♚♛┉┉ Звериный Ум: Шах Лесному Королю ┉┉♛♚

***

Время: 9:05.

Место: Трасса.

(Pov от 3 лица)

Автомобиль, управляемый лейтенантом Тихоновым, медленно продвигался по заснеженной дороге. Шины мягко шуршали по укатанному снегу, оставляя за собой едва заметный след. Внутри салона царила гнетущая атмосфера напряжённого молчания, нарушаемая лишь тихим, ритмичным гулом двигателя и редкими вздохами пассажиров. Кирилл сидел на переднем пассажирском сиденье, его спина была идеально прямой, а руки спокойно лежали на коленях. Его проницательные глаза, холодные и расчётливые, внимательно изучали отражение в зеркале заднего вида. Взгляд Кирилла был прикован к Антону, молодому человеку, чьи щёки пылали ярким румянцем, контрастируя с бледностью остального лица. Каждая чёрточка лица Антона выдавала его внутреннее смятение и неловкость. Кирилл решил нарушить гнетущую тишину. Его голос прозвучал ровно и спокойно, без малейшего намёка на эмоции, словно он зачитывал сухой отчёт: — «Значит, Полина затащила тебя в кровать, а потом начала умолять увезти её вместе с собой из посёлка?» Эти слова, произнесённые с безупречной невозмутимостью, словно удар хлыста, заставили Антона вздрогнуть. Молодой человек ещё сильнее залился краской, его уши стали пунцовыми, а на лбу выступили капельки пота, несмотря на холод в салоне. Он отвёл взгляд, уставившись на свои дрожащие руки, сжимавшие край куртки. Его ответ прозвучал неуверенно, голос дрогнул, выдавая глубокое смущение и растерянность: — «Д-да.» Тихонов, наблюдавший за этой сценой краем глаза, не выдержал и устало вздохнул. Его широкие плечи поникли, а в голосе прозвучала смесь разочарования, усталости и отеческого понимания: — «Эх, ну и молодёжь. Но убегать с твоей стороны было глупым решением, Антон Петров.» Лейтенант на мгновение оторвал взгляд от дороги, чтобы бросить на Антона строгий, но не лишённый сочувствия взгляд через зеркало заднего вида. Антон, сжавшийся на заднем сиденье, словно пытаясь стать меньше и незаметнее, тихо и с явным раскаянием произнёс: — «Простите.» Его голос был едва слышен, полон стыда и сожаления. Казалось, молодой человек готов был провалиться сквозь землю от осознания своей ошибки. Кирилл, казалось, не обратил ни малейшего внимания на эту эмоциональную сцену. Его взгляд был по-прежнему сосредоточен на заснеженной дороге, расстилавшейся перед ними бесконечной белой лентой. Его мысли были глубоко погружены в анализ имеющейся информации, словно он решал сложнейшую математическую задачу. Он методично обдумывал свои следующие действия, сопоставляя факты и выстраивая логические цепочки с точностью и хладнокровием опытного стратега. Воспоминания о рассказе Харитона всплыли в его сознании, словно кадры из старого фильма. Кирилл мысленно прокручивал каждую деталь, каждое слово, пытаясь разгадать загадку таинственного зверя «Зайчик». Он сопоставлял эту информацию с недавней встречей с людьми в масках зверей, анализируя каждый нюанс с хирургической точностью. «Лиса,» — размышлял Кирилл, — «явно символизировала обман и хитрость.» В его воображении возникла картина: рыжая бестия с хитрым прищуром глаз, способная искажать реальность одним лишь взглядом. Он вспомнил, как менялся окружающий мир при встрече с этим существом, как реальность плывёт и искажается, словно отражение в кривом зеркале. «Сова, с её бесшумным полётом и огромными, всевидящими глазами, очевидно, играла роль разведчика.» Кирилл мысленно нарисовал образ этой ночной птицы, бесшумно скользящей в воздухе, собирающей информацию и передающей её. «Медведь представлял собой более сложную загадку.» После короткого, но интенсивного размышления, во время которого его брови слегка нахмурились, образуя едва заметную складку между ними, Кирилл пришёл к выводу, что медведь олицетворял страх. Он представил огромного зверя, внушающего ужас одним своим видом, непредсказуемого и опасного. В его воображении возник образ охотника, застывшего в панике при виде медведя, неспособного угадать намерения этого грозного хищника. «Волк оставался наименее понятным персонажем.» Кирилл, опираясь на свои обширные знания о природе и повадках животных, предположил, что волк мог символизировать охоту и добычу. В его мыслях возник образ серого хищника, бесшумно крадущегося по лесу, готового в любой момент настичь свою жертву. «Но Зайчик… Эта фигура не вписывалась в общую картину, словно кусочек пазла из другой головоломки.» Кирилл напряжённо размышлял, его глаза слегка сузились, выдавая интенсивность мыслительного процесса. Он пытался понять, почему существо, обычно считающееся добычей, безобидное и пугливое, вдруг обрело способность контролировать сознание других животных, заставляя их уничтожать друг друга. Это противоречило всем законам природы, всему, что Кирилл знал о мире животных. Выйдя из глубоких размышлений, Кирилл моргнул, возвращаясь к реальности. Он заметил, что они уже въехали в заснеженный город. Улицы были почти пусты, лишь редкие прохожие спешили по своим делам, кутаясь в тёплые шарфы и пальто. Снег продолжал падать, покрывая всё вокруг белым покрывалом, придавая городу сказочный, почти нереальный вид. Тихонов умело маневрировал по узким улочкам, приближаясь к поликлинике. Здание медицинского учреждения показалось впереди — серое, неприметное строение, окружённое голыми деревьями, чьи ветви были покрыты тонким слоем инея. Паркуя машину на небольшой стоянке перед поликлиникой, Тихонов нарушил затянувшееся молчание. Его голос звучал задумчиво, с нотками профессионального любопытства: — «Кирилл, я вот сейчас задумался. Ты во время допроса сказал, что встретил детей в масках зверей, а затем тебя, как и Антона, схватили. Когда ты выбрался, то спас девочку.» Заглушив двигатель, лейтенант повернулся к Кириллу, пристально глядя на него. Его глаза, усталые, но всё ещё острые, словно пытались проникнуть в самую суть собеседника: — «А во время разговора с Харитоном ты сказал, что видел некое выдуманное чудовище. Что ты можешь мне рассказать по этому поводу?» Кирилл, сохраняя непроницаемое выражение лица, встретил взгляд Тихонова. Его лицо оставалось непроницаемой маской, но в глубине глаз таилась сталь. Он медленно выдохнул, и его дыхание на мгновение затуманило стекло. Когда Кирилл заговорил, его голос звучал ровно и уверенно, словно вода, текущая по гладким камням: — «Лейтенант, давайте не будем отвлекаться на малозначительные детали. То чудовище из рассказа Харитона — всего лишь