
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Психология
AU
Hurt/Comfort
Ангст
Нецензурная лексика
Элементы романтики
ООС
Насилие
Смерть второстепенных персонажей
Жестокость
Упоминания насилия
Манипуляции
Психологическое насилие
Психопатия
Психические расстройства
Упоминания смертей
Месть
Сумасшествие
Фурри
Газлайтинг
Психологические пытки
Надежда
Людоеды
Зоофобии
Описание
Кирилл Фролов шагнул в кабинет, и время словно замерло. Тридцать пар глаз уставились на новенького, но лишь один взгляд заставил Кирилла насторожиться. Антон Петров, сидящий у стены, смотрел с любопытством.
Гениальный ум Кирилла, словно компьютер, начал обрабатывать информацию. Что-то здесь не так. Он, с умом Киётаки Аянокоджи, чувствовал: за фасадом обычной школы скрывается тайна. И ключ к ней — его загадочный одноклассник.
Примечания
В этой истории главный герой (ГГ) — Кирилл. Это мой первый фанфик. Если вы заметите какие-либо неточности, ошибки или что-то, что вас смутит или не устроит, пожалуйста, сообщите мне. Я понимаю, что могу допускать ошибки, так как у меня еще не очень много опыта в написании.
Посвящение
Я очень благодарен _Kingsman_ за вдохновение, которое он мне дал для создания этой работы. Если вы читали The Dark Game of Kings, то я уверяю вас, что моя работа будет существенно отличаться от сюжета этого произведения.
Глава 35. Кто я на самом деле?
28 декабря 2024, 11:00
***
Время: 7:20.Место: Дом Полины.
(Pov от 3 лица.)
Морозное зимнее утро медленно расправляло свои хрустальные крылья над дремлющим посёлком, где безмятежная тишина властвовала безраздельно. Первые робкие лучи солнца, словно острые золотые иглы, пронзали плотную серебристую пелену облаков, окрашивая девственно-чистый снег в нежно-розовые тона. Воздух был настолько чист и прозрачен, что, казалось, мог зазвенеть от малейшего прикосновения. В этот предрассветный час улицы казались застывшими во времени, и только цепочка свежих следов на искрящемся снежном покрывале выдавала присутствие одинокого путника. Алиса неторопливо ступала по заснеженной дороге, её шаги были подобны мягким прикосновениям кисти художника к холсту утренней тишины. Загадочная лисья маска на её лице придавала девушке сходство с персонажем волшебной сказки. Она грациозно лавировала между заснеженными домами, направляясь к жилищу Морозовой Полины, и каждый новый поворот приближал её к разгадке этого таинственного приглашения. Наконец, преодолев очередной поворот между домами, украшенными причудливыми снежными шапками, она увидела нужный дом — старинное здание с резными наличниками, утопающими в белоснежном убранстве. Девушка замерла, вглядываясь в пространство вокруг в поисках Саши, но безмолвная пустота была её единственным компаньоном. «Неужели я настолько рано?» — промелькнула игривая мысль в её голове, сопровождаемая лёгкой усмешкой. — «Хих, и что это со мной? С каких пор я стала такой доверчивой к таинственным незнакомцам? Даже время встречи не обговорили… Должно быть, он ещё нежится в объятиях Морфея.» Лисья маска на её лице, покрытая тонкой вуалью инея, словно ожила, отражая озорное настроение своей хозяйки. Не обнаружив ни души вокруг, Алиса развернулась с грациозностью танцовщицы и сделала несколько осторожных шагов обратно. «Хих, во что же я ввязалась? Нужно поспешить домой, пока моё маленькое приключение осталось незамеченным.» — Но судьба распорядилась иначе — внезапно тишину разрезал бодрый, полный энтузиазма голос: — «Эй, Алиса! Я здесь!» От неожиданности девушка вздрогнула, будто пойманная врасплох лисица, и обернулась. Перед ней, словно яркое пятно на белоснежном холсте зимнего утра, стоял Саша в огненно-красной куртке, его приветственный жест и искренняя улыбка излучали тепло, способное растопить любой лёд. — «Представляешь, я уже несколько часов как часовой на посту! Думал, ты решила оставить меня замерзать в одиночестве!» — воскликнул он с добродушным смехом, от которого в морозном воздухе закружились облачка пара. Заинтригованная таким неожиданным поворотом событий, Алиса приблизилась к нему, каждый её шаг был наполнен грацией хищника, изучающего добычу. Поравнявшись с Сашей, она мелодично произнесла: — «Хи-хи, ты оказался куда занятнее, чем я могла предположить. Несколько часов на морозе — это очень впечатляющее посвящение!» Саша шумно выдохнул, создав в воздухе новое облачко пара, и признался с очаровательным смущением: — «Ещё бы! Вчера я был настолько взволнован, что совершенно забыл назначить время встречи… Вот и решил подстраховаться, чтобы точно не пропустить твой приход.» Алиса неожиданно сократила дистанцию между ними, её глаза за прорезями маски буквально впились в его лицо, изучая каждую чёрточку. Саша залился румянцем, который уже нельзя было списать только на мороз, но мужественно выдержал этот пронизывающий взгляд. Отстранившись, она промурлыкала: — «Хм-м, любопытно, любопытно, Са-ша… Так кто же ты на самом деле?» — Её поведение в точности копировало повадки игривой лисицы, забавляющейся с заинтересовавшей её добычей. Саша заметно смутился от столь прямолинейного вопроса и, машинально потянувшись рукой к затылку, начал неуверенно: — «Видишь ли…» Но его объяснению не суждено было прозвучать — его прервал новый голос, прорезавший морозный воздух: — «Он мой двоюродный брат по отцовской линии.» Алиса молниеносно перевела взгляд за угол дома Полины, где из утренней дымки появилась фигура Кирилла. Его лицо, как всегда, напоминало непроницаемую маску, когда он продолжил своим характерным бесстрастным тоном: — «Я связался с ним и попросил о содействии нам… Алиса.» При виде знакомого лица глаза девушки за маской озорно сверкнули, и она моментально преобразилась, словно искра, превратившаяся в пламя: — «Кирюшенька! Какой приятный сюрприз! Хи-хи-хи, теперь картинка складывается — значит, ты посвятил его в наши маленькие се-кре-ты?» Кирилл приблизился к собравшимся, его шаги оставляли чёткие следы на девственно-чистом снегу, похожие на печати древних свитков. Морозный воздух, казалось, уплотнился вокруг него, создавая ореол таинственности. Его взгляд остановился на Саше, когда он произнёс с той особой интонацией: — «Нет. Я ему ничего не говорил — он сам обо всём разузнал.» Алиса