было. Подняв дрожащими пальцами осколок разбитого зеркала, валявшийся среди мебели, он всмотрелся в своё отражение — жуткие раны испарились без следа, оставив после себя лишь гладкую молодую кожу. Кривая усмешка тронула его потрескавшиеся губы, пока он медленно разминал затёкшие мышцы шеи и рук, словно пробуждаясь от долгого кошмара. — «Вот значит как…» — протянул он задумчиво, поглаживая подбородок. — «Значит, ты действительно не лгала… всё это время…» — «Да ладно,» — Алиса демонстративно и театрально зевнула, прикрыв рот изящной ладонью, — «неужели до твоей твердолобой головушки наконец-то дошло, воронёнок? Сколько времени потеряли из-за твоего упрямства!» Иван развернулся к ней одним резким движением, его улыбка стала хищной, почти волчьей. — «Сучка… А какого дьявола ты пыталась нацепить её на меня во сне? Думала, я не замечу твоих крадущихся шагов?» Алиса, явно задетая грубым оскорблением, гордо выпрямилась и упёрла руки в бока, её изумрудные глаза опасно сверкнули. — «Хотела сделать сюрприз, неблагодарный! Но нет, ты же у нас великий воин до последнего вздоха! Не ты ли распинался о том, что мы временные товарищи, а? Что? Доверие — роскошь в нашем деле?» Иван метнул в неё яростный взгляд, полный плохо скрываемой досады, но вдруг отвёл глаза, неловко почесав затылок, будто нашкодивший мальчишка. — «Агх… Ладно, молчу, понял… Может, я был… не совсем прав.» Заметив такую необычную реакцию — первый признак слабости в его обычно непробиваемой броне — Алиса приблизилась к нему с игривой грацией лисы. — «Хм? Ну и что же полагается сказать даме за неоценимую помощь?» Иван отвернулся ещё сильнее, его голос стал едва слышным шёпотом, в котором смешались раздражение. — «С-спасибо… чёрт бы тебя побрал…» Алиса неожиданно взъерошила его густые чёрные волосы, радостно напевая мелодичным голосом: — «Всегда пожалуйста, воронёнок! А теперь…» — «Слышь, не наглей!» — он резко стряхнул её руку, но в его голосе уже не было прежней злости. — «А теперь, мой дорогой 'временный товарищ',» — продолжила она, намеренно не обращая внимания на его показное недовольство, — «давай-ка приберёмся после твоего впечатляющего выступления. Комната выглядит так, будто здесь прошёл небольшой ураган.» — «Хах…» — фыркнул Иван, демонстративно отворачиваясь и скрещивая руки на груди. — «Убирайся сама, это не моё дело. Я тебя об этом не просил.» Алиса молниеносно схватила его за ухо, её голос стал приторно-медовым, что не предвещало ничего хорошего. — «Ещё как твоё! Кто устроил здесь погром? А ну быстро собирай осколки и расставляй мебель, пока я добрая. Я, так и быть, по своей безграничной щедрости возьму на себя подметание.» — «Блять, больно, психованная!» — Иван яростно сбросил её руку, потирая покрасневшее ухо. — «Давай-давай, работай, труженик!» — пропела Алиса с неизменной мягкостью в голосе, но стальным блеском в глазах. — «Время не ждёт, а нам ещё многое предстоит обсудить.» Иван промолчал, только недовольно бурча что-то себе под нос, и начал собирать разбросанные осколки, временами бросая хмурые взгляды в сторону своей неожиданной спасительницы. Алиса же, довольно улыбаясь, словно кошка, объевшаяся сметаны, выскользнула из комнаты за веником и совком, её лёгкие шаги затихли в полумраке коридора, оставляя после себя лишь слабый аромат мандаринов. Спустившись вниз по древней скрипучей лестнице, каждая ступенька которой, казалось, хранила в себе истории прошлых лет, Алиса бесшумно скользила по полутёмному коридору. Проходя мимо просторной кухни, она уловила пьянящий аромат свежезаваренного чая с нотками бергамота, который манящей дымкой растекался по воздуху. Сквозь приоткрытую дверь, украшенную потёртой временем резьбой, она заметила Катю, сжавшуюся за массивным дубовым столом, хранящим на своей поверхности множество царапин — молчаливых свидетелей прошедших лет. Та куталась в потрёпанный шерстяной плед цвета осенней листвы, крепко обхватив озябшими ладонями большую керамическую кружку, расписанную причудливым узором из синих цветов. Из кружки спиральными витками поднимался ароматный пар, танцующий в холодном воздухе подобно призрачным лентам. По её слегка подрагивающим плечам и порозовевшему от холода носу было видно, что девушке совсем не тепло в своём доме. Катя, погружённая в свои мысли словно в глубокий омут, рассеянно водила пальцем по краю кружки, совершенно не замечая присутствия Алисы. Та же, верная своей озорной лисьей натуре, не могла упустить такой соблазнительной возможности для розыгрыша. Бесшумно, словно тень в лунную ночь, она скользнула к порогу, замерев подобно хищнице перед решающим броском. Её глаза за прорезями маски хитро поблёскивали в полумраке кухни, освещённой лишь тусклым светом зимнего утра, пробивающимся сквозь заиндевевшие окна. Когда Катя, тяжело вздохнув, отвела задумчивый взгляд к окну, за которым в морозном воздухе кружились редкие снежинки, похожие на крошечных танцовщиц в белых платьях, Алиса молниеносно и неслышно приблизилась к ней, словно призрак, материализовавшийся из утреннего тумана. — «Чего грустим, девица?» — пропела она мелодичным голосом, в котором смешались игривость и притворное сочувствие. Катя подпрыгнула так, словно