выдумка, порождённая страхом и слухами. Словно тени, танцующие на стенах при свете свечи. Наша основная задача сейчас — собрать как можно больше информации о людях в масках. Именно они представляют реальную угрозу.» Не успел Кирилл закончить свою мысль, как Антон, сидевший сзади, внезапно вмешался в разговор. Его голос дрожал, словно осенний лист на ветру: — «Подожди, Кирилл! Так мы и правда его видели, ты же тогда…» Кирилл мгновенно обернулся, его взгляд, холодный и острый, как лезвие ножа, впился в Антона. В воздухе повисло почти осязаемое предупреждение. Антон осёкся на полуслове, его лицо побледнело, а глаза расширились от страха. Казалось, сама температура в салоне упала на несколько градусов. Тихонов, наблюдавший эту сцену, нахмурился, его брови сошлись на переносице, образуя глубокую складку. Морщины на его лице стали глубже, когда он произнёс с нотками подозрения в голосе: — «Вымышленное, говоришь?» Кирилл, не теряя ни секунды, вновь повернулся к лейтенанту. Его движения были плавными, но в них чувствовалась скрытая сила. Лицо оставалось бесстрастным, словно высеченное из мрамора, когда он ответил: — «То, что рассказал Харитон — да. Мираж, созданный страхом и темнотой. А мы с Антоном видели нечто похожее, но это был явно человек большого роста, одетый в грязную шкуру с маской козла на голове. Словно древнее божество, вышедшее из тёмных лесов.» Тихонов напряг взгляд, его глаза сузились, а на висках вздулись вены. Гнев, словно волна, накрыл его лицо, окрасив щёки в багровый цвет. Он сердито произнёс, чеканя каждое слово: — «Тогда почему ты не рассказал о нём во время допроса? Решил поиграть в детектива?» Кирилл ответил с ледяным спокойствием, его голос не дрогнул, словно он говорил о погоде: — «Потому что вы вряд ли бы мне поверили, лейтенант. В детей в масках ещё можно поверить, словно в страшную сказку. Но если бы я сказал, что был огромный человек в маске козла с горящими красными глазами, вы бы продолжили меня слушать дальше? Или отправили бы меня к психиатру, решив, что я сошёл с ума от пережитого?» Тихонов, не сдержав эмоций, резко стукнул кулаком по рулю. Звук удара эхом разнёсся по салону, заставив Антона вздрогнуть. Голос лейтенанта превратился в низкое рычание, полное едва сдерживаемой ярости: — «Ты меня за дурака не держи! Я ясно тебе тогда сказал рассказывать всё, что знаешь, а теперь вот как получается, Кирилл? Я решил тебе довериться, а у тебя остались от меня недосказанности?» Взгляд лейтенанта стал ещё более суровым, когда он продолжил, каждое слово звучало как удар молота: — «А теперь, раз речь зашла об этом чудовище, расскажи мне всё про человека, который был похож на него, Кирилл. Всё до последней детали.» Наступила напряжённая тишина, густая и тяжёлая, словно предгрозовой воздух. Лейтенант и Кирилл всматривались друг другу в глаза, словно ведя безмолвный поединок. Казалось, даже время замедлило свой ход. Наконец, Кирилл нарушил молчание, его голос звучал спокойно, но в нём чувствовалась скрытая сила: — «Хорошо, лейтенант, я расскажу всё, что знаю. Но вы должны дать слово, что после услышанного вы заберёте Антона и будете строго присматривать за ним в течение нескольких дней. Это не просьба, это условие.» Антон, сидевший сзади, дёрнулся, словно от удара током. Его глаза расширились от удивления и страха. Он попытался возразить, его голос звучал неуверенно и испуганно: — «Подожди, но…» Тихонов резко перебил его, не отводя взгляда от Кирилла: — «Хорошо. Но запомни, Кирилл, с этого момента мы больше не будем сотрудничать. Ты сам выбрал этот путь.» Кирилл ответил, не меняя выражения лица. Его голос был ровным, но в нём слышались нотки стали: — «Лейтенант, это глупое решение с вашей стороны. Отказавшись от сотрудничества со мной, вы подвергнете детей опасности похищения. Ведь сами вы даже не сможете найти этих нелюдей в масках. Они словно призраки, ускользающие сквозь пальцы.» Тихонов резко вспылил, его голос сорвался на крик, заполняя собой весь салон автомобиля: — «А ты будто сможешь остановить их, даже когда милиция обыскала каждый куст, ничего не найдя?! Думаешь, ты умнее всех?!» Кирилл посмотрел на лейтенанта таким взглядом, что тот резко замолчал, словно натолкнувшись на невидимую стену. В глазах Кирилла было что-то такое, что заставило Тихонова почувствовать холодок, пробежавший по спине. Голос Кирилла звучал холодно и уверенно, каждое слово падало, как камень в глубокий колодец: — «Вы ищете там, где и так ничего нет, а эти твари прячут улики глубже, лейтенант. Они словно тени в темноте, неуловимые и опасные. Со мной у вас будет шанс поймать их, а без меня вы и дальше будете расклеивать портреты с пропавшими детьми и объяснять их плачущим родителям, что делаете всё, что в ваших силах. Но будет ли этого достаточно?» Наступило тяжёлое молчание, густое и вязкое, как смола. Тихонов скрежетал зубами, его лицо исказилось от внутренней борьбы. Капли пота выступили на его лбу, несмотря на холод в салоне. Спустя, казалось, вечность, Кирилл медленно протянул ему руку. Этот жест был полон значения, словно мост, перекинутый через пропасть недоверия: — «Я тот человек, который уже спас двоих из пропавших, и сейчас я повторюсь, лейтенант. Подумайте о тех, кого мы ещё можем спасти.» Тихонов посмотрел в глаза Кирилла, и тот продолжил, его голос звучал твёрдо и убедительно: — «Я на вашей стороне. Давайте уже приступим к делу, а не к глупому спору. Время работает против нас.» Тихонов долго смотрел на открытую ладонь Кирилла, словно взвешивая все за и против. Его пальцы нервно постукивали по рулю, выдавая внутреннее напряжение. Наконец, после мучительных раздумий, отразившихся на его лице сменой эмоций от гнева до сомнения, он медленно протянул руку и пожал ладонь Кирилла. Его голос прозвучал хрипло, словно ему было трудно произнести это слово: — «Хорошо.» В этот момент напряжение в салоне автомобиля немного спало, но ощущение, что это лишь затишье перед бурей, не покидало присутствующих. Воздух всё ещё был наэлектризован невысказанными словами и скрытыми намерениями. Кирилл знал, что теперь ему предстоит раскрыть часть своих тайн, и он был готов сделать это, чтобы продолжить выполнять свой план. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глубине глаз мелькнула тень — смесь решимости и скрытого беспокойства. Антон же нервно ёрзал на заднем сиденье, его пальцы судорожно сжимали край куртки. Он был явно обеспокоен тем, что его судьба решалась без его участия, словно он был пешкой в чужой игре. Его взгляд метался между Кириллом и Тихоновым, пытаясь уловить хоть какой-то намёк на то, что ждёт его в ближайшем будущем. Кирилл начал свой рассказ о Хозяине леса голосом, лишённым каких-либо эмоций. Каждое слово, точно подобранное и выверенное создавая волны тревоги и недоверия в сознании слушателя. Глаза Кирилла, холодные и пронзительные, изучали каждую реакцию Тихонова, анализируя и просчитывая его эмоциональное состояние. Тихонов, слушая Кирилла, лихорадочно записывал в свой потрёпанный блокнот. Его рука двигалась быстро, оставляя на бумаге неровные строчки. Закончив писать, он поднял глаза на Кирилла, в них читалось смешанное чувство недоверия и ужаса. — «Значит, как ты объяснил, эти дети — слуги взрослого человека, как в рассказе Харитона? И получается, что этот так называемый Хозяин леса и есть тот человек?» — спросил Тихонов, его голос дрожал от напряжения. Кирилл ответил с леденящим спокойствием, его голос был ровным и контролируемым: — «Всё правильно, лейтенант. Я предполагаю, что этот человек как-то воздействует на сознание этих детей и заставляет выполнять их свои поручения.» Он намеренно сделал паузу, давая Тихонову время осмыслить сказанное, просчитывая, как эта информация повлияет на ход расследования. Тихонов начал нервно щёлкать ручкой, его лицо исказилось от напряжения. Он массировал висок, словно пытаясь прогнать назойливую головную боль. — «В твоих словах есть логика,» — наконец произнёс он, — «и если ей верить, значит кто-то решил сделать выдуманную сказку реальностью.» Кирилл, не меняя тона, парировал, его слова были тщательно подобраны для максимального воздействия: — «Лейтенант, у вас нет выбора. Вам нужно принять эти слова как правду и факт. Их могут подтвердить я, Антон и Иван, и кроме нас нет больше основных свидетелей их существования.» Он внимательно следил за реакцией Тихонова, готовый скорректировать свою стратегию в любой момент. Взгляд лейтенанта напрягся, в нём читалось внутреннее сопротивление. — «Хорошо, допустим, что это чистая правда,» — сказал он с явным усилием, — «но это не объясняет, как они так хорошо скрывают каждую улику.» Кирилл отвернулся к двери машины, его движения были плавными и контролируемыми. — «Как раз и объясняет,» — ответил он, его голос был ровным и уверенным. — «Иван был у них в плену, и он нам и расскажет, как они всё это проворачивают.» С этими словами он вышел на улицу, оставив Тихонова и Антона следовать за ним. Поликлиника встретила их гнетущей тишиной и запахом антисептиков. Кирилл получил информацию о местонахождении Ивана, и троица направилась к указанной палате. Подойдя к палате, они услышали душераздирающие рыдания. Войдя внутрь, они увидели женщину с длинными чёрными волосами, уткнувшуюся в подушку пустой кровати. Её плечи содрогались от рыданий. Тихонов бросился к ней: — «Мария Воронова, что случилось?» Женщина, с трудом поворачиваясь, произнесла сквозь слёзы: — «Лейтенант… кхы… Он. Он ушёл.» Новость об исчезновении Ивана ударила как гром среди ясного неба. Кирилл, мгновенно оценив ситуацию, решил действовать. Его лицо осталось непроницаемым, голос — ровным и уверенным: — «Лейтенант, оставлю поиски Ивана на вас. Я сейчас собираюсь вернуться в посёлок и расспросить одного человека. Вы, как найдёте Ивана, свяжитесь со мной.» Не дожидаясь ответа, Кирилл вышел из палаты. Оказавшись в коридоре, он заметил отсутствие Антона. Его взгляд остался спокойным, но мысли заработали с удвоенной скоростью. «Решил к сестре пойти?» — пронеслось в его голове. Понимая потенциальную опасность ситуации, Кирилл направился на поиски Антона. Его движения были уверенными и целенаправленными, без малейших признаков паники или тревоги. Получив информацию о местонахождении Ольги Петровой, он быстро, но спокойно направился к указанной палате. Добравшись до места, Кирилл увидел Антона, застывшего перед открытой дверью палаты. Вид молодого человека вызывал тревогу: его глаза были широко раскрыты, в них плескался неприкрытый ужас, рот полуоткрыт, словно он хотел закричать, но не мог издать ни звука. Кирилл, сохраняя абсолютное спокойствие и контроль над ситуацией, медленно подошёл к Антону. Его лицо оставалось непроницаемым, но глаза внимательно изучали каждую деталь происходящего. Антон застыл у входа в палату, его тело напряглось, словно натянутая струна. Взгляд, полный неприкрытого ужаса и отчаяния, был прикован к неподвижной фигуре на больничной койке. Воздух, казалось, сгустился вокруг него, затрудняя дыхание. Губы Антона дрогнули, и он едва слышно, словно боясь нарушить зловещую тишину, прошептал: — «Оля…» В стерильной белизне палаты, на фоне холодных металлических приборов, лежала хрупкая фигура, полностью укутанная в бинты. Лишь несколько прядей светлых волос выбивались из-под повязок, напоминая о том, что под ними — юная девушка, чья жизнь висит на волоске. Но самое ужасное было не это. Прибор, отслеживающий сердцебиение, издавал протяжный, монотонный писк, который, казалось, проникал в самую душу. Зелёная линия на экране застыла в ровной, безжизненной черте, словно насмехаясь над надеждами Антона. Сделав неуверенный шаг к порогу палаты, Антон почувствовал, как его ноги стали ватными. Каждое движение давалось с трудом, словно он пытался идти против сильного течения. Внезапно тишину коридора разорвал топот бегущих ног. Два врача, с лицами, искажёнными напряжением, толкали перед собой массивное реанимационное оборудование. Их белые халаты развевались, создавая впечатление призрачных крыльев. — «Отойди!» — крикнул один из врачей, его голос был резким и властным. Они бесцеремонно оттеснили Антона в сторону, вбегая в палату. Потеряв равновесие от неожиданного толчка, Антон рухнул на пол. Холодный кафель больно ударил по коленям, но физическая боль казалась ничтожной по сравнению с той агонией, которая разрывала его сердце. Кирилл, не двигаясь с места, внимательно наблюдал за происходящим. Его острый взгляд отмечал, как глаза Антона начали лихорадочно метаться из стороны в сторону, словно в поисках выхода из кошмара. Дыхание парня стало прерывистым и поверхностным, каждый вдох давался с трудом. Из палаты доносились звуки отчаянной борьбы за жизнь. Резкие команды врачей, шум оборудования, ритмичные удары дефибриллятора — всё это сливалось в какофонию, от которой, казалось, вибрировали стены. Медленно, словно во сне, Антон начал подниматься на ноги. Его движения были