словно два янтаря на солнце, подалась вперёд всем телом, как хищница перед прыжком. Её голос, обычно игривый и мелодичный, дрожал от изумления и недоверия: — «Как такое вообще возможно? Он не видел ни меня, ни хозяина, не был свидетелем наших действий, и всё равно разгадал наши тайны? Это же просто за гранью возможного, Кирюшенька! Ведь он каким-то непостижимым образом проник даже в самые сокровенные замыслы хозяина!» Кирилл медленно, с какой-то особой грацией хищника, перевёл взгляд с брата на Алису. Его глаза отражали странную смесь уверенности и затаённого триумфа: — «Он не просто человек, Алиса. Его дедуктивные способности — это нечто исключительное, выходящее за рамки обычного человеческого восприятия. Но я призвал его на помощь не только из-за этого уникального дара — у меня созрел план, способный навсегда разорвать цепи, которыми твой хозяин опутал всех вас. Этой ночью мы положим конец его властвованию.» Алиса застыла, словно прекрасная ледяная скульптура в зимнем саду. Её мысли, подобно снежным вихрям, кружились в голове, сталкиваясь и переплетаясь между собой. Два потрясающих открытия — сверхъестественная проницательность Саши и существование какого-то таинственного плана Кирилла — заставили её замереть в оцепенении, не зная, какую загадку пытаться разгадать первой. Саша, заметив её смятение, мягко вступил в разговор, его голос был подобен тёплому ветру, растапливающему лёд: — «Алиса, помнишь моё обещание? Я говорил, что найду способ помочь тебе. И вот теперь…» Девушка перевела взгляд на него, заворожённая его уверенностью, и Саша, словно художник, рисующий картину в морозном воздухе, начал своё объяснение: — «После того, как Кирилл поделился со мной дополнительной информацией о вашем… особом сообществе, я сумел выявить несколько критических моментов. Во-первых, система контроля сознания через маски, которую использует ваш хозяин, имеет ряд существенных уязвимостей. Первая из них, блестяще обнаруженная Кириллом — необходимость абсолютного, непрерывного контакта маски с лицом носителя. Вторая — контроль над сознанием не является абсолютным, что прекрасно демонстрирует случай с Ваней, сумевшим разорвать ментальные оковы…» Его рука, до этого плавно двигавшаяся в воздухе, замерла, словно пойманная морозом, и он поднял три пальца, будто возвещая важнейшее откровение: — «И третий, возможно, самый главный аспект — существование строгих ограничений по применению силы масок, напрямую зависящих от физических и ментальных способностей носителя.» — «Что?» — недоумённо спросила Алиса, её голова склонилась набок с грацией любопытной лисицы, изучающей нечто необычное. Кирилл, сохраняя свою фирменную невозмутимость, подобную замёрзшему озеру, пояснил: — «Саша обнаружил, что потенциал каждой маски раскрывается в прямой зависимости от физических данных человека, который становится её носителем. Это словно ключ, который должен идеально подходить к замку.» — «Но откуда такая уверенность в этой теории?» — в голосе Алисы звенело искреннее любопытство, смешанное с нотками восхищения и настороженности. Саша, воодушевлённый её неподдельным интересом, начал раскрывать свою теорию с энтузиазмом учёного, делающего революционное открытие: — «Детальное описание твоих… соратников, предоставленное Кириллом, позволило мне обнаружить поразительную закономерность. Ты, Алиса, являясь носительницей маски лисы, обладаешь изящным, хрупким телосложением — это даёт тебе неоспоримое преимущество в скорости и ловкости, но естественным образом ограничивает физическую силу. Носитель маски медведя, напротив, обладает внушительным телосложением — отсюда его превосходство в грубой силе, но ограниченность в акробатических способностях. Носители масок совы и волка, имея средние физические параметры, различаются лишь в специфических способностях своих масок, но их базовые физические показатели находятся примерно на одном уровне.» Он сделал драматическую паузу, словно дирижёр перед кульминацией симфонии: — «Но именно случай Вани в маске ворона стал ключом к разгадке всей системы.» Саша выбросил вперёд правую руку с раскрытой ладонью, словно выпуская на волю важнейшее откровение: — «По всем законам логики, его способности должны были находиться в том же диапазоне, что и у носителя маски совы, отличаясь лишь дополнительными возможностями полёта и наличием когтей.» Вытянув левую руку, он продолжил с растущим воодушевлением: — «Однако реальность оказалась совершенно иной — он превзошёл медведя в силе и затмил тебя в скорости. И всё это благодаря его исключительной физической форме. Способности его маски раскрылись в такой полноте, которой никто из вас ещё не достигал, позволив принять и использовать больше силы, что сделало его быстрее молнии и сильнее урагана. Он оказался идеальным носителем для этой маски, словно она была создана специально для него, и, что ещё более важно, стал первым, кто смог самостоятельно разорвать ментальные цепи вашего… нелюбимого хозяина.» Алиса демонстративно скрестила руки на груди, её поза излучала смесь раздражения и затаённого веселья. Резким, но грациозным движением она повернула голову, заставив маску загадочно блеснуть в рассеянном утреннем свете. — «Хм… Да щас превзошёл он меня в скорости, ага,» — в её мелодичном голосе переплетались нотки иронии и притворного возмущения. — «Я просто была не готова,» — добавила она с едва уловимым оттенком обиды в голосе. Саша, переминаясь с ноги на ногу на хрустящем снегу, создавал своими движениями причудливую зимнюю симфонию. Его тёплый, располагающий голос, подобно горячему чаю в морозный день, растопил напряжённую атмосферу: — «Это я так же учитывал,» — произнёс он с нескрываемой доброжелательностью. — «Кирилл очень детально описал тот момент, и я так же знаю о твоих нечеловеческих способностях,» — в его словах сквозило искреннее восхищение. Лисья маска Алисы едва заметно дрогнула, и даже сквозь неё можно было почувствовать озорную улыбку, играющую на её губах. — «Хм? И что же ты понял по его рассказам?» — промурлыкала она с неприкрытым любопытством, склонив голову набок, словно настоящая лиса, заприметившая добычу. Саша уже приоткрыл рот, готовясь поделиться своими наблюдениями, но