увидела привидение, чуть не выронив кружку из дрожащих рук. Горячий чай всколыхнулся, несколько капель упали на плед, оставляя на нём тёмные пятна. Её сердце заколотилось как бешеное, готовое выпрыгнуть из груди, а расширившиеся от испуга глаза, казалось, вот-вот выкатятся из орбит. Тяжело дыша, словно после долгого бега, она резко обернулась к Алисе, и в её взгляде изумление быстро сменилось праведным негодованием. — «Как ты тут оказалась?!» — выпалила она дрожащим голосом, прижимая трясущуюся руку к груди, пытаясь унять бешеный стук сердца. Алиса, умиляясь её реакции и неподдельному испугу, залилась звонким, переливчатым смехом, напоминающим перезвон серебряных колокольчиков: — «Хи-хи-хи-хи, эх, вот это лицо у тебя сейчас было! Просто картина маслом!» Она театрально закинула затянутую в чёрную перчатку ладонь на лоб своей лисьей маски и продолжила заразительно смеяться, явно наслаждаясь произведённым эффектом. Катя, постепенно приходя в себя и восстанавливая дыхание, нахмурила тонкие брови и строго произнесла, пытаясь придать голосу твёрдость: — «Так!» Алиса, всё ещё подрагивая от смеха, перевела на неё лукавый взгляд сквозь прорези маски, в которых таинственно поблёскивали её глаза. Катя, собрав всю свою решимость, словно щит перед боем, продолжила: — «Что вы только что там с Иваном делали?» Ушки на маске Алисы как будто заострились от этого вопроса, придав ей ещё более хитрое выражение, и она игриво наклонилась к Кате, мягко проговорив бархатным голосом: — «А что такое? Неужели хотела с нами в этом поучаствовать? М-м-м?» Глаза Кати расширились до невозможных размеров, а её щёки мгновенно залились ярким румянцем, став красными как спелые летние помидоры. — «Н-нет, н-низач… Что?!» — она запнулась, явно смутившись собственных внезапно возникших мыслей, которые теперь метались в её голове как испуганные птицы. От выражения её лица, представлявшего собой восхитительную смесь смущения, негодования и любопытства, Алису вновь одолел неудержимый приступ смеха: — «Хи-хи-хи-хи!» Катя в отчаянии схватилась за пылающее лицо ледяными пальцами и начала энергично трясти головой, словно пытаясь физически стряхнуть с себя непрошеные мысли, от которых её щёки горели ещё сильнее. Спустя несколько мучительно долгих секунд она вдруг спросила, пытаясь перевести разговор в другое русло: — «Так вы там хотя бы убрались после…» — но не смогла закончить фразу, снова погружаясь в пучину смущения. Алису неимоверно заинтриговала эта многозначительная недосказанность: — «Хм? После чего, Катя?» — промурлыкала она, склонив голову набок с видом любопытного лисёнка. Катя, старательно избегая пронзительного взгляда собеседницы, продолжила, запинаясь на каждом слове как неопытный фигурист на льду: — «Н-ну… После того… нууу… Чем вы там… занимались.» Последние слова она произнесла почти шёпотом, словно боясь, что их может услышать кто-то ещё. Алиса с хитрым прищуром смотрела на неё ещё мгновение, явно наслаждаясь её смущением как изысканным десертом, но затем ответила со вздохом, в котором слышалась наигранная усталость: — «Эх… Ничем таким мы не занимались, извращённая девица…» Катя встрепенулась, словно от электрического разряда, и, наконец-то осмелившись посмотреть Алисе прямо в глаза, выпалила со смесью возмущения и смущения: — «Так стоп! Но ты же… Ты… Зачем ты садилась на него и… и… Ещё те странные фразы, чтобы он подчинился… Я всё слышала!» Алиса, изящным жестом положив затянутую в перчатку ладонь на щёку маски, промурлыкала с явным удовольствием: — «Оооо, вот как у тебя всё запущено? Какие интересные мысли бродят в твоей невинной головке!» Катя вновь залилась краской до самых кончиков ушей от нахлынувших воспоминаний увиденной сцены и поспешно отвела взгляд, уставившись в свою кружку с остывающим чаем, словно надеясь найти в нём спасение от этого разговора. Алиса же продолжила с лукавыми, дразнящими нотками в голосе: — «Хи-хи-хи, нууу… Скажем так, моя дорогая. Я своей особенной заботой исцелила его раны, хи-хи-хи. Ничего такого, о чём ты там себе нафантазировала!» Катя недоверчиво посмотрела на Алису, её тонкие брови удивлённо взлетели вверх, образуя на лбу маленькие складки: — «Как это исцелила?» Алиса резко развернулась перед ней и направляясь к выходу своей фирменной грациозной походкой, бросила через плечо с нотками таинственности в голосе: — «Сама всё увидишь, хи-хи-хи. Терпение, моя любопытная девочка, терпение…» Её шаги, лёгкие как прикосновение пёрышка, постепенно затихли в полумраке коридора, оставив Катю наедине с роем новых вопросов и смущающих мыслей, которые теперь кружились в её голове подобно снежинкам за окном. Она машинально поднесла к губам кружку с давно остывшим чаем, даже не заметив, что он уже потерял свою приятную теплоту. Спустя пару десятков минут изнурительной уборки, когда последние следы недавней яростной потасовки были стёрты из комнаты Кати, словно и не было того хаоса, что царил здесь ещё недавно, Алиса с Иваном наконец начали спускаться вниз. Алиса, несмотря на усталость, умудрялась двигаться с той особой грацией, что была присуща лишь ей одной — каждое движение, каждый шаг напоминал танец загадочного существа из древних легенд. Первой