неуклюжими, как у марионетки с перепутанными нитями. — «Оля!» — вырвалось из его груди хриплым, надломленным голосом. В этом единственном слове сконцентрировались вся боль, страх и отчаяние. Антон рванулся вперёд, намереваясь броситься к сестре, но Кирилл среагировал молниеносно. Его руки, словно стальные тиски, перехватили Антона, заламывая одну руку за спину. Движение было точным и выверенным, без лишней жестокости, но с непреклонной силой. — «Антон, успокойся. Ты ничего тут не сделаешь,» — произнёс Кирилл. Его голос звучал ровно, почти безэмоционально, но в нём чувствовалась скрытая сила и уверенность. Хватка Кирилла была крепкой, но не причиняла излишней боли — ровно столько, сколько требовалось для полного контроля над ситуацией. Антон, тяжело дыша, словно после изнурительного бега, не отрывал взгляда от происходящего в палате. Его глаза, расширенные от ужаса, следили за каждым движением врачей. Их отчаянные попытки реанимировать Олю казались Антону бесконечными. Каждый удар дефибриллятора отзывался в его сердце острой болью. — «Отпусти! я… Я!» — закричал Антон, его голос сорвался на высокой ноте. Он пытался вырваться, но хватка Кирилла была непреодолимой. Кирилл лишь усилил давление, его пальцы впились в плечо Антона. — «Ты сейчас ничем не сможешь помочь! Соберись!» — в его голосе появились стальные нотки, словно лезвие, разрезающее воздух. Но Антон не слышал слов Кирилла. Мир вокруг него сузился до размеров больничной палаты. Он продолжал сопротивляться, его тело дрожало от напряжения. Сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди, разрываясь от боли и отчаяния с новой, невыносимой силой. Внезапно движения в палате замедлились. Антон, затаив дыхание, наблюдал, как врачи прекратили реанимацию. Их руки, ещё секунду назад двигавшиеся с лихорадочной скоростью, теперь опустились. Они убрали оборудование и обменялись взглядами, полными горечи и поражения. Медленно, словно нехотя, они покачали головами. Этот жест, такой простой и обыденный, для Антона стал подобен удару молнии. Реальность обрушилась на него с сокрушительной силой. — «Почему вы не спасаете мою сестру?!» — закричал он, его голос сорвался, превратившись в отчаянный вопль. — «Оля! Оля! Очнись!» — последнее слово прозвучало как мольба, обращённая не только к сестре, но и ко всей вселенной. Один из врачей, с лицом, измождённым усталостью и горем, медленно подошёл к Антону и Кириллу. Его шаги были тяжёлыми, словно он нёс на плечах невидимый груз. Кирилл, оценив ситуацию, ослабил хватку, позволив Антону развернуться лицом к врачу. Однако он остался рядом, готовый в любой момент вмешаться. Антон смотрел на врача широко раскрытыми глазами, в которых читалась мольба о чуде. Но доктор, встретившись с этим взглядом, лишь тяжело вздохнул. Его глаза, полные сострадания и профессиональной скорби, казались бездонными. — «Твоя сестра…» — начал он, и пауза, которая последовала за этими словами, казалась вечностью.

Умерла.

«Сожалею…» — каждое слово падало, как тяжёлый камень, разбивая мир Антона на осколки. После этих слов время для Антона словно остановилось. Звуки больницы — шум аппаратов, голоса персонала, шаги в коридоре — всё исчезло, уступив место оглушительной тишине. Он больше ничего не слышал, его сердце, казалось, замерло после последнего, мучительного удара. Руки и ноги Антона онемели, словно все нервные окончания разом отключились. Пол под ногами, казалось, исчез, оставив его парить в пустоте. В голове билась лишь одна мысль, повторяясь снова и снова, как сломанная пластинка: «Нет… Не может быть… Не верю… Почему… Почему… Почему?» Кирилл, наблюдая за реакцией Антона, мгновенно оценил ситуацию. Его мозг работал с холодной эффективностью компьютера, просчитывая варианты дальнейших действий. Он резко развернул Антона к себе лицом, заставляя того посмотреть ему в глаза. Увидев пустой, отсутствующий взгляд парня, Кирилл без колебаний ударил его ладонью по щеке. Звук удара эхом разнёсся по коридору. Этот жест не был проявлением жестокости — он был необходим, чтобы вырвать Антона из пучины отчаяния, вернуть его в реальность. — «Антон, соберись,» — твёрдо сказал Кирилл. Его голос звучал как приказ, не терпящий возражений. Антон медленно сфокусировал взгляд на лице Кирилла. Его губы дрожали, глаза наполнились слезами, которые, казалось, вот-вот прольются. — «Оля у-у-умерла!» — произнёс он, и каждый звук этой фразы, казалось, причинял ему физическую боль. Кирилл, не меняясь в лице, притянул Антона к себе. Его движение было резким, но в нём чувствовалась странная мягкость. Он прижал голову Антона к своему плечу, создавая своеобразный кокон, защиту от внешнего мира. Антон разрыдался, его тело сотрясалось от рыданий. Все сдерживаемые эмоции, вся боль и отчаяние вырвались наружу подобно прорвавшей плотину реке. Его пальцы судорожно вцепились в одежду Кирилла, словно ища опору в этом рушащемся мире. — «Не держи в себе,» — тихо говорил Кирилл. Его голос, обычно холодный и бесстрастный, приобрёл едва уловимые нотки сочувствия. — «Это… Это моя вина! Я-я убил её!» — сквозь рыдания произнёс Антон. Каждое слово было пропитано самообвинением и невыносимым чувством вины. — «Ты не прав. Ты не убивал её, это сделали те твари,» — спокойно ответил Кирилл. Его голос оставался ровным и уверенным, словно скала посреди бушующего моря эмоций Антона. — «Я-я ничего не сделал, я-я н-не смог её спасти!» — Антон продолжал обвинять себя, его слова прерывались всхлипами и судорожными вдохами. Кирилл молча гладил его по голове, его движения были механическими, но в них чувствовалось странное утешение. Он позволял Антону выплеснуть все эмоции, понимая необходимость этого процесса. Когда рыдания Антона немного утихли, Кирилл произнёс холодным, решительным тоном: — «Ты отомстишь…» — В его голосе звучала не угроза, а обещание, твёрдое и непреложное, как закон природы. Антон медленно поднял голову, его покрасневшие, опухшие от слез глаза встретились с бесстрастным взглядом Кирилла. В глазах Антона читалось непонимание, смешанное с проблеском надежды. Кирилл продолжил, его слова звучали как клятва: — «Ты отомстишь за свою сестру.» — Каждое слово было произнесено с ледяной уверенностью. Взгляд Антона заметался, словно он пытался осмыслить услышанное. — «К-как?» — спросил он дрожащим голосом, в котором, несмотря на отчаяние, появились нотки решимости. — «Сегодня они придут за нами, и у меня есть план.» — ответил Кирилл…

***

Время: 9:00.