Кирилл решительно выставил руку перед ним, словно опускающийся занавес в театре: — «Ничего интересного, Алиса,» — его голос звучал ровно и безэмоционально, как замёрзшая река. — «Так же я хотел бы узнать, в каком сейчас состоянии находится Иван?» Алиса, словно хищник, изучающий добычу, впилась взглядом в лицо Кирилла, пытаясь пробиться сквозь его непроницаемую маску спокойствия. Встретив лишь холодное безразличие и полное самообладание, она медленно опустила руки, издав театральный вздох: — «Эх. В порядке наш воронёнок, но летать пока не может,» — в её голосе промелькнула искренняя забота. Глаза за маской вспыхнули загадочным блеском, и она игриво наклонила голову: — «Кстати, Кирюша…» С грацией дикой лисы, почти неуловимым для человеческого глаза движением, она оказалась за спиной Кирилла. Её голос, мягкий и вкрадчивый, словно шёлк, скользнул по морозному воздуху: — «Может перейдём к плану? Мне вот интересно, как ты поступишь, зная, что теперь мой зайчик так же с хозяином.» — В её словах таилась смесь игривости и скрытой угрозы. Кирилл обернулся, и Алиса, повинуясь какому-то первобытному инстинкту, отступила на шаг, словно танцуя некий древний танец. — «Мы уже приступили к его обсуждению,» — проговорил он с холодной методичностью, — «и так как Антона всё-таки забрали, теперь неизвестно, чего можно ожидать от вашего хозяина.» Саша, подобно солнечному лучу, прорвавшемуся сквозь зимние тучи, внезапно расплылся в широкой, обезоруживающей улыбке: — «Не переживай, Алиса, у нас нету намерений устранить нашего друга!» — его искренность была почти осязаемой. Алиса метнула острый взгляд на улыбающегося Сашу, словно оценивая правдивость его слов: — «Хорошо, тогда, Кирюшенька, умудрись объяснить…» — Она вновь обратила свой пронзительный взгляд на Кирилла, её голос приобрёл стальные нотки. — «К чему было устраивать пожар в твоём доме?» Кирилл встретил её испытующий взгляд с непоколебимостью горной вершины: — «Пока раскрыть тебе всех деталей я не могу, но ты должна кое-что сделать.» — Каждое его слово падало в морозный воздух, как камень в глубокий колодец. Лисьи ушки на маске Алисы словно ожили, трепетно дрогнув от любопытства: — «Хм? И что же это?» — в её голосе смешались настороженность и неподдельный интерес. Кирилл, словно совершая некий ритуал, неторопливо расстегнул куртку и извлёк маску волка. Протягивая её Алисе, он произнёс с весомостью судьбоносного решения: — «Надень эту маску на Ивана и приведи его к трём часам на центральную площадь посёлка.» Алиса недоумённо уставилась на Кирилла, её поза выражала скептицизм: — «Хих, помочь воронёнку одно дело, но как ты себе представляешь, что девушка в маске лисы ведёт парня, который ещё считается пропавшим, к центру посёлка?» — В её голосе звучало неприкрытое сомнение. Саша, излучая оптимизм, словно маяк в штормовую ночь, поспешил вступиться: — «Алиса, ну так ты же спокойно можешь скрыться от наблюдателей с помощью своих способностей, а так же я верю, что у тебя это получится!» Его вера в неё была подобна тёплому солнечному лучу, пробивающемуся сквозь зимние облака. К своему изумлению, Алиса почувствовала, как предательский румянец смущения окрасил щёки под маской. Переведя взгляд на невозмутимого Кирилла, она ответила с напускной небрежностью: — «Хм, хорошо, я сделаю это, но ты, Ки-рю-ша, у меня в долгу.» — Каждый слог его имени она выделила с особой интонацией, словно раскладывая какой-то сложный пазл. Кирилл молча протянул ей маску, его жест был исполнен скрытого смысла: — «Хорошо.» Алиса приняла маску, и в следующий миг её силуэт растворился в морозном воздухе, словно утренний мираж. В тот момент, когда последние снежинки, потревоженные исчезновением Алисы, медленно оседали на промёрзшую землю, Саша, словно актёр, дождавшийся своего выхода на сцену, плавно приблизился к Кириллу. Его движения, выверенные и грациозные, напоминали хищника, изучающего свою территорию. — «Ну вот, брат, всё как ты и сказал — она теперь так же твой инструмент,» — произнёс он с той особой интонацией, которая бывает у шахматиста, восхищающегося красивой комбинацией. — «Но почему ты решил позвать меня? Ты и сам уже обо всём догадался, ведь наши способности к анализу на одинаковом уровне.» В его голосе сквозила неприкрытая заинтересованность учёного, столкнувшегося с необычным феноменом. Кирилл повернулся к нему с механической точностью часового механизма, его лицо оставалось непроницаемым: — «Хочу провести один эксперимент. Этот посёлок идеально подходит, и ты мне нужен для его реализации.» — Каждое слово падало в морозный воздух с тяжестью свинцовых капель, создавая почти осязаемое напряжение. Улыбка Саши расцвела на его лице подобно первому лучу солнца: — «Ясно, всё так же экспериментируешь с поведением людей?» — в его глазах мелькнул огонёк понимания. — «Как я и догадывался, эти странные существа уже перестали быть для тебя проблемой, но разве тебя не заинтересовало их существование? Это же новое открытие для мира, так почему решил избавиться от них вместо того, чтобы открыть миру?» Каждое его слово было пропитано искренним любопытством исследователя, столкнувшегося с неизведанным. Кирилл медленно отвёл взгляд, словно уходя в собственные мысли, его фигура начала движение по нетронутому снежному покрову, оставляя за собой цепочку глубоких следов, похожих на шрамы на белоснежной коже зимы: — «Они такие же люди, и единственное их отличие от нас с тобой — это цели,» — его голос звучал с холодной методичностью хирурга, препарирующего истину. — «Если их сила в неизвестных миру способностях, то наша сила — это умение использовать их способности, и ты сам так же, как и я, экспериментируешь, только вот наши способы отличаются.» Саша, подобно фокуснику, извлекающему кролика из шляпы, внезапно достал блокнот и начал стремительно делать записи. Его рука двигалась с точностью сейсмографа, фиксирующего малейшие колебания: — «Ха-ха-ха, не буду спорить, но я то всё чувствую в отличии от тебя,» — его смех прозвенел в морозном воздухе, как осколки битого стекла. Внезапная остановка Кирилла была подобна замершему маятнику — неестественная и тревожная. Его разворот к Саше заставил воздух между ними сгуститься от