Дейнис. Невеста Неведомого

113 год от З.Э., Красный замок

      Визерис с умиротворённой улыбкой наблюдал за кружащими в небе драконами — большим чёрным, до боли напоминавшем его Балериона, и маленьким золотым. Несмотря на возобновившиеся приступы Дейнис, она всё равно оставалась гораздо более активной, чем до обретения дракона. Теперь обе его девочки со смехом и улыбками покоряли небеса, да и, несмотря на всё такие же серьёзные и кровавые приступы болезни, Дени в целом стала гораздо быстрее отходить от них, не грозясь всякий миг отдать душу Неведомому… по крайней мере, не так, как раньше.       Мерить свою дочь по меркам обычных людей, в том числе и их здоровья, король не мог. Ни один другой бы просто не выжил после нескольких таких приступов, не смог бы седлать самого большого и грозного дракона из всех ныне живущих.       Дейнис и правда была его дочерью, — и эта мысль всегда отзывалась в нём болезненной гордостью       Он помнил как стал всадником Балериона, уже постаревшего, уставшего от жизни дракона, последнего свидетеля Древней Валирии… его отговаривали от этой связи. Слишком стар, слишком уже ленив, слишком-слишком… но Балерион никогда не был слишком. Он был его, от чешуйчатой морды до кончика хвоста — Визерис знал об этом всегда, с момента первой встречи. Его практически преследовал мудрый, уставший взгляд золотых глаз, а в ушах звучало тяжелое, вымученное дыхание.       Он знал, что Чёрному Ужасу осталось немного. Знал, что станет тем редким Таргариеном, что переживёт своего дракона. Равно также знал и то, что гораздо разумнее было бы выбрать иного дракона — моложе, активней… но одиночество и тоска в золотых глазах не отпускала его.       Самый величественный из всех драконов их семьи… разве заслуживал он смерти в одиночестве? Тот, кто завоевал им Семь Королевств, повергал в страх и ужас их врагов, должен был умереть в одиночестве. Покинутый и слишком старый для молодых всадников. Слишком несправедливо, слишком жестоко. Балерион заслуживал лучшего.       Когда он, тогда совсем юный шестнадцатилетний мальчишка, стал приходить к старейшему дракону, тот ворчливо отворачивал от него голову, словно призывая сделать иной выбор, более разумный, более подходящий. Но Визерис всё же был сыном своих родителей и его ничто не останавливало: каждый день, после захода солнца, он тайком крался к бухте, в которой спал слишком большой для Логова дракон, садился на песок около его морды и читал древние свитки на валирийском, делился идеями, мыслями… и старый дракон его принял.       Просто в какой-то момент не отвернул голову, заворчал одобрительно, ждал его новых визитов. А принц тогда спешил как можно скорее к своему новому другу, пока не понял, что чувствует его мысли, чувства, может обмениваться образами. Это было настолько постепенно и плавно, что в какой-то момент Визерис не мог даже представить, как могло быть когда-то иначе. Как он мог жить без второй половины себя?..       Балерион не пылал и не искрил, подобно молодым драконам, он мерно горел, согревая его, своего всадника, изнутри. Давая неугасаемую уверенность в себе, в том, что он не один в этом мире, что он цельный, правильный, что за его спиной всегда есть вот это — вечное, сильное, греющее пламя, что дарует силу делать каждый следующий шаг вперёд.       Он знал, что его дракон стар и что небо для него стало недостижимой мечтой. Визерис был готов прожить свою жизнь ходя по земле, проводя часы сидя около своего дракона, а не паря на нём в небе. Но он видел тоскливый взгляд Балериона в небо и понимал, что даже если это сократит жизнь Чёрного Ужаса, но дракон выбрал бы скорую смерть, лишь бы хоть раз поднять в небо нового всадника, стать по-настоящему единым целым, как-то и полагается.       А желания своего дракона Визерис уважал больше, чем собственные страхи и сомнения. Балерион заслуживал этого как никто.       Его отговаривали, говорили, что Чёрный Ужас слишком стар и ленив… они просто не понимали. Не знали его дракона! Балерион не был ленив — стар, ранен, измождён, но он мечтал о небе, о полёте, разделённом со своим всадником и Визерис не мог ему в этом отказать. Они трижды облетели Королевскую Гавань вместе и каждый взмах крылом давался Балериону безумно тяжело, но именно тогда они оба были счастливы как никогда. Едины.       С годами воспоминания, столь часто призываемые и трепетно хранившиеся, стёрлись, оставив больше придуманный образ, чем реальные чувства, но он никогда не сможет забыть того абсолютного счастья в небе. Даже если потом счастливых моментов осталось преступно мало — каждый день юный принц приходил к своему дракону, чтобы провести с тем часы, отведённые на сон, ощущая как стремительно утекает время, как слабеет величайший из драконов.       