спустившись по скрипучей лестнице Алиса проскользнула на кухню и буквально рухнула на старый деревянный стул, который отозвался протяжным стоном, словно разделяя её усталость. Прохладный воздух кухни приятно остужал разгорячённую кожу, принося долгожданное облегчение. — «Фух… Наконец-то закончили…» — выдохнула она с неподдельным облегчением, откидываясь на спинку стула и прикрывая глаза за прорезями своей хитрой лисьей маски. В её голосе смешались усталость и удовлетворение от хорошо выполненной работы. Катя, всё это время сидевшая за столом подобно часовому на посту и не сводившая напряжённого взгляда с дверного проёма, спросила с едва уловимым беспокойством, прозвучавшим в её мягком голосе: — «А где Иван?» — В её тоне читалось искреннее волнение, которое она тщетно пыталась скрыть. Алиса лениво приоткрыла один глаз, мерцающий загадочным блеском сквозь прорезь маски, и небрежно махнула затянутой в чёрную перчатку рукой в сторону порога: — «Вон он идёт. Здоровый и невредимый, хи-хи-хи.» — В её голосе промелькнули нотки самодовольства, словно у кошки, только что поймавшей особенно жирную мышь. Иван медленно вошёл на кухню, его фигура на мгновение заполнила собой весь дверной проём. Его пронзительный взгляд, острый как лезвие кинжала, медленно обвёл помещение, словно хищник, оценивающий новую территорию. Когда его глаза остановились на Кате, широкая, почти хищная улыбка медленно расползлась по его лицу, придавая ему одновременно притягательное и пугающее выражение. — «О, здорова! Давно не виделись, змеюка,» — произнёс он с той особой интонацией, в которой насмешка переплеталась с искренней теплотой, создавая причудливый коктейль эмоций. Катя, подняв взгляд на вошедшего Ивана, мгновенно залилась краской, словно спелая вишня под летним солнцем — перед ней предстал полуобнажённый воин, чьё мускулистое тело, покрытое мелкими каплями пота, соблазнительно поблёскивало в рассеянном утреннем свете, пробивающемся сквозь заиндевевшие окна. Смущение охватило Катю подобно приливной волне — она зажмурилась, словно пытаясь спрятаться от смущающего зрелища, и, схватив лежащий рядом плед цвета осенней листвы, метко швырнула его в наглеца: — «Придурок, оделся бы! Нашёл время показуху устраивать!» — Её голос дрожал от смущения и возмущения одновременно. Иван ловко поймал брошенный плед с грацией опытного хищника и, усмехнувшись своей фирменной полуулыбкой, небрежно накинул его на плечи: — «О, спасибо! А да, кстати, вещей у тебя не найдётся ещё?» — он потянулся, словно разморённый на солнце кот, демонстративно расправляя плечи. В его голосе звучала странная смесь искренней просьбы и поддразнивания. Катя, сделав глубокий вдох и немного совладав с предательским румянцем, вновь подняла на него взгляд, в котором теперь плясали искорки раздражения: — «Хах, откуда у девушки будут мужские вещи, идиот? Или ты думаешь, я тут гардероб для случайных полуголых гостей держу?» Иван, словно огромный хищник, бесшумно приблизился к ней почти вплотную, снова заставив её щёки вспыхнуть ярким румянцем: — «Ну а вдруг? Там может вещи батьки твоего старые будут, не? Должно же что-то остаться…» — Его голос, обычно резкий и насмешливый, неожиданно смягчился на последних словах. После упоминания отца лицо Кати мгновенно изменилось, словно солнце скрылось за тяжёлыми грозовыми тучами — свет в её глазах погас, будто задутая ветром свеча, а плечи поникли под тяжестью невидимого груза воспоминаний. Она опустила взгляд, и казалось, что весь мир вокруг неё потускнел, окрасившись в серые тона скорби. Алиса, внимательно наблюдавшая за этой сценой своими острыми глазами, покачала головой с грацией укоряющей матери: — «Эх… Какой же ты некультурный, воронёнок, а ведь знаешь, что для неё это больная тема. Словно слон в посудной лавке, право слово…» Иван резко развернулся к Алисе, его глаза опасно сверкнули, как лезвия кинжалов в лунном свете: — «И что? Убиваться от того, что отца нету? Не тебе меня судить, лиса!» — в его голосе звенела сталь, смешанная с горечью собственных потерь. Алиса, наклонив голову набок с грацией хищника, готового к прыжку, ответила голосом, в котором появились металлические нотки, острые как бритва: — «Хах, ой, какие мы вдруг серьёзные стали. Прояви уважение к человеку перед тобой — она, как-никак, тебе жизнь считай спасла. Или память отшибло вместе со шрамами?» Поднявшись со стула одним текучим, грациозным движением, подобным струящейся воде, Алиса подошла к Ивану вплотную, её присутствие вдруг стало почти осязаемым, словно сгустившийся воздух перед грозой. Её голос, обычно игривый и лёгкий, приобрёл особую глубину, в которой за показной мягкостью таилась несгибаемая сталь: — «И так же я… Побеспокоилась о тебе, воронёнок, так что будь паинькой. Или мне напомнить, в каком состоянии ты был ещё час назад?» Иван отвернулся, словно пытаясь укрыться от её пронзительного взгляда, его лицо приняло привычное высокомерное выражение, будто маска, за которой он прятал свои истинные чувства: — «Хах, ладно, уступлю вам, так и быть… Но только потому, что настроение хорошее.» — В его голосе всё ещё слышалось упрямство, но уже значительно смягчённое. Алиса, довольно мурлыкнув, как