напряжения. Саша, не отрываясь от своих записей, продолжил с проницательностью опытного психолога: — «Тебе никогда не понять, что значит потерять любимого человека или любить его, но я то всё это понимаю, и именно поэтому ты до сих пор держишь общение со мной, я прав?» — Каждое слово падало между ними, как камни в глубокий колодец. Взгляд Кирилла, острый как лезвие хирургического скальпеля и холодный как арктический ветер, изучал лицо Саши с методичностью учёного, исследующего редкий образец под микроскопом. Затем, словно захлопывая тяжёлую книгу, он отвернулся и произнёс тоном, лишённым малейших эмоциональных оттенков: — «Это не имеет для меня значения, ты мне лишь удобен, так же как и все.» Саша, закончив свои каллиграфические записи, поднял глаза, в которых плескалось что-то похожее на сострадание: — «Тогда для чего ты приходил на кладбище той девушки?» Эти слова словно заморозили время вокруг Кирилла, превратив его в живую статую, высеченную из льда. Саша, заметив эту метаморфозу, продолжил с мягкостью опытного терапевта: — «Ты гадал, почему она так была к тебе привязана? Почему её интересовало всем, чем ты занимался? Почему она пыталась тебя подбодрить после смерти твоей мамы?» — каждый вопрос был подобен удару молота по ледяной стене. — «Хах, я могу тебе ответить почему.» Движение Кирилла к Саше было подобно атаке змеи — молниеносным и точным. Его голос, несмотря на внешнее спокойствие, вибрировал от скрытого напряжения: — «Так ответь. Почему я так ей был заинтересован?» Улыбка Саши, мягкая и понимающая, словно у мудреца, постигшего великую истину, освещала его лицо: — «Ты чувствовал привязанность к ней. Ей удалось посеять осадок в твой безэмоциональный мир, брат,» — его голос звучал с теплотой старшего брата, объясняющего простые истины. — «И ты, приходя к ней, пытался сбросить этот осадок. Хах, даже из дома ушёл лишь бы забыть.» Его тон изменился, став задумчивым, как у философа, созерцающего вечные вопросы: — «Но да ладно, ты скорее всего не поймёшь, про что я хочу тебе сказать, вот лучше ответь…» Глаза Саши, с их необычными полностью тёмными радужками, внезапно стали подобны чёрным дырам, затягивающим в себя свет: — «Почему ты никого не предупредил? Твой отец и так перенёс сильный стресс после похорон, так и ты ещё сильнее надавил на него. Почему решил именно сбежать?» Каждое слово било точно в цель, как стрела опытного лучника. Ответ Кирилла прозвучал с холодностью арктической пустыни: — «Я ему не сильно был интересен как сын, его интересовало лишь использовать меня для политических достижений и для увеличения его денежных средств. Как только я тут закончу свой эксперимент, я вернусь, но пока что он не будет для меня проблемой. И так же…» Движение Кирилла было подобно удару молнии — внезапным и неотвратимым. Его пальцы сжали воротник Саши с силой капкана, а занесённый кулак завис в воздухе подобно дамоклову мечу: — «Я надеюсь, ты не будешь для меня новой проблемой для достижения моей цели.» — В его голосе звучала не угроза, а холодная констатация факта, от которой воздух, казалось, начал кристаллизоваться. Руки Саши взметнулись вверх в примирительном жесте, словно крылья белого флага, но его улыбка осталась неизменной, как вечная мерзлота: — «Хах, конечно-конечно, даже в мыслях такого не было, брат. Мы же семья, как я могу предать собственного брата?» В его словах смешались мёд и яд, правда и ложь, создавая коктейль, способный одурманить даже самого проницательного собеседника. Пальцы Кирилла, побелевшие от мороза и внутреннего напряжения, всё ещё сжимали воротник Саши, смяв плотную ткань зимней куртки. Его взгляд, острый как лезвие ножа и холодный как окружающий их воздух, впивался в глаза собеседника, словно пытаясь проникнуть за маску показного дружелюбия, за которой таились истинные намерения. Наконец, Кирилл медленно разжал пальцы, каждое движение было преисполнено сдержанной силы и контроля. Его голос прозвучал подобно морозному воздуху — чистый, резкий и безжалостный: — «На этом и закончим наш разговор,» — каждое слово падало в пространство между ними подобно льдинкам. Саша сохранял на лице ту особую улыбку — мягкую, обезоруживающую, но не затрагивающую глаз, в которых таилось что-то тёмное и хищное. Когда Кирилл начал отворачиваться, воздух между ними словно сгустился от предвкушения — Саша готовился нанести свой удар. Его голос, обманчиво лёгкий и почти игривый, разрезал морозную тишину: — «Кстати, ты же не против, если я поиграю с твоей лисичкой?» Движение Кирилла замерло на полувздохе. Один глаз, видимый из-за плеча, блеснул опасным огнём, но Саша, казалось, упивался этим моментом. — «Она довольно интересная личность, пусть и предсказуемая,» — он растягивал слова, словно пробуя их на вкус. — «Как загадка, которую ещё не получилось разгадать. Такая… неприступная на первый взгляд, но в то же время такая уязвимая,» — его губы изогнулись в почти хищной усмешке. — «И ты не возражаешь, если я, так сказать, позаимствую её у тебя… брат?» Последнее слово сочилось ядом, каждый слог был пропитан скрытой насмешкой. Морозный воздух, казалось, сгустился между ними. Кирилл медленно развернулся обратно, его движения были исполнены смертоносной грации. Когда он заговорил, его голос был подобен острию ледяного кинжала: — «Делай что хочешь,» — каждое слово падало в пространство между ними как камень в глубокий колодец, — «но даже не думай строить планы против меня. Надеюсь, ты же не забыл, что твой отец обещал сделать, если я выполню одно его поручение?» По лицу Саши пробежала тень, словно тёмное облако заслонило солнце. Улыбка исказилась, превратившись на мгновение в гримасу плохо скрываемой ярости и страха. — «Тц… Как тут такое забудешь…» — его голос дрогнул, прежде чем вновь обрести стальные нотки. — «Хорошо, но мы ещё не закончили.» Кирилл не стал отвечать. Его шаги, тяжёлые и размеренные, отпечатывались в снегу, каждый след был подобен печати, скрепляющей невысказанный договор. Его фигура постепенно растворялась в утренней дымке, исчезая за углом домов, оставляя после себя лишь цепочку следов и густое облако недосказанности, повисшее в морозном воздухе раннего утра…***
Время: 7:50.Место: Дом Антона.
(Pov от 3 лица.)