Всё чаще Балерион с трудом отрывал голову от песка, лишь смотрел пронзительно, а дыхание становилось всё тяжелее, вырываясь с тяжелым хрипом. До тех пор, пока однажды он не проснулся посреди ночи от чувства пустоты. Тогда он бежал в одном исподнем, босой, в ужасе, к бухте, на которой лежал Балерион, проживающий свои последние мгновенья. Визерис успел застать лишь несколько последних минут долгой жизни Чёрного Ужаса, а после несколько часов просидел около медленно остывающего, уже не дышащего тела, в слезах.       Тогда в нём что-то изменилось. Надломилось. Он лишился чего-то самого важного, самого нужного… чтобы больше никогда не стать цельным.       Но он не жалел, никогда, не жалел о том, что был последним всадником самого великого из драконов. Что Балериону не пришлось умирать в одиночестве.       С тех пор многие предлагали взять ему нового дракона, претендовать на Вермитора, Среброкрылую, но он никогда бы на это пошел. Не предал бы своего первого, единственного, дракона.       Но словно в последней милости, после смерти Балериона, в ту же ночь, он видел сон - сон о мальчике, своём сыне, в короне Эйгона, на Железном троне, слышал топот тысяч лошадей и треск щитов под натиском мечей, колокольный звон и рёв драконов, что ревели как один дракон. И этот рёв отчаянно напоминал ему рёв покинувшего его дракона... Боги отняли у него возможность быть всадником, но даровали ту же милость, что и первой всаднице Балериона - вещие сны.       И теперь он мог наблюдать, как в небе летает другой огромный чёрный дракон — совершенно иной, конечно, он бы в жизни не перепутал их, но всё же они были схожи. Его дочь, его Дейнис, пошла по стопам отца, не взглянув даже на драконов «попроще», выбрав самого дикого, самого старого, самого одинокого.       — Он родом из Валирии, папа, — сказала ему малютка на следующий день, когда его засранец-брат рискнул выкрасть племянницу, чтобы отвезти ту на Драконий Камень. Никогда ещё Визерис не был так благодарен Деймону и его неуёмному характеру за то, что тот решился на то, на что никогда не решился бы он сам.       — Это невозможно, Дени, ты же знаешь… — мягко начал увещевать её тогда король.       — Это так, — упрямо мотнула головой. — Просто он из другого гнезда. Из семьи других драконьих владык — испугался того, что произошло в Валирии и в последний момент сумел улететь. Он был тогда совсем маленьким и с трудом преодолел море, но шел по следу собратьев. Но его тогда тут не приняли — драконы не дружелюбны к подобным себе из других семейств, потому сначала наши драконы пытались убить его, а он стал убивать позже их.       Звучало разумно, объясняя то, почему вообще кто-то из их драконов стал заниматься каннибализмом и откуда вообще взялся большой дикий дракон. Это было совершенно невероятно, что на свете существовал ещё один, последний дракон, родом из Древней Валирии!.. Но его младшая дочь всегда была особенной девочкой — он знал это с первого взгляда в её глаза и потому дал такое имя. Дейнис, в честь Дейнис Сновидицы, что спасла весь их род.       — Он тебе это… показал, да? — у него почти перехватило дыхание тогда от осознания того, что Дени общалась со своим драконом так же, как и он с Балерионом. Никто больше из тех, кого он спрашивал, не мог видеть, ловить образы своих драконов, как это когда-то делал он с Балерионом.       Именно Чёрный Ужас показал ему красоты Валирии и именно после его смерти, в память своей половины, он стал собирать макет. Чтобы он не был последним, кто видел, пускай и глазами дракона, красоту и величие их былого дома.       — Да, образами, — кивнула дочка, вглядываясь в него своими необычайными глазами и Визерис прижал тогда её к себе, целуя в макушку.       Боги свидетели, его дочери — лучшее, что было в его жизни. Продолжение их с Эйммой любви, наследие Древней Валирии. Если бы только Боги даровали ему ещё и долгожданного сына, наследника, обещанного принца… нет, он был уверен, что однажды так и будет. Однажды Эймма подарит им наследника и тогда королевство будет стабильно, над ним не будет нависать угроза прерывания правящей династии или, упасите Боги, Деймона в качестве короля.       Деймон на троне стал бы крахом для всех Семи Королевств.       Но он всё ещё его брат и Визерис любит его, сколько бы проблем тот не доставлял. В конце концов, если бы не дерзкий характер и буйный нрав брата, то его дочь была бы мертва, так и не получив своего дракона. Иногда Деймон бывал… крайне полезен. И его характер в том числе.       