кошка, получившая свою порцию сливок, вновь взъерошила его чёрные волосы, спутанные и влажные после уборки: — «Вот и молодец, хи-хи-хи! Глядишь, научишься быть человеком.» — «Не трогай меня!» — Иван резко дёрнул головой, сбрасывая её руку, словно надоедливое насекомое. — «Блять, как же это бесит! Что за привычка лезть руками?» — «Ой-ой, какие мы неприкасаемые,» — протянула Алиса с наигранной обидой, плавно возвращаясь на свой стул, который вновь отозвался протяжным скрипом. — «Эх, ладно… Так что, подруга, найдутся у тебя тряпки, чтобы этого барана обмотать? А то боюсь, ещё простудится, начнёт чихать и кашлять, придётся лечить…» Иван, словно огромный обиженный ворон, угрюмо промолчал на оскорбление и тяжело опустился на ближайший стул, который жалобно скрипнул под его весом. Катя же, казалось, полностью отрешилась от происходящего вокруг — её взгляд затуманился, став похожим на покрытое изморозью стекло. В её лице читалась та особая боль, что приходит лишь с утратой самого дорогого. Алиса, заметив её состояние, наклонилась к ней с неожиданной для её обычного поведения нежностью. Она осторожно коснулась плеча Кати, словно пытаясь вернуть её из глубин памяти: — «Эй… Мы тут? Вернись к нам, милая.» Катя вздрогнула, будто от электрического разряда, словно душа её внезапно вернулась в тело после долгого путешествия по лабиринтам прошлого. Она неуверенно поднялась на ноги, чуть покачнувшись, словно человек, долго пробывший в темноте и внезапно вышедший на свет: — «А? Да-да… Сейчас поищу что-нибудь.» — Её голос звучал тихо, почти призрачно, как шелест осенних листьев. Она молча направилась к выходу, её шаги были лёгкими и неуверенными, словно она шла по тонкому льду. На её плечах словно лежала невидимая тяжесть — груз воспоминаний, который она несла в одиночестве. Пристальные взгляды Алисы и Ивана провожали её. Алиса медленно повернула голову к Ивану. Её лисья маска поймала робкий луч зимнего солнца, отчего глазные прорези зловеще сверкнули, словно глаза настоящего хищника в ночной темноте. — «Хм, воронёнок,» — промурлыкала она с хищной грацией, растягивая слова, как кошка, играющая с добычей, — «неужели в твоём сердце действительно нет ни капли жалости к ней?» Иван повернулся к собеседнице, и его губы искривились в язвительной усмешке, больше похожей на волчий оскал. Холодный блеск его глаз соперничал с морозными узорами на окнах: — «Жалость? К ней?» — он издал короткий, лающий смешок. — «Ты, верно, шутишь. Она — такое же порождение тьмы, как и ты сама. Мастерски плетёт свою паутину интриг, наслаждаясь чужими страданиями. Или ты правда купилась на этот образ несчастной с трагической судьбой?» Алиса изящно склонила голову, и утренний свет заиграл на узорах её маски, создавая причудливую игру теней. — «Эх, мой дорогой воронёнок…» — в её голосе звучала странная смесь насмешки и искреннего сожаления, — «твоя корона высокомерия становится всё тяжелее. Боюсь, однажды она сломает тебе шею…» — «Разглагольствуй сколько угодно,» — Иван отвернулся, его плечи напряглись, как у готового к прыжку хищника. — «Какая ирония — получать нравоучения от той, чьи клыки обагрены кровью невинных.» — «Ох, какие мы колкие…» — голос Алисы зазвенел, как острие клинка о лёд. — «Но ты прав, я не претендую на роль праведницы. Мои грехи — моя ноша, и я несу её с достоинством.» Её пронзительный взгляд через прорези маски скользнул по груди Ивана, укрытой потрёпанным пледом. В воздухе повисло электрическое напряжение. — «Кстати…» — она поднялась одним плавным, змеиным движением и бесшумно скользнула к нему. Её пальцы отвели край пледа, обнажая татуировку. — «Что за тайну ты носишь на своей коже?» — «Чёрт тебя подери!» — рявкнул Иван, отбрасывая её руку с такой силой, словно она была ядовитой змеёй. — «Сколько раз повторять — держи свои руки при себе!» Маска Алисы, казалось, ожила в утреннем свете, её усмешка стала почти осязаемой. Пропустив его грубость мимо ушей, она продолжила, словно заворожённая: — «Молот с именем Тор… Поведай мне о нём, мой несговорчивый воронёнок.» Иван встретился с её пытливым взглядом, и его лицо неожиданно озарилось неподдельным воодушевлением: — «Тор — величайший из богов грома в скандинавской мифологии, а его молот, Мьёльнир — легендарное оружие, способное разрушать горы и вызывать бури.» — «Молот как оружие?» — Алиса склонила голову с грацией любопытной лисицы. — «В чём же кроется его истинная мощь?» Губы Ивана растянулись в широкой улыбке, впервые за утро искренней: — «Это не просто оружие, лиса. Мьёльнир выбирает своего владельца. Только истинно достойный может поднять его, остальные же не сдвинут его ни на волос. Неужели ты никогда не слышала этих легенд?» Алиса опустила взгляд к потёртым половицам, её голос внезапно стал мягким, почти уязвимым: — «Представь себе, воронёнок… Даже такой хитрой и мудрой лисичке, как я, не дано знать все тайны этого необъятного мира.» В кухне повисла новая тишина, но теперь она была наполнена не напряжением, а странным взаимопониманием, похожим на хрупкий утренний лёд, готовый треснуть от малейшего неосторожного движения. Алиса вдруг с грацией хищника выпрямилась перед Иваном. Её голос, медовый и дразнящий, разрезал