Шаг… И снова шаг… По растрескавшемуся деревянному полу медленно и размеренно двигалась одинокая фигура, словно призрак, заблудившийся между мирами живых и мёртвых. Старые половицы стонали под его ногами, будто оплакивая что-то безвозвратно утерянное. В предрассветных сумерках его силуэт казался размытым, нечётким, как будто сотканным из обрывков ночных кошмаров. Проходя мимо кухни, он застыл, словно наткнувшись на невидимую стену. В мертвенном свете зимнего утра открывалась картина вчерашнего хаоса: бутылки, словно павшие солдаты после битвы, были разбросаны по всей комнате. Некоторые лежали на боку, другие стояли, гордо демонстрируя свою пустоту, а третьи были разбиты, усыпая пол острыми осколками, в которых отражался тусклый свет. Его взгляд, тяжёлый как свинец, медленно переместился к старой дубовой тумбочке, где в потёртой рамке стояла фотография. На пожелтевшем от времени снимке была запечатлена семья: женщина с глазами, полными надежды и любви, статный мужчина с уверенной улыбкой и двое детей, чьи лица светились беззаботным счастьем. Картина идеальной семьи, застывшая во времени. Но стоило ему моргнуть, как реальность безжалостно вторглась в этот момент — фотография оказалась разорванной, словно кто-то в приступе неконтролируемой ярости растерзал саму память о том счастливом времени. «Странно,» — эта мысль прозвучала в его голове подобно удару колокола в пустой церкви. Он медленно отвернулся, чувствуя, как внутри растёт что-то тёмное и тяжёлое, и продолжил свой путь по коридору. Каждый его шаг был преднамеренно медленным, словно он шёл по тонкому льду своих воспоминаний, боясь провалиться в бездну под ним. Наконец, он достиг той самой комнаты — места, где каждый сантиметр пространства был пропитан болью и предательством. Остановившись перед дверью, он замер, собираясь с силами, а затем медленно толкнул её. Петли протяжно заскрипели, словно пытаясь предупредить спящих внутри. Спёртый воздух комнаты ударил в нос — удушающая симфония запахов: кислый перегар, приторно-сладкие незнакомые духи и горький аромат остывшего кофе сливались в тошнотворный коктейль. Комната напоминала поле битвы после жестокого сражения: измятое одеяло на кровати извивалось подобно раненой змее, одежда была разбросана как павшие знамёна, а опрокинутый стул у окна застыл немым свидетелем ночного безумия. Лунный свет, пробивающийся сквозь грязные стёкла, создавал причудливые тени, которые, казалось, насмехались над происходящим. На кровати, свернувшись калачиком, лежала женщина — та самая, с фотографии, но время и жизнь стёрли с её лица то светлое счастье, оставив лишь глубокие морщины усталости и горечи. Рядом с ней, развалившись на подушках, храпел незнакомец. Вернее, не совсем незнакомый — где-то в глубинах подсознания пульсировало болезненное узнавание, как заноза, которую невозможно вытащить. Это знание отзывалось внутри тупой болью, словно старая рана, которая никак не хочет заживать. Когда он попытался отступить назад, предательская половица издала пронзительный скрип, разрывая тишину подобно выстрелу. Женщина вздрогнула и медленно открыла глаза, затуманенные алкоголем и сном. Её взгляд, поначалу расфокусированный, постепенно обрёл ясность, когда она всмотрелась в темноту. — «Антон?» — её голос, хриплый от сна и виски, дрожал как осенний лист на ветру. — «Ты… ты действительно вернулся?» Она подавила зевок и продолжила, с растущим беспокойством в голосе: — «И… что это за маска на тебе? Почему… почему ты так странно выглядишь?» Он застыл, словно статуя, высеченная из чёрного льда. Её голос вызвал внутри целую бурю эмоций: отвращение смешивалось с болью, ярость с жалостью. Но когда он заговорил, его голос был спокоен, как поверхность замёрзшего озера: — «Здравствуй, мам. Я пришёл поговорить, но… я вижу, ты… занята другими делами.» Она судорожно оглянулась на храпящего рядом мужчину, и её лицо исказилось гримасой стыда и раскаяния. Снова посмотрев на сына, она заговорила дрожащим голосом, в котором слышалась мольба: — «Сынок, прости меня, пожалуйста.» Женщина неуверенно поднялась с кровати, пошатываясь, подошла к нему и обвила руками его плечи. Горячие слёзы покатились по её щекам, капая на его одежду. — «Прости, прости, прости… Я… Я совершила непростительную ошибку… Умоляю, прости свою глупую мать.» Он позволил ей этот момент близости, но затем мягко, но решительно отстранил её руки, словно снимая с себя тяжёлые цепи. — «Тише, мам… Присядь… отдохни и выслушай то, что я должен сказать.» Она удивлённо посмотрела на него покрасневшими от слёз глазами, но послушно опустилась на край кровати, как провинившийся ребёнок. Он продолжил, и его голос звучал с пугающей размеренностью: — «Знаешь, а ведь я терпел… Терпел все ваши бесконечные войны с отцом, каждый крик, каждую битву посуды… Я изо всех сил старался быть тем сыном, которым вы могли бы гордиться… Я заботился о младшей сестре, когда вы были слишком заняты своими ссорами. Я учился лучше всех в классе, приносил домой только отличные оценки. Я сделал всё, абсолютно всё, чтобы ты могла быть счастлива, мам, но…» — «Нет, Антон, постой!» — перебила она его, почти крича, её голос срывался от отчаяния. — «Я действительно горжусь тобой, ты мой самый лучший сын! Но твой отец… он…» Он резко прижал палец к её губам, и его голос стал острым как лезвие: — «Мам… Замолчи. Просто замолчи.» Женщина застыла, внезапно ощутив волну первобытного страха перед собственным ребёнком. В его присутствии появилось что-то чужое, что-то тёмное и опасное, как будто перед ней стоял не её сын, а кто-то другой, кто просто носил его… Лицо. — «Мы начали новую жизнь в этом доме,» — продолжил он задумчиво, словно размышляя вслух, — «и я всё время задавался вопросом: почему же мы не можем быть счастливы, как прежде? Да, это не тот роскошный дом в городе, да, это совсем другая жизнь, но… Неужели вам этого действительно недостаточно? Вам, двум якобы любящим родителям с детьми, разве мало того, что мы всё ещё рядом с вами, что мы всё ещё пытаемся быть семьёй?» Его голос начал меняться, приобретая жуткие, неестественные нотки: — «Хах… Ха-ха-ха-ха, нет-нет.» Медленно поднеся дрожащую руку к маске, он разразился демоническим хохотом, который, отражаясь от стен спящего дома, звучал как смех самого безумия. Этот звук, казалось, пробудил в доме что-то древнее и страшное, что долго ждало своего часа в тенях. — «Так забавно, ха-ха-ха, вам…» — его смех, похожий на треск ломающегося льда, разрезал тишину комнаты. — «Пха-ха-ха…» — каждый звук его хохота отдавался эхом, словно удары молотка по гробовым доскам. — «Вам, людям, всегда всё мало.» — В его голосе смешались яд презрения и горечь разочарования, создавая тошнотворную симфонию эмоций. — «Ты даже не ценила то, что имела, мам. Скажи,» — он склонил голову набок, как любопытная птица, изучающая свою жертву, — «ты хоть раз спросила меня, когда мы сюда переехали: 'Антон, как твои дела в школе? ' Или может быть: 'Антон, как прошёл твой день сегодня? ' Ха-ха-ха, я тебе отвечу, мам…» Она смотрела на