К тому же Деймон совершенно трепетно был привязан к Дени, а его девочки любили своего дядю, да и сам принц в последнее время стал более… спокойным. Относительно самого Деймона, конечно, но всё же. Стоило лишь направить энергию брата в нужное, полезное русло — к примеру, дать место в Совете. Отто конечно, будет против… но это его брат, а он король и решать только ему.       Лорд Бисбери уже довольно стар, так что Деймон вполне мог бы сменить его на посту мастера над монетой, где получил бы достаточное количество дел, чтобы быть занятым, но при этом не нанести особого вреда королевству.       Тогда и его брат, наконец-то, будет при деле и на своём месте — всё же Деймон был его братом и имел полное право на место в Совете, пускай ему и сложно было придумать подходящее занятие. До мастеров над борделями они пока, к счастью, не докатились. И его дочери будут счастливы, имея доступ к дяде рядом. Оставалось лишь надеяться, что брат будет достаточно благоразумен, чтобы не испытывать терпение короля до того момента, когда у него просто не останется выхода кроме очередной ссылки.       — Муж мой? — Эймма незаметно подошла к нему, приобнимая и прижимаясь со спины. Его супруга всегда имела неограниченный доступ в его покои — не важно когда и как, но здесь всегда было место его любимой.       — Они прекрасны, не правда ли? — нежно улыбнулся Визерис, обнимая Эймму и прижимая ту поближе к себе.       — Да, я так рада, что обе наши девочки наконец-то могут жить… полноценно, — вздохнула. — Но я хотела обсудить с тобой кое-что очень важное, любовь моя.       — Конечно, милая, — слегка растерялся от серьёзности жены, потому как ничего особого в последнее время не происходило. Когда-то Эймма так просила его чуть строже контролировать полёты Рейниры, переживая за их первенца, но с тех пор она значительно успокоилась, пускай всё ещё тревожилась за их детей.       — Не смотря на то, что Дени стало значительно лучше и приступы теперь стали… не такими опасными, я тревожусь о будущем Дейнис, пускай до него ещё и осталось немало лет, — она тревожно взглянула на него и Визерис практически сразу понял, что за тревога таится в прекрасных голубых глазах супруги.       — Не тревожься об этом, любовь моя, — постарался успокоить улыбкой супругу.       — Я не могу не тревожится, Визерис! — лицо Эйммы исказилось от волнения, но не успел король ей ответить, как она продолжила: — Рейнира сильная здоровая девочка и я уверенна, что однажды она выйдет замуж за замечательного, достойного её мужчину, что будет любить её, но Дейнис… её здоровье хрупко, я не уверена, что она когда-либо сможет подарить мужу наследника и не желаю, чтобы она когда-либо испытывала те муки, что испытываю я или и вовсе отдала жизнь на родильном ложе!..       Визерис взял в ладони лицо супруги, с нежностью вглядываясь в свою возлюбленную. Никто в целом мире не был матерью лучшей, чем его Эймма, так нежно и отчаянно любящая их девочек.       — Тебе не о чём тревожиться, Эймма, потому что Дейнис никогда не выйдет замуж, — медленно, чётко проговорил король. Он принял это решение сразу же после первого приступа Дени после её обретения дракона. Раньше-то таких мыслей и вовсе не возникало — никто не верил, что Дейнис пересечёт порог детства. — Я не подвергну её такой опасности, клянусь.       Эймма облегчённо прикрыла глаза, расслабилась и прильнула к нему, обнимая. Визерис в ответ прижал её к себе покрепче, целуя белокурые локоны. Что-то внутри него слегка сожалело о том, что он должен будет лишить свою дочь счастья брака, любви, детей… но здоровье Дени было слишком слабым, а она была второй дочерью и не была связана долгом, как они с Эйммой. И здоровье, и жизни своего ребёнка он ставил выше её возможного желания выйти замуж.       — Я уверен, что скоро Боги смилостивятся над нами и даруют сына, — продолжил он, гладя жену по спине. — Тогда наш долг будет выполнен и все страдания закончатся, любовь моя.       Он искренне верил в это, потому что разве не заслужили они наконец обрести покой? Его любимая столько вынесла за годы их брака, но всё смогла подарить им двух чудесных дочерей — и видят Боги, глядя на своих девочек, Визерис никогда не желал, чтобы вместо одной из них был мальчик — и, конечно же, его супруга сможет родить им наследника. С рождением сына все их тревоги позабудутся, Эймме не придётся больше испытывать боль от потери их детей, надо лишь немного подождать и потрудиться.       И тогда у них будет обещанный принц из снов, которого должен привести в мир Визерис.