Место: Ларёк «Огонёк».

(Pov от 3 лица.)

В морозном воздухе кружились пушистые снежинки, медленно опускаясь на заснеженные улицы небольшого городка. Тишину нарушал лишь скрип снега под ногами редких прохожих. Возле обшарпанного ларька с ярко-красной вывеской «Огонёк» стоял высокий юноша. Его лицо, частично скрытое белоснежными бинтами, выражало странную смесь задумчивости и настороженности. Он поднял голову к серому небу, наблюдая за танцем снежинок. Его серо-голубые глаза, казалось, отражали тысячи мыслей, роившихся в голове. Губы Ивана изогнулись в едва заметной улыбке, но эта улыбка не достигала глаз. «Теперь у меня достаточно времени,» — размышлял Иван, сжимая и разжимая кулаки в карманах потрёпанной куртки. — «Но что-то здесь не так. Почему не покидает ощущение, что я был лишь пешкой в чьей-то игре?» Воспоминания о прошлой ночи накатывали волнами. Он живо помнил, как вернул контроль над своим телом, словно пробудившись от жуткого кошмара. Холодный пот выступил на его лбу, когда он продолжил мысленный анализ событий. «Они использовали меня,» — горечь отразилась на его лице. — «Сделали ёбаной марионеткой для какого-то хитрого плана. Я помню, как все трое нависали над тем парнем… Антоном Петровым, если не ошибаюсь. Егор рассказывал и о нём. Странно, он ведь перевёлся в нашу школу в тот же день, что и Кирилл. Совпадение? Вряд ли.» Брови Ивана сошлись на переносице, образуя глубокую складку. Он пытался сложить кусочки головоломки, но чувствовал, что упускает что-то важное. «Почему они выбрали именно меня?» — в груди Ивана клокотала ярость. — «Напали сразу после того, как я немного поиграл с Кириллом, Ромой и этим Антоном. Да, я применил силу, но чуть-чуть. А потом… потом какой то грёбаный 'хозяин' приказал ёбаной девке убить меня.» Иван сжал кулаки так сильно, что костяшки побелели. Его лицо исказилось от гнева и отвращения. «Но тот ублюдок-волк уговорил его сделать из меня марионетку. Ради чего? Что им было нужно?» Внезапно в памяти Ивана всплыл образ девушки с белоснежными волосами, лежащей в луже крови у ног рыжеволосой твари. Его сердце учащённо забилось. «Кто она? Явно не местная. Может, сестра того очкарика? Но почему они не убили её сразу? Кирилл схватил её и побежал к посёлку, бросив своего дружка. Значит…» Размышления Ивана прервал оглушительный рёв мотора. Он резко повернул голову. Из-за угла, оставляя за собой шлейф снежной пыли, вылетела девятка цвета спелого барбариса. Машина, визжа шинами, выполнила эффектный дрифт и резко остановилась прямо перед Иваном. Улыбка мгновенно исчезла с лица юноши. Его глаза сузились, пытаясь разглядеть что-либо за наглухо затонированными стёклами. Воздух, казалось, сгустился от напряжения. Иван, не отрывая взгляда от машины, медленно подошёл к водительскому окну. Каждый его шаг был осторожным, словно он приближался к дикому зверю. Костяшки пальцев побелели, когда он постучал по стеклу. С тихим жужжанием стекло опустилось, открывая вид на водителя. За рулём сидел крепко сложенный мужчина с коротко стриженными рыжими волосами. Его лицо, покрытое лёгкой щетиной, выражало смесь настороженности и узнавания. Взгляд Ивана мгновенно зацепился за яркую татуировку молнии на шее мужчины. Несколько секунд они сверлили друг друга взглядами, словно два хищника, готовые к схватке. Воздух между ними, казалось, потрескивал от напряжения. Вдруг, словно по невидимому сигналу, оба одновременно расплылись в широких ухмылках. Их руки метнулись навстречу друг другу, сцепившись в крепком рукопожатии. Звук удара ладоней эхом разнёсся по пустынной улице. — «Дарова, ебать, Ворон!» — прогремел хриплый голос водителя. — «Чё с ебалом случилось? Я аж думал, не ты.» Его взгляд скользнул по бинтам на лице Ивана. Смех, больше похожий на рычание диких зверей, вырвался из их глоток. Иван, всё ещё ухмыляясь, ответил: — «Ха-ха-ха, да и тебе не хворать, Кулак.» — Его голос звучал хрипло. — «Да сука одна постаралась, грязная шалава.» В глазах Ивана на мгновение мелькнула тень боли и ярости, но он быстро подавил эти эмоции. Кулак усмехнувшись кивнул, его взгляд стал жёстче. Он мотнул головой в сторону пассажирского сиденья: — «Ладно, запрыгивай и рассказывай, кого закапать нужно.» Лицо Ивана озарилось дикой, почти безумной улыбкой. Его глаза загорелись опасным огнём. Не говоря ни слова, он быстро обогнул машину и рывком открыл дверь, забираясь на пассажирское сиденье. Едва дверь захлопнулась, Кулак вдавил педаль газа в пол. Шины взвизгнули, оставляя на снегу чёрные следы. Девятка сорвалась с места, уходя в эффектный занос. Из-под колёс летели комья снега и льда, а рёв мотора эхом отражался от стен домов. Машина неслась по заснеженным улицам, оставляя позади облако снежной пыли. Кулак, не сбавляя скорости даже на самых крутых виражах, бросил насмешливый взгляд на своего пассажира. Его глаза, холодные и острые как лезвия, блеснули опасным огоньком. — «Да, Ворон, ты внатуре ебанутый,» — процедил он сквозь зубы, растягивая губы в хищной ухмылке. — «Когда с литовскими дела решали, ты даже кулаки не побил. Как так, а?» Иван медленно повернул голову, его изуродованное лицо, наполовину скрытое бинтами, исказилось в дикой гримасе, больше похожей на оскал раненого зверя. Глаза, затянутые пеленой безумия, встретились со взглядом Кулака. — «Ха-ха-ха!» — его смех, хриплый и надломленный, заполнил салон машины. — «Я что, дурак