него глазами, полными первобытного ужаса, её побелевшие губы дрожали как осиновые листья на ветру: — «Сынок…» Это слово вырвалось из её груди подобно последнему вздоху умирающего. Но он словно находился в другом измерении, погружённый в пучину своего личного безумия. — «Ни разу,» — каждое слово падало как удар хлыста, оставляя невидимые шрамы на её душе. — «Я лишь слышал бесконечное: 'Иди пригляди за сестрёнкой', 'Иди успокой её', 'Иди уберись по дому', 'Не мешайся под ногами'. Словно я был не сыном, а безмолвной тенью, слугой в собственном доме.» Его голос на мгновение дрогнул, но тут же вновь обрёл жуткую певучесть. — «Но ладно, ладно, мам… Мы ведь можем всё исправить, верно?» Он приблизился к ней плавными, неестественными движениями, словно марионетка в руках невидимого кукловода. Маска зайчика в полумраке казалась живой, её улыбка искажалась и менялась, как отражение в кривом зеркале. Наклонившись так близко, что она могла чувствовать холод, исходящий от него, он прошептал с притворной нежностью: — «Мы ведь можем начать всё заново? Папа приедет обратно, и мы все вместе просто прогуляемся, как раньше, помнишь? Как тогда, в парке, когда мы кормили уток, и Оля смеялась так звонко… Ты же хочешь вновь стать счастливой?» Дрожь пробежала по её телу, словно электрический разряд. Её голос, надломленный страхом, едва пробивался сквозь сжатое спазмом горло: — «А-антон, ты меня пугаешь… Ты не такой…» Он отступил назад, каждый его шаг отдавался глухим стуком в тишине комнаты. В тусклом свете занимающегося утра его детская маска зайчика претерпела чудовищную метаморфозу — милая улыбка превратилась в оскал, а глазные прорези словно наполнились тьмой. — «Мы счастливая семья, правда?» — в его голосе звучала безумная радость. — «Ты, я, папа и Оля… Наша маленькая идеальная семья.» Он медленно протянул руку, бледную как у утопленника: — «Возьми меня за руку, мам, и всё будет так же, как и раньше. Мы вернёмся в то время, когда были счастливы. Когда ты любила нас всех.» Её грудь вздымалась от тяжёлого, прерывистого дыхания, взгляд был прикован к протянутой руке, словно кролик, загипнотизированный змеёй. Медленно, будто во власти какого-то жуткого кошмара, она потянулась к нему… Но когда её рука приблизилась, реальность исказилась — она в ужасе увидела, что её пальцы покрыты густой, почти чёрной в полумраке кровью, которая медленно стекала по запястью. — «Что такое, мам? Что-то случилось?» — его голос сочился притворной заботой, как мёд, смешанный с ядом. — «Ты выглядишь встревоженной. Может быть, тебя что-то беспокоит?» Её дыхание превратилось в судорожные всхлипы, паника нарастала подобно приливной волне. Взглянув на свои руки, она увидела, что они обе залиты кровью, которая, казалось, пульсировала в такт с её сердцебиением. Медленно, словно в кошмарном сне, она повернула голову и застыла, парализованная ужасом — на полу лежало растерзанное тело маленького зайчика, его внутренности были вывернуты наружу в отвратительном танце смерти. Белый мех был пропитан кровью, создавая жуткий узор на деревянном полу. Он приблизился бесшумно, как тень, его шёпот был подобен шелесту мёртвых листьев на кладбище: — «Что-то не так, мамочка? Видишь то, что сделала своими собственными руками? Видишь, как красиво? Почти как та картина, что мы видели в музее, помнишь? Ты ещё сказала, что это слишком мрачно для детей…» Её крик, полный первобытного ужаса, разорвал предрассветную тишину подобно раскату грома. Она в истерике пыталась стереть несуществующую кровь со своих рук, но чем больше она тёрла, тем сильнее, казалось, кровь впитывалась в её кожу, проникая всё глубже и глубже. Мужчина рядом вскочил, вырванный из сна её душераздирающим воплем. — «Карина, что случилось?!» — он бросился к ней, пытаясь удержать её трясущиеся руки, которые она раздирала ногтями до красных полос. — «Успокойся, пожалуйста! Что ты видишь?» Она посмотрела на него глазами, полными безумия и отчаяния: — «А-антон пришёл и… И…» Слова застревали в горле, превращаясь в бессвязный шёпот. — «Он здесь… Он здесь… Кровь… Везде кровь…» Мужчина лихорадочно осмотрелся по сторонам, его взгляд метался по углам пустой комнаты, пытаясь найти источник её ужаса: — «Карин, тут никого нету. Клянусь тебе, мы здесь одни.» Она резко обернулась — комната действительно была пуста, только тени продолжали свой причудливый танец на стенах. Взглянув на свои руки, она с изумлением и облегчением обнаружила, что они чисты — никаких следов крови, словно всё это было лишь игрой её измученного разума. Мужчина крепко обнял её дрожащее тело, пытаясь защитить от невидимых демонов: — «Не переживай, милая, он найдётся, я лично начну поиски. Мы его обязательно найдём.» Она застыла в его объятиях, словно ледяная статуя. Её взгляд, словно притягиваемый невидимой силой, медленно переместился к тёмному дверному проёму. Там, на потёртом деревянном полу, лежала маленькая красная резинка для волос — точно такая же, какую всегда носила Оля. В бледном свете зимнего утра она казалась застывшей каплей свежей крови, безмолвным свидетелем ужасов этой ночи. Где-то в глубине дома скрипнула половица, словно кто-то невидимый сделал ещё один шаг…***
Новогодний бонус!
Потрескивающий камин наполнял пространство не только теплом, но и особой магией момента — причудливые тени от пламени плясали по стенам, создавая почти мистическую атмосферу. На массивном дубовом столе, покрытом винтажной скатертью с витиеватым узором, лежала книга в кожаном переплёте, вокруг которой собрались весьма колоритные персонажи. Алиса решительно впилась тонким пальцем в страницу книги. Её глаза вспыхнули, подобно двум звёздам, а голос, пропитанный ядовитым возмущением, разрезал уютную тишину комнаты: — «Эй, почему меня так мало! Читатели жаждут видеть меня чаще! Или ты думаешь, что можешь вот так запросто задвинуть меня на второй план?» — последние слова она практически прошипела, словно разъярённая кошка. Автор, нервно проведя рукой по своим непослушным волосам, которые теперь торчали во все стороны, словно иголки у встревоженного ежа, попытался восстановить порядок. Его голос звучал одновременно устало и умоляюще: — «Да ради всего святого, потерпи ты! Здесь нужна особая атмосфера, понимаешь? Ат-мо-сфе-ра! Это как хороший коньяк — его нельзя пить залпом, им нужно наслаждаться!» Не успели эти слова раствориться в воздухе, как Иван молниеносным движением выхватил книгу. Его раскатистый смех, подобный грому среди ясного неба, заполнил всё пространство: — «Ха-ха-ха, атмосфера, говоришь? Сейчас я тебе покажу настоящую атмосферу! Гони сюда свою волшебную ручку, сейчас мы устроим настоящий литературный переворот!» Кирилл стоявший поодаль, словно наблюдатель за шахматной партией, произнёс своим бархатным баритоном: — «Может, всё-таки дадим автору закончить его мысль? Или вам так не терпится испортить собственную историю? Подумайте, ведь каждый персонаж появляется именно тогда, когда это необходимо повествованию.» Внезапно Алиса, подобно грациозной лисе, метнулась к книге. Она