утреннюю тишину подобно острому клинку: — «Хих, а ты, получается, достоин этого молота, что украшает твою грудь? Или это просто дань моде?» — В её словах танцевали нотки едкой иронии. Иван впился в неё взглядом, холодным как лёд замёрзшей реки. Его глаза, цвета грозового неба, на мгновение вспыхнули затаённой болью. — «Нет…» — его голос прозвучал хрипло, будто несмазанная дверная петля. Отведя взгляд к окну, где танцевали снежинки, он продолжил с горечью: — «Я набил его на своей груди как вечное напоминание о бремени, которое мне суждено нести до последнего вздоха.» Глаза Алисы за прорезями маски вспыхнули озорным огнём, словно у лисицы, заметившей добычу. Её голова склонилась набок с грациозной небрежностью: — «Хм? Что за тень промелькнула по твоему лицу? Неужели этот символ настолько тяжёл, что одно упоминание о нём заставляет твои плечи опускаться?» Иван резко вскинул голову, его взгляд полыхнул яростью, подобной всполоху пламени в кузнечном горне. Желваки на его скулах заходили, как поршни старого механизма: — «Как же ты блять меня заебала своими играми!» — процедил он сквозь стиснутые зубы. — «Чего ты добиваешься?» Он поднялся во весь свой внушительный рост, его широкие плечи расправились, словно крылья ворона перед атакой. — «Если в твоей хитрой головке зародилась мысль о дружбе, выброси её немедленно! Ты всего лишь тварь, чью жизнь я вынужден пока что терпеть, и никакие твои уловки этого не изменят!» Алиса, подобно несгибаемой стали, выдержала натиск его ярости. Её фигура, закутанная в тени, излучала спокойствие древнего существа, повидавшего немало бурь. После гнетущей паузы, во время которой, казалось, сам воздух застыл в ожидании, она произнесла с обманчивой мягкостью: — «Ты излил свой гнев? Теперь позволь мне сказать.» Её голос приобрёл глубину ночного леса: — «Как бы ты ни противился, но одинокий волк редко доживает до старости. Продолжая свой путь в одиночестве, ты медленно теряешь себя, мой несчастный воронёнок, и в конце этой дороги…» — Тени под её маской сгустились, словно чернила в воде. — «Тебя ждёт лишь бесконечное блуждание во мраке собственного безумия…» Иван издал короткий, лающий смешок, больше похожий на рык раненого зверя. Его губы искривились в понимающей усмешке: — «Ах, вот оно что… Теперь картина складывается.» Он сделал шаг вперёд, его глаза блеснули недобрым пониманием. — «Значит, когда ты была прикована к своему хозяину, одиночество грызло тебя изнутри, и теперь ты пытаешься заполнить эту пустоту, цепляясь за каждого встречного? Как жалко.» Алиса откинулась на спинку стула с грацией кошки, её смех прозвучал как звон разбитого хрусталя: — «Возможно… А может быть, ты просто зацепил что-то в моей душе… Как человек… Может, мне хочется разгадать загадку, что прячется за твоей бронёй… И позволить тебе разгадать мою… Разве тебе никогда не хотелось найти того, кто увидит настоящего тебя?» Лицо Ивана претерпело удивительную метаморфозу. Его брови взметнулись вверх, а рот исказился в улыбке, больше напоминающей оскал древнего чудовища. В его глазах заплясали недобрые огоньки, словно болотные огни, заманивающие путников в трясину. — «Ооо…» — протянул он с наигранным восхищением. — «Так ты предлагаешь мне своё драгоценное доверие? Свою бесценную дружбу? Как занимательно…» Он двинулся к ней с грацией хищника, каждый его шаг был наполнен едва сдерживаемой агрессией. Возвышаясь над сидящей Алисой подобно грозовой туче, он растянул губы в улыбке, от которой могло бы свернуться молоко. Его рука, протянутая вперёд, больше походила на капкан, готовый захлопнуться: — «Что ж, лисонька… Давай… дру-жи-ть.» — Каждый слог он выделял с издевательской чёткостью, словно вбивал гвозди в крышку гроба. Алиса, не шелохнувшись под этим демонстративным напором, изучала его, как учёный изучает особо интересный экспонат. Её взгляд из-под маски был острым и холодным, как лезвие хирургического скальпеля. После паузы, достаточно долгой, чтобы стать неуютной, она ответила с ледяным спокойствием: — «Хах, нет… С этой маской на твоём лице, с этой пародией на искренность, я не стану даже пытаться заводить дружбу.» Иван медленно опустил руку, словно опускающийся занавес в театре абсурда. Его голос прозвучал с холодной насмешкой: — «Ну вот, твой собственный ответ вскрывает всю иронию ситуации. Как прикажешь доверять существу, которое само прячется за маской? Которое говорит о честности, не показывая собственного лица?» Алиса застыла, словно статуя, высеченная изо льда. Её взгляд, полный сдержанной ярости и чего-то похожего на разочарование, впился в его лицо, но она хранила молчание, тяжёлое и многозначительное, как пауза в симфонии перед финальным аккордом. Иван развернулся. Направляясь к своему стулу, он бросил через плечо, словно небрежно отбрасывая ненужную вещь: — «На этом и завершим этот бессмысленный спектакль.» Комната погрузилась в гнетущую тишину. Лишь морозный воздух потрескивал за окном, да едва слышно шелестел падающий снег, словно природа нашёптывала свой вердикт этому странному противостоянию двух одиноких душ, каждая из которых была закована в броню собственных страхов и предубеждений…

***

Время: 7:45.

Место: Лес.

(Pov от 3 лица.)