по-твоему, об пидоров кулаки разбивать? Арматура в помощь — и нету твоих городских! Ха-ха-ха!» В его голосе слышалась неприкрытая жестокость, смешанная с нотками извращённого удовольствия. Кулак расхохотался в ответ, его смех был подобен рычанию дикого зверя. Он крутанул руль, уходя в очередной занос, и выкрикнул: — «Ну это внатуре… Вы, посёлочные, все там такие отбитые? Или это ты у нас особенный экземпляр?» Иван промолчал, но его улыбка стала ещё шире, обнажая зубы в хищном оскале. В глазах плясали огоньки безумия, когда он наконец процедил: — «Приедешь — узнаешь. А сейчас я тебя позвал в деле одном помочь. Дельце-то непростое.» Кулак резко вскинул брови, его пальцы сильнее сжали руль. В голосе зазвучало нескрываемое любопытство, смешанное с нотками предвкушения: — «Ууууух, де-е-ело? Это ва-а-ажно. Чё, девчулю, которая твою мордочку истерзала, похитить?» Иван медленно покачал головой, его глаза сузились до щёлочек, в которых плескалась тьма: — «Поехали к парням твоим. Мне нужно трое самых отбитых и сильных. Таких, чтобы от одного вида в штаны наложить можно было.» Взгляд Кулака мгновенно напрягся, он резко повернулся к Ивану, чуть не потеряв управление: — «Чё за дело такое, что аж парней подключать нужно? Ты там войну решил устроить или как?» Иван наклонился ближе, его дыхание, горячее и прерывистое, обожгло ухо Кулака. Голос стал тише, но в нём звучала сталь, от которой по спине пробегал холодок: — «Слыхал, что у нас дети пропадать стали? Так вот, та сучка, что сделала это с моим лицом, состоит в некой секте, которая и похищает детей. Но, как видишь, на меня силёнок не хватило, ха-ха-ха!» Кулак присвистнул, его лицо расплылось в широкой ухмылке, обнажая золотые коронки: — «Бля, ебать! У тебя там веселуха — секты, маньяки, и ты, ебанутый, прям вишенка на торте! Да ты, Ворон, в своём репертуаре!» Иван лишь довольно оскалился в ответ, его глаза блеснули чем-то, похожим на гордость. Кулак продолжил, его тон стал деловым, но в нём всё ещё слышались нотки возбуждения: — «Базара ноль, но мои парни за просто так хер куда двинутся, ты их знаешь. Им нужен стимул, понимаешь?» Иван наклонил голову, в его голосе сквозил ядовитый сарказм: — «Ты внатуре щас думаешь, что я за просто так кого-то просить буду? Забыл, чё там один из литовских мне подарил? Или память отшибло?» Глаза Кулака расширились от удивления, он даже притормозил, чуть не влетев в сугроб: — «Бля, да ну нахуй! Он внатуре тебе всё это отдал? Ты не гонишь?» Иван усмехнулся, в его глазах мелькнуло что-то хищное, голодное: — «Куда бы делся этот петушок? Хатку-то я его запомнил, и, как я сказал ранее, арматура в помощь. Он сам всё отдал, даже просить не пришлось.» Они одновременно разразились диким хохотом, эхом отражавшимся от стен. Смех их был подобен вою голодных волков, готовых разорвать свою жертву. Машина, визжа тормозами, подъехала к обшарпанному подъезду. Стены, покрытые граффити и следами от пуль, молчаливо свидетельствовали о бурной жизни местных обитателей. Кулак заглушил двигатель, в салоне повисла напряжённая тишина. — «Лады, Ворон, приехали,» — процедил он, оглядывая окрестности. — «Но только смотри, старичков маловато осталось, некоторых под решётку кинули, а молодняк нынче борзый. Могут и на рожон полезть, если что.» Иван широко улыбнулся, открывая дверь. Холодный воздух ворвался в салон, принося с собой запах снега и опасности: — «Да уж, не думал, что ты будешь за меня переживать. Или за своих щенков трясёшься?» Кулак бросил на него строгий взгляд, в котором читалось предупреждение: — «Я к тому — давай лучше помягче с ними. Домик типа моего знакомого, не хочется потом извиняться и кровь со всюду убирать. Понял меня?» Иван пожал плечами, его глаза блеснули опасным огнём. В них читалось обещание насилия: — «Ничего не обещаю. Пошли давай, заебал жопу греть. Дело ждёт, а мы тут разговоры разговариваем.» Они вышли из машины, снег захрустел под их тяжёлыми ботинками. В воздухе повисло напряжение, словно перед грозой. Два отморозка, готовые на всё, шли навстречу новым «приключениям», не заботясь о последствиях и морали. Их тени, длинные и искажённые, ложились на грязный снег, предвещая беду всем, кто встанет на их пути. Лестничная клетка встретила их спёртым воздухом, пропитанным запахом кошачьей мочи и застарелого табака. Стены, покрытые облупившейся краской и граффити, молчаливо наблюдали за двумя фигурами, поднимающимися по скрипучим ступеням. Кулак и Иван, словно два хищника, крались на третий этаж, их тяжёлые шаги эхом отдавались в гнетущей тишине подъезда. Остановившись перед обшарпанной дверью, на которой виднелись следы от ударов и царапины, Кулак с силой постучал. Звук его кулака о металл прозвучал как выстрел в тишине лестничной площадки. Из-за двери доносились хриплые, надрывные звуки «Сектора Газа» — «Когда помрёшь». Мрачная ирония песни не ускользнула от внимания Ивана, и он едва заметно усмехнулся. Кулак, заметив его реакцию, ухмыльнулся и снова ударил по двери, на этот раз с такой силой, что, казалось, петли вот-вот слетят: — «Открывайте, это милиция!» — проорал он, едва сдерживая смех, который больше походил на рычание дикого зверя. Музыка резко оборвалась, словно кто-то перерезал провода. В наступившей тишине послышался приглушённый шорох и торопливые шаги. Звякнула цепочка, и в двери открылся глазок. Кулак, молниеносно среагировав, прикрыл