попыталась выхватить фолиант из рук Ивана. Между ними завязалась настоящая битва за обладание книгой, напоминающая танец двух враждующих стихий. — «А ну отдай немедленно, несносный воронёнок!» — прорычала Алиса, сверкая глазами. — «Или ты забыл, как я могу пустить в ход свои коготки? Поверь, на этот раз я не буду такой милосердной!» Иван растянул губы в хищной усмешке, а в его глазах заплясали черти: — «О, неужели? Попробуй, лиса! Или память отшибло, как ты в гараже блохастой была? Может, повторим тот забавный эпизод?» Антон поспешно подбежал к ним, его очки в тонкой оправе поблёскивали в свете камина. Нервно поправляя их, он попытался образумить спорщиков: — «Господи, да прекратите же! Вы же сейчас уничтожите единственный экземпляр! Это же не просто книга, это наша история!» — «Да плевать!» — беззаботно выкрикнул Иван, не ослабляя хватки. — «Наш гениальный творец новую накатает! Правда ведь, о великий создатель?» В этот момент Саша материализовался рядом с Иваном. Положив свою руку ему на плечо, он произнёс с хитрой усмешкой: — «А что, если не напишет? Что тогда будешь делать, горе-критик? Может, остынешь немного, Ванька, а то смотри, как бы твой персонаж внезапно не превратился в розового единорога, ха-ха-ха!» Иван издал раздражённый звук, похожий на шипение рассерженной змеи, но книгу всё же отпустил, процедив сквозь зубы: — «Ладно-ладно, чёрт с вами. Только попробуй забыть про меня, писака недоделанный.» Автор, получив назад свою многострадальную книгу, с видимым облегчением провёл ладонью по лицу, стирая капельки пота: — «Да успокойтесь вы наконец! Может быть, если перестанете устраивать цирк, я смогу написать про всех вас что-нибудь действительно стоящее.» Словно материализовавшись из сгустившихся теней, Полина и Катя синхронно положили свои изящные руки ему на спину. Их голоса слились в мелодичный дуэт: — «И про нас не забудь, дорогой. Мы тоже хотим блистать на страницах твоего шедевра!» Автор подпрыгнул от неожиданности, едва не выронив многострадальную книгу: — «Господи боже! Да помню я про всех, хватит уже меня пугать до инфаркта! Лучше идите, поздравьте наших верных читателей с наступающим. И ради всего святого, дайте же мне наконец писать!» Первым вышел вперёд Саша, его улыбка, подобная восходящему солнцу, моментально согрела атмосферу в комнате: — «Дорогие наши читатели! От всего сердца поздравляю вас с наступающим новым годом! Пусть каждый день приносит вам радость, а улыбка никогда не сходит с ваших лиц. Помните — позитивный настрой творит чудеса!» Следом выступил Кирилл, его голос звучал словно тихая мелодия спокойствия и мудрости: — «Примите мои искренние пожелания терпения и внутренней силы. Не переставайте учиться и развиваться, открывайте новые горизонты и не бойтесь становиться той личностью, о которой вы мечтаете. Ваш путь — это ваша уникальная история.» Затем, картинно оттолкнувшись от стены, вышел Иван. Его фирменный оскал и дерзкий взгляд придавали словам особую харизму: — «Ну что, дорогие наши, не надоело ещё читать весь этот бред? Ха-ха-ха! Раз до сих пор здесь — значит, наш автор что-то да умеет! Запомните одно — никогда не будьте послушными овечками и всегда идите к своей цели, сметая все преграды!» После пламенной речи Ивана, пронизанной его неповторимым задором и дерзостью, в комнате повисла выразительная пауза. Языки пламени в камине продолжали свой завораживающий танец, отбрасывая причудливые тени на стены, украшенные старинными гобеленами с выцветшими, но всё ещё различимыми узорами. Антон, собравшись с духом, сделал несколько неуверенных шагов вперёд. Его очки в тонкой серебристой оправе слегка запотели от жара камина, создавая вокруг его глаз лёгкую дымку таинственности. Нервно теребя рукав своего свитера и поправляя очки характерным, только ему присущим движением — большим и указательным пальцами за дужку — он наконец произнёс: — «Ну…» — его голос, поначалу тихий и неуверенный, постепенно набирал силу, словно весенний ручей, пробивающийся сквозь последний лёд. — «Желаю вам всем найти те самые, необходимые именно вам силы, чтобы двигаться дальше. И прошу, никогда, слышите, никогда не сдавайтесь! Боритесь за то, что вам действительно дорого, до последнего вздоха, до самого конца!» Иван, который всё это время подпирал стену возле камина, оттолкнулся от неё с грацией хищника и, расплывшись в своей фирменной ухмылке с размаху хлопнул Антона по спине. От этого дружеского, но слишком энергичного жеста очки Антона опасно съехали на кончик носа: — «Хах, а недурно завернул, очкарик! Прямо проняло до мурашек!» — он театрально приложил руку к сердцу. — «Только вот где были все эти высокопарные речи и силы, когда ты… ай-ай-ай!» Последнее восклицание вырвалось у него совершенно неожиданно, когда Полина, словно материализовавшись из теней комнаты, с кошачьей грацией и молниеносной скоростью ухватила его за ухо. Её изящные пальцы, способные извлекать божественные звуки из скрипки, сейчас демонстрировали удивительную хватку. В её глазах плясали озорные искорки, а голос звучал одновременно строго и игриво: — «Прекращай свои бесцельные подстрекания, неугомонный провокатор! Дай людям сказать важные слова, и не мешай своими вечными колкостями!» Иван, извернувшись как угорь, всё же сумел освободиться из цепкой хватки Полины. Потирая покрасневшее ухо, он отступил к камину, где языки пламени словно приветствовали своего собрата по непоседливости и страсти к разрушению спокойствия: — «Ладно-ладно, мир, капитуляция!» — проворчал он, поднимая руки в шутливом жесте поражения. — «Спокойно, говорите-говорите. Я буду тише воды, ниже травы… ну, по крайней мере, постараюсь,» — последние слова он произнёс с той особой интонацией, которая явно намекала, что никаких стараний прилагать он не собирается. Настал черёд Полины и Кати. Они вышли вперёд, словно две противоположные стихии в человеческом обличье. Полина грациозно поправила прядь своих чёрных волос и её голос, мелодичный и чистый, словно звон хрустального колокольчика, наполнил пространство комнаты: — «Дорогие читатели,» — начала она, и каждое её слово словно расцветало в воздухе подобно невидимому цветку. — «Я от всего сердца, от самых глубин души поздравляю вас и желаю вам обрести то самое, неповторимое счастье, о котором вы мечтаете. Найдите свою уникальную мелодию в этой удивительной симфонии жизни, и пусть она ведёт вас, словно путеводная звезда, до самого конца вашего захватывающего приключения!» Катя, закатив глаза так выразительно, что это можно было бы считать отдельным видом искусства, не смогла, однако, сдержать лёгкую улыбку, придавшую её обычно дерзкому лицу неожиданно мягкое выражение: — «Хах, ну конечно, наша скрипачка только и может, что про мелодии разглагольствовать!» — она развернулась к невидимой аудитории, и её взгляд, обычно острый как лезвие, стал неожиданно серьёзным и пронзительным. — «А я вам вот что скажу, без этих музыкальных метафор — никогда, слышите, никогда не ставьте себя ниже других! Вы не просто люди, вы личности, чёрт возьми! Каждый