В бескрайних просторах тайги, где вековые кедры-исполины и могучие ели хранили древние секреты поколений, зимнее утро неспешно расправляло свои хрустальные крылья. Морозный воздух, напоенный терпким ароматом смолы и свежей хвои, казался густым и почти осязаемым. Редкие порывы студёного ветра заставляли величественные деревья протяжно стонать, словно они делились друг с другом тайнами минувшей ночи. Бледно-розовые лучи восходящего солнца, словно робкие путники, несмело пробивались сквозь заиндевелый полог ветвей, рисуя на девственно-белом снежном покрове причудливые узоры. В этот сакральный час перед полным пробуждением дня лес походил на древнее святилище, где каждая тень могла скрывать нечто необъяснимое и мистическое. Внезапно священную тишину нарушило стремительное движение. Существо в маске совы, похожее на призрачного духа леса, с невероятной грацией скользило между массивными стволами деревьев. Его движения были отточены до совершенства — каждый шаг, каждый поворот выверен с непостижимой точностью. Снег под его лёгкими шагами едва слышно похрустывал, словно шёпотом рассказывая о присутствии ночного гостя. На небольшой поляне, будто специально созданной природой для тайных встреч, возвышалось древнее дерево. Его могучий ствол, покрытый глубокими морщинами коры, хранил память столетий. Рядом с ним, подобно древнему божеству, возвышалась внушительная фигура существа в маске козла. Его массивная лапа, покрытая густой чёрной шерстью, медленно и почти благоговейно касалась коры, словно считывая через неё послания самой земли. — «Уху… Мой хозяин…» — прошелестел голос совы, пропитанный смесью страха и почтения. Звук её голоса растворился в морозном воздухе, словно хрупкие кристаллы инея. Хозяин леса, величественный и страшный в своём молчании, медленно обратил свой взор к пришедшей. Маска козла, украшенная причудливыми рогами, отбросила на снег тень, похожую на корону из терновника. — «Нашего… Нашего медвежонка настигла смерть, хозяин…» — голос совы дрожал, как осенний лист на ветру. Повелитель леса, к удивлению совы, не проявил ярости. Его голос, глубокий и древний, как сама тайга, прозвучал с леденящим спокойствием: — «Весть о его смерти уже достигла моего слуха, верная сова…» Сова, собрав всю свою храбрость, продолжила дрожащим голосом: — «О хозяин, что же теперь будет? Волчик умер, медвежонок покинул нас, а эта коварная лиса… Она словно растворилась в тенях леса!» Существо в маске козла издало тяжёлый вздох, от которого, казалось, сам воздух сгустился вокруг. — «Время расплаты приближается…» — его голос звучал как раскаты далёкого грома. — «Зайчик… Теперь он служит нашему делу…» Жуткая улыбка исказила маску козла, заставив сову пасть на колено, склонив голову в глубоком поклоне. Снег под её коленом медленно таял от исходящего от неё жара страха. — «Слушай внимательно, моя верная слуга,» — продолжил хозяин, его голос источал власть и силу. — «Разыщи лису. Передай ей мой приказ явиться ко мне…» — «Но, хозяин, уху,» — осмелилась прошептать сова, — «если она осмелится ослушаться вашей воли…» — «Тогда,» — перебил её хозяин, и его голос заставил замёрзнуть сам воздух, — «призови зайчика… Он знает, как поступить с непокорными.» На морде существа расцвела зловещая улыбка, от которой даже тени, казалось, отпрянули в страхе. Его когти оставили глубокие борозды на коре древнего дерева. — «Воля ваша — закон, мой хозяин!» — поспешно ответила сова, её голос дрожал от благоговейного ужаса. Хозяин вновь обратился к дереву, его когти медленно вычерчивали на коре таинственные символы. — «Есть ещё что-то, что тревожит твой разум?» — спросил он, не оборачиваясь. — «Да…» — осторожно начала сова. — «Мои мысли омрачены сомнениями о зайчике. После его… перерождения… он стал подобен блуждающей тени, уху. Может быть…» Внезапно воздух наполнился жутким смехом хозяина, от которого содрогнулись даже вековые деревья. — «Ха-ха-ха-ха-ха! Оставь свои жалкие сомнения!» Он резко развернулся, протягивая огромную лапу, на которой белели осколки костей, подобные осколкам луны. — «Он не посмеет предать…» Сова склонила голову ещё ниже, чувствуя, как холодный пот стекает по её спине под маской. — «Простите мои глупые сомнения, хозяин.» Солнце поднималось всё выше над заснеженным лесом, но его лучи, казалось, не могли пробиться сквозь завесу древнего зла, окутавшего эту часть тайги. Лес безмолвно хранил свои мрачные тайны, а в его тёмных глубинах начинала разворачиваться новая глава истории, полная тьмы…

Тем временем:

В другой части заснеженного леса, где искривлённые тени вековых деревьев плели причудливый узор на нетронутом белоснежном покрове, словно древние руны забытого языка, одинокая фигура медленно удалялась от некогда родного дома. Морозный воздух обжигал лёгкие при каждом вдохе, а хрустальный скрип снега под ногами казался неуместно громким в давящей тишине зимнего утра. Существо в маске зайца двигалось неестественной, дёрганой походкой, будто сломанная марионетка в руках безумного кукловода. Его взгляд, направленный куда-то за горизонт реальности, излучал пугающую пустоту, а на потрёпанной маске застыла противоестественная улыбка, похожая на трещину в самой ткани мироздания. — «Хе-хе-хи-хи-хи, дааа…» — его голос, похожий на скрежет ржавых петель старого склепа, разрезал стылый воздух подобно отравленному клинку. — «Как же… восхитительно забавно… Всё кружится, кружится, кружится…» Покачиваясь в жутком подобии вальса с невидимым партнёром, он добрался до массивной сосны, чья кора была покрыта причудливыми узорами инея. Его дрожащая рука тяжело опёрлась о шершавый ствол, оставляя на морозной поверхности влажные следы. Вторая рука, словно одержимая собственной волей, судорожно вцепилась в