его своей огромной ладонью, издав при этом звук, больше похожий на злорадное хрюканье, чем на смех. — «Кто нахуй?!» — раздался изнутри грубый голос, в котором явственно слышались нотки паники. — «Батя твой! Быро открыл дверь, Кабан!» — рявкнул Кулак с такой силой, что, казалось, стены задрожали. За дверью поднялась настоящая паника. Послышалась возня, звон разбитого стекла и быстрый топот нескольких пар ног. — «Бля, Кулак пришёл, сворачивай всё нахуй!» — донеслось сквозь тонкую преграду двери. Иван, стоявший рядом, словно тень, усмехнулся. Его глаза, холодные как лёд, блеснули опасным огоньком: — «А ты всё любишь так шутить. Забыл, как прошлый раз было? Помнится, кому-то пришлось новые зубы вставлять.» Кулак рассмеялся, обнажив золотые коронки: — «Ну если они дверь нахуй с ноги выбьют, я их с третьего этажа и покидаю. Как котят в мешке.» Щёлкнул замок, и Кулак, не дожидаясь приглашения, с силой толкнул дверь. Она распахнулась с таким грохотом, что с потолка посыпалась штукатурка. — «Что вы, нахуй! Испугались?» — проревел он, вваливаясь в квартиру. Двое парней лет восемнадцати, бледные как полотно, вжались в стену. Их глаза, расширенные от страха, метались между Кулаком и зловещей фигурой Ивана, который вошёл следом, словно тень. — «Кулак, а это что за манекен?» — пискнул один из парней, кивнув трясущейся головой на Ивана. Кулак, растянув губы в улыбке, больше похожей на оскал, положил свою огромную лапищу на плечо парня, отчего тот едва не присел: — «Это мой дорогой друг Ворон, Кабан. Тот самый, о котором легенды ходят.» Из кухни, привлечённые шумом, высыпали остальные обитатели квартиры. Их лица выражали смесь любопытства и страха. Кабан и его друг, узнав Ивана, вытаращили глаза так, что, казалось, они вот-вот выпадут из орбит: — «Да ну, тот самый? Ворон?!» Иван медленно повернулся к ним. Его лицо, наполовину скрытое бинтами, исказилось в жуткой ухмылке, обнажив зубы, острые как у хищника: — «Тот самый, Кабан. Забыл, кто литовских шуганул, когда вы все обосрались от одного их вида? Память короткая, да?» Парень, присмотревшись и заметив чёрные как смоль волосы Ивана, побледнел ещё сильнее. Он схватился за голову и начал пятиться к балкону, словно увидел саму смерть: — «Оооой бля, сам Ворон вернулся, нам всем пизда. По-о-олная и бесповоротная.» Иван, усмехнувшись его реакции, глубоко вдохнул, словно хищник, почуявший добычу. Воздух был густым от запаха алкоголя, сигарет и страха. Его взгляд, острый как лезвие ножа, упал на парней, столпившихся в проходе в кухню: — «Слыш, кто в хате курил? Кому ебало набить, а? Или все разом смелые стали?» Кулак заметно напрягся, его мышцы вздулись под кожаной курткой. Из толпы, расталкивая остальных, вышел лысый амбал. Его массивная фигура возвышалась над остальными, как скала. — «Ну я, и чё?» — прорычал он, сверля Ивана взглядом. Иван медленно, словно пантера перед прыжком, двинулся к нему. Но Кулак, молниеносно среагировав, схватил его за плечо своей огромной ручищей: — «Стопэ, Ворон. Я сказал без драк. Он к нам приписался недавно, бошка зеленовата. Не знает ещё правил.» Иван медленно повернул голову, его глаза встретились со взглядом Кулака. В них плескалась такая ярость, что даже видавший виды бандит на мгновение отпрянул: — «Дом — святое место, Кулак. Тут, знаешь ли, человек как-никак живёт, и тут какое-то животное начинает гадить. Если ты уже стал стар, чтобы пример показывать, я сделаю это за тебя. И поверь, урок будет незабываемым.» Резко дёрнув плечом с такой силой, что Кулак едва удержался на ногах, Иван продолжил свой путь. Амбал, возвышавшийся над ним на голову, презрительно усмехнулся: — «Слыш, сопляк, ты по-моему место оши…» Договорить он не успел. Нога Ивана, обутая в тяжёлый берц с железным носком, с чудовищной силой и скоростью врезалась ему в челюсть. Хруст кости эхом разнёсся по комнате, смешиваясь с глухим стуком падающего тела. Иван почувствовал, как острая боль пронзила его бок — старая рана дала о себе знать. Но когда он опустил ногу, амбал уже лежал без движения, из его разбитого рта толчками вытекала тёмная кровь, окрашивая грязный ковёр в багровый цвет. — «Ахуеть!» — выдохнули пацаны в проходе, их глаза были готовы вылезти из орбит от увиденного. Кулак, почесав затылок, словно ничего особенного не произошло, подошёл к Ивану и положил свою огромную ручищу ему на спину: — «Знакомьтесь, пацаны, это мой браток Ворон, о котором я рассказывал. Живая легенда, можно сказать.» — «Бля, тот самый, который в одиночку толпу всю положил?» — выпалил кто-то из толпы, его голос дрожал от смеси страха и восхищения. Поднялся гомон, каждый спешил поделиться слухами об Иване. Истории становились всё более невероятными с каждым пересказом. Ворон, растянув губы в зловещей улыбке, медленно поднял руку. В комнате мгновенно воцарилась мёртвая тишина: — «Всё, тихо! Я к вам не на чаепитие пришёл. У меня есть дело, и оно не терпит отлагательств.» Кулак убрал руку, и Иван продолжил, его голос звенел сталью, прорезая густую тишину комнаты: — «Парни, мне нужно три человека для одного дела. Сразу скажу — плачу наличными и много, очень много. Но дело будет не из чистых, возможно даже с потерями. Но это если вы не будете слушать меня. А не слушать меня…» — он сделал паузу, его взгляд скользнул по лежащему без сознания амбалу, — «…чревато последствиями.» В комнате повисла гробовая