из вас способен достичь таких высот, о которых другие только мечтают в своих самых смелых фантазиях. А всё, что говорят разные недоброжелатели — это просто бредни слабаков, которые сами боятся попробовать что-то новое!» После выступлений Полины и Кати, воздух в комнате, казалось, всё ещё вибрировал от силы их слов. Из уютного полумрака, где причудливые тени от камина играли на старинных обоях, выступили две колоритные фигуры — Рома с Бяшей. Рома, по своему извечному обыкновению, держал Бяшу за затылок с той особой братской фамильярностью, которая возможна только между людьми, прошедшими вместе огонь, воду и медные трубы. — «Бля, Бяш, про нас, походу, вспомнили,» — протянул Рома с той особой интонацией, в которой смешивались наигранное безразличие и плохо скрываемое любопытство. Его голос, хриплый от недавнего смеха, эхом отразился от стен. Бяша, приоткрыв свои всегда чуть прищуренные глаза и небрежным, но удивительно точным движением стряхнув руку друга, отозвался с присущей ему философской ленцой: — «Бля, внатуре, на.» В этих простых словах каким-то непостижимым образом уместилась целая гамма эмоций — от лёгкого удивления до полного принятия происходящего. Внезапно Рома, словно актёр, вспомнивший о главной роли, выпрямился, расправил плечи и принял почти торжественную позу. Его кожаная куртка, потёртая на локтях, поскрипывала при каждом движении. Привычным, почти ритуальным жестом почесав затылок, он начал свою импровизированную речь: — «Эм… ну чё сказать-то… поздравляю там, счастья и то и сё желаю…» Не успел он закончить свою нескладную фразу, как воздух рассёк свист — это была рука Полины, с хирургической точностью нанёсшая воспитательный подзатыльник. Звук удара слился с треском поленьев в камине. — «Ай! Да чё не так?!» — возмутился Рома, картинно потирая ушибленное место и состроив обиженную гримасу, достойную оскароносного актёра. — «Нормально поздравь наших читателей! И не чёкай!» — в голосе Полины звенела сталь, приправленная нотками материнского раздражения. Она стояла, уперев руки в бока, и в свете камина её силуэт казался особенно величественным. — «Ладно-ладно, Полин, ща всё в ажуре сделаю,» — пробормотал Рома, снова поворачиваясь к невидимой аудитории и расправляя плечи, словно готовясь к важному выступлению. — «Ну… Будьте, короче, чёткими пацанами и базар фильтруйте!» Очередной подзатыльник от Полины был столь стремительным, что даже пламя в камине, казалось, вздрогнуло. — «Дурак! Нас не только ребята читают, но и девушки!» — её возмущение было подобно грому среди ясного неба. Пока Рома, активно жестикулируя и используя весь свой богатый словарный запас, пытался отстоять право на самовыражение в словесной дуэли с Полиной, Бяша, словно очнувшись от вечной дрёмы, неожиданно оживился. Его глаза загорелись озорным огоньком, и он выдал свою версию поздравления: — «Короче, будьте самыми лучшими, на. И если кто вас за что спросит, говорите 'Пошёл нахуй', на. Пха-ха-ха-ха!» Его раскатистый смех был безжалостно прерван ещё одним воспитательным подзатыльником от неутомимой Полины, чьи движения напоминали отточенные удары мастера боевых искусств. В этот момент из теней выступил Егор. Его появление мгновенно изменило атмосферу в комнате, внеся в неё нотку серьёзности и глубины. Он, бросив короткий, но многозначительный взгляд на улыбающегося Ивана, начал говорить — его голос, глубокий и уверенный, словно бархатом стелился по комнате: — «Я желаю вам всегда иметь своё мнение. Заступайтесь за близких и никогда не поворачивайтесь к ним спиной, ведь кроме близких никто вас не поддержит в самую тяжёлую минуту.» — «Во, Егор, это было красиво!» — не удержался от комментария Иван, демонстративно аплодируя и подмигивая. В его глазах плясали искорки искреннего восхищения и едва заметной гордости за друга. Егор лишь молча кивнул в ответ — сдержанно, но с достоинством — и начал неспешно удаляться, его шаги были беззвучны, словно у опытного охотника. После того как отзвучали последние слова Егора, растворившись в уютной тишине комнаты, пространство перед камином внезапно наполнилось едва уловимым серебристым мерцанием. Словно соткавшись из этого волшебного света, на невидимую сцену грациозно выпорхнула Алиса. Её изящная фигура казалась особенно хрупкой в мерцающем свете огня. Лисья маска в тёплых отблесках пламени словно ожила, играя загадочными тенями. — «Мои драгоценные, восхитительные мальчики-зайчики и очаровательные девочки-лисички!» — пропела она медовым голосом, который, казалось, заставил даже пламя в камине замереть в восхищении. — «Ох, как же сердце моё трепещет от желания заключить каждого из вас в самые нежные объятия, но эта чёртова книга ставит свои границы!» Автор, восседавший за массивным дубовым столом, где помимо старинной чернильницы и потрёпанных рукописей горела винтажная лампа под зелёным абажуром, резко выпрямился. Его проницательные глаза сверкнули из-под густых бровей: — «Позволь поинтересоваться, моя дорогая, что именно ты сейчас назвала чёртовым?» Алиса, с грациозностью истинной лисицы, поднесла руку в чёрной кружевной перчатке к своей маске и рассмеялась, и её смех напоминал перезвон хрустальных колокольчиков: — «Хи-хи-хи! Полно тебе хмуриться, мой дорогой автор. Ты же знаешь, что я всего лишь развлекаю наших читателей своими метафорами.» Автор, чьё лицо на мгновение стало похожим на грозовую тучу, ещё несколько секунд буравил Алису недовольным взглядом, но затем, словно оттаяв, вновь склонился над своими записями. Перо в его руке продолжило свой замысловатый танец по пожелтевшим страницам. Алиса, торжествующе улыбнувшись под маской, продолжила свою речь, и каждое её слово, подобно капле тёплого мёда, растекалось по комнате: — «Позвольте же мне, мои ненаглядные, подарить вам самое сокровенное пожелание — пусть ваши мечты, даже самые невероятные и фантастические, воплощаются в жизнь, словно по мановению волшебной палочки! Не позволяйте серым будням затуманить ваши улыбки, ловите каждый момент радости, словно драгоценный бриллиант! И помните, мои хорошие, что в этом огромном мире вы никогда не остаётесь одни — где-то обязательно бьётся сердце, которое думает о вас, нужно только набраться смелости и найти его, хи-хи-хи.» С кошачьей грацией она изогнулась в изящном поклоне и раскинула руки, словно пытаясь обнять весь мир, и её голос слился с другими в торжественном хоре: — «До новых волшебных встреч, наши бесконечно любимые читатели!» Внезапно голос Харитона, подобный раскату грома, разорвал эту тишину: — «Эй, господин автор! А как же чудесные пожелания от остальных персонажей? Неужели читателям придётся обойтись без них?» Автор, на лице которого явственно читалась усталость, тяжело поднялся из своего кресла, собирая разбросанные по столу черновики. Направляясь к дубовой двери соседней комнаты, он обернулся и с лёгкой усмешкой произнёс: — «Дорогие мои персонажи, ваша творческая энергия поистине неиссякаема! Но я, простой смертный, нуждаюсь в отдыхе. Вот вам перо, вот книга — творите сами! Замахали уже!»***