края маски, пальцы дрожали, выбивая рваный ритм на её поверхности. — «Ха-ха-ха, как странно, как удивительно странно…» — бормотал он, раскачиваясь взад-вперёд, словно маятник сломанных часов. — «Почему, почему же я не могу вспомнить? В голове только обрывки… осколки… воспоминания того жалкого идиота…» Его пальцы начали выстукивать на поверхности маски какой-то безумный ритм, царапая её с болезненной методичностью, словно пытаясь выцарапать ответы из её безмолвной глубины. Внезапно движения замерли, будто время застыло в янтаре момента. — «Точно… Маска! Ну конечно же!» — воскликнул он с пугающим восторгом, от которого птицы сорвались с ближайших веток в паническом бегстве. — «Как я мог забыть? Тот самодовольный ублюдок, провозгласивший себя хозяином леса… Он что-то сделал с ней, что-то изменил в самой её сути!» Его ладонь, покрытая россыпью мелких царапин, медленно скользила по поверхности маски, исследуя каждую выщербину, каждую неровность, пока не остановилась на лбу, где под пальцами ощущалось едва заметное тепло. — «Вот оно что…» — его голос превратился в задумчивый шёпот. — «Но как же мне избавиться от этой дряни, не снимая маску? Нужно что-то… что-то особенное…» Его взгляд, острый и дикий, как у загнанного в угол хищника, заметался по заснеженным окрестностям, пока не зафиксировался на стае бродячих собак, рывшихся в снегу в поисках пищи. На маске вновь проявилась та жуткая улыбка, теперь ещё шире, словно вырезанная невидимым ножом безумного скульптора. Медленно отделившись от дерева, оставив на коре глубокие борозды от ногтей, он направился к животным с целеустремлённостью прирождённого охотника. Собаки, почуяв неладное, прервали свои поиски и повернулись к приближающейся фигуре. Воздух наполнился их яростным лаем и угрожающим рычанием, эхом отражающимся от стволов деревьев. — «Ну-ну, не стоит так нервничать…» — проворковал он с притворной нежностью, продолжая приближаться. — «Сейчас мы все станем… очень близкими друзьями…» Псы, движимые первобытным инстинктом самосохранения, окружили его плотным кольцом. Их шерсть встала дыбом, а клыки поблёскивали в тусклом зимнем свете. Вожак стаи — массивный пёс с рваным ухом — выступил вперёд, угрожающе припав к земле. Внезапно существо в маске зайца подняло руки к небу и резко хлопнуло в ладоши. Звук прокатился по лесу подобно удару грома, сотрясая ветви деревьев и взметая облачка снежной пыли. Собаки застыли, словно поражённые невидимой молнией. Их глаза остекленели, отражая пустоту зимнего неба, а тела напряглись, будто натянутые струны. — «Прекрасно… просто прекрасно…» — прошептал он, любуясь своей работой. Ещё два хлопка — и животные выстроились вокруг него идеальным кругом, как солдаты на параде, готовые исполнить любой, даже самый безумный приказ. — «Ну что же, не подведите меня, твари блохастые,» — прошипел он сквозь зубы, хватаясь за края маски дрожащими от предвкушения пальцами. — «Сейчас начнётся самое интересное…» Одним резким, почти отчаянным движением он сорвал маску с лица, и в то же мгновение его рука, словно движимая чужой волей, пробила дыру в ней на уровне лба. Маска, теперь запятнанная кровью, медленно опустилась на снег, оставляя на его безупречной белизне тёмные, похожие на чернила пятна. — «Ааааа!» — душераздирающий крик, полный первобытного ужаса и боли, вырвался из его груди и эхом разнёсся по застывшему лесу. Собаки, всё ещё находящиеся под действием странных чар, продолжали неподвижно наблюдать, пока парень, тяжело дыша и захлёбываясь горячими слезами, в панике разглядывал свои окровавленные руки. — «Г-где… где я?» — его голос, теперь лишённый прежней безумной уверенности, дрожал от ужаса и непонимания. — «Это… это моя кровь? Что происходит?» Подняв затуманенный слезами взгляд, он увидел кольцо собак, окружавших его подобно живой стене из клыков и когтей. Его сердце сжалось от первобытного страха, и он, пытаясь отступить, рухнул на промёрзшую землю, утопая в снегу. — «П-прочь! Убирайтесь!» — в отчаянии закричал он, но было слишком поздно. Собаки, словно повинуясь беззвучной команде, одновременно бросились на него с утробным рычанием, хватая за руки и ноги своими острыми как бритва клыками. Их укусы не были смертельными, но каждый приносил новую волну мучительной боли, прошивающей всё его существо. Парень кричал и извивался, его взгляд метался в слепой панике, а горячие слёзы катились по лицу, смешиваясь с кровью из множества ран. — «Нет! Пожалуйста! Я не хочу!» — его мольбы о пощаде тонули в хоре рычания и лая. Одна из собак, самая крупная, держа в окровавленной пасти маску зайца, медленно приблизилась к его лицу, словно исполняя финальный акт какого-то древнего, жуткого ритуала. — «Нееет! Только не это! Уйди прочь!» — в последнем отчаянном порыве закричал парень, но его мольбы остались без ответа. Пёс одним плавным движением опустил маску на его искажённое ужасом лицо, и в то же мгновение крики резко оборвались, сменившись тихим, почти счастливым смехом. — «Ха-ха-ха-ха! Сработало…» Его голос, вибрирующий между торжеством и безумием, заставлял даже снежинки замирать в воздухе, словно боясь приблизиться к источнику этого жуткого звука. Собаки, будто марионетки в руках невидимого кукловода, синхронно отступили, освобождая его от хватки своих окровавленных клыков. Они выстроились в безупречную шеренгу, их глаза, затянутые серебристой пеленой подчинения, неотрывно следили за каждым его движением. В этой противоестественной тишине раны на его теле начали затягиваться с пугающей скоростью — плоть срасталась, кровь останавливалась, а кожа становилась гладкой, словно время само пыталось стереть следы произошедшего. Поднявшись на ноги движением, больше напоминающим дёрганый танец марионетки, он с