тишина. Казалось, даже воздух застыл от напряжения. Иван медленно обвёл взглядом застывшие лица собравшихся. В их глазах читалась гремучая смесь страха, жадного любопытства и предвкушения чего-то запретного и опасного. — «Так вот,» — произнёс Иван, его голос был тих, но каждое слово, казалось, вбивалось в мозг слушателей, как гвоздь, — «кто осмелится пойти со мной?» Воздух, казалось, загустел от напряжения. Парни переглядывались, в их глазах читалась внутренняя борьба. Страх перед неизвестностью сражался с жаждой наживы и адреналина. Никто не знал, что ждёт тех, кто решится принять предложение Ворона, но все понимали — это будет нечто из ряда вон выходящее. Нечто, что может изменить их жизни навсегда… если они выживут. Иван медленно обвёл взглядом толпу, его глаза, холодные как лёд и острые как лезвие ножа, словно препарировали каждого, кто попадал в поле его зрения. Шрамы на его лице, прикрытые грязными бинтами, придавали ему вид демона, вырвавшегося из преисподней. Кулак, возвышавшийся рядом словно скала, не выдержал и расхохотался. Его смех, больше похожий на рычание голодного медведя, эхом отразился от обшарпанных стен: — «Да что ж вы за хреновы трусы! Тут вам золотое дно предлагают, а вы обделались, как малолетки в детском саду! Ха-ха-ха!» Его слова, пропитанные ядом презрения, словно кнутом хлестнули по собравшимся. Из толпы, расталкивая других, вышел крепко сбитый парень с коротким ёжиком волос. Его глаза, налитые кровью от выпитого алкоголя и возбуждения, горели решимостью человека, которому нечего терять: — «Я в деле», — отрывисто бросил он. Иван окинул его оценивающим взглядом, словно мясник, прикидывающий качество туши. Его глаза на мгновение сузились, мысленно прокручивая возможности новобранца. Кулак одобрительно хлопнул парня по плечу своей огромной ручищей, от чего тот едва устоял на ногах: — «Вот это по-нашему! Ну, кто ещё не растерял яйца? Или все уже успели их в трусы сложить?» Снова воцарилась тишина, такая глубокая, что, казалось, можно было услышать, как за стеной копошатся тараканы. Те, кто стоял позади, начали потихоньку отступать на кухню, словно крысы, бегущие с тонущего корабля. Иван, заметив это, презрительно скривился, его лицо исказилось в гримасе отвращения: — «Ясно, Кулак. У тебя тут одни сопляки собрались. Может, им ещё памперсы не поменяли?» Кулак, раздражённый трусостью своих подопечных, побагровел от злости. Вены на его шее вздулись, словно готовые лопнуть в любой момент. Он рявкнул, брызжа слюной: — «А ну быстро ещё двое вышли! Иначе каждого со второго этажа скину нахрен! Лично!» Иван положил руку на плечо друга, его пальцы впились в кожаную куртку Кулака, словно когти хищной птицы: — «Остынь, Кулак. Мне не нужны те, кого силком тащат. Пусть лучше…» — «Эй, погодите! Я тоже иду!» — раздался хриплый голос из глубины комнаты. К ним приблизился щуплый парень с взъерошенными волосами, похожими на воронье гнездо. Его глаза, глубоко посаженные и окружённые тёмными кругами, горели лихорадочным блеском. Одежда висела на нём как на вешалке, но в каждом движении чувствовалась скрытая сила и опасность. Иван окинул его скептическим взглядом и сказал: — «Ивини, но ты не…» Но Кулак резко оживился, перебивая Ивана: — «О, Бродяга! Вот это поворот! Неужели решил вылезти из своей норы?» Парень, которого назвали Бродягой, пристально посмотрел на Ивана, его взгляд был острым как бритва: — «Ворон, слышал про дело с братьями Бабичами? Или память отшибло?» Иван напряг память, и перед глазами всплыла картина: Кулак, пьяный в стельку, рассказывает историю о парне, уложившем двоих голыми руками. Его губы растянулись в хищной улыбке, обнажив зубы, похожие на волчьи клыки: — «Помню. Что ж, ты подходишь. Надеюсь, не растерял хватку?» Бродяга кивнул и махнул рукой в сторону кухни, словно дирижёр, управляющий оркестром хаоса: — «Эй, Шрам! Тебе ж бабки нужны? Двигай сюда, будет весело! Может, даже кому-нибудь башку проломим!» Из-за угла, словно призрак из тумана, появилась массивная фигура. Мужчина лет тридцати, с короткой стрижкой и заметным шрамом на губе подошёл ближе. Его глаза, тёмные и бездонные как колодцы, излучали холодное спокойствие убийцы. Иван мгновенно узнал его — этот тип часто появлялся в его посёлке. На лице Ивана расплылась дикая ухмылка, от которой у нормального человека кровь застыла бы в жилах: — «Вот теперь — полный комплект. Банда отморозков готова к делу». Шрам посмотрел на Ивана тяжёлым взглядом, словно прицениваясь: — «Сколько?» — его голос был похож на скрежет металла по стеклу. Иван махнул рукой в сторону гостиной, его движения были плавными и смертоносными, как у змеи перед броском: — «За столом обсудим. Кулак, проследи, чтоб остальные не подслушивали. Если что — ты знаешь, что делать». Кулак кивнул и бросил на оставшихся такой взгляд, что те мгновенно растворились на кухне, словно тени при свете дня. Воздух в комнате, казалось, звенел от напряжения и предвкушения чего-то опасного и захватывающего. Иван и его новоиспечённая команда направились в гостиную, их шаги гулко отдавались в тишине квартиры. Они были готовы услышать о деле, которое могло изменить их жизни навсегда… или оборвать их в кровавой бойне. Но для таких, как они, риск был лишь приправой к основному блюду, имя которому — Хаос…

***

"Мы не столько боимся быть обманутыми, сколько боимся, что нас разоблачат." - Франсуа де Ларошфуко.