болезненным восхищением рассматривал свои исцелённые конечности. Каждый порез, каждый укус исчезал, оставляя после себя лишь воспоминание о боли. Внезапно его колени подогнулись, словно невидимый молот обрушился на них — тело предало его в момент осознания. — «Вот значит как…» — прошептал он голосом, в котором смешались горечь понимания и яростное торжество. Его пальцы, дрожащие как осенние листья на ветру, судорожно вцепились в маску, царапая её поверхность. Дыхание стало рваным, напоминая всхлипы раненого волка, загнанного в угол. Из прорезей маски начали сочиться слёзы. Колени окончательно подвели его, и он рухнул в снег с глухим стоном, который больше напоминал плач потерянной души. — «Нет… Нет-нет-нет-нет…» — его голос срывался, превращаясь в надломленный шёпот. — «Я не могу… Не хочу верить в это…» Глаза за маской метались как у безумца, пытающегося убежать от собственной тени. Каждое новое воспоминание, врывающееся в его сознание, жгло разум подобно каплям расплавленного металла, оставляя после себя шрамы, которые никогда не заживут. С яростным воплем, больше похожим на рёв раненого зверя, он обрушил кулак в снег, порождая веер ледяных осколков, сверкнувших в тусклом зимнем свете подобно россыпи бриллиантов. — «Сука! Сука-сука-сука!» — каждое слово вырывалось из его горла подобно отравленному кинжалу. — «Почему?! Почему ты выбрал тогда смерть, безмозглый идиот?!» Рыдания сотрясали его тело, словно электрические разряды, пока он раскачивался взад-вперёд, вцепившись в голову так, будто пытался физически вырвать мучительные воспоминания из своего черепа. После нескольких мгновений, растянувшихся в вечность агонии, он медленно поднялся на дрожащие ноги. Покачнувшись, словно пьяный от горя и ярости, он процедил сквозь зубы слова, настолько пропитанные ненавистью, что воздух вокруг него, казалось, застыл в ужасе: — «Не прощу… Клянусь, я никогда не прощу тебя за это предательство!» Его взгляд продолжал метаться по заснеженному пространству, как у хищника, загнанного в ловушку собственным разумом. Искривлённая усмешка исказила его голос, превращая его в жуткую пародию на человеческую речь: — «Хах… Ха-ха-ха-ха… Глупые, ничтожные людишки… Все вы, до последнего вздоха, остаётесь слепыми идиотами…» Его тяжёлое, прерывистое дыхание постепенно успокоилось, превращаясь в ровный, почти механический ритм. Взгляд, блуждавший в пустоте, вдруг сфокусировался на крошечном предмете, полузарытом в снегу — осколке того, что раньше было встроено в маску. В этом крохотном фрагменте, похожем на осколок тёмного зеркала, отражалось нечто, видимое только ему. Губы маски растянулись в улыбке, которая могла бы заставить самого дьявола содрогнуться. Подняв осколок трясущимися пальцами, он бережно спрятал его в карман своей изодранной одежды, словно последнюю надежду на спасение — или окончательное проклятие. Повернувшись к застывшим в ожидании собакам, он произнёс всего два слова, но в них содержался такой холод, что даже морозный воздух, казалось, потеплел по сравнению с ними: — «Сдохните, твари.» Развернувшись с грацией хищника, готового к прыжку, он начал удаляться размеренным, почти церемониальным шагом. Позади него разверзлись врата ада — собаки, словно одержимые древними демонами, набросились друг на друга с яростью, которой позавидовали бы все силы преисподней. Клыки рвали плоть с остервенением голодных волков, когти раздирали шкуры, превращая их в кровавые лохмотья. Воздух наполнился симфонией смерти — предсмертным воем, хрипами агонии и звуками рвущейся плоти. Белоснежный покров превратился в холст безумного художника, расписанный всеми оттенками алого. Кровавая вакханалия продолжалась до тех пор, пока последняя собака не испустила дух, падая бездыханной куклой в море крови, растёкшееся по снегу. Зайчик шёл вперёд с уверенностью существа, знающего своё истинное предназначение. Его путь теперь лежал к посёлку, где люди, подобно овцам, не подозревающим о приближении волка, продолжали свою повседневную рутину. Маска на его лице продолжала улыбаться своей противоестественной улыбкой, а странная дыра на лбу затягивалась подобно ране живого существа, переплетаясь тёмными нитями, похожими на щупальца неведомого создания. По мере приближения к границе посёлка, где первые дома выглядывали из-за деревьев подобно любопытным свидетелям, он поднял руку к маске движением, напоминающим ритуальный жест древнего жреца. В момент прикосновения начало происходить нечто, от чего сам воздух, казалось, закричал от ужаса — маска, словно живое существо из кошмарных глубин подсознания, начала сращиваться с его плотью. Она погружалась всё глубже, трансформируясь и перестраиваясь, словно живая глина в руках безумного скульптора. Поверхность маски плавилась и перетекала, принимая черты человеческого лица — того самого лица, которое когда-то принадлежало юноше по имени Антон. Каждая черта, каждая морщинка восстанавливалась с пугающей точностью, создавая идеальную копию человека. Когда жуткая метаморфоза завершилась, существо, теперь выглядящее точь-в-точь как прежний Антон, растянуло губы в улыбке, которая могла бы показаться дружелюбной, если бы не хищный блеск в глазах. — «Ну что же, люди…» — произнёс он голосом, идеально имитирующим интонации погибшего юноши, — «давайте поиграем в одну очень, очень весёлую игру… Ха-ха-ха…» Его смех, теперь звучащий пугающе нормально, растворился в морозном воздухе подобно дыму от погребального костра, предвещая новые кошмары для ничего не подозревающего посёлка. Первые снежинки начали падать с неба, словно природа сама пыталась укрыть белым саваном то, что вот-вот должно было произойти…

***

"Страх имеет много глаз и видит вещи под разными углами." — Мигель де Сервантес.